Текст книги "Его искали, а он нашелся (СИ)"

Автор книги: Avada Kadavra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 96 (всего у книги 140 страниц)

Вместо точки ритуала удар пришелся на какой-то подзаброшенный пустырь, странным образом не занятый никакими зданиями, хоть находился он довольно близко к центру Вечного. Слухи шептались, что в этом месте никто не живет, потому что даже находиться здесь дольше пары часов тяжело, будто сама душа твоя начинает плакать, впадая в депрессию. После нескольких десятков самоубийств среди пытавшихся построить себе жилье на ничейной земле, а также нескольких сотен забранных под белы рученьки немногословными стражниками или даже Очами любителей халявы, желающие закончились, чтобы в Вечном появилось еще одно заброшенное место с обоснованно недоброй славой.

Именно сюда ударило копье.

Ударило, пробив не особо большую, но поразительно глубокую яму в вязкой, испорченной и словно бы умирающей земле, на которой даже сорняки росли неохотно, через силу, стремясь поскорее засохнуть. И сквозь эту яму, на самое ее дно, донеслось пурпурное сияние неправильного неба. Там, на глубине в несколько сотен локтей, посреди глухого каменного мешка, где никогда не бывало любого источника света, раздался тихий перезвон цепей, когда узник сей темницы впервые за века пошевелился. Узник был забыт всеми, проклят при жизни и отвержен в праве умереть, узник не пытался это место покинуть, не пробовал подточить мощь запрещающих чар на своей темнице – не видел в том ни нужды, ни толку, ни хотя бы желания. Но когда камеры его достиг одинокий лучик неправильного света, отголоски происходящего на верху безумия, сухие и потрескавшиеся губы ужасающе худого старца, словно пребывающего на последней стадии истощения, тронула печальная улыбка.

Неслышно, поразительно легко, будто и не просидел в полной неподвижности все эти века, старик встал во весь свой рост, направившись к оставленному ударом чар проему. Отвращающие знаки, барьеры и преграды за это время изрядно подувяли, а их природа была таковой, что разрушалась в присутствии любого источника освещения – потому-то старика и запечатали на такой глубине, в темноте и одиночестве.

Забытый.

Брошенный.

Непрощенный.

Он медленно и не торопясь начал свой подъем вверх по оплавленной погаснувшим копьем рукотворной шахте, а сковывающие его фигуру цепи последовали за ним, направляясь его волей подобно неисчислимым щупальцам кошмарного спрута. Эти цепи надели на него не те, кто запечатал старика здесь, их на себя надел он сам.

И, возможно, сегодня он наконец-то сумеет их снять.

Правила хорошего тона заставляют обаятельного и галантного мужчину, если он считает себя галантным и обаятельным, проявлять хорошие манеры в адрес женщин. Вдвойне заставляют, если эти женщины настолько ослепительно красивы, что невольно проверяешь себя на иллюзию или воздействие соблазнительницы. Троекратно заставляют, если именно эта женщина только что разнесла выстрелом артефактного свинцестрела дурную голову весьма опасной твари, которая едва-едва не отобедала тобой и твоей душой, предварительно насадив тебя, галантного и обаятельного, на два громадных фаллоса, каждый с твою ногу размером.

Честное слово, когда эта мерзость, практически неуязвимая к его классовым умениям, благодаря удачно подобранной коллекции душ, раскинула тем, что заменяло его полупризрачному телу мозги, он был готов разрыдаться от облегчения и жениться на своей спасительнице, не гуляя потом налево, по меньшей мере, года три. Учитывая внешность спасительницы, то даже три с половиной, но на этот счет Пьер был не так уверен, все же хорошо знал свою любвеобильную натуру, харизму и легкую, легчайшую можно сказать, неразборчивость в выборе партнерш для самого приятного развлечения в мире. Ну, это все он прикидывает из расчета, что не станет по-мужски бессилен после сегодняшнего дня и всех зрелищ, выпавших на его уставшую душу.

– Премного благодарен вам за вашу помощь, прелестная леди, и готов всячески заслужить ваше высочайшее одобрение в попытках вернуть часть долга жизни в любой удобный для вас момент. – Говоря с женщинами, главное правильно подобрать набор комплиментов и тактик, чтобы они тебя не послали, а заинтересовались, но сейчас времени на подробный анализ все равно не было, зато хватало других проблем. – Смею предложить немедленную ретираду в сторону крупных храмов, только не в сторону Альков Айзы, ибо я только что оттуда и, могу заверить, теперь там служат не Возвышенному Воителю, а совсем другим господам. В остальном же, позвольте мне...

Дах!

Пронесшийся в паре пальцев от его виска снаряд непонятно чего не повредил ничему, кроме и так почти обвалившейся стены чьего-то дома и его гордости, потому что визгнул он ну вот совсем не утонченно и даже не галантно.

– Кто такой? Что тут забыл? – С непередаваемой интонацией, больше подходящей уличной шпане, чем столь прелестной женщине, потребовала его спасительница. – Отвечай. Кратко.

– Пьер Дакки, также прозванный согильдийцами Поджигающим, авантюрист, двадцать третья ступень возвышения, Ледяной Мечник, эпик... стихийной направленности. – Если говоришь со владельцем направленного в твое лицо свинцестрела, то тут не до галантности, а вот лаконичность и четкость, наоборот, крайне важны. – После массового телепорта меня вырвало из строя обороняющих игорный дом Святые Кости охранников и посетителей, перенесло к ранее названному алькову, а потом, когда я понаблюдал издалека, и мне стало ясно, что храм пал еще до начала сражения, пошел в направлении одного из Первохрамов. Попал на неудобную мне тварь, был спасен. Вами.

Судя по немного смягчившемуся выражению лица, убивать его в целях заткнуть источник шума передумали, но вероятность такого исхода все еще остается неприятно высокой. Молодец, Пьер, умеешь произвести впечатление. Прямо как тогда, в Горкаморке, когда тебя три дня искала твоя же команда с целью четвертовать тебя по приказу бургомистра. И бургомистр тоже своих людей послала искать. И стража. И простые горожане. И воровское отребье. И все работали не за награду, а из искреннего желания помочь друг другу в нелегком деле. Поговаривают, после его визита, в Горкаморке погасли почти все конфликты, а также заключилось несколько союзов между ранее непримиримыми городскими фракциями.

– А чего Поджигающий, если класс ледяной? – Своим вопросом, вернее тем, что именно он оказался задан первым, спасительница Пьера смутила, но не выбила из колеи, благодаря регулярному повторению этого вопроса из уст едва ли не каждого его знакомого.

– Я когда-то по пьяному делу сжег запасы провианта осаждающей город армии. – Честно и без утайки, только очень коротко, чтобы не пришлось лгать и утаивать, отвечает мечник. – Повезло, что в тот раз запас принадлежал не имперской армии, а орде зеленокожих.

– В тот раз? – Мгновенно насторожилась красотка, прищуривая свои удивительно чистые и яркие глаза, а ведь далеко не все за эту оговорку так быстро цеплялись.

– Ну-у-у-у, я вообще часто пьяным бываю. – Неохотно продолжил Пьер, уже жалея, что назвал ей свое прозвище. – И не всегда рядом есть вражеская армия.

Дальнейший обмен любезностями оказался самым наглым и нетактичным образом прерван, когда дальняя от его спасительницы стена разлетелась каменной крошкой, а в облаке этой крошки проявился какой-то подозрительно выглядящий тип в артефактных латах, со зверской рожей, а также с головой и куском грудины какого-то изверга в руках. Еще мгновение спустя эти останки осыпались серой пылью, подобно той, что покрывала громилу (на две головы выше не особо рослого Пьера) вторым слоем незримых лат, а новое лицо на их празднике начало неторопливо вставать, отряхиваясь и словно проверяя целостность костей. Последнее вполне нормальная реакция для того, кто только что проломил собою несколько стен – взгляду шестого сына дома Дакки открылся красочный пейзаж в виде рукотворного (ного-, спино-, и головотворного тоже) проулка, появившегося вследствие упомянутого полета.

Он уже собирался представиться, просто потому, что полезно быть вежливым с человеком, чьи доспехи стоят дороже, чем весь дом Дакки со всем его населением и гербом (тем более, если с этих доспехов на тебя злобно смотрят кажущиеся живыми рожи страшных стариков), даже если рожа у владельца этих доспехов насквозь разбойничья. Особенно, если у него рожа насквозь разбойничья! Увы, но невольная напарница успела высказать свое уважение первой, отбрасывая в сторону пойманный у самого ее симпатичного личика острый обломок черепицы, вероятно рефлекторно брошенный в нее громилой, что почувствовал угрозу от столь же рефлекторно направленного на него свинцестрела.

– Привет, ты чо, охуел? – Оказывается, с Пьером она еще вела себя крайне вежливо, не иначе, покорил он ее суровое сердце своим прекрасным обликом.

– Прив... Так, стоп, какого хера? – Сбившийся с мысли мужик окинул их обоих внимательным взглядом, задержав его на как бы невзначай удерживаемом в боевом положении свинцестреле, пробормотал нечто похожее на "не моя забота", повернулся в ту сторону, из которой прилетел и где еще звучала жаркая битва, и попросту осыпался на камень мостовой кучкой серой пыли, что миг спустя и вовсе испарилась.

– Говоришь, нужно пробиваться к храму. – Как ни в чем не бывало, осведомилась девушка, повязывая на лицо тряпочную балаклаву, и, дождавшись его кивка, продолжила. – Ну, значит, пошли к храму. И да, ты, как боец ближнего боя, идешь первым.

– Все ради ваших прекрасных глаз. – Просиял Пьер, знатно успокоившись, когда осознал, что за спиной у него будет как минимум один боевой свинцестрел в изящных женских пальчиках. – Вот только, готов просить о том прощения, я не знаю, где здесь ближайший храм – я редко посещаю Вечный, а изучить успел только расположение борделей.

Ничуть не смутившись упоминания столь недостойных леди заведений, теперь уже точно напарница лишь удивленно приподняла бровь, да и задала еще один неожиданный (как-то слишком просто она умудряется его удивлять, это не спроста – любовь, не иначе, и, конечно же, взаимная) вопросец:

– А откуда название того храма, откуда убежал, знаешь? – Подозрительность в ее голосе напрочь отсутствует, интуиция молчит, но что-то подсказало Пьеру, что если он ответит неправильно, моргнуть уже не успеет.

– Ну, там был бордель напротив. – Невинно шаркая ножкой (с командирами иногда срабатывало, особенно если они имели сиськи) произносит мечник. – Храм покровителя воинов, а они такие места зело уважают. Да и посещение службы Вознесенному Воителю, если сам живешь с клинка, подымает мужскую силу... ну, мне рассказывали.

Он моргнул.

Она моргнула.

– Тогда пойдем туда. – Указала она пальцем на северо-запад, тут же переходя на легкий бег, запрыгивая на самую целую крышу из оставшихся.

Пьер очень порадовался тому, что развивал себе атрибут ловкости по методу весенней лозы, потому что распределяй он их по шаблону железной крови и просто не угнался бы за этой красоткой, лишившись возможности понаблюдать за ее аппетитной задницей в обтягивающих штанах (о, эти задницы авантюристок и эти штаны, благослови боги того, кто такую форму одежды ввел среди воительниц Гильдии). Потому-то он и не сразу вспомнил, что хотел задать вопрос:

– А какой храм в той стороне? – Не сбить дыхание при таком темпе, который напарница, несмотря на стрелковый класс, выдерживала омерзительно легко, было трудно, но он справился. – Той, куда мы идем?

– Понятия не имею. – С ноткой веселья призналась она, чуть замедляя бег, чтобы он не выкашлял собственные внутренности от перенапряжения. – Я тоже Вечного не знаю, а где искать бордели, тебе и так известно.

О.

О!

Вот теперь он уверен – им точно удастся подружиться.

В какой-то миг события битвы слились для Вараа в цепь отдельных кадров, обрывочных образов и едва различимых воспоминаний. То ли его амулеты все-таки дали сбой, а бенефики не уследили за наложенными благами, то ли просто напряжение последних часов доконало юного воина, но не самый слабый мечник и страж, разменявший четверть сотни ступеней, просто поплыл и действовал скорее по инерции, чем осмысленно. Выручили тщательно вбиваемые наставниками рефлексы, спасая там, где мозги могли только погубить. Вот вроде бы никогда труса не праздновал, всегда в боевой обстановке вел себя спокойно, но, как говорится, воитель познает себя только в настоящей битве. Прошлые конфликты, видимо, оказались недостаточно настоящими, что даже логично – придумать более масштабное побоище, чем то, во что обернулся сегодняшний день, будет непросто.

Где-то после третьей попытки штурма, когда в бой пустили не только культистов и стандартных тварей, но еще и каких-то поразительно мерзких одержимых детишек, набранных, не иначе, по ближайшим домам призрения и рабочим приютам, а после пущенных на сосуды для относительно слабеньких, но очень уж гадостных тварей. Хрупкие, тупые и маломощные, они звучно лопались при попытке их ударить, заливая своих убийц не привычной смесью гнили и золотистого меда, а концентрированным флером с алхимическими присадками, что проедали и броню, и щиты, и, судя по всему, даже души.

Вараа успел сбросить с себя стремительно ржавеющий и растекающийся нагрудник и перчатки, но после этого разум стража поплыл, унося его ввысь, как при приеме слишком большого количества обезболивающих зелий. В таком состоянии, да еще против Извергов, шансов у человека просто нет, но ему как-то повезло выжить. Не иначе сама Фортуна поцеловала его и назначила новым любимцем на ближайшие сутки, потому что никаких иных идей у воина не имелось. Разрозненные кадры воспоминаний, когда он их смог нормально осознать, заставили бы поседеть, не будь он налысо обритым, согласно традиции его воинской школы.

Взрыв живых бомб.

Сломанный строй, распадающийся на отдельные группы, а то и вовсе одиночек под непрерывными атаками тварей, культистов и подвернувшихся под руку несчастных обезумевших горожан. Сверху кружатся в зловещем и манящем танце сотни мелких огоньков, почти неопасных поодиночке, но контролируемых кем-то умелым и осмотрительно держащимся подальше от чужих клинков и магии. Крики, стоны и вопли умирающих и затронутых, сливаются в выдирающую мозг симфонию, кто-то из магов отдает приказ бить площадными атаками, не заботясь о сохранении жизней попавших под удар союзников.

Удары льда и молний.

Разлетается на куски старина десятник, так и называемый ими всеми Десятка, когда его, уже агонизирующего и с перегрызенным горлом, накрывает потоком танцующих снежинок. Вараа что-то кричит, одновременно угрожающее и несуразно-смешное, отчего тут же начинает смеяться. Руки словно деревенеют, а потом их как будто бы направляет чья-то еще рука. Был это эффект одного из наложенных благ или все-таки что-то еще, но окосевший парень с легкостью снимает двух вооруженных топорами культистов, затратив на каждого по одному удару, закрывает себя их умирающими телами, а когда эти тела обращает дымящим и зажаренным фаршем от удара подобравшейся слишком близко твари, то убивает еще и ее, затолкнув пяток боевых амулетов-детонаторов в широко раскрытую пасть на груди.

Вопль поймавшей стрелу авантюристки из какого-то отряда, присоединившегося к обороне малого магистрата восточных кварталов, а он пытается ее спасти, но вторая стрела пробивает ей череп, затыкая вопль. Третью стрелу он пропускает в пальце от собственного лица, застыв на месте, повинуясь какой-то нашептанной истине, чистой и невообразимо далекой, далекой как... Еще одно мимолетное движение, совершенное против собственной воли и удар мертвой авантюристки, внутри которой пустили червеобразные корни вросшие в нее стрелы, проходит за спину Вараа, когда он сам подается ей на встречу, размазывая тело могучим ударом, подобно подгнившему баклажану.

Взрыв под ногами.

Он начинает перекат заранее, словно уловив отблеск грядущей беды, тончайший намек, будто звездное полотно в отражении чистого храмового пруда, прыгая прямо в пасти наступающих на него тварей. Их не меньше десятка, окруженных доброй сотней мелких душ-огоньков, а внутри этой тучи скрывается и тот, кто этой мелочью управляет. Встречный удар флера парализует, заставляет упасть на колени, не вставать с земли после переката, но мигом спустя сзади взрывается земля, взрывается чистым Солнцем. Кто-то из геомантов сумел доставить целую связку взрывных амулетов на однотипной планарной энергии прямо под ноги добивающим первые ряды, – сломанные ряды, – защитников тварям. Кто-то пожертвовал ими всеми, но времени на обиды нет – удерживающих его мелких извергов уничтожило, зато их магия, их тела защитили Вараа от взрыва и поражающих факторов, позволив оказаться ровно напротив все еще шокированных внезапной ловушкой тварей, оказаться напротив кукловода и его свиты из тварей, что сильны только на дистанции.

Остатки деревянных бочек и повозок, которые пустили на баррикады часом ранее, взрываются прямо под шагами Вараа, обращаясь трухой и кислотой, но он словно засыпает на мгновение, будто над ним перехватывают контроль, заставляя шагнуть прямо в облако смерти. Но яд не трогает его, а сам воин каким-то образом сумел рассчитать момент вдоха и выдоха так, чтобы промелькнуть сквозь зону смерти, выйдя напротив кукловода, не пустив заразу в собственное дыхание. В его глазах смех и радость, но Вараа почему-то видит в них себя в окружении едва различимых белесых огоньков, словно и вправду звездное небо, а потом достигает своей цели труха, разбивая формацию противника.

Бей!

Кружи!

Бей!

Повинуясь неясному шепоту он вкладывает весь имеющийся резерв в следующие секунды лихорадочной спешки. Его классы не предназначены для мощных проявлений волшебства, но есть и у него свои умения. Все они использованы, выложены на игровой стол без оглядки на вред для здоровья, затраты и необходимость пауз между применениями. Вараа стоит на коленях, кашляя кровью, чувствуя, как вливается в искалеченное тело сама жизнь, когда его спасение подхватывает кто-то из целителей. Кто-то из сильных целителей, раз уж может на дистанции работать, протянув канал жизни аж из третьего ряда обороняющихся.

Вокруг лежат распадающиеся и гниющие останки тварей, включая обезглавленного кукловода, даже культисты и те гниют, хотя и не должны были бы. Он еще успевает подумать о каком-то хитром трюке, как подходит новая группа противника и Вараа осознает, что они должны были бы ударить немного в других обстоятельствах, добивая оборону и пробиваясь сразу к магам, лишая возможности удержать магистрат, хранясь под его стационарной защитой и благословениями.

Мимо словно проносится снаряд катапульты, оказавшийся на проверку чернокожей воительницей, одетой лишь в звериные шкуры и варварские амулеты, а от ее громадной фигуры, что даст фору любому кузнецу в плане внешних проявлений силы, просто отскакивают и стрелы, и клинки, и чары, тогда как ей, почти не думающей об обороне, хватает одного удара сияющего магией клевца, чтобы радикально уменьшить количество нападающих. Вараа позволяет себе полюбоваться ее движениями лишнюю секунду, объясняя себе внезапное влечение пойманным в лицо потоком флера, подымаясь на ноги и перехватывая поудобнее собственный чекан, вновь бросаясь в бой.

Встречный удар.

Люди и твари сталкиваются вновь, но теперь преимущество уже за наделенными, ведь чернокожая дева не одна такая, а лишь первая ласточка подошедшего подкрепления. И это не самое плохое подкрепление, потому что среди обороняющихся с этой дикаркой может сравниться разве что Старший Наставник Броборыч, да и то за счет опыта и сноровки, а не голой силы и уровня. А уж снаряжение ее, несмотря на примитивный и грубый вид, зачаровано на совесть, заставляя большую часть вражеских чар огибать ее фигуру, не давая шанса разбиться о непробиваемую кожу цвета ночи.

Тем сильнее удивление и какая-то обида Вараа, когда деву просто сносит встречным ударом мутировавшего от множества проклятых даров Пекла оборотня, что умудряется сбить ее с ног, выбить из рук оружие и начинает терзать беззащитное тело, игнорируя ломающие кости удары ее кулаков. Возникший за спиной оборотня союзник, тоже из новоприбывших, работает на загляденье любому фехтовальщику, пуская всем вокруг кровь двумя короткими дротиками с длинными и волнистыми лезвиями. И он, не обратив на положение напарницы никакого внимания, просто проходит мимо, продолжая атаку, оставив спасшую Вараа жизнь деву на произвол судьбы.

С бешеным воплем он меняет направление рывка, оказываясь рядом со своей спасительницей, успевая одновременно терзать чеканом хребет оборотня и дробить кости всем, кто пытался помочь псине добивать лежачую. Лица, лица, лица – они сливаются в одну злобную харю, одну вражью рожу, которую Вараа бьет и бьет, пока чекан не выбивают из руки лезвием странного дротика, что ударил плоской стороной лезвия, разом отсушив руку и выведя парня из состояния боевого ража.

– Успокойся, герой. – Вроде и насмешливо, но с толикой искреннего уважения и нехарактерной для безумия битвы вежливости, что от кого-то с метками "самоцветной" команды Гильдии звучит той еще похвалой. – Кончились они. Ну, здесь кончились, а так их по всему Вечному еще больше, чем тараканов в плохом трактире.

– Успокоиться? – В своем нынешнем состоянии Вараа был бы готов сказать все, что думает даже самому Императору, наплевав на стопроцентную гарантию гибели после необдуманных слов, а то и еще до того, как он их выговорить успеет. – Вы, когда свою соратницу оставляли на растерзание оборотню, даже не подумав ей помочь, тоже спокойны были? Когда ее загрызали, вы сильно успокаивались?

Вместо мгновенного ответа сталью за оскорбление того, кто личной силой мог быть приравнен к иному гарнизону, его встретило не спесивое возмущение пополам с брезгливым презрением, а легкое удивление, перешедшее в понимание и, следом за ним гомерический хохот. Который подхватили не только со сторон, где стояли остальные бойцы пришедшего подкрепления, но еще и из-за спины Вараа, причем смех был хоть и грубым, но женским. Развернувшись на пятках, Вараа видит подымающуюся на ноги воительницу, оправляющую на глазах восстанавливаемую одежду на так и не получившем повреждений точеном теле. Немного покраснев, парень разворачивается обратно, даже быстрее прошлого, успев, впрочем, разглядеть обнаженные, вследствие повреждения упомянутой одежды, прелести дочери саванн.

– Ух, уморил, парень. – Его собеседник, не спеша показывать свое физическое превосходство, утирает выступившую на глазах слезу, едва выдавливая из себя следующие слова. – Ты когда-нибудь пробовал грызть Гудрон? Она же Джаггернаут, забравшаяся на четвертый десяток ступенек вечной лестницы, а не барышня-цветочек из аристократии. Ее этот мешок блох не имел шансов даже поцарапать, а переведя бой к обмену ударами, она его из объятий уже не выпустила бы. Тогда как даже мне столь быстрый и живучий регенератор доставил бы проблем.

Упс.

Вараа внезапно осознал, что выставил себя дураком, а спасло его только понимание и человеческое отношение со стороны командира команды самоцветного ранга, который не стал лезть в бутылку. Ну, еще чистота речи, потому что Десятка ненавидел ругательства, – его какой-то малефик в ранние годы службы проклял, так чтобы от мата желудок слабел, – приучив всех своих подчиненных за словами следить аки за кошелем на рынке. Разразись Вараа площадной бранью, ему бы язык укоротили просто из необходимости поддерживать репутацию и держать лицо.

– Поцарапать-то не смог, выб*ядок песе*уий, но, сука говножорная, голову морочить пробовал, скотоложец этакий. – Вышедшая из-за его спины дева, хлопнула Вараа по плечу, едва не заставив упасть и, похоже, вдавив сапоги в землю на пару пальцев. – Но ты хорош, малек, прямо детеныш медоеда! Даже я в свою молодость в одно рыло на строй тварей не прыгала. Кстати, если ты на меня пялился, аж облизываясь, не из-за бл*дского флера, то после этой заварушки найдем друг друга, спаситель ты горемычный.

Против воли Вараа вспомнил вид ее обнаженного тела и почувствовал, как у него краснеет лысина.

– Ритар, у нас проблема! – Разговор, в ходе которого Вараа принимал все новые и новые оттенки красного под хохот соратников прекрасной Гудрон, прервал вопль еще одного из бойцов подкрепления, что бежал к их группе в сопровождении одного из дознавателей стражи, вроде как смутно ему знакомого. – Большая, мать ее, проблема.

Вараа, которого никто так и не стал прогонять, а сам он только рад был побыть в центре группы элитных авантюристов, как из соображений безопасности, так и из возможности подольше любоваться совершенно не стесняющейся его глаз Гудрон, невольно прислушался к проходящему в шаговой доступности разговору. Вокруг творилась типичная вакханалия после кровопролитной битвы, сновали туда-сюда целители, бенефики снимали эффекты флера на тех, кто уже не мог здраво мыслить, а команда элитных приключенцев, казалось, вообще не замечала происходящего, ведя себя будто во время рутинного выхода на безопасный патруль.

Такое отношение немного выбивало из колеи, но пережитое за последние часы уже отучило удивляться, так что Вараа тоже воспринимал все происходящее, как должное. Заодно слушал тревожные новости, причем ради разнообразия, настолько тревожные, что даже авантюристов проняло, отчего они забегали, а Гудрон просто схватила его за плечо, погнув и без того побитые доспехи и потащила вслед за ними всеми, похоже, просто рефлекторно. Всполошиться было от чего – группа дознавателей с огромным трудом вскрыла мозги самому высокопоставленному из немногочисленных пленных, несколько раз едва не убив того в процессе допроса, потому что у него был какой-то бьющий по сознанию талант, а под конец спалив ему мозги до той степени, что они потекли из ушей культиста, несмотря на всю его регенерацию.

Допросили, буквально вырвав не слова, но образы тех истин, что в его голове плавали – Вараа знал, что такие вещи даже для сильных Дознавателей не так уж и просты, но сейчас не до экономии сил, а толку от подобных кадров в прямом бою все равно нет. А после допроса резко забыли об усталости, начав бить тревогу, пусть и пока не общую, чтобы не поднять панику и не смутить возможных наблюдателей. Оказывается, все те твари и предатели рода людского, что были убиты ими ранее, являлись лишь отвлечением, мясом для клинков защищающих магистрат наделенных, что должно было лишь отвлечь и распылить силы. Дотянуть до прихода подмоги и сильных бойцов в ее составе, чтобы подставить их под второй удар.

Засадная группа тварей, одержимых и культистов шла через тоннели катакомб (которые под этим участком города считались наглухо законопаченными), чтобы ударить прямо в момент наибольшей слабости. Немногочисленные, но все до единого сильные, их было всего около сотни, но с учетом их мощи и числа остального мяса в основной атакующей формации, они имели все шансы на успех. Особенно если первым ударом вывести из игры самоцветную команду, сковав или убив, а только после приняться за более многочисленного, но уже обессиленного противника, за загнанную добычу.

– Вы должны сами это видеть, старшой, тогошо я нигрыха не понимаю. – За следопыта и скрытника в этой команде был чистокровный половинчик, который и провел разведку катакомб, найдя внезапно появившийся (словно под действием пространственного артефакта, вроде того самого, что едва не разбил строй защитников магистрата, когда перемешал всех и каждого находящегося в Вечном и не имеющего специальной защиты) широкий тоннель, ведущий прямо под их позицию. – Я такого еще не видел.

Вараа, как один из обладателей второго класса, тоже был привлечен к попытке провести встречную атаку по отчего-то замешкавшимся тварям. Разумеется, все опасались обмана в обмане и встречной засады, так что куда больше были готовы самим отступить, обваливая тоннели, включая новообразовавшийся под действием неясной магии отнорок. Они осторожно продвигались вперед, выдыхая пар и смахивая в сторону клочки конденсированного тумана, возникшего из-за перепада температуры снаружи и здесь, под землей. Они были готовы убивать или умереть, – хотя Вараа, осознавая, что выбрал все запасы удачи на несколько жизней вперед, больше склонялся к последнему, – готовясь исполнять долг если не служебный, то просто людской.

Не пришлось, потому что засады не было.

Извергов, впрочем, тоже.

Имелся только довольно большой идеально круглый зал, в котором дьяволы готовились к нанесению удара, приносили нужные жертвы, устраивали усиливающие оргии, проводили необходимые скрывающие ритуалы и занимались прочими зловещими вещами. Они были здесь, но теперь их не было, зато остались следы их пребывания, тех самых ритуалов и жертвоприношений, а также прошедшей битвы. Вот только это были странные следы, будто очень-очень давние, почти затертые, но все равно свежие, и часа не просуществовавшие.

– Вот, вот, патрон, смотрите! – Носился кругом мелкий, но очень грозный полурослик, тыкая пальцами то туда, то сюда. – Разрез видите, а руны на нем?

Разрез было трудно не увидеть – громадная линия рассечения, тянущаяся вдоль всей стены "засадного зала" так и привлекала внимание, являясь самым ярким следом сражения. При этом следов было слишком мало, словно битву успели только начать, а потом она сразу закончилась, или же перенеслась непонятно куда вместе со сражающимися. И, если присмотреться к следу от невидимого лезвия, то на внутренней стороне разреза действительно были выжжены цепочки тошнотворных знаков, больше похожих на похабные рисуночки, чем на благородные руны.

– Эти цепочки, конечно, искажены, опорочены, но это все равно цепь наложения и силовой узор. – Продолжал половинчик, демонстрируя немалую эрудицию. – Ты знаешь, старшой, я не маг, но увлекаюсь, так что могу говорить с уверенностью. Этот удар не мог оставить вот эту царапину, потому что если бы его спустили с цепи, то он бы пробил себе дорогу сквозь десяток таких же стен и потом наружу из катакомб. Такими рунными энерголезвиями стены крепостей вскрывают, будто флягу с вином откупоривают! Ими можно башню волшебную срезать под корень! Это точно было полноценное лезвие, а не сработавшее в никуда из-за потери контроля над чарами. Просто оно... ну... из него как бы выжрали всю его мощь. И зубы моего пятиюродного дядюшки даю, что это нечто выжрало не только эти чары, но и вообще все и всех, кто здесь только был.

Пока Вараа тихо пытался понять сказанное, – потому что он был не элитным авантюристом самоцветного ранга, чтобы в таких тонких материях разбираться, – сами авантюристы все быстренько уразумели, начав обсуждать варианты и выдвигать предположения. Что или кто мог это все провернуть у них под носом, каким способом проворачивал и куда делись те, кто неясно куда дел толпу злобных дьяволов?