Текст книги "Его искали, а он нашелся (СИ)"

Автор книги: Avada Kadavra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 88 (всего у книги 140 страниц)

Что действительно удивительно, так это едва уловленное движение Ареи, словно рука ее, в момент адресованного арбалетчику приказа, попыталась сжать рукоять кинжала. Даже не верится, чтобы кто-то с ее биографией проявил такую резкую заботу о ком-то... Это могло бы быть подозрительным, но пока что Валзея не могла эти подозрения оформить хоть во что-либо.

– Назови свое имя! – Новый приказ, новая трата сил, одновременно с обращением к тому истоку, какой питает каждого из наделенных истинной властью.

– Морт, сын Волаана из стеклодувов. – От давления ее присутствия у парня даже заикание прошло, что кстати давно задокументировано и является одним из способов излечения подобного недуга, только очень дорогим и редко применяемым по вполне понятным причинам.

Все же простолюдин, что, с одной стороны, хорошо и легче для нее, а с другой, наоборот, куда тяжелее в плане репутационных потерь. С другой стороны, ну не убивать же его теперь, а оставить спасшего ее душу в живых, но не одаренным за свой подвиг, будет для репутации еще хуже, даже если об этом никто не узнает.

Плевать!

Пусть Караст-Барг триста раз заплатил за ее милость, пусть даже и не только деньгами, но и делами, но его подвиг и десятой доли свершения мальчишки в себе не вместит, хотя уж ему-то вся его семейка помогала в получении милости из рук Валзеи. Если Вильям и его род еще живы и переживут это побоище, она найдет, чем ответить на их весьма вероятные и частично обоснованные претензии.

– Волей моей, как дщери Отца моего и от его имени. – Слова срываются заученные и идеально поставленные, но вся воля принцессы сосредоточена на том, чтобы сейчас не сконфузиться и, с удивлением, она понимает, насколько нетипично легко идет начатый ею процесс. – Да будет отнято твое имя, застыв в руках моих Вечных, оставив тебе имя Отца твоего. Да станет имя твое, именем рода твоего в память о свершенном. Встань, Волаан де Морте, эсквайр, и помни о чести своей, о доме своем, о слове своем и о подвигах, что никогда не должны быть забыты.

Дать обычный титул совсем не сложно, но если уж одарять, то по самой верхней планке. Изначально она именно титулом и хотела показать свою милость, добавив характеристик и немного повысив шансы на выживание. Чего она не ждала, так это того, с какой легкостью наделение пройдет, позволяя пожаловать куда больше, чем она вообще считала возможным. Она даже титулование провела по западной традиции, с добавлением приставки, чтобы скомпенсировать возможный откат – на западные провинции, так уж сложилось, у Валзеи больше всего влияния, что и выливается в подобные мелочи. Но каков же результат!

Хотя, если так вот взять и подумать...

С его уровнем, не просто поучаствовать в сражении с явно перешагнувшим полусотый шаг по лестнице возвышения культистом, так еще и нанести ему и его артефактам хоть какой-то урон, а после сделать решающий вклад в победу, пусть даже и по случайному везению – это и вправду достойно очень многого. Например, получения второго класса еще на двадцать втором уровне, что, конечно, случается иногда, не являясь каким-то сумасшедшим преимуществом, но и требует это, обычно, весьма серьезной подготовки при сомнительном результате. И ее братья, и сама принцесса, предпочитали получать свои классы нормальным методом – так меньше рисков. Если бы можно было, например, достичь второго класса хотя бы на девятнадцатом, чтобы получить дополнительное очко умений, то желающих рискнуть нашлось бы куда больше.

Встряхнув головой, Валзея отступила на шаг от новоиспеченного Эсквайра, убирая с его плеча свою ладонь и с удивлением констатируя ничуть не просевший резерв. Ей доводилось наделять титулом своих свитских, а иногда и не только титулом, но и сменой класса, и всегда после подобных манипуляций ей требовался отдых, а порою и лекарь. В случае с лекарем, разумеется, только распрощавшись со свидетелями, чтобы никто не видел ее слабость, но сейчас не о том речь.

– Поздравляю, Морт. – Искренне, насколько может судить Валзея, порадовалась за нежданного соратника Арея Ферн, только подтверждая подозрения, что этот слабак привязался к странной парочке уже давно, успев примелькаться. – Глядишь, карьеру сделаешь.

Даже громила и тот проворчал что-то среднее между матерным и одобрительным, прислонившись к стеночке и отдыхая после трудов своих, заодно смотря вперед несфокусированным взглядом. Тут тоже все ясно – не один только Волаан получил от поединка новые вознесения. Принцесса тоже хотела потратить немного времени на осмотр перемен в Статусе, не найдя причин сдерживаться, но зато найдя время на вопрос.

– Почему течение времени в поместье и за его барьером выровнялось? – Ответа она не ждала, но о причине такого казуса подозревала. – Вы заметили момент перехода?

– Не, не заметили. – Ответил все так же смотрящий в себя странник, не отвлекаясь от своих дел. – Прыгал по Метке, причем появилась она резко, почти внезапно. Я ее навесил на пид*рка уже давненько, но отсосы бл*дские ее почти сразу и захлопнули, почти сняли и даже пару раз пытались меня же по ней отыскать, ху*лы проклятые. Если бы не перестраховка, то мог и нарваться. Мы, там, малек покуролесили, так что пришлось выбирать, где пиз*ы получать – либо там, где нас уже обложили, либо по внезапно засверкавшей Метке. Как говорил один мой знакомый Ведьмак: "Что то ху*ня, что это ху*ня. Вот эти две ху*ни такие, что я, бл*дь, доставал оба свои меча сразу".

Еще пару наводящих вопросов, в основном касающихся временных рамок, совмещенных с попытками побольше разузнать о том, где и за что эту троицу прижали, привели Валзею к единственному логичному выводу.

– Где-то в это же время культисты добивали мою свиту, из тех, что при мне находились, и охрану поместья. – Удовлетворение от осознания гибели немалой доли причастных к ее проблемам выродков немного успокоило чувство горечи под сердцем от потери верных лично ей людей. – Скорее всего, в попытках подать сигнал, кто-то из ответственных за ритуальные залы обрушил эффект смещения. Потому вы и смогли сюда попасть, что, несомненно, хорошо. И плохо.

– Плохо? – Мальчишка и вправду перестал заикаться, что тоже хорошая новость, ибо не станут над ним и, косвенно, ею, как наделившей титулом, смеяться. – Но почему?

– Это значит, что защита поместья только внешне почти не пострадала, а сама уже рассыпается, словно сахарное печенье. – Ферн играет роль наставницы при новом пополнении, явно не впервые отвечая на глупые вопросы своего спутника. – Ставлю на то, что стоят купола только потому, что никто из извергов и не пытался это место вскрыть, зная, кого сюда отправили и зачем. Прошу простить, если мои слова слишком вне протокола, ваше высочество.

Валзея, конечно, не собиралась срываться на грубое нарушение этикета ликвидатором, хотя бы потому, что выставила бы себя мелочной дурочкой. Если уж молчала на пассажи странника, словно намеренно на ее нервах мелодию играющего, то вызверившись на более слабую и находящуюся в подчиненном ее крови положении Ферн, она только себя лицемерной и трусливой глупышкой выставит.

– Отдохнули и хватит. – Вновь принцесса не смогла отследить момент, когда громила оказался на ногах, что и не удивительно, при разнице в классах, но вот тот факт, что этого момента явно не отследила и приспособленная к таким задачам Ферн, тревожил намного сильнее. – Мы засиделись. Если нужно во дворец, то пора двигать задом сейчас же. Встали и попи*довали, господа и дамы.

Он вновь ее перебил.

Вновь не дал ответить на обращение.

Снова высказался матом.

Так еще и в ее же адрес!

Ускорение, разгон, укрытие себя барьером и вот она стоит перед ним. Пусть даже он сильнее, пусть она не сможет выстоять с ним в бою, даже если на ее сторону и встанут остальные двое (что не подтверждено, если верить касающимся Ферн отпискам аналитиков), но у нее есть честь, есть достоинство, самоуважение, наконец! И терпеть такое отношение, смолчать даже сейчас будет выбором еще худшим, чем пасть в сражении.

Она уже раскрыла рот, готовясь выплеснуть то ли слова активации для семейной мистерии, то ли требование принести извинения, причем такие, чтобы они получились искренними, как по спине ее пробежала позорная дрожь, а из уст сорвался не менее постыдный всхлип. Справедливости ради, ее оппонент тоже аж присел, с трудом удерживаясь на ногах, а раскосые глаза его приобрели идеально круглую форму.

Валзея, как старшая из дочерей Императора, прекрасно знала, какие вещи можно найти в родовом хранилище и какие могут быть последствия у их использования. И если дело дошло до того, чтобы применить именно ту вещь, о которой она подумала, то ситуация, несомненно, стала просто ужасающей. Вероятно, пребывая под сенью множества барьеров, пусть и ослабших, она чего-то важного не заметила, потому что трудно вообразить, зачем отец активировал Совмещенный Лабиринт.

Один из сильнейших мифических артефактов вообще, он обладал поражающей воображение мощью, способной иного воплотившегося Бога трижды подумать заставить, прежде чем рискнуть выйти против владельца артефакта. Артефакта, что мог сравнить простого одинокого смертного если не с Богом, то с его Аватарой. Артефакта, который был абсолютно, совершенно, полностью бесполезным для любого, кто одиноким не был – все до единого активируемые способности этой игрушки древних цивилизаций били строго по площадям, с огромным трудом различая своих и чужих.

Отец, несомненно, применил самую простую форму атаки, первую из дарованных способностей, открываемую любому, кто возьмет артефакт в руки, обладая при этом тридцатым уровнем и классом правителя любого типа. Большая Перестановка позволяла очертить огромные территории, зависящие от количества подконтрольной земли, объять всех живых и неживых, разумных и неразумных, наделенных и наделенности лишенных, а после хаотичным образом переставить их всех местами.

Использовать перестановку в обычной ситуации – это катастрофа в масштабах Империи, потому что во владениях Императора Веков, на минуточку, вся Империя и состоит. Но сейчас, когда Империю от столицы отрезали крепчайшей преградой, эффект Лабиринта покрывает только один лишь Вечный. Ко всему этому стоит добавить, что множество укрепленных точек по всему городу создавались и защищались с расчетом на возможное использование этого артефакта, а значит, часть сил сумеет сохранить боевой порядок.

А еще...

На лицо Валзеи выползает глупая улыбка, когда она осознала хитрость Отца – это всю Империю прикрыть невозможно, как невозможно защитить от перемещения каждого из верных тебе людей. Но вот один лишь Вечный, если хорошенько разогнать восприятие зельями, бенефиками и ритуалами одновременно, а после упасть с головой в классовые умения Императора... полностью взять под контроль механизм Лабиринта на такой территории тоже не выйдет, если не считать очаги сопротивления и, вероятно, сосредоточия спрятавшихся гражданских. Все остальные, кого перестановка застанет на улицах или в рядовых боях местного значения, имеют все шансы попасть в случайную точку города.

Только вот какая шутка с этим перемещением.

Люди были к бою неготовыми, и пусть даже сохранили кое-где боевые порядки, пусть сосредоточились отрядами, возле тех самых очагов сопротивления, но их организованность ни в какое сравнение не шла с отлаженной и, наверняка, тысячу раз отработанной машиной вторжения. И там, где наделенным, большей мерой, будет все равно где сражаться за свою жизнь, потому что и там, и там кругом полная безысходность, с тварями все иначе. Потеряв слаженность, перемешав ряды, маршруты штурмовых команд и групп зачистки, они потеряют куда больше, чем потеряли бы защитники, а ведь Император просто обязан сделать все, что только возможно, лишь бы его подданных перестановка задела как можно меньше.

На замкнутом пространстве Вечного, он имеет все шансы познать успех в этом деле.

Валзея в своего Отца, несмотря на сложность отношений в семье, истово верила.

Барьеры имения выстояли, пусть и получив огромное количество прорех, только на этот раз уже легко различимых. Если бы не Валзея, зафиксировавшая их точку в пространстве по эталону "за секунду до волны перестановки", если бы не пылевая сфера странника, успевшая укрыть их лишь чуть позже искажения Валзеи, то разметало бы по разным углам и их тоже. Судя по этой простой истине, вносить имение в список исключений для волны Отец (или кто-то из старшей семьи) не стал. Обида сменилась пониманием – охрана таки подала сигнал перед гибелью, а значит Валзею уже считают либо мертвой, либо хуже, чем погибшей, либо, что совсем печально, перевербованной и опороченной.

Опала пыль.

Выровнялся поток реки.

Звучно икнул Волаан, едва успевший среагировать на смену обстановки, подымая арбалет в боевое положение, но из-за оглушающего буйства пространства просто не удержав его в руках и уронив на пол, отчего тетива спустилась, выплевывая из ложа свой снаряд. Сухим стуком отзвучал воткнувшийся в стену арбалетный болт, сбивший с подставки какую-то из безумно дорогих картин, непонятно зачем размещенных в общем зале. Со звоном разбилась на осколки фарфоровая ваза времен ранней Империи Рук, которую столкнула на каменный пол падающая картина. Полторы тысячи золота минимум, но конкретно эта, наверное, стоила куда дороже, раз стояла именно здесь...

– Простите. – Пролепетал эсквайр, разряжая обстановку.

– Мда. – Продолжил странник. – Я тож, как бы, перегнул немножко.

– Да и я непозволительно взбудоражена происходящим. – Валзея так, на самом деле, не думала, но последним делом будет обострять конфликт, формальную победу в котором оставили за ней, и который она полноценно выиграть не сможет.

– Значит, во дворец. – Резюмировала ранее хранившая молчание Ферн, возвращая свои кинжалы в ножны. – Пока волна переноса... если это то самое, о чем я подумала, полностью лишила извергов организации, у нас еще есть какие-то шансы.

Спустя полторы минуты, Валзея уже примерила вытащенный из хранилища запасной амулетный комплекс, выпила еще одну порцию зелья, которое вылезет ей боком в будущем, послала мысленное проклятие в адрес выпотрошенного трупа Рамарца, вернее того, что от него после поражения Тьмой осталось, остро пожалев о наличии у себя высоких манер, не позволяющих на этот труп еще и плюнуть. Громила, вон, манерами не забивал свою голову, даже пнув кусок селезенки культиста.

Спустя две минуты они уже покидали поместье и неслись во весь опор к той стороне купола, через которую было проще всего пройти, не обратившись пеплом, и которая, по счастливому стечению обстоятельств, позволяла встать на самый короткий маршрут до дворца. А еще Валзея заметила, что громила не стал еще раз надевать свой плащ, лишь рассовав по кармашкам пояса часть своего арсенала. Вместо плаща тканевого на его плечах оставался так и не опавший плащ пылевой.

И еще ей отнюдь не показалось, что пугающие лица злобных стариков, изображенные на его латах, смотрели по сторонам слишком живо, слишком предвкушающе...

Главный Театр являл собою здание большое, пафосное, с кучей витражей и лепнины, но при этом еще и с толстыми стенами, крепкими внутренними перемычками, удобной для обороняющихся архитектурой и огромным, как для обычного театра, количеством защитной магии. Театр, фактически, был очень удобной точкой обороны, а квартирующиеся рядом корпуса стражи, несколько гильдейских полигонов и даже лагерь тренировки для новобранцев Очей могли за считанные минуты оказаться близ, а потом и внутри этих стен, занимая позицию и не пуская на нее никого другого.

Предатели, завербованные дьяволами, послали своих представителей и сюда тоже, но так уж сложилось, что именно здесь им успех не сопутствовал благодаря удачному стечению обстоятельств и достойному уважения уровню компетентности среди высшего и среднего командного состава стражи. Вот и получилось, что сначала культистам не удалось смутить ряды обороняющихся, потом изверги прислали сюда слишком слабый отряд, который благодаря все той же компетентности, помноженной на везение, удалось удавить с выдающейся легкостью, а после в эту точку стягивались все новые и новые силы, превратив театр в очень зубастый и крупный очаг борьбы за души и сути наделенных.

И все это было бы бесполезно.

И всех их совратили бы.

И все они были бы обречены.

Но, помимо компетентных командиров, отчаянно жаждущих жить воинов, сметливых магов и готовых стоять в строю гражданских (всего этого хватало много где, только тем обороняющимся наличие таких преимуществ не помогло) у этого места было кое-что еще. Вернее, кое-кто, про кого знала едва ли не каждая собака, но только сейчас, все эти собаки, включая в очередной раз обгадившихся в профессиональном плане Очей, поняли, насколько мало они об этой личности знали.

Мэтр Тарак, который всю жизнь требовал, чтобы к нему обращались строго по имени, не вспоминая всуе его бедный и давно захиревший род, которому он когда-то приходился четвертым сыном, заслужил свой главный титул мэтра уже очень давно. Лучший маэстро, с одинаковой легкостью играющий любую роль, меняющий амплуа с той же небрежностью, с какой современные модники меняют перчатки, превосходный режиссер и постановщик, всегда отыгрывающий роли в собственных творениях – он стал легендой еще при жизни.

Но ни неусыпные Очи, ни жадные до власти гильдии, ни знатные аристократы даже не подозревали, что Легендой он был не только в плане театрального мастерства. Шестьдесят четвертый уровень, эпический и два легендарных класса, несколько десятков развитых навыков, множество чрезвычайно необычных, а то и вовсе уникальных титулов. И все это получено не в кровавых сражениях, не в бесчеловечных экспериментах, не в людоедских интригах, но лишь одним-единственным ремеслом, так им любимым.

Герой Любой Роли

О его уровне догадывались, но никто даже предположить не мог, – или мог, но не желал выставить себя посмешищем, не имея доказательств, – что с этим уровнем пришла и соответствующая сила. Сила, на которую напоролись ликующие и хохочущие культисты, развращенные пленники и безжалостные твари. Они пришли сюда, намереваясь сражаться так, как они привыкли, ожидая стандартных, пусть даже и сильных мер противодействия, пусть даже и применяемых с запредельной искусностью.

Вместо этого их встретила сцена.

И выстрелы из бутафорских боевых посохов, удерживаемых смертельно напуганными актерами, обращались ревущим пламенем и грохочущими молниями, потоками света и ледяными бурями, волнами черноты и сиянием небес. И, внезапно, низкоуровневый и совсем не приспособленный к бою актеришка, напяливший костюм королевского гвардейца, сражался подобно льву, бился яростным стальным вихрем, сражая одного врага за другим. И обращались волнами блесток и конфетти многослойные щиты извергов, сменялись безвредными иллюзиями атакующие чары, не в силах даже поцарапать защитников, потому что не положено реквизиту быть таким же смертельным, как то, чем этот реквизит притворяется.

Изверги очень опытные противники, готовые буквально ко всему хотя бы благодаря памяти душ всего своего домена, у которых могут в любой миг спросить совета, но даже для них слишком сложно перестроиться под тактику, аналоги которой за всю историю Алурея применить могли считанные единицы. Изверги адаптировались, давили флером, использовали ментальные удары, искажали разумы, избегали урона, меняли тактики на ходу, умудряясь выживать и даже не проигрывать там, где шансов вроде бы уже не имелось. Но смять защиту Главного Театра не могли, покуда стоял на входе его главный защитник.

Ему не было нужды прыгать, скакать горным козлом, менять позиции или укрывать себя барьерами. Он просто обозначал чужие роли, а дальше роль сама воплощалась в реальность, поддерживаемая и подталкиваемая невзрачным низеньким мужчиной, непринужденно раздающим команды обороняющимся. Потому что в хорошей пьесе, конечно, не всегда побеждает справедливость, иначе не существовало бы жанра трагедии, да только режиссеру решать, для кого исход пьесы трагедией обернется.

Волна за волной.

Штурм за штурмом.

Изверги истощали свои сонмы, тратили силы, использовали нереалистично громадные запасы флера, который оставался одной из немногих вещей, не до конца подвластной обозначенным ролям. Изверги давили, без страха и без сомнений продолжая бой, стремясь если не уничтожить, то истощить, вынудить отступить и позволить дьяволам перевести сражение обратно в привычную плоскость.

Нельзя сказать, будто у них ничего не получалось, потому что минута за минутой, а мэтр сдавал, слабел. Его техники не требовали резерва, который у величайшего из ныне живущих театралов оставался мизерным, как для его уровня. Его классы не черпали мощь в иных планах, тем самым позволяя действовать почти непрерывно, не опасаясь заражения, но у любой силы есть своя цена. Была цена и у этого могущества, но мэтр с готовностью ее платил.

Люди и нелюди гибли, падали замертво, сходили с ума или попадали под контроль противника, поскольку не всегда пьеса успевала дать роль для каждого попавшего в беду. Но, все Боги свидетелями пусть будут – при таком соотношении сил, подобные потери идут даже не по планке "низкие", а где-то между "незначительно" и "так не бывает". Защитники платили кровью, но снимали такую же плату со штурмующих, в глубине театральных залов сам собою оформился штаб, со всех сторон приходили подкрепления и даже из Императорского Дворца пару раз провели несколько телепортов-червоточин, сумев исполнить их даже несмотря на создаваемые куполом преграды.

Но ничто не может длиться вечно, пусть даже династия правителей Империи Веков всегда пыталась эту истину оспорить, порою даже с некоторыми успехами. Мэтр Тарак сдавал медленно, но неуклонно, все неспешнее переназначая роли, все дольше выдыхая после каждого действия, все с большим трудом убеждая мир в том, что он – театр. На актера и режиссера давила все та же реальность, ее обыденность и пресность, заставляющая зацикливаться в похожих друг на друга днях, словно ты все это уже сотню раз видел, тысячу раз делал, словно ты уже давно устал и от жизни, и от игры, и от этой никак не заканчивающейся и затянувшейся дальше любых приличий пьесы.

Проблема с банальностью характерна для большинства актеров, если эти актеры хоть чего-то стоят и обладают развитыми классами. Этакая специфическая проблема, характерная строго для определенной группы классов. Некоторые ученые даже проводили параллели между подобным состоянием и кризисом пережигания веры, который часто настигает жрецов, клириков или служителей, но популярности такие теории не снискали. Хотя бы потому не снискали, что жрецам и их патронам не нравились столь внимательные попытки изучить механизмы их слабостей, ибо нехрен.

Все это уже было.

Все идет по одному шаблону.

Ты это уже видел и не раз.

Одни и те же лица.

Одни и те же события.

Идут века, повторяясь по кругу.

Старый актер уже не стоит на ногах, почти упав, и лишь возможность прислониться к стене удерживает его от того, чтобы потерять свою сцену из виду, потерять контроль над ходом битвы. Вокруг него сжимается кольцо защитников, готовых жизни отдать, но не пропустить врага к единственной причине, по которой все здесь собравшиеся еще не отдали эти самые жизни. Офицеры орут в переговорные амулеты, включая выданные буквально часом раньше, присланные телепортацией, которая половину этих амулетов разорвала, а почти все оставшиеся просто привела в негодность. Они просят помощи, поддержки, людей или хотя бы еще одного мэтра Тарака, но в душе прекрасно понимают, что никто им не успеет прислать подкрепления, что подкрепления эти отчаянно нужны в других местах.

Но штаб, расположенный во дворце императорском, имеет достаточно времени, чтобы хорошенько подумать над проблемами, чтобы придумать такой вариант, где справиться удастся меньшими силами при максимальной эффективности. Реальность дрожит, когда дворец и театр оказываются вновь соединены червоточиной, а из портала выпадают трое людей, ни один из которых не производит впечатления элитного воина. Двое среднестатистических работников Очей с классами агентов, только усталые и запуганные, да еще один мужчина средних лет, в импозантном плаще, очках и шляпе, раскуривающий трубку от боевого амулета.

– Нас прислали приказом лорда Кемпбелла. – Говорит один из Очей, пока второй молчит и пытается не проблеваться после перехода сквозь едва-едва стабильную пространственную складку. – Говорят, вам тут помощь нужна, но я толком не понял, чем наш подзащитный ее оказать может.

Высокая и статная женщина широкой кости, обладательница двадцать шестого уровня и двух классов Певицы и Примы вбегает внутрь изолированного зала, отведенного под место телепортации, а потому пустого, если не считать прибывающих и встречающих. Чтобы, случись беда, нестабильное пространство не разорвало всех рядом оказавшихся прохожих.

Глаза опытной актрисы мигом находят среди насквозь серьезных солдат, воинов и командиров, единственную родственную душу. И с невыносимой горечью выдает она понятную только ей или кому-то из ее круга общения фразу, для простых обывателей или могучих воителей не имеющую смысла и кажущуюся смешной, нелепой, несерьезной.

– Помогите, пожалуйста, Анициза ради! – Голос ее глубокий и завораживающий даже без применения активных умений, как и положено кому-то с ее классами. – Мэтру Тараку банально!

И пока окружающие пытаются понять происходящее, – не считая тех из воинов, кому успели объяснить проблему немногим ранее, – любитель курить трубку в боевой обстановке меняется в лице и разом принимает серьезный вид, не вытащив, впрочем, трубки изо рта. Он не воин, это верно, как верно и то, что убить его сумеет даже самый жалкий культист или изверг. Но он здесь не ради сражения, а только для того, чтобы выполнить свою задачу, которую кроме него выполнить никто и не сможет.

– Спокойно, дорогуша, я – Постмодернист. – И видя расширившиеся в удивлении и искреннем восхищении глаза актрисы, улыбается и сам, с радостью принимая факт того, что хоть кто-то понимает, насколько он шикарен. – Сейчас обыграем.

Его класс, имея весьма внушающий эпический грейд, встречается даже реже, чем немалая доля классов легендарных. И причиной тому не суперсила, не запредельная крутость или невероятное могущество, за которое нужно платить ужасающую цену. Проблема в том, чтобы подобный класс обрести, ведь для того, чтобы на десятом уровне получить его в вариантах выбора, нужно вести очень специфическую прокачку, которую, чаще всего, нечем обеспечить. Не из-за дороговизны, а потому что уж очень специфические требуются условия.

В обычном состоянии его класс не превосходил такового у типичного поэта или, скажем, писателя. Улучшенная память, как у Библиотекарей, возможность визуализировать перед собою различные картины, как у Художников, способность переносить мысли на бумагу с огромной скоростью и без необходимости писать вручную, как у всяческих чиновников. Полезные вещи, но это все могут и редкие классы, даже необычные без необходимости тратить силы на получение эпического грейда.

Основная сила его класса, раскрывающаяся при действительно качественном развитии, была продолжением амплуа его творчества, заключаясь в возможности переносить на себя откаты от перенапряжения, спровоцированные сильнейшими из театральных умений. Привносить новизну, если хотите. Абсолютно бесполезное в большинстве случаев умение, просто из-за того, что достаточно развитых артистов, которые вообще владеют столь мощными приемами, удивительно мало, а уж помощь им требуется и того реже, почти никогда. Они-то не воители и не маги, чтобы раз за разом загонять себя до полусмерти. То есть, работа у актеров не сахар и на ранних этапах можно и нервы сорвать, и мозги себе испечь, и довести себя до раздвоения личности (хорошо если их выйдет только две), но чем выше забираешься, тем меньше вызовов, тем реже нужно выложиться на полную.

Необходимость играть роль, жить ею, присутствует всегда, но только на высоких уровнях, с обретением особых умений, эта необходимость становится по-настоящему опасной. Вот в таких случаях можно звать его, Содана Арже, вот только очень редко его зовут, считанные разы за всю его жизнь, на которую он зарабатывал обычной жизнью типичного писателя. Его романы, конечно, не самые популярные, но он всегда умел играть со штампами, доставляя удовольствие всем тем, кто, наоборот, уже блевать хотел от типичной любовной литературы плохого качества. Поговаривают, где-то лет двести назад, когда книги на территории Империи стоили дороже, а мануфактуры полуросликов и гномов очень долго не могли восстановить после войны с Алишаном (никто не хотел делиться кусками пирога, предпочтя не отдать его никому, лишь бы не конкуренту), чтобы вновь начать производить бумагу в больших количествах, дерьма среди литературы попадалось меньше.

Брешут, поди.

Тогда и литературы было меньше, но дерьма все равно хватало – Содан на эту тему несколько монографий читал, а одну даже написал и защитил в одном из малых Магистатумов Нейтмака!

А теперь он на коне – потому что только рядом с такой персоной, такой личностью, как мэтр Тарак, его дурацкий класс, выбранный когда-то просто потому, что он был единственным эпическим среди всех ему доступных, становился действительно незаменимым. И Содан встал за плечом мэтра, вкладывая всего себя в свой класс, наплевав на все последствия, лишь бы только быть как можно эффективнее.

И глядя на то, как падают культисты, как отражается атака за атакой, как снова восстанавливается уже почти прорванная оборона, он наконец-то простил себе ту глупость, по которой он выбрал свой класс, стремясь за славой, которой так и не получил. Здесь была его слава, здесь была его битва и здесь он либо подохнет, либо познает триумф.

А еще, если они сегодня выживут, мэтр Тарак может и на работу в постоянный штат взять и деньжат подкинуть.

Вообще прекрасно.

Девка нанесла удар быстро, словно идущая в атаку пустынная змея, действуя со слепой зоны, нападая на, казалось бы, пьяненького и уже изрядно осоловевшего от недельного запоя мужика. Ее удар не всколыхнул никаких предчувствий, не поднял дрожи по всему телу, какая идет каждый раз, когда смерть приближается слишком близко к кому-либо, достаточно высоко шагнувшему по лестнице возвышения. Кого-то, пусть даже столь же сильного, обладающего развитыми атрибутами и высоким уровнем, эта подлая атака могла и убить – примитивная с виду заточка, больше подходящая бандиту, чем убийце, была артефактом не из последних, а уж нанесенный на нее яд имел все шансы свалить с одной царапины даже Героя. Такого, каким являлся Железный Барон, только не искалеченного и нормальной боевой направленности.