Текст книги "Его искали, а он нашелся (СИ)"

Автор книги: Avada Kadavra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 94 (всего у книги 140 страниц)

Скольких тут уже перерезали? Пустынники, лесовики, степняки, снежники – всех магов и воителей определенных типов притягивало сюда, и едва ли попыток проникновения за прошедшие снаружи дни было сделано мало. Обидно чувствовать себя глупым, особенно если до этого старательно убеждал и себя и остальных, что ты не глупый, а умный.

Подошедший к ним престарелый ритуалист с лицом столь снулым и невыразительным, что на фоне неестественно манящих и красивых культистов он выделялся даже сильнее, чем сами культисты в нормальном обществе, осмотрел их неторопливо, но недолго, не задавая никаких вопросов, после чего прошептал пару слов в висящий на манжете его мантии амулет и пошел по своим делам в один из углов площади, где как раз бросали в громадную яму нескольких пленников из предыдущих партий. Причем в яме были не шипы, не пламя и не ядовитые змеи, а такие же пленники, только попавшие туда раньше и прямо сейчас проводящие время за очень непотребными занятиями.

Следующий культист точно так же не сказал ни слова, только осмотрел их всех, включая все-таки заткнувшегося из-за усилившегося паралитического воздействия Хогоша, сквозь какое-то полупрозрачное стеклышко, покачал головой, тоже что-то проговорил в амулет и пошел уже к другой яме с таким же содержимым.

Наконец-то появившийся третий визитер выглядел неприлично молодо, словно еще даже третий десяток зим не разменял. Волосы его были даже не рыжими, а кроваво-красными и такими же красными разводами была укрыта белоснежные рубаха и штаны, кроме которых на нем никакой иной одежды и не имелось. Этот осматривал их даже меньше, чем предыдущие, при этом смотрел он с тем видом, какой принимают большие начальники или ну очень родовитые дворяне, когда их отвлекают какой-то мелочью, которую им позарез нужно лично засвидетельствовать.

– Хм. – Голос у культиста был под стать внешности, столь же утонченный и словно журчащий весенним ручейком прямо в голове того, кто этот голос слышал. – И как вы сюда попали? Артефакт какой-то?

Вопрос был не просто вопросом, а каким-то умением из мерзкой породы влияющего на сознание дерьма, которое еще и флером Пекла зарядили до упора. И не ответить на него, конечно, было можно, но уж точно не скованному по всем правилам авантюристу его уровня. Вот будь он свободен, полон сил, проходи действо на болоте... тогда Шчепан нашел бы чего ответить и что показать, дал бы ублюдку знать, чего стоит настоящий Бженчишчевский. А уж если бы к нему еще и его отряд присоединился, то имелись бы даже некоторые шансы если не на победу, то на отступление и последующую перегруппировку. Но имеем только то, что имеем...

– Кх-какой еще артефакт? – Губы размыкаются, выталкивая слова против воли. – Вы же сами, ссуки, меня подтолкнули, говноеды, сил придали, мрази, чтобы я, выродки, смог навестись, уроды жопоглазые, на отклик болот, овцееб грязный.

Больше всего Шчепан удивился тому, что культист удивился вместе с ним! Он ожидал, что его вплетенные в непроизвольно сказанный ответ ругательства, максимум немного взбесят спесивого выродка, но уж точно не этакого легкого и надменного удивления, будто холоп сказал несусветную чушь и теперь даже не знаешь, запороть его или не марать руки.

– Какое еще подталкивать? – Недоумение и презрение сменяется легчайшей тенью понимания, словно прямо в ухо нашептал кто-то. – Ритуал работает совсем не та...

Договорить он просто не успел, вынужденно телепортируясь на десяток метров в сторону, когда спокойно булькающее где-то внизу болотце, из которого их всех вытянули, болотце покорное и надежно заключенное в ритуальную клеть, буквально взорвалось потоками густой тины и удушающих, смертельно ядовитых газов, задевая ближайших культистов и устремляясь к центру ритуала. А знатно взбудораженный и охреневший Шчепан снова ощутил ту самую силу, которая помогала ему совсем недавно и которая, оказывается, была ловушкой не извергов, а для этих извергов.

Признаться, авантюрист ожидал появления элитной имперской гвардии, десятка золотых команд родной Гильдии и еще парочки прославленных Героев в придачу, но атака, несмотря на внезапность, оказалась далеко не такой эффективной, как хотелось бы пленникам. Судя по всему, они были не первыми жертвами, что пытались отбиваться, даже если их успех и был неожиданным и относительно крупным. Относительность, она ведь такая, что успешной атака казалась только на фоне предыдущих бескровных побед со стороны культа.

Поток тины словно расплескало по десяткам линий и нитей, буквально всасывая его в структуру ритуала. Из попавших под удар погибла только парочка, а еще пяток раненных и надышавшихся испарений быстро откачали обратно, используя тот самый ритуал, только засияли уже другие линии. Следом из бурлящего болота вылетела громадная коряга и два крупных булыжника, которые сумели проломить сразу несколько барьерных преград, прежде чем остальные барьеры их замедлили и посекли сверкающими линиями.

Если до этого Шчепан был удивлен, то когда из бездонного болотного зева выпрыгнула сутулая и невероятно, как для своих размеров, подвижная фигура болотного огра, причем неимоверно матерого, он мог бы вывихнуть себе челюсть слишком сильно раскрыв рот, не держи его по-прежнему злые чары культистов. Это был, несомненно, болотный огр, пусть даже и в облаке тины, пусть и какой-то непропорционально для этих монстров тонкий да гибкий, но Шчепан, опытный болотный рейдер, не раз сталкивавшийся с этими отродьями и знающий о них неприлично много, не мог даже приблизительно прикинуть его уровня! Потому что эти монстры, несмотря на, как говорилось в научных трудах почти всех Монстрологов, колоссальное сродство с родным биомом, практически не имели таланта к любому виду волшебства. Эта бесталанность, низкие атрибуты магической направленности, а также уязвимость к огненной и кислотной магии (при неприятной сопротивляемости большей части темных ветвей чародейства) и позволяли кое-как противодействовать им, если нарвешься на них во время рейда.

Охотиться на болотных огров занятие трудное и неблагодарное, пусть и выгодное по изымаемым с их трупов реагентам, но куда хуже, если они охотятся на тебя, считая добычей незадачливого охотника. Весь опыт Шчепана не мог подсказать, какие же характеристики должен иметь подобный экземпляр, если он на его глазах воюет не хуже иного опытного ведуна или шамана при поддержке малого круга учеников! При этом еще и движется, сволота, куда быстрее нормы для этих существ, ловкостью все-таки не настолько устрашающих, как устрашают они силой и живучестью! От осознания того, что это чудо расчудесное жило буквально в окрестностях столицы, ему дико захотелось выжить только для того, чтобы посетить отделение монстрологической разведки Гильдии и засунуть этим напыщенным видящим их отчеты в их же задницы столь глубоко, чтобы они могли их прочитать, когда те вылезут изо рта.

Огр бушевал, метался и не на шутку собирался скушать культистов прямо тут, невзирая на их сопротивление. Слой тины стремительно уменьшался, буквально стесываясь многочисленными чарами, но под ним скрывались ритуальные узоры, нарисованные огром прямо на своей шкуре. Пусть различить что-либо на такой скорости было сложно, но уж эти узоры, вернее, их активацию Шчепан разглядеть мог легко.

Увы, но огр, когда почти достиг спокойно и как-то удивительно восхищенно смотрящего на развязавшуюся бойню красноволосого ритуалиста, внезапно остановился и сразу же упал на колени по одному лишь жесту культиста. Сам парень, – хотя какой он парень, если может легко оказаться старше всего рода Бженчишчевских? – едва слышно тянул одну-единственную ноту, причем, складывалось ощущение, что не ртом, а самим нутром. Под эту мелодию с огра сползало укрывающее его болотное покрывало и Шчепан в очередной раз охренел, когда этого огра удалось разглядеть.

Ладно, что огр оказался огрой, у этих монстров от пола степень опасности не зависит никак, но вот ее внешность была такова, что у мертвого бы встал, несмотря на размеры огры (особенно ее арбузов) и нечеловеческое (хоть и далеко не мерзостное) лицо! Складывалось четкое подозрение, что эту зверюгу уже однажды успели поймать эти самые изверги и хорошенько над ней поработать. Нет, ну серьезно, превратить болотного, так его, огра вот в это мог только наглухо ушибленный маньяк, которого те же культисты без экзамена приняли бы в свои ряды, причем сразу в состав старшего звена.

– Какая прелесть. – Высказываемое вслух неприкрытое восхищение ни капли не мешало ритуалисту поддерживать все ту же ноту, от которой огра забилась в конвульсиях и начала ласкать свое модифицированное тело. – Просто невероятная прелесть. Я хочу знать, кто ее создал. И его я тоже хочу.

Шчепана разрывало от внутреннего конфликта, ведь глаза видели откровенно влекущее зрелище, особенно когда укрытая дикарскими ритуальными узорами и только ими зеленокожая великанша впервые выгнулась, исторгла из себя поток соков и принялась остервенело мять громадную грудь, вот только разум-то раз за разом подымал в памяти образ того, как выглядят нормальные самки болотных огров. От этого понимания собственное неестественное влечение вызывало только большую оторопь и легкое стыдливое омерзение, которое чем дальше, тем легче становилось.

– Ты. – Взгляд удивительно чистых и по-детски наивных глаз красноволосого не обещал Шчепану ничего хорошего. – Она пришла за тобой. С тобой вместе. Помогла и не убила. Что? Ты? Знаешь?

Это уже не походило на допрос, не заставляло говорить правду, а просто вырывало из головы нужные образы, нужную память о том, как они все сюда попали. Все, что Шчепан помнил, ведал, заметил и осознал в те мгновения, когда готовился пойти на самоубийственный риск словно вырывало наживую, прямо через глазницы. Это было хуже любой боли, слаще любой ночи в объятиях профессиональной гетеры, страшнее самого непробудного кошмара. Он чувствовал, что еще немного и разум не выдержит, лопнет, сломается, будто механические часы, в которые насыпали пару горстей песка, а после уронили на них кузнечий молот.

– Надо же, опять атакуют, уже шестой раз за этот час и все по нам. – Проходящий мимо их компании культист, самый первый из всех, ласково обнимал еще одного ритуалиста, одетого в женское платье, несмотря на усы и бородищу, что сделала бы иному гному сомнительную честь. – Когда же их заткнут-то?

Сверху и вправду сверкал многосегментный барьер, укрывающий всю площадь от возможных атак, а в этот барьер непрерывным потоком были десятки и сотни световых копий, не заставляя его даже чуточку прогнуться. Не иначе, одна из стационарных точек обороны продолжала безрезультатные попытки уничтожить столь крупное скопление неприятеля, несмотря на отсутствующую эффективность их действий.

Все это Шчепан осознавал лишь краем сознания.

Потому что Шчепана убивали.

А убиваемый Шчепан в ответ умирал.

И, умирая, он ощущал торжество и недовольство своего палача и благодетеля, мучителя и лучшего друга, что предавал его страшнейшей и благолепнейшей из возможных участи. Торжество произрастало из возможности встретить мастера, настоящего виртуоза разврата, что сотворил продолжающую мять сиськи невозможную, неправильную огру, недовольство из того, что в памяти авантюриста не находилось никаких ответов и, помимо этих даруемых в ответ образов, пришло четкое понимание простой истины. Он его сейчас убьет, сломает и вывернет наизнанку просто потому, что столь слабая группа для них особой ценности не представляет, а раздражение нужно на кого-то выместить.

Уже чувствуя, как закатываются в смеси агонии и экстаза его глаза, закатываются, чтобы навсегда угаснуть, Шчепан разглядел, как огра в очередной раз дернула себя за соски особенно сильно, вновь выливая свои соки на ритуальные линии, что покрывали злополучную площадь. И, словно так и нужно, будто бы продолжая свои непристойные игры, взмахивает длинной и невероятно сильной рукой, одновременно заставляя покрывающие эту руку рисунки засиять темно-зеленым и черно-синим цветом, попросту снося красноволосую голову с плеч ритуалиста. Не помог ни вспыхнувший в последний миг барьер, ни метнувшиеся наперехват удару сияющие линии-ленты, ни даже попытка экстренной телепортации – удар болотного огра, нападающего с целью убить, чрезвычайно сложно отразить, а предчувствие опасности предупреждает далеко не всегда.

Ведун испытал почти оргазмическое облегчение из-за прекратившейся пытки и настоящий религиозный ужас, когда понял, что этот удар ритуалиста, телепортировавшегося чуть-чуть за спину огры (вероятно, от полученной раны координаты прыжка сбились), не убил, а только ранил. Снесенная с плеч и раздавленная всмятку голова! И он был жив и даже вполне дееспособен, а на месте недостающей думалки появился словно бы рисунок, сделанный угольком или даже тонким художественным карандашом набросок, изображающий удивленное, шокированное и несколько паникующее лицо выблядка.

Вот только даже если его живучесть, особенно в центре ритуала, линии которого уже бросились к обезглавленному телу, успешно возвращая цвет обретающему материальность наброску, позволяла пережить даже такое, контролировать ритуал он не мог, как не мог и обновить контроль над неправильной огрой. Если на нее этот контроль подействовал изначально, ведь не зря же она так напоминала поделки этих культистов и их хозяев, а кому, как не им подобным, знать способы защиты от излюбленных мозгое*ских трюков такой мерзости?

Огра двигалась столь быстро, что Шчепан улавливал лишь остаточные образы отдельных ее движений, додумывая остальное уже после, но кое-что он разглядел даже в столь плачевном состоянии. Монстр извернулся с какой-то противоестественной изящностью, хватая обезглавленное тело, а все те же сияющие знаки, на глазах меняющие свое расположение на ее теле и форму с содержанием, не дают тому вновь переместиться. Ее ритуалы примитивные, грубые, даже более примитивные и грубые, чем его собственные, но она сейчас рядом с источником своих сил, а единственный, кто мог бы перехватить контроль над скованным ритуалом болотным истоком, сейчас напрочь лишен башки. И сила ломит искусность, причем по всем фронтам, начиная от ритуалистики и заканчивая тем немаловажным фактом, что главная для искусности помеха, созданная силой, выражалась в оторванной думалке!

С треском и каким-то влажным хрустом, звуком рвущихся мышц и костей она бросает тело оземь, буквально втаптывая его ногами в ритуальные знаки мигом спустя, чтобы вновь засиять, уже всеми нанесенными на ее тело знаками одновременно, словно позволяя им стечь со своей прекрасной и нежной кожи на структуру основного ритуала. Эти знаки, они похожи на детские закорючки, первобытные рисунки, сделанные прямо поверх предельно лаконичных и даже изящных блоков классической ритуалистики, но им и не нужна сложность.

Структура ритуала была для Шчепана слишком сложной, настолько всеобъемлюще превосходящей его уровень навыков, что даже самые основы он скорее додумывал и угадывал, чем понимал, но вот создаваемое огрой было вполне понятным. Даже слишком простое, будто бы лексика примитивных племен на фоне изящного чистописания, это действо совершало лишь малое влияние, решало одну-единственную задачу – рушило все остальные процессы, превращая уже вложенную в ритуал энергию в хаотическое переплетение потоков разнонаправленных сил.

Результат мог предсказать даже полуграмотный деревенский знахарь... ну, или, на крайний случай, сколь-либо смыслящий ремесленник от волшебства. И результат этот проще всего описать словосочетанием "ну очень большой бабах". Горе-отец, пошедший за своим сыном буквально на тот свет, совершенно не в духе бесстрашного авантюриста заскулил и начал стремительно падать обратно в бездонное болото, потому что его больше не удерживали многочисленные светящиеся линии. Еще успела промелькнуть мысль, что перед гибелью он хотя бы рассмотрит шикарные сиськи, ведь огра-то прыгнула прямо вслед ему, точно так же ныряя в омут с головой.

Сказать, что их всех тряхнуло – это просто непристойно преуменьшить впечатления от пережитого. На той площадке ведь было не одно лишь болотце, а целая плеяда истоков территориальной магии, каждый из которых хитрая огра (огра, разрази его молот Отца Войны, вечнотупая огра!) вывела из-под контроля. И все эти истоки, лишившись стенок клетей, что сдерживали их мощь, выхлестнулись прямо на основу ритуала и мечущихся в своем танце культистов. Вероятно, они бы сумели выстоять даже без предводителя, пусть он и был лучшим из них и мог заменить, пожалуй, всех их сразу. Смогли бы стабилизировать контур, упрочнить клети на истоках, загнать бушующую мощь обратно в нужные им рамки. Но они по-прежнему были под обстрелом, а укрывающий их всех стационарный барьер в тот момент не рухнул, но мигнул.

Всем хватило.

Шчепан ощущал, что он буквально варится живьем, настолько жарким был катаклизм наверху, куда там огненным шоу в Доме Тысячи Зрелищ, на которые его пару раз вытаскивали согильдийцы. Будь они одни, их бы даже не сварило, их бы выкипятило вместе с болотцем, а останки их соскользнули бы в бездонный омут, став частью природной силы и общего энергофона. Но огра была в том же омуте, пряталась там вместе с ними и при этом находилась куда ближе к буйству энергий, попросту прыгнув в укрытие последней.

Болотный маг ощущал ее действия, чуял, как звала она свой родной дом на помощь, а болото помогало в ответ, спасая и закрывая от любой беды. И раз уж она умудрялась спасти себя, то и их всех, не только Шчепана, но и его соратников, даже бесящего Возьму, она тоже закрывала, спасая свою удивительно гладкую и нежную шкуру. Судя по тому, что болото все еще подконтрольно ей, а не ему, то спасение получилось донельзя успешным – с серьезными ранами такой контроль не удержать.

Зрение вернулось одним махом, заставив отплевываться от горячей грязи и кашлять от гари, когда все они снова оказались на поверхности. Пейзаж, вот только, сильно поменялся, ведь вместо изуродованной изуверскими капищами площади появилась большая такая яма на месте этой самой площади. Не то чтобы совсем глубокая, но ближайший квартал точно разрушило банальной ударной волной, а тех, кто попрятался слишком близко, просто распылило. Хотя, кто же тут сумел бы попрятаться? Шчепан мог ставить любые суммы на то, что изверги всех рядом оказавшихся попросту пустили на тот самый ритуал, который так смачно взорвался к ковылевой бабушке.

Чуть придя в себя, маг так и встал, аки вкопаный в землю идол, застыл, что крыса перед удавом. Она стояла прямо напротив него, невыносимо прекрасная, но вместе с тем столь же опасная, запредельно опасная, настолько опасная, что он просто не мог степень этой опасности оценить. Некоторое количество ожогов и ран восстанавливались с такой невероятной скоростью, что в иной ситуации он бы подумал, будто бредит. Если раньше огра казалась просто ужасающей, то теперь это был настоящий кошмар, непринужденно поддерживающий оградный круг из болотной силы, которая еще не испарилась после катаклизма. Именно этот круг и само присутствие огры не позволило буйству сил, среди которых преобладал распроклятый флер, выжечь души оказавшимся рядом наделенным.

Шчепан дураком не был, а потому прекрасно знал единственную причину, по которой огра могла сохранить их жизни и защитить от флера – любая регенерация, особенно настолько мощная, истощает ресурсы организма. Восстанавливаться можно по-разному, но среди ее племени самым распространенным и единственно верным считается банальная сытная кормежка, желательно высокоуровневым и еще свежим мясом. Сопротивляться он и не пытался, не столько завороженный ее великолепным обнаженным телом, сейчас уже лишенным любых ритуальных рисунков, сколько осознающий бесполезность любых попыток.

В физическом бою он не сделает ей вообще ничего, а призывать его магию против нее, просить болото о помощи... это все равно, что потребовать защиты у ближайшего патруля стражи, когда по твою душу явились агенты Очей с приказом на немедленную ликвидацию, подписанным самим Императором. Максимум заставишь всех окружающих поржать перед смертью, но и только. Потому он и стоял не шевелясь, пялился на громадные сиськи, постепенно впадая в транс. Если он и сдохнет, то на ногах, или, по крайней мере, будучи напрочь завороженным и оттого не чувствующим боли. Болотные огры вообще не склонны играть с добычей, убивая мгновенно, но мало ли как оно обернется, если огр настолько необычный.

Прости меня, Войжчек.

– Ну, чего стала. – Он не узнает собственный голос, ощущая, как разум уплывает все дальше и дальше, а еще минута ожидания заставит его самого на огру наброситься, пусть и не с целью атаки. – Давай, бей, грязь склизкая!

Каменно-равнодушное лицо огры не особо-то и поменялось, но какая-то эмоция там все же промелькнула. Гаснущий в прорывающемся желании разум вылавливает из памяти прошлые встречи Шчепана с этим видом. Огры, обычные болотные огры, лицами абсолютно нечитаемые, некоторые даже считают, будто у них попросту не имелось нужных мимических мышц. Они даже умирали без криков и рычания, сохраняя так ценимую прирожденными охотниками тишину. Так что авантюрист даже из гипнотического транса выпал, когда это груда мышц заговорила.

– Твоя дурной? – Грубый и непередаваемо глубокий выговор навевал мысли о том проклятом рейде, когда его группе довелось слышать далекое-далекое пение болотных огров, что было знаком очень зловещим и предрекающим скорое исчезновение, когда за тобой придут эти самые песнопевцы.

Если болотный огр поет, поет без слов, просто вытягивая из глотки ритмичные звуки под удары многопудовых кулаков или подобранных бревен по деревьям, значит их там целое племя, собравшееся ради какого-то их сезонного и примитивного праздника вместе. Значит, скоро они пойдут на охоту и от такой охоты целые поселения, которые кто-то расположил слишком близко к границам не колонизированных болот, а то и вовсе внутри этих границ, могут за одну ночь опустеть. Без единого крика, без любого звука, без боя и сражений – просто охотники придут и заберут свою добычу. Пение за свою жизнь Шчепан слышал только раз, едва сумев увести отряд из-под удара и даже добившись эвакуации ближайших поселений. А вот членораздельной речи он от болотных огров никогда не слышал, из-за чего снова ох*ел.

– Че-чего? – Опытный забойщик зверей, охотник на чудовищ, истребитель монстров и просто хороший авантюрист, чувствовал себя выброшенной на берег рыбой, впервые за последние годы вообще не находя ни единого слова.

– Твоя малой мамка голова бревно бить? – Продолжила огра, похоже, решившая либо довести его до удара, либо банально свести с ума, если уже не свела. – А ты потом дурной быть, да?

– Ч-чо? – Говорящий огр, болотный говорящий огр, говорящий осмысленно, а не заучено повторяющий услышанные от кого-то сочетания звуков, осмысленно говорящий болотный огр ждущий ответа от человека, вместо того, чтобы его сожрать... после такого странным было бы не двинуться умом. – К-кхак?

– Совсем глупый. Не нада ты мне такой дурной. – Не дождавшись ответа, огра осуждающе покачала головой и, развернувшись к нему шикарной задницей, просто прыгнула вперед и в сторону, одним махом преодолевая всю зараженную территорию бывшего ритуального жертвенника, исчезая где-то между порушенных ударной волной зданий.

Его обозвала дураком болотная огра.

Обозвала дураком, окатила презрением и убежала.

Огра.

Болотная.

Его.

Дураком.

Рефлекторно перехватывая контроль над оставленным без присмотра оградным кругом, примитивнейшей ведовской техникой, только исполненной с огромной силой и умением, он не дает преграде рухнуть и залить его людей токсичным флером. Интенсивность смертоносной обстановки идет на спад и спустя какое-то время они смогут осторожно, и под защитой из наговоров Шчепана, покинуть это место. Но пока что им нужно стоять здесь, даже пошевелиться лишний раз опасаясь, чтобы кое-как стабилизировавшийся участок болота с собственным истоком силы не раскрылся омутом еще раз, забрав их уже навсегда. И тем не менее Шчепан рискует жизнями их всех, поворачиваясь лицом к стоящим за его спиной соратникам, давая им полюбоваться на собственную охеревшую во всех смыслах харю, а после, сквозь зубы и едва ли не рыча, произносит.

– Этого! Никогда! Не было! – Он даже не уточняет, чего именно никогда не существовало, прекрасно зная, что его поймут. – Кто проболтается, того живьем сгною.

И, несмотря на тяжесть обстановки, несмотря на то, что им сейчас могло хватить одной-единственной случайно пробегающей мимо твари (повезло, что в этом месте вообще собрались почти одни культисты да пара-тройка одержимых, понадеявшихся на силу красноволосого начальника и мощь защитного купола над площадью), несмотря на едва не прожаривший им всем мозги допрос, они его поняли. И каждый из них, даже Возьма, с самым серьезным видом закивали, соглашаясь с поставленным условием, мол, мы поняли, никому ни слова. Только тихие хрипы да всхлипы и с трудом подавляемый смех портил торжественность момента, но было эти звуки едва слышно, ведь ведун и вправду мог заживо сгноить слишком болтливого сокомандника за попытку хохотнуть над командиром.

Которого дураком даже огры обзывают.

Они встретились на крыше центрального здания небольшой скорняжной артели, занимающей половину улицы Лысых Хвостов. Когда-то давно они проводили здесь целые часы, смотря на закат, что сменялся звездным небом, а после и восходом. Дожди и снега, ветра и бури – они встречали любую непогоду, стоя лицом к силам природы и не отступая ни на шаг. Тогда они были совсем юными, еще только встретившими тринадцатую весну и им казалось, что впереди их ждет весь мир, они верили, что пройдут его насквозь, как и привыкли, плечом к плечу.

Ученики и служки довольно известного фехтмейстера, с детства постигающие азы искусства убивать, их карьера была устроена заранее – школа мастера Онзии выпускала средний офицерский состав для армии, специалистов по ближнему бою для стражи или даже неплохих авантюристов. Если тебя приняли в школу за талант или заплатили за то, чтобы этот талант в тебе взрастили, то что-то боеспособное из тебя, в конце концов, вылепят. Оба они были изгоями в свое время, оба не пришлись ко двору ни в одной из групп по интересам и обоим им не хватало харизмы, чтобы создать собственную.

Его выделял узкий разрез глаз типичного ланайа, чьи родители сбежали с Островных Княжеств, чтобы найти свою смерть уже на землях Империи Веков. Кровь потомственных воинов была в нем сильна, что дало возможность выжить на улице, а после и оказаться замеченным рекрутерами школы. Его даже тренировали в обращении с островной саблей, благо, имелся среди преподавателей полноценный Самурай, обученный там же, только по происхождению чистокровный имперец. Индивидуальная программа не делала его действительно сильным, – все же среди учеников попадались подлинные самородки, которых ему догнать было не суждено даже в мечтах, – ведь все его обучение было лишь одним из экспериментов главного фехтмейстера. Это обучение дало плоды, спору нет, но оно же окончательно отдалило Хироко от всех одногодок.

Мариа была таким же изгоем, но уже за сам факт того, что обучалась на бретера-фехтовальщика, тогда как эта роль общепринято считается именно мужской. Нет, ловкачи со шпагой среди девушек то и дело находятся, если говорить о тех же авантюристках, но именно бретерское дело для них почти всегда закрыто. Она же, словно назло, изучала именно дуэльные ухватки, а не более универсальное боевое ремесло. Твердо решившая идти по стопам покойного отца, она одним фактом своего существования действовала наставникам на нервы.

Их дуэт был прочен и надежен, не единожды проверен в учебных спаррингах и совсем не учебных стычках с одногодками, но каждый раз они стояли спина к спине, не отступая и, даже не добившись победы, все равно оставались на ногах, уходили своим ходом, поддерживая друг друга, чтобы не упасть. Но время шло, и он отправился на родину, чтобы выплатить сполна долг за жизни изгнанных родителей или хотя бы узнать о них хоть что-то. Она же осталась одна, пытаясь и дальше гнуть свою линию перед целым миром, встраиваясь в недружелюбное общество официальных наемных убийц на службе у напыщенных дворян.

И вот, словно в какой-то горькой комедии, они наконец-то встретились сейчас. Она пригласила его сюда, приглашала раньше, но письма пришли с опозданием. Он пришел, загнав несколько лошадок и заплатив за телепортацию изрядное количество серебра и золота. Они говорили, смеялись, вспоминали и казалось, что не прошло даже дня с момента их вынужденного расставания, когда они пообещали помнить друг друга вопреки всему, помнить всегда, навечно.

Она специально попросила его доставить какой-то очень ценный, по ее словам, футляр в небольшой городок, чуть в пригороде Вечного. Там его должен был встретить тот, кому футляр предназначен, причем аж вечером встретить. Он с радостью согласился, но в последний момент выдался отличный шанс передать тот футляр с караваном знакомого торгаша, который был многим обязан мрачному и неразговорчивому Самураю, а потому с радостью принял ношу, не вызывая сомнений в ее сохранности.

И он остался в черте города.

Города, что провалился в Пекло.

До последнего момента он не верил, хотя разум, будто сбрасывая наваждение, все подбрасывал и подбрасывал мелкие детали, на которые он должен был обратить внимание, если бы речь шла о ком-то ином, не о Мариа. Улучшившаяся внешность, превратившая просто милую девушку в писаную красавицу, несмотря на то, что ему года только шрамов прибавили. Ее удивительная харизма и легкость, с которой она убеждала окружающих в своей правоте. То, как она занималась любовью, так непохоже на ту в чем-то трогательную скромность, застенчивую хрупкость, какую он познал с ней в их ночь перед расставанием. Он мог бы догадаться, она ведь не воздействовала на него намеренно, а сопротивление любого Самурая ментальным воздействиям, иллюзиям и проклятиям считается одной из визитных карточек его класса.

Мог.

Не хотел.

Не верил.

Он пришел на эту крышу, стоявшую в годы его детства и стоящую сейчас, искренне надеясь ошибаться, но ошибки не было, только горькая-горькая правда. Она ждала его тут, пышущая заемной силой и чуждой мощью, смотрящая взглядом столь томным, что ему невольно хотелось отвести собственный. Она предлагала ему присоединиться к творящейся битве, предлагала искренне, но не на стороне обороняющихся.