Текст книги "Его искали, а он нашелся (СИ)"

Автор книги: Avada Kadavra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 89 (всего у книги 140 страниц)

Ошиблась змейка, как и те, кто послал ее за его жизнью только в одном – в выборе цели. Дело не в личных способностях или воинской славе, пусть даже изрядно подувядшей за последние полвека, а в самой личности того, кого она попыталась лишить жизни. Барон за свою карьеру множество раз ловил посмертные и не очень проклятия тех, кого он и его команда давили, словно тараканов коваными сапогами. Далеко не все подобные подарки удавалось отвести в сторону, далеко не все травмы вышло излечить. Среди множества мелочей, опасных лишь кумулятивным эффектом, имелось несколько сильнейших ментальных проклятий, вызывающих постоянную, пусть и легкую, паранойю и чувство тревоги. Они никак не были связаны с его предчувствиями, ощущались совсем иначе и вообще ничуть не помогали ему в жизни, но одну важную деталь они своим существованием обеспечивали.

Железный Барон, Кровавый Командор, Убийца Городов – он никогда не мог расслабиться, всегда был готов к бою, к попытке забрать его душу за те грехи, какие он добровольно или не очень взял на себя за свою долгую, слишком долгую жизнь. И потому он не замешкался, не удивился, не растерялся отсутствию предчувствий, совершенно автоматически, – будто и не пил всю прошлую и позапрошлую недели, будто и не осматривал еще секунду назад вероломную разносчицу сальным взглядом, – перехватил изящную и неожиданно сильную женскую ручку, ломая ее в локте и втыкая заточенное лезвие в раскрытое при атаке горло убийцы.

В сознании ветерана попросту не существовало перемычки между состоянием войны и мира, не имелось той части личности, что жаждала покоя и теплого дома. Он не удивлялся, не думал, не задавал себе вопросы, не ужасался подымающейся по всему Вечному волне злой и чудовищно сильной магии. Он просто действовал по тысячу раз заученному шаблону – команда попала под засадный удар на марше благодаря предательству союзников, а действия на этот и подобные ему случаи отработаны были еще задолго до того, как родился его дедушка.

Еще только сучила ногами подыхающая от яда разносчица, как вторую девку, нападающую со спины из слепой зоны, сносит выстрелом из тяжелого ручного свинцестрела, как расплескивает мозги третьей, пытающейся разорвать дистанцию и швырнуть в него какой-то амулет. По телу расползается пламя боевого задора, а из пространственного артефакта в виде массивного золотого перстня вылетают несколько флакончиков с зельями. Барон не знает, был ли в его пище яд, но проверять не собирается, заливая в глотку боевой коктейль.

На разум начинает давить едва различимый страстный шепот, следствие магии Пекла и кого-то, эту магию направляющего по всей площади комплекса отдохновения, в каком он проводил последние месяцы перед очередной отправкой на фронт, прямо к алишанским границам. Второй свинцестрел револьверного типа, точно такой же массивный, но заряженный совсем иным типом боеприпаса на основе зачарованного мифрила, уже сжат свободной рукой, когда Барон на мгновение прикрывает глаза.

Командор использует цепь командования, вкладывая в нее свою железную волю, а также изрядную долю резерва, посылая всем своим подчиненным сигнал тревоги прямо в их головы. Не просто сигнал, но еще и своеобразное благо, очищающее тело, разум, души и мозги от любого постороннего воздействия. С его уровнем он может использовать передачу приказа со сноровкой, что заставит полысеть от зависти профессионального бенефика, не просто усиливая своих подопечных, но еще и подбирая тип усиления и класс очистительных техник.

С мерзостным флером Пекла он сталкивался не единожды, пусть больше с доменами Уныния, Лени или Агонии, да и сам масштаб столкновений этих был, судя по волнам энергии по всей столице, куда более скромным. Тем не менее, тактика уже давно вбита в подкорку, как и любая другая – нет под небом Алурея противника, которому Барон не знал бы способа обломать рога, зубы и прочие выступающие органы.

Связь активирована и с глухой злобой он осознает, что часть из расквартированного состава уже никак не спасти – мертвы или умирают. Это ему яду подсыпать не стали, а вот против его подчиненных именно отраву большей мерой и применяли, лишь в одном случае из трех пытаясь провести устранение физически. Злоба его только растет каждую секунду, но направлена она не на врага, который просто враг и чувств Командора недостоин, а на обосравшихся и позволивших убить себя дуралеев, что дали навеянной неге и похоти обмануть свой разум. Как тот, кто их обучал, подготавливал и лепил из этих салаг настоящих солдат, он имел полное право на подобное отношение.

Впрочем, опозоривших его науку было все же меньше, чем тех, кто эту науку усвоил, а уж его предупреждение и своевременное усиление позволило почти трем четвертям расквартированных бойцов выжить и ударить навстречу. Короткую стычку в кулуарах и банкетных залах пережила едва ли половина, но это все равно лучше, чем ничего. Особенно если приплюсовать к его собственным птенцам остальных бойцов, которых в комплексе отдохновения, специально для военных корпусов предназначенном, хватало.

Командор сбрасывает очередную попытку вскрыть его разум каким-то приворотом, снова усиливая своих бойцов, когда легкое давление флера сменяется изощренной техникой контроля, но вот остальных "союзников" прикрывать некому. Часть из них начинают веселую оргию прямо там, где стояли, пытаясь затащить в нее еще и людей Барона, но куда больше тех, кто поднял оружие против незатронутых подчинением. Как же хорошо, что свою славную сотню он приучил не расставаться с вверенными им боевыми жезлами или свинцестрелами даже в сортире – нашлось чем отбиться от вооруженных чем придется контролируемых.

Но все это, конечно, хорошо, если бы не невидимый глазу и чувствам контролер или несколько – кто бы ни ткал паутину страсти для всего комплекса, но уровнем этот кто-то не слишком уступал даже ему, Барону, не говоря уж о простых и не очень отдыхающих. Разум его по-прежнему остер, но если он хоть что-то понимает в тактике (а он понимает!), то продавшаяся дьяволам сволота просто обязана...

Падение лицом в пол.

Перекат в боевую позицию.

Сумасшедше быстрое опустошение барабанов обоих свинцестрелов, одновременно с попытками избежать встречи с едва видимым полотном полупрозрачной ткани. Он понятия не имел о природе этой техники, а все предчувствия молчали вместе с интуицией, но все то же тактическое понимание утверждало – чем бы эта заготовка ни была, она обязана захомутать даже его, чего нельзя допускать. Воспользовавшись его рабской верностью и связью с подчиненными... будет нехорошо для всей столицы, не только для обороняющихся в этих стенах.

В голове проносится какое-то странное раздражение и даже легкая обида – его противница, а он не сомневается в половой принадлежности врага, сильна и, вне всяких сомнений, достойный противник, но для кого-то с его потенциалом просто необходимо нечто сильнее. Убить, а лучше покорить до того момента, когда он сможет развернуться во всю мощь, опереться на свою самую большую драгоценность, пусть даже отнятую, но все еще его ждущую! Только так, без попыток играть в поддавки! Осознание того, что его недооценили, не восприняли достаточно опасным, вызывает уже не злость, а настоящую ярость, кипящую и выплескивающуюся через край.

Снова вспыхивает пространственный артефакт, выпуская наружу десяток амулетов, формирующий висящий в воздухе экран, пуская линии иллюзорного света между деталями механизма, указывая на точку пространственной свертки, где спряталась его противница. Амулеты выгорают, но заставляют ее выпасть в реальный мир – обнаженную, покрытую татуировками и слоем мужского семени, с безумными глазами и прекрасным лицом. Смотрящую прямо на него, полуодетого, держащего в руках два разряженных свинцестрела.

Она напичкана силой по самые брови, усилена сотнями жертвоприношений и сумасбродных оргий, она может повелевать чудовищными объемами силы, а аура порока легко обратит ее комнатной собачкой хоть целую штурмовую армейскую сотню лишь за один взгляд ее сияющих глаз. Ее тело и суть терзают множество даров, как разовых, так и перманентных, ее мощь в этот день, день ее триумфа, превосходит все ранее сказанное на две головы. А против нее выступает лишь стареющий и спивающийся полоумный солдафон, железные зубы которого давно вырвали указом Императора и божественными запретами. Он сейчас даже своих людей между собой и ей поставить не может, пребывает в самом неблагоприятном для себя положении, уже растратив большую часть сохранившегося с лучших дней арсенала.

Ему нечем ответить на ее ласки, нечего станцевать в ответ на ее движения – он уже обречен, несмотря на сравнимый уровень и множество титулов. Потому и послали ее одну, ибо не было нужды в большем – железные клыки, железное сердце, железный разум... все это из него и вправду изъяли, оставив только оболочку, для планов Господина почти не опасную.

С восторженным смехом она укрывает себя коконом из опороченных душ, полупрозрачными латами, что состоят из страстно совокупляющихся призрачных тел, после чего стремительным выпадом сближается со своей жертвой. Даже обессиленный и выброшенный на свалку собственными хозяевами, он остается великой цены трофеем, который она завоюет и возьмет прямо сейчас, стоит только ей коснуться его тела и сути. Ради такого наслаждения можно и выделить минутку, отвлечься от неотвратимо выигрываемой ее подчиненными битвы.

Ну, максимум на две минуты, если выносливости этого бодрого старичка хватит допить на второй заход.

Тридцать секунд спустя начала их схватки накоротке, Барон сплюнул на распотрошенный шальным магическим ударом пол кровавый сгусток и, зайдясь в мерзком кашле, с трудом сдерживая рвущийся из глотки стон, последний раз пнул лишенное всех конечностей и головы тело своей противницы. Во рту стоял мерзкий вкус зелий и крови, в голове гудело, да еще и постоянное давление Похоти действовало на нервы.

Лишенные координации главной направляющей единицы культисты, уже не имеющие на своей стороне ни эффекта внезапности, ни даже поддержки задурманенных убитой им сукой бестолочей, неотвратимо заканчивались, так что Барону оставалось только подождать, пока его найдут и подберут верные люди. Потому что сам он ходить мог с превеликим трудом да и то, недалеко, если не сказать под себя. Последняя ответка культистки не расплескала его внутренности по стенам только потому, что он успел снести ей половину черепа мигом ранее, но даже так его задело едва сформировавшейся ударной волной, приложив многострадательной спиной прямо об один из перевернутых их сражением стульев.

– Дерьмо. – Голос его звучит глухо и сухо, словно непривычно, ведь слишком он нырнул в полководческие умения, вообще не используя слова. – Дерьмо собачье.

После интенсивного использования той же цепи командования любые попытки вести нормальную беседу будут затруднительными – профессиональная болезнь всех командирских классов. Успеваешь настолько привыкнуть к тому, что слова слишком длинные, громоздкие и вообще не нужные, что не сразу вспоминаешь, зачем они вообще нужны и как ими пользоваться. Те, кто слишком глубоко заплыл в эту реку, и вовсе становятся какими-то странными пародиями на нежить: вроде и живой, дышащий, а эмоций и человечности примерно столько же, как в ином личе или умертвии.

Спустя некоторое и весьма долгое время, какое он провел в восстановительной медитации, его осторожно подхватили под руки и вывели на улицу, где уже происходил импровизированный военный совет. Он бы куда дольше приходил в себя, если бы почти все травмы не исцелило возвратом самого Времени, произнесенным и воплощенным самим Императором, оставив только фантомные боли и очень сильную моральную усталость – пришлось выложиться до того уровня, когда даже сила Вечности не могла излечить полностью.

Территория отдохновения находилась почти на самом краю Вечного, вблизи одной из стенок проклятого купола, а еще занимала много места, тогда как отдыхающих и прислуги тут было куда меньше. В общем, дьяволы не торопились их добивать, поскольку небезосновательно считали, будто их всех и так потрепали, а свежие силы извергов нужны в центре столицы. Вот так и выходило, что у них было немножечко времени на разговоры и попытки прийти в себя, хоть даже самые боеспособные и наименее пострадавшие в свалке сражения успели отправиться в город по своим задачам. Кто-то хотел соединиться с более крупными формированиями, в составе которых было легче выжить, а у кого-то там, в других кварталах, остались близкие и родичи...

– Вы не понимаете! – Одетый в жреческую сутану, безумно скалящийся и мечущий запуганные взгляды во все стороны мужчина, в котором Барон узнал одного из местных отдыхающих, был готов сорваться в истерику и не сорвался только потому, что опасался получить в зубы, как несколько предыдущих неуравновешенных, успокоенных его, Барона, офицерами. – Я не слышу Его! Не могу дозваться! Докричаться! Я словно воплю в пустоту, стучу в каменную твердыню! Это место... оно не здесь! Мы на полпути к Пеклу и ни один бог нам уже не поможет! Не поможет! Мы обречены! Слышите? Обречены!

Бах!

Бах!

Бах!

Патронов, особенно таких дорогих, очень жалко, но, в свое оправдание, Барон мог бы сказать, что сейчас шокирован ничуть не меньше, чем потерявший главную опору в своей жизни жрец. Даже, наверное, намного более шокированный, что, несомненно, заметили заволновавшиеся соратники. Они нечасто видели на его лице эмоции отличные от злобы и раздражения на идиотизм окружающих, а уж такого искреннего неверия и шока, наверное, не видели и вовсе никогда.

Дрожащей, – и это у него дрожащей! – рукой, он кладет свинцестрел рядом с собой, осторожно поворачиваясь лицом к жрецу, так чтобы не потревожить раны, чтобы видеть глаза собеседника.

– Скажи, слуга божий, это, выходит, мы больше не под Небом родного Алурея? – Он говорит очень тихо, но его никто не перебивает, а кто попробовал, быстро был заткнут кулаком в зубы, иногда еще и превентивно.

– Да, почтенный. – Мертвым тоном отвечает жрец, даже не замечая того, кому отвечает или того, что все вокруг молчат. – Не под Небом.

– А так ли это, получается, что нет над нами всезрящего Ока Божьего? – Голос крепнет, становится более глубоким, звучным и пробирающим до самых костей, заставляя всех вокруг, кроме его воспитанников, невольно отодвигаться подальше.

– Да, почтенный. – Еще сильнее сгорбившись и на глазах старея безо всяких магических проклятий отвечает жрец. – Нет здесь Их, как нет и воли, Ими воплощенной.

– А не выходит ли так, что даже сам дворец Вечный вместе с самим Императором оказались вне Неба и вне Богов? – Вся воля Барона уходит на то, чтобы сдержать рвущиеся наружу чувства.

– Д-да? – Вот и жрец что-то да заметил, но еще не понимает что именно.

Тишина.

Вой тварей вдали.

Звуки отдаленных битв.

Звон магических барьеров.

Тихий перелив искаженных куполом эфирных течений.

Молчат все присутствующие, только слышен звук его бьющегося сердца.

– Ха. Ха-ха. Ха-ха-ха-ха-хах!!! – Следом за его смехом начинают смеяться остальные, вся команда, кто еще остался на ногах и в сознании, игнорируя уже откровенно напуганные взгляды окружающих. Они тоже поняли, осознали то, что не могли знать ни изверги, ни сам Император Вечный, просто потому, что никто из них не был там, когда по итогам заключенной сделки у Барона забрали его сердце, отняли все, что он только ценил, оставив лишь шрам, зияющую пустоту в душе, а также крохотный огонек надежды, в которую уже даже ты сам не веришь, потому что никогда не бывает таких чудес.

Потребовались десятилетия времени, проводимых в попытках запить горе алкоголем, в постоянных командировках в разные военные конфликты, чтобы смывать там кровью немилость правителя и собственную слабость, собственное предательство, лишь бы только не двинуться умом. Потребовалось вторжение извергов, самое крупное за последнее тысячелетие минимум, похищение целой столицы, попадание в такую передрягу из которой не вытащит даже божья помощь!

...пока ты смеешь жить под небесами Алурея...

...пока очи Наши следят за твоими деяниями...

...пока стоит твоя Империя и живет в мире Нашем кровь ее правителя...

...до тех пор выступаем Мы гарантом твоего наказания...

Железный Барон смеется навзрыд, а рядом с ним хохочут все те, кто разделил со своим командиром его судьбу, впервые за долгое время ощущая ростки надежды, что проросли и дали всходы. Им плевать на извергов и на отчаяние, плевать на то, что придется как-то выбираться из пасти Пекла, плевать на все. Неважно, догадывались ли изверги о вероятности такого исхода, ничего более неважно!

Барон закрывает глаза.

Барон зовет.

Зовет нечто неживое и никогда не жившее, нечто сотворенное руками наделенных и получившее от них зерно разума, собственную личность, зовет то, что было у него, у них всех, отнято политиками и дипломатами, интриганами и предателями, отнято врагами государства, которому Барон отдавал всего себя, отнято правителем, которому он служил верой и правдой. Потому что проще оказалось заплатить Империи, предложить слишком многое лишь за то, чтобы они отказались от них, от его команды.

Ему говорили, что Император стеною встал на защиту его жизни, отдельно указав, что не позволит убить Барона в рамках договора. Что эта защита была продиктована не только желанием иметь шанс повернуть сделку вспять, но и признанием его заслуг. Его убеждали, что слишком многим пришлось жертвовать, что Император согласился на этот исход лишь затем, чтобы не получить выматывающую войну на три фронта, сумев выторговать из этого решения не только материальные, но и политические блага, обратив тех, кто был готов стать врагом, своими союзниками и заплатив за будущие победы их кровью.

Он слушал.

Но не слышал.

Пытался различить за шумом слов, фальшью сочувствующих улыбок и холодными взглядами столичных интриганов грохочущий клекот вырванного из груди сердца, вырванного и запечатанного волей сразу пятерых божеств, Эдиктом сразу семи государств. И, впервые за столько лет он его слышал, слышал этот зов и шел ему навстречу.

Игнорируя все преграды, создаваемые куполом над городом, рвалось на клочки пространство, расширяя проход, ведущий в никуда, далеко за Кромку мироздания. Били вокруг невероятной мощи молнии, гудящие от вложенной в них силы, в которой божественной воли было больше, чем в сотне клириков разом. Хохотали и смеялись выжившие члены Железной Сотни, а их несгибаемый Командор впервые за многие десятилетия и даже века улыбался, стараясь скрыть блестящие в уголках глаз слезы.

Несколько веков тому назад, когда время правления великого Павиана Фортификатора только-только начиналось, в исследовательских корпусах Империи Веков и Подгорного Царства был проведен совместный эксперимент, закончившийся сокрушительным и совершенно неожиданным успехом. Любые исследования, разумеется, проводят с расчетом на успешность начинания, но не в таком масштабе, как вышло по итогам. Изумрудный Павильон, Вечная Библиотека и даже эльфийский Орден Красных Чернил – все они, вместе с десятком организаций и гильдий калибром поменьше, приложили свои усилия к завершению начинания.

По итогу проекта была сотворена и запущена боевая машина запредельной мощи, обладающая мощью и сверхоружием, многократно опередившим любые разработки, даже если говорить о всегда находящихся впереди всего Алурея гномах. Невиданное число легендарных реагентов, целый набор артефактов того же грейда и даже несколько мифических творений древних мастеров были потрачены, дабы вдохнуть жизнь в творимое нечто. И этому нечто требовался командир, обладающий множеством крайне специфических особенностей души. Свои варианты на эту должность предлагали эльфы, гномы и даже зверолюды – но повезло только Империи Веков, у которых нашелся подходящий кандидат, сумевший пройти слияние и пережить его, не рассыпавшись каменной пылью вместе с душой.

Конфликтов в то время хватало с запасом, и совместный, пусть даже и большей мерой состоящий из людей, экипаж вместе с самой машиной был направлен в регион Бесконечных Трав. Саванны, что сменяются пустынями и редкими тропическими оазисами – самая граница Великой Пустыни, что с противоположной стороны карты наступала на Алишан. Именно туда направилась сводная бригада под командованием тогда еще относительно молодого Барона, дабы испытать новосозданное и при этом раньше времени не разрушить хрупкий баланс сил на континенте. Тогда союз между Вечной династией и подгорными владыками был крепок, как никогда ранее и после, что тоже вызывало обоснованную тревогу у соседей и пересуды у аристократии, подозревающей Императрицу в неверности мужу, да еще и в объятиях кого-то из гномьих старейшин.

Центральный регион бесконечности трав просто кишел примитивными и едва держащимися за наделенность племенами, покорению которых и была предназначена экспедиция – полноценный армейский корпус Империи, малый хирд Подгорного Царства и даже некоторое количество эльфийских магов и рейнджеров. И, конечно же, пресловутая боевая машина с ее экипажем – без которой тот поход был бы обречен с самого начала.

Племена дикарей, самоназываемые зус'улл, что переводится как "люди свободного ветра и славной охоты", были, как уже сказано, примитивными, но никак не слабыми. Невероятно высокий средний уровень, чрезвычайно продвинутые шаманские, воинские и охотничьи классы делали их настоящим кошмаром, особенно если приходилось воевать на их территориях. У них не было ни домов, ни постоянных точек дислокации, зато с головой хватало следопытов и лазутчиков, лишь немногим в своих джунглях и саваннах уступающим эльфийским "листьям".

А еще шаманы и призыватели, со всем тем, что они могли позвать в реальный мир! Чудовища, каких имперские чернокнижники сковывали огромными усилиями, едва ли не ластились к проклятым дикарям, соглашаясь на контракты с поразительной легкостью. Кажущаяся простой экспедиция стремительно превращалась в отчаянную попытку выжить в абсолютно непригодных к этому условиях.

Вместе с тем, ситуация на континенте все сильнее накалялась, переходя из напряженной в катастрофическую. Чрезвычайно усилившийся и успевший накопить запас артефактов, контрактов и, конечно же, Призванных недружелюбный сосед не просто держал оборону против совместных усилий Империи Веков и Подгорного Царства, а еще и показательно наступал, давил по всем фронтам. Боевые рабы и созданная из их трупов нежить, легионы призванной мерзости и удары стратегических чар на основе планарных энергий, всесторонняя поддержка клириков темного и даже части светлого и нейтрального пантеонов, отлично вышколенные круги видящих и целая серия удачных диверсий против командиров и аристократии – все это позволяло Алишану не просто держать удар, но и самому бить в ответ.

А ситуация между союзниками продолжала накаляться, не в последнюю очередь из-за все той же боевой машины, которая вышла одна, хотя работали над ее созданием все скопом. Первыми вышли из борьбы с Алишаном и его клевретами эльфы Извечного Леса, которым не улыбалось терять собратьев в чужой войне, усиливая союзников, что после начнут облизываться уже на Извечный Лес и его неоправданно большие и слабозаселенные территории. Следом за ними ударил боевой флот Зайнберга, наконец-то принявший сторону в том конфликте, перекрывая морское сообщение для имперцев. Вероятно, потому эльфы и вышли из сражения, что не хотели получить проблемы на море – какой бы упадок ни пришел в Зайнберг, он оставался обладателем, пожалуй, сильнейшего флота в мире на тот момент.

Крайне выборочно применяемое торговое эмбарго и высококлассная работа дипломатов Нейтмака посеяли раздор между кланами Подгорного Царства, давая политический капитал для партии изоляционистов, разрушая и без того трещащий по швам союз двух государств. А поставка многочисленных караванов с алхимическим сырьем и уже готовыми зельями прямиком во владение капитанских союзов Зайнберга еще сильнее вбивала клинья – люди требовали от гномов прекратить продажу Нейтмаку оружия, брони и рунных артефактов, а гномы не собирались терять одного из самых лучших и надежных покупателей.

Тяжелая болезнь Павиана Фортификатора, гибель Старейшины Гарнуз-Кхала от рук алишанского убийцы и общая нервозность окончательно похоронили этот союз. Алишан тоже терял силы, неумолимо выдыхаясь, но еще имел шансы выиграть затяжную войну за счет куда более наплевательского отношения к людскому ресурсу и возможности в любой момент его восполнить за счет работорговли и лучших в мире рабомантов на службе Хана.

В такой запутанной обстановке все стороны попросту забыли о боевой машине и приписанных к ней бойцах, что стремились хотя бы выжить в совсем не нужной им мясорубке с ничего, по большому счету, им не сделавшими дикарями. Немалую долю этой "забывчивости" обеспечивало желание заполучить результат проекта в свои руки, в единоличное владение лишь одного игрока.

Никто так и не заметил, не успел понять, когда же слияние Железного Барона и его машины достигло такого значения, не сумели предотвратить смелое и безумное в равных мерах решение Командора установить прямо внутри боевой машины, триумфа техномагии и вершины мастерства оружейников, один из отбитых у дикарей артефактов, с сумасшедшей легкостью соответствующий мифической планке. Никто не заметил момент перехода, когда просто очень дорогая и смертельно эффективная, пусть даже тяжелая в обслуживании, машина пробудилась, фактически став аналогом разумных големов или гомункулов, научившись самостоятельно восстанавливать повреждения и ремонтировать свою основу.

Стали ненужными гномьи инженерные бригады и мастера восстановления эльфов, в один миг переводя мифическое порождение в личную собственность Железного Барона. В целях безопасности, а если неофициально, то в попытках все же помешать людям заполучить плод совместных усилий, все, кто знал о существовании этого проекта, были уничтожены или обзавелись затертыми участками памяти пополам с нерушимыми контрактами молчания. Очень поспособствовала этому сильнейшая мистическая буря, взболтавшая эфирные течения до полного обрушения большинства попыток поддерживать связь иначе, чем курьерской перепиской – следствие то ли какого-то масштабного ритуала Алишана, то ли очередного привета от дикарских шаманов.

На некоторое время о машине и ее экипаже действительно забыли.

Пока капитан этого экипажа не сумел провести свое дитя (учитывая тот факт, что субличность одушевленной машины зародилась из души Барона, то и вправду дитя) по самому краю Великой Пустыни, приведя ее на финальный бой между оставшейся в одиночестве Империей Веков и Алишанским Ханством. В конце концов, экипаж ее до конца помнил и был готов исполнить свой долг.

В том бою они проявили себя как настоящие герои, а Барон и еще парочка присутствующих и вовсе Героями стали по итогам битвы. Сумасшедшая эффективность, фактически приравненная к присутствию на поле боя союзного мифического чудовища, только полностью подконтрольного, сломила ход битвы, вынудив Алишан отступить и отдать большую часть захваченных территорий.

А после машину начали делить, несмотря на то, что поделить ее уже было невозможно. Не имея и тени шанса заполучить себе главный приз и понимая, что имперцы будут очень злы на бросивших их союзников, осознавая, что постоянно присутствующая в реальности, а не кратковременно призываемая сущность подобной мощи попросту слишком опасна, чтобы оставить ее людям, гномы и эльфы принялись давить на стремительно теряющего здоровье Императора.

Будь люди не так вымотаны войной и последней битвой, они бы послали все претензии туда же, куда отправились призванные Алишаном твари под огнем орудий спроектированной машины. Но они были вымотаны, а перед Императором стоял выбор – уступить, взяв за уступку достаточно, чтобы восстановить Империю от последствий войны и еще сверху, или начать новый конфликт с куда более свежими противниками, у которых своих союзников хватает, да еще и под неусыпным взглядом Алишана, что не постеснялся бы подгадить любым доступным способом.

И был провозглашен Эдикт.

Пять Божеств, семь сверхдержав, включая даже примазавшийся Зайнберг, что выступили свидетелями сделки. У потерявшего всю веру и верность в один день Барона отняли его сердце, запечатав его в собственноручно созданном присутствовавшими божествами полноценном домене, а домен вышвырнув за Кромку, разделив их несокрушимой стеной, что будет стоять до тех пор, пока сам Железный Барон ходит под Небом родного мира, пока стоит под этим Небом дворец, в котором правит носитель Вечной крови и пока все пятеро Богов смотрят за исполнением Эдикта.

Создать домен, настоящий домен божественного грейда, а не пространственную складку любой сложности, даже для богов непросто, даже для них это требует пожертвовать частью собственных сил, как и последующее закрепление Эдикта. Но жертвы были принесены, а люди, гномы да эльфы получили то, что желали. Что думал и чего желал барон Генрих фон Швальцкопф XII, оставшийся без смысла своей жизни, не волновало, по большому счету вообще никого.

Не теперь, когда надежно запечатали во веки веков так и не успевший нормально пожить результат проекта, в анналах истории оставшийся под названием Железная Погибель.

Железная Погибель вновь пришла в реальный мир, пусть даже этот мир уже не был ни реальным, ни даже тем же самым. Долгое заключение не прошло для мифического порождения зря, многие из ранее безупречно работающих систем только-только прогревались, вновь обретая былую мощь, но никто даже не сомневался в том, что хотя бы половины суток хватит для полного восстановления. И ошибкой будет считать, будто находясь в полуспящем состоянии, Погибель стала не опасной!

Барон улыбается.

Скалит зубы.

Теперь все по-другому!

Теперь он никому не позволит разделить их вновь!

Рядом, за спиной и чуть влево стоит верный помощник, Первый Офицер и Мастер-Наводчик Ханс Мульге, по бокам от него встали верные телохранители – полуогры Жрач и Бухач, не блещущие интеллектом, зато нерушимо верные и удивительно добродушные, как для кого-то с их тяжелой и злой кровью. Жертвы селекционных экспериментов, спасенные Генрихом с вивисекторского стола, они оба были полноценными наделенными, несмотря на внешность, и оба были готовы умереть сами, лишь бы не допустить гибели своего благодетеля.

За спиной вставали в парадно-боевом построении все оставшиеся с ним, так и не бросившие его даже спустя все эти годы члены экипажа, его команда. Механики, наводчики, стрелки, офицеры, ремонтники, абордажники, мастера свинцестрелов, ритуалисты, бенефики, маги и целители – все они готовы до конца исполнить свой долг. Не перед Императором, не перед Империей, но только перед самими собой и когда-то защитившим их всех ребенком – Железной Погибелью.