Текст книги "Его искали, а он нашелся (СИ)"

Автор книги: Avada Kadavra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 106 (всего у книги 140 страниц)

Если мальчик без ошейника, выбранная им партия, взятая роль, похожа на пустой аккорд, прореху на нотном стане, паузу между куплетами, то мелодия девочки в ошейнике совершенно иная. Она чувствуется, она звучит, она бьет грохотом гигантских барабанов, за которым слышен рев идущего валом пожара и треск лопающихся в огне костей. Там, где возлюбленный им мальчик рвет мелодию, вливая в нее диссонанс своей тишиной и неуютным, лишенным изящной развратности шепотом, недопознавшая его ласки девочка пытается накрыть его мелодию своей, разорвать партитуру, смешать ноты и сжечь их в огне абсолютного Всесожжения. Стоит сказать, диссонанс, вызываемый девочкой, выглядит внушительнее.

Прямая атака, даже не огнем, а жаром, от которого рассыпаются в ничто покрытые знаками камни и обернутся им же попавшие под этот каток души, была не тем, что можно и нужно проигнорировать. Хорошо бы столкнуть две мелодии друг с другом, чтобы его собственная так пикантно отдалась звоном на фоне взаимного затухания, но этому помешает третий участник собравшегося против него миниатюрного оркестра, заунывно звучащий одной-единственной нотой горской флейты. Варудо Вечный запевал строго между молотом и наковальней, даже не атакуя, но намекая на немедленную реакцию, если изверг попробует сменить позицию и столкнуть союзные мелодии. Либо принимай их на щиты, либо отрази как-то еще, словно говорит ему его песнь, пой, дорогуша, а мы попляшем, милый наш.

Звон лепестков стал на секунду близким к разрывающему сердце скрипу глотки Каменной Птицы, заставляя конус тишины замедлиться, потому что удар пришелся на разум мальчика, навязывая ему чужие переливы, задрожала волна жара, когда девочка стала на ходу испытывать мелодичный, словно танцующий вместе с неслышимыми амплитудами, оргазм. Только дитя Веков, защищенное своим некуртуазным доспехом, оставалось неподвижным, теперь готовясь защищать и прикрывать того, на кого длань изверга повернется. Такая горькая ирония, слаще нутряного меда и любовного сока умирающей оперной примы, что непримиримые враги сошлись в союзе. Он не устает любоваться ею, она не скоро ему наскучит, не скоро станет привычной частью оркестра.

Вспышка огненных протуберанцев скользит минорным переливом, очищая разум и тело девы, заодно переплавляя одну из оставленных им дверец, ведущих к ее пониманию мелодий, в стальную стену, закрывая закладку, делая ее нерабочей. Он много больше желал установить, но не видел причины в тот момент – так легко переписав чужую поэму, совсем утратишь хороший вкус, который требует неспешности, требует откладывать пик удовольствия как можно дольше. Но даже крох хватает, чтобы атака чистого жара не захлебнулась в своем барабанном бое, но получила смену на полтона, внесенный диссонанс. Он мог бы отбить удар и так, но тогда бы не испытала бы дева свой экстаз, не прочувствовала эту смесь из гнетущего стыда, возвышенного долга и едва различимого трепета жажды продолжения – он знал, что чувствовала эта трель, потому что сам писал ее, сжигая раз за разом.

Жар встретился с тонкой полосой Холода, полным стазисом любого движения, абсолютным замерзанием, разбившись о него, как прибой о скалу в глухом крике замерзающего путника, едва слышно зовущего хоть кого-то. Чернящая тишина давит, но он успевает переставить огоньки в нужном порядке, вынуждая ледяную суть одной из давних его девочек, раньше бывших мальчиками, вернуться обратно в глубину его, отдавая взамен несколько самых простых огоньков, совсем свежих, только в этом городе и взятых. Господин всего и всех, пусть пока не все то признают, с интересом наблюдает, как стали блекнуть в монохромном видении гаснущие огоньки, даже не пожираемые Тенью, а словно угасающие от внезапного Одиночества.

Так мило, что просто хи-хи-хи.

Ментальный конструкт, словно предложение сделки, направлен в сторону флейты просто интереса ради, приличия для, потому что мелодия того требует, даже если очевидна бессмысленность деяния. Преодолеть одновременно доспех одной битвы и кольцевание вневременья можно, но не сейчас, не так и не в подобных условиях. Это не попытка переубедить чужую сонату, сменить флейту на иной инструмент, но исключительно добрая и милая поддевка, предложение сойтись в бою с непосредственным участником убийства забытого всеми брата флейты. Словно упрек, издевательское недоумение, почему же принц еще не вцепился во врага своего. Удостоить доброго Господина ответом стало тяжестью неподъемной для наследного принца, так что он и подымать ее не стал, попросту проигнорировав, даже принявшись творить Закон уже не в предупреждающем намеке, но в прямой атаке.

Хрупко треснуло, органным гудением отозвались знаки на камнях, заново произрастая там, где монохромная тишина стесала их вместе с камнем, отталкивая черно-белый ужас, наполняя мир родным и сладким сиянием обещанных благ. Встречный взмах дланью, на секунду ставшей полностью прозрачной, отозвался кисло-сладким воем, откачивая воздух с пути покрытой пламенной чешуей девы. Безыскусная атака лишь первый слой, ведь вместе с воздухом, затрагивающее дальние участки отсутствующей здесь Выси воздействие высасывает всю свободную энергию, пригашая пламя, сбивая ритм и заглушая рокот барабанов. Споткнувшаяся на ровном месте дева падает лицом в камень, лицом в засверкавшие незатейливой песенкой знаки, теряя все больше пламени, постепенно всасываясь в те знаки сама, готовясь стать еще одним рисунком на измученной брусчатке.

Вместо того, чтобы добить бестолковую дурочку, бегущую от его ласк и дать ей переродиться еще раз, Господин лишь накрывает ее невесомым покрывалом, словно даже не шелковым, но из паутины сотканным. На саване произрастают руны и знаки, сливаясь в нечто похожее на нотную запись, втягивая остатки пламени, а после переносясь на кожу искуснейшими татуировками, двигаясь все глубже и глубже в сущность пленницы. Волна огня предсказуема, как партия барабанщика на марше, но при этом необоримо сильная – в последний миг флейта дарит барабанам лишнюю секунду, забирая ее у собственной атаки, упуская момент. Секунда купила еще немного свободы, дав сжечь саван, выжечь вместе с кожей, а кое-где и мясом, перебитые татуировки, снова вырывая мелодию флейты из общего хора, заставляя улыбаться все шире и шире.

Удар едва различимой в шторме энергий воздушной иголкой, тонкой, словно волос мохнатой гусеницы, словно мелкие и неразличимые глазу жала медузы, словно наигрываемая у костра рулада, которую никто не слышит в шумном городе, расположенном за соседним холмом. Иголка столь тонкая, что проходит сквозь любую защиту, обращаясь ниточкой, по которой скользнет хищное воздаяние, скрежет сводимых в экстазе зубов. Первая техника лишь начало будущей вышивки, точка направления, по которой вслед отправляются стонущие трианглем нити истока, подбирая ключ к такой изворотливой душе.

Тварь словно раздваивается, оставляет после себя чрезвычайно реальную иллюзию, завершающую работу с ключами, снова обращаясь на пламенную птичку, придавливая ее тяжестью Тверди, высасывая силы проклятиями Глубины, проклиная безумной скверной Черноты, сменяя один источник силы другим, завершая порядок биения и ритма, не тратясь на флер или переделку, давя голой мощью. Это ее ощущение, постепенное осознание собственного бессилия и его превосходства, вступают в резонанс с новыми аспектами ее личности, родившимися из пепла прошлых, сгоревших по его воле. Заставляют ее саму ждать нового удара, новой атаки, что распнет ее, нагую и изнемогающую, подарит то, что не способны подарить простые смертные, оттеняемые ее могуществом. Да, кто-то скажет, что банальнейшее преклонение перед силой, больше подходящее Гордыне, чем Похоти, слишком пресно, но не им указывать маэстро его уровня.

Мальчишка проявляет недюжинную наглость, сумев каким-то образом перенаправить нити ключей, да-да, на одно из лиц-картин, которые он перенес на обрамление фонтана поэтов! Это настолько смехотворно, что уже обидно немного, если честно. Вместо обвинения в невоспитанности приходит последовательная волна из Солнца, Света и Неба, сжигания, прожигающего дорогу сквозь монолитные стены теней и заново проявившийся двухцветный пейзаж, очищения, что смывает попытки контролировать реальность методами теневой магии, никак не затрагивая присутствие Пекла, а также чистого покоя, замедляющего не только тело попавшего в тенета синевы, но даже само его мышление и реакцию. Солнце с пробитием защиты справилось, рассеявшись перезвоном колокольчиков, Свет излил свою истину трубным гласом, но вот Небо оплошало – тишина снова стал двумерным, несуществующим, избежав своей судьбы. Господин уже готов накрыть барабаны крайне волнительным и хитро закрученным обязующим контрактом, одновременно замыкая тишину в его плоскости, не давая выйти из скорлупы идеальной защиты.

Сила Времени действительно велика, как и глубина хранилищ Вечной династии – про использованную вещь не было ведомо ни одной из душ, оказавшейся во власти его Домена, не мелькнула эта информация одиночной нотой во множестве сводок и донесений. Прекративший незаметно светиться маленький амулетик, бесценный Светоч Невредимости, как тут же указали ему доступные прозревающие, ушел на долгую-долгую перезарядку, выполнив свою цель. Даже здесь, даже в эпицентре его могущества, эта побрякушка заставила его почти на секунду забыть об истинности существования принца Варудо. Будто поверх его мелодии сыграли другую, почти такую же, но без аккорда дерзкого Вечного. И он не просто так эту секунду, для него куда более длинную, тратил, не прелестями его будущего хозяина любовался, нет.

Господин вынуждено обрывает обе серии атак, концентрируя сущность на уже подготовившем удар Варудо. Принц шагает вперед, самым обычным даже не ускоренным шагом, занося старый и грубо скованный двуручный клинок в своих руках вверх и немного за голову в классической атакующей стойке. На пробу срываются в бой десяток магических клинков, начиненных каждый разным содержимым, начало увертюры, не более, чем первая проба.

Господин вынуждено обрывает обе серии атак, концентрируя сущность на уже подготовившем удар Варудо. Принц делает еще один шаг вперед, игнорируя так и не добравшиеся до него атаки, которые только еще собираются формироваться в его объятиях, уже почти застыли на кончиках пальцев. На этот раз вместо клинков в ход идет слаженное воздействие на реальность, обещание всех благ, отвлекающее внимание от десятков мелких искажений, отменяющих последние указания Закону.

Петля уныла в своей предсказуемости, а предсказуема она оттого, что является едва ли не сильнейшей песней, из предназначенных для индивидуальных поединков, имеющейся в распоряжении Вечных. Поговаривают, одиннадцатый по счету Император, Бай Серый, сам себя замкнул в подобной петле, перестав стареть и отказываясь умирать, как утверждают и о том, что его жертвы, вызвавшие неудовольствие правителя глупцы или просто под руку попавшие неудачники, могли провести в замкнутом цикле времени долгие годы, раз за разом умирая самыми разными смертями, скрашивая скуку государя. Убивали Бая его внуки и состарившиеся сыновья, в единственном известном любым летописям случае, когда один Вечный вставал против другого – то ли устали ждать своей очереди занять трон, то ли раз за разом откатывающий себя в эталон Бай постепенно сошел с ума и прекратил быть человеком даже в той малой мере, какой привыкли мерять свою человечность глупышки Вечные.

Господин вынуждено обрывает обе серии атак, концентрируя сущность на уже двигающемся в его направлении Варудо. Флейта на шаг ближе, а атака твари, пусть и дошла до цели, даже имея шансы преодолеть капсуляцию Времени вокруг милашки, упирается в доспехи, предсказуемо обращаясь в ноль. Ну, он и не рассчитывал, но попытаться стоило, ведь вдруг да выйдет. Сбоку прилетает плотное перо, одна из коронных техник барабанов, материальное Пламя, твердое и имеющее собственный вес, сжигающее даже несгораемое, но, что важнее, создающее на месте касания пробой в глубины первородного Горна, вытаскивая наружу такое, что иной раз через собственное тело даже ей пропускать нет желания. А вот тишина... тишина молчит, злая и неподвижная, скрывая что-то под гнетом злого шепота.

Господин вынуждено обрывает обе серии атак, концентрируя сущность на уже двигающимся в его направлении Варудо. Перо исчезает вместе с очередным циклом петли, пусть и оставив после себя обожженное и тут же зарастающее плечо – он намеренно не стал тратить души и силы на защиту, зная, что чары закрепиться не успеют, отдав первую свою кровь именно барабанам, дав прорезаться взращенному в пламени кровожадному садизму. Риск, конечно же, но такой гудяще-сладковатый риск, стоящий возможного финта от флейты, что вплетет атаку пером в структуру петли. Варудо мальчик умный, а потому даже не пытается отвлекаться на намеренно проявленную слабость, стремясь закончить технику и его самого, концентрируя все силы на одном. Ответная атака Господина идет в направлении неприятно, нервно, странного молчания тишины, что не пользуется случаем, раскачиваясь в своем невесомом состоянии, как-то уже привычно-глупо удерживаясь на кончиках пальцев, но рана от пера не дает закончить вовремя, только прощупать суть, понять, чем занят выпавший из оркестра музыкант.

Господин вынуждено обрывает обе серии атак, вновь концентрируя сущность на преодолевшем половину расстояния Варудо, смеясь маленькой девочкой, получившей в подарок плюшевого рыцаря на пятую весну своего рождения, а следом смеются остальные девочки в его власти, того же возраста, той же природы смехом, только игрушки, в свое время, каждой дарили разные – плюшевый рыцарь, деревянный солдатик, соломенная кукла, волчонок, выкованный искусным кузнецом из остатков железа. Все эти игрушки появляются рядом, обретают плоть призванных воителей, даже не пытаясь атаковать, хотя и могут, но передавая каждому из трех образы своих девочек. Так, чтобы на миг ударить его столь же сложно, как матери и отцу ударить насмерть свое мило смеющееся дитя – боевое применение игрушек смотрелось бы эффектнее, но на него не хватало времени петли. Зато новых ударов никто не нанес и даже флейта остановился на месте, пропустив шаг.

Господин вынуждено обрывает обе серии атак, концентрируя сущность на приблизившемся еще на шаг Варудо. Изверг принимает на себя удар тысячи пламенных искр, почти не горячих, практически безвредных, но каждым касанием немного повышающих накал собственного тела. Будь он сделан из плоти, а не ожившей музыки Похоти, сварился бы изнутри после первого десятка. А так только раскрылся еще шире Исток Ключей, выпуская накопленный жар в по-прежнему неподвижного тишину, который сам не стал уклонятся, даже в плоское состояние не перешел, чем начал всерьез тревожить своего будущего мужа и отца, жену и мать. Что же это сладкое существо задумало, какой аккорд готовит, зачем медлит, почему не бьет во все явнее открываемые именно ему слабости? Вот же Тень, смотри же, одинокий и забытый, смотри тихий и ненавидимый, вот я ослабляю защиту, вот создаю щель в прилегающих к телу зонах контроля, вот недостаточно заблокированная стезя во взгляде моих зрящих, почему ты медлишь, чего ждешь?

Господин вынуждено обрывает обе серии атак, концентрируя сущность на уже начавшему удар Варудо, с раздражением понимая, что не успел взломать, взрезать и выпотрошить почти полученный ответ. Застывший и переставший менять форму быстрее бьющегося сердца тропической птички тишина почему-то не мог не ответить, но работа флейты, гибельная запятнанным отчаянием своего создателя петля, успела в последний миг. Очень удачно успела – Варудо Вечный намеренно рисковал, проигнорировав опасность ослабить петлю, проигнорировав десяток отправленных в него приличия ради атак. А глупенькая барабан, поддавшаяся на миг своему садизму, так хотела увидеть его раны, что только сейчас закончила партию искорок, вернувшись к классической, пусть сверхсложной магии. При этом атакуя огненным ковром, становящимся провалом в пламенные глубины Горна, такие усталые камни мостовой и блеклые знаки на них. Даже парочку копий в сторону ближайшего лепестка метнула, причем хороших копий, прячущих внутри еще одно, а то еще одно, а то еще одно и так раз сто – сразу не выпить, перенаправить тоже придется по одному, пришлось отдать сигнал лепесткам и погасить лишние трели. От собственных лепестков его никакая петля не отрежет, их мелодия едина, он и есть они, а они давно стали частью его.

Господин вынуждено обрывает обе серии атак, когда клинок уже готов нанести первый из двух единственно необходимых ударов, почти вплетя тот во взвившуюся в пике мелодию. Больше того, клинок уже почти касается застывшего в петле тела, когда петля откатывается снова, только теперь по велению не Варудо, но самого пленника. Ну, пожалуйста, ну не удивляйся, флейточка милая, мальчик дорогой! Кто же придет на такую битву без собственных хрономантов в лепестках и прямо под сердцем, кто же сделает такую неизящную глупость? Не он, нет, не он, а все остальные, включая Варудо Вечного, лишь в последний миг успевшего обратить Время, хотя изверг и старался помешать этому, возникнув на том месте, где он ранее стоял, накладывая на своего Господина сущность петли.

Легкая затрещина сшибает с покрытой десятками острых огненных шипов, застывших пламенных языков, выкованных из ее же жестокой злобы, девы всю ярость, гася это пламя, роняя ее на уже куда медленнее покрывающиеся знаками камни, вырывая сердце из груди. Пламенные барабаны порадовали его напоследок своим предсмертным оргазмом, сгорая дотла и снова перерождаясь, но этого мелодия уже не дожидается. Сжатое в руках сердце, сотня ритуалистов в глубине сути, мгновенно воплощаемые структуры, где центром ритуала стал взятый из горячей груди столь же пылающий реагент. Проклятие и атака, тончайшая работа, пусть даже всю ее гениальность портит поспешность сотворения, во всех спектрах воспринимаемая работой той, чье сердце стало основой.

Легендарная защита подобного толка была бы обманута этим аккордом, но латы Варудо, воспетая во множестве рассказов и пересудов Дуэль Подлеца, сыскавшая злую славу задолго до того, как оказалась во власти династии Вечных, уловку распознала. Впрочем, это был лишь пробный слой, еще один, подобравшийся уже куда ближе, чем прошлый – стоило пелене Пламени рассыпаться искрами, как из искр она же возродилась, только теперь стремясь сжечь в объятиях все еще молчащего тишину. У воплощения Похоти даже мелькнула и тут же была сотни раз разобрана и проверена мысль, будто призванный просто решил подставить союзников, посмотреть, как они сдохнут, а потом попробовать закончить начатое ими, пользуясь собранными знаниями о сути изверга и его предположительной усталостью. Жаль, но столь наивное и намеренное самоприношение себя в жертву возлюбившему его архидьяволу все-таки тому показалось – колдовские хороводы зрящих не успели пока пробить усиленную за счет бездействия и неподвижности защиту, но четко распознали истинность угрозы. Нет, не выжидает тишина, а занят чем-то слишком глубоко запрятанным в Одиночестве, чтобы срисовать образ мгновенно.

Вместо спущенной с поводка подготовленной атаки, выложенной на стол слишком рано, до того, как закончится подготовка, вместо сфальшивленной мелодии, неправильно взятой ноты... тишина просто снова стал двумерным, будто и не делал ничего все это время. Эта непослушность не просто заводит, она прямо-таки требует ответа, чтобы было мальчику неповадно делать всякие непонятные вещи не делая, вроде бы, ничего. Во вспышке пламени родилась рокотом духовых труб пламенная дева, а ее принц снова рвется в бой, ускоряя себя настолько, что смазывается в одну сребристую линию, готовясь ударить-таки проклятым клинком. Сребристая линия обрывается, а принц летит кувырком, когда Закон резко отказывается повиноваться где-то в четырех шагах от цели. Снова вспышки знаков, пытающихся залезть под доспех, впиться в податливую плоть, ведь броня вневременья на нескончаемо короткий и необъятно долгий миг засбоила, заблестела, засвиристела певчей птицей в клетке, которую вот-вот сунут в печь.

Доспех хранит флейту, а возродившаяся дева бьет огненным росчерком, на кончике которого сокрыта буря Пламени, не давая погрузить в податливый камень будущего, как он все еще наивно верит, Императора. Камень тот обернулся похотливым и развратным болотом, что готово принять любые формы и заполнить любые отверстия, но хрономант остановил себя, поставил на паузу относительно мира и нужно хотя бы удар сердца потерять, чтобы эту броню вскрыть. Вместо вскрытия мелодия изменяет тональность в который раз за этот день, вспыхивает собственным пламенем, не побеждая чужое, но пуская его навстречу, как тушат пожар пожаром. Дева изгибает чары, выворачивает их в правильное положение, стремясь подавить попытку, приобщить к атаке силу не только свою, но и противопоставленную ей. Все правильно, умно, логично и выверено, как он от нее и ждал – после стольких сожжений ее хозяин знает игрушку лучше ее самой, даже без ясновидения предугадывая шаблон действий. Выбирая лучший из возможных вариантов, ты делаешь свой выбор предсказуемым, девочка с барабанами, а это неизящно, это чревато пренебрежением в твою сторону.

Поток пламени закольцовывается, атакуя сызнова строящего монохромную тюрьму тишину, пока флейта откатывает свое время обратно, возникая на стартовой позиции. Флейта ошибся – пока он был в паузе, на стартовую позицию первым пришел он, оставив под ногами забавный сюрприз. Каменная шрапнель с десятками проклятий на острых сколах предсказуемо не делает одетому в свои латы персику ничего, но там, под камнем, мигает в завораживающем ритме несколько десятков искр. Старая заготовка, с тех времен, когда еще планировалось взять молодого и не вошедшего в силу наследника династии, отброшенная из-за нехватки ресурсов и нужных кадров. Девять идеально подобранных, а после еще и доработанных до истинного идеала душ не очень невинных дев, полностью подпадающих под вкусы Варудо Вечного, будто девять идеальных жен, любовниц, интрижек, каждая из которых соответствует своему архетипу. Их души обнажены, их связь служит мостом, в котором нет прямой атаки, лишь чистый гипноз, манящий ритм цветастых искорок.

Варудо вырывается быстро, почти успевая испепелить чарами припрятанного амулета вовремя возвращенные назад искры отмычек к его сердцу, но к этому моменту отброшена в сторону пылающая дева, истекая огненной кровью и стремительно регенерируя, Пламенем восстанавливая порванную плоть. Флейта вынужден ловить свою слугу, прикрывать от брошенного вдогонку снежного копья, кажущегося детской игрушкой, если бы не мелькающие в хороводе снежинок искаженные лица. Принц немного паникует, верно истолковав произошедшее, ведь латы его не защитили, хотя и должны были – у любого артефакта есть уязвимости в самой природе их работы и Господин подобрался очень близко к таковым у Дуэли Подлеца.

Лопается монохромность, пока тишина гасит пламя, вынуждено принимая иную форму, снова меняя суть, но уже не успевая разгадать замысел. Да, добивающий удар из радужного цвета астрального луча лишь вырывает кусок плоти у громадной Тени, не угрожая существованию больше терпимой нормы. Главное сделано – все три игрушки не атакуют, все три заняты, все три могут только оценить его этюд, а после принять свою судьбу.

Пока троица разрывает дистанцию тем или иным способом, сам изверг тоже шагает назад, растягивая пространство, чтобы точно не помешали, оказываясь локтях в двухста от игрушек. Снова раскрывается пошире Исток Ключей, выпуская три мертвенно бледных шарика света, не фонящих никакой силой, не воспринимаемых никаким чувством, кроме визуального. Три конструкта, три причины откровенной пассивности Господина в этой битве, ведь их настройка на каждого из трех персонально простой не была, особенно в случае с флейтой, но нет для него закрытых дверей, нет путей нехоженых, нет целей недостижимых.

Снова шаг, снова он в центре треугольника, снова на линии атаки, но никто не атакует – все три сферы потухли, стали матово черными, а после повернулись вдоль "треугольника", так, чтобы каждому милашке досталась сфера соседа справа. И все, теперь можно не спеша приняться за их сортировку и оценку, заодно восстановив давление на Дворец. Да, лепестки справляются и без непосредственного участия Господина, но одно дело не давать Дворцу продыху в дуэли тактических и стратегических чар, а совсем другое выиграть эту дуэль. Второе требует внимательности, концентрации усилий, чтобы правильно использовать имеющиеся знания, прознанные и выведанные шпионажем ключи от обороны, вскрыть известные слабые места и, конечно же, не повредить главные призы, сейчас в том Дворце и сидящие. Стоит получить сущности Вечных, стоит взять их, как поход этот, маленькая опера, милая авантюра, сразу же окупится, а чуть позже, спустя хотя бы десятилетие-другое, окупится уже многократно!

А троица бьется в агонии, ведь суть его атаки даже не атака, не прямой вред, который можно сжечь в Пламени, отдать на растерзание Тени, поглотить мифическими латами или отправить назад во Времени. Суть воздействия не является атакой ни в малейшей мере, не несет вреда и даже может считаться чрезвычайно, невероятно полезной. В иной ситуации, в другом положении и не в этот день, тот же Варудо Вечный с радостью принял бы подобный подарок и еще заплатил бы за него горою золота и парой раритетов из семейной коллекции, грейдом не ниже легендарного. Конструкция брала свое начало в методиках ритуальных ясновидческих практик, завязанных на сверхдальнее общение, способное преодолеть даже расстояние между континентами. Не связанная с каким-либо планарным типом, полностью изолированная, хрупкая и требующая чрезвычайно прихотливой настройки на каждого из участников беседы связная сеть узлового типа была доработана и дополнена лично Господином и супружеской парой из крайне опередивших свое время ритуалистки и зрящего.

Те двое прекрасно, как они думали, знали на что шли, добровольно согласившись на контракт с Пеклом, многократно его перепроверив и убедившись, что угроза их душам осталась в рамках допустимого. Как ни странно, они не ошиблись – домен Похоти, славный именно ментальными воздействиями на личность даже сильнее Гордыни, Лени или Отчаяния, получал от того контракта не меньше, даже больше, чем иные участники, а потому они тогда сдержали порывы взять еще и самих контракторов. Их забрали потом, спустя годы, когда прошла готовность и постоянное ожидание какой-то подлости, подготовленной хитрыми тварями. Но то была отдельная операция, не связанная с ошибками в заключенном контракте ни в малейшей мере.

Сама связь оружием не являлась, хотя и ценность технология представляла сумасшедшую, настолько высокую, что мелодия звона монет, какие можно было за нее получить, даже сейчас отдавались легким сожалением. Были планы продать разработку, никак к Пеклу и его флеру не привязанную, через своих культистов или тем же темным эльфам, слугам Темноты Хозяйки, самопровозглашенной, но истинной для своих детей, Королевы Ям, но придержали. Во многом потому, что не имели средств проконтролировать получение оплаты методом отличным от еще одного вторжения, а для него было тогда рановато.

Доработка, переделка связного узла, оценена быть не могла и хранилась Господином лично, завязанная на десятки отдельных душ, вплетая свою мелодию в общую так незаметно, что и не догадаешься никогда. Как раз для таких ситуаций хранилась, когда нужно атаковать и победить не атакуя, не угрожая и не убивая, когда нужно еще сильнее приправить и без того пряное блюдо.

Сдвиг Парадигмы не вредил, но делал нечто страшнее и восхитительнее – менял личность участников. Не память, не души, не жизненный опыт, а только личность, понимание самого себя, природу того, кто оказался заключен в незримый круг. Один сдвиг и все трое игрушек поменялись, остались собою, но стали совершенно иными, не такими, какие они есть на самом деле. Ненадолго, ведь их сила, пропитавшая сущности всей троицы, вернет обратно утерянное, выдавит чужеродное, восстановит отнятое! Но пока этого не случилось игрушечки абсолютно беззащитны, лишены своей мощи – барабаны Пламени не бьют и не рокочут, затихая и разбиваясь о стену Одиночества, река Времени течет без перемен, пока тот, кто правит ею сгорает в пламени Горна, ненавидящий шелест голодной ко всему Тени не доходит до потерявшегося в линиях будущего и вариантах прошлого.

Каждый из них был асом, непревзойденным мастером, познавшим свою кровь и свою силу, свои архетипы, чрезвычайно глубоко, сроднившись с ними, черпая из них мощь, отказываясь поддаваться соблазнам еще большей силы, чтобы пасть навсегда. Тень, Пламя, Время – всего три вершины, покорные трем личностям. Но теперь личности поменялись, поменялось суждение, поменялась та глубинная и непонятная даже им самим песня, что дает одинокому изгою познавать Одиночество, позволяет порывистой и бескомпромиссной деве не сгорать в своем же Пламени, разрешает волевому и неустрашимому принцу приказывать Закону. Каждый из них оказался идеально подготовленным для того, чтобы быть кем-то другим, не собой. И привычные роли, привычная сила, сила, требующая всенепременного контроля над ней, почувствовала неуверенность, неприспособленность, слабость – тот, кто не имеет ненависти к себе и всему миру не прикажет Тени, та, кто признает полумеры и уступки, не удержит в ладонях Пламя, тот, кто не верит в собственную власть и право на все, не посмеет покорить Закон.

Это пройдет, не может не пройти, уже проходит, это может повредить, особенно при такой накачке силой, но троица достаточно упорна, а память и душа справятся там, где характер уступит, пусть и остается некий риск. Из-за рисков этих он сам, лично и всеми силами помогает, защищает детишек от самих себя, не пытаясь совратить или оставить что-то от себя напоследок... ну, почти не пытаясь. Потому что слаще трех запретных плодов могут быть только эти же плоды, но вобравшие еще больше славы, еще больше мощи!

Потом, когда они заглянут внутрь себя, каждый из них заметит, осознает, что эта приторная, донельзя изощренная пытка не просто оставила их живыми, но еще и одарила частью понимания чужой силы. Недостаточно, чтобы открыть новый или целиком сменить один из старых классов, но все равно щедрее некуда, оставив после себя титулы, неотъемлемые дары и уникальные навыки. И барабаны смогут призывать Тень из бликов собственного Пламени, флейта начнет Временем не только править, но и сжигать его навсегда, а тишина поймет, наконец-то, насколько действительно Одиночество бывает Вечным.