Текст книги "Его искали, а он нашелся (СИ)"

Автор книги: Avada Kadavra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 140 страниц)

Ровно так, как и желал того сам жрец.

Пространство вокруг сражающихся словно пошло бликами, будто отражениями небесной синевы на поверхности волн морских, в те дни, когда это самое море почти неподвижно, лишь едва задеваемо легкими порывами ветерка. Следом за бликами пришел звон колоколов, удар барабанов и гомон разъяренной толпы, собирающейся сжечь пойманного чернокнижника, пришел громовой силы удар судейского молота, оглашающий вердикт висельнику, пришел хлопок печати, проставляемой на договор о ненападении между могучими державами. И придя, эти звуки не ушли обратно, а словно сконцентрировались, заставляя блики стать плотными, почти ослепляющими.

Этого артефакта не должно было быть в руках Иерема, потому что он, по всем возможным и невозможным докладам, отослал его вместе с одним из вернейших своих учеников, прямиком на алишанскую границу, в одну из основных приграничных крепостей. Но сейчас артефакт был здесь, против всей имеющейся у извергов информации, которые наверняка пожелают дать немного страсти облажавшимся разведчикам. Пожелали бы, если бы имели шансы пережить свой последний Суд.

Вердикт о Виновности считался мифическим артефактом, несмотря на то, что был создан самим Гримментреем, но шел по самой верхней границе своего грейда. Даже богам непросто создавать божественные же артефакты, поскольку слишком многое в них придется вложить, навсегда пожертвовав частью своей сущности, даровав божественность чему-то, что ею обладать не могло. Тем не менее Вердикт вплотную приближался к этой грани, воплощая концепции, крайне для Гримментрея близкие.

Несмотря на всю свою мощь, эта вещица, выглядящая обычным святым амулетом в виде двух накладывающихся друг на друга восьмерок (главный символ Церкви Равновесия), была малополезна против тех, кого не в чем было обвинять. То есть, была крайне эффективным оружием против подавляющего большинства разумных и не очень сущностей, что населяют любые существующие миры.

Сила артефакта позволяла временно подвести любого противника под юрисдикцию Кодекса Равновесия, сиречь религиозной доктрины, давая Божеству власть над душами под это воздействие попавших. Разумеется, строго в рамках самого Кодекса, который, если подумать, довольно четко описывает ситуации, в которых наказать кого-либо будет не за что. Так-то любой бог может выдать свое неодобрение тому же извергу, душегубу, взяточнику или просто нехорошему человеку, мало молящемуся, нехорошие мысли думающему и на храм не жертвующему. Вердикт позволял делать это лучше, точнее и практически неостановимо любыми способами.

Фактически, жертвы артефакта на некоторое время становились столь же тесно связанными с Гримментреем, как и высшие сановники его клира. То есть, если вины на жертвах артефакта не будет, то вместо Возмездия им можно даровать подпитку силой на уровне тех же самых сановников. Отобрать сотенку достаточно порядочных прихожан, после чего девять из десяти из них под ударом Вердикта подохнут, а оставшиеся смогут, ненадолго правда, действовать на уровне тех самых высших сановников.

В эпицентре действия Вердикта только одна личность могла со стопроцентной уверенностью не опасаться возмездия своего патрона – сам Иерем, хотя даже он все-таки вздрогнул, вспоминая мелкие и не отмоленные грешки да махинации. Среди извергов искать невиновных было бы ну очень странной затеей, а потому и результат вышел со всех сторон (кроме стороны самих тварей) положительным.

Разом обретя власть над обвиняемыми, божественная воля тут же перехватывает связи между тварями и сонмом каждой из них, даруя части душ свободу, а части из них забвение, после чего начинает эту связь продавливать, стягивать в тугой узел, разрушая тела и сущности извергов, но позволяя себе начать влиять на обстановку в Вечном куда более полно.

Простые твари, даже элитные, дохнут, и вовсе не успев попытаться спастись, зато отлично прочувствовав на себе тяжесть Справедливости. Две из трех Легенд следуют их примеру секундой позже, становясь основой для сияющего морской гладью и небесной синевой портала. В районе действия храма стремительно восстанавливаются силы клириков, делая их классы вновь боеспособными. Причем, не только клириков Гримментрея, но и немалой доли иных Божеств – пусть и по немалому тарифу и с потерями, но мощность установленного канала достаточна, чтобы передавать крохи сил не только своей пастве.

Из-за затянутого дымом и пожарами горизонта прилетает несколько атак от мифической твари, главного изверга, пришедшего в Вечный домена, ради такого дела даже отвлекшегося от сражения с Дворцом. Вот только пусть Бог здесь и опосредованно, только за счет нестабильного и в любой момент способного рухнуть канала, но он все же Бог – все три атаки просто ныряют в отправившуюся им навстречу морскую волну, на миг потерявшей Синеву и ставшей невыносимо глубокой, не имеющей дна.

Увы, третья из Легенд оказалась более подготовленной, сумев на секундочку заменить свою сущность на оттиск души истинного праведника, выпадая из власти Вердикта. Гримментрей распылил обманку едва ли не мгновенно, но атака такого далекого и близкого одновременно Господина задержала Его волю достаточно долго. Потеряв две трети сонма, тварь избежала участи стать деталью канала, ослабив портал достаточно сильно. А потом Иерема снесло с его позиции вместе с ошметками божественной силы, ранее бывшими тем самым порталом, после чего внесло сквозь пролом в обороне обратно в храм, да так, что часть пути он проделал сквозь стену.

Божественный портал схлопнулся столь же быстро, сколь проявился он в реальность, а на сцене появилось новое действующее лицо, только теперь работающее на стороне врага. Заодно стало понятно, почему изверги с таким спокойствием и расточительностью гнали на убой целые толпы низкоуровневых культистов и замороченных горожан – потому что гнали их не на убой. Вернее, не совсем на убой, не до конца.

Глаза Иерема видели несоизмеримо больше того, что доступно простому человеку, даже если не учитывать способность полноправного Героя разглядеть уровни и классы тех, на кого взор падет. И сейчас ему не нужно было прикладывать особых усилий, для того чтобы осознать природу показавшегося изверга, того самого, что разрушил портал и едва не продавил защиту Первожреца. Старший над Клеймеными семьдесят первой ступени могущества смотрел прямо на Иерема, не замечая ни расстояния, ни поднятой его полетом сквозь стену пыли, ни красочных иллюминаций, спровоцированных выбрасываемым в воздух волшебством.

Уровень твари пугал не так сильно, как уже продемонстрированные способности – на штурм храма шла волна пылающих Пеклом и Похотью тел, каждое из которых принадлежало тем, кого уже успели однажды убить, развоплотить или распылить на кровавую взвесь. Сонм этого выродка был повернут в обратную сторону, направлен не внутрь, но вовне, позволяя использовать имеющиеся в распоряжении души совершенно невообразимым способом, при этом каким-то темным чудом не разделяя самого себя на ноль, разрывая на части и сонм, и заключенные в нем души.

Сотни простых горожан были покрыты символами и пятнами, истекали ихором и смердящим плесенью медом из каждого клочка кожи, были закованы в прозрачные и нерушимые цепи, отмечены клеймом, что не давало им умереть. Их тела были уже не из плоти, а из псевдоматерии, точно той же, что давала основу для тел дьяволов, а сущности их уже не принадлежали им самим. Они все еще были здесь, все еще купались в том, что изливал на них изверг, но сами по себе являлись не более чем продолжением его воли, дополнительной конечностью, живым передатчиком и куклой своего мастера.

По вновь вернувшимся били магией, давили их всем, чем могли, а могли они много, даже без учета Иерема, но там, где простого человека, пусть и напитанного Пеклом, было до обидного легко убить, клейменные проявляли запредельную живучесть, принимая урон напрямую на собственные души, распределяя его равномерно между всеми своим "собратьями", а потому урон этот снижался до незначительных величин. Даже одна только толпа в несколько тысяч таких несчастных могла бы стать проблемой, особенно если не забывать про обычных дьяволов, охотно пользующихся преимуществом такого прикрытия. Но одними горожанами и слабыми собратьями по культу гвардия клейменных не ограничивалась.

Их было около полусотни, полсотни выдающихся по чьим угодно меркам страдальцев, чьи души уже многие века томились в участи даже более страшной, чем обычный плен в сонме какого-то изверга. Каждый из них был сравним по силе с элитной тварью, но при этом обладал чудовищной бронированностью и возможностью игнорировать техники, приемы и магию, специально против дьяволов заточенные.

И среди них выделялась главная троица, тройка сильнейших цепных псов, жемчужин коллекции собравшей их твари, что, несмотря на внешность обычного гуманоида ростом в два метра, в плане энергетическом являла собою громадную хищную медузу с тысячами отдельных щупалец-пастей, где на кончике каждого находился отдельный симбиотический организм из клейменной души и порожденного медузой тела. Тройка сильнейших симбионтов играла роль одновременно защитников и главных клинков, прикрывая основное тело Старшего над Клейменными, не забывая поддерживать толпу мелочи в атаке.

Громадный великан, словно вылепленный из черненого железа, покрытый сплошным ковром развращающих татуировок и одетый в шипованные латы, только с той разницей, что все шипы были направлены вовнутрь. В прошлом это был явно наделенный, из очень редко встречающейся на этом континенте расы гигантов, освоивший классы Защитника, Мастера-Воителя и Скальной Твердыни, не потеряв свои умения даже в плену, только усилив их многочисленными дарами Пекла. Большая часть урона перетягивалась им с рядовых тварей на себя, заряжалась и возвращалась обратно, буквально снося баррикады, защитников и волшебные барьеры. Он один, терзаемый мукой и экстазом, прикрывал всю многотысячную армаду и своего владельца.

Обнаженный мужчина, явно имеющий примесь крови морского народа, беззаботно плавал внутри водяного пузыря ста шагов в обхвате, словно не замечая ни своего состояния, ни окружающего его кошмара. Из потоков созданной им же воды то и дело порождались прозрачные фигуры прелестных дев, дарящих ему свои тела и ласку. А пленник даже не понимал, что сам создавал своих тюремщиц и хозяек из собственной силы – они не были полноценными дьяволицами, а ожившей фантазией, концентрированным Пороком, пропущенным через фильтр души Повелителя Рек. Его атаки, наносимые не им, а его фантомами, что давно покорили разум создавшего их мага, ненавязчиво размывали, растворяли и всасывали в себя и волшебство и чудеса, стремительно опустошая ресурсы храма. Суть его странной и непривычной для этого континента силы, непрерывного течения позволяла противодействовать любой, вообще любой стационарной и большей части активной защиты.

Третьей была дева... ослепительно давящая своей Синевой, словно клочок самого настоящего Неба, вновь оказавшегося здесь, под гнетом купола. Глаза Иерема видели и пусть часто, слишком часто ему доводилось жалеть о том, что он не может ослабить или даже выключить свой взор, но очень редко испытывал он такую жажду ослепнуть, лишь бы только не видеть этого. Когда-то она была адептом Синевы чудовищной силы, куда сильнее самого Иерема, возможно даже если бы он запросил помощь Гримментрея. Именно эта душа, реши Первожрец выступить против этого погонщика хренового, должна была стать его гибелью.

Он был силен, но понимал – этой пленнице он не сделает ничего, не поможет даже божественная сила, словно ее готовили прямо под него долгие годы, если не века. Может быть, так оно и было, кто же узнает теперь? Спрашивать извергов не хотелось, хотя бы из-за их любви наполнять любые слова ментальными эффектами и соблазнами. Ему кажется, что его глазницы скрипят, будто в них насыпали песка, когда он отворачивается в сторону, не в силах смотреть на результат кропотливого труда самых проклинаемых мастеров мироздания.

Если бы не стоящие за спиной храм и укрывшиеся там горожане, если бы не весь цвет клира, что рассчитывает на его, Иерема, могущество в этом бою... Он бы наплевал на все, позвал бы силу Возмездия и попытался бы убить смотрящую прямо на него, – сквозь все преграды битвы смотрящую, – мразь, даже если бы это стало последним в его жизни деянием. Шансы победить человек имел, но только если бы изначально разменивал свою жизнь, свое бытие на чужое, но это был бы только шанс, тогда как у твари их все равно оставалось намного больше.

Он не мог оставить тех, кто пришел в храм за защитой.

Не мог бросить их.

Бурлит кровь и ненависть в его нутре, когда он видит довольную и понимающую улыбку твари, что успела и сумела его просчитать. Если бы только он задержался с использованием Вердикта, то под его прикрытием мог бы надеяться на победу в поединке. Без главного активируемого эффекта артефакт не терял силы, имея, чем ответить и добавить сверху на любой вражеский трюк, но против такой твари, против тройки его любимых марионеток, против целого воинства марионеток помельче... он мог только погибнуть, подарив заодно Вердикт врагу для дальнейшего осквернения.

Скрип зубов, на которых ощущается хруст попавшей в рот каменной крошки, а после короткая молитва, доносящая его слова и приказы до соратников, оставляя на них защиту храма и обязательство держать его столько, сколько будет возможно. Тварь не рискнет идти на прямой штурм, какая бы там ни была на нем защита и сколь бы ничтожным не казался распределяемый между клейменными урон. Потому что алтарь храма, потому что запасы боевых амулетов и артефакты последнего предела все еще есть. Нет, тварь потратит время, почти гарантированно раскатывая оборону с минимумом потерь, но потратит. А там, глядишь, поменяется обстановка или Дворец пришлет еще немного помощи.

Глупая надежда, ведь у Дворца своих проблем хватает, но все лучше, чем обреченность.

Сам Иерем, не в силах атаковать Старшего, взмывает в воздух, прямо в прыжке шепча еще одну молитву, одну строчку ее, самую первую строку Просьбы о Справедливости, которую каждый церковный служка, даже класса не получив, заучивает самой первой. Даже одна только первая строка первой из молитв в устах Первожреца может многое, но сейчас эти слова еще и активатор, запускающий Перст Наказания – второй из активируемых эффектов Вердикта.

На миг зависая в воздухе, рефлекторно развеивая атакующие его чары, с трудом уклоняясь от скоординированной атаки чар более опасных, Иерем ловит взглядом отчаянно спешащего разорвать дистанцию легендарного изверга, последнего из вышедшей против него троицы. Того, который в попытке сбежать, потерял единственный шанс спрятаться за спинами марионеток, подставить кого-то из них вместо себя – самый эффективный прием против Перста.

Небесной синевы копье, скорее даже не копье, а кол, только не деревянный, а из чистой энергии, настигает тварь несмотря на попытку блинка, поставленные душами планарные барьеры и эффект перекладывания урона на сонм. Легендарная тварь, пусть и уже побитая Вердиктом, падает оземь, извиваясь в агонии, на глазах растворяясь в синеве, пока каждая из его коллекционных душ освобождалась вместе с его гибелью. Вспышкой такой знакомой, такой чужой, извращенной, оскверненной и преданной Синевы отвечает третья из кукол, снимая и забирая обратно эффект артефакта, но спасти союзника уже нельзя – слишком сильные повреждения.

Иерем взлетает выше, подымаясь под самый купол, туда, где его ждут еще две Легенды – пусть он не в силах сражаться с готовой убивать именно его тварью, но этих двоих он одолеть способен. Возможно, если он справится, то вернется помочь своему храму. Возможно, ему еще будет куда возвращаться.

Старый, пусть и выглядящий лишь на четвертый десяток лет, мужчина будто бы вновь почувствовал себя маленьким сорванцом, чью деревню сожгли людоловы, чью семью либо вырезали, либо угнали в рабство, которому оставалось только бежать, прятаться и сжимать зубы в бессильной ненависти, лелея мечту о том, чтобы когда-то настичь злодея и воздать ему за все совершенное. Как же давно он не испытывал этого бессилия, как же он его ненавидит.

Ненавидит, не в силах простить себе то, что он тогда остался жить.

Сражение перешло во внутренний двор Первохрама Гримментрея и только там, на камнях, пропитанных чудесами до последней пылинки, тварей удалось наконец-то притормозить. Они продолжали давить неотвратимым горным обвалом, снежной лавиной, селевым потоком, но теперь они продвигались куда медленнее. Джуниор Дрейк, гвардеец Его Величества, по праву занимающий место в личной Его гвардии, был, как и всякий гвардеец, превосходно подкован в тактике и стратегии, даже если служба его почти никогда не подразумевала командирских ролей. Потому-то он и видел, отчетливо читал исход этой битвы, очень печальный исход, про себя готовясь активировать амулеты Последнего Выдоха, чтобы не оставить тварям ни души, ни тела.

Голова гудела от регулярных попыток наложить какое-то внушение, – вроде бы один раз какая-то глубинная штука почти прошла, но артефакты вытащили, – поскольку в него, на самом острие обороны находящегося, непрерывно били все, кто мог и хотел. К счастью, перед тем, как отправить их телепортом прямиком из Дворца, всю гвардию обвешали амулетами и подобрали комплекты артефактов, идеально против извергов заточенные. В общем, Джуниор куда больше опасался боевых техник и когтей тварей, чем их излюбленного Порока, хотя и понимал, что его самоуверенность может оказаться роковой.

Щит в очередной раз содрогается от удара целой серии пурпурных шаров, пусть даже все они летели не в него, – с его-то бронированием, – а в стоящих далеко позади бенефиков. Чары щита перехватывают направление атаки даже без непосредственного участия гвардейца, позволяя тому сосредотачивать силы на атаке. Удар пламенного клинка, прорастающего прямо из руки удивительно уродливой дьяволицы, скользит вдоль зачарованной стали, а тварь хохочет и страстно стонет, когда роковой удар отсекает ей уже вторую конечность, заодно подставляя под удар сразу двух магов. Лед и ветер давят мерзость, вынуждая отступить, применяя блинк, но Джуниор вновь использует удержание позиции, роняя противницу на каменный пол ударом щита.

Вообще-то, удержание предназначено для использования на себе самом, чтобы с ног не свалили, не переместили каким-то умением, не притянули телекинезом или еще чего не сделали. Но полностью закрытое умение дает куда большую вариативность, особенно если это умение эпического класса, а не стандартная способность типичного стражника. Используя Сокрушающий Взмах он рассекает тело дьяволицы вдоль, мимоходом отмечая повреждение ее сонма и перекатом уходя от посмертной атаки. В чреслах разгорается пламя, кровь стучит в висках, а мысли начинают скатываться к позорному желанию поиметь ближайший труп, желательно еще теплый, но артефакты вновь успокаивают разум и душу потоком ледяной прохлады, возвращая здравомыслие.

Выходя из переката, гвардеец оставляет длинную и опасно выглядящую рану на теле одного из клейменных, как обозвали их клирики, отбрасывая того подальше. Хотя должен был бы разрезать на две части и этого, и еще парочку стоящих за ним – продолжение клинка все-таки. Тварь (или все же культист?) непристойно вопит в экстазе, на глазах восстанавливаясь, но его сносит тройкой светящихся от наложенных благ стрел, заодно развоплощая и его ближайших соседей, когда стрелы детонируют.

Вновь щит притягивает поток боевых пульсаров, причем тех же самых, что и в прошлый раз, а владельцу артефакта только и остается, что с тревогой отмечать раскалившиеся края щита, для которого столь интенсивное поглощение вражеских чар пользы не несет. Пока что расплавленный металл с примесью мифрила на землю не капает, но такими темпами долго ждать не придется. Подставляя щит под удары копий и топоров в руках клейменных стражников (судя по всему, из тех, кто так и не сумел добраться до храма для соединения с основными силами), Джуниор сносит одному из них голову и оставляет окончательное развеивание тела на магов прикрытия.

Перезвон стальных трубочек – именно так для него звучит зов его интуиции, именно ему он следует, активируя встроенную в латы защиту и помогая ей телесной крепостью, едва удерживая щит в руках, когда его почти пробивает лапа громадного медведя-оборотня, тоже, разумеется, клейменного. Второй удар метит в открытый бок, а клинок отчаянно не успевает за мыслью, но, прежде чем Джуниор прощается с печенью (а говорили, что ей от выпивки плохо!), клейменный перевертыш распадается на три части.

Кивком выказывая благодарность спасшему его незнакомцу, он тут же пытается вернуть долг, прикрывая явно не на своем месте находящегося бретера в глухой маске даже без прорезей для глаз – кто же с кинжалом и шпагой в такой толчее воевать будет? Попытка прикрыть выходит неудачной, потому что сразу две твари, причем обе посильнее недавно убитой дьяволицы, пробуют познакомиться с бретером поближе. Гвардеец уже готов произнести короткую молитву за упокой спасшего его бедолаги, благо прямо в храме она может и помочь, как становится ясно, что бретер этот даже в свалке штурма отнюдь не беззащитен.

Артефактная шпага его аж глаза слепит сиянием, заставляя прикинуть цену оной шпаги, сравнить ее со своим обмундированием и признать, что эта полоска стали не уступит его щиту, а ведь Верность Дрейков, их семейная реликвия, считалась легендарным артефактом, даром, что слабеньким для своей ступени качества! И ладно бы только клинок, но и сам владелец явно не на улицах воевать учился. Несмотря на чисто дуэльные ухватки и технику, в нормальной битве малополезные, он умудряется разделывать противника даже быстрее Джуниора!

Нет, достойный сын дома Дрейк обладает классом годным для обороны, а не атаки, но все равно он должен превосходить дуэльщика! Похоже, дуэльщик этот явный провинциал из глухих деревенек, потому что об этой истине он, очевидно, нигде не слышал, а потому игнорировал. Шутки шутками, но Джуниор даже залюбовался, несмотря на то, что предпочитает исключительно баб.

Огненная грива волос металась следом за движениями туловища, что маятником двигалось между рядов противника, а уж как ноги его танцевали! Опытный фехтовальщик, и сам умеющий шпагой владеть на приемлемом для аристократа уровне, он мог оценить это зрелище и знатно почувствовать свою неполноценность, даже несмотря на совсем иной класс. Казалось, что одетый в легкие и обманчиво тонкие тряпки да кожаную броню бретер пребывал во всех местах одновременно, держа дистанцию, выдерживая нужные паузы и непрерывно рассекая, упокаивая навеки с помощью своей шпаги, лишь иногда блокируя ответные удары куда более скромным кинжалом.

Джуниор пристраивает свои кости чуть сзади, выступая в роли волнолома, прикрывая дуэлиста от площадных или магических атак, перехватывая стрелы и метательные снаряды, попросту притягивая их на себя и давая отступить уже себе за спину, если юркого хлюпика прижимали всерьез. Тот почти не блинковал, то ли экономя энергию, то ли просто не желая менять одну толпу и толкучку на другую, раз уж и там, и там одинаково неудобно. Зато умудрялся проходить между ударами даже там, где не мог извернуться просто физически – словно и вправду пребывал в нескольких точках одновременно.

Суперпозиция?

Танец Пустоты?

Что-то еще, малоизвестное и потому незнакомое Джуниору? Скорее все-таки последнее, потому что для коронной фишки высококлассных бретеров его стойки слишком неагрессивные, словно заточенные на уклонение в первую очередь, тогда как у Бретера выше второй ступени развития класса есть возможность переместиться так, чтобы клинок после перемещения оказался уже внутри чьих-то потрохов. Тут, скорее, дуэлянт, только очень сильный, какой-то высшей его разновидности. На фирменный танец Фантомов это тоже не похоже – очень уж явный энергетический след.

Вдвоем выживать стало резко проще, особенно когда странный союзник начал бить не только дуэльными техниками, но еще и небесной планарной силой, от которой его маска начала мягко светиться и выборочно слепить тварей да клейменных, если те подбирались слишком близко. Похоже, его знакомец, с которым они даже словом не перекинулись, но которого он уже готов напоить до свиняче-ползающего состояния, относится к кулакам храма, причем кулакам не очень-то афишируемым – силой он даже без артефакта не уступает Джуниору (причем Джуниору с артефактами), а такие люди обычно на слуху, если не прикладывают огромных усилий для достижения противоположного.

– Да кто же ты такой? – Ворчит про себя гвардеец, вновь прикрывая союзника, заодно добивая вторую из ранее напавшей на них двойки элитных тварей, уже лишившуюся пяти из восьми своих конечностей, даже если не считать используемого вместо плети хера, тоже отсеченного.

– Прибыл вместе с волной перемещения. – В ухе отзывается голос одного из пятерки Координаторов, прямо сейчас руководящих обороной, по-видимому, посчитавшего риторический вопрос не риторическим. – Вызвался в добровольцы после прохождения проверки на осквернение.

То есть, все же не храмовый кулак?

Под последнюю мысль Джуниор перестает экономить силы, потому что твари вновь начали усиливать натиск и двое невольно вырвавшихся вперед идиотов оказались на острие своего участка, посреди очень широкого простора внутреннего храмового парка, перед толпою прущих прямо на них тварей и без поддержки строя. Гвардеец активировал Нерушимость, – сильнейший эффект его щита, – а дуэлянт перестал сдерживать Небо, начав давить им не сильно слабее, чем до этого впечатляя фехтованием, а ведь те самые бретерские техники он тоже использовать не перестал. Джуниору пришлось еще раз пересчитать силу союзника, осознавая, что очень уж сильно в прошлый раз недосчитался, и теперь ему все интереснее становилось. Продемонстрированное, выходит, уже уровень не просто гвардии, а капитанов оной гвардии минимум!

Это могло показаться невозможным и, чтоб ему вечность трезвым оставаться, он бы сам не поверил тому, кто попробовал бы рассказать ему об этом, но они стояли на гребне этой волны, держась против сразу слаженной четверки элитных тварей, десятка тварей чуток послабее и просто толпы обычных извергов и усиленных Пеклом клейменных. Нерушимость снижала силу любого вражеского удара в радиусе полусотни шагов ровно втрое, увеличивая прочность защиты союзников втрое же, а уж целые стены небесной Синевы эту защиту обеспечивали с запасом.

Рыжий ловкач в маске разделял этими стенами строй противника, позволяя Джуниору перетянуть на себя внимание части противника, чтобы самому атаковать быстро и внезапно, порою прямо сквозь одну из своих стен, вовсю пользуясь почти всепробивающей мощью своей шпаги. Лишь несколько раз и только элитные противники умудрялись заблокировать или отвести тоненькое лезвие, да только повторный удар любой бретер нанесет быстрее, чем успеешь удивиться – вторую попытку переживали не все из тех, кто отразил первую.

Еще несколько раз он прощался с жизнью, как и с жизнью странного союзника. Особенно запомнился тот момент, когда одна из тварей просто втянула в себя всю синеву небесной энергии, заморочила голову Джуниору, внушив невозможность сместить в пространстве кисти рук и ступни, пусть даже остальное тело двигалось нормально, а потом, атаковав рыжего сочащимся гноем и каким-то отвратительным проклятием щупальцем, которое заменяло твари ударную руку. Слишком поздно гвардеец осознал, что точно такое же внушение, что парализовало его, закрепило в пространстве кисть бретера, что сжимала клинок, и тому просто нечем было блокировать удар, как не мог он и уклониться тем же блинком. Да и если бы он понял все вовремя, ничего поменять бы не смог.

Бретер подбросил в воздух свой кинжал, сгибая единственную рабочую руку в локте и прикрывая ей голову, куда метило щупальце. Тонкий и почти прозрачный барьер, казалось, не мог бы остановить даже обыкновенную стрелу, не говоря уж о столь опасном ударе, но вся мощь изверга словно расплескалась, натолкнувшись на нерушимую стену. Краткое мгновение неуязвимости продлилось недолго, но мозги бретера тоже защищены были на славу, почти мгновенно восстановившись от контроля (при этом на нем не было видно амулетов, какие носил Джуниор!) и позволяя вскрыть извергово брюхо шпагой. В последний миг тварь попробовала использовать коронный трюк с передачей урона на души, но слишком вложилась в атаку, позабыв о защите.

Вопль последнего обещания едва не выжег гвардейцу мозги, а вот ловкач успел вновь позвать Небо, укрывшись тонким, но ужасающе плотным доспехом, заново призывая свои барьеры и продолжая резать рвущихся вперед клейменных, словно овощи нарезая. Вернувший контроль над телом (ценой пары осыпавшихся пылью разовых амулетов) Джуниор вовремя прикрыл быстро сдающего под таким натиском союзника, давая тому время на прием пары зелий из его личных запасов. Когда же тот поделился этими запасами с Джуниором, тому захотелось припереть союзника к стенке и долго-долго интересоваться на тему того, у какого алхимика он закупается и нельзя ли оформить боевому товарищу хоть какую-то скидку?

Сзади их уже поддерживали маги, бенефики вновь разгоняли комплекс благословений на рядовой пехоте из вставших в строй простолюдинов и храмовой стражи, а лучники тратили запасы стрел, устраивая целые просеки в рядах застопорившихся извергов редких культистов и беснующихся клейменных. В этот момент, когда они, едва ли не впервые с момента прорыва внешнего круга обороны, намертво остановили продвижение врага, Джуниор почти поверил в успех их начинания, поверил, будто они таки дотянут до прибытия подмоги или пока Стайр закончит со своими противниками наверху и спустится сюда, поближе к ним всем, показав тварям, за что его до сих пор в Алишане боятся.

А потом за них взялись действительно всерьез.

Понять природу Девы было просто, куда сложнее было ее не понять, ведь в этот миг, даже одного взгляда на клейменную извергом сущность хватало, чтобы в голову буквально вбило информацию о ее природе. Тоже своеобразная атака и при этом очень эффективная против слабых духом – даже сквозь защиту храма и волшебство бенефиков обычных горожан пачками выключало. В лучшем случае – обморок с повреждениями ментального состояния, в худшем – практически мгновенное безумие в агрессивной форме, стремительная накачка Похотью и только потом смерть, хорошо если в одиночестве.