Текст книги "Его искали, а он нашелся (СИ)"

Автор книги: Avada Kadavra

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 140 страниц)

Совсем как она...

Валзея не стала давить, не стала унижать своего собеседника без повода, хотя в иной ситуации не преминула бы пройтись по нему словесно, чтобы неповадно было даже смотреть в ее сторону. В иной ситуации она обязана была бы это сделать, чтобы не уронить авторитет собственный, самим фактом того, что она терпит подобную косноязычность рядом с собой. Но поскольку сегодня он был гостем, передающим через нее какие-то важные документы (достаточно важные, чтобы дарителя почтили честью отдать их одной из династии, но недостаточно ценными, чтобы позволить самому войти в приемную к Императору), она ограничилась только теми уколами, которые собеседник понять не мог в силу отсутствия тех самых инстинктов социальной дуэли.

Парень, сам понимая свое косноязычие, даже заключил одну из сделок, обменивая исторические справки на урок ее манер, то есть хороших манер, то есть... почему она не может вспомнить, не может отслеживать беседу, расплетать словесное кружево и вплетать собственное в несколько слоев? Она ведь умеет, умела, могла...

– Усладой моим устам будет лишь право называть ваше имя, дорогая моя. – Попытку понять прервал ответ собеседника, такой выверенный и методичный, словно поток весеннего ветра поутру. – Согласны ли вы на такую сделку?

– Разумее... то есть, да, согласна. – Машинально кивнула Валз... Аз... она, встряхивая головой, словно пытаясь поймать за перо взлетающую птицу, догнать собственную мысль. – Продолжи, расскажи дальше.

– В этих скрижалях сокрыта часть так называемого свободного ключа наследования. – Принцесса слушала внимательно, ловя каждое слово, но почему-то понимая все меньше и меньше. – Среди Ан'Лиит, вернее, среди определенной части их аристократии, подобные вещи было принято оставлять затем, чтобы передать часть своих обещаний, заплатив за них частью собственного наследия. Расшифровав скрижали, проведя нужные ритуалы сначала на камне основания родового гнезда, а после на месте захоронения (желательно выбрать то, где похоронен последний из рода, но можно использовать фамильный склеп) ты берешь на себя часть невыполненных контрактов падшего дома. Взамен испытавшему и прошедшему испытание ритуала достанется несколько титулов, часть из которых повысит грейд или даже дополнится новыми, если взятые обязательства выполнить.

– Это... это... очень полезно? – Неуверенно попыталась вставить хоть слово принцесса. – Наверное?

– Не так уж и сильно, но суть совершенно в другом, дорогуша. – Прервал ее лепет довольно улыбающийся юноша. – Большая часть этих контрактов либо автоматически считается неисполнимой в силу прошедших веков, либо столь же автоматически оказалась давно исполненной. Если правильно выбрать тех, чье наследие принять, получится возвыситься почти без рисков или усилий.

– А... ясно. – Слова ее уже казались почти шепотом, а тело против воли ластилось к ласкающим рукам, теплым прикосновениям, пролезающим под платье ладоням. – Ясно. Да.

– Ох, дорогая моя. – Собеседник словно просиял еще сильнее. – Я с истинным наслаждением опишу вам наследие, сокрытое в этих скрижалях. Ах, если бы я знал об этом доме, этой твердыне, вашем поместье немного больше. Согласитесь ли вы обменять мою историю на несколько ваших?

Она была согласна, благо даже в столь затуманенном разуме ее хватало чужих тайн, которыми поместье ее династии было переполнено до самых краешков. Настолько переполнено, что среди них без труда удастся найти десяток таких рассказов, какие можно обменять на нечто куда более материальное, чем несколько старых легенд, не несущих прямой пользы. Если бы еще не эта ее косноязычность, скованность, заставляющая робеть и застывать в любой ситуации...

– Ага... – Заплетающимся языком и уже не понимая толком, на что она согласилась, девушка подтвердила уговор.

А потом следующий.

И последовавший за ним.

И еще один.

Сделка за сделкой, где каждый раз платить приходилось чем-то странным, сразу ускользающим из памяти. Как ускользнуло ее имя, как ушли отточенные навыки, как испарились знания о всех-всех-всех ее секретах, как пропало умение решать, изъявлять собственную волю, как растворило в уютном тумане понимание написанного текста и умение его писать, как истекла пронзительным жаром способность ходить на двух ногах.

Договор за договором.

Сделка за сделкой.

Под конец она не понимала ни слова из сказанного, только кивая, соглашаясь, просто потому что все остальное она уже забыла, забыла, как совершать что-либо, помимо согласия. Из открывшегося в попытке выдать хоть какой-то звук рта текла ниточка слюны, куда-то пропала неудобная и такая жесткая одежда, а чьи-то руки уже замыкали вокруг обнаженной шеи изящное ожерелье, напоминающее, однако, прекрасной работы ошейник.

– Ну, вот и все. – Слова не имеют смысла, но по тону говорящего она, – кто она? – улавливает довольство и легкую усталость, которую, если бы она могла о том подумать, легко принять было бы за наслаждение от факта выполнения трудной задачи. – Даже жаль, Вази, очень жаль, что ты дальнейшего не поймешь. Я бы вернул тебе часть полученной выгоды, но ты теперь все равно бесполезна.

Бесполезна.

Бесполезна.

Почему-то, именно этот набор звуков кажется ей знакомым, каким-то колючим и неприятным, словно прикосновение голыми ягодицами к холодному мрамору. Она перебирает ногами и руками, ползя вслед за неспешно ступающей фигурой, пачкая пол слюной и собственными соками, продолжая крутить в голове столь глупые звуки.

Бесполезна.

Тело требует чего-то знакомого, но забытого, между ног словно пылает теплый и не обжигающий костер, но она не помнит, как это чувство утолить, заполнить пустоту. Из так и не закрытых уст вместе с потоками слюны срываются бессвязные звуки, но фигура не обращает внимания, уже делая следующий шаг в неизвестном направлении.

Бесполезна.

Бесполезна.

Бесполезна.

Общепринято считать магическое воздействие актом в первую очередь разума, а только потом чувства – сложные и тонкие механизмы волшебства требуют не только правильных классовых умений, тщательно подобранных навыков и разумно выбранных отметок за достижение кратного числа атрибутов. Если желаешь сотворить что-то посложнее, чем простой поток неструктурированной силы, тебе просто необходимы хоть сколь-либо разумные мозги. Или хотя бы мозги неглупые, если разумным тебя одна лишь матушка в детстве называла, да и то по праздникам.

Есть, конечно, способы иные, менее требовательные, но и более опасные – каждый ученый муж легко расскажет вам, что большинство планарных тварей светочами разумения не являются, но использовать высокоранговые чары, временами очень даже изощренные, им это не слишком мешает. И будут они правы, ведь людям тоже открыты эти пути – нужно лишь иметь уже далеко не перворанговые умения родного класса, да еще и класс завоевать не из последних.

Опасно, вредно, сложно и, самое важное, все равно требует если не длительного обучения (которое тоже не помешает), то ледяного хладнокровия, чудовищной выдержки, запредельной концентрации и некой доли везения. Если же говорить о силе, что спит в крови правящей Империей династии, то едва ли найдется более требовательное наследие, одинаково зависящее и от глубины понимания, и от личных сил, и от прошедшего обучения, и, конечно же, от правильно проведенных обрядов, без которых даже наличие крови не даст почти ничего.

Принцесса Валзея, даже не входящая в перечень нумерованных наследников, несмотря на свой возраст и прямое родство с нынешним Императором, как раз относилась к упомянутой "пустой" крови. Из-за интриг ее родителей, не проведенных ритуалов и козней братьев с сестрами, в крови ее плескалась сила рода ее матери. Рода старого, лишь чуть менее древнего, чем правящая династия, но все же куда слабее была та кровь, уступая во всех отношениях. От воли Вечности в ней оставались жалкие крохи, особенно на фоне того, что умели Отец или Первый Принц. Эти крохи более чем позволяли ей владеть родовыми артефактами, ходить по закрытым для не имеющих родства территориям, давали доступ к сотням и тысячам различных ритуалов и вообще создавали из нее идеальную невесту на выданье... и не более.

Вот только при всей сравнительной бесполезности основы ее родовых сил по отцовской линии, из упомянутых недостатков вытекала весьма забавная деталь. В ситуациях, когда Отцу приходилось тщательно сплетать воздействие, продавливать своей волей реальность, одновременно сотворяя изощренные конструкции на основе даже не волшебства, а чистой мистики, у нее все было как у тех самых планарных тварей. Или неразумных животных, в подобие которого ее успешно преобразили серией удачных, только не для нее, сделок.

Пожелать, добавить эмоций, немного неоформленного стремления и вот тебе результат. Непредсказуемый, не всегда (почти никогда) именно тот, какой задумывалось, лишенный изящества и несокрушимости, но все еще хранящий в себе мистерии Вечной Династии. Валзея пожелала не быть бесполезной, просто из-за неприятных ее новой недоличности эмоций, связанных с этим словом. Само собой разумеется, что ее далеко не выдающиеся таланты подобное желание выполнить не могли, иначе она сама бы использовала их намного раньше.

Поток воли, чистой и не запятнанной связным мышлением, просто сделал ее такой же, какой она была за пару минут до знакомства с Рорцаром Брадкийским, первым сыном отца своего и наследником если не всей гильдии Золотого Пера (поразительный антиталант к волшебству давно стал среди знати столицы притчей во языцех и поводом подколоть его папочку), то ее финансовых активов. Меньше секунды потребовалось ей, чтобы осознать степень и обширность настигших ее неприятностей. Абсолютно голая, одетая только в золотой ошейник тончайшей работы, намазанная ароматными маслами от головы до ног, стоящая на коленях она еще раз услышала, как Рорцар говорил с одним из проникших под барьер имения (вместе со свитой гильдейца) культистов.

– ...все равно для закрытия контура ее смерть не нужна, а в остальном она уже бесполезна. Не лишайте меня игрушки, почтенный Посвященный, ведь я тоже имею право, лишь немногим ниже вашего!

Осознание того, что ее вполне могли успеть принести в жертву, как, например, большую часть прислуги и охраны, прошло мимо разума с ледяным равнодушием северного ветра. Не вызвала никаких чувств сцена массовой оргии, в ходе которой прибывшие с гильдейским выкормышем служанки весело смеясь скакали на зачарованных охранниках, не обращая внимания на их пол. Остались проигнорированными все повреждения интерьера главной гостиной имения, где даже одну из колонн и ту почти пополам переломили.

Все, что она услышала, все, на что обратила внимание, презрев постепенно затекающую обратно в голову теплоту, идущую от ошейника-ожерелья, взметнувшуюся ввысь интимную чувствительность обработанной маслами кожи и даже обычную осторожность. Единственное слово, которое не отпускало ее, пожалуй, с самого первого дня ее жизни, ставшее ее клеймом и проклятием.

Бесполезна.

Бесполезна.

Бесполезна!

– Бесполезна... – Губы прошептали слово, будто пробуя его на вкус, почти не породив звука, не привлекая внимания двух жарко спорящих мужчин. – Бесполезна?

Во второй раз, когда Валзея уже вслух задала вопрос, удивительно мягким, будто все еще зачарованным на влюбленность и желание тоном, на нее обратили внимание. Удивление сменилось непониманием, следом за непониманием пришел легкий шок, следом за шоком пришел откат от разорванных сменившимся Законом сделок, а вот страха он так и не испытывал. Возможно, считал, что справится с ней, околдованной и в ошейник одетой, еще раз, особенно при поддержке собравшихся в этом зале изменников. Может быть, отсутствие страха родилось из какой-то иной причины.

Валзея лишь улыбнулась, вставая на ноги.

Высокая, по-эльфийски тонкая, несмотря на полностью человеческую кровь в своих жилах, лишенная пышных форм, отчего сама временами называла себя в мыслях плоской аки пластина стальной брони, она брала свое изяществом, что сквозило в каждом ее движении. В этот миг желанности в ее движениях было совсем немножко, тогда как желания, наоборот, хватило бы на троих и немного на четвертого, если эти четверо были бы высокоуровневыми берсерками. Воля проявилась, воплотила свое величие, сделав мимолетное желание Валзеи тем, чем и должно быть желание каждого из управляющих Законом – реальностью.

Они стоят посреди одного из коридоров имения, вдоль которых ее водили кругами, раз за разом рассказывая одну и ту же информацию, часто и вовсе выторгованную у нее же. Стоят на том же месте, но она вновь закутана в свои одежды, на тело не нанесены ароматные масла, а ошейник-ожерелье вернулся в карман к тому, кто его надевал на шею принцессы. Валзея стоит напротив Рорцара, неподвижная и тонкая, хрупкая и беззащитная, но улыбка ее больше напоминает оскаленную пасть голодной твари, уже почуявшей кровь своей жертвы.

Ее враг, за свершенное обязанный быть хуже, чем убитым, только начал осознавать еще раз сменившуюся ситуацию, понимать, чем грозит ему такая перемена в обстановке. Оставшиеся в зале культисты, заметившие исчезновение жертвы и ее хозяина, не успели сделать даже того. Река бытия, течение Времени, просто перенесло их обоих в ту точку пространства, где они оба были отведенный и выверенный Валзеей срок тому назад. И первый сын, после недавнего покушения оказавшийся единственным, старого Рамарца Брадкийского успел удивиться той уверенности, с какой лишенная львиной доли полагающейся ей по статусу власти принцесса скалила ему волчью улыбку.

Кроме удивления он не успел ровным счетом ничего.

Разорванные договоры вернули Валзее разум, память и сакральные тайны, которые ей доверяли. В иной ситуации этого было бы слишком мало, но именно сейчас, возносясь вверх на гребне волны, в потоке невыносимой злобы, обиды, горечи и страха, она словно срывала с себя цепи, дотягиваясь куда-то, куда раньше не могла. Все еще слишком слабая, все еще недостойная высокой крови Отца своего, но теперь уже немного ближе, самую малость выше, на один гран сильнее.

Уста разомкнулись, выхаркивая куски слов, звучание которых непереносимо для людских ушей, произносить которые людской глоткой либо бессмысленно, либо просто смертельно опасно. Раньше она не рискнула бы попытаться, не посмела бы позвать, по крайней мере, без предварительного разгона полной звездой бенефиков, без слаженной тройки целителей за спиной, как пыталась она тренироваться ранее. Глупо поступала, как стало ясно ей в этот самый миг – те ее попытки были обречены на провал еще до начала, ведь не имея смелости требовать, как смеет она хоть что-то просить у самого Времени?

Слова складываются в короткое, отрывистое заклятие, одно из одиознейших в арсенале ее рода, специально созданное для прямого боя накоротке, ради того, чтобы любую битву превратить из сражения в казнь, из противостояния равных в жестокую расправу. И она собиралась вершить именно казнь, совершать расправу над ублюдком, посмевшим даже не унизить, не оскорбить, а вновь напомнить ей о слабости, о ненужности, о бесполезности.

Зрачки Рорцара расширились настолько, что заняли всю радужку темно-карих глаз, кожа стремительно бледнела, выделяя иссиня-черные вены, а ранее сокрытая скверна порочности оборачивалась вокруг него жестким сегментированным доспехом, несокрушимыми латами. Развернись они и даже истинному воину придется постараться такую броню сломить, даже стой его противник неподвижно. Валзея не воин, но ведь латы так и не успели раскрыться, застыв вместе со всем остальным миром.

Глаза торгаша, продавшего себя в рабство, что хуже гибели, метались в орбитах – единственное движение, доступное разуму пойманного в ее сети. Они оба сменили состояние, сдвинулись в потоке бесконечной реки и только ее воля удерживает сознание жертвы, не давая тому застыть так же, как и остальному миру. Улыбка Валзеи стала еще более хищной, еще более злой, а вот Рорцар впервые с момента, когда его ноги переступили порог ее дома, показал признаки страха.

– Бесполезна? – Еще раз переспрашивает принцесса, которую даже Первый Принц в этот миг поостережется назвать полным титулом лишь в насмешку над ее слабостью, после чего сама же отвечает на собственный вопрос. – Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна!

Каждое слово лишь еще одно подтверждение, лишь еще одно признание собственной никчемности в глазах своих и чужих, преисполненное болью, усталостью и дикой, сметающей любой налет цивилизованности яростью. Кровь династии бурлит, давая крохи истинной силы, но вместо недостающего приходит на помощь кровь иная, принадлежащая роду матери. Кулак наносит удар, но сколько силы в ударе женской ручки, чья хозяйка, несмотря на все титулы и дополнительные вливания атрибутов, сосредотачивала свое развитие на восприятии да концентрации? Кулак бьет не единожды, а снова и снова, словно сливая свои удары, объединяя их в один. Магия иллюзий, создание боевых доппелей, чем славились ее дальние предки, недоступна ей, попытавшейся взять в руки Вечность, но не преуспевшей. Отказавшейся от могущества матери, так и не получив отцовской силы.

Кулак бьет, но вместо иллюзий удары становятся реальностью, будто бы она нанесла этот удар тысячу раз, но в одно и то же самое время. Что такое миг для той, кого отметил Закон? Тысяча ударов, тысяча вариантов, но итогом становится лишь одно прикосновение – хрупкая ручка совсем неизящно, без выверенного навыка рукопашного боя, грубо и предсказуемо сталкивается с почти успевшей активироваться защитой. В глазах застывшего юноши проскакивают нотки облегчения, но вместо того, чтобы разбить в кровь кулаки, напоив овеществленную Похоть этой кровью, неуклюжий и слабый удар ломает полуреальный доспех, раскалывая сокрытые под ним ребра Рорцара.

Боль на лице его.

Кровь на руках ее.

Принцесса не обращает на факт того, что совершила невозможное, ни малейшего внимания, вообще не осознавая сути случившегося, лишь повторяя свои удары раз за разом, дробя тело и кости, выпуская кровь и отбивая нутро. Напитанное жертвенной силой тело стремительно регенерирует, лишь продолжая мучения, не давая тому перейти в наслаждение болью, снова и снова заставляя казнимого содрогаться в мучениях.

– Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! – У принцессы уже нет мыслей, нет желаний, только ярость и попытка вылить ее хоть куда-то, выплеснуть осточертевшую мерзость, что так долго травила душу. – Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! Бесполезна! БЕСПОЛЕЗНА!

Каждое слово – удар.

Каждый удар – кровь.

В безумном порыве, не помышляя о невозможности задуманного исключительно потому, что даже думать в таком состоянии неспособна, Валзея зовет, притягивая к себе, сквозь пространство и время то, о чем когда-то рассказывала ей уже покойная мать, то, что никто после нее не сумел взять в руки, заставить его обрести реальность.

– В ножи! – Уже не слова, а вопль призыва, неотвратимый приказ, силы в котором едва хватило, но все же хватило, чтобы призвать желаемое.

Прямо из воздуха проявились семнадцать идентичных кинжалов. Полупрозрачные, кажущиеся неудобными из-за странной формы лезвия и рукояти, они словно не существовали и были одновременно. Каждый из артефактов мог быть приравнен к очень слабой и лишенной любых дополнительных козырей легенде, лезвие которой игнорирует любую стандартную защиту, а раны, нанесенные ими, чрезвычайно сложно хотя бы закрыть, не говоря уж об исцелении.

Все семнадцать клинков без малейшего сопротивления входят в тело все еще живого, все осознающего и все чувствующего Рорцара, да только ярости конца и края не видно. В голове звенит лишь одна мысль – всего этого по-прежнему мало, слишком мало, чтобы вылить на него хоть крошечку из бьющихся в сердце переживаний. Воля движет каждым клинком по отдельности, расширяя раны, нанося новые травмы, выпуская все больше крови из не могущего подохнуть тела.

Выдавая дикий, уже даже на человеческий голос не похожий вопль, Валзея смещает кинжалы к ближайшей колонне, заставляя артефакты аккуратно подрезать каменный столб сверху и снизу, роняя ту оземь, одновременно располагая импровизированное орудие вне остановленной Вечности. Ее движения кажутся ей самыми обычными, только дерганными и нескоординированными, но в застывшем мире она делает их мгновенно, ведь мгновение это успело остановиться. Скрежет камня о камень, звук давящихся крошек и щебня, сопровождают движение колонны, которую она катит прямиком на упавшего о холодный камень культиста. Пришлось немного ослабить тиски Закона на его персоне, но это уже ничего не решает – слишком много ран и боли, отчего Рорцар только и может, что тихо стонать и бессильно наблюдать, как его ноги исчезают под катящимся камушком. Превосходно зачарованным камнем, чье воздействие преодолевает почти иссякшую регенерацию тела, а от прочной защиты не осталось к этому моменту (если вообще можно разделять на моменты уже застывший миг) даже памяти.

Руки и все тело ноют от перенапряжения, родовой дар, оба из них, высасывают из тела последние соки, давление Закона все сильнее и очень скоро тот потребует платы, а платить будет уже нечем. В груди жар, под сердцем словно поселилось дуновение легендарной Первой Кузни из гномьих легенд, ладони дрожат, пальцы сверкают обломанными ногтями, а кулаки – сбитыми костяшками. Но с каким же наслаждением Валзея вслушивается в хруст раздавливаемого тела Рорцара, который все чувствует, все понимает и даже подохнуть из-за своей живучести не может!

Куда там Пороку?

Где здесь воля извергов?

Никто не даст ей большего наслаждения, чем этот миг!

В момент, когда поваленная колонна окончательно раздавила череп выродка, превратив все его тело в нечто столь же плоское, сколь и его чувство прекрасного, когда она без сил упала на колени, еще сильнее пачкая и без того красное от крови платье... улыбка Валзеи в этот миг кажется настолько искренней, как не улыбалась она никогда и никому.

Улыбка цветет недолго.

Примерно до того момента, когда немного успокоившаяся принцесса начинает думать головой, а не жаждущим крови сердцем, осознавая, что пусть даже она троекратно выше головы прыгнула, разом сократив отставание в силе династии в несколько раз (все равно оставаясь слишком слабой для полноценного признания), но все свои силы она бездарно растратила на месть почти забравшему ее суть Рорцару. А во всем имении уже не осталось верных людей, больше нет рядом охраны, зато хватает злых на нее культистов. Уж за гибель-то первого наследника главы, очевидно, мятежной гильдии они точно оскорбятся до глубины того, что у них сейчас вместо душ осталось.

Презрев боль и усталость, Валзея встает на ноги и начинает бежать, неровно и вихляя, но бежать. Нет, не в надежде оттянуть гибель – не имей она ни единого шанса, то предпочла бы остановить собственное сердце или направить на себя свои же кинжалы. Теперь свои. Лучшее оружие матери, существующее только тогда, когда его призывает в реальность владелец, перешедшее ей по наследству – этот дар ей кажется несравнимо более ценным, чем любое иное имущество. Жаль только, что поддерживать их в реальном мире она больше не может, исчерпав лимит призыва, зависящий от ступени навыка владения кинжалами.

С оттенком панического сожаления Валзея осознает, что пусть она и откатила время обратно, но к моменту отката с нее уже успели снять защитные артефакты. Она не помнит, какие это были амулеты, зная, что никакой защиты у нее нет и не было. Суть используемых убитым торгашом чар, очевидно, как-то действует на память, а заключение сделки служило своеобразным контрактом, позволяющим чарам найти дорогу в самую глубину личности. Сделка, что заставляет тут же забыть о том, что у тебя когда-либо был предмет договора? Что бы там ни думала она сейчас о покойном Брадкийском, но свою душу он запродал отнюдь не задаром, если ее, сквозь все предосторожности, взяли с такой оскорбительной легкостью.

Валзея понимала, одним лишь умом и логикой, что у нее, принцессы династии Вечной, крови от крови Отца, пусть даже слабой и нелюбимой, просто не могло не быть комплекта легендарной защиты минимум. Если бы она задумалась об этом во время беседы с Рорцаром, то имела бы шансы сломать наложенное помрачнение даже раньше... если бы нашла в себе силы, что маловероятно. Очевидно, помимо работы с памятью на нее постоянно оказывалось виртуозно тонкое давление флером Похоти, затуманивая и затормаживая, делая милой дурочкой, чтобы не дай Пекло не сорвалась с крючка. В иной ситуации этого было бы мало, совершенно недостаточно, но в качестве инструмента поддержки для заключения новых сделок? На рассеянную и буквально текущую от страсти, словно опоенная зельями заезжего алхимика деревенская девка, Валзею хватило и этого. В любом случае, у нее сейчас нет ни оружия, ни защиты, ни охраны, зато есть проблемы.

Тем не менее, даже частичного отката навязанных сделок хватило, чтобы вспомнить об известных ей тайниках. Оставалось только надеяться, что выдоив из нее это знание, культисты не стали торопиться обносить тайники – даже зная все ключи, открыть их без участия носительницы крови и ее аурных меток слишком проблематично. Уже превращенная, она бы сама с радостью помогла бы их вскрывать, так что надежда найти тайник нетронутым была довольно сильной.

Далеко бежать не пришлось – буквально до ближайшей комнаты. Она успела ворваться в нее, протянуть руку к основанию массивного комода, начать подавать силу на правильные точки и в нужном порядке. Открыть хранилище боевых амулетов и экстренного прыжкового амулета-эвакуатора она уже не смогла. Десяток красно-алых нитей влетели в комнату вслед за ней, сковывая тело, пробивая кожу, заражая Похотью кровь и ломая кости, превращая боль в наслаждение, смешивая их друг с другом, заставляя биться в оргазме, еще сильнее вгоняя в себя проклятые нити.

Закон.

Тело исцелено, возвращено во времени, а нити алого цвета вновь вернулись на несколько отстающую позицию, только-только влетая в дверь вслед за Валзеей. Еще одно усилие, под растущую боль в ноющей оболочке, останавливает нити прямо в полете, заодно создавая из зоны вневременья своеобразный щит, об который разбивается клякса бледно-розовой массы, пропитанной Пеклом до того уровня, когда просто смотреть на нее уже опасно. Времени не хватает даже ей, она не успевает предпринять еще одну попытку добраться до тайника, как на голову словно намотали влажную ткань, пропитанную в дурманящих травах.

Сбрасывая воздействие, Валзея пропускает следующий удар, даже не осознавая, что инстинктивное желание разорвать платье и крепко ущипнуть себя за твердеющие соски, было навязано извне. Подмена рефлекса, заставившая ее выкручивать свои вишенки вместо создания еще одной преграды, продержалась недолго. Ровно до стремительного, неестественно быстрого оргазма, растекшегося по телу сладкой патокой, отключая возможность чувствовать свои ноги. Девушка падает на колени, а следом и на бок, начиная растягивать воздействие Закона, замедляя окружающий мир.

Повторно остановить события вокруг ей не удалось, но едва различимую тень влетающего в дверной проем одержимого становится куда проще воспринять. Стелящийся под самым потолком изверг словно застрял мухой в банке с медом, теряя преимущество в скорости, а Валзея, наоборот, начинает действовать еще быстрее. Очередное обращение свершившегося возвращает платью первоначальный вид, а ногам способность держать ее в стоячем положении, но бьет она все равно лежа. Тончайшая полоска реальности, выведенная из-под диктата Закона, была создана ею прямо под горлом твари, сыграв роль лезвия, а уж с ролью гильотины противник отлично справился сам, попросту напоровшись на удар на всей доступной скорости.

Смертельно раненная мерзость умирает отнюдь не сразу, благо обезглавленное тело-то совсем не жалко, но раненая тварь не может остановить следующий удар, немного ускоряющий отведенный раненому срок. В иной ситуации состарить априори малоуязвимую к таким атакам сущность показалось бы задачей непосильной, но Валзее нужна была не смерть от старости. Ускоренный поток реки времени лишь дал смертельному ранению забрать не успевающего исцелиться изверга, заодно не дав тому это исцеление применить.

Малоизвестный трюк, но в условиях цейтнота, где любая ошибка будет стоить буквально всего, Валзея о нем вспомнила, хотя практика применения этой хитрости осталась только на страницах семейных мемуаров. Сила изверга в его коллекции душ, но меняя значение Закона для самой твари, вполне возможно сделать так, чтобы изменение не затронуло эту коллекцию. И даже имей ты тысячу пленников, что готовы забрать твои раны, как воспользоваться ими, коль вас разделила сама река?

Порадоваться уже второй победе Валзея не успевает, содрогаясь под новой ментальной атакой, закатывая глаза в удовольствии. Попытка вновь отменить давление натыкается на все возрастающее наслаждение. В разуме снова поменялись ориентиры и, пытаясь позвать кровь, она только сильнее раскрывала душу Похоти. Очередной оргазм пачкает белье потоками любовного сока, на лице расплывается улыбка, а любые мысли о сопротивлении смывает, словно грязь под дождем.

Второй, вернее, вторая атакующая не врывается в двери, а входит почти не торопясь, приветственно кивая Валзее, отчего та еще раз уносится на волнах любовного пика. Глаза закатываются, оставляя видимыми только белки, но принцесса еще различает, как осторожно ступает ее, очевидно, Госпожа, опасаясь еще одного лезвия стазиса. Опасалась она совсем не того, поскольку склонившись над порабощенной жертвой, неосмотрительно повернулась спиной к застывшим красным нитям. Валзея ведь не Отец ее, чтобы замораживать чужое колдовство на месяцы реального времени, для нее, особенно уже вымотавшейся, и десяток секунд покажется самой вечностью.

Нити эти, вообще-то, сами искали свою жертву, обходя преграды, но одержимая расположилась слишком близко, отчего вернувшие свой разгон и скорость чары не успели избежать столкновения, вонзившись в тело твари. Ломать такими чарами подобное существо можно долго, но даже так боевая магия, пусть и с уклоном в Порок, остается, первоочередно, боевой. Валзея искренне хотела предупредить такую милую одержимую, чьи чары дарили ей уже третий кряду экстаз, но попытка вспомнить, как нужно говорить подарила сразу и четвертый.

Хрустя костями и мышцами, изверг падает на пол, прямо рядом с обезглавленным соратником, переставая поддерживать воздействие на своей жертве. Оно не пропало, но ослабло настолько, чтобы девушка вспомнила о своем долге если не принцессы, то просто порядочной и благовоспитанной леди, которой не пристало истекать телесными жидкостями на полу собственного имения. С огромным, нет, не усилием, а сожалением, она еще раз возвращает себе разум, сразу же подавляя жажду выдать что-то из репертуара профессиональных военных, потому что принцессе не пристало. Подавить желание довести разгоряченное, несмотря на откат, тело до оргазма еще разок потребовало сил даже больших, чем победить жажду выругаться.