Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

Граф Элиас сказал, что думал, и это была ошибка. Мира поняла: своими словами старик окончательно склонил сына на сторону мятежников.

– Я не из тех, кто бежит от опасности, отец. Нортвуды не трусят. Так было всегда… не знаю уж, как в твои времена.

Крейг поднялся на ноги.

– Леди Иона, вы говорите голосом брата?

– Он дал мне такое право.

– Тогда передайте Эрвину мой ответ: я приведу войско Нортвуда ему на помощь. И, черт возьми, пусть он двигается быстрее! Мы должны быть в Фаунтерре прежде, чем Адриан убьет Сибил и Глорию!

Леди Иона низко поклонилась Крейгу.

– От всей души благодарю вас, милорд.

Граф Элиас бессильно упал в кресло. Казалось, он уменьшился в размере, будто из тщедушного его тела выжали последние соки.

– Хоть корабли мне оставьте…

– Конечно, любезный граф! – радушно воскликнул Виттор Шейланд. – Вы получите прекрасную литературу, сможете посещать Уэймарские озерные верфи. Если пожелаете, мы устроим для вас прогулки под парусом – в любом направлении, кроме Клыка Медведя, разумеется.

Старик откинулся на спинку и закатил глаза. Леди Иона заботливо подала ему чай.

– Мне нужно видеть моих людей, – сказал Крейг. – Нельзя терять время.

– Несомненно! Ваши вассалы ждут вас за праздничным столом. Приглашаю вас к пиршеству, милорды!

Граф Элиас и Мира последними остались в креслах. Долго сидели, не в силах пошевелиться, ошарашенные, выбитые из колеи. Потом Мира заметила, что пучеглазый Мартин Шейланд стоит над нею, уставившись в ямочку меж ее ключиц.

Она поднялась.

– Пиршество, – сказал Мартин. – Пойдемте, а!

Начало октября 1774г. от Сошествия

Солтаун (герцогство Южный Путь)

– Для нас несказанная радость приветствовать славных властителей Севера в моем скромном жилище! Разделите с нами трапезу, милорды. Побалуйте ваш слух звуками музыки, а уста – сладостью вина. В Шиммери говорят: когда мужчина приходит домой, война остается за порогом. Мой дом – ваш дом, милорды!

Забавный коротышка в огромных алых шароварах глядел на гостей с высоты груды подушек, служивших ему креслом. Наряд коротышки дополняли остроносые туфли без задников, желтая рубаха и синяя жилетка – такая крохотная, что не доходила даже до пупка. По центру груди сверкал огромный медальон червонного золота – знак старшего купца Второй Морской Гильдии. На плече восседала хохлатая птица с чудовищно длинным хвостом. Справа от купца, прильнув к его подушечному бастиону, ютилась очень смуглая девица с пустыми глазами. Ее ноги и руки оплетали нити жемчугов, две широкие ленты опоясывали грудь и бедра, иной одежды на девушке не было. Купец небрежно поглаживал волосы девицы, почесывал ее за ухом.

Коротышку звали Гобарт-Синталь, он слыл самым богатым негоциантом Солтауна. Компанию ему составляли Аксинион и Юс-Фейри – двое знатных корабельщиков, сияющих золотом и изумрудами. «Скромным жилищем» был трехэтажный плавучий дворец, а трапезным столом – помост размером с телегу, стонущий под горою яств.

– Благодарю за радушный прием, – Эрвин София Джессика сдержанно кивнул купцу и взял со стола оливку, давая позволение начать трапезу.

Гобарт-Синталь трижды хлопнул в ладоши. Неведомо откуда полилась тягучая медовая мелодия. За спиною купца отодвинулась завеса, и в комнату вступили пятеро танцовщиц. Славный Деймон Ориджин присвистнул, граф Лиллидей крякнул, кузен Роберт потер бороду и протянул:

– Ага-аа…

Девушки поплыли вокруг стола – плавно, как музыка или летний ветер. Движения исполнены бархатной кошачьей грации, мышцы играли под смуглой кожей, блестели глаза, сочились сладостью улыбки. Серебром звенели монетки на шелковых лентах, что заменяли танцовщицам одежду.

Эрвин ткнул Деймона локтем под ребра:

– Закрой рот, кузен.

Красотою девушки сильно уступали Нексии Флейм, а рядом с Ионой и вовсе бы увяли. Но они были молоды и гибки, их бедра и животы дрожали в такт мелодии, что неслась все стремительней, от их тел веяло жаром, ванилью и сладким потом. А северяне уже шесть недель в походе…

Все это очень плохо. Нужно было вызвать купцов в полевой лагерь или в ратушу, где Эрвин разместил ставку. А здесь, в плавучем дворце, слишком роскошно и томно, вдобавок чересчур жарко натоплено. Спутники герцога в своих красно-черных одеждах смотрелись инородно, нелепо и хмуро. Пялили глаза на девиц – все трое, даже старый Лиллидей, – а Деймон к тому же прихлопывал и подмигивал. Северяне утирали лбы и облизывали губы – это, конечно, от жары, но выглядит так, будто от похоти… Скверно.

Эрвин потянулся за вином и совершенно случайно, залюбовавшись танцем, уронил сосуд на пол – прямо под босые ноги девушек. Глиняный кувшин разлетелся осколками, танцовщицы замерли.

– Ах, мне так неловко!.. – жестом, полным раскаянья, герцог прижал руки к груди. – Милейший Гобарт-Синталь, не велите девушкам продолжать танец, ведь это опасно! От всей души благодарю за чудесное зрелище.

Он отвесил поклон южанкам и вздохнул с облегчением. Гобарт-Синталь лишь на миг нахмурился, а затем широким жестом развел ладони:

– В Шиммери говорят: лучшая приправа к любому блюду – общество красивой девушки.

Легким кивком он подал знак, и танцовщицы скользнули к северянам, сели рядом с кайрами, поджав под себя ноги. Графу Лиллидею досталась самая хрупкая девушка, Деймону – самая горячая, Роберту – полногрудая. К самому Эрвину прильнули сразу две: темноволосая и рыжая. Одна, недолго думая, обняла его за шею, вторая нежно мурлыкнула:

– Какого кушанья подать милорду?..

Мысли Эрвина унеслись в сторону, весьма далекую от стратегических переговоров. Он укусил себя за язык и поискал на столе наименее романтичное блюдо.

– Вон там, слева, не овсянка ли?

– С изюмом и инжиром, милорд.

– Будь добра! Я так люблю овсянку…

Тем временем прислужница Гобарт-Синталя поднесла ему полное блюдо сладостей. Купец рассеяно поковырялся пятерней, бросил в рот кусочек чего-то, отер пальцы о спину девицы.

– Слава о подвигах вашей светлости опережает ход северного войска. Нет в Солтауне такого стола, за которым не говорилось бы о вас. Нет такого певца, кто не спел бы о вас песню.

– Полную проклятий, надо полагать?.. – уточнил Эрвин.

– О, нет, милорд! Ваша доблесть блистает, как рубин, а ваш ум яснее неба летним полднем! А как великодушно вы опекаете бедный люд Южного Пути! Не сыскать такого человека, кто не восхищался бы вами, словно самым дорогим алмазом в короне!

Эрвин только хмыкнул. Рыженькая поднесла ему кашу, темненькая погладила по шее. Пальцы были сухими и горячими.

– Молва не обходит и ваших храбрых полководцев: премудрого Снежного Графа и несокрушимого кайра Роберта. А пред бесстрашным кайром Деймоном трепещет любой враг, ибо Деймон Ориджин летает над полем боя, будто смерч…

Девица, опекавшая кузена, вкладывала ему в рот ягоды клубники. Бесстрашный Деймон норовил прихватить ее за палец, она шаловливо хихикала.

Эрвин попробовал кашу – сам, без посторонней помощи. Овсянка оказалась слишком сладкой, пальцы на шее – слишком теплыми. Он на минуту выпал из подлунного мира… встрепенулся, сказал рыжей:

– Будь так добра, передай красного перца…

Гобарт-Синталь сделал паузу, негоциант Аксинион влил свою струйку в поток велеречивости:

– Мудрость вашей светлости также не знает себе равных. Наши побратимы из порта Уиндли в один голос доносят: ваша светлость завели в городе самые умные и выгодные порядки. Торговля расцветает так, как и не снилось в прежние годы, а баснословные прибыли не заставят себя ждать.

Эрвин силился припомнить, какие этакие порядки завел он в Уиндли. Пальцы темненькой скользнули ему за ворот, и как-то все вылетело из головы. Рыжая подала специю, села у ног, игриво заглянула в глаза, теребя пальчиком собственный локон.

– Ваша светлость ест овсянку с перцем?..

– О, да! Это любимое блюдо северян, ты не знала?

Он щедро сдобрил кашу жгучей специей, сунул ложку в рот. В глотке полыхнул огонь, дыханье перехватило. Мысли мигом прояснились.

– Вкуснятина! Хочешь попробовать? Не стесняйся, отведай!

Эрвин набрал полную ложку и подал девушке. Подозревая опасность, но не предвидя подлинной мощи сего оружия, бедняга попробовала кашу. Слезы брызнули из глаз, рот жадно хватал воздух, личико налилось краской. Эрвин участливо подсказал:

– Вода вон там.

Рыжая исчезла с его колен.

– Любезный Гобарт-Синталь, – сказал герцог Ориджин, пользуясь минутой прояснения, -купцы города Уиндли так радовались моему приближению, что спешно набивали трюмы кораблей золотом, имуществом, детьми и женами, и готовились на всех парусах отплыть в Шиммери. Но войско маркиза слишком быстро сдалось, а мне попался слишком ретивый конь, и я въехал в город раньше, чем суда успели отчалить. В итоге купцы были обречены на радость знакомства со мною… Однако сюда, в Солтаун, я пришел не внезапно. У вас имелась целая неделя, чтобы покинуть город. Что порождает вопрос: почему вы остались?

– Душа болит от слов вашей светлости, – горько вздохнул Гобарт-Синталь. Птица на его плече перемялась с ноги на ногу и укоризненно крикнула: «ррр-иу!» – Мы предвкушали ваш приход и ждали с надеждой и затаенной радостью, как пустынный житель, что завидел над горизонтом тень грозовой тучи.

При этих словах он покосился на рыжую танцовщицу – та, забыв обо всем, жадно пила.

– Вам так тяжко живется под властью Лабелина?.. – полюбопытствовал Эрвин.

Все трое купцов отчаянно замахали руками:

– Ужасно!.. Невыносимо!.. Ночной кошмар! Ваша светлость, нет таких слов, что могли бы передать всю глубину! Мы изнываем и стонем, как старый ослик, из которого бедняк выжимает последние силы, чтобы возделать свое скудное поле… Как нищий мальчонка, что встретил грабителя и лишился последней жалкой звездочки… Как избитый пес, покинутый жестоким хозяином!

– И какими способами издевается над вами бессердечный Лабелин?..

– Он страшно притесняет нас, славных корабельщиков Второй Гильдии, всякий мало-мальски выгодный контракт выдирает из наших рук и отдает своим любимчикам – Грейсендам! Запрещает строить корабли где-либо, кроме собственных верфей его светлости, и ваша светлость не может представить, какие несусветные цены ломит его светлость! А налоги – ооо! Лучше бы Праматери лишили нас зрения и слуха, чтобы мы не могли видеть и слышать тех сумм, которые требует от нас его светлость! Но и тогда мы все равно ощущали бы тяжесть бремени, что пала на наши плечи, ибо оно неподъемно, как скала, рухнувшая на вишневое деревце!

Аксинион горько вздохнул и запил печаль полным кубком вина, Юс-Фейри закрыл лицо ладонями, Гобарт-Синталь схватил полную горсть зефира и принялся горестно жевать, а хохлатая птица крикнула в ужасной тоске: «Ии-рииии!»

Эрвин сказал с сочувствием:

– Боги, я даже не могу представить тех бедствий, что вы терпите… Не будь под рукою дворца, обильных яств и сладкого вина, так и вовсе впору повеситься. Пожалуй, только роскошь и утешает человека в столь трудном положении.

Темненькая тут же среагировала на нотку сарказма – проворковала на ухо герцогу, слегка касаясь губами:

– Налить тебе вина, мой господин?..

Отлично натаскана, – с уважением подумал Эрвин, – не хуже грея в своем деле.

– Меня порадовала бы чашечка кофе. Ты наполнишь мою душу счастьем, если принесешь его сама.

Девушка беззвучно исчезла, а Гобарт-Синталь ответил:

– Ваша светлость видит внешнее обличье и глубоко обманывается. Купец непременно должен показывать вид достатка и благоденствия, иначе не бывать ему успешным. Он не заслужит доверия и не сыщет покупателей, никому не будет нужен, словно безногий курьер или слепая швея. Вот и приходится нам, ваша светлость, последние монеты вкладывать в видимость…

– Да что последние!.. – воскликнул Юс-Фейри. – Последние монеты давно уж выпиты и съедены, а живем мы на то, что взято взаймы! Губим собственных наших детишек неподъемным грузом долгов!

Захватив ратушу, Эрвин велел Роберту тщательно изучить финансовые и налоговые архивы, выяснить подлинный уровень достатка здешних богачей. Сейчас герцог раздраженно покосился на кузена: бородатый кайр хлебал из кубка и щурился от удовольствия, когда девица почесывала ему загривок.

– Роберт… Роберт!.. – позвал Эрвин. Никакой реакции.

– Чего угодно милорду?.. – спросила рыжая. Она уже пришла в себя, хотя и сохраняла свекольный цвет лица.

– Вон тот мужчина… Вылей ему что-нибудь на голову.

Рыжая без колебаний схватила кувшин, Эрвин вовремя поймал ее за руку:

– Не нужно, садись. Мои кузены – мое проклятье, и нести мне его в одиночку…

Он пригубил вина. Конечно, напиток оказался сладким и чертовски хмельным. Эрвин тут же отдал кубок девушке.

– Мы замираем в ожидании ответа вашей светлости, – послышался голос Аксиниона.

– Ответа?.. – удивился герцог. – О чем?

– Будет ли спасение от наших бедствий? Ибо груз, что гнет нас к земле, чудовищен, а наши бедные плечи дряблы…

– Четвертина?.. – предположил Эрвин.

– О чем изволит говорит ваша светлость?

– Предполагаю, что герцог Лабелин берет налогом четвертину с ваших прибылей.

– Да где там!.. В благородстве своем ваша светлость даже не догадывается… Целую треть!

– Прекрасно! – Эрвин усмехнулся. – Значит, если я назначу четвертину, вы останетесь довольны.

Купцы на миг проглотили языки. Детская ловушка – а сработала. От неловкого замешательства их спасла темненькая: грациозно присев, подала кофе и прильнула к Эрвину как после месяцев разлуки.

– Ваша светлость, – собрался с мыслями Аксинион, – мы не хотели говорить о этом, ибо порочить словом первородного есть тяжкий грех… Но не можем сдержать в себе сию горькую правду. Герцог Лабелин взимал ужасающую подать ради нечестивой цели. Страшно даже сказать об этом вслух…

– Наберитесь же смелости, достойный муж!.. – подбодрил Эрвин.

– Герцог Лабелин скупал Священные Предметы.

– Что?..

Вот этого Эрвин не ждал. Если не ложь, конечно.

– Ваша светлость, не далее, как минувшим летом, его светлость приобрел Предмет под названием Светлая Сфера, заплатив за него неизвестному торговцу целых сорок тысяч эфесов.

Светлая Сфера?.. Что-то смутно знакомое, вспомнить бы… Но никак. Надо было лучше изучать достояния Домов. Аристократ, называется… Невежа!

– Это чудовищно, – искренне сказал Эрвин.

– И такое случалось не единожды! Доводилось ему и прежде заключать подобные сделки, от которых сами Праматери рыдали горючими слезами! Теперь ваша светлость понимает, для какой омерзительной цели герцог Лабелин грабил нас. Честному и достойному лорду не требуется брать с торговцев огромную подать, ибо он не станет тратить горы золота на черные дела.

– Четвертина, – сказал Эрвин, пробуя напиток. Здешний кофе ему действительно пришелся по нраву. Кофе и опытная чуткость темненькой. Мастерство всегда внушает уважение.

– Ваша светлость, мы нижайше и почтеннейше, со всем полноправным восторгом, обращенным к вашей персоне… надеялись на пятую часть.

– Всего лишь?..

– Изволите видеть, война лишает нас значительной доли прибылей. Из-за зверств, чинимых по приказу нечестивца Лабелина, люд голодает и беднеет, хлеб теперь идет на вес серебра, серебро – на вес золота, а золота и вовсе на сыщешь… Смилуйтесь, ваша светлость, снизойдите с высоты вашего полета до скромной участи полевых мышек, коими являемся мы в сравнении…

Девушка взяла двумя руками ладонь Эрвина и принялась бережно разминать. Как приятно-то! Вот черт…

– Война не продлится долго, а наш с вами договор сохранит силу.

– Ваша светлость, – вставил слово Юс-Фейри, – примите в учет такое рассуждение. Коли оставите нам больше дохода, то мы скорее закажем новые суда. Лишние корабли – лишний доход, а больше дохода – больше подати. Снизойдя до нашей просьбы, ваша светлость лишь в первый год потеряет часть прибыли, а далее, может статься, даже и выиграет!

– Ладно, – вздохнул Эрвин, – будь по-вашему. Пятая часть прибыли.

Темненькая поцеловала его шею. В награду?.. У них какая-то система знаков, или ей хватает ума следить за смыслом беседы?..

– Нижайше и покорнейше благодарим!.. – Гобарт-Синталь поклонился так низко, что птица забила крыльями, силясь удержаться на плече. – Мы не посмели бы просить большего, но зная о том, что щедрость и великодушие вашей светлости не имеют пределов…

– Что еще?

– Мы позволили себе надежду, что когда ваша светлость присоединит владения маркизов Грейсенд, то не окажет им никаких преференций перед нами. И, скажу со всей честностью, если с кого и взять четвертину подати, так это с Грейсендов! Даже и от трети они не обеднеют! Это богачи, каких не видел свет! Где ступают маркизы, там земля проминается под тяжестью золота и алмазов! Изволите видеть, минувшим летом маркизы Грейсенд даже вознамерились купить для своей дочери корону владычицы!..

– Наслышан, – усмехнулся Эрвин. – Не питаю ни малейшей симпатии к этому семейству и не собираюсь оказывать снисхождение.

Новый поощрительный поцелуй.

– А также, ваша светлость… Поймите, что в данном вопросе мы печемся не о себе, а о бедных трудягах – столярах и плотниках, что прозябают в нищенстве… Дайте нам милостивое позволение заказывать строительство кораблей не только на Первых верфях Солтауна, которые были вами захвачены, а также и на любых других…

– Милостиво позволяю, – кивнул Эрвин и прищурился от удовольствия.

– Ваша светлость, мы не знаем, как благодарить вас, ибо никаких слов не будет достаточно, чтобы выразить…

– Погодите, – прервал герцог. Лизнул перченой каши для освежения мыслей, поморщился, перевел дух. – У меня к вам также имеется милостивая просьба, которую вы, надеюсь, великодушно исполните. Я, изволите видеть, веду войну. И, подобно путнику в пустыне, скрестившему жала со скорпионом, надеюсь победить. Но моя казна бедствует, как сладкий стол, атакованный ордою детишек, и нуждается в деньгах, будто блохастый пес – в почесывании брюха. Одним словом, я прошу пятьдесят тысяч золотых эфесов. Сейчас.

Все замерло. Купцы окаменели, чуткая девица напряглась, птичка едва не грохнулась с плеча Гобарт-Синталя. Только юная танцовщица продолжала ворковать с графом Лиллидеем, и в наступившей тиши можно было даже разобрать слова.

Эрвин приподнял брови:

– Неужели я прошу слишком много? Разве для могучей Второй Морской Гильдии полсотни тысяч – запредельная сумма? Скорей поверю, что Звезда пропала с неба!

Купцы заговорили все хором, а птица зачирикала. Эрвин услышал вновь о согбенных трудягах и чьих-то голодных детишках, и о старом ослике, волокущем воз. Юс-Фейри даже обещал броситься в море с камнем на шее.

Эрвин сказал:

– Любезные купцы, позвольте изложить мои аргументы. Во-первых, вы правы, идет война. А это значит, что обыкновеннейшую пшеницу, завезенную из южных земель, вы станете продавать втридорога. Что и говорить о шиммерийских легких кольчугах, арбалетах, литлендских скакунах! Вы получите огромный доход – благодаря мне, развязавшему войну. Во-вторых, я отдам вам тридцать четыре корабля, изъятые у других купцов, выбравших бегство. Правда, потребую, чтобы дюжина судов была затоплена у входа в гавань. Фарватер должен стать настолько узким, что корабли смогут проходить его лишь по одному. Далее. Когда разобью Адриана – а вы верите, что я это сделаю, – флот Короны станет моим, и вы избавитесь от главного конкурента на Восточном море.

Герцог с удовольствием допил кофе.

– И напоследок, если все предыдущее вас не убедило. Я захватил Солтаун в сражении. Вы-то переждали в сторонке, но ополченский гарнизон имел неосторожность принять бой. Как следствие, корабли и золото, и все прочее, что осталось в стенах города, я по праву могу взять себе как военный трофей.

Купцы обменялись кислыми взглядами.

– Мы нижайше согласны со всеми доводами вашей светлости, но позвольте хотя бы обсудить сумму! Пускай бы речь шла о тридцати тысячах, тогда бы еще…

Эрвин с улыбкой покачал головой:

– Сперва я собирался требовать шестьдесят тысяч, а десять оставлял на торг. Но позже оценил мастерство, с коим вы затуманили головы моих спутников, избавив их от бремени трезвого рассудка. Мне пришлись по нраву кофе и темноволосая девушка. Потому я сразу скинул десять тысяч, без торга. Осталось полсотни тысяч золотых, господа. Немножко больше, чем один Священный Предмет.

* * *

На военной карте Южный Путь напоминал пробку в бутылочном горле. Плотно вогнан в пространство между морем и Дымной Далью, не дает Северу добраться до лакомого вина: Земель Короны. Отмеченное красным пунктиром войско Эрвина срезало верхнюю четверть затычки, но не ровно, а наискось. Вдоль побережья моря красная линия вонзилась глубоко в пробковую мякоть – аж до уровня Лабелина. Поверни сейчас строго на запад – и за неделю придешь в столицу герцогства. Центральная красная стрелка – корпус графа Майна – проделал лишь полпути до Лабелина и замер жирной точкой на берегу Мудрой Реки, где и оставил его Эрвин. А крайняя восточная стрелка прошла и того меньше, вонзилась в пробку всего на тридцать миль. Там она уперлась в преграду: неровный штрихованный овал, обозначивший город Дойл – третий по величине в Южном Пути.

Если бы к Дойлу пришел сам Эрвин, он, возможно, сумел бы убедить бургомистра и лорда. А может быть, мещане сами открыли бы ворота, прослышав о герцогском милосердии. Но восточным корпусом командовал генерал-полковник Стэтхем: безжалостный кайр, упрямый, как кувалда. Из той породы воинов, каких зовут северными волками. Первым делом Стэтхем пригрозил мещанам, что спалит город дотла, если они сейчас же не сдадутся. Северный волк и сам по себе внушал страх, а угроза утроила ужас. Мещане не рискнули сдаться в плен хищнику. Город заперся и окаменел.

Стэтхем видел за собой превосходство: он имел шесть тысяч воинов, гарнизон Дойла – всего семь сотен. Но кроме семисот опытных бойцов на стены города вышли пятнадцать тысяч мужиков: мастеровых, торговцев, конюхов, слуг… Стэтхем бросился на штурм – и откатился. Атаковал вторично – снова отпал, потеряв почти две сотни кайров. Честолюбие принуждало к новому штурму, ибо в это самое время неопытный Эрвин праздновал победу у Мудрой Реки. К счастью, Стэтхем не пошел на поводу у гордыни. В окрестностях Дойла имелась сосновая роща. Северяне вырубили ее под корень и соорудили сотню штурмовых машин. Войско встало осадным лагерем, камнеметы принялись день и ночь долбить по стенам. Но точность боя была невысока, стены Дойла – крепки, а метательные снаряды – мелки. Южный Путь – холмы, не горы; больших валунов тут не сыщешь. Горожане заделывали бреши в стенах почти с той же скоростью, с какой камнеметы их пробивали. Стэтхем испробовал и зажигательные снаряды – бочонки смолы. Но зажиточные горожане Дойла, как назло, покрывали свои дома глиняной черепицей, и смола просто сгорала на крыше, так и не вызвав пожара.

Миновал месяц прежде, чем Стэтхему улыбнулась удача. Путевцы ослабили бдительность, а северяне под пеленою дождя стянули камнеметы на один участок и несколькими залпами проломали изрядную брешь. Кайры хлынули в город. «Да будет известно милорду, – писал Стэтхем в нынешнем донесении, – что нижний город Дойла был захвачен в течение трех часов. Лишь половина мещан успела укрыться в верхнем городе, а прочие погибли либо взяты в плен. Потери славного войска вашей светлости составили всего семьдесят два кайра и двести десять греев».

С первого взгляда походило на описание победы. Однако Эрвина очень смущали два словечка: «нижний» и «половина». Он-то бывал в Дойле – заехал весною по пути из Фаунтерры в Первую Зиму, распил кувшин вина и сыграл партейку в стратемы с тамошним маркизом Джеремией. Маркиз, кстати, оказался неглупым пареньком, приятно было побеседовать… Но дело не в нем самом, а в его замке. Так называемый Верхний Дойл – это массивная крепость, вознесенная на двухсотфутовом холме. За стенами толщиною в четыре шага скрывается дворец маркиза, костел, кварталы знати, казармы, арсеналы, амбары. Это даже сложно назвать замком – скорее, город в городе. Людей – предостаточно, запасы продовольствия огромны, стены, сложенные с высотою холма, кажутся скалами. Эрвин тогда еще пошутил: «Я бы лучше отгрыз себе локоть, чем пытался штурмовать эту твердыню!» А маркиз в ответ хохотнул и хлопнул его по плечу: «Ты – мудрец, Ориджин! Зришь в корень». И вот теперь Стэтхем сообщает, что всего лишь половина жителей нижнего города – читай, тысяч семь-восемь боеспособных мужиков, – укрылась в Верхнем Дойле. Ну, и как, тьма сожри, генерал-полковник собирается взять такую крепость да с таким гарнизоном?!

Вдобавок, Стэтхем поставил себя в глупое положение своей клятвой – сжечь Дойл, если мещане не сдадутся. Вот он вошел в нижний город – пора зажигать костры, чтобы не прослыть бессильным пустомелей. Но домики черни дают хоть какое-то прикрытие на подступах к Верхнему Дойлу. Сожги их – и будешь наступать средь чистого поля, на радость стрелкам гарнизона. А они, стрелки-то, станут лупить с двойным усердием – теперь, полюбовавшись, как сгорают их дома…

Стэтхем завершал донесение мажорной нотой: «Клянусь, милорд, что железом, огнем и голодом я возьму Верхний Дойл до прихода зимы. Тылы станут безопасны, и ничто не сдержит вашего удара по нечестивцу Адриану!» Но Эрвин слабо верил в выполнимость клятвы. А если вдуматься, то даже боялся, что Стэтхем таки выполнит обещанное. Чтобы взять твердыню в столь краткие сроки, суровый полководец положит половину своего корпуса. Эрвин потеряет седьмую часть всего войска. А соотношение сил против имперских искровиков и без того траурное…

Заслышав эту мысль, тревога радостно встрепенулась. Эрвин рыкнул на нее:

– Даже не начинай!..

Красная линия фронта на карте смотрелась криво и болезненно – будто гнилой обломок зуба. Эрвин знал, а тревога знала и подавно: ему придется выбрать одно из двух зол. Либо…

– Ваша светлость, – доложил адъютант, – кузены Деймон и Роберт, граф Лиллидей, а также полковники Хортон и Блэкберри просят об аудиенции.

– Просите, – кивнул Эрвин, а про себя поразился: и что вам нужно – всем одновременно?

Полководцы вошли, с позволения герцога расселись. Красавчик Деймон почесал вишневый крест на груди – особый знак отличия, придуманный Эрвином. Заговорил весело, но с тенью принужденности:

– Кузен, как ты помнишь, мы вчера немного… эээ… заплутали в лабиринтах дипломатии. Ход твоих переговоров с купцами Солтауна был так причудлив, что мы с братом не поспели за стремительным полетом мысли. Только нам и осталось, что молча наслаждаться… твоим красноречием.

В иное время Эрвин улыбнулся бы удачной остроте, но сейчас почувствовал: Деймон пошутил намеренно, чтобы смягчить начало неприятной беседы.

– Благодарю, кузен… И что же?

– Ну, словом, мы не уследили за всеми нюансами, но одна штука и мне, и Роберту, и графу Лиллидею запомнилась ясно: ты отдал купцам корабли.

– Верно, так и было.

– Прости, кузен… а зачем ты это сделал?

Внезапно Эрвин понял: вопрос исходит не от Деймона. Уж кто-кто, а Деймон ни капли не робеет перед герцогом. Хотел бы спросить – пришел бы сам и сразу спросил. Исход переговоров взволновал других полководцев, а кузена лишь попросили начать беседу. Деймон молод, к тому же, любим Эрвином. По одной из этих двух причин герцог простит ему бестактный вопрос… Скверная хитрость. Нет, хитрость хороша, скверно то, что ближайшие люди сочли нужным применить ее.

– Я не чувствую нужды отчитываться, – колюче ответил Эрвин, – но раз уж вопрос задал именно ты, мой кузен и любимчик… У тех купцов, что не сдались, а пытались бежать, мы отняли всего тридцать четыре судна. Какой нам от них прок? А купцы извлекут из них доход, часть которого получим мы.

– Вы правы, милорд, – сказал Лиллидей, – тридцати кораблей мало.

– Потому, – добавил Деймон, – мы и ждали, что ты отберешь флот у этих трех толстосумов! Гобарт-Синталь, Аксинион и Юс-Фейри владеют в совокупности двумястами кораблей! Отчего ты их не реквизировал? Неужто вино и девичьи чары так повлияли на тебя?

– Ты же знаешь, Деймон, как я неравнодушен к вину, а к женскому очарованию – и подавно! Так что названная тобою причина, несомненно, главная… Но есть и вторая, помельче: я не взял купеческие корыта, поскольку мы – не купцы! Гобарт-Синталь с приятелями станут торговать и приносить налоги, а в наших руках торговые суда – что метла в деснице рыцаря.

– Постой-ка… – Деймон округлил глаза и озадаченно поскреб нагрудный знак. – Корабли, даже торговые, годятся для переброски войск. Двести тридцать судов – этого хватит на десять батальонов! Мы сможем высадиться прямо в Землях Короны!

Тут и у Эрвина брови поползли на лоб:

– Идти на Фаунтерру морским путем?..

– Конечно! Мы же для этого и брали порты!

– Мы брали порты, чтобы погрузить войско в корабли и поплыть в Земли Короны?..

– Для чего же еще?!

Кузены потрясенно глядели друг на друга. Полководцы хмурились, сбитые с толку.

– С чего вы это взяли? – спросил, наконец, Эрвин. – Я никогда не собирался идти морем! И никогда не говорил вам, что таков мой план.

– По правде, милорд, – хмуро заметил Блэкберри, – вы ничего не говорили о своих планах.

– И из моего молчания вы сделали вывод о морском походе? Тьма сожри, но это же страшная глупость! Мы – не моряки, а купеческие лохани – не военный флот. Нас встретят блестящие эскадры Адриана и потопят ко всем чертям!

Кузен Роберт ответил:

– Ты… эээ… как бы это сказать… поступил весьма странно, когда от Мудрой Реки пошел не к Лабелину, а к морю. А поскольку способа узнать твои сокровенные мысли у нас не было, – красноречивая пауза, – то мы и сделали выводы из самих твоих действий. На море – порты, в портах – корабли. Идем к морю – стало быть, за кораблями.

Эрвин ощутил закипающую злость.

– Мы захватили побережье потому, что наши деды и прадеды, и деды прадедов мечтали владеть этим побережьем! Пока войска путевцев стянуты к Лабелину, порты остались почти беззащитны. Ценою пары сотен солдат я взял то, чего два века добивались наши предки! Тьма сожри, даже тупоголовые купцы видят мудрость моего маневра, но мои собственные полководцы берутся критиковать!

Вот это ты очень хорошо сказал, – тихо ввернула тревога, – это их поставит на место.

Эрвин прикусил губу.

– Милорд, о критике речь не шла, – холодно сказал граф Лиллидей. – Мы с готовностью выполним любой ваш приказ. Однако мы были бы рады наперед узнать план кампании. Мы увидели бы в том знак вашего доверия.

Сам того не желая, Снежный Граф ударил ниже пояса. Дело не в доверии – дело в плане: Эрвин его не имел. Путеводная ниточка, которой он следовал, была слишком тонка и путана. Он чувствовал лишь направление и избегал тех путей, которые наверняка приведут к гибели. Но за каким поворотом дороги откроется шанс на победу – этого Эрвин пока не знал. И, что самое скверное, не имел права признаться в этом своим вассалам.