Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

– Лили, все не так плохо…

– Конечно, не так, спали меня солнце! Гораздо хуже, чем так! Четыре елены? Да у нас долгов на тридцать! А твой скряга не принесет больше ни монеты. И никто другой в Лаэме! Завтра весь город услышит, как Онорико-Мейсор всучил иноземцу самую мерзкую и ничтожную дешевку! Много ли заказчиков ты найдешь после этого?! Пойми: тем, кто платит за женщину пять монет, сводник не нужен! Они просто подбирают нищенок в подворотнях!

– Ты ничего не понимаешь! – в сердцах огрызнулся Рико. – Эта сделка – только наживка! Я поймал Хорама на крючок, и крепко поймал! А теперь мы с ним провернем действительно крупное дело!

– Что за дело?

– Невероятное! Такого еще никто не затевал! Мы непременно разбогатеем, если только ты своими капризами все не сорвешь!

– Невероятное?! Горю желанием услышать! Просто изнемогаю от любопытства! Что же ты изобрел на пару с милым Хорамом?!

Вот это был тот самый момент, когда стоило хорошенько подумать над ответом. Однако размышлять в пылу ссоры Рико не умел, да и времени на это не было. Ведь в ссоре неважно, что говорить, а важно – как. Твердо, уверенно, убежденно, сказал – как железом припечатал. Только так говорит мужчина!

– Мы купим небесный корабль, полетим в столицу и продадим императору.

Рико метнул фразу – как выпустил огненную стрелу из баллисты. Даже не успел понять, откуда и взялась в голове эта мысль. А теперь притих, сам оторопел от собственной выдумки.

Ванесса-Лилит села, обхватила руками голову, потерла виски. Долго-долго молчала, глядя в пустоту. Подняла глаза к мужу и сказала:

– Поди прочь.

– Что?.. – не понял Рико.

– Дошли слухи, ты хотел заложить дом. Теперь понимаю, на что тебе нужны деньги. Ты отдашь в заклад мой – мой! – дом, чтобы купить кусок гнилого тряпья?! С меня довольно. Уходи, Онорико. Научись делать деньги, как подобает мужчине. Расплатись с долгами. Тогда снова пущу тебя на порог.

– Нет, луна моя, ты не…

– Прочь из моего дома! Вон! Вон!!

* * *

– Здравствуй, Онорико. Что делаешь здесь?

Славный Хорам в обществе Низы сходил по ступеням, на нижней из которых сидел архитектор счастья. Дело шло к полудню, солнце нещадно пекло сквозь шляпу, выжимало пот из головы.

– Жду тебя, славный, – сказал Рико, поднимаясь на ноги. Отчего он сказал не «друг», а подобострастное «славный»? Кто знает. Может, дело в нижней ступени.

– Но зачем ждать? Ты мог подняться прямо ко мне.

– Да вот, устал с дороги, сел перевести дух…

На деле-то виноват был привратник, что не впустил Рико в гостиницу. Но доля вины лежала и на самом Рико: ему следовало придти тремя днями раньше, сразу после ссоры с Ванессой. Уже тогда ведь понял, что пойти больше не к кому… Теперь же, после трех ночей, где попало проведенных, Рико имел далеко не блестящий вид. У привратника были резоны хлопнуть дверью перед его носом.

Хорам, в противовес архитектору счастья, смотрелся красавцем: рубаха – белый шелк; шляпа – огромная, шире плеч, страусовое перо на тулье; пояс – широченный, с золотой пряжкой; штаны – тончайшей выделки замша. И Низа… до того хорошая, ладная, что смотреть больно, сердце щемит. Но Рико все же посмотрел и заметил одну штуку: вокруг девушки – будто невидимая ограда. Низа идет рядом с купцом, но не вместе с ним, а просто параллельным курсом. Ледяная стена выросла между ними сразу после торгов и до сих пор не истаяла. Прежде Рико порадовался бы этому наблюдению: у Хорама тоже не все ладно, даром что богач… но сейчас как-то еще тоскливей сделалось.

– Ты по делу пришел или по дружбе?

К такому вопросу, с каким явился Рико, следовало бы подойти издалека: взять купца под белу ручку, осторожно подвести… Но слишком уж яростно пекло в макушку солнце, и больно постыдной была тема: не выпали сразу – потом не решишься.

– Займи мне денег, славный.

– Сколько?

– Двадцать золотых.

Хорам присвистнул. Кивнул в сторону, где росли кипарисы, свечевидными тенями полосуя улицу:

– Отойдем с пекла.

Отошли, спрятались в тень. Славный Хорам сказал:

– Прости, Рико, я не дам тебе двадцать золотых.

– Десять, – быстро сказал архитектор счастья.

– Не в сумме дело. Я не ростовщик, чтобы давать в рост. А по дружбе не даю: хочешь лишиться друга – дай ему взаймы.

– Что ж, прости за беспокойство, – буркнул Рико и надвинул шляпу на глаза.

– Постой. Скажи-ка, зачем тебе деньги?

«Тебе какая разница?» – хотел ответить Рико, но сдержался. «Вернуть жену» – мелькнуло в уме, но и этого не сказал.

– Намечается одно дельце, и, между прочим, весьма выгодное. Хочу прикупить штуку, а после она принесет такие барыши, что долг отдам вдвойне и не моргну.

Низа смотрела в дорожную пыль, не поднимая глаз. Мужчин словно и не было для нее, а ее – для них.

Хорам сказал:

– Послушай-ка, друг Рико. Ты меня обучил, как ведутся дела на Юге, и я тебе весьма благодарен. А теперь позволь показать нашу северную манеру. Давеча я сказал: у нас принято говорить искренне – хотя бы иногда. Нынче настроение мое такое, что охота услышать твою искренность. В кои-то веки.

– Что ты, славный, я честен с тобою! – воскликнул Рико, но Хорам лишь отмахнулся.

– Ты выглядишь так, будто пару ночей провел не дома. Отсюда вопрос: ты поссорился с женою?

Рико отвел глаза.

– Она тебя выгнала? Сразу после торгов?

Рико поджал губы, но возражать не стал.

– За то, что мало денег принес? Не сумел продать… устроить прибыльную сделку?

Хорам покосился на западницу, но ей, как и прежде, не было дела.

– И за это тоже… – выдавил Рико.

– Чем еще ты провинился?

– Ляпнул глупость. Мол, хочу купить небесный корабль и продать императору.

Будь Хорам и Низа шиммерийцами, они бы сейчас покатились от хохота. Но они были иноземцы. Хорам поднял брови и рот открыл от удивления. А девушка… впервые в ее глазах блеснула жизнь: воздушная межоблачная синева.

– Небесный корабль?..

– Да…

– Он что, летает по небу?

– Летает…

– Какое чудо!

Хорам обернулся к Низе, перехватил взгляд. Девушка устыдилась восторга, что пылал в ее глазах, и погасла, закрылась холодной бронею.

– Летает, – повторил Рико. – Шар наполняют горячим воздухом, он расправляет бока и взмывает прямо в небо. Парит выше скал, весь город – как на ладони.

Он надеялся вновь оживить Низу, но теперь она пряталась в равнодушии. Лишь тень улыбки тронула губы.

Хорам поразмыслил, потирая бороду. Спросил:

– Говоришь, хотел купить шар у Гортензия и продать владыке?

– Да.

– А как это сделать?

– Прилететь на небесном корабле в Фаунтерру.

Рико буркнул и насупился, ожидая насмешек. Но их не было, и он понял: Хорам всерьез спрашивает, не для шутки. И Низа тоже смотрела. Не в пыль, на Рико.

– Император – он же любит всякие новинки да изобретения, верно? – сказал архитектор счастья. – Коли опустить шар прямо в столичном дворце – владыка ахнет и отвалит любые деньги. Вдесятеро переплатит!

– Почему никто этого не сделал до сих пор? Из-за проклятия? Мужского бессилия боятся?

– Друг мой… этот купчина, Фидель-Корель, он все врет. Другие верят, но я-то знаю. Я ему третью альтессу сосватал… Шар не виноват, купчина уже два года такой.

– Тогда в чем закавыка?

– Раз уж просишь искренне, друг Хорам… Ванесса-Лилит права: дурак я, что на такую глупость трачу мысли. Долететь до столицы – это сказка из сказок. Шар истопника ходит только по ветру и дольше двух часов в небе не держится. Однажды занесло его прямиком в море, он там едва не утоп. Счастье, рыбаки подобрали. И ни разу не пролетал больше десяти миль. А до столицы – тысяча…

Хорам еще подергал бороду, прокашлялся.

Низа прошептала очень тихо, одними губами:

– Летает по небу… святые боги!..

Хорам сказал:

– Если Гортензий немного улучшит корабль… и ветер будет попутным… и боги пошлют удачи…

– Постой-ка, друг Хорам. Ты принял это всерьез? Я бы мог с тебя хорошенько слупить монет за наивность… Но спали меня солнце! Это же дурь полнейшая! Нельзя долететь на шаре до столицы! Даже в соседний город не долетишь!

Низа глядела на купца с явной, неподдельной надеждой – столь яркой, что просвечивала во все щели в броне.

– Может, и не долетишь, – сказал Хорам. – Но попробовать-то можно.

Лишь одна Звезда
Том 2

7—10 ноября 1774г. от Сошествия

Лабелин

– Доброго вечера, милорд.

Голос леди Аланис напоминал звук колеса, которое лет двадцать не знало смазки.

Альтесса-тревога, делившая с Эрвином стол и кубок вина, проворчала ему на ухо:

– Ну, зачем ты ее впустил? Она чем-то недовольна, как всегда.

Догадка была не лишена оснований. Аланис пересекла комнату неторопливым мягким шагом, словно подбираясь к жертве. Прищурив глаза, осмотрела свечи в витых канделябрах, кувшин вина и кубок, ароматическую лампу, в которой пузырилось масло, источая крепкий запах сандала. Остановила взгляд на самом Эрвине – тот сутулился в глубоком кресле, подобрав ноги и завернувшись в теплый зимний халат.

– Хм… Я так не вовремя, что вы даже не ответите на приветствие?

– Доброго вечера, миледи.

– Кажется, вы ждали кого-то другого?.. Обстановка буквально дышит романтикой.

– Просто пытался создать уют.

– Ах-ах…

Леди Аланис понюхала вино в кувшине, потеребила носком ковер на полу – до неприличия пушистый.

– А мне думается, милорд, вы ждали девушку. Разве девушка – не лучшая награда за славную победу?.. Быть может, две девушки?.. Или три?..

– У него уже есть девушка! Я! – вскричала тревога, но не была услышана.

– Чего угодно триумфатору? – продолжала герцогиня. – Белокровную южанку из Шиммери? Страстную западницу? Парочку полногрудых путевочек? Я слыхала, худым мужчинам, вроде вас, по нраву пышные девицы…

Эрвин устало вздохнул.

– Зачем вы пришли, миледи?.. Высказать недовольство? Лучше в письменном виде – мне так нравится ваш почерк. Пофлиртовать со мной? Простите, я в неподходящей форме, уже переоделся в халат. Хотите напиться, как и я? Тогда милости прошу. Только молча. И кубок всего один – не побрезгуйте из моего.

Злость вспыхнула в ее глазах, но быстро угасла, когда Аланис распознала тревогу и грусть в голосе Эрвина.

– Что-то не так, милорд?

Эрвин пожал плечами.

– Вы сами знаете: все превосходно. Вчера мы выиграли битву, потеряв двух человек. Кавалерия Лабелина бежала в неведомом направлении, пехота сдалась на милость победителя. Я предложил путевцам встать на нашу сторону, и пятнадцать тысяч согласились. Наступает зима, крестьяне голодны, амбары пусты, а я обещал харчи и оплату. Таким образом, наше войско выросло почти вдвое.

Аланис слушала Эрвина, все сильнее хмурясь с каждым словом.

– Сегодня мы вступили в город Лабелин. Герцог Морис не оказал сопротивления. Он бежал на поезде вместе с дворцовой стражей и ближайшими вассалами, прихватив фамильные Предметы. Я въехал в город во главе войска, облаченный в парадные доспехи, верхом на роскошном коне. Мещане открывали ставни и смотрели на меня. Кое-кто кричал приветствия. У многих пехотинцев Южного Пути были друзья и родичи в городе. Все счастливы, что битва обошлась без крови. На главной площади нас встречали городские старшины и главы ремесленных цехов. Они раз двадцать назвали меня великодушным лордом и настоящим рыцарем, из чего следовало: они до жути боялись, что я отдам город на разграбление. Я велел им честно трудиться, как и прежде. Ввернул цитату из заветов Глории. Предложил снижение налогов на десятину в случае, если цеха оплатят налоги за два месяца вперед. Они согласились, и кузен Роберт получил в свое распоряжение две бочки золота. Одна была сразу же роздана кайрам. Сейчас все войско, кроме вахтенного батальона, возносит хвалы богу виноделия и предается духовному общению с полногрудыми путевочками. Последним, кого я видел по пути сюда, был граф Майн Молот. Он выразил одобрение словами: «Тьма меня сожри, милорд!» – и предложил выпить на брудершафт.

– Ужасно, – сказала леди Аланис. – Как вы только терпите все это? Победа, слава, золото, любовь и преданность вассалов. Нелегка ваша доля, герцог Ориджин.

– Надо полагать, вы иронизируете?

– А вы?

– А как вы думаете, миледи?

Леди Аланис села в соседнее кресло, подобрав ноги, как Эрвин.

– Знаете, я пришла сюда с намерением выцарапать вам глаза. Во всем вашем триумфе, милорд, не нашлось местечка для меня! Я не шла рядом с вами впереди войска, не въезжала в город верхом на белом жеребце, не праздновала победу, не слушала песен. Весь день провела в закрытом фургоне, а вечер – одна в какой-то унылой комнате. Да, понимаю, мы шантажируем Галларда, и я должна скрываться. Если покажусь на глаза мещанам, шантаж потеряет силу… Но, черт возьми, вы могли придти и выпить со мною! Дать мне возможность поздравить вас с победой. Сделать хотя бы видимость, что я для вас что-то значу!

Возможно, здесь ожидалась просьба о прощении. Эрвин промолчал, но подал ей кубок. Кривясь, она поболтала вино в чаше.

– Вы действительно не ждете каких-нибудь девиц?

– Нет, миледи. А почему, собственно, это вас волнует?

Аланис выпила залпом.

– Вот почему. Вашей забывчивости обо мне и вашему мрачному одиночеству после победы могут быть два объяснения. Первое: я мешаю вам развлекаться. Но если это не так, то в силе второе: есть некая дрянь, что портит вам жизнь. Я хочу об этом знать.

Эрвин усмехнулся:

– Вы же понимаете, миледи, что дрянь на душе агатовца – самая интимная штука, какая только у него есть? Нужно быть очень близким человеком, чтобы заслужить право заглянуть в эту выгребную яму.

– Мне ли не понимать…

Леди Аланис сняла повязку с лица, повернулась так, что свечи осветили темный шрам и дырку в щеке.

– Достаточно интимно, лорд Эрвин?

– Х-ха. Красивый жест. Однако я начну с вопросов. Скажите, леди Аланис… вы с самого детства готовились в императрицы?

Она потемнела. Даже в мерцании огоньков было заметно.

– Вы издеваетесь, милорд?

– Простите, не хотел тревожить ваши раны. Ответьте и узнаете, зачем спросил.

– В четыре года впервые услышала, что стану владычицей. Все детство училась танцевать, соблюдать манеры, красиво говорить, распознавать гербы. Приходила обедать – отец говорил, например: «За столом сидят министр финансов, советник по науке, имперский генерал и кузен великого лорда. Что ты скажешь, милая, и где сядешь?» Я говорила каждому правильные слова и выбирала себе положенное место. За ужином отец мог сказать: «У нас гость – рыцарь такой-то, на его гербе весло и два топора». Мне следовало понять, что рыцарь – из верхнего Нортвуда, спросить о новостях Севера и о здоровье его сюзерена (разумеется, назвав имя и род последнего). Если в Эвергарде случался бал, все танцы были из тех, что исполняются при дворе. Когда мы принимали гостей или выезжали на прогулку, или отмечали праздник – следовали придворному этикету. Папенька создал для меня мой собственный маленький императорский двор. Позже, в семь лет, я увидела и настоящий. Отец отдал меня на службу владычице Ингрид в качестве младшей фрейлины. Я прослужила три года во дворце Пера и Меча. В десять лет знала о тамошних порядках все, что только можно. Затем вернулась в Алеридан и еще четыре года помогала отцу управлять Альмерой. Двенадцати лет от роду я могла наизусть прочесть бюджет герцогства, как стишок. Знала, сколько искровой силы дают цеха и на что она идет, почему со стекольных гильдий следует брать двадцать сотых подати, с часовых – двадцать пять, а с гончарных – всего семнадцать. Бывала на судебных заседаниях, и папенька спрашивал: «Полагаешь, виновен этот человек? К чему бы ты его приговорила?» Я редко ошибалась… Когда исполнилось четырнадцать, отец послал меня в пансион Елены-у-Озера, и там, в сравнении с предыдущим, было очень легко. Да, милорд, все время, сколько себя помню, я училась управлять государством.

– А ваша подготовка включала в себя близкое знакомство с семьей императора?

– Естественно! Начиная от подвигов Ольгарда Основателя и Юлианы Великой, кончая тем, какой сорт мороженого владычица Ингрид предпочитала на ужин.

– Меня больше интересует ее сын Адриан.

– Что желаете узнать о нем, милорд? Как он раскрыл тайну Предметов? Простите, это мне неизвестно.

– Нет, другое…

Эрвин наполнил чашу, двое по очереди приложились к ней.

– Начну издалека, миледи. Герцог Морис Лабелин бежал из города этой ночью. Он собирался в спешке, потому взял лишь самое ценное: Священные Предметы, драгоценности, искровое оружие, охрану. Голубей он оставил – видимо, не имел времени подумать о них. Мои люди схватили мастера-почтовика. Нет, иначе: он сам пришел к нам и предложил купить кое-что… Знаете, эти ленточки, которые цепляют на птичью лапку, слишком узки. На них поместится лишь самый мелкий шрифт, многим лордам неприятно разбирать подобный бисер. Почтовик обязан переписать сообщение на обычный большой лист и подать его лорду, а ленточку сжечь. Но почтарь Лабелина схитрил и припрятал ленточки, полученные последним временем. Думал: не найдется ли желающий купить сведения? Нашлись мы.

Эрвин вытащил из кармана халата ворох лент и протянул Аланис.

– Если интересно, можете просмотреть. Главное в них вот что: Адриан с большими силами идет через Надежду в Литленд, готовясь к битве против Степного Огня. Последний, кстати сказать, одержал две крупные победы и ряд мелких, движется к столице Литлендов – Мелоранжу. Так что Литленды в отчаянном положении, но речь не о них. Адриан ушел на юг. С ним большие силы. Какие именно – слухи рознятся, но не меньше восьми полков. В Землях Короны остался генерал Алексис Смайл всего лишь с семью из пятнадцати искровых полков.

– Разве это новость?.. – удивилась Аланис. – Ваш человек из столицы уже сообщал об этом.

– Да. И я не верил ему. Думал, его схватила протекция и заставила слать ложные сведения. Я полагал, Адриан ждет нас в засаде, каковая находится примерно вот здесь.

Эрвин развернул карту, указал место. Аланис склонилась поближе, волосы упали ей на лицо, она отбросила их за плечи.

– Видите, миледи: южнее Лабелина есть этакий треугольный карман, образованный впадением Милы в Ханай. Если мы не хотим форсировать Ханай (нелегкая задача), то нам придется пересечь Милу и войти в этот карман. Местность там равнинная – идеальная для искровой пехоты. Мост через Милу – всего один. Значит, отступить не получится. Мы более мобильны, чем Адрианова пехота. В любом другом месте сможем избежать боя, если захотим. Но между Милой и Ханаем император поймает нас в капкан и истребит одним ударом. Именно это он планирует, именно потому не помог Жирному Дельфину. Герцог хотел принять бой севернее города, чтобы сохранить его. Адриан хотел боя южнее города – чтобы наверняка уничтожить нас. Все складывалось воедино при одном допущении: наш агент в Фаунтерре лжет.

Он поворошил ленты в руке Аланис.

– И вот теперь эти письма. На них печати разных дворян из Фаунтерры, Маренго, Сердца Света, Фарвея… У Жирного Дельфина оказалось много друзей, и все как один сообщают: владыка с войском ушел на юг. Мои люди сейчас пытают мастера-почтовика и завтра дадут результаты. Но я убежден: ленты – не подделка. Сообщения подлинны. Что приводит нас к ответу на ваш вопрос: отчего я не забавляюсь с девушками? Потому, миледи, что боюсь. До сих пор Адриан был сильнее меня, но я хотя бы понимал, как и когда он попытается разбить нас. Теперь – ни малейшего понятия. Я будто снова иду по болоту, и сеть подо мною в любой миг может порваться.

– Это вся дрянь, что скопилась у вас на душе?

– Нет, миледи, имеется второй том. И снова позволю себе зайти издалека.

Аланис Альмера удобно устроилась в кресле, подперев подбородок кулачком. Ее поза выражала полное внимание.

– Теперь поговорим о моих полководцах. Я не имел возможности выбирать командиров, они достались мне вместе с армией, и по ряду причин я не мог заменить их. Высшие офицеры моей армии относятся к одной из двух пород. К первой относятся граф Лиллидей, граф Майн, бароны Близняшек, бароны Побережья. Это прим-вассалы Дома Ориджин: лорды, что привели на войну своих собственных кайров. Естественно, я не имею возможности отобрать рыцарей у их лорда и отдать под командование другому человеку. Это даже не обсуждается.

– А вторая порода?

– Это офицеры, некогда назначенные моим лордом-отцом командовать батальонами Первой Зимы. Таковы полковники Хортон и Блэкберри, капитаны Деррек и знакомый вам Хэммонд, мой кузен Красавчик Деймон и многие другие. В чистой теории я мог бы переназначить их… Но большинство из них служили отцу много лет, бывали с ним в великом множестве сражений – как правило, победоносных. Что самое неприятное: воины редко видели самого герцога Десмонда, но часто – своего прямого командира. Для многих кайров герцог Ориджин – лишь громкое имя, в то время как их личная преданность адресована Хортону или Блэкберри, или Хэммонду… Нужно иметь веские причины, убедительные для солдатских умов, чтобы заменить такую фигуру. Я не нашел таких причин. Мои офицеры гонористы, мрачны, упрямы, как быки, и абсолютно уверены, что все знают о войне. Но чего еще ждать от офицеров-северян?.. Мои – ничем не хуже прочих.

Аланис поморщила губы:

– Итак, вы, милорд, стерпели и взяли в помощники людей, которым не вполне доверяете. Простите мне прямоту, но это – глупость. Слова «лорд» и «стерпел» абсурдно смотрятся рядом.

– Немного не так, миледи. Я доверяю этим людям. Не доверял лишь двоим из них – графу Флемингу и барону Уайту, потому сейчас один в Запределье, а второй в темнице. В остальных я уверен ровно так же, как в глыбе камня или дубовом таране: они не предадут и не обманут, с их помощью можно ломать стены, а если я велю им стоять на месте, противник скорее надорвется, чем сдвинет их. Беда лишь в одном: мне столь же трудно сдвинуть их с места. Всякий раз, как я предлагаю тактику, прежде не испытанную отцом, мои командиры упирают копыта в землю и выставляют рога. Я борюсь с ними едва ли не чаще, чем с противником.

– Но вы взяли город без потерь, милорд! Любой, самый заскорузлый вояка, должен оценить это!

– О, да. Все предыдущее было вступлением, а теперь мы подходим к смысловой части. Сегодня, получив голубиные ленты, я созвал небольшой совет. Уже тогда во мне зарождались сомнения. Наступать или выжидать? Идти вперед – с риском угодить в ловушку, о которой я ничего не знаю? Или остаться на месте – собрать дополнительные войска, дождаться Нортвудов, натренировать путевцев, что перешли к нам, стать намного сильнее… но, вероятно, упустить единственный шанс, который нам дается? И вот я спросил полководцев: как поступить? И почти все ответили: наступать, милорд! Лиллидей сказал: «Ваш отец, милорд, не был сторонником поспешных действий, но и не мешкал, если дела шли удачно». Роберт сказал: «Мы взяли Лабелин без боя, на одной твоей доблести, кузен. Ясно, что Светлая Агата всей душою за тебя. Она хочет, чтобы мы побеждали. Остановимся – лишимся ее помощи». Блэкберри сказал: «Не особо надейтесь на восстание западников. Они – лихие бойцы, но не настолько, чтобы справиться с искровой пехотой. Адриан быстро покончит с ними и вернется». Хортон добавил: «Зима на подходе. Ляжет снег – наступать станет трудно. Задержимся в Лабелине – застрянем до весны. К тому времени Адриан укрепится». Деймон же сказал: «Зададим им жару, тьма сожри! Как били, так и будем бить!» А граф Молот хохотнул в знак согласия.

– Словом, все за наступление?

– Кроме одного – генерал-полковника Стэтхема. В этом командире упрямства и гонору вдвое больше, чем во всех остальных, поскольку он принадлежит сразу к двум породам. Он – барон Овечьих Долин, в его землях живет больше сорока тысяч крестьян, так что он – один из крупнейших лордов герцогства. Кроме того, отец вверил ему один из своих батальонов горной стражи, и Стэтхем двенадцать лет командовал им наравне с собственными отрядами. Он так гордился военными успехами, что с некоторых пор перестал зваться бароном, а говорил неизменно: генерал-полковник Стэтхем. Военный чин для него стал важнее, чем титул, полученный с кровью. Вот этот человек до сей поры находился в самой ярой оппозиции ко всем моим планам. Что бы я ни задумал, Стэтхем находил довод за то, что моя идея плоха. И сегодня, будучи в сильнейшем сомнении, я был уверен: Стэтхем без колебаний заявит: «Вперед и только вперед!»

– А он поступил иначе?..

– Ваша стратегия, милорд, – сказал Стэтхем, – работала только за счет внезапности. От вас не ждали похода к побережью – и вот, побережье наше. Не ждали, что вы вернетесь к Дойлу – теперь и Дойл за нами. Никто не мог подумать, что вы вооружите пехоту арбалетами и что вспомните обычай поединков чести, – в результате взят Лабелин. Вы малоопытны и не искушены в тактике, милорд. Вы не умеете распознать шанс, а также слишком боитесь потерь и бережете солдат. Но у вас как военачальника есть один важный козырь: вы непредсказуемы. Двинувшись сейчас на юг, вы от него откажетесь. Самый дурной имперский генерал ждет нашего наступления. Прикажете наступать – и потеряете внезапность. Имеете ли в запасе другой козырь, милорд?

– Что вы ответили на такую наглость?!

– Ответил вопросом на вопрос: «А вы понимаете, генерал-полковник, в чем состоит ловушка?» Он сказал: «Никак нет, милорд». «Где она будет? – спросил я. – Как ее избежать?» «Не могу знать, милорд», – отрезал Стэтхем. «Тогда что предлагаете делать?» – спросил я. И он ответил: «Не то, чего ждет враг, милорд». Это и все. Конкретных идей он не имел, и скоро все вновь заговорили о нашем славном наступлении. Я же остался в сильнейшем смятении, миледи. В нем пребываю и сейчас.

– Это всего лишь один человек! Один старый упрямый осел, нелюбимый вами.

– Этот осел, однако, умеет сражаться.

– Как и остальные!

– Но он был в меньшинстве. Я трепетно отношусь к особым мнениям. Понимаете ли, миледи, я ведь и есть ни что иное, как особое мнение…

Аланис придвинулась и тронула его плечо.

– Какую помощь я могу оказать вам?

– Помогите советом. Вы мало знаете о войне, но лучше всех нас знаете Адриана. Есть ли возможность, что он совершил ошибку? Ушел на юг, не подготовив нам сюрприза? Понадеялся на армию Южного Пути? Не ожидал, что мы возьмем город? Или полагал, что мы останемся зимовать в Лабелине? Или положился на Серебряного Лиса с его семью полками?.. Словом, скажите, миледи: о чем он думал?

Сделав несколько глотков, она облизнула губы и ответила:

– Это вино настраивает на ностальгию. Так и хочется вспоминать истории из детства… У владычицы Ингрид были длинные и густые волосы – прямо львиная грива. Расчесывать их могли только фрейлины: слугам не полагалось касаться головы ее величества. Девочки не любили это дело, боялись: волосы густы, а владычица вспыльчива. А я любила, мне нравилось, какова грива на ощупь. Однажды я чесала ее, и тут Адриан зашел к матери. Поговорил с нею о чем хотел, потом сказал: «Мама, прошу вас, дайте леди Аланис другую обязанность». «Почему?» – спросила ее величество. Он пояснил: «Ей нравится расчесывать вас. Она часто делает то, что хочет. Отец дал Альмере третий искроцех, влияние этой земли растет. Может быть, именно леди Аланис станет моей невестой. А владычица должна понимать: приходится делать то, что следует, а не то, чего хочется». Адриан заметил, что мне нравится расчесывать, и предусмотрел, видите ли, что это пойдет во вред моему характеру, что взволновало его в контексте растущего влияния Альмеры! Милый Эрвин, мы враждуем с очень и очень дальновидной сволочью. Я бы не надеялась, что он где-то чего-нибудь не предусмотрел. Если была возможность, что мы возьмем Лабелин, – Адриан подумал о ней. Если есть шанс, что Серебряный Лис не справится с нами, – Адриан подумал и об этом. Если ваши полководцы советуют идти на столицу – Адриан предусмотрел вариант, что вы прислушаетесь к совету.

– Скверно, – сказал Эрвин и приложился к кубку.

Аланис нежно погладила его.

– Четырнадцать футов, да?..

– Что – четырнадцать футов?

– Длина тех копий, что вы дали своим кайрам. На фут длиннее обычных. Вы устроили дурацкий турнир под Дойлом, чтобы выбрать лучших поединщиков войска. Но даже лучшие не спешили бы троих врагов подряд, а вы ожидали, что путевцы сыграют нечестно. Потому вы подыграли своим рыцарям и дали им копья подлиннее: ненамного, чтобы это не бросилось в глаза. Весь ход событий вы предвидели уже в Дойле. Агата не зря зовет вас своим внуком!

– Агата до сих пор не сказала мне, как разбить императора.

– Но у вас есть я, милорд! Чем я не Агата?! – герцогиня расправила плечи, горделиво вскинула голову.

– Вы не полководец.

– Как и вы! Но вы одерживаете победу за победой, а я понимаю, как вы это делаете. И никто на свете не знает Адриана лучше, чем я. Давайте же вместе найдем путь к триумфу.

– Агата может понять Агату?.. – слабо улыбнулся Эрвин.

– Конечно. Неужели сомневаетесь?

– Что ж… У меня мелькнула одна мысль… Я еще ни с кем не делился ею. Она вовсе не гарантирует победы, и настолько рискованна, что даже мне становится жутко.

– Это звучит очень соблазнительно, милорд! Прошу, поделитесь со мною.

– Ладно, – сказал Эрвин и сполз с кресла на ворсистый ковер. Расстелил по полу карту герцогства и схему города Лабелина. Аланис села рядом, прильнув к его плечу. Он начал:

– Под улицами города, как видно на схеме, пролегают большие катакомбы…

* * *

Весной и осенью, во время дождей, низинный город Лабелин превращался в огромный водосборный бассейн. Миллионы галлонов воды стекали с крыш, грязными потоками хлестали на улицы. Вода переполняла канализационные стоки, и нечистоты всплывали на поверхность, затапливая город, как зловонную клоаку. С этим нужно было бороться.

Чтобы справиться с бедствием, прадед нынешнего герцога начал строительство подземного этажа города – катакомб. Использовались карстовые щели и полости, имевшиеся в здешних местах. Люди рыли искусственные пещеры, соединяли полости в единую сеть, прокапывали туннели, ведущие к реке. Год за годом росло подземелье, отводящее лишнюю воду, спасающее город от потопа. Сейчас, спустя век, катакомбы почти не уступали по площади наземной части Лабелина. Полной и точной их карты не имелось ни у кого.

Пещеры расслаивались на несколько уровней, и верхние из них никогда не заливались полностью, даже во время сильнейших дождей. Их звали сухими катакомбами. Имя отчасти грешило против истины: весною в сухих катакомбах текли ручьи по щиколотку, а то и по колено, но не по шею, как в более глубоких пещерах.

Сухие катакомбы облюбовали в качестве убежища самые презренные жители Лабелина: бездомные, нищие, уличные воры, грабители и мошенники, вымогатели и сутенеры – словом, все те, при виде кого мещанин отвернется и ускорит шаг, а воин возьмется за меч. Никто не знал, сколько этих грешных душ вмещали катакомбы. Самые скромные прикидки давали никак не меньше двух тысяч. По этой причине шериф Лабелина, имевший в подчинении шестьсот констеблей, предпочитал не соваться в пещеры без крайне веской причины. Бездомная братия, в свою очередь, старалась не давать ему излишне веских поводов.