Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

Он увидел тень на ее лице, быстро исправился:

– Виноват, миледи, я забылся. Будет исполнено, кайр Стил останется в монастыре до последнего дня.

– Благодарю. Ступайте.

Он ушел, а в голове Ионы еще долго звучало: «Мы и есть Север».

Этим вечером Иона сделала то, что следовало давным давно, едва получив письмо отца Давида. Правильная жена, каковою Иона не являлась, сразу спросила бы мужа. С этого должно было начаться расследование! Ну что ж, пускай оно хотя бы закончится, как надо.

– Любимый, прости, что беспокою тебя глупостями… Можешь рассказать мне о том узнике, который сбежал из твоей темницы?

Он расплылся в улыбке:

– А я уж думал, ты никогда не спросишь.

– Извини, я была глупа, недоверчива. Я стараюсь исправиться. Хочу поставить точку в своих поисках. Помоги мне, будь добр!

Виттор заговорил с нежностью:

– К великому сожалению, всего я не знаю. Своего имени узник не назвал никому, даже моему отцу. Каким пыткам он подвергался – я не желал узнавать, и никогда никого не спрашивал. Что до обстоятельств его побега, то, видимо, твои люди уже все доложили тебе. Потому я могу помочь тебе лишь одним: рассказать, откуда узник взялся.

– Откуда же?

– Душенька, он пришел из Закатного Берега. Рыцари отца захватили его в плен во время войны и доставили сюда. Отец скрыл его ото всех по одной важной причине: узник украл несколько Предметов. Когда закатники разграбили Дар и увезли Предметы к себе, этот парень стянул и припрятал кое-что. Кайры разбили армию Рантигара и вернули большинство Предметов, но этот воришка свое не выдал. Мой отец хотел по-доброму сторговаться с ним, но тот упрямился. Тогда пленника отдали тюремщикам, они взялись за дело и выжали сведения. Отец послал людей в то место, которое назвал узник, – но не нашел Предметов. Отец решил, что закатник солгал. Взбеленился, велел пытать еще целый год – но новой правды не добился. Понял, что узник не врал, место названо правильное, но кто-то другой унес оттуда Предметы. Тогда отец плюнул на узника и замуровал в темницу.

– А как он сбежал? Как сломал стену голыми руками?!

Виттор рассмеялся.

– Вижу, ты читала много приключенческих романов! Сбежал самым прозаичным способом изо всех возможных: ему помогли. Ты же знаешь, что есть тайный ход, ведущий из темницы аж за город. Вот этим ходом пришли лазутчики, убили тюремщиков, сломали стену – и увели заключенного.

Просто. До смешного просто. Даже трудно поверить, что так легко решаются все загадки.

– Отчего их не преследовали?

– Еще как преследовали! Но то были закатники на свежих крепких конях и имели фору по времени. А люди отца не сразу заметили побег.

– Зачем там сделан подземный ход?

– Как и в любом замке – для вылазок в случае осады. Не зря он соединен не только с темницей, но и с графскими покоями.

– А зачем поставили железную дверь?

– Снова-таки на случай осады. Если враг возьмет замок, мы уйдем подземным ходом, а дверь запрем, и она отсечет погоню.

– Отчего так не сделали те, кто освободил узника?

– Полагаю, они хотели, чтоб тюремщики пришли на шум. Узник отомстил тем, кто его истязал.

– Ты видел его лицо?

– А ты?

Иона опешила:

– В каком смысле?

– Ну, в нашей темнице сейчас находятся несколько преступников. Ты проявляешь к ним много интереса?.. Вот и я, знаешь ли, редко спускался в подземелье поболтать с заключенными.

Она покраснела, но продолжила расспрос. Если уж ставить точку, то так, чтобы потом не возвращаться даже мысленно.

– С этим пленником связано много разных страхов. Его боялись тюремщики, смотрители, граф Винсент. Лекарь говорит, что душевная болезнь Мартина тоже вызвана ужасом. Ты знаешь, в чем причина? Чем так страшен этот узник?

Виттор небрежно повел плечами.

– Тем же, чем любая неизвестность. Выведи преступника на площадь, прикуй к столбу и швырни в него тухлым яйцом – горожане станут смеяться. Но зарой его под землю, спрячь от глаз и ушей, создай покров тайны – и люди начнут бояться. Существо без лица и без имени, живым восставшее из могилы!.. Как звучит, а?

– Но страх твоего отца был достаточно реален, чтобы убить.

Виттор изменился в лице:

– Тьма сожри, я был тогда в церкви! Поди и проверь, спроси священника!..

Иона вздрогнула:

– Почему ты это сказал?

– Как – почему?

– Думаешь, я подозреваю тебя в убийстве отца?! – Она схватила его за руку: – Святые боги! Любимый, как это пришло тебе в голову? И в мыслях такого не имела! Я знаю, сердце графа Винсента остановилось само, не выдержав страха. Лишь не могу понять, что же так его напугало.

– А я и говорю тебе, – процедил Виттор, – что был в церкви, в полумиле от замка. Я увидел отца уже мертвым, когда вышибли дверь кабинета. Понятия не имею, о чем он думал перед смертью, боялся он или нет. Если считаешь, что мне приятно вспоминать об этом, – представь своего отца мертвым!

– Умоляю, не гневайся! Я не хотела тебя расстроить. Понимаю, сколь мучительна память… Просто хотела выяснить все до конца, чтобы больше не возвращаться и не тревожить тебя вопросами.

Он смягчился:

– Хорошо, я понимаю. Пойми и ты: смерть отца была для меня тем более тяжким ударом, что случилась внезапно, без причины. Мне больно вспоминать ее.

– Прости, больше я не коснусь этой темы.

– Душенька, ты можешь спрашивать обо всем остальном. Я сделаю все, чтобы насытить твое девичье любопытство.

Иона перебрала в уме все, что могло интересовать ее. И всплыло неожиданное, постороннее, пустое… но странное.

– Милый, так получилось, я знаю, о чем ты говорил со священником в ту ночь. Не пойми неправильно: я узнала совершенно случайно, показывала Нексии храм Вивиан, из вежливости начала беседу, разговор мимолетно коснулся тех времен. Ты сказал святому отцу: «Богов понять несложно». Он запомнил необычность твоих слов. Теперь и мне любопытно: что ты понял о богах?

Он повел бровью:

– Боюсь, что не помню… А какая разница? Мало ли что можно сказать…

– Вспомни то время. Узник только совершил побег. Воины графа Винсента обыскивали город, замок готовился к осаде, пахло близкой войною. Но ты пришел в церковь не затем, чтобы молиться о мире, и не просить совета у святого отца. Напротив: ты как будто знал больше, чем он. Ты намекнул, что понял волю богов. Поделись со мною!

Он закатил глаза, поморщился от напряжения ума, кивнул:

– Кажется, я вспомнил, о чем шла речь. Это не слишком интересная тема, никак не связанная с войной. Если захочешь, я расскажу позже. Сейчас нам с тобою предстоит дело.

– Какое, любимый?

– Час назад к нам прибыл один гость. Теперь он, видимо, уже умылся и переоделся с дороги, нам следует с ним побеседовать.

– Новый гость? Быть может, гостья?

Иона вспомнила встречу с Нексией. Рассмеялась, подумав: а ведь до Нексии у Эрвина была другая фаворитка. Вот забава, если Виттор пригласил ее тоже!

Виттор подмигнул:

– Нет, гость, притом в духовном чине. Он аббат.

* * *

Великие духовные открытия зачастую выглядят плодом мгновенного озарения: человек узрел луч истины – и вмиг все осознал. Однако на самом деле, открытие вершится не за секунду, а складывается годами из множества отдельных наблюдений и мыслей. Капля за каплею они падают в чашу, и человек почти не замечает этого, и обнаруживает свершенное открытие лишь тогда, когда чаша истины заполнена до краев.

Граф Бенедикт Флеминг верил, что истина открылась ему в Запределье, в ту минуту, когда форт перстоносных злодеев исчез из подлунного мира. Именно тогда граф Бенедикт – ортодокс и добровер – пал на колени, ударил в землю челом и вскричал:

– Всесильные боги помогают Адриану! Ориджин проклят, проклят!

Но исчезнувший форт был отнюдь не единственною каплей в чаше открытия, а всего лишь последней. Ему предшествовало много, много жемчужных крупиц мысли.

За день до трагедии форта случилась беседа с Вороном Короны. «Уверены ли вы, граф, – говорил Ворон, – что Светлая Агата ведет Ориджина, а не его собственная гордыня?» Граф Флеминг и сам питал сомнения на этот счет. Молодой герцог Эрвин имел дерзость и наглость услать маститого графа Флеминга в Запределье, пока сам маршировал на столицу. Агата придумала такое? Едва ли. Светлая Праматерь знала, как важно иметь уважение к старшим.

Ранее случилось анонимное письмо: было заброшено прямиком на палубу «Белой Звезды», графского флагмана, когда тот готовился отплыть в Запределье. Письмо адресовалось Бенедикту и гласило:

«Славный граф, советую со всею присущей вам мудростью оценить политическую и стратегическую ситуацию. Вам ли не понять, что война Ориджина проиграна, еще не начавшись. Но за крепкую веру боги благоволят к вам и дают честную возможность уйти с гибнущего корабля. Вы не призваны в армию – потому ваш отказ сражаться не запятнает чести. Сделайте мудрый выбор, милорд. И не считайте это письмо провокацией. Дабы убедить вас в весомости сказанных слов, в Запределье вам будет явлен Знак».

А перед тем была Долина Слепых Дев, в которой граф Флеминг и барон Уайт свели войска для совместных учений, и именно там получили известие о мятеже Ориджина. Ни Уайт, ни Флеминг не имели желания участвовать в этом безумии. Но граф понимал, как важна вассальная верность и как противны богам предатели (и еще – как легко Ориджин запрет их в глубокой Долине Слепых Дев). Потому он схватил Уайта за бороду – без тени метафор, взаправдешней пятерней за осязаемую бородищу, будто нарочно для этого отрощеную, – и приволок в Первую Зиму. Уайт, как и ожидалось, очутился в темнице. Флеминг, вопреки мудрости и логике, не встал во главе всего северного войска, а был услан в бесславное Запределье. Ориджину не понравилось, как долго граф размышлял, прежде чем выполнить приказ. Будто Бенедикт – борзая собака, готовая бежать по свисту!

Но и это не было первой каплей. Еще раньше Виолетта – младшая дочурка графа Флеминга – озарилась юношеской страстью к лорду Эрвину, тогда еще не герцогу и не наследнику. В пылу откровенности выплеснула матери (а та, конечно, поделилась с отцом): Эрвин так умен, так обаятелен, Виолетте с ним жутко весело и до ужаса хорошо, Виолетта с ним уже трижды лобызалась – на берегу озера, на башне собора, и, хи-хи, в склепе. К счастью, под «лобзанием» понималось лишь то, что обозначили этим словом боги, и не более. Бенедикт не посмел явиться к Десмонду Ориджину с прямым предложением. Виолетта была дочерью графа (не герцога), четвертым ребенком в семье (не первым), рода Глории (не Агаты), еще и склонна к ленивому обжорству. Предложи великому герцогу такую невестку – он, того гляди, оскорбится. А вот если бы сам Эрвин попросил ее в жены – герцог Десмонд, глядишь, и разрешил бы. Бенедикт прочел дочке суровое наставление, требуя применить все женские чары, использовать все советы Мириам, Эмилии и Софьи, атаковать лорда Эрвина и воспламенить вплоть до полного любовного беспамятства. Виолетта применила, использовала, атаковала. Неблагодарный лорденыш сбежал от нее в столицу – якобы, для учебы в Университете!

А еще прежде, за многие годы до Виолеттиных лобзаний, сам граф Бенедикт был молод. Отец делился с ним славою рода Флемингов и говорил с гордостью: «Мы столетьями правили всем побережьем Моря Льдов. Ориджины пытались подчинить нас – но мы трижды поднимали восстания, дважды сокрушали их в великих битвах, а однажды взяли штурмом Первую Зиму. Это удавалось только двум армиям за всю историю мира!» И уже тогда юный Бенедикт чувствовал крамольную ошибку, нарушение божьего промысла: как это – взяли Первую Зиму, а потом снова потеряли? Все равно, что сорванное с дерева яблоко выскочило из рук и обратно приросло к ветви!

Все описанные мысли, чувства и выводы просуммировались в голове Флеминга в ту памятную запредельную минуту – и вылились озарением:

– Сила богов за Адрианом! Ориджин проклят! Я больше не служу ему!

Граф Бенедикт развернул эскадру и спешно ушел в Беломорье.

Он имел план, прекрасный своей простотою: атаковать и захватить Первую Зиму, пока войска Ориджина бьются на юге. Крохотный герцогский гарнизон в Первой Зиме легко уничтожить, если напасть внезапно. Затем отправить Адриану депешу с клятвенными заверениями в своей преданности – и спокойно ждать конца войны. Император, конечно, разобьет мятежную армию, изловит и казнит Ориджина, а Первую Зиму, да и все герцогство захочет передать более верному вассалу. Славный граф Флеминг, ортодокс и добровер, отлично подойдет на эту роль. Так, без боя взяв единственный замок, можно получить трофеем целое герцогство.

Но тут боги отвернулись от графа Бенедикта. Он не мог понять, чем и когда прогневил их, но сколько ни возносил молитв – становилось только хуже. Сначала сорвалась внезапная атака на Первую Зиму: один корабль отбился от эскадры, его команда ушла от погони и предупредила воинов герцога. Флеминг стал размышлять, как захватить цитадель без помощи внезапности. Требовался по меньшей мере десятикратный перевес, граф созвал все оставшиеся на Море Льдов войска, привлек на свою сторону родичей плененного барона Уайта, снял часть команд с кораблей – и накопил полторы тысячи мечей. С ними он выступил на Первую Зиму, как тут получил новый удар: владыка Адриан погиб. Граф Бенедикт возложил на алтарь богатые пожертвования и вознес самые истовые молитвы: пусть Минерва бросит на Ориджина искровые войска, пускай сварит его живьем во дворце, как пескаря в котле с похлебкой! Боги посмеялись над графом – случилось строго обратное: Минерва легла под Ориджина и отдала Империю в его руки. Граф Бенедикт молился четыре дня кряду. Он прямо указал богам на свои перед ними заслуги, на крепость своей веры, точность в исполнении всех заветов, даже на свою супружескую верность (богами, в общем-то, не требуемую). А просил он немногого: ведь перстоносные солдаты Адриана остались на свободе – так отчего бы им не отомстить за владыку?

Время шло, и боги уже не просто потешались над Флемингом, а, похоже, избрали его любимым шутом. Ни одного покушения на Ориджина так и не случилось. Остатки искровых войск присягнули на верность либо герцогу, либо его марионетке. Лорды приняли власть Ориджина как должное, столица веселилась, Север ликовал. Могущество и слава Ориджина росли от месяца к месяцу, и бедный граф думать забыл о Первой Зиме – пределом его мечтаний стало сберечь родное Беломорье. Трижды – уже четырежды – Флеминги восставали против Ориджинов, но ни разу не терпели столь феерического провала. Граф Бенедикт остался с пятнадцатью сотнями мечей против двадцатитысячной армии герцога. Единственное, что пока отсрочивало гибель, – расстояние. Два месяца требовалось на марш от Фаунтерры до Беломорья, и Ориджину жаль было терять это время, в столице у него имелись более приятные дела. Граф Бенедикт собрал на побережье все свои войска, свел в гавань Беломорья все верные эскадры, окопался и затаился, как загнанный в нору барсук. Он следил, чтобы ни один слушок, ни одно письмецо не улетело с Моря Льдов на юг – и не напомнило Ориджину о его существовании. Тянулись унылые недели, складывались в мрачные месяцы. Вассалы роптали, воины пытались дезертировать, капитаны норовили улизнуть на своих кораблях. Флеминг увещевал и устрашал вассалов, вешал дезертиров, догонял и топил беглые суда – а также молился и думал, думал и молился. Ладно Ориджин – теперь уж ясно, что боги ничего с ним не сделают. Пускай хоть пошлют графу разумную мысль, дадут мало-мальский совет. Ведь что досаднее всего: Флеминг-то ничего не сделал! Не осадил Первую Зиму, не вырезал герцогских солдат, не вступил в союз с Адрианом – ничего не успел! Только ляпнул сгоряча: «Ориджин проклят, я ему не служу». И за это теперь заплатить крахом?!

Но вот в апреле тот из богов, кто посылает людям надежды, подмигнул Бенедикту. Пришло письмо от графа Виттора Шейланда:

«Прискорбно видеть, милорд, в каком затруднительном положении вы оказались. Берусь посодействовать вашему примирению с герцогом Эрвином и выполнить роль посредника при переговорах. В качестве ответной любезности ожидаю права беспошлинной морской торговли через порт Беломорье, а также права открыть любое число банковских точек на побережье Моря Льдов. Приглашаю вас в Уэймар для начала переговоров, и именем своего рода гарантирую вашу безопасность».

Церковь Праматерей считает женщину помощницей и соратницей мужчины; Церковь Праотцов – рабыней. Граф Бенедикт, будучи дворянином, посещал праматеринские храмы, молился Глории и Агате, но в женском вопросе держался праотцовских взглядов. Мужчина в семье – бог и судия; если женщина подумала, что мужчина неправ, ей нужно пасть на колени и молиться о смирении. Жена самого графа Бенедикта такою и была – покорной бессловесной мышкой; в том же русле он воспитал дочерей. Но вот Иона Ориджин не отличалась смирением, а Виттор Шейланд – мужской силой. Граф Бенедикт полагал: если брат и сестра Ориджины решили завлечь его в ловушку, они легко могли использовать Виттора. Бенедикт не решился поехать в Уэймар, но и не упустил спасительного шанса. Он послал делегата – своего советника и духовного наставника, аббата Хоша. Тот прибыл в замок Виттора Шейланда неделею позже Флеймов и стал неприятным сюрпризом для Северной Принцессы.

– Дорогой, что делает здесь этот человек?

– Душенька, он прибыл по моему приглашению. Досадный конфликт Флемингов с Первой Зимою слишком затянулся. Я предложил себя посредником в переговорах, и граф Бенедикт ответил согласием.

– В каких переговорах, позволь узнать?

– Дома Флеминг с Великим Домом Ориджин. Не думаешь ли, что вам пора прийти к миру?

Аббат Хош отвесил Ионе низкий поклон, изрек благочинное приветствие. Она не удостоила его даже кивка.

– Аббат, не вам и не графу-изменнику решать, насколько затянулся конфликт. Он окончится, когда того захочет герцог Эрвин – ни днем раньше, ни днем позже. А нынче я не вижу причин для беседы с вами.

Виттор попытался успокоить ее:

– Любимая, прошу, прояви снисходительность. Я обещал графу Флемингу, что он будет услышан. Будь добра, помоги мне исполнить обещанное.

– Флеминг может послать письмо моему брату и надеяться, что он прочтет бумагу прежде, чем бросит в огонь. Также Флеминг может просто подождать. Когда герцог Эрвин возьмет Беломорье, Флеминг встанет перед судом и скажет все, что пожелает.

– Любимая, – с нажимом повторил Виттор, – я обещал.

С точки зрения законов чести, то был сомнительный ход. Однако Иона по-прежнему чувствовала вину перед мужем и искала возможности загладить. Если она снизойдет до беседы с послом изменника, то муж оценит жертву.

Иона совладала с чувствами и обратилась к аббату:

– Из уважения к моему супругу и к вашему духовному сану я выслушаю вас. Но предупреждаю, что не наделена правом говорить от имени брата в данном вопросе. Мой ответ нельзя воспринимать как решение герцога Ориджина.

– Я осознаю это, миледи.

– В таком случае, говорите.

Она не собиралась садиться, потому аббат также вынужден был стоять. Его невысокий рост становился особенно заметен в позе почтения: руки перед грудью, голова склонена. Иона видела не лицо аббата, а бритую макушку. Впрочем, она предпочла бы, чтобы Хош стоял на коленях.

– Миледи, позвольте начать с напоминания о словах Милосердной Праматери Янмэй: «Нельзя судить человека по одному поступку, равно доброму или дурному. Лишь совокупность деяний определяет человека». Граф Бенедикт Флеминг в течение двадцати двух лет был соратником и верною опорой вашего лорда-отца. Он принял участие в четырех войнах, ведомых герцогом Десмондом, и неизменно заслуживал высокой оценки. Флот графа Флеминга блестяще провел переброску северных войск в ходе Шейландской войны, что обеспечило победу над Закатным Берегом и быстрый возврат похищенных Предметов. Столь же успешны были действия Беломорского флота в архипелаге Граненых островов, в шестидесятом и шестьдесят четвертом годах. Вспомните и о том…

Ионе следовало вытерпеть сей монолог до конца, но она не сдержалась:

– А еще Флеминг подарил мне лошадку на десятый день рожденья. Аббат, я знаю вашего сеньора. Да, он был верным вассалом – потому Эрвин и поручил ему важный поход в Запределье. Чем ответил на доверие Флеминг?

– Здесь, миледи, я должен процитировать «Мгновения» Светлой Агаты: «Нет ничего вне ткани времени. Каждое событие вплетено в нее, и становится понятно лишь тому, кто видит все полотно». Рассмотрите же прискорбный, опрометчивый проступок графа Бенедикта в сумме с соседними нитями полотна. Вы увидите, что граф стал свидетелем чудовищного события, нарушающего законы мироздания. Оно не могло не оказать влияния…

Иона вновь перебила:

– Мой брат также видел ужасы в Запределье. С ним был только один воин, а не пятьсот, как с вашим сеньором. Однако брат не дрогнул и сохранил понятия о чести!

– Тем не менее, он тоже поднял мятеж против своего сюзерена.

Она вспыхнула:

– Не смейте, не смейте даже сравнивать! Эрвин пошел против святотатца и тирана, граф Флеминг – против честной семьи, другом которой был много лет. Он хотел взять Первую Зиму, вы не можете отрицать этого! Если бы это удалось, Флеминг перебил бы воинов гарнизона. Многих из них я знаю с детства! В замке тогда находились мои мать и отец. Что сделал бы с ними граф? Положил бы под топор Адриана по первому его слову?!

Аббат ответил с неожиданной твердостью:

– Миледи, крепкий верою человек должен избегать слов «если бы». Если бы боги улыбнулись Адриану, ваш брат и все его вассалы были бы мертвы. Но случилось так, как случилось, поскольку на то была воля богов. Ересь – думать, что могло быть иначе!

– И это святые боги повелели графу предать моего брата?

– Боги явили ему грозный знак…

– Боги или Темный Идо?! Как мог граф спутать одно с другим?! Неужто он слеп и разумом, и сердцем? И чего он ждет от нас – прощения?!

Аббат Хош не дрогнул. Похоже, он верил в свою правоту не меньше, чем Иона в свою.

– Миледи, неужели вы верите, что вы совершенны? Если так, то вы глубоко ошибаетесь. Даже достойнейшие из людей далеки от идеала. Любая крайность доступна лишь богам, удел смертных – компромиссы и полумеры. Боги могли бы явить идеальную справедливость и покарать графа Бенедикта одним мановением перста. Ваш брат не может этого. Он великий стратег, но даже он неспособен взять Беломорье мгновенно. Граф уйдет с войском и флотом на Граненые острова, где уже подготовлена им сеть крепостей. Оттуда он будет совершать рейды по всему побережью и нарушит все судоходство в Море Льдов. Флот графа Бенедикта – сильнейший на Севере. Герцогу Эрвину понадобятся годы, чтобы построить достаточно кораблей для штурма Граненых островов, и половина этих судов неизбежно ляжет на дно. Человеческое возмездие окажется несовершенным: пострадают тысячи невинных и единицы виноватых. С другой стороны, абсолютное милосердие также доступно лишь Праматерям. Мы не ждем от вас полного прощения, а готовы пустить в ход любые средства, чтобы умерить ваш гнев и восстановить доверие.

– И чем же может купить доверие семья предателей? Выдать графа Бенедикта на казнь? Тогда его сыновья и братья вспыхнут жаждой мести и станут опасны. Когда граф Годфри Флеминг взял Первую Зиму и убил герцога Одара Ориджина, мои предки казнили и самого графа, и всю его ближнюю родню. Род Флемингов возродился из бастардов. Готов ли Бенедикт уплатить такую цену?

– Думается, миледи, вы сами не готовы ее принять. Жестокость – не ваш порок.

– Я буду жестокой, если потребуется. Я – Ориджин.

– Как и ваш великий брат. Однако ему присуще милосердие.

На время воцарилась пауза, обе стороны перевели дух. Аббат выложил множество доводов, но цели достигли слова: «Неужели думаете, что вы совершенны?» То был выстрел в самую точку. Сейчас Иона чувствовала себя слишком несовершенной, чтобы судить других.

Ища опоры, она подумала о брате. Как поступил бы Эрвин? Пожалуй, и тут аббат прав: Эрвин не хотел бы крови. Некогда он говорил с Ионой о Флеминге: «Милая сестрица, этот глупейший мятеж являет пример того сорта проблем, какие со временем решаются сами собою. После падения тирана, Флеминг бессилен нам навредить. Я могу пойти на Север, изобрести очередной блестящий способ штурма, взять Беломорье и учинить резню. Но не приятней ли будет просто подождать, пока Флеминг попросит пощады? А тогда выжать из него все, чего мы пожелаем».

– Хорошо, святой отец. На что вы готовы ради нашего прощения?

– Младшая дочь графа Бенедикта – леди Виолетта – до сей поры не замужем. Мы отдадим ее брак на полное усмотрение герцога Эрвина. Кроме того, мы выплатим дань в размере тридцати тысяч эфесов.

– Вы изволите шутить со мною?

– Виноват, миледи. Пятьдесят тысяч эфесов.

– Разовая выплата напоминает взятку продажному чиновнику. Не смейте предлагать такого, если желаете моей благосклонности! Поступим иначе. Насколько я знаю, добрую половину северного флота составляют корабли вольных капитанов, вроде Джеффа Бамбера. Они платят Флемингу налог с каждого своего рейса. Великий Дом Ориджин возьмет этих капитанов под свое начало и получит право взыскания с них налога. Флеминг сохранит лишь тех капитанов, кто связан с ним вассальной клятвой.

Аббат Хош потемнел лицом, доставив Ионе немало радости.

– Это большая жертва, миледи.

– Вполне адекватная ситуации.

– Глория-Заступница свидетель: Дом Флеминг пошатнется от этого удара.

– Вряд ли сильнее, чем от войны с моим братом!

Аббат склонил голову:

– Миледи, я передам сеньору ваши пожелания.

– Они еще не высказаны до конца. Граф Флеминг должен явиться в Фаунтерру и лично принести моему брату привселюдные извинения. Насколько я помню рассказы отца, традиционною формой искупления в таких случаях является самобичевание соленой плетью и отсечение двух пальцев на собственной руке.

– Это я также передам сеньору. Возможно, он найдет приемлемой названную форму, но не место. Граф не явится в Фаунтерру, пока не получит клятвы герцога Эрвина, что его не тронут.

– Герцог Ориджин ни в чем не станет клясться предателю. Это попросту невозможно.

Виттор вмешался в беседу:

– Я предлагаю Уэймар как безопасное место встречи.

– Простите, ваша милость, но и Уэймар недостаточно безопасен, учитывая численность армий герцога. Моему сеньору требуется клятва герцога Эрвина…

– Исключено, святой отец. Сперва Флеминг принесет извинения, а лишь потом услышит какие-либо клятвы.

Виттор заговорил с таким видом, будто главное решено, а остались сущие пустяки:

– Не вижу повода для препирательств. Пускай граф Бенедикт прибудет в Уэймар и возьмет с собою батальон своих кайров. Это уж точно обеспечит ему безопасность, а Великий Дом Шейланд предоставит проход войскам графа по своим землям.

Аббат Хош отвесил поклон:

– Благодарю вашу милость. Вероятно, мой сеньор с радостью примет ваше предложение.

Впустить на свою землю войска бунтарей – то было очень странное решение. Однако Виттор выглядел столь же довольным, сколь уверенным в себе, и Иона воздержалась от спора.

Аббат отобедал с графом, после чего спешным порядком отбыл назад в Беломорье. Вперед себя он послал птицу.

* * *

Иона не знала, что думать об этой встрече, хотелось обсудить с кем-нибудь. Но отношение кайров к Флемингу понятно и без разговоров, а спрашивать мужа не хотелось: он поймет как упрек и обозлится. Иона встретилась с Нексией и рассказала о переговорах.

– Миледи, что вы думаете об этом? Позволительно ли простить предателя? Правильно ли, что Виттор, не спросив меня, затеял встречу?

Нексия всплеснула ладонями:

– Конечно! Вы спрашиваете – простить ли Флеминга? Конечно, да. Ведь если не простить, то придется штурмовать Беломорье и погубить сотни жизней. А если простить, но наложить взыскание, то люди останутся целы, а ваша казна наполнится. Вы спрашиваете, хорошо ли поступил Виттор? Еще бы! Рассказывал ли вам Эрвин или нет, но мятеж Флеминга уже начал досаждать ему. Кто-то из лордов поднял вопрос: может ли Эрвин успешно править Империей, если в его родной земле уже полгода длится бунт? Флеминг никому не досаждает, но сам факт его непокорности уже роняет авторитет Эрвина.

– Но Виттор не предупредил меня.

– Я могу его понять. Скажи он заранее – вы отказались бы принять аббата.

– Значит, он сознательно пошел против моей воли.

Нексия лукаво улыбнулась:

– Слышите ли вы себя, леди Иона? Как может муж пойти против вашей воли? Если любите его, ваша воля должна совпадать с его желаниями!

– Возможно…

Иона ощутила себя пристыженной, хотя и не убежденной. Пожалуй, она была неправа, но это не делало правильным поступок мужа.

– Миледи, – вздохнула Нексия, – ваши переговоры длились так долго. Я потеряла целых полдня вашего общества, и это печалит, ведь мы с братом скоро уезжаем.

– Скоро?!

– Завтра вечером или послезавтра. Все решено, что нужно было решить. В столице нас ждут Фарвеи, Сомерсет уже ищет корабль.

Иона приуныла, осознав все значение. Уже через день она лишится подруги, а затем уедут и кайры, и с нею останется только Виттор – больше ни одной родной души.

– Так быстро… Вы можете еще задержаться?

– Я была бы счастлива, если б нашла повод. Но мы должны привезти ответ до закрытия Палаты, а осталось не так уж много времени. Нужно отчалить в ближайшие три дня.

– Боги… Мне очень жаль.

– Как и мне. Но не стоит грустить. Если ваш муж получит долю власти над священной стражей, ему придется посещать Фаунтерру и Сердце Света. Мы с вами будем видеться часто.

Чтобы не предаваться тоске, Иона сменила тему:

– Миледи, эта священная стража беспокоит меня. Не расстроит ли она Эрвина?

– О, я знаю, кого она расстроит точно: владычицу Минерву. Однако взгляды Эрвина и ее величества нередко расходятся, очередной конфликт лишь поддержит традицию.

– Вы надеетесь, что Эрвин с Минервой окончательно рассорятся?

Нексия промолчала с загадочной улыбкой.

– Желаю вам удачи, миледи. Я уверена, Эрвин будет счастлив, когда судьба сведет его с вами. Он заблуждается, если думает иначе.

Нексия покраснела, и Иона поспешила добавить:

– Однако все же, не стоит ли нам предупредить Эрвина о священной страже? Он будет зол, когда узнает о переговорах за его спиной.

– Миледи, нет сомнений, что Эрвин знает обо всем! Младший лорд Фарвей поклялся мне, что ваш отец одобрил план. Если в курсе отец, то, конечно, и сын. Полноте, я не участвовала бы в переговорах, если б они напоминали интригу против Эрвина!

– Благодарю, вы успокоили меня… Позвольте вопрос, леди Нексия: почему герцог Фарвей выбрал вас своим послом? Вы сведущи в политике, но вы – урожденная Лайтхарт. Он мог послать своего родича, коих немало в наличии.

– Граф Виттор предложил меня.

– Что вы говорите!

– Да, ваш муж сказал Фарвеям, что переговоры станут особенно успешными при моем участии. Я признательна ему за этот подарок.

– Виттор умеет удивлять.