Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

Отсутствие ее величества Минервы жестоко омрачило первую половину нынешнего заседания. Лорды, сидящие на высоких стульях, были полны беспокойства и обменивались тревожными взглядами, ища того, кто объяснит им отсутствие владычицы. Тогда слово взял герцог Эрвин С. Д. Ориджин и сообщил, что ее величество покинула Палату по велению сердца. Ее величество не может вести хладные политические беседы, когда ее старшая родственница, королева Маделин, борется с безжалостной хворью. Ее величество Минерва наносит визит королеве Маделин и не покинет ее, пока лично не убедится, что лекари принимают все возможные меры для спасения драгоценной жизни королевы.

В послеобеденные часы ее величество Минерва прибыла в Палату и потрясла высоких лордов глубиною своей печали: глаза владычицы были красны от слез сострадания. Однако ее величество нашла в себе силы взойти на трибуну и оповестить лордов о здоровье королевы Дарквотера. Ее величество Маделин сделала один крохотный, но обнадеживающий шаг к выздоровлению: она обрела способность говорить свободно, не проваливаясь в беспамятство. В долгой беседе она поведала ее величеству Минерве историю своей юности и дала молодой владычице ряд ценных советов о правлении государством. Так трогательна была забота, проявленная королевой Маделин даже на смертном одре, что именно это и повергло ее величество Минерву в душевную печаль.

6—14 мая 1775г. от Сошествия

Уэймар

Конфликт с мужем оказал сокрушительное влияние на леди Иону. Она уличила супруга в двух проступках, каждый из которых, даже взятый в отдельности, выглядел чудовищно: оправдание жестокого убийцы, распродажа фамильного достояния. Леди Иона ждала от мужа разумных объяснений своих действий – таких, какие Иона смогла бы пусть не одобрить, но понять и принять. Вместо этого она получила встречные обвинения и – немыслимо! – откровенную ложь. Граф Виттор – правитель Великого Дома – повел себя в конфликте как трусливая и склочная мещанка. Это до такой степени не укладывалось в мировосприятие Ионы, что приходилось искать причину проблемы в себе самой. Так капитан, увидев в подзорную трубу коричневое море, решит, что испачкалась линза, а не водная гладь.

Леди Иона сделала единственно возможный вывод: я – скверная супруга. Только этим можно объяснить все неурядицы и беды. Будь я не столь холодна и жестока, муж был бы искренен со мною и не скрыл продажу Светлой Сферы. Будь я мягче и сердечнее, поняла бы, как можно поставить любовь к брату выше справедливости. Будь я более любящей, скучала бы по мужу так же сильно, как он по мне, и не задержалась бы в Фаунтерре надолго. Наконец, будь у меня больше смирения, я не посмела бы обвинять мужа, а просто приняла на веру правильность его поступков.

По мере раздумий леди Ионы, каждое ее самообвинение находило много подтверждений. Да, она любит мужа недостаточно: о том говорил и Эрвин, и пленный Джоакин. Да, она слишком подвержена гордыне, чересчур склонна судить и винить: разве не она так много критиковала Эрвина, пока тот не разъяснил свой план? Да, она слишком крепко верит в звучные абстракции, вроде справедливости, чести, закона – потому на живых несовершенных людей часто глядит свысока. И нет, Иона никогда не считала себя жестокой, но… рожденная в Первой Зиме, воспитанная кайрами, разве могла она полностью избежать фамильного порока?

Леди Иона видела лишь один выход – измениться и стать лучше. Дальнейшие конфликты с мужем породят череду взаимных унижений, о чем противно даже думать. Искать себе оправданий и перекладывать вину – ее понятия о чести не допускали такого. Перекроить графа Виттора согласно своему разумению – сама эта мысль выдает сильнейшую, непростительную гордыню. Нет, возможен лишь один путь: работать над собою.

И тут Иона встретила нежданное препятствие: никто и никогда не учил ее тому, как быть хорошею женой. Имея перед глазами брак родителей – почти идеальный, полный взаимной любви и уважения, – она не задавалась подобным вопросом. Ее замужество, казалось Ионе, непременно будет таким, как у матери – собственно, каким же еще? Но вот ее брак зашатался, и причину Иона видела в себе, и требовала от себя срочных изменений. А как же стать лучшей женою? Хорошая супруга – какова она?

Иона привыкла жить, руководясь тремя уроками. Первым было воспитание, полученное в воинской среде. Оттуда пришли понятия о чести, нерушимости данного слова, твердости решений и жизненных позиций. Второй урок – личный пример матери. Глядя на леди Софию, Иона узнала, что женщине можно и даже должно витать в облаках, быть чуждой прагматизма и посвящать себя тонким предметам, вроде искусства, красоты и счастья. Третий урок предоставил пансион Елены-у-Озера. Наставницы убеждали: леди должна быть умна, высоко образована, сведуща в стратегии и политике, способна справиться с ролью землеправителя. Что же получалось в сумме? Выходило непрактичное мечтательное существо, притом упертое, как кайр, требовательное, как правящий лорд, и надменное, как принцесса крови. О, боги! Какому мужчине может понравиться такое?!

Иона мучительно нуждалась в совете.

Можно было спросить самого Виттора. Но тогда она признала бы, что совершенно не умеет быть супругой. Этот вариант Иона оставила как крайнее средство.

Родители и брат, кузен и подруги – слишком далеки. Иона обратилась к кайру Сеймуру:

– Что вы знаете о супружеском долге? Я имею в виду, со стороны женщины. Если уж говорить прямо, то – как стать хорошей женою?

Воин не сразу понял вопрос:

– Вы о чем, миледи? Какой-такой женою? Кому стать?..

Уразумев, что речь о самой Ионе, Сеймур разразился словесным потоком. Иона с его слов выходила лучшею из женщин, живущих на свете, ее достоинства невозможно перечислить, а становиться еще лучше ей ни в коем случае нельзя, ибо тогда она превзойдет Праматерь Агату и тем самым совершит святотатство.

Иона обиделась:

– Я спрашивала вас, кайр, со всею серьезностью и ждала прямого честного ответа. Коль вы неспособны обойтись без насмешек – что ж, найду иного советчика. Я велела привезти Джейн. Где она?

Воин попытался убедить Иону, но добился только еще большего гнева. Наконец, он сдался и сменил тему:

– Миледи, Джейн нет в Уэймаре. Она вернулась в Первую Зиму.

То было странно. Иона тут же забыла обиду и принялась за подробный расспрос. Узнала вот что. Компаньонка Ионы Джейн, пострадавшая от издевательств Мартина Шейланда, была помещена в лечебницу и отдана под наблюдение лучшего лекаря Уэймара. Он занимался девушкой два месяца, не жалея ни сил, ни снадобий. Наконец, он убедился, что телесные раны девушки зажили, а душевные – затянулись настолько, чтобы не причинять острых страданий. Лекарь сообщил об этом кастеляну Уэймарского замка, и тот хотел забрать Джейн в обитель графов Шейланд. Джейн наотрез воспротивилась – что можно понять. Кастелян выдал ей денег на проживание в хорошей гостинице либо на проезд в столицу, к леди Ионе. Вот тут произошла странность: Джейн села в корабль и отбыла в Первую Зиму. Вполне естественно желание девушки повидать родителей. Но морской путь в Ориджин сейчас опасен: Беломорье удерживает мятежный граф Флеминг. А Джейн никогда не славилась смелостью, однако избрала именно море.

Встревоженная Иона потребовала:

– Сеймур, отправьте в Первую Зиму голубя, узнайте…

– Виноват, миледи: в замке сейчас нет подходящих голубей.

Это было не менее странно, чем поведение Джейн.

– Как их может не быть? Осенью я привезла с собою сорок северных голубей. Неужели мы истратили всех? Разве так много писем послано в Первую Зиму? Разве оттуда не присылали новых птиц?

– Миледи, птичник утверждает, что расход голубей был высок. Многих отправили, полдюжины замерзли в январе, еще дюжина умерла от птичьего недуга. А новых голубей не подвозили из-за мятежа Флеминга.

– Пошлите курьера в Первую Зиму через Южный Путь. Пускай доставит мое письмо для Джейн, и пусть затребует голубей. Нельзя лишаться связи с Первой Зимою!

– Будет сделано, миледи. Позвольте также запросить военного подкрепления.

– Сеймур, вы задались целью изрядно удивить меня? Вы этого добились уже новостью о Джейн, ни к чему дальше стараться. Зачем вам военная сила?

– По неизвестной мне причине ваш лорд-муж нарастил гарнизон замка и довел до трех полных рот.

– Вот он и сделал то, чего вы хотите: усилил нашу оборону. К чему еще воины?

Сеймур прочистил горло.

– Миледи, герцог Эрвин Ориджин поставил передо мною задачу: обеспечить вашу защиту даже в случае нелояльности графа Шейланда. Он выделил мне достаточно мечей, учитывая тогдашнюю численность уэймарского гарнизона. Но теперь она выросла, и…

– Сеймур, я запрещаю это! Мы жестоко оскорбим мужа подобным недоверием!

– А я и не доверяю ему, миледи. Однажды он почти переметнулся к Адриану. Теперь освободил насильника и убийцу. Миледи, три дюжины свежих мечей обеспечат…

– Довольно, это непотребный разговор! Мой долг – доверять мужу. Узнайте о Джейн и доставьте птиц. Более ничего!

Кайр ушел, оставив Иону в смятении. Почему Виттор стягивает силы? Какая опасность грозит Уэймару, и отчего муж молчит о ней? Ответ был мучительно прост: Виттор не верит Ионе. Отсюда и солдаты, и молчание. Но Виттор ли в том виноват, или сама Иона? Это же она постоянно упрекала его, ставила под вопрос его решения, учинила ему чудовищную проверку – с пузырьком Мартинова снадобья. Конечно, он опасается ее. А кто бы не стал?

В душевном порыве она хотела было отослать Сеймура и кайров, остаться одна. Но поняла, что тем самым расстроит двух дорогих людей: и самого Сеймура, и Эрвина. Кроме того, воины нужны для присмотра за Мартином, в чье выздоровление сложно поверить. Иона оставила Сеймура в покое и направила мысли на совершенствование себя.

В мире есть три вида любви. Все остальные важные числа – четные: два пола, два материка, два объекта на ночном небе, четыре конечности, четыре стороны света, восемь агаток в глории, шестнадцать дворянских родов. Но любовь, в виду своей исключительности, делится на три: мириамская, софиевская и эмилиевская. Вступая в брак, Иона клялась любить мужа каждым из трех способов.

Мириамская любовь – это любовь мужчины к женщине и женщины к мужчине. Это страсть, вожделение, кокетство, игра, слияние тел, радость плоти. Любить как Мириам – означает желать, не давать огню погаснуть, играть с любимым и наслаждаться им.

Софиевская любовь – это, прежде всего, любовь взрослого к ребенку. Главный завет Величавой Праматери – рожать детей и вкладывать в них душу. Но часть софиевской любви распространяется и на мужа: нужно быть с ним заботливой и доброй, и снисходительной, когда он слаб.

Любовь Эмилии – на взгляд Ионы высшая изо всех, поскольку это – любовь души к душе. Здесь неважен ни возраст, ни пол, а ценна лишь близость двух душ, родство мыслей и взглядов, внимание и уважение, безграничный интерес друг к другу. Любовь Эмилии не знает преград. Дети вырастают, плотская страсть уходит, но эмилиевское чувство живет столько, сколько сама душа – вечность.

Разделив неясное понятие «хорошая жена» на три части, Иона стала работать с каждой в отдельности. В дань мириамской любви, она принялась ублажать графа Виттора каждую ночь. То было нетрудно, ведь она уже неплохо изучила пристрастия мужа. Иона не была пылкой любовницей, как Мириам, но особого пыла от нее и не требовалось. Что доводило Виттора до экстаза – так это небольшое раболепие жены. Например, полезно было встать на колени или на четвереньки, смотреть на Виттора снизу вверх, почаще спрашивать: «Чего ты хочешь, любимый? Тебе хорошо со мной? Что еще сделать?» Удачно выходило, если Иона обнажалась, когда муж был еще полностью одет, даже при шпаге. Она показывала свою беззащитность, Виттор приговаривал: «Да, ты моя! Моя!» Иона решила подыграть: «Я твоя! Я только твоя!», и, как логичный ход мысли: «Возьми меня, владей мною!» Эффект не заставил себя ждать. В другой день Иона взобралась на мужа верхом. Увидела кислую гримасу, тут же спрыгнула с него – не на постель, а прямо на пол, распласталась на половицах: «Я твоя…» Успех вскоре был достигнут. Потом она решила, что развитием идеи унижения хорошо послужит грязь на теле – и опрокинула на себя холодную кофейную гущу. Виттор размазал вещество по белой груди жены и застонал от удовольствия. А однажды Иона раздевалась, чтобы принять ванну, и, неловко повернувшись, порвала сорочку. Погляделась в зеркало, растрепала прическу, расширила прореху в сорочке, отказалась от ванны и легла в постель как была – неряшливая, лохматая, оборванная. Виттор вспыхнул, едва увидев ее, накинулся и справился с делом за минуту. Это было очень легко, от нечаянной простоты успеха Иона ощутила разочарование.

А вот чего он никогда не позволял себе – это ударить жену. Иона не была бы против, даже обрадовалась бы – мысли о боли возбуждали ее. Однако Виттор боялся, а она не смела попросить: слишком велика причуда, хорошие жены не просят о подобном.

Так или иначе, успехи в мириамской любви были велики. С софиевскою дело шло сложнее. Именно этого чувства – любви снисходительной, любви сильного к слабому – Иона ощущала больше всего, но не умела выразить. Давать мужу непрошенные советы – это унизит и разозлит его (хоть и будет полезно). Опекать, проверяя, сыт ли он, одет ли сообразно погоде – попросту смешно (хотя нередко возникает такое желание). Утешать, если он расстроен, подбадривать, если огорчен? Но Виттор, сомневаясь в Ионе, скрывал от нее свои настроения, показывал только приветливую вежливость, да иногда – похоть. Леди Иона избрала тактику, от которой точно не будет вреда: при каждой встрече с мужем говорить что-нибудь хорошее. Например, о том, какая чудесная стоит весна, как дивно пахнут сады, как красив замок, омываемый грозою. Упомянула и пресловутый гарнизон: как славно он выучен, и как приятно многочислен – Иона чувствует себя в полной безопасности. И какая радость, что она вернулась из столицы! Двор – шумное царство лицемерия, Уэймар – тихий уютный дом. Муж не всегда верил ей, но вскоре привык слушать сладости, даже начал требовать: «Скажи мне что-нибудь, душенька».

Однажды Виттор отдал гарнизону приказ: привести в порядок фортификации. Солдаты починили катапульту на северной – самой высокой – башне, восстановили запасы горючей смолы, принялись обдирать побеги плюща, которым обросли все стены сверху донизу. Иона удивилась: вроде бы, никакая война не грозит графству Шейланд. Она спросила мужа, он покраснел в ответ и выдавил только: «Ну, душенька, так оно будет правильней…» Иона сообразила, что Виттор делает это ради нее, ищет ее одобрения. Укрепления Первой Зимы всегда были в идеальном порядке; Виттор хотел сделать Уэймар таким же безопасным, как родной дом супруги. Иона не любила военщину, однако порадовалась: муж откликается на ее любовные старания!

Однако с эмилиевской любовью оказалось всего труднее. На свете был человек, к которому Иона питала всю полноту этого чувства: Эрвин София Джессика. Кого-то более душевно близкого, чем брат, она не могла вообразить. Муж нещадно проигрывал конкуренцию. Но супружеский долг обязывал, Иона стала раздувать в себе эмилиевские искры. Она знала: душевная любовь растет из интереса. Может не быть страсти, флирта, опеки, заботы – но интерес к любимому должен быть всегда. Она поискала в себе интереса к Виттору – и неожиданно нашла, притом целые горы! Прежде Иона не совалась в дела мужа, полагая, что он, банкир, целиком занят унылыми счетами. Но сейчас, приглядевшись, обнаружила в Витторе несколько любопытных загадок.

Например, Палата Представителей. Вместо того, чтобы поехать туда самому, Виттор послал двух вассальных баронов. Но это заседание – первое после Северной Вспышки – весьма важно. Вероятно, будет принята масса значительных решений. Главы большинства Великих Домов предпочли присутствовать лично – но не Виттор. Можно было бы понять, останься он в Уэймаре ради важного дела. Однако Иона не наблюдала такого дела, муж занимался в основном обычною рутиной, целыми днями пропадая в управлении банка.

Затем, Закатный Берег. Волею случайности Иона обнаружила, что граф ведет переписку с тамошним правителем. То было странно по двум причинам. Во-первых, ненависть к западным соседям бытовала в Шейланде испокон веков, укреплялась с каждым набегом закатников и достигла вершины полтора десятилетия назад, после Войны за Предметы. Ведя переговоры с ними, Виттор нарушал одну из самых прочных традиций своей земли. А во-вторых, после гибели графа Рантигара в Закатном Берегу царила смута. За власть боролись три лорда – два графских сына и видный военачальник. Какой смысл договариваться с одним из них сейчас, когда неизвестно, кто одержит верх?

Наконец, продажа Светлой Сферы. Теперь, умерив свой гнев, Иона осознала, что эта история больше загадочна, чем постыдна. Сфера – один из самых красивых Предметов в достоянии Шейландов. Продать можно было иную, не столь прекрасную реликвию, а подлинную жемчужину сохранить. Можно было не поручать продажу сомнительному низкородному торгашу, а лично обсудить вопрос с Морисом Лабелином – ведь они виделись в столице, на балу. Наконец, можно было вовсе не продавать Предмет! Иона поговорила с главным счетоводом Виттора и заглянула в учетные книги. Ненавидимые ею в пансионе уроки финансов все же оставили плоды: Иона сумела разобраться в денежном обороте. Дела мужа шли прекрасно, каждый месяц открывалась новая банковская точка, сумма вкладов ежегодно удваивалась. Серия ограблений банков нанесла некоторый урон – но отнюдь не фатальный. Виттор вполне мог изъять из своего дела тридцать-сорок тысяч эфесов и сохранить Светлую Сферу. Складывалось престранное ощущение: он желал именно продать, именно Сферу и именно с помощью Хармона-торговца. Тьма сожри, зачем?..

Словом, граф Виттор нежданно превратился в одного из самых интригующих людей, известных Ионе. Но беда в том, что он не желал отвечать на вопросы. Стоило хоть как-то проявить любопытство – и муж увиливал от ответа, отбывался общими фразами:

– На то были финансовые причины… С соседями лучше жить в мире… Я решил, что полезней остаться, чем ехать…

Иона недоумевала:

– Я диву даюсь: отчего ты молчишь? Всем добрым людям по нраву вопросы. Вопрос означает интерес – разве тебе неприятно, что я интересуюсь тобою?

– Я не привык к такому, – сухо отвечал Виттор. – Целый год ты не питала любопытства к моим делам.

– Прости меня! Вспомни, каков был этот год! Отец тяжко захворал, Эрвин пропал в Запределье, а затем поднял мятеж. Мы свергли императора и захватили Фаунтерру. Твой…

«Твой брат убил тридцать человек», – хотела сказать Иона, но удержалась.

– …твой замок служил темницею для новой владычицы. От всего этого моя голова шла кругом. Я была плачевно невнимательна к тебе, так позволь же теперь исправиться! Мне очень интересно то, что ты делаешь и думаешь!

Наконец, она добилась одного искреннего ответа:

– Душенька, Закатный Берег – ключ к Великой Степи. Закатники – не шаваны, но близки к ним по крови и культуре. Степные вожди охотно вступают с ними в союзы. Да, сами закатники теперь не особенно сильны, поскольку погрязли в смуте. Но именно из-за их слабости будет легко столковаться с ними, а затем – получить выход на шаванов Рейса и Холливела.

– Союз с шаванами?.. – поразилась Иона. Никто из ее предков ни разу не помышлял о таком.

– Сейчас наилучший момент, чтобы это осуществить. Как ты знаешь, наша владычица Минерва вынудила Степного Огня уйти из Литленда. Многие шаваны ропщут: они не взяли Мелоранж и не получили желанную добычу. Проще говоря, Степь жаждет золота. У нас оно имеется. Мы можем помочь деньгами Морану, он погасит недовольство своих всадников и останется нашим должником. Шаваны обычно платят долги – этого у них не отнять. А за Мораном немалая сила, ведь Минерва потеснила его, но не разбила. Он сохранил большую часть орды.

Иона недоумевала:

– Зачем тебе орда? При любой войне Эрвин вступится за нас!

– Опасно строить домой лишь на одной свае. Если слабый дружит с сильным, то скоро станет его вассалом. Но дружба с двумя сильными дает слабому шанс на свободу.

Первым чувством Ионы было возмущение: как смеет Виттор не доверять нам? Это он юлил и заигрывал с нашими врагами, мы же ничем не запятнали себя в его глазах!

Но затем Иона ощутила тепло. Впервые Виттор пошел на такую откровенность, сказал жене в лицо неприятную правду. Это могло означать лишь одно: ее старания достигли успеха, муж стал искренней и ближе. На радостях Иона хотела обнять его, но удержалась. Воспитание не дало ей приласкать человека, усомнившегося в Ориджинах. Иона, как смогла, скрыла ликование.

– Любимый, ты напрасно выбросишь деньги, если пошлешь их Морану. Ничто не защитит нас лучше, чем сила Первой Зимы. Однако я счастлива, что ты открыл мне свои мысли.

Тем же вечером ей выпал случай сделать еще один шаг навстречу любви. Сизокрылая птица принесла письмо от Эрвина.

«Милая сестрица, прости, что беспокою тебя делом. Куда деться, порою и дела бывают важны… Скажи, что знаешь о Предмете по имени Светлая Сфера? Он по-прежнему хранится в достоянии Шейланда? Э.»

Виттор задерживался в банковском управлении, Иона была одна, когда получила письмо. Она долго размышляла над ним.

Со дня прибытия в Уэймар она послала брату лишь одну весточку – о том, что благополучно добралась. Ни словом Иона не обмолвилась о встрече с Джоакином и позорной продаже Сферы. Стыд мужа ложился пятном и на нее. Было бы очень мучительно, если бы вся семья узнала, потому Иона скрыла от брата историю Светлой Сферы.

Но теперь он спрашивал сам.

Иона знала, как не любил Эрвин напрягать глаза и пальцы, втискивая крохотные буковки на голубиную ленту, однако это послание он написал собственной рукой. В теплоте родного почерка и в излишнем многословии письма Иона ясно видела две истины: Эрвин очень скучает по ней; Эрвину важна Светлая Сфера.

Иона не посмела солгать ему. Но и ответить полностью честно не смогла. Будучи раскрыта в Фаунтерре, правда подорвет репутацию мужа. Все Ориджины отвернутся от Виттора, не смогут смотреть на него без презрения. Иона вспомнила трогательный миг откровенности, пережитый сегодня, подумала о любви мужа – такой хрупкой, уязвимой – и написала ответ:

«Милый брат, стыжусь говорить, но не смею лгать тебе. Ради меня, ради моего супружеского счастья прошлой весною Виттор продал Светлую Сферу герцогу Лабелину через Хармона-торговца и Джоакина Ив Ханну. Монахи с братом Людвигом пытались ее похитить».

Она знала: такой ответ надежно защитит Виттора. Эрвин поймет его так, что Иона прекрасно знала о продаже и одобрила ее. Заботясь о чести сестры, он скроет позор ото всех; репутация Виттора не пострадает. Полезно было и упомянуть брата Людвига: если он арестован заодно с другими бунтарями, Эрвин допросит его – и акцент внимания сместится, вместо позора четы Шейландов Эрвин станет думать о монахах-злодеях. Иона колебалась в одном: упоминать ли Джоакина? Он играл малую роль, для понимания событий вполне достаточно одного Хармона-торговца. Но лишнее имя придаст письму убедительности, Эрвин скорее поверит, что Иона знала обо всем. Быть может, для Эрвина будет важно и то, что Джоакин опознал брата Людвига среди Подснежников – не лишне будет протекции разобраться в делах этих монахов. Но из нынешнего письма Ионы последнее вовсе не было ясно, потому она переписала наново. Длинное послание не вместилось на ленту, Иона сократила его, убрав часть слов. Вышло так:

«Стыжусь говорить, но не смею лгать. Ради меня, моего счастья прошлой весною Виттор продал Сферу герцогу Лабелину через Хармона-торговца и Джоакина Ив Ханну. Монахи с братом Людвигом пытались ее похитить. Дж. Ив встретил Людв. среди главарей Подснежников, о чем недавно поведал мне.»

Теперь Иона осталась вполне довольна: послание несло все нужные сведения для Эрвина и надежно защищало мужа. Позже она не раз вспоминала эти три короткие строчки.

Кайр Ирвинг выполнял роль адъютанта Ионы, пока Сеймур находился вне замка. Он опечатал письмо, доставил на голубятню и проследил за отправкой. Послание умчалось в Фаунтерру, а Иона осталась в сладком упоении от выполненного долга перед мужем. Она ждала Виттора в общей спальне, фантазируя о ласках, которыми порадует его этой ночью…

Но вместо мужа в ее дверь постучал Сеймур Стил:

– Миледи, позвольте обратиться. Я выполнил ваше приказание.

Иона впустила кайра Сеймура. Следом вошел его грей, ведя некоего мужчину в мещанской одежде. К недоброму изумлению Ионы, голову мужчины скрывал мешок.

– Сеймур, откуда это варварство?! Мне стыдно за вас!

– Миледи, мешок надет по собственной просьбе лекаря. Он не желал быть узнанным слугами и стражей.

Кайр запер дверь и снял мешок. Иона увидела человечка заметно старше средних лет, невысокого, близорукого, начинающего лысеть. Растерянный, слепой от внезапного света, зажатый меж двух рослых воинов, он вызывал жалость. Однако, приглядевшись, Иона нашла его человеком скорее успешным, чем ничтожным: рисунок морщин на лице выдавал внимательный ум, отменного покроя сюртук и карманные часы на цепочке говорили о благосостоянии.

– Кто вы, сударь?

Сеймур вмешался:

– Миледи, это лекарь Голуэрс, он обследовал Мартина Шейланд. Вам будет любопытно услышать то, что он скажет.

– Каким образом он здесь оказался? Вы нашли его и силою приволокли в замок? Разве я позволяла подобное?

– Миледи, никакое насилие не применялось, он сам изволил прийти в замок.

– Когда вы пригрозили мечом! Сеймур, опомнитесь: война окончилась, мы не берем пленных!

Лекарь Голуэрс поднял руки примирительным жестом и заговорил мягко, но не без достоинства:

– Ваша милость, не извольте гневаться. Конечно, ваш воин несколько встревожил меня своим появлением и я, скажем так, не нашел в себе сил отказать его просьбе. Но он не делал ничего особенно угрожающего – только то, чего можно ожидать от человека с оружием. Я не в обиде на него, миледи.

Иона метнула на Сеймура укоризненный взгляд. С наибольшим радушием предложила лекарю кресло и вино – он согласился на первое и отказался от второго:

– Человеку в моем возрасте не стоит злоупотреблять житейскими радостями.

– Верно ли, что вы лечили Мартина Шейланда, брата моего лорда-мужа?

– Я никак не смогу отрицать это, находясь в вашем замке. Вам достаточно показать меня его милости Виттору Шейланду, чтобы он меня опознал.

– Стало быть, к вам обратился мой супруг?

– Именно так, миледи. Вернее, кастелян вызвал меня в замок, а уже тут я был принят графом Виттором.

– И он попросил вас освидетельствовать его брата Мартина?

– Все верно, ваша милость.

– Описал ли он вам… характер недуга Мартина? Если да, то какими словами?

– Никакими, миледи. Его милость граф желал, чтобы я вынес беспристрастное суждение, потому ничего не объяснял, а потребовал осмотреть лорда Мартина и сделать собственные выводы.

– Какие выводы вы сделали, лекарь?

Он сделал тревожную паузу.

– Ваша милость, позвольте мне задать вопрос. Коль скоро я вызван сюда и подвергнут такому дознанию, то не случилось ли чего-то с лордом Мартином? Не стало ли ему хуже? Если так, то позвольте сперва оказать ему помощь, а затем продолжить беседу.

Иона обдумала ответ. Очевидно, муж скрыл от лекаря жуткие деяния Мартина, значит, и ей стоит говорить осторожно. Стало ли Мартину хуже? Воины Сеймура следили за ним уже неделю, и он никак не проявлял свою жестокость. Безумие если не оставило его, то, похоже, притаилось.

– Нет, сударь, не тревожьтесь: лорд Мартин пребывает в том же состоянии здоровья, в каком вы его оставили. Я веду опрос из чистого интереса: долго пробыв в столице, я пропустила время лечения Мартина.

– Слава богам, миледи! Воистину, слава богам! Силами молитвы и новейших медицинских средств, я смог добиться значительного ослабления недуга лорда Мартина. Было бы крайне прискорбно узнать о возвращении хвори.

– Вы хотите сказать, что исцелили его?!

– О, ваша милость… – лекарь издал тяжкий вздох и искривил губы в печальной улыбке. – Наивно полагать, что подобная хворь может быть излечена полностью. Ее источником является – нижайше прошу простить – нарушение умственной деятельности. Я говорю это никоим образом не в упрек лорду Мартину, а с великим сочувствием к нему, ибо боги пока что не дали смертным возможности исцелять умственные недуги.

– Но вы говорите, сударь, что добились ослабления?

– Совершенно верно, миледи. Вследствие терапии лорд Мартин ощутил огромное облегчение. Контрольный осмотр показал, что он так близок к умственному здравию, как только возможно.

Иона затаила дыхание. Каким счастьем было бы знать, что муж не лгал ей, и что Мартин более не опасен! Но в подобное чудо нельзя верить бездоказательно.

– Как вы лечили его, сударь?

Голуэрс извлек из внутреннего кармана несколько сложенных листов.

– Я захватил для вас эти выписки, миледи: тут полный перечень средств и снадобий, которые я применял. Возможно, вы захотите получить консультацию других лекарей. Покажите им перечень – и убедитесь, что они не смогут предложить ничего лучше.

– Скажите, сударь, какова ваша медицинская направленность? Каким опытом вы располагаете? Можете ли предоставить рекомендации?

Лекарь огладил свою блестящую макушку:

– Миледи, главным предметом моего научного интереса всегда являлась голова. Мне доводилось бороться со всяческими недугами, начиная от ножевых ранений и заканчивая сизым мором, но с особым рвением я брался за случаи повреждения черепа и мозга. Образование я получил в университете Маренго, после чего восемь лет практиковался в островной клинике Фарадея – старейшей лечебнице душ во всем Поларисе. Из-за некоторых научных разногласий с магистром Маллином я покинул клинику и открыл собственную практику здесь, в Уэймаре. Что же касается рекомендаций, то высокую оценку моим способностям могут дать…

Он перечислил навскидку полдюжины имен – все принадлежали людям из высшего круга графства Шейланд.

– Надо полагать, сударь, что вам знакомы все существующие душевные недуги?

– Было бы слишком дерзко говорить о всех существующих. Но все недуги, упомянутые в медицинской литературе, тщательно изучены мною.

– Каким же из них страдает Мартин?

Лекарь облизал внезапно высохшие губы.

– Страхом.

– Простите, сударь, я не ослышалась?

– Миледи, я не хотел бы углубляться… Не смею травмировать ваши чувства…

– Я выросла в Первой Зиме, видела сотни ранений и десятки смертей. Меня сложно напугать. Говорите, сударь.

– Как пожелаете, миледи… В ходе осмотра и диагностической беседы я обнаружил в лорде Мартине ряд неуместных и вредных душевных движений. Он проявил и вспышкообразный гнев, и склонность к необъяснимой жестокости, и двусмысленное отношение к женскому полу. Но все это было лишь поверхностными волнами, а в глубине под ними лежал страх.