Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

Конец марта 1775г. от Сошествия

Мелисон

Когда Гортензий отбыл, Хармон остался в поместье вдвоем с Низой. Вернее, днем были также слуги и кухарка, но на ночь уходили в город. После ужина Хармон коротал вечер, попивая вино на террасе, глядя на горы в розовых закатных лучах, наслаждаясь вечерней свежестью и мирной картиной засыпающего городка. Подле Хармона сидела Низа – она считала своим долгом находится рядом хотя бы для того, чтобы наполнять кубок торговца. Ее присутствие придавало бы всей сцене романтический настрой, если бы не крайняя молчаливость девушки. Хармон давно уже устал от попыток разговорить ее и порою просто не замечал Низу, отдаваясь беседе с самим собой. Что будет дальше? – спрашивал себя Хармон.

В прежней жизни он не задавался таким вопросом. Ответ на него вытекал из другого вопроса: что я делаю сегодня? Конечно, зарабатываю деньги. А что будет завтра? Заработаю больше денег. А послезавтра? Еще больше. Вся жизнь представлялась простою и понятной: методичное накопление средств. Каждая дюжина эфесов – как новая веха пройденного пути. Чем больше золота легло в кошель – тем больше поводов гордиться собою. Еще где-то, в неясной дымке грядущего, виделся брак с какою-нибудь милой девушкой и рождение детей, которым когда-нибудь достанется наследство. Оказывается, то были счастливые времена: Хармон шел по прямой, как рельсовый поезд, не ведал сомнений и всегда знал, что движется верным путем.

Теперь стало иначе. Вот уж полгода Хармон не клал в кошелек ни одного нового эфеса. Жил только на сбережения, и их оставалось еще очень много. В сущности, не было больше нужды в заработке: золота – куча, бери да трать! Это порождало неприятную свободу, будто поезд сняли с рельс, поставили на каретные колеса и сказали: «Езжай в любую сторону!» А куда ехать-то?

По правде, торговать уже не особо хотелось. Продажа Сферы принесла столько денег, что обесценила все прежние и будущие купеческие успехи Хармона. Никогда больше он не получит такую прибыль от одной сделки. За всю прежнюю жизнь он получил меньше, чем с одной продажи Сферы. Это очень расхолаживало. Рыцарю, сразившему гиганта, приятно ли охотиться на кур?

Сама Сфера – дает ли она новую цель в жизни? Похоже, что нет. Сфера – вечный источник гордости и радости, и вдохновения. Но ее необходимо хранить в тайне, а значит, ничего с нею не сделаешь, только и будешь вечно прятать в тайнике за камнем.

Небесный корабль? Размышляя о нем, Хармон понял одну штуку: не только ради Низы он купил шар. Другая причина была: получить хоть какую-то цель, хоть на что-то направить свои усилия. Но теперь шар готов, и есть покупатель, и одним росчерком пера можно превратить небесный корабль в новую кучу денег… Чем будет она отличаться от прежней кучи? Как улучшит собою жизнь Хармона Паулы?

С юности он привык насмехаться над чудаками, ищущими какой-то цели и смысла в своей жизни. Ему-то всегда было понятно: работай, клади монетку в карман! А тут – надо же – сам встал перед дурацким вопросом: зачем жить-то? Ради новой тысячи эфесов? Так ведь и прежнюю не истратил, да и счастья от нее мало. Один эфес, на который когда-то купил парфюм для Полли, принес больше радости, чем теперь – тысяча.

Полли… Может быть, смысл в том, что нужно, наконец, жениться? Подыскать красивую добрую барышню, чтобы заботилась, любила, наполняла дом уютом. Низа вряд ли подойдет: она не добрая и не красивая, и уюта от нее никакого. Но даже если подошла бы – тьма, это ж не решит вопроса. Будет семья, детишки, тепло – но вопрос останется: зачем жить-то? Сама же Низа скажет: «Давай полетим куда-нибудь!» А куда лететь, зачем?

– Что делать дальше? – спросил он вслух, забыв, что не один.

Низа ответила:

– Ты странный, господин. Уже решил ведь: продадимся на службу этому Второму.

– Ты говоришь «продадимся». Звучит так, будто это что-то плохое.

– Если б ты знал и уважал Второго, и выбрал своим гантой – я бы поняла. Но ты его в глаза не видел. Так зачем?

– Ради денег, – неуверенно сказал Хармон.

– Будто тебе их не хватает.

– Еще – чтобы избежать конфликта.

– Мог продать шар – избежал бы.

– Я, между прочим, хотел сохранить его для тебя. Ты ж чуть не расплакалась, как речь зашла о продаже.

– Но зачем тебе угождать мне? Ты прав, я хочу летать и хочу свободы. Но если ты не хочешь – зачем идти себе вопреки?

– Ну… э…

В голове у Хармона вертелись два ответа, и оба звучали весьма неказисто. Один: «Я тебя пожалел». Второй: «У меня нет своих желаний, вот и беру твои».

– Ну, я подумал, будет хорошо и тебя порадовать, и себе прославиться. Если стану небесным корабельщиком – обо мне пойдет молва, все меня узнают.

– Разве ты хочешь славы? Не замечала я.

– Ну, раньше не хотел, а теперь, может, хочу. Сначала искал денег, потом славы, потом буду жену искать.

Это он так пошутил, еще хитровато подмигнул Низе – мол, заметь намек. Прощупал ее: чем ответит?

– Не понимаю тебя, славный, – сказала Низа, глядя в упор. – Если хочешь меня, почему не попробуешь взять? Если хочешь славы, почему не совершишь подвига? А если ничего не хочешь – зачем тебе я и небесный корабль? Продал бы меня и его, взял свои любимые деньги. Я бы расстроилась, но хоть поняла бы.

– А ты не священник, чтобы в душах копаться! – огрызнулся Хармон. – Вам, дикарям, такое невдомек, но иногда люди хотят просто хорошо жить, иметь красивый дом, большую семью и прибыльную службу!

– Значит, ты этого хочешь?

Хармон промолчал, сурово сопя. Нет, всей этой хорошей жизни он хотел прежде – до краденных реликвий, влюбленных графов, тайных орденов, небесных кораблей. Теперь все, чего хотел раньше, казалось мизерным, а хотеть другого он не умел.

Низа тоже долго молчала. А затем, будто набравшись сил, начала:

– Славный, послушай одну легенду Степи.

Он выпучил глаза:

– Ты мне прям целую легенду расскажешь?

Она рассказала.

В давние времена, когда на берегах океана Бездны еще стояла империя меченосцев, жил в Рейсе один шаванский род. Он кочевал по Великой Степи и однажды сделал стоянку близко к границе империи. Узнав о том, меченосцы устроили набег и увели все табуны и стада, а всех мужчин и женщин забрали в рабство. Остались свободными только два брата-шавана, которые в тот день были на охоте. Старшего звали Гетт, он слыл суровым воином и славным наездником. Младший – Ханош – был мягче и добрее, но тоже хорош в седле.

Когда братья вернулись в разоренный лагерь, то тяжко закручинились. Лишились они всех родичей и всего скота, и всех лошадей, кроме тех, что были под ними. Братья спешились и разожгли костер, сели оплакать свои потери. Как вдруг слышат странный звук – не то мычание, не то стон. Оглянулись и видят: лежит на земле крохотный теленок, день или два от роду, совсем еще слабый. Гетт обнажил меч, ведь такому крохе не выжить без коровы. Но тут теленок лепечет человеческим голосом:

– Спасите меня, братики, очень жить хочу.

Поняли братья, что теленка коснулся Дух Степи, и решили ему помочь. Легко решить, да сделать сложно: где взять молока для бедолаги? Ведь всех до единой коров угнали меченосцы. Ханош взял большой бурдюк и прыгнул в седло, и проскакал десять миль до стоянки соседнего рода. Сперва соседи недобро его встретили, хотели даже угостить стрелой. Но Ханош рассказал свою беду, и соседи согласились помочь – наполнили бурдюк молоком, и еще один от себя дали. Вернулся Ханош и напоил теленка. Тем временем Гетт осмотрел землю вокруг стоянки, нашел следы отряда меченосцев, и решили братья: догоним врага, вернем свое.

Легко решить, да сделать сложно: молоко-то через день кончилось. Снова Ханош помчал за молоком, а когда вернулся – уже солнце шло на убыль. День кое-как ехали по следу, назавтра – снова айда за молоком. Осерчал Гетт:

– Оставим теленка! Мы с ним к земле прирастаем. А человек – не дерево, выбрал цель – должен к ней идти.

– Не бросайте, братики! – взмолился теленок. – Погибну без вас.

Дрогнуло сердце Ханоша, стал он ночами возить молоко, а днями ехать по следу меченосцев. Очень трудно было. Так устал Ханош, что однажды взял и выпал из седла. Гетт развязал бурдюк, напоил брата тем молоком, что от теленка осталось. Завязал пустой бурдюк и вдруг чувствует: пустой – а весит как полный. Развязал, заглянул и ахнул. Слыхано ли: в бурдюке снова полно молока! Тогда и говорит теленок:

– Вижу, братики, как трудно вам со мной. Вот и помог, насколько моих сил хватило. Простите, что так мало.

Следующим утром в бурдюке снова возникло молоко, и следующим. Братья поняли: теленок чудо сотворил. Назвали его Оллай, что на старом наречии Степи значило: Чудесный.

Тронулись дальше в путь, но пришла новая беда. Оллай подрос и больше не помещался поперек конской спины. Спустили его на землю – а он совсем слабый, еле ноги волочит. Кони идут медленным шагом, он и то не поспевает. Спешился Ханош, взял Оллая на плечи и понес. Милю нес, вторую, третью. Устал, из сил выбился, на пятой миле оступился и упал. Бросился Гетт на помощь, хотел сам понести Оллая, но Ханош говорит:

– Я справлюсь. Чувствую, во мне сил прибавилось.

Поднял теленка и понес легко, будто воротник. Пять миль нес и не запыхался. Гетт пустил лошадей рысью – брат и тогда не отстал. Тут Оллай голос подал:

– Трудно вам со мной, братики. Я помог, насколько моих сил хватило. Простите, что так мало.

Следующим днем уже Гетт взял теленка. Нес на плечах, пока не упал от усталости. Тогда Оллай и ему дал невиданную силу – с нею Гетт поднял собственного коня, а Оллай сказал:

– Прости, что дал так мало.

Думали братья: с такими силами и выносливостью мы запросто догоним врагов! Но легко подумать, а сделать сложно. Хитрые меченосцы свернули в засушливую степь, где ничто не росло, кроме жухлой травы, и никто не дышал, кроме мышей да ястребов. Сами-то меченосцы гнали стада, вот и имели пропитание. А у Ханоша с Геттом припасы быстро кончились. Остался чудесный бурдюк с молоком, но его не хватало на троих – один Оллай почти все выпивал. Стали братья охотится – но легко ли подстрелить мышь в траве или ястреба в полете? Из пяти стрел лишь одна приносила добычу, и скоро сами стрелы начали кончаться. Стали братья голодать, а оставшиеся стрелы берегли и пускали в ход лишь тогда, как были полностью уверены. Оллай заметил это и сказал:

– Вижу, братики, как трудно вам. Я помогу, насколько моих сил хватит. Простите, если мало.

Тогда Гетт с Ханошем ощутили: их глаза стали остры, как у орла. Замечали птицу в полете еще за три мили, а за милю видели так ясно, как яблоко в своей руке. С таким зрением они научились без промаха бить в любую цель и всегда имели пищи в достатке, и стрел не теряли.

Спустя неделю они настигли вражеский отряд. Орлиным взглядом разглядели его издали и призадумались: в отряде было сорок мечей, а братьев – только двое. Гетт спросил Оллая:

– Дашь нам еще силы?

– Я даю сколько могу, – ответил теленок. – Вы простите, что мало.

Гетт сказал:

– Ну и ладно. Мы выбрали цель и пойдем к ней, что бы ни было.

И братья ринулись в атаку. Меченосцы заметили их и стали стрелять, но луки братьев били точнее и дальше, и повергли в пыль половину отряда. Но оставшиеся враги выхватили мечи и обрушились на Ханоша с Геттом – по десять на каждого. Ханош бился как мог, но не хватало мастерства. Скоро его вышибли из седла и зарубили бы насмерть, если б не пришел на помощь Гетт. Теперь старший брат рубился один за двоих, и возникла у него одна хитрая мысль. Нарочно пропустил неопасный удар, обагрил своей кровью вражеский меч и заорал во всю глотку:

– Оллай, видишь, как нам трудно?!

В тот же миг его тело будто налилось огнем и обрело быстроту ягуара. Он завертелся в боевом танце, легко избегая всех атак. Враги казались медленными, как слизняки, и Гетт разил их без жалости. Лишь пять меченосцев остались в живых и бежали с поля боя.

Братья освободили из рабства своих родных, вернули стада и табуны. Счастью не было предела, все жгли большие костры и пели радостные песни. А как пришло время серьезной беседы, то Гетт сказал:

– Мы владеем огромной силой. Нельзя останавливаться, если сам Дух Степи нам помогает. Пойдем же дальше и сокрушим империю меченосцев!

Ханош возразил:

– Мы и так добились многого, а Оллай помогал нам, как мог. Он, поди, весь выбился из сил – волшебство же тоже не безгранично. Вернемся в родную степь, дадим отдых себе и Оллаю.

Гетт высмеял его:

– Ты труслив, как сурок! Если можешь взять – бери, если можешь победить – нападай. Вот как думает настоящий всадник.

Однако другие мужчины рода поддержали Ханоша. Сказали:

– Нас мало, с нами стада и дети, опасно воевать.

И Гетт вскричал:

– Так идите своим путем, пугливые мыши, а я пойду своим!

Он прыгнул в седло и ускакал прочь.

Однако ночью вернулся и забрал Оллая.

Теленок жалобно мычал:

– Зачем ты унес меня? Я только что вернулся к маме, у нее много молока.

Гетт отвечал:

– Мы с тобой одержим великую победу! Слава будет нам вместо мамы, а трофеи – вместо молока!

– Я не хочу славы, я хочу молока, – мычал Оллай.

– Тогда дай мне силу и ступай назад. Дай такую силу, чтобы никто не мог одолеть меня!

– Прости, я даю все, что могу…

– Ты лжешь, – отрезал Гетт и свернул с дороги.

Была в империи меченосцев проклятая земля, где водились степные волки – громадные, как кабаны, и лютые, как раненые быки. Через ту землю никто не рисковал проезжать отрядом меньше сотни мечей. Гетт вошел туда лунной ночью один с крохотным теленком. Волчий дозорный заметил их и поднял вой. Гетт упрямо шел дальше, и вот их окружила целая стая. Глаза у волков горели, как угли, из глоток рвался рев, с клыков капала слюна. Волчий вожак повел носом, вдыхая лакомый запах теленочка, облизнулся и ринулся в атаку. За ним – вся стая.

Гетт рубил мечом с нечеловеческой силой, каждый удар разваливал одного волка надвое. Но зверей было очень много, и вот один впился зубами в руку Гетта, и меч выпал наземь. Гетт стал расшвыривать волков ногами, но другой зверь подсек ему жилу, и Гетт упал на одно колено. Теперь он крушил волков щитом и кусал зубами, и конь помогал ему железными подковами. Но вот волки загрызли коня и обошли Гетта сзади, и воину с теленком осталось жить не больше вдоха. Тогда Оллай сказал:

– Тебе очень трудно. Бери все.

Он упал наземь и забился, как умирающий. Вся волшебная сила вылетела из теленка и впиталась в тело Гетта. Он вырос втрое и стряхнул с себя волков. Его раны зажили, кожа стала прочнее дубовой коры, мышцы – толще бревен. Вместо человеческой головы на его плечах теперь сверкала рогами бычья.

Волчьи зубы стали бессильны против этого чудовища. Гетт без труда расшвырял всю стаю – кого растоптал, кого разорвал, кого насадил на рога. Когда побоище окончилось, он услышал слабый голос:

– Помоги, братик… Я отдал всю силу, ничего себе не оставил…

– Тогда зачем ты нужен? – рассмеялся Гетт и ушел.

За год огромный воин с головою быка сокрушил тысячи врагов. Он нападал на их лагеря и стоянки, безжалостно убивал всех воинов, освобождал рабов и пленников. Шаваны, коих много было в плену у меченосцев, присоединялись к Гетту. Из них сложилась орда лихих всадников, наводившая ужас на врага. Узнав о славе Гетта, вольные шаваны из Рейса тоже примыкали к нему. Орда росла и шла все дальше вглубь империи меченосцев, круша все на пути. Сколько бы ни было повержено врагов, сожжено городов, взято трофеев – Гетт смеялся:

– Это только начало! Если можешь взять больше – бери! Если можешь победить – нападай!

Шаваны побаивались своего вождя. Его жажда крови не знала пределов, а его сила была столь же страшна, сколь таинственна. Если кто-то рисковал спросить: «Где ты взял такую силу?» – Гетт вместо ответа нанизывал смельчака на рога. Не один и не два шавана погибли так, но остальные все-таки шли за вождем. Он увлекал их своим кличем: «Можешь взять больше – бери!»

Разбив несколько армий меченосцев и спалив десяток городов, быкоголовый Гетт со своею ордой подступил к Фейрису – блестящей столице империи. Меченосцы собрали войско для последнего отчаянного сражения. Они заняли оборону в самом священном для них месте – под сенью гигантских лопастей Мать-Мельниц. Сомкнув щиты и стиснув зубы, стояли воины империи, а тени мельничных лопастей проносились по их рядам, как крылья самой ночи.

Впереди орды вышел Гетт, а впереди войска империи – Кадерон, лучший воин меченосцев. Гетт глянул на него сверху вниз и расхохотался:

– Бегите, мыши, или умрите! Бегущих мы тоже станем убивать, но, может, кого-то не догоним.

Кадерон ответил:

– Тебе не придется за мною бегать – я сражусь на этом месте, не сделав ни шагу назад. Но прошу об ответной любезности.

– Поскольку ты скоро сдохнешь, я, может быть, выполню последнюю просьбу. Говори, чего хочешь.

– Ответь: откуда ты взял такую силу?

Никому прежде Гетт не говорил этого. Но тут ему показалось забавным открыть тайну: ведь подумать только – империю меченосцев сокрушила сила, украденная у полудохлого теленка! Гетт открыл рот, чтобы ответить Кадерону, но вдруг икнул.

– Прости, я не расслышал, – сказал меченосец.

– Я взял… – начал Гетт и снова икнул.

– Прости, у кого?..

У теленка, которому был месяц от роду, – хотел сказать Гетт, но снова и снова икал. Он колотил себя в грудь, топал по земле, ревел – но не мог побороть икоту.

И вдруг меченосцы начали смеяться. Передняя шеренга, потом вторая, потом и задние зашлись хохотом. Гигант с бычьей головой икал, как младенец, и чуть не лопался от бессильной ярости. Вот смех объял уже целое войско – кроме одного-единственного воина. С холодною точностью Кадерон выхватил меч и всадил Гетту в пах. Тот согнулся от боли, и вторым ударом Кадерон отрубил ему голову.

Орда ушла от Фейриса без боя – настолько были шаваны потрясены смертью вождя. Возможно, они просили бы Ханоша занять место брата, да только Ханоша не было с ними.

В ночь, когда Гетт выкрал чудесного теленка, Ханош понял, что произошло, и тайком двинулся следом. Он смотрел за Геттом с расстояния, не желая схватки с родным братом. Ханош видел, как Гетт обрел мощь бога быков и растоптал волчью стаю, и бросил бессильного теленка. Ханош подобрал Оллая, напоил молоком и отвез к лагерю. Затем весь род снялся с места и вернулся в степи Рейса.

Пока Гетт добывал жестокую славу, Ханош кочевал со своими стадами и однажды встретил прекрасную девушку, которую полюбил. Она родила ему четверых детей, и к тому времени, когда империя меченосцев оправилась от побоищ, каждый из них стал умелым всадником. А теленок Оллай лишился волшебной силы, отдав ее всю без остатка, и потерял человеческий голос. Однако он выжил, вырос здоровым и заимел потомство. Ханош волновался, что кто-то из детей Оллая получит силу волшебства, породит на свет новое чудовище и станет причиною новой войны.

Но этого не случилось.

* * *

Хармон выслушал легенду из уст Низы и первым делом порадовался, что девушка обратила к нему так много слов. Для столь молчаливого создания, как Низа, это было явным признаком симпатии.

Затем Хармон удивился:

– Чем тебе нравится эта легенда? Я слыхал, на Западе есть много сказаний о свободе и странствиях, а здесь – больше о том, что нужно знать свое место. Разве тебе по душе такое?

Низа ответила погодя:

– Славный, я люблю легенду про Оллая потому, что в ней показаны два нрава шаванов. Вы, чужестранцы, знаете только один. Когда слышите слово «шаван», представляете Гетта. Гетты хватают все, до чего могут дотянуться, угоняют стада, продают людей в рабство. Вы знаете их потому, что Гетты часто шастают в чужих землях. Но Степь рождает не только Геттов, а и Ханошей. Мой отец был Ханошем.

– Значит, и ты Ханош, – понял торговец.

– Пока нет. Но очень надеюсь стать.

Хармон Паула представил себе Низу, заботящуюся о новорожденном теленке. Довольно приятная вышла картина, особенно если теленка заменить на младенца. Но тут другая мысль озадачила Хармона:

– А ведь ты не случайно рассказала это сейчас. Мы сидели, спокойно себе говорили о жизни, о планах, как вдруг ты раз – и выложила. На что намекала, а?

Низа потупилась и промолчала. Хармон скривился:

– Хочешь сказать, я – тоже Гетт? Полно, я не настолько плох! Я украл только одну вещицу, хотя и дорогую.

– Нет, ты не Гетт.

– А кто – Ханош? Я похож на твоего отца? Тогда бы не молчала, а сказала прямо. Но ты мнешься так, словно боишься обидеть. Давай же, выкладывай!

Низа отвела взгляд.

– Ты не Гетт и не Ханош, славный. По-моему, ты – Оллай.

Хармон поперхнулся вином.

– Я – теленок?! Ну, спасибо, удружила!

– Не простой теленок, а чудесный. В тебе всякие диковинки скрыты. И небесный корабль, и денег много, и доброе сердце – это редкость для торговца. Но всем этим ты не умеешь распорядиться, точно так же Оллай не мог сам применить свою магию. Тебе, как и ему, нужна забота. Без нее ты беспомощен.

Когда слова Низы достигли хармонова сознания, он разозлился. Добрый и беспомощный! Тьма сожри! Я тебя от смерти спас – а ты: беспомощный! Нашла теленка!

Не думая о том, что делает, Хармон схватился на ноги:

– А ну идем!

– Куда, славный?

– Идем, говорю!

Он потащил ее за руку в гулкие недра поместья. Коридор, лестница, холл, другая лестница, подвал.

– Прости меня, славный. Я не хотела оскорбить, я лишь сказала…

Он не слушал. Отпер дубовую дверь, зажег лампу. Повел Низу вглубь погреба между рядов бочек, нашел ту самую, помеченную едва видной зарубкой. Откатил, нащупал шаткий камень в стене, выдернул. Пошарив в черной нише, достал сверток.

Камзол Молчаливого Джека был свернут так, что герб с нетопырем оказался сверху. Заметив его, Низа вздрогнула.

– Человек Ориджинов?

– Да, – бросил Хармон.

– Теперь он мертв?

– Да.

– Ты убил его?

– Нет.

– Откуда взял?

– Я сидел в темнице, а он лежал рядом.

– Ты видел, как он умер?

– Да какого черта?! Это просто тряпка, я не ее хотел показать.

Хармон развернул и отбросил камзол, и сунул Низе Светлую Сферу.

– Вот настоящее чудо!

Очень долго она молча глядела и хмурилась от напряжения. Так ребенок силится понять незнакомые взрослые слова.

– Предмет?.. – еле слышно шепнула Низа.

– Священный Предмет, зовется Светлой Сферой. Вот его свойство.

Торговец щелкнул внутреннее кольцо, и оно расплылось в призрачный шар. Низа уставилась, не дыша. Сердце Хармона жарко забилось, кровь прилила к лицу. Шедевр, созданный богами. Мой. Мой собственный!

Голос Хармона упал до вкрадчивого шепота:

– Один великий лорд продал Светлую Сферу, чтобы оплатить выкуп за невесту. Другой великий лорд примчался из столицы купить его. Монахи Максимиановой обители пошли на грабеж и обман, чтобы завладеть Предметом. Неведомые злодеи сожгли всю обитель в попытке перехватить его. А Предмет в итоге забрал я. Вот на что способен твой теленок!

Свет лампы отражался в Сфере, мерцание Сферы – в зрачках Низы. Девушка смотрела, не мигая, и с каждой минутой ее тревога была все заметней.

– Ты ждешь, когда она замедлится? Этого не будет. Сфера не знает трения. Может крутиться вечно, пока не остановишь рукой.

Тень не ушла с девичьего лица. Хармон сказал то, что могло порадовать Низу:

– До тебя я никому ее не показывал. На всем Юге ты одна знаешь, что Сфера у меня.

Низа спросила:

– Скольких ты убил ради нее?

Хармон свел брови. Задумался, сказать ли правду, солгать ли. Но врать возле Священного Предмета не хотелось, а промедление с ответом все равно уже выдало истину.

– Двоих.

Хармон вспомнил Доксета и Вихря, решил не лукавить:

– Четверых.

Вспомнил Джоакина и добавил:

– Возможно, пятерых.

– И что Сфера дала тебе?

Очень странный вопрос. Хармон удивился.

– Как – что? Это же чудо, творение богов!

– И сколько добра ты сделал с ее помощью? Накормил голодного? Исцелил хворого? Выкупил невольника?

Выкупил тебя, – хотел сказать Хармон, но Сфера-то здесь не при чем.

– Как я мог что-то сделать, если держал ее в тайне? Сама подумай!

– Значит, ты положил в пыль пять человек ради бесполезной вещи.

– Но это же Священный Предмет!

– Ты никому не принес ни капли добра. Этот Предмет – только пища для твоей гордыни.

Низа сунула ладонь в мерцающую сферу, и кольцо остановилось, ударившись о девичьи пальцы.

– Я ошиблась: ты больше Гетт, чем Оллай.

И Низа ушла. Хармон спохватился, крикнул вслед:

– Я не хотел никого убивать! Это вышло случайно!

Слова не остановили ее, а Хармон не нашел смелости догнать и задержать. Час спустя Низы не было в поместье.

* * *

Хармон спал очень плохо и потому услышал карету.

Не было Рико, Гортензия, слуг – никого. Особенно остро – не было Низы. Пустота большого здания давила и пугала, Хармон вертелся в постели, покрывался холодным потом, дрожал, мерз. Думал: зря я показал Сферу Низе. Все ведь хорошо было. Сказала: беспомощный, но зато сказала: добрый. Может, она любит таких. У нее на Западе все сильные и злые. А я показал Сферу, еще и сказал про убийства – конечно, стал хуже Гетта из той сказки. Дурачина. И слуг отпустил зря – одному страшно. Из них, конечно, слабая защита, это не Джоакин Ив Ханна. А все ж не один, какая-то опора. Завтра пойду в гостиницу или в гости к бургомистру. Надоело бояться, тьма сожри. Как бы научиться так жить, чтобы не бояться? Может, надо пить много? Или быть молодым-дурным, как Джоакин? Или нанять хорошую охрану? Второе не получится, третье пробовал – добра не вышло. А первое можно. Завтра и начну. Прямо у бургомистра или в гостинице. Потом, когда договорюсь со Вторым из Пяти, точно заведу винный погреб. Буду пить каждый день. Нет, не каждый, я ж не Доксет. Буду пить всякий раз, когда страшно. Едва чуть страшновато стало – сразу хлоп винца. Ни один страх ко мне не подступится! Завтра точно пойду в гостиницу. Или к бургомистру…

Перед рассветом он все-таки задремал, а потом сквозь тонкую пелену тревожного сна услышал карету. Протер глаза, встал, отдернул шторы. Удивился тому, что светлее не стало. Хлопнул себя по лбу: ставни! Открыл их и тогда увидел экипаж. Взмыленные лошади, белая карета, двое возниц на козлах, а из кабины как раз выходит Онорико-Мейсор, архитектор счастья.

Первым делом Хармон обрадовался: быстро же Рико поспел! Потом разгневался: какого черта он приехал сюда, если должен был – ко Второму в Пентаго?! Может, с женой таки не поладил? Следом за Рико из кабины вышла Ванесса-Лилит, а с нею и дети. Тут Хармон озлился не на шутку. Высунувшись в окно, закричал:

– Объясни мне, Рико, что ты здесь забыл?! Я сказал ехать в Пентаго, а ты явился сюда, еще и с детьми! Будто на прогулку собрался!

Рико поднял голову – лицо его было каким-то странным.

Оба возницы спрыгнули с козел, и в их руках что-то неприятно блеснуло. Из кабины вышли еще два парня, а один, прежде не замеченный Хармоном, соскочил с запяток. Торговец похолодел, когда понял, что – на самом деле – он видит.

– Славный купец Хорам Паулина? – слащавым голосом спросил самый короткий из парней. – Будь так любезен, приятель, спустись-ка вниз и отопри дверь. Ну, чтобы не пришлось ломать замок, выбивать окна…

Хармон сглотнул.

– У меня есть предложение для вашего хозяина. Рико должен был объяснить в дороге.

– Да, дружок, он все объяснил, подробненько расписал. Спускайся, обсудим.

Хармон собрал всю твердость, какую имел.

– Имейте в виду: я спрятал небесный корабль. Он в надежном тайнике, а если со мной что-то случится – мои люди его уничтожат!

Рико попытался что-то сказать, но издал лишь мычание: во рту у него сидел кляп. Кстати, руки его были связаны, как и руки Ванессы.

– Да, да, – кивнул слащавый, – я прекрасно понимаю. У тебя все схвачено, ага. Но мы же не будем обсуждать это через окно, правда?

Скрепя сердце, Хармон надел халат и побрел вниз. Колени дрожали, желудок крутило. Но бежать не было смысла: рано или поздно этот разговор должен случиться, так уж лучше сейчас. Скажу им все, пускай передадут Второму. Может, сегодня получу ответ – и всем страхам придет конец.

Он отпер дверь. В ту же секунду здоровяк схватил его за шкирки, протащил вглубь холла и бросил в кресло, сам встал за спиной. Кинжал здоровяка повис над самым ухом Хармона. Остальные парни ввалились в дом: трое верзил, один слащавый коротышка, один худой в широкополой шляпе. Верзилы ввели Рико с женой и детьми, заперли за собою дверь. Вся компания оказалась в доме.

– Есть еще кто-то, кроме тебя? – спросил слащавый.

Не дожидаясь ответа Хармона, кивнул паре своих людей, и те разбежались проверять поместье. Хармон пригляделся внимательней и заметил кое-что очень скверное: следы побоев имелись на лицах Рико, его сына и даже Ванессы-Лилит! Ладно Рико, но Ванесса – дворянка! Как мог Второй приказать такое?

Хармон заговорил как можно холоднее:

– Как тебя зовут, коротышка?

– Положим, Мо.

– Да будет тебе известно, Мо, что твой хозяин, Второй из Пяти, сделал мне предложение о покупке небесного корабля. Я готов принять это предложение, но имею одно встречное условие, о котором Рико, наверное, уже рассказал тебе. А если надеешься меня запугать, то учти: корабль спрятан в надежном месте. Если со мной что-нибудь случится, Второй из Пяти никогда его не получит, а отвечать за это будешь ты.

Пока Хармон говорил, лица слушателей заметно изменились. Рико выразил отчаяние, парень в шляпе – интерес, а слащавый Мо – насмешку.

– Ты думаешь, мы служим Второму из Пяти? – спросил широкополый.

– А ты думаешь, что имеешь право говорить?! – рявкнул на шляпу Мо. – Я здесь говорю, дружок!

– Вот и скажи, что ответит Второй на мое условие, – нажал Хармон, ободренный разладом среди противников.

– Что же он ответит?.. – Мо шутливо потер подбородок. – Вот загадка. Может, скажет «да», а может, «нет». А может: «Отлично, мне нравится, давайте два раза!» Только знаешь, дружок: срать мне на Второго из Пяти. Так сказала бы моя госпожа – леди Магда Лабелин.

Хармон чуть не выпал из кресла. Душа ушла в пятки, к горлу подкатила тошнота.

– Вы… Лабелины?

– Ага, – усмехнулся Мо. – Скажи, как ты рад.

Хармон оцепенел, будто мышь перед удавом. Прилип к Мо немигающим взглядом, боясь выронить хоть звук.

– Ты сильно задолжал Великому Дому Лабелин, – сообщил Мо. – А все долги нужно возвращать, верно?

Двое головорезов вернулись в холл:

– Дом пуст. Нет никого.

– Все равно будьте настороже, – приказал Мо. – Итак, Хармон-торговец, вот что сейчас произойдет. Ты станешь упираться, спорить, жалобить, а может, даже угрожать. Мы сломаем тебе несколько пальцев, выбьем глаз, отрежем ухо – и ты сдашься. Но привезти тебя в Лаэм в таком виде будет слегка не с руки. Потому, дружок, давай пойдем коротким путем. Ты просто скажешь: «Ага» – и дашь мне все, что нужно. Ага?

Хармон хотел сказать, но не смог. От ужаса ему свело челюсти, перехватило дыхание. Все его оставшиеся силы уходили на то, чтобы втягивать воздух.