Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

– Надо прочесать лес, – выронил Джоакин.

– Зачем?

– Затем, что лесорубы не жгут костров.

Никто его не понял. Он и сам еще не вполне понимал, но мысль быстро обретала твердость.

– Лосось, Билли! Бегом соберите сотников – самых толковых. Пускай поднимают сотни. Пойдем в лес!

– По дороге?

– Нет, сбоку, в обход. Шустрее, тьма сожри!

Слово «бегом» ветераны хорошо понимали. За четверть часа отряд был готов к маршу. Тринадцать сотен – самых боеспособных после молодчиков.

Джо прыгнул в седло, позвал с собой Весельчака и Бродягу.

– Весельчак, будешь моим вестовым. Бродяга, я все-таки чужак, а тебя все уважают. В сложную минуту это может решить дело.

– Будет сложная минута? – спросил пивовар.

– Надеюсь, что нет.

Джо лгал: он не надеялся.

Следуя за тремя верховыми, пеший отряд зашагал по снегу. Боковой спуск с холма был круче и сложнее, зато короче главной дороги. До опушки леса – каких-нибудь четверть мили.

– Живее! – торопил Джо. – Марш, марш! Поднажмите, братцы! Ночью отдохнем!..

Сбиваясь с ног, то и дело падая в снег, бойцы подхватывались и шагали дальше – все быстрее. А сквозь ложбину уже потянулись щупальца тумана. Развалины заставы почти пропали в дымке, авангард Зуба тоже входил в нее.

– Весельчак, скачи к сержанту. Скажи: пусть ставит молодчиков на левый фланг и готовится к боковому удару.

– Угу, – буркнул вестовой и умчал. За время, проведенное с Джо, он неплохо научился ездить верхом. Еще – различать, когда можно трепаться, а когда – молчать и делать дело.

Первая стрела прилетела, когда до леса осталась сотня ярдов. Попала в плечо какому-то парню, он ахнул от боли. В напряженной тишине вышло громко и страшно – хлесткий посвист, людской крик. Тут же новые стрелы полетели в отряд. Кто-то упал, кто-то захрипел пробитым горлом…

– Назад? – спросил пивовар.

– Еще чего! В атаку!

Джо выхватил меч и заорал со всей силой легких, перекрывая стоны раненых:

– Вперрред, братцы! В атаку-уу!

То был единственный шанс, и Джо, хоть и не полководец, знал это наверняка. Если дать людям время, они осознают свой страх, дрогнут под обстрелом – и побегут. Тогда уже не остановить. Но пока еще не поняли опасности, не прочуяли, как близка смерть, – вперед, в атаку, в бой!

– В атаку, братцы!!!

Он стеганул коня, за ним – Бродяга. Следом Лосось и Билли, за ними – все. Стрелы свистели из-за деревьев. Лучников едва было видно в лесном сумраке, и стрел не различить. Только посвисты – и крики. Но туман уже дотянулся и сюда. Дымка прикрыла пехоту. Невидимость – лучший щит на свете!

Влетая на опушку, Джо четко услышал чужой приказ:

– Отступаем!

– Бегут, гады! – заорал он своим. – За ними! Лови дичь!

Меж деревьев замелькали фигуры врагов. Кто-то еще становился на колено и выпускал последние стрелы, большинство уже бежали. Джо легко нагонял их, Бродяга тоже не отставал.

– Не насмерть, – крикнул Джо. – Вспомни Салема!

– Помню!..

Он обрушил меч плашмя на спину первого лучника, булава Бродяги опрокинула второго. Они понеслись вдоль просеки, сшибая и сминая врагов, но стараясь щадить. Разбитые суставы, сломанные руки и ребра – но не дыры в груди, не срубленные головы. Лучники бросились врассыпную, веером, но парни капрала Билли были тут как тут. Всякий, кто ушел от конников, попадался пехотинцам. В считанные минуты стрелков переловили, оглушили, скрутили.

– Победа?.. – осторожно спросил Билли.

Эх, если бы!

Весельчак с криком влетел на опушку:

– Зуб и сержант в беде! Конница атакует с фланга!

– Сколько конницы?

– Не видно ж ни черта! На слух – много!..

– Тихо! – рявкнул Джо. – Все черти – тихо!!!

Когда люди умолкли, стал слышен звук. Справа, за четверть мили – где Зуб и сержант. Низкий тяжелый пульсирующий гул. Если хоть раз встречал конную атаку – ты ни с чем его не спутаешь!

– Тьма сожри… Мать честная!..

Джо разорвался на две половины. Бежать, спасать! Нет, стоять. Сколько там всадников? Не знаем – рота или целый полк. В какой броне, с каким оружием? Не знаем! Может, дублеты и палаши, а может – полный доспех и рыцарские копья! Если там рыцари, отряд Джоакина ничего не сделает, просто ляжет под копыта! Но что тогда? Отступать? Это смертный приговор для сержанта и Зуба. Они-то не смогут отступить – не зря же враги изрыли дорогу! Застава – ловушка. Застава – наковальня, а всадники, спрятанные в лесу, – молот. Сейчас он падает на головы зубовых мещан. Две тысячи человек…

– Слушай меня, люди Салема! – Джо привстал в стременах. – Наши друзья, наши братья – в беде! Их атакуют и убивают. Только мы можем спасти! Враг – на конях, и в этом его сила. Но мы ударим в тыл – и в этом наша сила! Туман скроет нас – в этом тоже наша сила! Невидимость – лучший щит, и мы пойдем тихо. Задача очень простая. Видишь в тумане конский зад – коли вилами! Видишь вражеский шлем – бей цепом! Вот и все, ничего сложного! Все равно, что молотить пшеницу!

Многие рассмеялись, и напряжение спало. Джоакин двинулся сквозь лес, указывая дорогу. Он скрыл от соратников то, что сам прекрасно понимал. Чтобы ударить врагу в спину, его нужно догнать. А это возможно лишь в том случае, если Зуб и сержант отобьют первую конную атаку. Если не отобьют, враги втопчут их в землю, развернутся и встретят грудью отряд Джоакина. Тогда – все. Лопатки. Земелька.

Сквозь шелест листвы и шорох дружеских шагов он слушал звуки атаки. Конский гул удалялся – становился ниже и тише, словно тонул в тумане. Звон металла прорезал его, как вспышка молнии. Ржание, вопли, треск щитов. Всадники ударили в шеренгу – что будет? Выстоят наши?.. Или дрогнут?.. Люди шагали в сумерках, слушая этот грозный оркестр. Не смели вздохнуть лишний раз, чтоб не пропустить ни ноты. Звон, крики, треск, деревянный стук… Но гул копыт – он… кажется… да, точно! Исчез! Конница увязла, не пробив шеренги!

Тогда они вышли из леса – и увидели много шлемов, много задов. Не конских, человеческих. Вражеская пехота шла позади всадников, чтобы ворваться в пробитую ими брешь. Вот на эту пехоту из тумана, из лесного сумрака обрушился отряд Джо.

То было красиво. Прежний Джоакин оценил бы. Неопытные парни без клинков и доспехов, только с вилами да цепами, выбегали из лесу, видели врага – и начинали кричать. Лучше бы тихо, но никак не удержаться!

– Р-ррраааа! Бее-ееей!

Воины врага – щитовые, кольчужные, с копьями – оборачивались на крик. И видели бешеных вопящих призраков, что возникали из дымки!.. Видишь шлем – бей цепом. Видишь зад – коли вилами! Задов было очень много. Шлемов – тоже. Были еще острые копья и квадратные щиты, и кинжалы… Но меньше, чем беззащитных задов!

Офицеры врага орали:

– Стройся! Шеренгой!.. Квадратом!.. Стр-рройся!..

Но крестьяне набегали слишком быстро, и враг не успевал сомкнуть щиты. Шеренги ломались на куски, рушились, таяли. Много цепов, много вил!

Джоакин множество раз бывал в мелких потасовках, и никогда – в настоящей большой битве. Сегодня он впервые увидал этот миг: перелом. Еще не так много пролилось крови, еще много воинов на ногах, оба войска еще могут сражаться… Но одно дрогнуло. Потеряло веру в победу, поддалось панике – и тут же рассыпалось. Была армия врага – стало множество испуганных бегущих человечков. Секунду назад еще жаждали победы, а теперь – лишь бы спасти свою жизнь. Лишь бы спастись!..

Но миг торжества был коротким. Скоро Джо понял, что и его отряд рассыпается на части. Крестьяне поддались азарту и кинулись в погоню. Враг бежал врассыпную, вот и крестьяне мчались в разные стороны, беспорядочными группками. То целая дюжина преследовала одного пехотинца, то двое-трое крестьян с дикими воплями гнали целый десяток врагов…

– Не преследовать! – заорал Джо. – Стой! Собраться! Построиться! Впереди конница!

Где там! Увлеченные погоней, пьяные от вкуса победы, крестьяне ничего не слышали.

– Билли! Лосось!..

Лосось где-то пропал, капрал Билли отозвался:

– Тут я.

– Мы в опасности! Сейчас опомнится вражеская конница и задаст жару!

– Угу.

– Помоги построить людей!

– Пробовал уже… – без особой надежды Билли заорал: – Стоять! Стройся в шеренги! Стойте, козлы безрогие!

Джоакин в отчаянии вертел головой. Крестьяне метались, как рой мух. Кто-то уже начал собирать трофеи, кто-то гнался за врагом, кто-то запутался в тумане и носился по кругу. Джо, Билли, Бродяга и Весельчак образовывали единственный островок порядка. Меж тем шум битвы у заставы начал стихать: вражеские всадники поняли, что им зашли в тыл. Сейчас развернутся и ударят!..

Вдруг Весельчак прокашлялся, приложил ладонь к горлу и пронзительно заорал:

– Я вижу святую Глорию! Заступница пришла! Я вижу Праматерь!

Придурковато радостный ор не напоминал ни вопли умирающих, ни кровожадные крики победителей. Он выделился контрастом, и многие стали оглядываться:

– Что?.. Где?..

– Святая Глория! Вот она, прямо здесь! Заступница передо мной!

Весельчак орал, и крестьяне, забыв про погоню и трофеи, собирались вокруг него.

– Где Заступница? Где? Покажи! Да где же?!

Джоакин хлопнул друга по плечу:

– Все, довольно.

Набрал грудью побольше воздуха, взмахнул мечом:

– Стррройся! В шесть шеррренг! Лицом – туда, правым плечом – ко мне. Кавалерия атакует! Стррройся!

Когда спустя пять минут налетела конница, они были готовы. Учения сержанта Доджа не прошли даром: построились быстро и четко. Три первых шеренги – плотные, плечом к плечу, ощетинившись копьями и вилами, прикрывшись трофейными щитами. Три задних ряда – жидкие, с просветами в пару шагов, вооруженные только цепами. Всадники нахлынули волной – и промяли три первых шеренги. Многих крестьян сшибли с ног, кого-то растоптали, кого-то зарубили. Но потеряли скорость, и тогда вступили в дело три задних ряда. Цеп хорош не только молотить пшеницу, сбить всадника с коня – тоже подойдет. Один хороший взмах – и всадник катится по земле. Даже щит не спасет – цепь обогнет его, груз залетит за щит и достанет врага. А проще всего – бей по голени. Поножи не спасут от цепа, всадник со сломанной костью – уже не боец…

То была легкая конница, а не рыцарская, да еще ослабленная схваткой с полком Зуба. Что не умаляет заслуги: отряд Джоакина бился на славу. Не слишком умело, зато слаженно, горячо, храбро. Враг отступил, бросив на поле полсотни убитых и две сотни раненых. Крестьяне потеряли примерно столько же. Для боя против конницы это была знатная победа!

* * *

Застава сдалась утром.

Не Зуб, а Бродяга вышел на переговоры со стрелками.

– Мы – люди Салема из Саммерсвита. Мы никому не желаем зла. Мы пытались сказать это вчера, когда на нас напала ваша конница. Теперь ее нет. Кто остался жив, сбежал. Вы – одни. И мы все еще не желаем вам зла… пока никто из вас не спустил тетиву.

Они раскрыли ворота и вышли. Салем поговорил с командиром стрелков заставы и командиром вражеской пехоты, которого ночью взял в плен Лосось. Оба не стали скрывать: их послали, чтобы заманить в ловушку и разгромить повстанцев. Как? Испортить дорогу, усложнить спуск к заставе, чтобы бунтари подошли к стене только под вечер. Тогда ляжет туман, и повстанцы не заметят, как из лесу выйдет доселе спрятанная конница и пехота. Фланговый удар застанет врасплох, голова войска Салема будет уничтожена. Потом уже можно заняться обозами.

Кто такие эти воины? Стрелки – стража налогового министерства; пехотинцы и всадники – две наемных бригады. Все винили в поражении друг друга. Арбалетчики должны были выйти из-за стены и обстрелять бунтарей – тогда бы атака кавалерии достигла успеха. Пехотинцы должны были маршировать быстрее, конница – биться упорно, а не бежать при первых трудностях… Наемники не могли признать, что причина их разгрома – стойкость и храбрость бунтарей, и ум крестьянских вожаков.

Кто их послал? Нет, не императрица. Министр налогов и сборов Дрейфус Борн. Он выделил отряд налоговой стражи, он же заплатил наемникам.

– Ее величество ничего не знает, – кивнул Салем так, будто и не сомневался в этом. – Мы должны ее увидеть и рассказать.

Наемничьи командиры снисходительно хмыкнули, но Салем не ответил на издевку. Он отпустил и стрелков, и всех пленных из пехоты и всадников. Даже дал им несколько телег для перевозки раненых. Поставил лишь два условия. Пленные должны отдать все деньги, что имеют при себе, – они пойдут на пищу для голодных. А вернувшись в столицу, должны рассказать, что Салем из Саммерсвита никому не желает зла и хочет лишь поговорить с герцогом и владычицей о честных налогах. Дав обещание, пленные ушли.

Зуб получил рану в вечернем бою. Она не была опасна, но лекарю пришлось повозиться, накладывая швы. Теперь Зуб носил руку на перевязи, словно особый знак отличия. Около него неотлучно были писарь, сержант и пара молодчиков. Рука Додж не скрывал уважения к зубному лекарю.

– А, Дезертир!.. Видел бы ты Зуба во вчерашней баталии! Он проявил себя как настоящий генерал! Как выскочила из тумана кавалерия – мещане сразу в штаны наложили, хотели бежать. Но Зуб им: «Стоять, сучьи дети! Стоять на месте, куры! Вон селюки стоят (это он про моих молодчиков), а вы что, хуже?! Кто побежит, тот помрет курицей! Копье в спину – и поминай!» Скакал меж рядов, кричал, махал копьем, а на него рубаху привязал – вроде как знамя. Одному парню, что струсил, заехал в морду и с ног сбил! Кричал: «Я сам вас в землю зарою, если не устоите!» И все верили, что таки закопает. Да, Дезертир, Зуб не просто какой-то горожанишка. Зуб – прирожденный генерал!

С точки зрения сержанта, участие Джоакина с Бродягой было минимальным. Главную силу врага – конницу – сломил полк Зуба, а Джо только прищемил хвост тыловым отрядам. Прежний Джо стал бы горячо спорить, а потом обиделся. Нынешнему почему-то было наплевать. Даже смешно делалось от того, как бахвалились сержант и зубной лекарь.

– Генерал Зуб! Разрешите доложить. Войско празднует вашу победу!

– Никак нет, майор Додж. Не мою, а нашу! Твои молодчики – орлы! Еще одна такая битва – получишь чин полковника!

– Благодарю за доверие, генерал! Не подведу!

Детишки, право слово…

А вот Салем отметил заслуги Джоакина. Позвал пройтись вдвоем, забрели в лес, подальше от шума и гама. Крестьянин почесал бороду, думая, как подступиться к разговору.

– Вот что, Трехпалый… Не знаю, как сказать. Ты пойми, я – простой мужик, этикетов не знаю. Потому, если что, не серчай… Словом, я тебя благодарю. Очень-очень, от всей души.

Неловко и стыдно было ему, мужику, хвалить дворянина. Ладно, почти дворянина. Высший должен хвалить низшего, не наоборот. И все же Салем продолжал:

– Ты, Трехпалый, зарекся, что не будешь воевать. Но как пришла беда, отказался от своего слова и сразился, и спас много хороших людей. Иные считают, что слово должно быть – кремень, а кто нарушил, тот слабак. Но я думаю: слово словом, честь честью, а жизни человеческие – это главное. Правда?.. Ты нарушил слово, но спас очень многих. И я тебя больше уважаю, чем всякого, кто свое слово держит.

Джо кивнул:

– Благодарю тебя, Салем.

– Это я бы хотел тебя как-то отблагодарить. Но не имею ничего, беден… Кончится наш поход, если будем живы, приезжай ко мне в Саммерсвит. У нас красотень – в мире не сыщешь! Сядешь у избы лицом на Ханай – никуда идти не захочешь, только сидеть и любоваться! Я тебя медом угощу – сосед мой, Понш, пасеку держит. А другой сосед – Марик – делает настойку. Возьмем пинты две, на рыбалку пойдем. У нас и щучку поймать можно, ежели с умением!.. А захочешь – невесту тебе разыщу. Все знают: самые лучшие девки – в селах над Ханаем! Ладные, пригожие, работящие – в каком городе таких найдешь?! Словом, приезжай, не пожалеешь… Если живы будем.

– Приеду, да. Спасибо тебе, Салем.

Они помолчали какое-то время, неспешно шагая вдоль просеки.

– Как думаешь, – спросил вождь, – что-то у нас получится? Дойдем до столицы?

– Я никогда не слыхал, чтоб у министров были большие армии. Они же не лорды. Если против нас один только министр налогов, то, думаю, справимся.

– А в столице – как оно будет?.. В смысле, выслушает нас императрица? Или встретит железом?

– Не знаю, – ответил Джо. – И хотел бы тебя обнадежить, да ничего про владычицу не знаю. В жизни не видал.

– А герцога Лабелина?

– Его тоже нет…

Джоакин помедлил.

– Видел герцога Ориджина. Служил ему.

– Да ну! И как? Что за человек?!

– Однажды я пришел к нему с предложением… Дурацким, если подумать. И хвалился я, как петух, и о глупости просил. Герцог потом бросил меня в яму. Но прежде внимательно выслушал.

– И то хорошо. Мы ведь большего не просим: пускай внимательно выслушают и поймут. А там уж пусть великие решают, как правильно. Верно я говорю?

Знал бы ты, что за люди эти «великие». Видел бы, сколько в них гордыни, чванства, равнодушия, жестокости… Но вслух Джо сказал:

– Верно, Салем.

– А еще Зуб… – сказал вождь. – Мы с тобой ему не очень-то доверяли. Но, видно, ошиблись, да? Он оказался смелый человек и хороший. Рискнул собой ради общего дела.

– К нему приходит очень много горожан, – сказал Джо. – Пока идем по Землям Короны, к нам присоединяются тысячи мещан и только сотни – крестьян. А мещане тянутся к Зубу – умеет он их уважить.

– Ну, и хорошо! Чем больше людей придет в столицу – тем вернее нас выслушают. Правда?..

– Да, Салем, но чем больше людей у Зуба, тем меньше твоей власти над войском. Его полки уже почти сравнялись по числу с твоими.

Крестьянин фыркнул:

– Будто я хочу этой власти! Она мне – как жернов на шее! Пускай Зуб хоть всю забирает, лишь бы никому не делал зла.

– Сержант Додж зовет его генералом. А Зуб Доджа в ответ – майором.

– Шутят, наверное.

– Да…

Они вышли на поляну и замерли, увидев чудо. Целая сотня цветов! Кончается февраль, снег еще лежит островками. Там сугроб, и там, и там – а здесь цветы! Пробились сквозь землю, не испугались ни холода, ни сапогов вчерашней пехоты. Подснежники…

Улыбка озарила простое лицо Салема.

– Цветы надежды! Мать говорила: найти подснежник – к счастью. А тут целая поляна!

Он сорвал один, положил на ладонь.

– Я придумал, Трехпалый. Скажу сотникам: пусть каждый привяжет к копью цветок. Все, кто нас увидит, будут знать: мы – мирные люди. Мы за добро, за счастье, за надежду. Коль уж хотят называть нас повстанцами, то будем Восстанием Подснежников.

Земли Короны; графство Эрроубэк (герцогство Альмера)

Как раз в этот момент лампа затрещала и выбросила горсть искр. Они взлетели стайкой светлячков над плафоном, и крохотный этот фейерверк подчеркнул торжество Марка Фриды Стенли.

– Думается, я успешно прошел испытание, не так ли?

Дед ухмыльнулся, топорща усы. Отложил дудку, сложил руки на животе и сказал:

– Жена пилила Джека-Плотника за то, что у него все хуже, чем у соседа: дом ниже, денег меньше, лошаденка старше. Джек-Плотник возразил: «Зато у меня есть альтесса, а у него – нет». Жена рассмеялась: «У тебя? Альтесса?.. Да кому ты нужен, лентяй нищий!» Джек обиделся. Подговорил одну девицу, привел к себе домой и говорит жене: «Знакомься, жена: вот моя альтесса!» Жена возьми да и спроси девицу: «У Джека на заднице есть родинка. Если ты альтесса, то должна знать: справа или слева?» Девица ответила: «Справа». Жена рассмеялась: «А вот и нет!» – и прогнала ее. Прошло время, Джек подговорил другую, снова привел домой: «Вот, теперь-то у меня точно альтесса появилась!» И в доказательство поцеловал девчонку. Но жена снова за свое: «Ты должна знать: у Джека родинка на заднице справа или слева?» Девица, конечно, ответила: «Слева». Жена: «Ха-ха-ха! Выдумщица!» – и прогнала ее. Ну, тут Джек совсем озлился. Позвал в баню свою кумушку, разделись, Джек взял в руки одно зеркало, кумушке дал другое: «Ну-ка, покажи мне: где там на заднице проклятая родинка?!» Поводили зеркалами, совместили как надо, Джек рассмотрел: родинка не слева и не справа, а сверху. Тут в баню зашла жена. Видит: Джек с дамочкой, оба голые и почему-то с зеркалами. Жена в крик: «Ах, вот кто твоя альтесса!» Джек в ответ: «Какая альтесса – просто кума! Зато я теперь точно знаю, где окаянная родинка. И ты, зараза, больше меня не подловишь!»

Внучок хохотнул. Марк тоже, ради приличия, хотя смешно не было ни капли.

– Забавно, ага. Прямо умора. А теперь поясни: что ты хочешь этим сказать?

Дед промолчал. Внучок неуверенно произнес:

– Я думаю, Ворон, мораль такая: если бы герцог хотел рассмотреть родинку на своей заднице, он бы не позвал нас троих, а нашел кого-то покрасивше.

– Так я неправ? Быть не может!

– Поживешь с мое, – хмуро ответил Дед, – узнаешь: словами «не может быть» люди отрицают очевидное. Сам герцог Эрвин сказал мне, что не знает похитителя.

– Он мог утаить от тебя.

– Этого не было.

– Как ты можешь знать? Не только философ, но еще и правдовидец? А может, ты к тому же…

Дед щелкнул дудкой по столу. Негромкий звук вышел, но хлесткий. В лице Деда нечто переменилось, и Марк вдруг понял всю истинность поговорки: «Молчание – золото». Вот прямо сейчас лучше всего – проглотить язык.

– Первое: герцог послал бы на дело кайров, а не бандитов. Второе: кайры не пошли бы в гостиницу. Ни к чему плодить свидетелей, а потом их убивать. Заночевали бы на снегу – северянам это раз плюнуть. И третье. Если герцог и есть вор, то он давно уже отдал бы под суд бургомистра с лейтенантом. Благо, улик хватает.

Марк так и сел.

– Твою Праматерь…

Дед ткнул чимбуком ему в нос:

– Сколько тебе лет?

Марк хотел огрызнуться: «Какого черта?» Но что-то в дедовом лице намекало: вот прямо сейчас лучше не спорить. Совсем.

– Тридцать девять.

– Не хули Праматерей. Этому деток учат в четыре годика.

– Угу.

– И не кусай руку, с которой ешь. Это знают даже месячные щенки.

– Прости, Дед. Я ошибся.

– Повтори.

– Я ошибся, Дед.

– Больше не ошибайся.

– Да, Дед. Больше не ошибусь.

Седой посмотрел на него еще, а потом… Не улыбнулся, не расслабился (ведь и не был напряжен), но как-то пошевелился – и стал прежним пастухом с дудкой.

– Куда пойдем? – спросил Дед.

Марк перевел дух и почесал затылок. Да уж, сесть в лужу – не самое приятное чувство.

Изначально он думал назвать Ориджина похитителем ради проверки: поглядеть на реакцию Деда – не знает ли тот больше, чем говорит. Но для такой деликатной беседы нужен был подходящий момент. Марк ждал этого самого момента, а покуда длилось ожидание, все больше любовался своею гипотезой. Ведь красиво же складывалось: и мотив у герцога имелся, и возможность. И особенно нравилась Ворону догадка, что похититель Предметов заранее знал о штурме. Очень уж многое встает по местам, если допустить это. А кто мог заранее знать про штурм? Да только герцог Ориджин!..

И вот, увлекшись версией, упустил из виду вопиющие дыры. Отупел на Севере, дурачина! Теперь трудись, восстанавливай репутацию…

Марк сказал без былого апломба:

– Эти бандиты не стеснялись пускать кровь. В столицу они направились или в Альмеру – в любом случае, их путь отмечен трупами. Пойдем к тому, кто знает про все убийства.

– Шериф в каждом городке свой. Будем опрашивать всех?

– Шерифы-то разные, а вот управитель налогов один на целое баронство. Если человек умирает, он перестает платить налоги, верно?

* * *

Джонас держал кузню в трех милях от села Белый Камень. Почему так далеко? Может, потому, что Белый Камень в Альмере, а джонасова кузня – уже в Землях Короны, где налоги с мастеров ниже. Но скорее, причина – в нелюдимом нраве Джонаса. Кузнец был убежден, что люди – те же бараны, только шерсти с них меньше, а шуму больше. Сколько в нем было способности любить, всю обратил на инструменты и благородную сталь. Семьи не завел, слуг не имел, держал при себе лишь одного помощника и двух подмастерьев. Помощник вел домашние дела, стряпал, привозил все, что требовалось, и следил за лошадьми. Подмастерья трудились вместе с Джонасом с утра до ночи. Заказов хорошему кузнецу всегда хватает – даже тому, кто живет на отшибе.

После обеда девятого декабря Джонас послал одного подмастерья в Белый Камень – отвезти заказы, а второго в Йельсток – поменять деньги на вексель. Обоим разрешил вернуться десятого. Тот, что подался в Йельсток, получил от кузнеца на дорогу и кров целую глорию. Обремененный крупной монетой, он стал выбирать гостиницу и – сам не заметил, как так вышло, – очутился в борделе. Его можно понять: часто ли подмастерью выпадает развлечься от души?.. Настолько паренек увлекся процессом, что вышел на улицу незадолго до полудня и без единой звездочки в кармане. Имел при себе только джонасов банковский вексель – а им с извозчиком не расплатишься. Так что волей-неволей парень отмахал пешком все девять миль обратного пути и явился в кузню перед сумерками.

А тот подмастерье, что был послан в Белый Камень, еще вечером доставил все заказы и заночевал у родителей. Мать – прославленный мастер свар – всю ночь допекала его упреками. «Пятый год служишь, а все подмастерье! Когда уже сам кузнецом станешь? Дождусь от тебя хоть агатку в помощь? Даром я тебя рожала!» За ночь насытившись родственным общением, юноша с рассветом пустился в обратный путь. Когда до кузни оставалось полмили, он заподозрил неладное: дымный хвост, тянувшийся к небу, был слишком густым и разлапистым для печной трубы. Подойдя ближе, подмастерье обмер. Пред ним предстала примерно та же картина, какую теперь – три месяца спустя – наблюдал Ворон Короны.

Одно было совершенно ясно: кузнец Джонас больше не платит налоги в казну. От кузни осталось перекрестье обугленных балок, а от самого Джонаса и его помощника – футовые ямки в земле. Копать мерзлый грунт – то еще удовольствие, особенно – если рядом лежат два обгоревших тела. Потому крестьяне, придя после пожара, не стали рыть привычные погребальные колодцы. Кое-как вгрызлись в мерзлоту на пару футов, бросили тела, засыпали землею, оттарабанили молитву – готово.

– Бедолага Джонас, – сказал Рыжий. – Зачем поставил кузню в лесу? Жил бы в селе – остался бы цел…

Ворон еще разок обошел пепелище. Оглядел следы: их почти не осталось, а те, что были, принадлежали селянам. Проверил тропки: сломанные ветви на деревьях, задубелые кучи навоза, отпечатки копыт… Да, все верно – бандиты пришли сквозь лес со стороны Йельстока, а ушли в сторону Смолдена, оставив по себе… хм… вот это.

Марк ковырнул носком погребальную ямку и сказал Рыжему:

– Будь добр, осмотри его.

– Кого?..

– Почтенного кузнеца Джонаса. А также его помощника.

– Эх, чиф…

Рыжий надеялся избежать этой работенки, но в душе знал, что не отвертится. Тела – единственные оставшиеся улики. Вздохнув, он принялся копать. Скоро Внучок сменил Рыжего и налег на лопату с новой силой. Спустя полчаса оба трупа лежали на снегу.

По правде, от них мало что осталось, но и то немногое видеть было тошно. Пока Рыжий осматривал тела, Ворон отошел подальше. Окончив дело, агент доложил:

– Обоих убили кинжалом. Помощнику перерезали горло, он умер сразу. Кузнеца ткнули под ребра, он упал, но умер лишь после того, как подожгли кузню. Тело кузнеца приняло характерную позу, какая бывает у погорельцев. Тело помощника – не приняло, значит, к началу пожара он был уже мертв.

– Ран на телах много?

– По одной.

– Мы можем верить, что это действительно кузнец Джонас с помощником?

– Ну, селяне так написал на табличках… С чего бы им врать?

– Хотя бы по неведению. Тела и на людей-то не похожи – поди опознай!

Рыжий развел руками:

– Вот поэтому, чиф, я и не могу сказать наверняка. Но оба мертвеца коренасты и очень широки в плечах; оба кособоки, правая рука развита много лучше левой. Да, они похожи на кузнецов.

– А оружия в могилах нет?

– Оружия, чиф?..

– Ну, например, молота. Нагрянула опасность – кузнец схватился за привычный инструмент, который и для боя пригоден. Не справился, погиб с молотом в руке. Бандиты, конечно, не взяли его себе – зачем им такая тяжесть. И селяне не тронули – молот-то в пожаре обгорел, ни на что уже не годился…

– Чиф, нет там никакого молота. Кузнец не брался за оружие, поскольку боя не было. Его закололи одним внезапным ударом сзади. И спустя минуты после этого подожгли дом.

– Выходит, так… – Ворон поковырял носком грязный снег. – Подонки пришли затемно, кузнец впустил, они заночевали. Он не предвидел опасности, переспал с ними под одной крышей. Наутро они его убили, спалили кузню и ускакали в Альмеру.

– Похоже на то, чиф.

Марк еще раз прошелся по руинам, сторонясь мерзостных человечьих огарков. В который раз уже спросил себя и снова не нашел ответа: откуда же берутся люди, что любят убивать? Легко понять воров: деньги – сладкая штука. Шкуры мошенников, казнокрадов, интриганов несложно примерить на себя, почувствовать их правду. Даже насильников можно понять, пускай и с отвращением… Но убийцы – этого народца Марк не понимал никогда, хотя перевидал многие сотни. Чем же, ну чем мертвец лучше живого? Какую мысль надо иметь в голове, чтобы теплого здорового человечка превратить… вот в это?!

И привычным же движением души Марк переключился от сути преступления к логике следствия. Ведь холодная мысль – лучшее снадобье от тягостных чувств.

– Значит, так, братья. В данном деле есть две странности. А если подумать, то три. Кто назовет их?

Рыжий тут же раскрыл рот, но Марк первым дал шанс Внучку.

– Попробуй-ка ты, паренек. Что тебя удивляет?

– Ну, я думаю… Как бы, вот что… Если они умерли перед самым пожаром, то, выходит, на рассвете. Да?..

Внучок глянул на Деда, тот подбодрил его кивком.

– А если на рассвете, то я думаю: зачем бандиты держали их живыми всю ночь?.. Вечером же прискакали, заночевали, а утром дальше. Что ж они, кузнеца с помощником на ночь связывали, в погребе прятали? Зачем эта лишняя морока, если все равно хотели убить?

– Молодец, – похвалил Марк. – Котелок у тебя варит. Теперь ты, Рыжий, что скажешь?

– Чиф, кузнец Джонас отослал двух подмастерьев сразу, причем дал волю еще и на следующий день. Десятое декабря – не воскресенье, кузня должна была работать. Тяжко ему бы пришлось одному. Однако отослал…

Рыжий подмигнул со значительным видом. Марк ответил:

– Ты мне намеки не намекивай. Коли знаешь разгадку – говори, а нет – так и не строй умника.

– Я думаю, чиф, кузнец ждал эту банду. Знаком был с ними, помогал уже прежде – коней подковывал, оружие правил, или еще чего. Они условились к нему заехать той ночью. Потому Джонас и услал подмастерьев – чтобы не видели этаких гостей. А помощника оставил при себе, поскольку тот знал бандитов, как и кузнец.

– Уже лучше. А почему убили только на рассвете?

– Именно потому, что Джонас в знакомцах с бандой! Он не ждал подвоха, а спокойно помогал им: накормил, напоил, может, чью-то лошадь перековал. Когда же все было сделано, они взяли и порешили его.

Марк согласился:

– Это другое дело. Теперь поумничал как надо, принимается. Но кто заметил третью странность?

Молодежь потупилась, Дед только хмыкнул в усы.