Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

Дороти немного жалела мастера Густава: она так быстро идет на поправку, что скоро покинет лечебницу, и он лишится одной из лучших работниц. Еще сильнее жалела Нави: юноша полжизни провел в лечебнице, без малейшей надежды на исцеление, и едва только нашел себе друга – как скоро вновь останется один. Он долго и сильно досаждал ей, но когда раскрыл значение числа семь, Дороти начала считать его своим другом. Открытие определенно стоило всех предшествующих мучений, из палача Нави сделался помощником и наставником. Одновременно для Дороти стали понятнее терзания самого Нави. Где-то в мире математики есть число, что спасет его от хвори. Может, сто двенадцать поможет ему вспомнить, кто он таков и откуда родом, может, две тысячи или четыре с четвертью. Но никто не может сказать ему этого числа, и бедняга бесплодно ищет год за годом. Десять лет. Больше половины жизни!

Когда Дороти поняла весь масштаб и всю тщету этих поисков, ее глаза наполнились слезами.

– Нави, милый, я очень хочу помочь тебе. Я бы назвала тебе все числа на свете, но это ведь невозможно. Когда вернусь домой, я пришлю тебе сотню учебников разных наук – хочешь? В них множество чисел, и каждое имеет смысл. Наверняка ты отыщешь свое!

Нави не поверил:

– Разве ты так богата, чтобы купить сто учебников?

Дороти ничего не помнила о своем состоянии, но верила, что сумеет выполнить обещанное. В конце концов, она дворянка, у нее есть родня, муж. На худой конец, можно занять денег.

– Я что-нибудь придумаю, клянусь!

Юноша отвел глаза. Ее предложение было настолько заманчивым, что он боялся верить.

– А можно, я перечислю тебе, какие именно учебники хочу?

– Конечно.

– А еще, я слыхал, что в Фаунтерре есть дворцовая библиотека, в нее допущены только дворяне. Ты сможешь пойти туда и кое-что выписать для меня?

В ходе разговора ее перо шуршало так же ровно, как и его. Дороти улыбнулась:

– У меня будет большой опыт выписывания.

Нави не ответил на улыбку. Он долго молчал, набираясь смелости для нового вопроса.

– А скоро ты уедешь?

– Точно не знаю. Наверное, в конце года.

Она лгала, чтобы утешить его. На самом деле, не пройдет и месяца, как Дороти покинет лечебницу, ведь она уже сейчас почти здорова.

– Я буду навещать тебя. Я сама привезу тебе все учебники и скажу еще много новых чисел. А потом ты найдешь свое число и выздоровеешь. Ты станешь ученым мужем, будешь преподавать в университете. Никто на свете не умеет читать так быстро, как ты.

– Пустое, – отмахнулся Нави.

То была ложная скромность. Дороти проверяла несколько раз и доподлинно убедилась: Нави может прочесть любую книгу за полчаса и запомнить все до единого числа, встречавшиеся в ней. Имена героев или некоторые сцены могли выпасть из его памяти, но чисел Нави не терял никогда.

– Точно станешь ученым. Или ректором. Или даже советником владыки! То есть, владычицы.

Слово «владычица» отчего-то царапнуло Дороти коготком тревоги. Странно: смерть владыки Адриана, потрясшая всех, не нарушила покоя Дороти. А вот имя Минерва Джемма Алессандра отзывалось смутным волнением. Наверное, с Минервой связано какое-то число, неприятное для Дороти. Может быть, владычица родилась в плохой год, когда у Дороти кто-то умер. Со временем это вспомнится.

– Ты красивая, – сказал Нави.

Дороти годилась ему в матери, потому он сразу устыдился своего порыва и добавил:

– Скажи число.

С этим у Дороти Слай больше не было проблем. Она узнала, что Нави радуют и сугубо прагматичные числа: высота потолков в женском корпусе, число палат, число пациенток, время и длительность процедур, время, когда сменяются дежурные лекари и медбратья. Каждый день она узнавала для него по нескольку таких чисел, а если не удавалось, то рассказывала Нави свои прошлые кошмары. Чтобы облечь их в числовую форму, Дороти шифровала рассказ побуквенно, согласно номерам букв в алфавите. То была нелегкая работа, но полезная: Дороти тренировала ум, развивала память, а к тому же радовала Нави. «Развивай свое тело и разум», – говорила Праматерь ее рода. Вот все удивятся, когда Дороти скажет эту заповедь наизусть не буквами, а числами!

День шел за днем, и все было хорошо, и становилось только лучше. Единственной, кто расстраивал Дороти, была Карен-Кейтлин.

Вспомнив свою принадлежность к роду Сьюзен, Дороти вспомнила и то, что дворянам полагается следить за собою. Карен же только мыла лицо и руки, но не трудилась причесываться и переодеваться, и даже хорошо питаться. Запустила себя так, что глянуть страшно, но имеет наглость говорить, будто благородная. Да она не дворянка, а позор всего дворянского сословия!

Карен мрачно выглядела, мрачно говорила, мрачно вела себя. Она будто нарочно старалась омрачить радужную жизнь Дороти, и это, понятное дело, злило.

Но хуже всего – Карен вечно лгала. Например, она заявила, что провела в лечебнице восемнадцать лет и помнит каждый день. Но если она так все хорошо помнит и ничем не болеет, кроме дурацкой апатии, то как же лекари не исцелили ее за восемнадцать-то лет? Явная клевета против возможностей терапии! Затем, Карен сказала, что Дороти пробудет в лечебнице не меньше десяти лет. Какая чушь! Месяц-два – и остатки недуга исчезнут, как снег весною! Еще Карен угрожала, что Дороти станет несчастной, вспомнив свое прошлое. Но Дороти при помощи Нави уже вспомнила главное: свой род, свою маму, свою Праматерь – это наполнило ее и счастьем, и гордостью. Конечно, туманные участки оставались (например, ей никак не удавалось вызвать в памяти лицо мужа) – но терапия справится с недугом, и Дороти все вспомнит, и это явно не заставит ее горевать. Если, например, ее муж уродлив или стар, или глуп – какая в том беда? Дороти – дворянка, а дворянки постоянно заводят себе альтеров.

Словом, Карен источала только ложь, печаль и разочарование. Для Дороти лучше всего было бы вовсе не общаться с нею – попросить магистра о переводе в другую палату. Но приличия запрещают дворянину игнорировать другого дворянина, особенно среди окружения черни. Так что Дороти свела разговоры с Карен к пожеланиям: «Доброго утра, миледи» и «Доброй ночи, миледи». Карен отвечала тем же, да еще холодным укоризненным взглядом. Она показывала, что ждала от Дороти большего. Любопытно, чего? Что Дороти тоже перестанет есть, отощает как мумия и начнет презирать жизнь?..

Мне повезло, – думала Дороти Слай назло Карен. Я – любимица богов. Во-первых, я первородная, это само по себе счастье. Во-вторых, мое целебное число оказалось очень простым: семерку ведь легко найти, если б я додумалась считать по порядку, то нашла бы сразу, в первый день возле Нави. А вот Карен вовсе не догадалась поискать свое число – может, потому, что она тайком наслаждается печалью? Но сказано Праматерями: не получай удовольствия от страданий. Чертова еретичка!

Нави – другое дело. Он не лелеял свой недуг, а честно рвался к исцелению. Но, видно, его заветное число было очень сложным.

– Как думаешь, какое оно? – спросила Дороти, и Нави не сразу понял:

– Что значит – какое?

– Ну, хотя бы, сколько в нем цифр? Есть ли дробь?

– Понятия не имею, – сказал Нави.

– А смысл твоего числа представляешь? Это должна быть дата или возраст, или цена, или размер земли, или высота горы?..

– Не знаю, – вздохнул Нави. – Я даже не думаю, что это одно число. Полагаю, мне нужен ряд чисел.

– А так бывает? – удивилась Дороти.

– Так бывает почти всегда. Числа, как правило, ходят рядами. Или даже матрицами.

– Прости?

– Матрица – это такая табличка из чисел, – Нави нарисовал на черновике.

– Ого! А мне помогло одно-единственное число.

– Тебе очень повезло. Мне одно не поможет.

Для забавы Дороти вписала свои любимые числа в матрицу три на три. Вышло красиво, ей понравилось. Нави показал, что можно сосчитать суммы каждого ряда, столбца и диагоналей. Дороти ахнула, осененная идеей:

– Послушай! Может быть, тебе надо найти матрицу, где все суммы равны?!

Он отмахнулся:

– Это очень просто.

Слету нарисовал несколько матриц для примера. Дороти проверила суммы: действительно, все равнялись друг другу и по строкам, и по столбцам.

– Матрица, которая поможет мне, намного сложнее. Я не знаю даже число констант, входящих в нее. Некоторые точно входят, другие – не уверен. А еще входят, как минимум, три переменных, значит, будет в лучшем случае система из трех уравнений…

Дороти перестала что-либо понимать, но оценила сложность проблемы.

– Нави, чем я могу помочь? Ну, кроме книг из дворцовой библиотеки.

– Ты правда хочешь мне помочь? Правда-правда?

– Отчего сомневаешься? Ты же мой друг, ты спас меня. Я была в идовом тумане, ничего не помнила, кроме имени и возраста, считала себя какой-то портнихой. Я так жила всего пару месяцев, не представляю, каково тебе – десять лет! Если знаешь, что нужно твоей матрице, – только скажи.

Он задумался.

– Дороти… Этот прошлогодний мятеж, Северная Вспышка… Говорят, теперь у власти оказались двое: Минерва Стагфорт и Эрвин Ориджин. Может быть, ты знаешь кого-то из них?

Теперь задумалась она. Нет, конечно, она их не знала – она своего мужа не могла вспомнить, какая там Минерва. Но чувства от имен были вполне определенные, как от правильных чисел: Минерва откликалась тревогой, Эрвин – напротив, надеждой.

– Я понимаю, – сказал Нави, – прошу невозможного. Вряд ли ты могла их видеть, они из самого высшего дворянства, из Великих Домов…

– Минерва – нет, – бездумно выронила Дороти.

– Что?

– Минерва не из Великого Дома, – повторила Дороти, удивляясь своему знанию.

– Так ты с ней знакома? – Нави аж подпрыгнул от радости.

– Извини, ничего не помню. Даже лица ее не могу представить. Это как число семь: откуда-то взялось, но неясно откуда. Ну, я северянка, Минерва – тоже. Наверное, мы когда-то виделись на каком-то балу. Помню только, что она из небогатых дворян… и что любит кофе.

Слово «кофе» было тревожным, как и имя владычицы. Дороти захотелось сменить тему:

– Нави, скажи прямо, к чему ты ведешь? Хочешь место при дворе? Ручаюсь, с твоими талантами ты заслужишь любую должность! Главное, исцелись!

– Не в должности дело. Понимаешь, в моей матрице… для моего исцеления не хватает нескольких констант. Их может знать тот, кто правит Империей. Потому… ты могла бы познакомить меня с герцогом Ориджином или владычицей Минервой?

– Ну и просьбочка! – хмыкнула Дороти. – Знаешь ли, за подобное знакомство иные готовы отдать состояние или убить родную мать.

Нави приуныл:

– Ладно, прости меня, забудь… Скажи какое-нибудь число…

– Нет, погоди. Я очень хочу помочь. Не обещаю, но попробую. Есть открытые балы в столице, куда допущено все дворянство. Я попаду туда и найду способ заговорить… если не с ее величеством, то хотя бы с герцогом. Я приложу все силы. Вот только не понимаю одного: если это нужно тебе для исцеления, то ты в тот день будешь еще здесь. Как же я сведу тебя с герцогом?

– Ты можешь уговорить его приехать сюда…

Дороти захохотала:

– Какой же ты ребенок! Боги, я часто забываю, что ты еще совсем юный!

Он надулся, Дороти погладила его по плечу:

– Не прими за оскорбление, я не хотела тебя унизить. Просто ты очень наивен, но это не твоя вина. Герцог Ориджин выиграл войну и занял столицу. Он не уедет оттуда, даже если ужасно сильно захочет. Его власть зашатается, едва покинет Фаунтерру. И уж точно он не станет рисковать ради двух никому не известных бедолаг, вроде нас.

– Тогда… ты сможешь задать ему пару вопросов? – Нави прищурился. – Шесть вопросов, если быть точным.

– Задать – наверняка смогу. А уж ответит ли… – Дороти потеребила волосы. Они немного отросли, она могла видеть их роскошный золотистый блеск. – Полагаю, ответит.

– А ты… – Нави запнулся. – Тебя точно выпустят отсюда?

Дороти усмехнулась:

– Карен говорит, что нет. Но она лжет чаще, чем причесывается.

Вспоминая разговор, Дороти поняла, что юноша немного слукавил. Откуда бы герцогу Ориджну знать числа для исцеления Нави? Да неоткуда. Смысл просьбы в том, что вопросы Нави окажутся исключительно умны, Ориджин оценит их и возьмет Нави на службу. Нави думает, что обхитрил Дороти – ну и пусть себе думает. Юноши часто хитрят, это лишь прибавляет им очарования. Она ни капли не обиделась и продолжала развлекать парня разными числами, столь желанными ему.

А потом он ее удивил.

– Послезавтра мы не будем работать, – сказал Нави без капли сомнений. – Если ты придумала для меня хорошие числа, то лучше скажи их сегодня и завтра.

– Откуда ты знаешь?

– Некоторые ряды на то указывают.

– А матрицы? – блеснула Дороти ученым словцом.

– Матрицы редко подходят для предсказаний. Этой цели служат ряды и вектора.

– Что такое вектора?

– Ну, ты сама увидишь.

И правда, она увидела. Следующим днем на остров налетел шторм. Ураганный ветер принес черные тучи, которые разразились ливнем с грозою. Струи воды хлестали в ставни, громыхал гром, белым пламенем вспыхивали молнии. Из одиннадцати переписчиков шестеро не смогли работать – до того были напуганы буйством стихии. Но Дороти и Нави, и Карен остались в цеху. Дороти была счастлива: в книге как раз подошла сцена кровавой дуэли, она роскошно согласовывалась с погодой.

А следующим днем, как предсказывал Нави, их не повели на работу в писчий цех. Ураган натворил дел во дворе лечебницы: сломал несколько деревьев, опрокинул две телеги, расшатал водонапорную башню и сорвал ворота с петель. Следовало все убрать, укрепить и починить. Всех пациентов, способных к телесному труду, вывели во двор.

Медбратья распиливали упавшие деревья, Дороти и еще несколько пациентов уносили ветки в сарай. Она задумалась было: приличествует ли дворянке таскать бревна? Вот вчера медбратья сказали ей вынести ведро с нечистотами – и Дороти напрочь отказалась. Они поразмыслили, как поступить, и отдали ведро низкородной Аннет. Не сделать ли и сегодня так же? Но Дороти вспомнила завет Сьюзен: «Развивай свое тело». Ее телу могли позавидовать многие барышни, но месяцы кошмаров и беспамятства отняли часть сил, некоторые мускулы одрябли. Дороти с радостью применила бревна как спортивное орудие. Нужно привести себя в порядок, нельзя стать такой, как Карен!

Все, на что была способна Карен, – сметать листья и мелкие веточки. А Дороти трудилась наравне с мужчинами, и скоро даже обогнала некоторых из них. Пока тот же Нави выносил две связки веток, она – три. Он мог поднять полено футового обхвата, она – фут с четвертью. Дороти смеялась от радости. Все было восхитительно: бревна пахучи, воздух наполнен свежестью, двор блещет чистотою после дождя. А сама Дороти – прекрасна: умна, красива, сильна, и скоро будет совершенно здорова, и поедет в столицу, чтобы добыть нужных книг и спасти друга. Заодно, раз уж Нави так просит, она познакомится с герцогом Ориджином, задаст несколько вопросов… и кто знает, что из этого выйдет. Ведь она – чертовски хороша!

– Нави, ты такой слабенький для мужчины, – усмехнулась она, видя пот на его лбу. – Когда выйдешь отсюда, тебе нужно будет много упражняться. Раз уж хочешь служить при дворе, то знай: дворяне не любят хиляков.

– Знаю, – буркнул Нави, пыхтя от натуги.

– Постой-ка. Я вдруг вспомнила кое-что: мы с тобой однажды уже убирали этот двор.

Он задумался:

– Дай число.

– Не помню я число. Где-то зимою это было, мы вместе сгребали снег. Я смотрела на гавань сквозь ту вот решетку, а ты подошел и сказал что-то странное…

– Три двадцать пять на один ноль девять. Пятнадцать сотых процента, весной – восемнадцать сотых, – кивнул Нави. – Я никогда не забываю числа.

– Точно! Тогда я не придала значения, подумала: ты безумен, как шут. А сейчас-то знаю: с числами ты умнее многих. Будь добр, объясни, что оно значило?

– Я не помню, – сказал Нави. – Все зависит от контекста… Ты говоришь, что смотрела в ту решетку?

– Да, вон там боковая калитка, забранная прутьями.

Он пошел туда, глянул сквозь прутья. Посмотрела и она: за калиткою была тропинка, ведущая вниз по склону к маленькой бухточке. Крохотный пирс, пришвартованное одномачтовое суденышко, несколько лодок сушатся на берегу.

– Я понял, – сказал Нави. – Ты собиралась сбежать на лодке и добраться до материка. Но ты очень красива, я не хотел, чтобы ты погибла, потому и сказал тебе вероятность.

– Веро-что?

– Вероятность. Ну… твой шанс добраться живой до берегов Земель Короны.

Три вопроса – один другого удивительней – вспыхнули в ее мозгу. Аж голова закружилась.

– Откуда ты знаешь? Меньше процента – почему так мало?! Тьма сожри, зачем я хотела сбежать?!

Нави растерялся – в словах он был не такой мастер, как в числах.

– Ну… э… зачем бежать – я не знал, просто догадался, что ты этого хочешь. Ты так пристально глядела на лодки… Как высчитал – нельзя объяснить без векторов и матриц. Если привезешь мне учебник высшей математики, тогда смогу… А почему так мало – потому, что ты не учла течения. Восемь-девять процентов, что ты смогла бы завладеть лодкой; полтора процента – что завладела бы лодкой и избежала погони. Но затем ты попала бы в западное течение, которое увлекло бы тебя в открытый океан. Чтобы препятствовать этому, нужно грести непрерывно день и ночь в течение семидесяти трех часов, что очень трудно даже для такой сильной женщины, как ты. Кроме того, ты правша, а ночью навигация усложнена, потому с вероятностью около восьмидесяти процентов ты забрала бы влево и уплыла на восток вместо северо-востока. Три двадцать пять на один ноль девять – это курсовая ошибка, которую ты допустила бы. Итоговая вероятность спасения – ноль пятнадцать процента, а весной – ноль восемнадцать за счет удлинения светового дня.

Ветки валялись у ног Дороти – она даже не заметила, как выронила их.

– Тьма сожри! Нави, как это возможно?!

– Доплыть до материка?

– Нет! Сосчитать все это в уме за одну минуту! Кто ты? Фокусник? Сын великого математика, который всему тебя научил?!

Новая мысль чуть не сбила ее с ног:

– Боги! Но ты же попал сюда десять лет назад! Здесь тебя явно никто не учил, значит, в восемь лет ты уже умел… Ты был мальчишкой – и умел такое?!

– Да, я умел рассчитывать вероятности, когда попал сюда.

– Ты гений! – выдохнула Дороти. – Только Светлая Агата могла так считать!

И тут же помрачнела от догадки:

– Ну, или просто лжешь, чтобы меня впечатлить. Твои слова ведь невозможно проверить.

Нави надул губы:

– Я не лгу тебе! Слышишь? Я говорю честно! Но если так уж хочешь проверить – проверяй, пожалуйста. Завтра придет грузовой корабль. Он покажется на горизонте на север-северо-востоке около девяти утра. Понаблюдай за его ходом – сама увидишь течение. Может быть, тогда начнешь верить друзьям.

Он схватил свое бревно и ушел, крайне обиженный. Дороти и не подумала утешать его. Во-первых, мальчонка должен помнить приличия. Каким бы умным он ни был, она – дворянка, и не намерена терпеть его капризы. Во-вторых, гораздо больше, чем чувства Нави, ее занимал вопрос: зачем ей нужно было бежать с острова? Ну зачем?! Совершенно очевидно, что зимою она была очень больна. Как раз тогда ей виделись самые тяжкие кошмары, бывали даже сны наяву – она помнила, как орала и бросалась на лекарей, считая их чудовищами. Тогда ей назначали самые суровые процедуры, ясно помнилась одна: череп сжимали кольцом, чтобы выдавить хворь. Это было идовски больно! В ее душе не было ни капли гармонии, недуг бушевал, как вчерашняя гроза. Можно ли в таком состоянии покинуть лечебницу?! А сама идея – доплыть лодкой до материка! Нави прав, Дороти не знала ни о каком течении, но и без него понятно: грести трое суток без передышки – запредельный труд, почти самоубийство. Она хотела рискнуть жизнью, чтобы избежать исцеления и остаться больной?! Быть того не может! Наверняка мальчишка солгал!

Стало досадно. Одно дело – врать о придворной службе и каких-то там числах, другое – о самой Дороти. Друзья так не поступают! Уж конечно, она посмотрит завтра на корабль, и берегись, Нави, если теченья не окажется. Но кораблем не проверишь другую часть его лжи: о том, что Дороти хотела сбежать. Об этом придется спросить кого-нибудь, кто знал ее зимою. Магистр Маллин и лекарь Финджер? Стыдно говорить с ними о планах побега – все равно, что признать себя дурой. Аннет? Она глупа, ворону от голубя не отличит. Карен? Эта всегда врет. Ну и отлично! Если подтвердит слова Нави – значит, лгут они оба.

– Леди Карен, позвольте задать вам вопрос.

Полумертвая соседка размеренно двигала метлой: шшшасть, шшшасть. Лишь слабым кивком показала, что слышит Дороти.

– Правда ли, что зимою я хотела отсюда сбежать?

– Снова вы за свое, миледи. Я не желаю быть мостом между вами и прошлым. Эту ответственность я не приму на себя.

– Я не спрашиваю о прошлом и ничего не прошу, кроме одного мелкого факта: хотела сбежать или нет?

– Вы сделаете выводы из этого факта. Забудьте, миледи.

Метла – шшасть, шшасть.

– Я сделаю лишь один вывод: Нави – мой друг или лжец, как вы. Меня не волнует ни прошлое, ни побег.

– Тогда зачем спрашиваете? Не все ли вам едино, солгал Нави или нет, раз сам предмет лжи неважен?

– Я поняла, миледи: от вас ничего не дождешься. Даже мелкая помощь для вас слишком трудна. Сами гниете и желаете, чтобы все вокруг гнили. В ком есть жизнь – тот вам противен.

Дороти пошла прочь, метла провожала ее шорохом листьев. Шшасть, шшасть.

– Да.

Дороти оглянулась: наверное, послышалось. Карен повторила очень тихо, Дороти не услышала, а прочла по губам:

– Да, вы хотели сбежать.

Дороти рассмеялась:

– Ну, конечно! Лжец и лгунья – пара сапог! Может, Нави простительно – он болен и юн. Но вы-то, миледи!.. Что ж, речи под стать внешности.

Шшасть, шшасть. Шшасть, шшасть. Шшасть. Метла задержалась в воздухе, Карен подняла глаза. Взгляд был холодный, но отнюдь не мертвый. Не более мертвый, чем обнаженный клинок в руке кайра.

– Вы хотели сбежать из-за дочери, миледи. Ее отняли, вы надеялись вернуть. Вы кричали во сне и звали ее. Вашу дочь зовут Глория.

Голова закружилась, земля шатнулась под ногами.

– У меня нет дочери, – прошептала Дороти.

Но она знала, что Карен права. Глория – правильное имя. Столь же правильное, как число семь.

– Я не рожала. Слышите?! Я рожу, когда вернусь к мужу!

Карен так и не изменилась в лице. Только глаза.

– Впереди десять лет, миледи. Возможно, двадцать. Живите счастливо.

Этой ночью Дороти увидела дочь. Не во сне, а в памяти. Легла, закрыла глаза – и пришла череда картин. Как числовой ряд, как матрица. Вот Глория – совсем кроха, спит на руке Дороти, свесив ножки. Вот заглядывает в буфет, а глаза веселые и хитрые – задумала стащить конфету. Вот бегает за котом, визжа и размахивая метелкой. Вот учится грамоте, хмуря бровки, покусывая кончик пера, а Дороти говорит: «Не ерзай». Вот она нашкодила – что-то грохнулось, разбилось, разлилось, и Глория хохочет, но при виде мамы корчит виноватую рожицу. Вот Глория показывает язык, забравшись на ветку дерева. Дороти корит ее: «Леди так не делают!», – но сама смеется, ведь тоже девчонкой лазала по деревьям. А вот Глория – почти уже взрослая уезжает в пансион, запряжены кони, собраны слуги, уложен багаж. Она поправляет шляпку на рыжих кудрях и говорит: «Маменька, я буду ужасающе премного скучать» – нарочно кривляется, чтобы было не так грустно. Но грусть все равно берет свое, и Глория виснет на шее Дороти: «Мамочка…»

У Дороти была дочь. А потом ее забрали. Наверное, от того и помутился рассудок.