Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

– Лорды Палаты! Сегодня мне выпала великая честь сказать вступительное слово перед началом заседания.

В прошлый раз, восходя на эту трибуну, Эрвин волновался так, что не чувствовал ног и чуть не грохнулся с последней ступени. То были открытые публичные дебаты, он выступал как свободный оратор, его слова не влияли ни на что. Но от волнения кишки сводило узлом, во рту пересохло, Эрвин смог говорить лишь тогда, когда нашел взглядом Нексию и получил в помощь самую нежную изо всех женских улыбок.

Сегодня от него зависело чертовски многое – и на душе было до странности спокойно. Это ведь слова – его родная стихия! Не мечи и доспехи, не змей-трава, не гниющие раны. Если уж с тем справился…

– Я хочу посвятить свою речь Прародителям. Пришло время, когда хаос вторгся в наш мир; когда перемены сыплются градом, и каждая несет опасность; когда шатаются незыблемые устои. Где нам искать опоры в такое время, как не в мудрости Праматерей? Вспомним же о ней.

Он сделал паузу, окидывая взглядом Палату. За непроницаемыми лицами лордов могли прятаться какие угодно чувства, но хотя бы малую признательность к Эрвину они должны испытывать: он обещал вернуть Палату – и сегодня Палата открыта.

– За годы правления владыки Телуриана, да будет он счастлив на Звезде, мы привыкли воспринимать прогресс как благо. Больше искры, больше света, больше тепла. Быстрые поезда, мощные цеха, умелые инженеры, всяческие полезные устройства от самострелов до самоваров. Конечно, мир сделался лучше с приходом этого. Но незаметно для нас – сперва слабо, потом сильнее – ростки прогресса стали ломать устои нашей жизни. Проверенные веками порядки, традиции, законы стали прогибаться под давлением перемен – и принесенного ими хаоса. Так дерево, растущее на крыше дома, разрушает его своими корнями.

Эрвин мельком глянул на кресла Праотцовской Церкви. Вот радовался бы Галлард Альмера, слушая его речь! Но приарх остался в Алеридане, Церковь Праотцов представляли два епископа.

– Грозным знамением, которое нельзя игнорировать, стало сожжение Эвергарда. Стрельба Перстами по людям, роспуск Палаты, установление деспотии. Сейчас я далек от того, чтобы осуждать лично владыку Адриана. Пускай боги судят его душу, а я говорю лишь о его поступках. Я говорю о том, что пора решить: оправдывает ли прогресс попрание вечных ценностей? Желаем ли мы расти, ломая собственный дом, подобно дереву на крыше? Или найдем такой путь прогресса, что ляжет в гармонии с законом Праматерей, и станем расти подобно умному ребенку – развивая свои силы, но впитывая мудрость отца? Милорды и миледи, я предлагаю посвятить теперешнее заседание Палаты сему нелегкому вопросу.

Он поклонился, и лорды Палаты ответили аплодисментами. Вот сейчас, – подумал Эрвин, – приятно было бы увидеть улыбку Нексии… Но Нексии нет, а Аланис ненавидит весь мир, сидя возле графа Блэкмора. Что ж, и без женских улыбок Эрвин знал, что выступил достойно.

– Благодарю за оказанную честь. С великой радостью уступаю трибуну ее величеству Минерве, Несущей Мир!

Он сошел по ступеням навстречу Мими, белой как мел. Поклонившись ей, шепнул:

– Не бойтесь, миледи, это всего лишь слова.

– Ах, конечно… – выдавила императрица и поплелась на трибуну, как висельник на эшафот. Казалось, ее вот-вот вывернет наизнанку.

То была идея Минервы – отдать первое слово Ориджину. «Милорд, спасите меня! Нет хуже напасти, чем говорить на публику! Я пробовала во время воинской присяги… тот стыд будет со мною всегда». Теперь, после вступительной речи Эрвина, ей оставалось лишь открыть заседание, ну и назвать своих представителей. Право держать имена представителей в тайне – привилегия Короны, такая же, как места в центре зала и влияние на первого секретаря.

– Милорды и миледи… – прокашляла Мими, взойдя на трибуну. Сбилась, судорожно сжала пальцы, будто ей не хватало для смелости Перчатки Янмэй. – Я приветствую вас… рада, что вы… добро пожаловать в Фаунтерру.

Эрвин не сдержал улыбку. Жемчужина красноречия!

– Я с гордостью и… трепетом открываю… объявляю заседание Палаты!

Лорды зааплодировали, Мими обрадовалась, что пытка окончена, и рванулась прочь с трибуны.

– Представители! – зашипел первый секретарь. – Назовите представителей, ваше величество!

– Ой!

Она взбежала обратно, уже красная от стыда.

– Простите, милорды… Умоляю о снисхождении, у меня так мало опыта… Я объявляю… назначаю представителями Короны… во-первых, себя.

«Ее величество Минерву», – прошептал секретарь, но опоздал с подсказкой.

– Ой… А вторым представителем станет… Ребекка Элеонора Агата, леди Литленд.

При этих словах Бекка Лошадница вошла в зал и заняла место подле минервиного. Эрвин хмыкнул. Ужасное выступление, но идея недурна. Мими доверяет лишь горстке людей, из коих одна Бекка достаточно высокородна, чтобы не позорить Палату своим присутствием. Никогда прежде Корона не делала своими представителями выходцев Великих Домов – это снизило бы влияние Короны и излишне усилило данный Дом. Но Литленды сейчас слабы, потому примут должность Бекки не как инструмент для своих амбиций, а как милость владычицы. Это гарантирует лояльность не только самой Бекки, но и двух представителей Дома Литленд. Одно назначение – три голоса.

– Вот, – непонятно зачем сказала Мими. – Теперь заседание открыто. Милорды… можно начинать.

Она сползла на свое место и стала запивать позор водою (или не водою – кто знает). Заседание началось.

Традиционно первая часть дня посвящалась постановке вопросов. На черной доске у входа в зал первый секретарь Палаты мелом выводил список вопросов, поставленных на сегодня. В Фаунтерре все замешано на традициях – эта пришла из незапамятных времен, когда двери Палаты открывались прямо на улицу, и любой прохожий, прочтя список вопросов, мог свободно зайти послушать обсуждения. Говорят, в эпоху Праотцов все жители Фаунтерры были грамотны. Золотое время!..

Сегодня в списке имелось лишь три записи. Никто из лордов не спешил выступить в первый день – осмотрительно было сперва послушать выступления владычицы и лорда-канцлера, увидеть реакцию Палаты, а уж затем поднимать собственные вопросы. Потому двумя из трех имен в списке были «герцог Э. С. Д. Ориджин» и «Е.И. В. Минерва».

– Ради мудрости Палаты, предоставляем слово его светлости герцогу Ориджину! – объявил первый секретарь.

Еще одна традиция: залог мудрого решения якобы в том, чтобы каждый голос был услышан. Когда кого-либо приглашают на трибуну, говорят: «Ради мудрости Палаты…». Первый секретарь не просто кланяется оратору, а склоняет голову пред общей мудростью тридцати двух лордов-представителей.

Эрвин вновь поднялся на трибуну, невольно задавшись вопросом: зачем она все же такая высоченная? Дань мириамскому гигантизму или циничный намек: кого не носят ноги, тому и говорить не стоит?

– Милорды и миледи, мой вопрос в одночасье и прост, и сложен. Прост потому, что я призываю обсудить уже случившееся, нам не придется принимать решений о будущем, а только дать оценку прошлым событиям. Сложен потому, что события эти весьма неоднозначны. Я говорю о том, что с легкой руки певцов зовется Северною Вспышкой – о моем мятеже.

Палата притихла, стал слышен каждый шепоток. Эрвин сумел удивить лордов. От него ждали молчания о прошлом, попыток напустить тумана, похоронить в забвении – чего угодно, но не рубящего слова «мятеж».

– Господа, я не вижу смысла в лицемерии. Говоря о прошлом, всегда нужно быть честными с собою. Я начал войну, имея целью свергнуть владыку Адриана. Это зовется мятежом против Короны и считается одним из самых тяжких преступлений для дворянина. Но вам известно также и то, какие события побудили меня к мятежу. Кощунственное применение Перстов, попрание законов Праотца Вильгельма, жестокая расправа с гарнизоном Эвергарда, наконец, роспуск Палаты и установление единоличной тирании. Я верю, что святой долг Великих Домов – остановить владыку, вставшего на этот путь. Однако и сам я уподоблюсь тирану, если позволю себе единолично решать, достоин ли власти тот или иной император. Милорды и миледи, я поднял данный вопрос с тем, чтобы вы открыто и привселюдно одобрили либо осудили мои действия. Я прошу Палату признать верным либо неверным мое решение свергнуть Адриана.

Он спустился с трибуны, оставив лордов Палаты в глубокой задумчивости. До сих пор Северная Вспышка являлась личной инициативой Эрвина, сейчас лордам предлагалось разделить с ним ответственность. Согласиться – значит, одобрить взлет Эрвина и легализовать его огромную власть. Воспротивиться – не только нажить влиятельного врага, но и прослыть идиотом. Палата осуждает человека, спасшего Палату, – не абсурд ли?

Первый секретарь задал стандартный вопрос:

– Желает ли кто-либо из досточтимых лордов высказаться?

Без заминки подняла флажок мать Корделия – представительница Праматеринской Церкви.

– Лорд Эрвин София Джессика нарушил человеческий закон, но защитил законы богов. Всякому истинно верующему очевидно: лорд Эрвин совершил правильный выбор. Церковь Праматерей благословляет его.

Сразу же поднял флажок и блэкморский епископ – представитель Праотеческой ветви.

– Помимо мятежа северян, боги являли владыке Адриану и другие грозные знамения: Фаунтерра была взята без боя, достояние Династии исчезло, а поезд императора рухнул с моста. Кто с помощью веры видит суть вещей, тот знает: боги не одобрили тирании Адриана, его еретических опытов с Предметами и дерзкого желания перекроить весь мир, как портной кроит платье. Церковь Праотцов благословляет поступок лорда Эрвина.

Напряжение в Палате несколько спало. Обе ветви Церкви высказались единодушно, теперь ожидалось лишь слово императрицы. Эрвин наперед обсуждал с Минервой этот момент. Для нее публичное одобрение мятежа – читай, осуждение Адриана – было горькой пилюлей. Эрвин убедил ее, что иначе никак нельзя, без согласия Палаты все их правление напоминает заговор. Но сама Минерва наотрез отказалась одобрить мятеж. Она ограничилась словами:

– Милорды и миледи, простите мою неопытность. Данный вопрос слишком сложен и драматичен. Я положусь на мнение тех, кто видел больше моего.

Владычица не высказалась против, и дело было решено. Несколько лордов (принц Гектор, младший Фарвей, посланник Шейланда) произнесли речи в пользу мятежа – очевидно, просто затем, чтобы заслужить симпатии Эрвина. Противники Северной Вспышки если и имелись в зале, то предпочли промолчать.

Первый секретарь спросил:

– Считают ли лорды данный вопрос достойным голосования?

Палата зашуршала, поднимая флажки.

– Готовы ли досточтимые лорды проголосовать сегодня?

Поскольку все выступления были единодушны, секретарь имел право назначить быстрое голосование, без четырехдневной задержки. Ответом ему были две дюжины синих флажков.

– Голосование назначено на четвертый час по полудни, – сообщил секретарь и сделал отметку в протоколе.

Альтесса не воплотилась целиком, возникли только ее губы и шепнули Эрвину на ухо:

– Занятный ход, но этого недостаточно, ты же понимаешь. Думай, милый. Думай еще…

С того края зала, где расположились западники, послышался грубый голос:

– Я тоже скажу слово.

– Милорд, прошу прощения, время высказываний уже…

Минерва сделала знак секретарю, и он изменил мнение:

– Во имя мудрости Палаты, слово дается ганте Грозе.

Пока степняк шел к трибуне, его сапоги звенели шпорами. Дети Степи не снимают шпор на переговорах. И кто осудит их после того, как Моран чудом ускакал живым от Литлендов?

Ганта Гроза взошел на место оратора – тот самый ганта, что неделей раньше хотел продырявить Эрвина метательными ножами. Эрвин ждал от него простодушного грубого выпада, но Гроза поступил иначе.

– Как я понял, тут все решили прославить Ориджина. Голосовать будем, что северянин – герой. Верно? Тогда мы тоже герои. Всадники Степи тоже бились против тирана и даже скрестили мечи с ним самим, а Ориджин – нет. Если слава северянину, то тем больше слава Степи!

Лорд Литленд аж задохнулся от возмущения.

– Вы – против тирана?! Вы грабили, жгли, насиловали! Крали наших коней и наших дочерей! Вы разбойники и мародеры!

Гроза ответил:

– Вы убили наших послов. Вы присвоили переправы через Холливел. Тут говорили про божьи законы. А разве есть такой закон, чтобы резать послов? Или брать себе то, что принадлежит всем? Вы назвались нашими врагами – сами выбрали путь. У детей Степи совесть чиста. Если Ориджин герой, то и мы герои!

Представители Короны сидят лицом к Палате, и Эрвин видел, как Бекка Литленд рванулась с места, но прикусила губу, промолчала. Из зала громыхнул голос Крейга Нортвуда:

– А что, здесь лошадник прав! Не один Ориджин бился. Мы тоже сражались славно! Ну, и шаваны.

– Считают ли лорды Палаты данный вопрос достойным голосования? – осведомился секретарь.

Традиционное искусство секретаря Палаты состоит в том, чтобы не отступать от ритуальных формулировок, но при этом выразить отношение Короны к происходящему. Для этого нужно взаимопонимание между владыкой и секретарем, и некоторый артистизм последнего. Сейчас все было сказано с помощью крохотной паузы перед словом «голосования»:

– Считают ли лорды данный вопрос достойным… голосования?

Кажется, только западники с медведями упустили издевку. Они дружно вскинули синие флажки. Эрвин усмехнулся и тоже поднял свой.

– К вопросу одобрения Палатой действий герцога Ориджина присовокуплены аналогичные вопросы относительно Домов Рейс и Нортвуд.

– И Холливел! – крикнули с «западного» края.

– И Холливел, – добавил секретарь с согласия Минервы. – В виду наличия возражений со стороны Дома Литленд, голосование нельзя назначить на сегодня. Оно состоится по истечении четырехдневного срока.

Ганта Гроза покинул трибуну с видом победителя. Секретарь Эмбер тонко улыбнулся ему вслед. Западники так и не заметили нюанса: голосование о мятеже Эрвина состоится сегодня, и Палата, очевидно, единодушно одобрит мятеж. Но вопрос мятежей шаванов и Нортвуда пойдет отдельным голосованием, ничто не помешает лордам принять иное решение и осудить восстание Запада. Вероятно, именно так и поступит Палата: кроме Нортвудов и самих шаванов, никто не питает симпатии к дикарям. То-то обозлятся шаваны! Но ничего, им же на пользу: хотят заседать в Палате – пускай учатся хитростям.

Эмбер ударил серебряным прутиком по стеклянной сфере на своем столе. Раздался тонкий чистый звон, означавший: «Прошу внимания, милорды». Еще одна традиция, истоков которой Эрвин не знал.

– Ради мудрости Палаты, теперь слово дается его светлости герцогу Морису Лабелину.

Жирный Дельфин не без труда поднялся с места и прошествовал к центру зала.

Список всех вопросов, которые будут заявлены в Палате, раздается лордам в письменном виде накануне вечером. В гербовом листе, скрепленном печатью имперской канцелярии, приводится краткое изложение каждого вопроса, имя оратора, его позиция по данному вопросу. Там даже оставляются прочерки, чтобы представитель мог вписать собственные заметки, скажем: «Отказать, сославшись на седьмую заповедь», или «Противоречит Юлианину кодексу 22.4». Словом, обычно вопросы дневной повестки не являются сюрпризом. Единственное исключение – первый день заседания. Накануне не было никаких гербовых листов; все, что известно наперед, – краткие записи мелом на доске у входа. Если лорд хочет сделать свое выступление внезапным, он должен выступить первым днем. «Его светлость М. Э. Д. Лабелин об итогах войны» – значилось на доске. Так и быть, послушаем, что неожиданного скажет Дельфин об итогах. Пожалуй, станет просить обратно какие-то куски своих земель – может, Лабелин или Солтаун. Вероятно, предложит выкуп.

Эрвин успел прикинуть возможный размер выкупа за каждый город, пока герцог Южного Пути взобрался на трибуну, отдышался, отер лицо платочком. Он заговорил брюзгливым тоном человека, которого хитрый торгаш пытался обвесить на базаре:

– Лорды и леди, оно хорошо звучит – борьба против тирана. Для менестрелей самое то. А что было на деле? Герцог Ориджин вроде как бился с тираном – но забрал не его земли, а мои. Я никого не тиранил, а просто исполнил вассальную присягу – помните такую? «Клянусь служить щитом своего сюзерена». Я послужил – и лишился половины земель. Ну, словом… – он вздохнул, будто сильно устал от своей речи, – я требую возврата всех захваченных земель. Во имя справедливости. И ради здравого смысла тоже. Вряд ли кто из вас хочет завтра оказаться на моем месте.

Эрвин аж опешил.

– Возврат всех земель, милорд? Всех?!

– А вы ждали – деревушки на околице? Всех до акра, милорд.

Это звучало полным абсурдом. Палата никогда не проголосует за подобное. Если лорды примут решение вернуть земли Лабелину, а Эрвин откажется вернуть, то лордам, голосовавшим «за», придется поддержать свои голоса мечами! Проблема Лабелина станет общей, а всем гораздо легче живется, пока она касается лишь его. Очевидно, Палата отклонит требование Лабелина. Даже голосование не состоится – не наберется нужных четырех флажков. Это ясно всем, и Лабелину в том числе. Это настолько ясно, что Эрвин даже не готовил ответа на подобный выпад, но внезапно осознал, что вся Палата ждет его слова. Лорды не хотят вступаться за Дельфина – но хотят при этом чувствовать справедливость и, что важнее, безопасность. Вот тьма!

Снежный Граф Лиллидей пришел на помощь сюзерену. Поднявшись на вторую трибуну, он заговорил твердым голосом полководца:

– Милорды, герцог Лабелин, по-видимому, плохо знает феодальный кодекс Империи Полари. Не существует закона, запрещающего феодальные войны. Защитою лорду служит собственный меч, доблесть и преданность вассалов, а не буква закона. Святой долг лорда – оберегать свои земли и народ, не полагаясь на чью-либо помощь. Лорд наделен властью лишь до той поры, пока способен защищать свои владения. Если он утратил эту способность – каковы основания для его власти?

Морис Лабелин отбил удар:

– Этими вот красивыми словами вы оправдываете простой грабеж. Разбойник и убийца мог бы так сказать своей девке, чтоб она его считала героем.

Граф Лиллидей даже не моргнул глазом:

– Если разбойник грабит честных путников, то обязанность лорда – защитить их и поймать разбойника. Но кто защитит лорда, если не он сам? Юлианин кодекс гласит: «Война, предварительно объявленная одним лордом другому лорду, с указанием ее причин и возможных условий ее прекращения, признается честной войною. Как лорд, так и воины, принимавшие в ней участие, не могут быть судимы по законам мирного времени». Вы получили от моего сюзерена надлежащее объявление войны. Вы могли принять условия и открыть проход через свои земли на столицу; вы также могли искать союзников и обороняться. Вы выбрали второе и потерпели поражение. Ваше поражение не дает вам права звать моего лорда преступником. То была честная война, и лорд Эрвин не нарушил ни единого закона.

Снежный Граф звучал неоспоримо, как церковный колокол. Ни капли сомнения в голосе – хорош! В зале послышались одобрительные шепотки.

Конечно, Лиллидей прав. Нет и не может быть закона против феодальных конфликтов. Если бы его приняли, вся правовая система потерпела бы крах. Какая сила смогла бы арестовать и предать суду всех лордов, повинных в усобицах?! Попытайся Корона добиться этого – она истратила бы столько сил и средств, что в итоге сама рухнула бы. Мощь Династии всегда стояла на распрях между феодалами, а не на попытках помирить их.

Однако Лабелин выпустил ответную стрелу:

– Лорды Палаты, запомните слова графа Лиллидея. Пусть они утешат вас, когда волки отнимут кусок ваших земель. А это непременно случится, если сегодня мы простим северянам. Волки поймут, что отныне им все позволено!

Это заставило Палату притихнуть. Справедливость была на стороне Лиллидея, но страхи говорили в пользу Лабелина. Снежный Граф не замешкался с ответом.

– Милорды, всякий, кому доводилось вести войну, знает: можно захватить землю, но нельзя удержать ее без помощи мелких лордов и черни. Если ваша власть будет хуже власти прежнего сеньора, вассалы и крестьяне скоро восстанут, и вы лишитесь земли. Что же мы видим на просторах герцогства Южный Путь?

Он дал знак своему адъютанту, тот поднял на всеобщее обозрение ворох бумаг.

– Здесь благодарственные письма, адресованные герцогу Ориджину людьми Южного Пути. От ремесленных цехов – за снижение налогов, от купеческих гильдий – за содействие развитию торговых путей, от мещан города Лабелина и крестьян северных баронств – за милосердие. Взгляните на них и увидите: народ Южного Пути доволен тем, что был захвачен. Но в части герцогства, оставшейся под властью Лабелина, возник голодный бунт крестьян. Вы слыхали о восстании Подснежников. Оно достигло такого размаха, что докатилось почти до столицы и чуть не привело к жестокому побоищу. Герцог Морис Лабелин допустил мужицкий бунт и не смог погасить его! Вы равняетесь на этого человека? Вы считаете его мнение весомым?

Лабелин вскипел, багровея от гнева:

– Бунт возник из-за голода, а голод – из-за войны! Вы же сами виноваты в нем!

– Это вы лишили крестьян провианта, вы же не успокоили их ни пряником, ни кнутом. Вы, герцог, потакали бунту и дали ему перекинуться в Земли Короны. Если бы не бдительность владычицы и моего сюзерена, беда могла пасть на Фаунтерру. Вы не способны править своими землями. Сочтите за благо, что сохранили половину герцогства. На месте моего сеньора я взял бы и ее!

Лабелин не смог ответить. Крейг Нортвуд схватился со своего места и вскричал во всю глотку:

– Позор путевцу! Позор! Голосуем сейчас!

Нортвуды тоже отгрызли кусок от Южного Пути – лоскут вдоль побережья Дымной Дали. Младший брат поддержал Крейга:

– Все ясно, нечего думать! Отклоняем Дельфина. Голосуем сразу!

Лабелин пытался сказать еще – кажется, о том, что в самом Ориджине тоже случился бунт – мятеж графа Флеминга. Однако его не услышали за ревом медведей.

Баронет Эмбер позвенел прутком по стеклу.

– Милорды и миледи, считаете ли вы нужным поставить вопрос герцога Лабелина на голосование?

– Да-аа! – гаркнул Крейг Нортвуд. – Проголосуем и отклоним!

Первый секретарь слегка повел бровью:

– Итак, лорды Нортвуд настаивают на голосовании.

Он сделал акцент на «настаивают», и Клыкастый Рыцарь заметил насмешку:

– Да, тьма сожри, мы стоим на своем! Проголосуем и отклоним к чертям!

Брат оказался сообразительней – дернул Крейга за рукав и что-то нашептал. Клыкастый приобрел растерянный вид.

– А, вон что… Тогда мы это… отставить. Не будем голосовать.

Вот теперь он сделал правильный выбор: кроме Лабелина, других сторонников голосования не нашлось. Даже маркиз Грейсенд – второй представитель Южного Пути – не поднял синий флажок. Вопрос отпал сам собою. Морис Лабелин уполз на свое место. По правде, Эрвин даже слегка жалел его: не за потерю земель, конечно, но за позорный провал в Палате.

А Дориан Эмбер дождался, пока утихнет шум, поднялся с места и отвесил поклон Минерве. Таким ритуалом предварялось выступление в Палате самого императора. Вслед за секретарем встали и поклонились все лорды. Минерва взошла на трибуну.

– Милорды и миледи, позвольте мне начать свою речь не с вопроса…

Она сделала бестолковую паузу, будто ждала какого-то особого разрешения. Конечно, никто не посмел вставить слово. Мими покраснела и продолжила:

– …не с вопроса, а с сообщения. Как я поняла из кодекса, такие дела Корона решает на свое усмотрение, без голосования в Палате…

«Как я поняла»? Владычица не уверена, поняла ли верно? «Такие дела» – это какие? Нет бы начать с сути вопроса. Эрвин схватился за голову. А Мими как раз в тот миг глянула на него – и рассыпалась окончательно.

– Я имею в виду, милорды… Я говорю о реестре Предметов. Их нужно как-то… учесть. Хочу назначить перепись до срока, в смысле – сейчас прямо…

Владычица нуждалась в спасении. Эрвин вскочил с места:

– Мудрейшее решение, ваше величество! Тиран погиб, но Персты не найдены. У кого они остались? Необходимо выяснить, иначе быть беде!

– Верно! Правильно! – послышалось из зала.

Минерва робко продолжила:

– Я пошлю посланников… переписчиков в столицы Великих Домов, чтобы все внести в реестр. То есть, простите, не все, а Священные Предметы.

– Милости просим в Первую Зиму! – поддержал ее Эрвин. – Наши Предметы всегда к вашим услугам!

– Но прошу высоких лордов Палаты предоставить списки как можно скорее… ну, в четырехдневный срок. Ведь вы, конечно, помните, как изменились ваши достояния. Что появилось, а что… ну… Я хочу сказать, если у кого-нибудь какие-то Предметы… пропали, то подайте иск, и протекция окажет полное содействие.

Эрвин придал голосу зловещий оттенок:

– Я слыхал, что похищение Предметов из Фаунтерры было не единственным. В последние годы не раз случались подобные злодеяния. Бывало, что Предметы и покупали, и вымогали шантажом. Праматери плакали, видя это. Кто стал жертвою несправедливости – взывайте к защите ее величества. Клянусь, что воины Первой Зимы всячески помогут владычице восстановить справедливость!

– Милорд Ориджин прочел мои мысли. Я так и хотела сказать.

Мими чуть не плакала от благодарности. Вот как надо защищать девушек! Учитесь, рыцари в доспехах!

Однако Эрвин жалел, что видит лицо Минервы, а не лордов. Узнать бы их реакцию на внеплановую перепись – но никак невозможно отвернуться, когда на тебя смотрит императрица. Ну и ладно, наблюдение за лицами – лишь забава. Главный приказ он отдал заранее.

– Милорд Дед, Сорок Два, Ворон. Нынешнее задание – самое, тьма сожри, важное в истории тайной стражи. Протекция создана ловить заговорщиков, верно? Так вот, сегодня мы ловим праотца всех заговоров! Перед обедом ее величество сделает в Палате одно объявление. После этого лорды захотят послать письма в свои родные земли. Их нужно перехватить. Все до одного.

– Каждое письмо? – уточнил Ворон.

– Каждое.

– Каждого лорда Палаты?

– Каждого, тьма его сожри! Кукловод прячется в своем замке и готовит Абсолют. Но в Палате есть его глаз и ухо, просто не может не быть. Человек Кукловода обязательно сообщит хозяину, что владычица затевает перепись Предметов. Не может не сообщить. Я не знаю, какой способ связи он выберет: пошлет проверенного курьера, доверится голубю, отправит волну. Потому вам нужно следить за всем: станцией волны, имперскими голубятнями, резиденциями лордов-представителей, выездами из столицы.

– Но прочие лорды, не вассалы Кукловода, тоже захотят связаться со своими землями?

– Вполне вероятно. Потому вы перехватите все послания всех лордов.

Ворон Короны скептически хмыкнул.

– Понимает ли ваша светлость, что нельзя незаметно перехватить курьера? Можно сбить голубя, прочесть письмо и послать заново другим голубем. Но то, что едет с курьером…

– Вы найдете способ убедить курьеров ничего не говорить своим лордам. Вы бываете очень убедительны, сударь. Но в конечном итоге знайте: конспирация – не главное. Главное – чтобы копия каждого идова письма легла на мой стол.

– Простите, милорд, но как мы поймем, которое из писем для Кукловода? Вряд ли же там будет сказано: «Любезный Кукловод, спрячьте хорошенько свой Абсолют, ибо к вам едет агент императрицы».

– Как поймем – не ваша забота, Марк. В деле будут участвовать сотни человек, но вскрывать письма я позволяю лишь одному: вам, кайр Хортон. Если какое-то письмо достанется вам со сломанной печатью – отрубите руки тому, кто ее сломал.

– Слушаюсь, милорд.

– И последнее. Что бы ни делалось, возле каждой собачки должен быть волк.

Дед одобрительно кивнул.

– Так оно, действительно, будет лучше. Вот послушайте историю про волка и собаку…

Волк подкрался и откусил хвост спящей овчарке, чтобы та не ленилась. Отнес его, песий хвост, пастуху, и тот накормил волка, а собаку наказал, потому что ленивый сторож опаснее хитрого вора. Вот какая была мораль. Правда, потом волка прогнали из стаи, поскольку голодные не верят сытому.

Голодные не верят сытому.

Ворон и Сорок Два умчались по делам, а Эрвин впервые задумался: как же Кукловод контролирует свою бригаду? Он сыт – в смысле, богат и властен, – а они голодны. Он жаждет бессмертия – конечно, лично себе, без дележа. Они владеют могучими Перстами. Почему они подчиняются ему?..

Все это было вчера. Сегодня Минерва объявила перепись, и колеса завертелись, и думать не хотелось уже ни о чем, кроме содержания лордских писем. Марк неправ: есть способ узнать, какое письмо для Кукловода (либо – от него, если он все же сидит в Палате). Прочие лорды покажут переписчику максимум Предметов – все, какие есть в наличии. Кукловод скроет часть. Ему с его вассалами придется согласовать версии: сколько же Предметов, якобы, имеется в их владении.

Эрвин горел понятным нетерпением: выбраться из зала заседаний и ждать новостей. Человек Кукловода наверняка поспешит с посланием: для остальных лордов перепись не особенно важна, но для него!.. Возможно, через пару часов нужное письмо уже будет перехвачено! Вот-вот Эмбер объявит перерыв, и секретари лордов помчатся в голубятни с посланиями…

Однако Мими не спешила сойти с трибуны. Кажется, она решила исправить свое ораторское фиаско и произнести внятную речь. Для этого избрала надежную тему – благодарность владыке Адриану. Вот об этом Минерва могла говорить без запинки. Да, некоторые поступки владыки были сомнительны, но не будем забывать все хорошие дела, совершенные им. Сколько школ… тарам-парам… сколько дорог… пурум-бурум… как самозабвенно… ла-ла-ла…

Эрвин слушал вполуха, занятый своими мыслями. Может ли Кукловод избежать ловушки с письмами? Например, не обсуждать Предметы в письмах? Но ему придется. Размер его достояния все время меняется: какие-то Предметы взяты для вооружения бригады, другие прибавились из Дара в Запределье. Представитель Кукловода в Палате не будет знать точного списка легальных Предметов. Хорошо, а если Кукловод так это и оставит? Не знает представитель – ну и пусть не знает… Тогда он окажется единственным идиотом изо всех лордов Палаты, не знающим достояния своего сюзерена. Сам этот факт – уже улика!

Владыка был жестоко убит, – вела свое Минерва. Даже тирана следовало призвать к ответу в Палате или суде, дать возможность оправдаться за свои ошибки. Но его закололи подлым ударом в спину… ла-ла-ла…

А если представитель Кукловода имеет с собою Голос Бога? Очень маловероятно: один Голос Бога – у Ориджинов, другой – у самого Кукловода, третий, если существует, должен быть у Пауля. Но, допустим, есть и четвертый – у посланника в Палате. Тогда тот вовсе не отправит письма, а поговорит с хозяином через Предмет. Но и это станет уликой! Остальные-то напишут! А если злодейский агент так хитер, что главное скажет Голосом Бога, а письмо пошлет для виду? Тогда по характеру письма можно будет понять, что оно – подложное. Будет написано небрежно, упущено что-то яркое – та же речь владычицы, к примеру. Кстати, что там говорит Мими?..