Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

– Я вас не ненавижу, – ровно ответила Мира. – Я не питаю к вам никаких чувств, милорд. Доброй ночи.

* * *

Утренний кофе принесла леди Лейла Тальмир. От нее Минерва узнала, что ночью полки Нортвудов и батальоны Ориджинов покинули Фаунтерру и выступили на север, навстречу Подснежникам.

Также леди Лейла доставила записку от Дориана Эмбера – первого секретаря и тайного информатора Миры. Кроме поздравлений, в ней было следующее.

«Ваше величество, эти Подснежники приблизились к Фаунтерре на тридцать миль и, наконец-то, смогли привлечь общее внимание. Теперь о них говорят повсюду, однако есть малоизвестный факт, которым хочу с вами поделиться.

Генерал Гор уже пытался разогнать бунтарей в то время, когда вы были заняты вопросом Мелоранжа. Он потерпел неудачу. Главари Подснежников расстреляли парламентеров генерала искровыми самострелами. Искровыми, ваше величество! Самострелов было всего несколько, но это в любом случае тревожный знак. Мужики не должны стрелять в имперских генералов. Мужики не должны носить искровое оружие!

Именно поэтому лорд-канцлер Ориджин отнесся к восстанию со всей серьезностью. С двадцатитысячным войском он выдвинулся на север, чтобы преподать бунтарям урок, сокрушить и разогнать их.

Ваше величество, прошу об одном: не вмешивайтесь. Милосердие либо желание славы может подтолкнуть вас к опрометчивым действиям, но поверьте: лорд-канцлер знает свое дело и уладит все наилучшим образом. Мужики надолго потеряют вкус к любого рода бунтам, а ваше правление будет крепким и спокойным.

С наилучшими пожеланиями,

Д.Э.»

Фаунтерра, Дворцовый Остров

В тот день Иона подумала о муже иначе, чем прежде. До сих пор ее мысли, часто касаясь Виттора, неизменно содержали упрек. Ему ли – за скользкую переменчивость, торгашескую выживательную хитрость; себе ли – за недоверие и недолюбовь. Осуждение меняло свою цель, но оставалось всегда. Иона не могла не оценивать: достоин ли Виттор быть ее мужем? Достойна ли она быть хоть чьей-нибудь женой, если настолько неспособна верить и подчиняться супругу?.. Отношения с мужем являлись для нее предметом беспощадного суда.

Но сегодня – иначе. Она проснулась и остро ощутила холод постели рядом с собой. Огромное ложе, заваленное одеялами и подушками, и она, неспособная согреться даже под горою пуха… Замерзшее тело жаждало человеческого тепла – никакое искусственное не годилось на замену. Замерзшая душа просила ласки и заботы. Глуповатой, умильной, живой нежности, на какую не способен ни один северянин. Влюбленного взгляда, видящего не сияние чести, а – ее, худую озябшую девчонку.

Так Иона поняла, что скучает по мужу.

Это чувство распахнуло дверь, и в нее ворвалась череда иных, столь же сильных. Ностальгия по первым месяцам в Уэймаре – безоблачной тогдашней гармонии, светлой безмятежности, никогда не изведанной в Первой Зиме. Жгучая благодарность мужу за его любовь – такую искреннюю любовь к Ионе живой, Ионе сонной, капризной, слабой, непонятной, к Ионе настоящей, без агатовских доспехов. Стыд перед Виттором – как же ужасно, непростительно мало отвечала она на его чувство!

За завтраком ей хотелось плакать от неизбывной нежности и позднего раскаяния. Эрвин, конечно, заметил состояние сестры и спросил. Она ответила:

– Я тоскую по Виттору.

Брат улыбнулся:

– Забавное совпадение.

– Грустное…

– Грустно быть в разлуке с мужем. Но совпадение все же забавно. Видишь ли, вся важная почта во дворце сперва попадает мне на глаза. Нынешним утром доставлено вот это.

Он подал ей конверт с сургучной печатью Шейланда. Внутри оказались семь страниц, исписанных мелким почерком.

Всякий агатовец начал бы письмо с самого важного: военное правило, въевшееся в родовые черты. Коль письмо о любви, первой строкою стояла бы любовь; коль о конфликте – вначале шло бы: «Миледи, нам необходимо прояснить…» Виттор же покрыл семь листов рассказом о повседневной жизни. Он расписывал зимний Уэймар: снежные шапки на крышах, гирлянды сосулек, узоры на окнах. Показывал санный путь через замерзшую Дымную Даль и грузовые пирсы, к которым вместо кораблей причаливают сани. Писал о здоровье Джейн, которую Иона оставила в лучшей из городских больниц. И о кастеляне Гарольде, сбивающемся с ног, чтобы устроить гарнизону лучшее пропитание, несмотря на заносы. И о жене кастеляна, что души не чает в зимнем саде, и о роскошных новых лошадях, что пополнили конюшню, и о веселых частушках, с которыми вторгся в Уэймар наступивший новый год… Лишь под конец, будто набравшись смелости за семь этих листов, Виттор писал: «Невыносимо скучаю по тебе, душа моя. Лишь потому до сих пор не слал известий, что не был уверен в твоем желании меня слышать. Но нынче вот, как видишь, не вытерпел…»

Иона уронила слезу на бумагу. Виттор казался ей лучшим человеком на свете.

– Хочешь к нему? – спросил Эрвин.

– Не знаю…

Она очень хотела, чтобы муж оказался здесь, рядом. Но, обидев его надменностью, не смела просить его приехать.

– Наверное, мне стоит…

Кайр Джемис не дал ей разрешить сомнения. Он шумно ворвался в комнату, предваряемый цокотом когтей Стрельца.

– Милорд, есть новости! Вернулся генерал Гор и просит встречи с вами наедине.

– Хм, странная и сомнительная просьба… Я не имею секретов от моих вассалов. Будьте добры, Джемис, соберите военный совет. Пригласите на него и братьев Нортвудов.

* * *

– Генерал Гор! – воскликнул Эрвин, стремительным шагом входя в зал. – Как я рад встрече! Ваше возвращение в столицу может означать лишь одно: восстание Подснежников благополучно развеяно!

По напряжению генеральского лица Эрвин должен был заметить, как и сестра: Гор вернулся с плохими новостями. Однако Эрвин сиял.

– Я полагаю, боевые потери ничтожны? Вероятно, повстанцы просто сдались на вашу милость! Как могли они сохранить мужество, увидев перед собою блистательные искровые полки?! Это попросту невозможно!

Он остановился над генералом, и тот рванулся встать, но Эрвин коротким жестом велел военачальнику остаться на месте.

– Герой-победитель не должен вставать, когда входит какой-то политик! Если желаете знать мое мнение, то полководец, одержавший триумф, должен по меньшей мере месяц провести исключительно лежа. Победа – чертовски утомительное дело, выматывает просто до невозможности, уж мне ли не знать!..

Он хлопнул руками, жадно потер ладони:

– Итак, генерал. Как это было?

– Мы отступили, милорд.

– Разумеется! Не торчать же вам теперь вечно в полях под Хэмптоном!

– Мы отступили и избежали боя, милорд. Возникло непредвиденное обстоятельство. Повстанцы оснащены искрой.

Брови Эрвина поползли вверх.

– Генерал, мне лучше услышать это еще раз, чтобы исключить ошибку восприятия.

– Повстанцы применили искровые самострелы и убили четверых наших парламентеров. Учитывая огромную численность их войска и возможность наличия искры у многих, вступать в бой было очень рискованно. Потери грозили стать огромными, а победа не была гарантирована. Я предпочел отступить.

– Пф!.. – весьма отчетливо фыркнул барон Стэтхем.

– Генерал, я услышал следующее, – неторопливо заговорил Эрвин, – бунтари убили парламентеров, но вы не наказали их, а предпочли отступить – на том весомом основании, что у парочки крестьян оказалось искровое оружие. Верно ли я понял вас?

– Лорд-канцлер, но…

– Герцог, – поправил Эрвин. – Сегодня я предпочитаю зваться герцогом. Как в день, когда мои кайры разбили двенадцать искровых полков генерала Алексиса Смайла.

– Герцог, если самострелы имелись у главарей бунта, то стоило опасаться их наличия у многих повстанцев.

– О, в высшей степени логично! А если бы меж бунтарей попался один толковый мечник, вы решили бы, что все они – мастера клинка?! Это крестьяне и ремесленники, генерал! Гончары, медники, сапожники, портные! Они всю жизнь занимались тем, что лепили горшки, шили штаны, вколачивали гвозди в подметки. Крохотные такие гвоздики! Если мне нужны штаны или сапоги, или, тьма его сожри, цветочный горшок – я нанимаю одного из этих парней. Но когда нужно защитить столицу от толпы обезумевшей черни – я зову искровых гвардейцев. Я наивно полагаю, что они всю жизнь учились именно этому делу: защищать чертову столицу!

Лицо генерала покрылось румянцем – скорей, от гнева, чем от стыда.

– Герцог, вы же сами приказали подавить восстание малой кровью, сберечь жизни и гвардейцев, и крестьян. Это никак не представлялось возможным из-за искры…

– Я велел подавить восстание! С этого глагола начинался мой приказ! «Подавить» и «сбежать» – замечаете грамматическую разницу? Разные префиксы, разные суффиксы, и уж точно разные смысловые корни! Бежать или давить – диаметральная противоположность, как у хищника с травоядным!

– Герцог, я отступил лишь затем, чтобы взять подкрепление. Дайте мне дополнительные войска – и я завершу дело!

До сей минуты Крейг Нортвуд хранил молчание. Он был очень рад приглашению на высший военный совет и напряженно скрывал радость от Эрвина, на которого все еще злился за ненайденную леди Сибил. Сокрытие чувств отнимало часть его умственных сил, потому он отставал от хода беседы. Но теперь, наконец, ухватил суть и взревел, стукнув кулаком по столу:

– И ты смеешь звать себя полководцем?! Ты солдат или овца?! Просишь подкрепление, чтобы разогнать стаю лаптей! Позорище!

Генерал Гор, к коему была обращена тирада, ледяным тоном процедил:

– Вы не смеете так говорить со мной. Я требую сатисфакции.

– Чего?.. – не понял Крейг Нортвуд.

– Я вызываю вас на поединок!

Клыкастый Рыцарь пошел на него, набычась и выпятив лоб.

– Ты испугался парочки смердов, а меня вызываешь? Меня, значит, не боишься, да?

Нортвуд надвигался слишком быстро. Генерал сообразил, что поединок грозит состояться в ближайшую минуту и схватился за шпагу. Один из офицеров, сопровождавших его, преградил путь Крейгу:

– Милорд, согласно кодексу, дуэль должна…

Клыкастый взял офицера за грудки и швырнул на генерала. Столкновение помешало последнему вынуть шпагу из ножен. Он едва восстановил равновесие и вновь взялся за эфес, когда Крейг подошел вплотную и отвесил генералу могучий удар в челюсть. Бедный Гор свалился, как подкошенный, зажав руками разбитый рот.

– Мне стыдно скрещивать с тобой клинки! – проревел Клыкастый. – Мой меч никогда не пачкался в овечьей крови! Но коли хочешь драки – вставай, побьемся кулаками.

В подтверждение своих намерений Крейг стиснул ладони. Его кулаки имели размер кружек для эля. Рядом с Крейгом встал и младший брат – Дональд. Генерал Гор не спешил подниматься на ноги. Оба его офицера отступили от Нортвудов на безопасное расстояние, обнажили шпаги и заняли защитные позиции. Крейг поманил их пальцем. Офицеры взвесили перспективы и, кажется, пришли к неприятным для себя выводам. Один скривил губы и побледнел, второй выдавил севшим голосом:

– Лорд-канцлер, на ваших глазах творится беззаконие! Вы обязаны вмешаться!

Все взгляды обратились к Эрвину. Тот небрежно раскинулся в кресле и, видимо, наслаждался зрелищем. На его устах играла улыбка, а в руке он держал раскрытый черный блокнот – будто готовясь зарисовать особенно забавные моменты. Теперь улыбка покинула лицо Эрвина, сменившись выражением досады. Он-то надеялся полюбоваться дракой, а теперь придется положить ей конец…

– Генерал Гор, я прошу вас, встаньте. Полководцу не место на паркетном полу. По крайней мере, я никогда не видал полотен такого содержания… Лорд Нортвуд, я всей душой понимаю и разделяю ваше возмущение, но согласитесь: глупо бить генерала, когда виноваты бунтари-крестьяне.

– Они тоже свое получат! – с готовностью рыкнул Крейг. – Ориджин, дай мне разобраться с ними. Я преподам урок и нахальным лаптям, и трусливым солдафонам!

– Мы покажем, как надо драться! – радостно поддакнул Дональд.

Эрвин прижал к губам кончик карандаша, будто обдумывая предложение. Ионе было ясно: он заранее принял решение, а теперь лишь ломает комедию. Злость на брата закипала в ее душе.

Эрвин же мечтательно протянул: «Нортвуды разгоняют крестьянский бунт… занятно…» – и принялся что-то рисовать в блокноте. Оба брата-медведя и генерал Гор, наконец поднявшийся на ноги, с удивлением наблюдали за ним. Северные полководцы – Стэтхем, Лиллидей, Блэкберри – хранили безмятежное спокойствие. Конфликт меж искровиками и Нортвудами трогал их не больше, чем волка волнует ссора ежика с сурком.

– А что же, мне нравится эта идея, – к ужасу Ионы произнес брат. – Пускай Нортвуд займется Подснежниками!

– Дааа! – вскричал Дональд.

Крейг поднял руку:

– Но мне нужны полномочия. Я выступлю в поход, как главнокомандующий искровой армии!

– Что?.. – Гор чуть не поперхнулся, его офицеры разинули рты.

И снова Эрвин помедлил, водя карандашом по странице.

– Я согласен. Властью Короны Крейг Нортвуд временно назначается главнокомандующим. Соответствующий приказ будет подписан владычицей.

– Дааа! – шумно порадовался Дональд.

– Эй, почему временно?! – нахмурился Крейг.

– Потому, милорд, что вы должны хорошо проявить себя в данной операции. Если вы тоже испугаетесь четырех искровых стрел, то…

– Ты шутишь, Ориджин?! Мы порвем на куски этих бунтарей! Втопчем в грязь! Размажем по щитам!

Иона не узнавала Эрвина. Жестокий чужак в шкуре ее родного брата! Вместо того, чтобы возмутиться, умерить пыл Крейга, воззвать к милосердию – этот чужак радостно хлопнул в ладони:

– Отлично! Сделайте это – и «временно» превратится в «постоянно».

– Х-ха!

Крейг Нортвуд стукнул себя кулаком в грудь.

– Лорд-канцлер, творится безумие… – тихо подал голос генерал Гор. Ионе было очень жаль его. – Выходец Великого Дома не может быть искровым генералом. Традиция не допустит этого!

– Это мы творим традиции, генерал, – ответил Эрвин. – Агата не шла против Янмэй. Янмэй не применяла Предметы во зло. Один батальон смельчаков никогда не брал столицу… Мы живем в эпоху перемен!

Помедлив, Эрвин примирительно добавил:

– К тому же, я ведь не разжаловал вас. Вы сохраните чин и командованье корпусом… Просто верховным военачальником станет увитый славою и закаленный в боях выходец Севера.

Генерал покачал головой:

– Лорд-канцлер, я пекусь не о себе. Поймите: нельзя вот так бросать в бой… – он покосился на Крейга и прикусил на языке слово «дикарей», – нортвудцев. С этими Подснежниками требуется осторожность. У них есть искровое оружие!..

Эрвин расхохотался.

– О, боги! Горстку самострелов вы называете «искровым оружием»? Они ограбили богача в каком-нибудь городке и отняли парочку искр у его стражи. Вот и все! Четыре человечка с самострелами – а остальные пятьдесят тысяч с вилами, косами, серпами… чем там еще владеют крестьяне?

– Лопатами, милорд, – подсказал барон Стэтхем.

– Мотыгами, – добавил полковник Блэкберри.

– Вот видите, – развел руками Эрвин. – Самым серьезным оружием, которое противопоставят нам бунтари, будет плуг с парой волов. Нам придется маневрировать так, чтобы не дать распахать себя насмерть!

Северяне разразились смешками. Генерал Гор вновь покачал головой, но на этот раз промолчал. Он отчаялся пробудить рассудок лорда-канцлера.

– Ступайте, генерал, – сказал Эрвин. – Дайте отдых вашему корпусу. Координация меж вами и новым командующим пока еще не отработана. Сегодня будет лучше, если лорд Нортвуд выведет на поле собственные войска, а не искровые. Вы не возражаете, милорд?

Клыкастый Рыцарь не возражал. Напротив, он обозвал искровиков Короны пугливыми овцами и отказался вести их в серьезную схватку, покуда не убедится в их надежности.

– Воины Нортвуда сделают дело!

– Дааа! – потряс кулаками Дональд.

Деревянно откланявшись, генерал Гор ушел. Иона хотела бы последовать за ним. Она ужасно устала от непонимания и разочарования. Всей душою надеялась, что сей театр кровавого абсурда уже подошел к концу, но и в этой надежде была обманута.

Со странным азартом Эрвин заявил:

– С вашего позволения, лорд Крейг, войска Первой Зимы окажут вам помощь.

– В этом никакого смысла. Нортвуд справится сам!

– Смысл таков. У вас меньше десяти тысяч воинов, у бунтарей – почти восемьдесят. Конечно, они дрогнут и разбегутся. Но вы не сможете эффективно организовать преследование при таком соотношении чисел. Я пошлю с вами кайров не для помощи в бою, а лишь затем, чтобы изловить и наказать всех преступников.

Ионе хотелось выть. Нортвуд поразмыслил и признал аргумент:

– Да, ты прав, нужно всех переловить. Но пусть кайры идут арьергардом.

– Согласен, – кивнул Эрвин. – Ударный кулак войска составят воины Нортвуда. Мы же пойдем следом.

На глазах у Ионы, опрокинутой и раздавленной, мужчины перешли к обсуждению того, каким способом лучше извести восемьдесят тысяч невинных бедняков. Все согласились, что наилучшим местом для сражения будет Святое Поле. Оно представляет собой низину меж двух холмистых кряжей, и бунтари не смогут разбежаться веером во все стороны, а вынуждены будут отступать строго назад. Одного кавалерийского батальона хватит, чтобы обойти их с тылу и отсечь единственный путь к бегству. По части же тактики возникли противоречия. Крейг Нортвуд настаивал на лобовой атаке тяжелых конников, которая сразу сомнет Подснежников и решит исход боя. Стэтхем предлагал сперва нанести дезориентирующий удар с тыла, а когда крестьяне смешаются, бить по фронту. Лиллидей советовал просто вывести лучников на холмы по флангам и расстреливать бунтарей до тех пор, пока они не бросят оружие и не падут на колени. Эрвин поддержал – Иона уже потеряла способность удивляться – Эрвин поддержал Крейга Нортвуда: и вывод лучников на фланги, и тыловая атака требуют затрат времени. Гораздо лучше – быстро и триумфально покончить с бунтом.

– Дааа! – взревел младший Нортвуд.

– Верно говоришь, Ориджин, – покивал старший.

Полководцы Эрвина не были согласны, но и особой опасности не видели: голодные крестьяне вкупе с бедным городским отребьем – стоит ли спорить о тактике боя, если исход в любом случае решен? Расчертив маневры на картах, мужчины покончили с обсуждением.

Эрвин постановил:

– Господа, готовьте батальоны к маршу. Выступаем завтрашним утром. И еще… позвольте оговорить один неловкий момент.

– Милорд?..

– Я не намерен сам возглавлять войска Ориджинов. Будет унизительно для внука Агаты – лично выйти на бой против мужиков.

– Совершенно правильно, милорд. Всецело поддерживаем ваше решение.

– Однако я не смею унижать вас приказом идти в атаку, которую для себя самого я счел позорной. Любой из вас, кто пожелает, может передать командование батальоном офицерам из вассалов, а сам остаться со мною в штабе.

– Благодарим вас, милорд.

– Прекрасно! Я найду для штаба место, откуда сможем наблюдать наш триумф во всей красе. Позаботьтесь о достаточных запасах орджа для празднования.

– Милорд, род графов Лиллидей славится лучшими винодельнями на всем Севере.

– Прошу прощения, граф, но род Блэкберри никогда не согласится с вашим заявлением.

– Судари, немедленно после победы мы разрешим ваш спор путем дегустации! А теперь, коль все решено…

Иона поднялась и тихо кашлянула.

– Да, милая сестричка?

Глаза Эрвина блестели азартным огнем, улыбка сияла предвкушением. Именно радость брата – такая неуместная, абсурдная, жестокая – придала Ионе решимости.

– Господа, вы идете убивать людей…

– Мы же кайры, миледи, – ответил Стэтхем.

– Вы идете убивать несчастных людей, доведенных до отчаянья бедностью, поборами, голодом. Вы идете убивать тех, кто пришел умолять вашего лорда о справедливости.

– Сестра, ты неправильно…

Она нашла в себе силы перебить брата:

– Скажите, кайры, нашли бы вы радость в победе над безоружным? Стали бы рубить хворого, лежащего в постели? Вышли бы на поединок против слепца?.. Те люди, что зовут себя Подснежниками, слабее безоружного кайра. Они несчастней, чем любой из нас в день самой тяжелой хвори. Они настолько темны и наивны, что видят мир хуже слепого. Почему же убийство этих людей радует вас? Те из вас, кому случалось топить котят, – радовались ли этому?! Господа, умоляю: остановитесь, задумайтесь! Что же вы творите?!

На полминуты она заморозила их. Ионе представилось громадное колесо: наскочив на камешек, оно выпрыгнуло из колеи… но теперь неумолимо сползает обратно.

– Миледи, жизнь мужика не имеет особой ценности. Не стоит мерить их вашими высокими мерками.

– Не забывайте, леди Иона: крепость государства порою требует жертв.

– Вспомните: подлые ничтожества убили парламентеров, они сами поставили себя вне законов войны.

Иона всплеснула руками:

– Да не знают они никаких законов войны! Они бесчестны не от подлости, а от невежества! Несколько крестьян по глупости сделали выстрел – а вы обрекаете на смерть всех! Поймайте и казните убийц, но выслушайте остальных! Если щенок от голода укусит вас за палец – вы накормите его или утопите весь выводок?!

– Миледи, грязное тупое отребье не заслуживает сравнения со щенками. Собака – благородное существо, чего не скажешь о мужике.

Иона заметалась взглядом в тщетных поисках поддержки.

– Эрвин!.. Джемис!.. Хоть вы же понимаете меня?!

– Я служу герцогу, миледи, – угрюмо сказал младший Лиллидей. А герцог лучезарно улыбнулся:

– Сестричка, не представляю, как столь огромное сердце помещается в девичьей груди. Твои чувства сделали бы честь и Праматери Глории.

– Забудь о моих чувствах, забудь обо мне! Подумай о тех, кого обрекаешь на смерть! Эрвин, любимый мой, когда же ты научился быть безжалостным?

Тень скользнула по лицу брата, но лишь на секунду затмила радость. Когда он отвернулся от Ионы, уже снова сиял:

– Милорды, вы свободны, приступайте к подготовке. Не волнуйтесь о моей леди-сестре – как всякой женщине, ей порою нужны волнения. Вскоре она насытится состраданием и придет в покой.

Военачальники покинули зал. Последними – Роберт и Джемис. Кузен сказал напоследок:

– Иона, бывает так, что приходится. На то и жизнь.

А Джемис обратился к Эрвину:

– Милорд, в Запределье вы давали мне совсем иные уроки.

– Как и вы мне, – прищурился герцог. – Помните безрукого паренька из Спота?

Кайр не нашелся с ответом. Когда он вышел, брат с сестрою остались наедине.

* * *

Два стремления боролись в душе Ионы. Слабое, почти безнадежное – поговорить с братом начистоту, развеять недоразумения, понять друг друга. Сильное, обоснованное – сдаться. Смолчать и уйти. Поступить разумно, как подобает леди и вассалу. Не совершать очередную ошибку – и без того их вдоволь сделано… А затем – уехать в Уэймар. Любить мужа, быть той женою, какой он заслуживает. Порвать, наконец, последнюю нить, связывающую с Первой Зимою. Убить в себе Север, отмежеваться от ледяной его жестокости – и так обрести целость и покой.

Она молчала, а Эрвин – этот чужак, глухой ко всему, – пялился на нее лучистым от радости взглядом.

– Ну же, милая, превратись из сосульки в человека! Мы на пороге новой победы, порадуйся со мною!

Она смогла ответить:

– Я еще не насытилась страданием. Будь добр, оставь меня.

– Оставить тебя? В такой счастливый день?! Ты, конечно, обидела меня своим кислым видом, но не настолько же!

– Тогда уйду сама. Только скажу напоследок: я была неправа, приехав в столицу. Я – не та, кто тебе нужен. Я – не та, кто может тебя понять. Ты очень изменился, брат… Кажется, передо мною стоит Рихард, а Эрвин пропал без вести.

– Даже так! – он выглядел удивленным. – И позволь узнать, сестрица, в чем именно я изменился?

– Ты знаешь. А если нет, то и слышать не захочешь.

Полный самодовольства Эрвин уселся на стол перед нею.

– О, именно сейчас я очень хочу слышать именно тебя! Поведай о переменах во мне. Все они к лучшему, я угадал?

Иона выронила слова осколками льда:

– Жестокость. Бездушие. Надменность. Все в добрых традициях Первой Зимы. Ты прав, перемены только к лучшему.

Она зашагала к двери, не дав ему времени на ответ.

Брат догнал ее, поймал за локоть. Рука была настолько горячей, что обжигала сквозь ткань. Эрвин весь пылал от лихорадочного возбуждения. Впервые в жизни Ионе было неприятно его касание. Она отдернулась:

– Оставь же меня!

– Прежде я покажу тебе кое-что.

Эрвин поволок ее к камину. В просторном зале советов камин был огромен, словно кратер вулкана или пасть морского чудища. На миг Ионе показалось, что брат с разгону швырнет ее в огонь…

Он остановился у самого жерла. Жар пронизывал ткани платья, царапал кожу, вливался в кровь. Глаза Эрвина пылали отсветом огня.

– Сестра, скажи мне, как поймать зверя?!

– Я ненавижу охоту, – процедила она.

– Как и я! Тем сложнее задача: как мне, плохому охотнику, поймать идовски осторожного зверя? Подколодную змею или лисицу, что при первом звуке прячется в нору? Как выманить из логова?!

– Говори кратко. Я не вытерплю твоего красноречия.

– Скажу, сколько захочу. Но не здесь!

Он взял кочергу и ткнул в один из кирпичей внутри очага. Тот вдавился на полдюйма, и стенная панель справа от камина с тихим скрипом шатнулась. Эрвин налег на нее плечом – она повернулась на петлях, как дверь, открыв проход в стену.

– За мною, сестричка! Тайный ход – что может лучше отвлечь от разочарований?

Ионе не хотелось ни лезть в тайный ход, ни даже знать, куда он ведет. Хотелось сесть в темном углу и замкнуться в себе, попытаться заморозить свою душу, чтобы досада не жгла так сильно.

– Идем же!

Эрвин за руку втащил ее в черную пасть двери. Нажав стенную панель, поставил ее на место.

– Теперь ты в моей власти. Никуда не исчезнешь, не выслушав меня.

Он пошел по коридору, вынуждая Иону двигаться следом. На удивление, здесь было не совсем темно: в потолке мерцали крохотные фонарики, тусклого света хватало, чтобы не спотыкаться и не биться о стены.

– Оцени, дорогая: новинка строительного ремесла – тайный ход с подсветкой! Больше никакого свечного воска, обожженных пальцев и паутины, прилипшей к волосам!

– Говори, Эрвин. Скажи, что хотел, и отпусти.

Коридор расширился, они очутились в комнатенке со скамьей. Эрвин усадил сестру и сунул ей в руки свой черный блокнот.

– Я хотел не только сказать, но и показать. Раскрой.

Она раскрыла первую страницу. Небрежными но меткими штрихами на ней был изображен мертвец. Мужчина лежал навзничь, корона скатилась с головы. Меж лопаток торчала длинная стрела.

– Это владыка Адриан, – сказал Эрвин. – А это я.

Он погладил пальцем стрелу.

– Меня отправили в полет. Как в легенде, я пролетел сквозь обручальный браслет, пару скрещенных мечей, горло кувшина и раскрытый кошель – и угодил прямиком в цель. Династия рухнула, Фаунтерра пала, владыка Адриан погиб.

Брат выдержал паузу. Когда заговорил вновь, голос был совсем иным – без тени усмешки.

– И ты, упрекающая меня, и мать, и кайр Джемис… как странно, что вы, говоря со стрелою, забыли о существовании стрелка.

Он перевернул страницу, и глаза Ионы поползли на лоб.

Следующий лист, и следующий, и следующий, и еще дюжина были испещрены словами и рисунками. Портреты и их кусочки, имена людей и Домов, стрелки, знаки вопроса, малопонятные символы, города и замки…

– Я понял это в самые черные дни меж смертью Деймона и нашей победой. Последним безумным, безнадежным напряжением сил я держал этот чертов дворец. Просыпаясь каждым новым утром и выползая на стены, и видя над собой нашего нетопыря на флаге, я все вернее понимал: мы воюем не с тем злодеем. Что бы ни сотворил Адриан, Персты Вильгельма – не в его руках. Тому есть одно доказательство, иных и не нужно: мы все еще держим дворец. Мы все еще на ногах, и нетопырь полощется над стеною. Одного Перста хватило бы, чтобы выбить нас. У Адриана нет Перстов. Меня заставили думать, будто есть. Мною выстрелили, чтобы сбросить владыку с трона. Я должен найти стрелка.

Иона оттолкнула блокнот.

– Прости, но это не оправдывает и не объясняет. Ты сам запретил говорить о невиновности Адриана. И то, что ты делал потом, не поддается…

Эрвин прижал палец к ее губам.

– Я ничего еще не сказал. Я думал о стрелке. Ты можешь видеть, как много думал, – страницы вновь зашелестели под пальцами Эрвина, пестрящие бисером лиц, имен, названий, символов. – Я думал каждую ночь после примирения, каждый час, оставаясь наедине с собою или посещая очередное пустое празднество. Я понял одно: не в моих силах его вычислить. Не найти его следов, не узнать его имя. Он слишком хитер, а след давно остыл. Но…

На следующей странице чернел страшными зубцами медвежий капкан.

– …но я могу поставить ему ловушку. Он, оставшийся в тени, полагал Адриана дичью, меня – стрелою, а себя – охотником. Охотникам же свойственно пагубное высокомерие: они не думают, что сами могут стать дичью. Я решил отзеркалить ситуацию и превратить ловчего в зверя, и поймать в капкан.

– Эрвин, не о нем речь, а о тебе…

– Напротив, милая Иона! Речь о нем и только о нем! Вспомни основы стратегии: сперва пойми врага, и лишь потом выбирай образ действия. Вы с матерью не желали думать о Кукловоде, старались вовсе позабыть о его существовании… Я же думал только о нем. Что я о нем знал?

На новой страничке блокнота столбцом шли слова, которые Эрвин повторил не глядя, наизусть.

Жесток.

Хитер, как змей.

Чертовски терпелив.

Мастер лжи и обмана.

Дальновиден.

Жаден до власти.

Осторожен.

Трижды осторожен.

Медлителен.

– Последнее нуждается в пояснении, – сказал брат. – Пока я был в осаде с горсткой воинов, Хозяину Перстов представился случай разделаться со мною и захватить престол. Но он упустил возможность. Может, просто опоздал, не успел подвести бригаду. Может, ждал, пока Адриан умрет, а трон унаследует слабая Минерва… Так или иначе, змей промедлил и лишился шанса: в столицу подошли мои войска. Змей уполз в свое логово, не решившись на открытый бой. И это было очень печально для меня. Ведь я знал, насколько терпелив Кукловод. Он годами – возможно, десятилетиями! – искал Персты Вильгельма, учился говорить с ними, выстраивал план интриги, и лишь затем начал действовать… Если он снова затаился – пройдут годы прежде, чем он покажет себя. И его появление станет внезапным и смертоносным. Нет, этого я допустить не мог.

Эрвин перевернул страницу. Там был почему-то изображен шут в колпаке с бубенцами. Не Менсон Луиза, а просто скоморох, каких порой увидишь на рыночной площади.

– Чтобы поймать зверя, сестрица, нужна приманка. Животное ловят на пищу, человека – на чувства. Это к слову о моих изречениях, достойных цитаты… Я допустил следующее: раз Кукловод так жаждет власти, то он крайне тщеславен. А я отнял у тщеславного человека его мечту. Он построил лесенку к трону – я взошел на нее. Он привязал ниточки к конечностям куклы – я дергаю за них. Меня зовут лучшим на свете полководцем и политиком… Меня, не Кукловода! Это должно быть очень обидно! А что может быть еще обиднее?

Эрвин заглянул в лицо Ионе. Глаза горели, как светлячки.

– Ну же! Подумай, ответь!