Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"
Автор книги: Роман Суржиков
Жанры:
Классическое фэнтези
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 341 (всего у книги 355 страниц)
– М… – выдавил отец.
Магда опустилась на колени возле его кресла и подала кубок обеими руками.
– Уфф… – выдохнул отец, приложившись к вину.
Магда положила руку ему на плечо.
– Папенька, я не глупа. Могер Бакли хотел ограбить меня – и сдох. Генерал Гитан нахамил мне – он тоже сдох. Принц Гектор пытался нас обмануть – я забрала его войско и очи. Да, возможно, Адриан захочет отомстить… но кто тебе сказал, что он сумеет?
– Э… – буркнул отец с легчайшей тенью одобрения.
– Знаешь, – сказала Магда, – я привезла Хармона-торговца.
– Да?..
– Если захочешь, можешь спустить с него шкуру, но я бы не стала. Хармон хорошо послужил нам, узнав про деконструктор.
– И это повод простить его?..
– Отчего нет? Главный мерзавец – Шейланд, его мы прикончим. А Хармон – всего лишь собака. Служил Шейланду, теперь служит нам.
– Он вернул Светлую Сферу?
– Я же писала: Сфера у Адриана. Но любящий жених легко отдаст невесте такую малость.
– А что еще мы получим?
Магда обняла отца и зашептала на ухо. Он слушал, понемногу смягчаясь. Когда дочь окончила, на губах герцога проступила улыбка.
– У меня тоже есть кое-какие пожелания. Пускай твоя ставка принесет нам…
Он окончил шепотом. Магда рассмеялась:
– Да! О, да!
– С учетом этого, – сказал отец, – не стоит просить Сферу у Адриана. Она слишком испачкалась, обладание ею не приносит удовольствия. А он будет думать, что вернул нам часть своего долга. Нет уж, пускай долг растет! Оставим Сферу Адриану как свадебный подарок. И даже прибавим кое-что.
Отец извлек из сумки бархатный сверток, Магда увидела очертания двух колец, вложенных друг в друга.
– Ты принес подделку?..
– Если подумать, это более уникальный шедевр, чем сама Сфера. Предметов в мире много, а точная копия известна лишь одна. Вручим Адриану и то, и другое. Прибавим к его долгу. Дающему вернется сторицей – так говорила Глория?
– Еще как вернется, – ухмыльнулась Магда.
Герцог привлек ее к себе и тихо сказал:
– Снова назовешь меня трусом – горько пожалеешь.
– Прости, папенька.
– Уже простил. Но это единственный раз.
Потом обратил взгляд к нелепому наряду дочки:
– Фу, какая дрянь. Велю принести другое платье.
– Другое?..
– Я немного знаю свою дочь, потому заказал два. Одно – по зимней мерке, второе – на пару дюймов больше. В день свадьбы ты будешь красавицей.
* * *
Как оказалось, Грейс не готовился к императорской свадьбе. С прибытием флота здесь начался полнейший хаос. На берегу дежурила герцогская стража в ожидании груза очей. Из кораблей высадились всевозможные солдаты – наемники, рыцари, шаваны – и перемешались со стражей. Каждый искал свое подразделение, все метались туда-сюда, усиливая неразбериху. Зеваки собрались поглядеть на воскресшего императора. Констебли, призванные следить за порядком, в кутерьме запутались сами и впустили толпу на главную подъездную дорогу. Там возник дичайший затор. Одни успели проскочить через него, другие остались на берегу – не зная, куда делись первые. Все искали друг друга. Царил шум, гам и гвалт.
Хармон пытался найти Низу – та еще задача! В орущей толпе он не видел ни одного знакомого лица. Краем уха услышал, что леди Магда со свитой успела уехать во дворец Грейсендов. Хармон не знал, входит ли Низа в свиту, но других вариантов все равно не имелось. Он поехал во дворец… верней, пошел – ведь все, что могло ехать, стояло в заторе. Дворец был виден с берега, однако Хармон сумел заблудиться. Казалось, поднимись на горку, сверни направо – и ты на месте. Он поднялся, свернул – попал в тупик. Пошел в обход – забрел на рынок. Базарная площадь имела такую форму, что потеряется даже следопыт с собакой. Хармон сумел отыскать выход – но не в ту сторону, и понял это не сразу, а пройдя несколько кварталов. Вместо дворца маркизов Грейсенд он попал на окраину. Улочки сделались кривыми и узкими, дома придвинулись друг к другу – настоящий лабиринт. Когда спросил дорогу, услышал объяснение такой длины, что впал в отчаянье. Но тут, о диво, показался извозчик! Хармон с воплями кинулся за ним вдогонку. Извозчик испугался и хлестнул коня, торговец тоже побежал быстрее. На повороте экипаж притормозил, и Хармон прыгнул на подножку:
– Ради всего святого, вези во дворец маркиза!
Когда приехали, уже отзвучала вечерняя песня. Как и следовало ждать, Хармона во дворец не пустили и даже отказались передать записку Низе: «Ночью не положено. Утром приходи». Тут он впервые задумался: а где ночевать самому Хармону? Наверное, со свитой Адриана – но где остановилась она? Дворцовые стражники сказали: «Нет, Адриан не здесь. Он в Южном форте… А может, в Северном, точно не знаем. В одном из двух». На логичный вопрос последовал естественный ответ: Южный форт – на юге города, а Северный – на севере. Если ошибешься – изволь пройти весь город от края до края. И на случай, если этого было мало, судьба послала Хармону еще один подарок: из дворца вышел барон Хьюго Деррил. Он следовал по своим делам в обществе сквайра, но ради Хармона сделал остановку. Сказал будто бы приветливо:
– А, торгаш! О тебе как раз говорили.
– И что же, господин барон?
– Милорд Морис принял решение оставить Светлую Сферу владыке в качестве свадебного подарка. Считается, что руки императора очищают любую вещь. Какая бы грязная история ни стояла за предметом, она стирается, попав в собственность самого справедливого из смертных.
Хармон знал это. Из таких соображений он и хотел передать Светлую Сферу Минерве.
– Значит, теперь Сфера чиста?.. И наши недоразумения улажены?..
– Герцог Морис согласился помиловать тебя. Ты больше не приговорен к смертной казни.
– Отрадно слышать, милорд!
Вдох спустя кулак барона врезался Хармону в брюхо.
– Ничего не улажено. Ты обманул меня. Опозорил перед сеньором. Ты лжец и прохвост.
Каждую из этих коротких фраз барон Деррил сопровождал новым ударом. Когда Хармон свалился наземь, вместо кулаков пошли в дело сапоги.
– Я не должен тебя убивать. Но в остальном не ограничен. Ты – грязь. Твое место – на земле.
Сквайр предложил помочь барону. Тот не нуждался в помощи, ибо действовал не по долгу, а от души. Одно спасло Хармона: барону со сквайром подвели коней, и Деррил отвлекся от приятного дела.
– До новой встречи, торгаш.
Хорошо быть мужчиной в теле. Худому парню барон переломал бы все кости, а Хармона спас толстый слой жирка. Но болело решительно все. Настолько болело, что он даже не смог подняться на ноги. На карачках дополз до извозчика, кое-как залез в коляску.
– Давай в этот… ой… Южный форт.
– А может, в больничку? Тебя здорово отделали.
Святая правда: замесили в тесто. Но Хармон хотел скорее попасть к Адриану – не в последнюю очередь затем, чтобы пожаловаться на барона Деррила.
– В форт езжай.
Разумеется, форт оказался не тот. Адрианом там и не пахло, а вахтенный солдат почему-то даже не знал, что он воскрес.
– Какой император?! Шутники чертовы! Прочь отсюда!
Ближе к полуночи он добрался в правильный форт. Кряхтя и охая, расплатился с извозчиком, вылез из экипажа. И услышал:
– Здравствуй, славный! Наконец-то дождалась!
Из темноты появилась!.. Ночь мешала ему разглядеть милые сердцу черты, зато скрывала его собственный плачевный вид. Хармон напрягся, чтобы не стонать и говорить как можно тверже:
– Я рад тебя видеть живой и здоровой! То бишь, не очень-то вижу, но по голосу слышу, что все хорошо.
– Да, славный, лучше не бывает!
– Я искал тебя во дворце у леди Магды.
– А я ждала тебя здесь! То есть, мы ждали…
Она глянула через плечо на воина, стоявшего осторонь. Кажется, он был тем самым рыцарем, что давеча стерег Низу. Хармон удивился:
– Ты до сих пор под стражей?!
– О чем ты, славный? Сир Питер просто составил мне компанию. А я принесла тебе деньги.
– Вот и хорошо! – Сразу ответил Хармон, ведь что может быть плохого в деньгах? Но потом озадачился: – Стой, а какие?
Низа помедлила. Трудно судить в темноте, но кажется, она ощущала неловкость.
– Пять золотых эфесов, славный. Те, которые ты уплатил за меня.
Его глаза полезли на лоб:
– Зачем вдруг? Ты мне не должна!
– Хочу быть полностью свободной, и чтобы ты не держал на меня зла.
От дурного предчувствия у Хармона похолодело внутри.
– За что мне злиться?
Низа вложила монеты ему в руку.
– Полагаю, теперь не за что. Я вернула долг, и я полностью честна перед тобой. Мы с сиром Питером решили пожениться.
Хармон чуть не сел. Как пожениться?.. Что это значит?.. Почему не со мной?!
– Нет, Низа, ты что-то путаешь! Этого быть не может!
– Отчего? Я свободна, ты всегда так говорил. Питер и я полюбили друг друга. Почему же мне не стать его женою?
– А… э… но как же… Я тебе писал! Ты прочла?..
– Я не умею, ты же знаешь. Питер прочел мне вслух. Я рада, что Адриан позволил тебе строить небесные корабли, это прекрасное дело!
– И… это все, что Питер прочел тебе?
– А что еще там было?
Он крякнул, поскрипел, прочистил горло.
– Ну… в общем… больше ничего серьезного.
Низа обняла его:
– Знай, славный: я не забуду того, что ты сделал для меня. Навсегда останусь твоим другом. Если тебе нужна будет помощь – в любое время можешь обратиться ко мне.
– Что ж, большое спасибо. Я несказанно рад это слышать. Просто-таки пою от счастья…
* * *
Адриан сидел в кабинете, на столе перед ним стоял какой-то ларец. Хармон едва держался на ногах, в голове гудело, больших трудов стоило разбирать слова владыки:
– Завтра состоится моя свадьба, а сразу после нее я вернусь к государственным делам. Одним из таковых является отправка послов в Фаунтерру. Положение не терпит проволочек, необходимо как можно скорее… Сударь, вы слышите меня?
– Простите, ваше величество, – выдавил несчастный купец. – Я пережил тяжелую трагедию…
– Какого рода?
– Измену женщины… – Хармон знал: бестактно задавать такой вопрос, но сейчас ему было все едино. – Скажите, владыка, вы когда-нибудь любили?
Адриан помедлил, оценив право Хармона на подобную наглость, и нашел, что разбитое сердце заслуживает поблажки.
– Любил. Но вас, сударь, как и меня должен утешить следующий факт: в мире есть предметы, гораздо более ценные, чем любовь.
– Власть?
– Не она сама, но то, чего можно достичь с ее помощью.
– Ваше величество, я слышал, вы были помолвлены с Минервой… Отчего теперь женитесь на другой? Минерва предала вас?
– Сомневаюсь в вашем праве знать ответ, – холодно сказал Адриан. Но, помедлив, добавил: – Пока не предала. Если вернет то, что принадлежит мне, то будет чиста перед богами.
Купец тяжело вздохнул. Выходит, ему хуже, чем владыке: Низа украла самое ценное – сердце Хармона. И уже точно не вернет.
– Я вижу, эта драма сильно потрясла вас, – сказал Адриан с неожиданной чуткостью. – Хочу подарить вам отдых, который залечит раны. Поезжайте в столицу, развейтесь и отриньте любовные страдания.
– В столицу, ваше величество?.. В Фаунтерру?..
– Милостью богов, у нас пока что одна столица. Я направляю туда в качестве послов графа Куиндара и барона Деррила. Косматый и Гурлах поедут для охраны моего подарка, – владыка положил руку на ларец, и лишь теперь Хармон заметил, насколько богато он украшен. – Поезжайте также и вы. Отдохните в Фаунтерре, найдите барышню, которая залечит ваши раны.
– Ваше величество… не шутит?
– В чем вы усмотрели иронию? Разве у меня нет сердца?
– Никак нет, ваше величество, я не об этом… Премного благодарю вас. Вот только барон Деррил не очень-то любит меня. Все изъяны моей внешности, которые вы видите, – дело его рук.
– Я предупрежу его о необходимости бережного обращения с вами. Вы мой верный слуга, я не дам вас в обиду. Езжайте в Фаунтерру. Исполните мое поручение – а потом займетесь судостроительством, как вы и желали.
Стрела – 2
Июль 1775 г. от Сошествия
Рейс
Шаванские станы обычно состоят из юрт. Их знает всякий, кто даже не бывал в Степи, – слишком часто их встретишь на картинах. Однако этот стан имел совсем иной вид. Группа глиняных домов выстроилась на берегу речушки. В окнах блестели стекла, над некоторыми крышами поднимались печные трубы. Имелся колодец, амбар и хлев, и две башенки для стрелков. Не стан, а добротная деревня, крепко приросшая к земле. Ей бы место в Альмере или Южном Пути.
– Нас видят, милорд, – сказал барон Айсвинд, заметив людей на башенках.
Эрвин не сомневался, что видят их уже давно. Шаваны-пастухи обычно разбредаются на мили вокруг стана. Они обнаружили северян еще несколько часов назад. Что вызывает вопрос: почему не ушли?
– Сколько там жителей? – спросил Эрвин и сверил собственные наблюдения с оценкой опытного кайра. Порадовался, что почти угадал: думал – сто человек, по словам барона – восемьдесят.
Даже если женщины и подростки умеют стрелять из луков, а старики не разучились махать мечами, то это лишь восемь десятков плохоньких бойцов. За Эрвином – почти три сотни отборной кавалерии. Старейшина деревни должен быть безумцем, чтобы надеяться на победу. И уйти было легко: дальний берег речки выше этого. Поднимись на кручу, уйди подальше – и волки уже не заметят. Так отчего не сбежали?
– Дурачье, – сплюнул барон Айсвинд.
– Берегут деревню, – возразил Шрам. – Есть им что терять.
Похоже на правду. Здешние жители и за ордой не пошли, хотя Пауль сулил богатые трофеи. Имеется нечто очень ценное в самой этой деревне. Недаром она отстроена так основательно.
Эрвин пригляделся к центральным домам. Один – крупная, в четыре окна, изба зажиточной семьи. Второй – мастерская у самого берега речки. Из крыши торчат целых две трубы.
– Кузница! – сказали вместе Эрвин и Шрам.
Вот почему деревня осталась на месте. У шаванов множество походных кузниц, ими никого не удивишь. Но капитальная, с двумя печами, да в удачном месте над рекой – это истинная ценность. Пауль обещал озолотить орду, но здешний кузнец решил, что разбогатеет не сходя с места. К нему, поди, вся округа ездит – особенно теперь, когда конкуренты ушли с ордою. А кузнец, видать, самый уважаемый человек в этом селе. Остался он – все остались.
– Прикажете атаковать, милорд?
– Конечно, нет. Подъедем, поговорим.
Когда приблизились, деревня затихла. Всякое видимое движение прекратилось, люди исчезли, стрелки на башенках спрятались за щитами. Каждый дом превратился в засаду.
Держась за спинами телохранителей, Эрвин крикнул:
– Шаваны! Хотите жить – выходите без оружия! Не выйдете – сожгу село!
В одном он мог гордиться собой: развил же голосину в этих походах. Так насобачился командовать, что и глухой услышит. Среди домов наметилось шевеление: кто-то перебежал из избы в избу. Эрвин добавил:
– Все до одного, вместе с семьями! Выйти, построиться! Даю пять минут!
Кто-то еще пробежал туда и сюда. Наконец, из центральной избы вышел могучий, кряжистый степняк. Помахал над головой, крикнул что-то – и другие шаваны показались на улицах. Нестройная группа в полсотни человек выдвинулась навстречу северянам.
– Кто из вас главный?
Отозвался тот кряжистый верзила:
– Бершан.
– Это твое имя?
– Да, меня так зовут.
– Вас слишком мало.
– Сколько есть.
– Я не вижу ни детей, ни девушек.
– Тут только мы.
Эрвин сказал Хайдеру Лиду:
– Пошлите две дюжины, разыщите детей. Они или сидят в погребах, или ушли за реку.
– Знаю, милорд, – кивнул капитан.
Он отдал приказ, иксы въехали в деревню. Среди шаванов прошел шепоток. Вперед выступили двое: Бершан и женщина – должно быть, его супруга.
– Ты – герцог Ориджин? – спросил Бершан.
– Я – человек, который может сжечь твое село. Вот и все, что нужно знать.
– Мы тебя просим: не убивай никого. Я хороший кузнец. Подкую коней, починю мечи и латы. Я тебе пригожусь.
– Только ты и пригодишься. Остальные зачем?
– Мои сыновья и дочь, и жена – все работают в кузнице. Глазом не моргнешь, как все для тебя сделаем! А еще накормим и напоим. Но никого не убивай, хорошо?
Жена Бершана кое-что сообразила и добавила с сильным акцентом:
– Мы не с ними, ты видишь? Гной-ганта ушел, его люди ушли – а мы остались.
Сегодня Эрвин не ощущал жалости к мирному люду. Сколько было в нем сочувствия – все досталось раненым кайрам. А шаваны – часть той Степи, которая пожирает северян.
– Мне пригодятся припасы: пища, одежда.
– Все дадим!
– Лекарские зелья. Материя для бинтов.
За пределами городов снадобья – великая ценность. Но Бершан поколебался только вдох:
– Найдем. Тут наша знахарка, она поможет.
– Мои люди возьмут все, что нужно. А к тебе, кузнец, у меня есть одно дело.
Войдя в кузницу, Эрвин не смог удержаться от сравнения: здесь как в пыточной камере. Тот же инструментарий: зажимы, клещи, молотки, гвозди. Тот же душный жар, от которого сразу бросает в пот. Тот же здоровяк в кожаном переднике, только зовется не палачом, а иначе. Кузнец услужливо склонил голову перед герцогом:
– Чем могу помочь? Нужен новый клинок? Подковы для коня?..
За Бершаном стояли помощники: сыновья, жена, дочь. Крепкие, как на подбор, даже у дочки мускулы ходят под кожей. Целая семья кузнецов, надо же.
– Отпусти жену с дочкой, – предложил Эрвин. – Для дела хватит тебя и сыновей.
Кузнец ответил твердо:
– Все пригодятся. Так быстрее выйдет.
Очевидно, хотел защитить семью. Думал: кто будет работать, того не тронут.
– Как знаешь, – кивнул герцог и дал Бершану эскиз. – Мне нужно изготовить такое устройство.
Кузнец нагнулся к жаровне, чтобы лучше рассмотреть чертеж. По сигналу Эрвина кайры внесли Орудие. Лидские Волки отработали с ним двое суток. Можно ли за этот срок полностью перемолоть человека?..
– Он готов, милорд, – с гордостью доложил Хайдер Лид. – Желаете взглянуть?
Не желаю, – подумал Эрвин, – век бы не видеть ничего подобного. Чужой боли мне хватило с лихвою.
– Прошу вас, капитан.
Лид сбросил полотно, накрывавшее Орудие. Пленник был почти цел и вполне напоминал человека. Прибавились только два странных нароста на голове.
– Слушай приказ, – сказал Лид.
Мутный взгляд Орудия сосредоточился на нем.
– Помочись, – сказал Лид.
По ноге пленника потекла струя.
– Не кричи, – сказал Лид.
Он ударил пленника щипцами по коленной чашке. Тот побагровел, изогнулся от боли, но не выронил ни звука.
– Сломай себе зуб, – приказал Лид.
Руки Орудия, конечно, сдерживали веревки. Он воспользовался единственным способом исполнить приказ: выпятил нижнюю челюсть и стал бешено щелкать зубами. Удар приходился на резцы. Они крошились, пленник сплевывал белые осколки. Эрвин смотрел.
Ненавижу чужую боль, – подумал он снова.
С диким лицом пленник лязгал челюстями, исступленно дробя собственные зубы. Задел и разжевал губу, кровь и слюна взбились в пену. Мышцы бугрились, лицо наливалось краской, глаза лезли из орбит. Но он ни на вдох не прекращал свое дело.
– Хотите знать секрет, милорд? – с самодовольством спросил капитан.
Нет, – подумал Эрвин. Альтесса ответила его устами:
– Сгораю от нетерпения.
Хайдер Лид показал два железных бугорка над ушами Орудия. То были «барашки» – рогатые головки винтов.
– Разобрали арбалет, милорд. Получили два винта, заточили до остроты и вкрутили в череп. И не просто так, а точно в щели между костями. Всадишь поглубже – кости раздадутся, будто лопается голова. Ему теперь все безразлично, кроме этих винтов.
– Довольно, – сказал Лид Орудию. – Ты молодец.
Двумя движениями он отжал оба винта на оборот. Пленник обмяк, расплылся в пустой и счастливой улыбке.
– Хетир валине халья!..
Женский шепот был полон злобы и страха. Эрвин почти забыл про кузнеца с семьей, а они-то все еще здесь.
– Что ты сказала?.. – спросил он шаванскую дочку. – Хочешь на место Орудия?..
Эрвин заложил за спину одну руку и показал девчонке два пальца. Взял ими барашек винта и с легкостью, без усилий сделал оборот. Пленник затрясся, забился, как от искры.
– Беритесь за дело, – приказал герцог. – И молитесь своим Духам-Странникам.
Покинув кузницу, он отошел подальше, чтобы не слышать криков, присел на берегу речки. Плескало течение, зеленела трава, дальний берег поднимался живописною кручей. Утки ныряли за рыбой, смешно задирая кверху пернатые зады. Несколько деревьев давали приятную тень. Альтесса Тревога разулась и вошла в реку попробовать водичку.
– Осторожно, могут быть пиявки, – предупредил Эрвин.
– Дно грязное, фу! – Тревога сделала пару шагов, утопая в иле. – Тебе понравилось, да, дорогой?
Эрвин не стал спорить:
– Этот гад заслужил свою судьбу. Он дрался за обладание Перстами. Убивал людей, чтобы получить возможность убить еще больше.
– А в чем разница между ним и тобою?
– Я не хочу убивать. Перст нужен мне только для защиты от таких, как он.
Альтесса подобрала подол и вошла глубже в реку. Вода обласкала ее стройные бедра.
– Вот и чудесно. Ныряй ко мне!
Эрвин хмыкнул:
– Нравоучения окончены?
– Мне очень приятно… – она присела, окунув в теплую воду низ живота, – …видеть тебя в душевном покое, лишенным сомнений. Я так люблю… – платье намокло, облепив ее голое тело, – …уверенных в себе мужчин!
Шрам, подошедший для доклада, не мог видеть Тревогу. Ее непристойные игры в реке не сбили его с мысли:
– Милорд, это хорошая деревня! Мы нашли все необходимое: провиант, снадобья, бинты. Вдосталь вина, сыра, молока, мяса…
– Дорогой, не отвлекайся, ты любовался мною, – альтесса погладила свою мокрую грудь.
– Есть даже мед, милорд! Оказалось, у них имеется пасека.
– Даже мееед… – протянула Тревога.
– Кроме того, несколько шаванок вполне пригодны. Люди просят позволения, милорд…
– Да, любимый, позволь им! И себе тоже!
Эрвин бросил насмешливо:
– Агатой клянусь, там точно есть пиявки. Заплывут тебе в…
Он осекся, глядя поверх головы альтессы на дальний берег. Оттуда донесся разноголосый шум. Группа чумазых шаванских детишек возникла будто из воздуха. Только что их не было – а теперь скользят по траве и вбегают в воду, а за ними шагают иксы Хайдера Лида, командуют:
– Не мельтешить! Перейти реку, построиться. Кто побежит – пристрелим.
– Откуда они взялись?.. – Эрвин прищурился, разглядывая берег.
Он состоял из узкого травянистого пляжа, за которым поднималась круча. Невысокая, всего ярдов пять, но даже с такой высоты дети не стали бы прыгать. Как они очутились у кромки воды?..
– Милорд, смотрите, где прятались, – указал Шрам, чей глаз был острее. – Там ложбинка между холмов, а перед ней кусты, вот мелюзгу и не заметно. Лидские Волки молодцы, что нашли.
И правда: чуть северней деревни крутой дальний берег прорезает щель. Должно быть, там течет ручеек, он и питает густые заросли, которые совсем прячут ложбину от взгляда. Однако она достаточно велика, чтобы вместить дюжину детишек…
Эрвин обернулся и окинул взглядом деревню. Местные жители лежали носами в пыль. Иксы Шрама бойко потрошили избы, снося добычу в тень амбара. Из конюшни выводили лошадей, придирчиво осматривали, подбирали себе заводных. А надо всем движением вставали двумя зубьями дозорные башенки. Они имели ярдов по десять высоты. Дальний берег Ройданы, поднятый на пять, вполне просматривался с них…
Герцог сказал:
– Капитан, вы спрашивали, как поступить с шаванскими девицами. Слушайте мой приказ. Соберите вместе девушек и детей – и отпустите. Пусть идут вдоль реки на юг. Миль через десять встретят ганту Ондея, он позаботится о них. Пусть передадут Ондею следующее: герцог Ориджин предлагает мир.
* * *
Два дня войско северян стояло на месте. Кайры вытрясли из деревни все – и устроили настоящий пир. Пелись песни, лилось вино, пылали костры, мясо капало жиром в огонь.
Раненые бойцы получили долгожданные снадобья. Правда, как принято в медицине, зелья не принесли пользы, зато благотворно сказалась сама стоянка. Раненых уложили в покое и прохладе, дали вдосталь воды, переодели в чистое, перевязали свежими бинтами. Многим стало легче от этого, к вечеру второго дня они нашли в себе силы выйти к общему столу. Лишь Гордону Сью сделалось хуже, он метался на грани между жизнью и смертью.
Чтобы местные жители не мешали пировать, их изгнали на дальний берег Ройданы. Под наблюдением двух десятков кайров они строили укрепления: копали рвы и насыпали валы. Герцог давал один шанс из сотни на то, что ганта Ондей примет мирное предложение. Шаваны считают Ориджина слабым. Шаваны беспощадны к слабости врага, потому будет бой. Как бы ни хотелось обратного – будет.
Герцог планировал оборону на дальнем, высоком берегу реки. Один вал строили прямо на краю прибрежной кручи, другой – в трехста ярдах за рекою. Заняв позицию между валами, можно было держать круговую оборону. Эрвин регулярно поднимался на стрелковую башенку и смотрел через реку за земляными работами.
Дюжина шаванов и шаванок осталась в деревне: прислуживать северянам и готовить еду. На их глазах кайры опустошали амбары и погреба, выгребали все запасы. Давным давно, еще только вступая на земли Южного Пути, Эрвин дал себе одно обещание. Никогда прежде не было так трудно соблюсти его, как сейчас, но слово дворянина есть слово дворянина. Он собрал старших шаванов во главе с кузнецом, на их глазах заполнил вексель, поставил личную печать. Вручил кузнецу со словами:
– Мой вексель примут к оплате в любом банке центральных земель. Сумма с лихвой покроет ваши убытки. Не смей оставить ее себе, а раздели со всей деревней.
Бершан с женой и сыновьями передали вексель друг другу. Затем и другие шаваны потянули к нему руки. Мало кто умел читать. Многие просто глядели на отпечаток герба, пока жена кузнеца испуганным шепотом повторяла сумму. Одно за другим лица шаванов наполнялись страхом. Кузнец уставился на Эрвина с видом отчаянья. Иксы ухмыльнулись так, будто услышали тонкую остроту.
– Что с ними всеми?.. – спросил Эрвин у альтессы.
– Ты поступил весьма изящно, милый. Сдержал слово, расплатился за грабеж – а потом вырежешь деревню и вернешь себе вексель.
Тревога знала: деваться некуда, рано или поздно шаванов придется перебить. Ведь они видели тайну.
Готовое Орудие представляло собой устройство из древесины, железа и человеческой плоти. К прочному стулу, укрепленному брусьями, был привинчен пленник. Ножки стула имели такую форму, что допускала установку и на землю, и на спину лошади. Голова и левая рука пленника сохранили свободу движений – чтобы он мог самостоятельно питаться. А правую руку намертво прикрепили к системе из рычагов и шарниров. С помощью рычагов стрелок мог нацелить руку Орудия в нужную сторону и даже зафиксировать, если потребуется. На случай неповиновения в черепе Орудия остались вкручены винты.
Возник вопрос: кого назначить стрелком? Кайры из Лидских Волков, которые обрабатывали пленника, были отменными дознавателями и диверсантами. Но тут требовался надежный человек с острым глазом и тактической смекалкой. Эрвин собрал на совет офицеров.
– Для управления Орудием нужен опытный стрелок.
Ротные командиры осмотрели Орудие, поводили Перстом, убедились в легкости использования. И впали в странное замешательство. Минуту, вторую никто не нарушал молчания. Первым высказался Хайдер Лид:
– Советую вам, милорд, отдать Орудие в другую роту. Место Лидских Волков – в тылу врага, а эта штука должна работать на фронте.
Тут же заговорил Шрам:
– Милорд, я командую ударной ротой, мы хороши для конной атаки. А Орудие лучше бы оставить позади и стрелять издалека. Оно не для нас.
Фитцджеральд из вымпельной роты сказал:
– Я слишком молод, чтобы принять такую честь. Капитан Гордон Сью заслуживает этого. Пока он хворает, я не посмею.
Уловив закономерность, герцог повернулся к Айсвинду:
– А вы, барон, на каком основании откажетесь?
– Я скажу правду, милорд. Стрелять Перстом по людям – тяжкий грех. Мы звались святым воинством и бились против еретиков, но теперь сами уподобляемся им.
– Перст Вильгельма не в наших руках. Как вы можете видеть, его носит некий шаван.
– Подвластный нашей воле. Если всадник растопчет человека, спрос с наездника, а не с коня.
Эрвин нахмурился:
– Господа, мне тоже это не по душе…
– Неправда, ты в восторге! – шепнула альтесса.
– …но я иду на это ради светлой цели. Клянусь, что мое Орудие никогда не будет служить злу!
– Очень конкррретно, – мурлыкнула Тревога.
Барон Айсвинд переглянулся с другими офицерами. Чуть заметными кивками они дали ему право говорить за всех.
– Милорд, мы просим вас уточнить клятву. Что вы понимаете под светлой целью и что – под злом?
– Это очевидно всякому благородному человеку. Удивляюсь, барон, что у вас возникли сомнения.
Айсвинд склонил голову:
– Милорд, я – ваш верный вассал. Я забочусь о том, чтобы все мы остались чисты перед богами и людьми, и на Звезде вошли в чертоги Светлой Агаты. Голос сердца слишком тих и часто неслышен в пылу битвы. Пускай разум, а не сердце, поставит пределы, за которые мы не выйдем никогда.
– Справедливо, – согласился герцог. – Я клянусь применять Орудие только во славу Севера и против его врагов.
Барон кашлянул:
– Боюсь, этого недостаточно, милорд. У Севера много врагов.
– Против тех вражеских подразделений, которые имеют в своем составе Персты Вильгельма.
Лицо Айсвинда не стало мягче:
– Милорд, было бы правильно оговорить, как вы поступите с Орудием по завершению войны.
Эрвин посмотрел на существо, собранное из дерева и плоти. Ощутил затылком горячее дыхание альтессы. Почувствовал ее пальцы, скользящие вдоль спины.
– Тьма сожри, я хочу греха и позора не больше, чем вы! Вот только Орудие – наш единственный шанс на победу. Если видите иные, укажите их.
– Когда победа будет достигнута, вы уничтожите Орудие?
Альтесса пощекотала Эрвина:
– Не хочется-то, ай как не хочется.
– Уйди во тьму… Да, барон, я отпущу шавана в Орду Странников, а с Перстом поступлю так, как решит святая Церковь. Даю слово Ориджина.
Айсвинд выдохнул:
– Простите, милорд.
– Барон, вы полностью правы. Благодарю. А теперь, все же, посоветуйте стрелка.
На сей раз каждый ротный командир предложил одного из своих подчиненных. Но все как один отметили: нельзя приказать кайру стрелять Перстом; нужно просить добровольного согласия. И вдруг, неожиданно для всех, заговорил Лиллидей:
– Милорд, позвольте мне принять Орудие.
– Хорошая идея, – шепнула альтесса без издевки.
Эрвин оценил. Действительно, Джемис ходит неприкаянный. Не командует ни одним подразделением; плох и как советчик, поскольку молчит, и как телохранитель, ведь Эрвин сторонится его.
– Господа, вы не возражаете? – спросил у офицеров.
Они ответили поспешным: «Никак нет, милорд». Были только рады взвалить сомнительный долг на нелюбимого ими кайра.
– Джемис, вы должны принести клятву, подобную моей.
Кайр сделал это. Затем попросил в помощь двух человек для обслуживания Орудия. Хайдер Лид выделил тех бойцов, что уже работали с пленником. Затем Лиллидей принялся за дело.
Разведчики ганты Ондея продолжали рыскать вокруг стана иксов. Видели, как волки заняли деревню и начали пировать, слышали северные песни и хохот. Это входило в планы Эрвина: пускай донесут Ондею, что волки обнаглели; пускай ганта ринется в бой, кипя от ярости. Но про Орудие никто не должен знать. Потому Джемис упражнялся скрытно, прячась за избами и телегами. Использовал невидимые плети или разжигал костры возле мишеней, чтобы маскировать вспышки. Занимал конюшню, выгнав прочь лошадей, располагал Орудие у ближней стены, а перед дальнею расставлял поленья – и сжигал их одно за другим. Стрелять Перстом оказалось удивительно легко. В малых пределах Орудие могло корректировать выстрел, не шевеля рукою. Потому от Джемиса не требовалось точного прицела. Он направлял Перст рычагом примерно в сторону мишени и говорил:








