Текст книги ""Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель (СИ)"

Автор книги: Роман Суржиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 87 (всего у книги 355 страниц)

* * *

– Прошу вас, матушка, никаких прощаний!.. – сказал Эрвин, войдя в отцовскую спальню.

Леди София Джессика поднялась ему навстречу.

– О чем ты, глупое дитя?.. Я позвала тебя для нравоучений!

С того года, как пропал Рихард, герцогиня носила только черное с платиной. Однако сегодня – по случаю нравоучений – надела платье из алого шелка, и помолодела примерно на полжизни.

Обняла Эрвина чуть крепче, чем обычно, отстранилась, властно взмахнула ладонью:

– Садись, слушай воспитательную речь.

Отец, лежащий в тени, заговорил первым. Слова – глухие и скрипучие – все же были различимы:

– Мы гордимся тобой.

Привычная к роли посредницы меж Десмондом и гостями, леди София Джессика перевела:

– Ты совершенно несносен, знаешь об этом? Всем забил головы этим своим походом, никто и слышать не хочет ни о чем, кроме войны! С тем, как подвешен твой язык, лучше было тебе сделаться епископом. Определенно, вышло бы больше проку.

– Твои первые шаги полководца обнадеживают, – сказал отец.

Мать растолковала:

– Меж тем, твое войско никуда не годно, дорогой. Они только едят и сквернословят, и топчут прекрасные луга долины – более ничего. Двадцать тысяч сытых бездельников изо дня в день маршируют и машут деревянными мечами… Какое падение нрава! Я не могу видеть этого, спасаюсь только игрою на клавесине.

– Одобряю твои назначения, – продолжил лорд Десмонд, леди София исправно перевела:

– Блэкберри – кормилец, Лиллидей – наставник? Сумел запрячь в телегу двух старых упрямцев – и рад? Так проявляется твоя хваленая ирония?.. А Деймон – я не в силах даже понять, какова его должность! Ты пожаловал ему чин будущего прославленного героя?.. О боги! Любой, кроме самого Деймона, поймет, что ты над ним издеваешься!

– Горжусь и тем, как ты справился с Флемингом и Уайтом.

– Я давно знала: следовало поженить тебя с Молли Флеминг. Меньше было бы печалей – и с Флемингами, и с тобою.

– Отрадно знать, что армия полностью готова к походу.

– По правде, милый мой, мы ждем – не дождемся, когда же ты, наконец, уведешь отсюда свою стаю. Наконец-то в долине воцарится покой.

Эрвин все это время прятал улыбку, но теперь не сдержался. Обнял мать, шепнул:

– Что бы я делал без ваших наставлений?

– Ответ очевиден, дорогой: влачил бы жалкое существование…

Лорд Десмонд проскрежетал:

– Многое мог бы сказать, но не время для советов.

Леди София Джессика отозвалась:

– Одевайся тепло, ты же так склонен к простудам. Возьми с собою несколько хороших книг для развлечения: ведь вы идете в Южный Путь, а там всегда смертная скука. Держи в узде свой юмор. Тебе кажется, кто-то кроме меня и Ионы его понимает, но, поверь, ты ошибаешься. Держи при себе умных людей и обязательно находи время для бесед. Война так отупляет! Боюсь, когда вернешься, с тобою и не поговоришь ни о чем высоком. Ах, и главное: окажешься в Фаунтерре – непременно посети театр! Я хочу услышать твой рассказ.

Лорд Десмонд выдержал паузу и медленно, отчетливо выговорил:

– Скажу главное. Мы в тебя верим.

Слова были прекрасно слышны, но леди София Джессика сочла нужным перевести:

– Скажу главное. Мы в тебя верим.

Одним махом уничтожив все впечатление, альтесса-тревога прошептала на ухо Эрвину:

– Вот видишь: они тоже.

* * *

Иона пришла к брату после полуночи.

– У тебя свет в окне. Ведь ты меня ждал?

– Совмещал ожидание с чтением. Давеча в библиотеке нашел прелюбопытную книгу.

Он показал сестре обложку, Иона удивленно хмыкнула:

– «Вопросы полководца»?.. Но это же отцовское сочинение! Ты должен бы знать наизусть. Даже нам в Елене-у-Озера преподавали…

– Вот-вот, – кивнул Эрвин. – Я нашел здесь кое-что занятное, чего прежде не замечал. Скажи-ка, раз уж преподавали: как следует действовать, вступив на вражескую землю?

Иона нахмурилась, напрягая память.

– Закрепиться. Занять опорные пункты, наладить твердое сообщение с родной землею, взять контроль над дорогами.

– Следует ли спешить, развивать быстрое наступление?

– Бывают редкие случаи, когда это выгодно. А чаще, быстро идущая армия подвержена опасности.

– Почему?

– Противник хорошо знает твое положение, ведь ты на его земле. Ты же знаешь о нем мало. Если идешь быстро и без оглядки, он окружит тебя и ударит в спину.

– Ага, ага… А что говорится о взятии крепостей? Когда предпочтителен штурм, когда – осада?

Иона отняла у брата книгу, уселась на стол перед ним.

– Ты будто наставница Франческа! Скучнейшее существо в подлунном мире.

Эрвин усмехнулся:

– Я уже услышал все, что хотел. На том и кончим экзамен. Отчего ты так поздно? Я ждал раньше.

– А я ждала, что ты позовешь.

– Третьего дня я сказал, что хочу видеть вас – тебя и Виттора – в Уэймаре.

– Сказал. За столом, при всех. Я ждала, когда наедине.

– А я ждал, когда ты придешь излить возмущение.

Она покачала головой:

– Я все понимаю. Уэймару нужны лорд и леди. И девушке не место на войне…

– Печаль. Печаль в твоих словах, не понимание.

– Мне следует быть в Уэймаре, тебе – в Южном Пути. Понимаю, что так нужно. Потому и печально.

– А теперь – смирение напоказ. Мне на зло?

Иона спрыгнула, обошла его сзади, шепнула на ухо – как давешняя тревога, но тепло:

– Ты слишком много воображаешь, братец! Иногда случается и так, что я думаю не о тебе. Представь, какое чудо!

– И о ком же, с позволения спросить?

– Я – замужняя женщина, сударь. Мой лорд-муж, по счастью, такой же интриган, как и мой самовлюбленный братец. Так что скучать не приходится.

– Виттор рассказал тебе?

– О вашем плане? Да. Он даже сказал: «Не думаю, что Эрвин посвятил тебя в это, душенька. Эрвин – человек чести, он не стал бы вмешивать девушку… Но у меня от тебя нет секретов!» Представляешь? Так и сказал: «душенька». Так и сказал: «нет секретов». Так и сказал: «Эрвин – человек чести»! Хорош человек чести: скрывает от родной сестры все самое занятное!

– Итак, ты знаешь, каковы дела в Уэймаре?

– У моего лорда-мужа от меня нет секретов, – Иона показала кончик языка.

– Твой лорд-муж воображает, что главное поручено ему.

– Конечно, нет. Главная роль – моя. Я все ждала, когда ты об этом скажешь. Три дня, знаешь ли…

– Я доверяю графу Шейланду…

– Именно поэтому я должна проследить, чтобы он сделал то, что должен сделать. Сестры бывают понятливы, даже если братья не говорят с ними.

– Я доверяю графу, поэтому пошлю с тобой всего сорок мечей, а не целый батальон. Но, по меркам Уэймарского замка, сорок мечей – хорошая сила. Если вдруг Виттор расстроит тебя…

– Он – не – по – сме – ет!.. – нараспев произнесла Иона. И сделалась серьезной: – Уэймар – твой. Не сомневайся.

Эрвин сжал ее ладонь.

Попытались поговорить о чем-то еще – не заладилось, все казалось пустым и неважным. Вместе помолчали – тишина вышла тоскливой. Слишком ясно Эрвин ощущал ночь – последнюю. И невидимую тревогу, сидящую у ног.

– Тебе нужно спать, – сказала Иона. – Хотя бы изредка. Постарайся.

Она нехотя собралась уходить. Слова висели у Эрвина на языке, он не мог ни выдавить их, ни сглотнуть. Давился молчанием.

– Иона… – запнулся.

Сестра заглянула ему в глаза:

– Ты боишься?

– Да. Очень. Никогда в жизни так не было. Даже за Рекой, даже на мысу… Кажется, я тону в болоте. Вокруг черно… и засасывает. Захлебываюсь. Страшно. Холодно.

Иона взяла брата за плечи. Помедлила, ища слов.

– Если хочешь сказать, что веришь в меня или гордишься, или что-нибудь еще… Отец и мать сказали все это. Не помогло.

– По-прежнему страшно?

– Да.

– Последний день?

– Да.

– Впереди только тьма?

– Именно.

Иона влепила ему пощечину.

Хлесткую – аж в ушах зазвенело!

– Мирная жизнь – кошмар. Так говорил герцог Ориджин. Завтра начнется война – сразу станет веселее.

Меч

5—6 сентября 1774г. от Сошествия

Западная Альмера

Джоакин видел сон. Кругом было светло: ясные солнечные лучи заливали комнату. Озаренная солнцем, будто ореолом, в лучах двигалась девушка. Боги сновидений не давали Джоакину рассмотреть ее лицо, но фигура девушки была совершенна: тонкая талия, крутые бедра, длинные стройные ноги, восхитительная грудь… Девушка была нагая. Она двигалась с такой грацией, что парень готов был век не просыпаться, а только лежать и смотреть на нее сквозь закрытые веки. Девушка что-то искала, что-то переносила – хлопотала вокруг него. Когда наклонялась или приседала, у парня вырывался глубокий вздох. Пожалуй, она готовила завтрак. Когда Джоакин проснется, она присядет около и станет кормить – как есть, обнаженная. А потом принесет чаю… с медом. Непременно с медом!.. Он облизнул губы и протянул руки к силуэту, пытаясь поймать.

– Иди ко мне… крошка… – прошептал сквозь сон.

Она подошла и склонилась к нему. Джо различил капельки пота на ее груди. Уловил запах ее кожи – терпкий и сладкий. Не в силах сдерживаться, подался к ней всем телом…

И вдруг ощутил на шее пчелиный укус.

– Ай!..

Он открыл глаза.

Герцогиня Аланис Альмера сидела над ним, одетая в шерстяное платье для верховой езды. Лицо укрывал платок, повязанный на манер пустынных всадников: на виду лишь глаза и лоб. Ее кожа, действительно, источала запах, но не сладкого вина, а медицинского зелья. Искровый кинжал в руке миледи упирался острием под кадык Джоакину. Пальчик девушки лежал на лепестке – именно том, что соответствовал заряженному оку.

– Вы, собственно, кто? – спросила герцогиня.

Голос звучал болезненно глухо.

– Эммм… эээ… я ваш верный…

Она слегка придавила клинок.

– Кто?

– Джоакин Ив Ханна с Печального Холма…

– Какого рода?

Соблазн был велик, но лгать при первой же встрече показалось Джоакину слишком унизительным.

– Я не первородный, миледи.

Переносица герцогини так презрительно сморщилась, что парень счел нужным тут же добавить:

– Но я – сын рыцаря!

Слова не произвели должного впечатления.

– Печальный Холм – это что, деревня какая-то?..

– Ленное владение моего отца, – со всей гордостью отчеканил Джоакин.

Леди Аланис нахмурилась – видимо, перебирала в уме земли своих вассалов. Парень счел нужным уточнить:

– Печальный Холм в Южном Пути.

– Так вы иноземец?..

– Южный Путь, миледи, – с обидой ответил Джоакин, – столь же древняя земля, как…

Она оборвала:

– Почему вы спите под одной крышей со мною?

Крышей являлась груда прогнившей соломы над корявой, давно покинутой каким-то крестьянином мазанкой. Вчера, бежав из замка Блэкмор, они скакали пару часов, старательно путая следы. Миновали поле, лесок, новое поле, речушку, по руслу которой Джоакин проделал полмили, чтобы сбить с толку преследователей. А затем, на опушке новой рощицы, нашли эту хибару. Она была явно заброшенной и совершенно незаметной от реки, потому парень счел ее подходящим местом для ночлега. Миледи не возражала: от усталости уснула еще на лошади. Джоакин бережно отнес ее в домик, уложил на груду сена, найденную в углу, укрыл своим плащом. Он попытался рассмотреть ее лицо, столь долго скрываемое от его взглядов. Но окошки были крохотны, лунный свет едва пробивался внутрь, а девушка беспокойно вздрагивала всякий раз, как он прикасался к платку, так что Джоакин оставил это дело и устроился на ночь в соседнем углу.

– Жду ответа, – напомнила герцогиня.

– Я слышу, что вам трудно говорить, – проявил великодушие воин. – Не утруждайте себя вопросами. Позвольте, я поясню вам все с самого начала.

– Кратко, – потребовала девушка.

Как мог лаконично он изложил события, начиная от своего появления у стен Эвергарда. При этом не упустил важные для понимания обстоятельства, как, например: свою проницательность, с которою он угадал выход из подземного лаза; энергичные и решительные действия во время засады; высокую оценку, каковую дал сир Хамфри его боевым качествам. Здесь девушка прервала его:

– А, вы – тот наемник, которого взял лейтенант?

– Слово «наемник», миледи, не отражает существа моей натуры. «Странствующий рыцарь» придется более в точку. Но если брать в общих чертах, то вы правы.

Наконец она отняла кинжал от его шеи, однако не поспешила вернуть владельцу.

– Так почему вы спите со мною под одной крышей?

– Позвольте, миледи, я окончу свой рассказ, и все станет понятно. Когда вчерашним вечером в замке у меня зародилось подозрение о неблагонадежности Блэкмора, то я сию же минуту позвал Софи и сказал…

– Я хорошо помню события в замке, – прошипела миледи. – Подлец Блэкмор ответит сполна! Но я не о замке, а об этой… ммм… конуре. Как это вы улеглись спать в моей комнате?

Джоакин озадаченно огляделся.

– Миледи, но здесь всего одна комната. Как же я мог лечь в другой?

– Вам следовало лечь снаружи, у двери! Или разыскать жилище попристойнее.

– Но мы и так ехали целых три часа, прежде чем нашли эту хибару…

– Три часа?! Хотите сказать, вы увезли меня всего на каких-то десять миль и уложили спать?! Мы все еще во владениях Блэкмора, его люди легко найдут нас! С тем же успехом вы могли привязать меня к воротам замка или бросить среди дороги!

– Смею вас уверить, миледи, – уязвленно процедил Джоакин, – мы покинули владения графа. Я помню, как мы проезжали межевые столбы.

– И в какую же сторону нужно ехать от замка Блэкмор, чтобы за три часа покинуть графство? Карта моих земель переменилась, пока я спала?

– Я уверен, миледи, что пересек межу.

– Уверены?

– Да, миледи. Практически полностью.

Она вздохнула с нотой сочувствия, адресованной, видимо, себе самой.

– Поднимайтесь. Дайте мне раствор, я промою рану. Вы тем временем седлайте коней. И позаботьтесь о еде.

– А разве вы не…

– Что?

Он имел в виду: «…вы не приготовили завтрак?», но вспомнил: у них же нет еды! Да и в таком скверном настроении девушка вряд ли стала бы думать о завтраке.

– Позвольте, миледи, отметить несколько обстоятельств. Ваши требования не являются выполнимыми. Ваше снадобье осталось у Софи, в недоступности для меня. Оседлать коней не удастся в виду отсутствия седел, да и лошадь у нас всего одна. Кроме того, еды в нашем распоряжении не имеется.

Брови леди Аланис выгнулись дугой, как спина разъяренной кошки.

– Ни еды, ни снадобья, ни седел, ни коней?! И вы позволяете себе спать?! Отправляйтесь и добудьте все это! Немедленно!

– Миледи, я бы предложил иной план, – твердо начал Джоакин. – Мы вместе сядем на спину моей лошадке и поскачем в какой-нибудь город. Там легко найдем лекаря и пропитание, а также отправим весть вашим верным вассалам.

– Я не сяду на одну лошадь с вами!

Это жаль. Было чертовски приятно прижимать ее к себе, обняв за талию и ощущая своими бедрами ее упругие ягодицы.

– Миледи, трудные времена иногда заставляют нас жертвовать манерами и поступать по-простому, без лишних…

– Тупица! Даже если бы я растеряла всю гордость и поехала с вами в обнимку, чего, уверяю, в ближайшее столетие не случится… то все равно двое всадников на одной неоседланной лошади за милю выглядят беглецами!

Он вынужден был признать ее правоту.

– Тогда я пойду рядом и поведу лошадь под уздцы, а вы – верхом…

– Нет. Мы будем день ползти до ближайшего села, снадобье же нужно срочно. Раз в шесть часов – так велел лекарь! Ступайте сейчас, добудьте зелье и второго коня! И, надеюсь, вы хоть немного разбираетесь в лошадях, чтобы отличить скакуна от старой клячи.

– Миледи, если хотите знать, конюшня моего отца…

– Пошел!

Так она это сказала, что не возникло у Джоакина мысли обидеться или возмутиться. Да и вообще мыслей не возникло, он просто быстро встал и начал одеваться, а лишь потом, задним числом ощутил горечь: что это она мною помыкает, как слугой?! Но списал на хворь и голод, которые всякого разозлят.

Перед выходом он вспомнил еще одно плачевное обстоятельство и задал вопрос:

– Миледи, простите, у вас имеются деньги?

Она только смерила его презрительным взглядом – сумасшедший, чего взять.

– Я имею в виду, не в казне, а сейчас с собою.

– Откуда?

– Тогда, простите, как же мне приобрести лошадь?

Она склонила голову, с пристальным интересом оглядела его, будто сказочное животное. Мужчин, у которых нет ни седла, ни еды, ни денег, герцогиня прежде не встречала, и, видимо, не подозревала об их существовании.

– Вся земля, сударь, на сотню миль вокруг, принадлежит мне. Даю вам право реквизировать любую лошадь, какую увидите. Только торопитесь, тьма вас сожри!

В глубоком душевном смятении он покинул лачугу.

* * *

Вскоре Джоакин осознал всю глубину народной мудрости, выраженной в поговорке: «легче сказать, чем сделать». Эти слова в полной мере относились к приказу реквизировать лошадь.

Как ее, собственно, реквизировать? Сперва лошадь необходимо разыскать. Поскольку нужна не крестьянская кляча, таскающая плуг, а добрый верховой скакун, то искать его надлежит на дороге, либо в чьих-нибудь конюшнях, либо на выпасе. Где находятся пастбища графа Блэкмора, Джоакин не знал. Можно было, конечно, вернуться и спросить у миледи, вот только… эээ… словом, от этой идеи он отказался. Конюшни имеются обыкновенно на хозяйских подворьях, и увести оттуда лошадь средь бела дня, на глазах у всей челяди – это, пожалуй, вызовет дипломатический конфликт с последующим сеансом фехтования на лопатах, топорах и оглоблях. Наконец, остается дорога. Конь, движущийся по тракту, будет иметь на спине седока. Что логично. И как же поступить? Убивать всадника Джоакин не собирался. Взять убеждением – мол, высочайшим приказом герцогини изымаю вашего коня, – так ведь не поверит. А если поверит – тем хуже: того гляди, это наведет врагов на след леди Аланис. Наконец, можно выдаться простым грабителем, пригрозить мечом и отнять лошадь. Противно и унизительно… и опасно: всадник побежит с жалобой к шерифу, а шериф мигом доложит подлецу Блэкмору.

По-хорошему, надо бы лошадь втихую украсть… то бишь, секретно реквизировать. Но ведь день стоит, и, как на зло, солнечный! Где найти днем лошадь без присмотра? Да еще и с седлом в придачу?

Размышляя об этом, Джоакин ехал вдоль речушки. Увидел мосток, свернул на дорогу, двинулся по ней. Авось попадется навстречу некий верховой путник, и Праматери подскажут верный образ действий… Но, люди встречались редко, да и те были пешими крестьянами. Раз увидел повозку, запряженную ветхой гнедой старухой, которая, пожалуй, помнила еще коронацию покойного императора. Другую телегу тащила пара волов. На телеге возвышался немалый стог сена, на сене безмятежно дремал мальчишка, накрыв лицо соломенной шляпой. Джоакин вообразил путешествие вдвоем с миледи, переодетой в крестьянское платье, лежа на стоге сена… Недурная перспектива нарисовалась, жаль, что пришлось отказаться. Затем мимо проскакал почтовый курьер. С этим парнем Джо решил не связываться: у почтовиков быстрые мечи и горячие кони. Либо станет драться, как черт, либо пришпорит коня и улетит – поди догони.

Но вот боги улыбнулись ему: поодаль показалась придорожная харчевня, а рядом имелась коновязь. Правда, она пустовала, но, не ровен час, приедет кто-то на обед, зайдет внутрь, а коня оставит без присмотра. Слово «обед», произнесенное даже мысленно, наполнило рот слюной. Джоакин оставил Леди в поле на приличном расстоянии, а сам пошел в таверну.

Хозяин – добротный усатый крестьянин – был в зале один.

– Мне бы покушать, – обратился к нему Джо.

– А деньги у тебя имеются? – недоверчиво повел бровью крестьянин.

– Еще бы! – солгал парень.

– Ну, так покажи.

Вот же бдительный гад! Джоакин подавил желание выхватить меч и вскричать: «Именем герцогини Альмера, я требую еды и питья!»

– Я… того, отработать могу. Скажем, дрова нарубить…

– Дров не нужно, – возразил хозяин. – Дрова я сам рублю, мне это в охотку. Приятная штука: ты его хрясь – оно и разлетелось… А вот копать не люблю.

– Копать?

– Хочу нужник передвинуть. Надо, значит, новую яму вырыть. Потрудишься – получишь обед.

Джоакин согласился. Хозяин предупредил:

– Только земля там влажная… смотри не уделайся.

Парень получил в руки лопату, был снабжен ценными указаниями о том, каких размеров копать яму, и приступил. Грунт был сырым, липким и черным. Скоро тот же цвет и фактуру приобрел Джоакин. Настроение сделалось отнюдь не радужным. Копать Джоакину не доводилось с детства, и никакой душевной тяги к этому занятию он не испытывал. Что это такое вообще – копать? Будто крестьянин в грязи возится… или могильщик яму роет. Мысль о могиле напомнила ему Полли, и Джоакин совсем приуныл. С тоскливой злобой вонзал лопату в проклятый чернозем, швырял, куда глаза глядят. Комья летели во все стороны, пачкая лицо и волосы. Парню было безразлично. Он провалился в пучину грусти, приправленной презрением к себе. Бедная милая Полли. Он ведь даже не попрощался с нею! Видел лишь, как подлый торгаш застрелили ее, а потом лишился чувств, а когда очнулся, Полли уже лежала в земле, в такой вот яме… Была – и не стало. Как одуванчик: ветер подул – и нету. А сам Джоакин опустился. Славный воин, будущий рыцарь, гвардеец герцога… ага, размечтался! Теперь вот роешь яму и думаешь о том, как украсть коня. Бандит с большой дороги – вот кто ты есть.

По счастью, боги наделили Джоакина полезнейшей чертой: он был неспособен долго переживать унижение. Вот и теперь его душа быстро пресытилась грустью и досадой, и события увиделись ему в новом свете. Чего не сделаешь ради миледи! Махать мечом всякий воин может, таких у герцогини вдоволь. Совсем другое дело – не побояться низкой работы, рискнуть запятнать руки рытьем отхожей ямы и конокрадством. Поступиться даже самым дорогим – своей честью – когда это нужно для спасения миледи! Вот где истинная преданность, вот в чем подлинный подвиг!

Заканчивая дело, Джоакин уже улыбался. Хозяин, что вышел проверить, даже воскликнул:

– Э, э, стой! Разогнался. Уже не нужник, а погреб вышел. От сих до сих зарой обратно.

Покончив с ямой, он добыл воды из колодца и хорошенько умылся, ополоснул даже волосы. А затем, на обратном пути в харчевню, невзначай прошел мимо коновязи. Там расположилась крестьянская телега с парой тихоходов, бричка с хилой лошаденкой и – то, что надо! – крепкий вороной жеребец под седлом. Приободрившись, Джоакин зашел в таверну. Владельца вороного он опознал сразу: хмурый воин при коротком мече и в легкой броне, смахивающий на курьера. Однако не курьер имперской почты, а, скорее, графский посыльный: на груди дублета воина был вышит ястреб со змеей и солнце, такой же герб Джо видел вчера в замке Блэкмора. Это наполнило парня двойной радостью: увести коня у слуги изменника – это вовсе не кража, а боевой трофей.

Хозяин выдал Джоакину харчей, и тот проглотил за минуту, не разбирая вкуса, до того уже был голоден. Однако успевал поглядывать на графского посыльного – тот жевал гуляш и прихлебывал эль, косясь на грудастую селянку, что обедала вместе с мужем за соседним столом. Все это в высшей степени отвечало замыслу: и посыльный, и крестьяне, похоже, просидят тут еще долго. А вот Джоакин уже промокнул свою миску краюхой хлеба, отправил в рот, запил водой и схватился с места. Вылетел было прочь, но вовремя вспомнил о миледи и вернулся.

– Трактирщик, мне бы еще с собой в дорогу еды взять.

Хозяин харчевни качнул головой:

– Об этом, вроде, не договаривались.

– Но ведь работу я хорошо сделал, верно? И эля не просил, водой обошелся. И еще, сам посуди: если ужин надо заново зарабатывать, то когда же мне ехать? Как я при этаких делах до Фаунтерры доберусь? До обеда одну яму копай, до ужина – другую…

Хозяин оценил весомость аргументов и выдал Джоакину лукового хлеба, сыра и редьку, завернув все это в тряпицу. Весьма довольный собой, парень вышел во двор, нагло прошествовал к коновязи и отвязал вороного жеребца.

Конь недобро покосился на него, ударил копытом.

– Ну, ну, – сказал Джо и потер вороного по морде.

Тот отпрянул и всхрапнул.

Джоакин, привыкший к Леди, давно уже не менял коней. Он озадачился было, но лишь на секунду. Потом вспомнил верное правило: лошади, как и девицы, уважают решительность. Нужно действовать прямо и твердо, ясно показать, кто главный. Он крепко ухватил поводья и вспрыгнул в седло. Жеребец притих. То-то же! Знай, кого слушаться!

Джоакин развернул его и ударил пятками… но конь не тронулся с места, а громко возмущенно заржал.

– Ах, ты так! – взъярился воин и со всех сил влупил коня под ребра.

Тогда жеребец встал на дыбы. Не ожидавший такого маневра Джо слетел с седла и оглушительно грянулся на землю. В голове загудело, как в пустом казане.

Он поднялся на ноги как раз вовремя, чтобы увидеть графского воина, хозяина харчевни и крестьянина, выбегающих во двор. При желании, Джоакин справился бы со всеми тремя… но он и не подумал о драке – слишком уж позорной была ситуация. Неудавшийся конокрад застигнут на горячем, сидя в пыли на заднице! Даже смотреть в глаза людям было стыдно, не то что сражаться с ними. Джоакин густо залился краской… и бросился наутек. Вслед ему понесся хохот. Крестьянин с крестьянкой, седой дед из брички, хозяин харчевни с двумя слугами и посыльный Блэкмора – все дружно смеялись, глядя вслед Джоакину. Тот бежал, прихрамывая, потирая ушибленный зад и виляя, как пьяный, из-за гула в голове.

Позже Джоакин понял, что унижение спасло ему жизнь. Не будь зрелище столь потешным, графский воин прекратил бы смеяться, верхом нагнал бы конокрада и на всем скаку снес ему голову.

* * *

День вышел долгим.

Потерпев неудачу в таверне, Джо не утратил надежды разжиться конем и двинулся дальше по дороге. Других харчевен не встретил, как и одиноких всадников, но спустя время добрался до села. Объездив его вдоль и поперек, не приметил ни единой беспризорной лошадки. Зато сам был замечен крестьянами и спрошен: «Вы что разыскиваете, добрый сир? Не нужна ли помощь?» Он спросил, не продает ли кто лошадь, в надежде как-то уломать продавца принять расписку вместо денег. Но нет, никто в селе не продавал коня, да ни у кого и не было коня, достойного доброго сира. Тогда он вспомнил о другом поручении и спросил лекаря. И лекаря в селе тоже не было – вот захолустье-то! Но была бабка-повитуха, которая зналась на травах. Джоакин подался к ней.

Едва увидав его, бабка – землистого цвета карга – заорала, чтобы он убирался прочь сей же час, ибо девичье зелье она нипочем не продаст мужику, пусть ее чумные крысы сожрут, а все равно не продаст!

– Какое еще девичье зелье?.. – оторопел Джо.

– Не прикидывайся, гаденыш! Насквозь тебя вижу! Смерть младенцу готовишь? Нерожденному дитяте своему?! Уйди во тьму, стервец! Чтоб тебя вороны расклевали!

– Чушь какая! – вскричал Джоакин. – Какие к чертям младенцы? Мне для раны зелье нужно, чтобы не гноилась, понимаете?

Бабка успокоилась мигом – так быстро, что аж жуть взяла.

– Покажи-ка рану.

Он пояснил, что раны на нем нет. Она, значит, на девушке осталась.

– А рана какая? Рубленая, колотая, резаная, жженая?..

Он сказал было, что ожог, но усомнился: рана ведь от Перста Вильгельма. Кто знает, ожог это или нет.

– Ну, такая… не так, чтоб от огня, и не совсем от клинка, а нечто среднее…

– Если бешеный пес укусил, то надо было железом прижечь, – зачем-то сказала бабка.

– Никто ее не кусал. Рубанули чем-то, а чем – поди разбери. Вроде бы чем-то горячим.

– Ладно…

Карга ушла, покопалась в закромах, что-то обрушила, выкрикнула гневную тираду про слепых кротов, которые нож от кочерги не отличают, наконец, принесла мешочек порошка.

– Размешай с водой, чтобы густая каша получилась, потом смажь рану, понял?

– Понял.

– Твоя девица орать будет, но ты спуску не давай, все равно смажь. А то загноится и помрет. Понял?

– Понял.

– Ну, раз понял, то деньги плати.

Денег у Джо не было, и бабка высказала ряд соображений по этому поводу. Джоакин покраснел, побелел, стал на полфута ниже ростом, но тут знахарка сменила гнев на милость и отсыпала ему наперсток порошка – за так.

– На два раза хватит. Потом найди денег и приходи с девицей вместе. А не то помрет. Понял?..

С огромным облегчением он сбежал от нее, вспрыгнул на спину Леди и поскакал через деревню. И тут увидел дивную штуку: на заборе висело седло с подпругой! Кто-то расседлал лошадку и оставил сбрую вот так, небрежно! Эх, сельская доверчивость! Он схватил седло и понесся во весь опор, вылетел из деревни, так и не пойманный на горячем. Лишь позже сообразил, какого свалял дурака: ему бы не седло хватать, а разыскать лошадь, что под ним была, и ее увести! А теперь-то пропажу заметили, и назад вернуться никак не выйдет.

В отчаянии он двинулся прямиком через поле, кляня себя за недомыслие. Да и не только себя – многим досталось. Треклятый посыльный графа – оседлал Темного Идо вместо коня. Чертовы нищие крестьяне – не держат лошадей. Проклятые домоседы – вот никто никуда не едет! Человек же не дерево, должен странствовать, а не взаперти сидеть! Так ведь нет, ни один не оторвет свой зад от лавки и не выедет на дорогу! Чтоб вам всем неладно было!

Да и вообще, Альмера эта – какая-то бедная земля! Отчего никто не пасет коней? Вот у нас, в Южном Пути, всякий крестьянин держит лошаденку! Хоть какую, хоть захудалую, а держит. И под вечер обязательно выведет на луг, стреножит да и оставит пастись. Бери – не хочу! А здесь…

И вдруг заметил вдалеке коня. Тот в одиночестве жевал траву, никто не следил за ним. Джоакин рванулся к добыче.

Оказался, не конь, а кобылка. Костлявая, узкогрудая, с проваленной спиной. Но другой не было, а солнце шло на убыль, и Джоакин взял эту. Как-нибудь обойдется, – сказал он себе.

Уже вечерело, когда воин вернулся к хибаре. Он вел двух лошадей (одну – под седлом), нес за пазухой пол-буханки лукового хлеба с куском сыра, в кармане имел мешочек зелья, и чувствовал себя настоящим героем.

– Миледи, – крикнул он еще с улицы, – я вернулся!

Было бы здорово, чтобы она вышла на порог ему навстречу. И причем – без вуали. Так, чтобы он увидел радость на прекрасном лице. Не зря он покричал заранее – пусть Аланис знает, что это он, и смело выходит встречать безо всякой маскировки.

– Чего-оо? – донесся изнутри грубый хриплый голос.

Джоакин нахмурился. Голос миледи и утром звучал скверно, но теперь совсем уж испортился. Неужто ей стало настолько хуже? Тьма, конечно! Ведь рану не промывали уже целые сутки!

– Простите, миледи, что я так долго… – сказал парень, входя в лачугу.

И замер. В углу, на груде тряпья, лежал грязный заросший мужик в обрывках ливреи. Бродяга. Бесформенная шляпа, похожая на воронье гнездо, закрывала его лицо. Бродяга поднял ее, исподлобья зыркнул глазами и прохрипел:

– Ну, здрааасьте… еще один.

Язык у бродяги заплетался.

– Где миледи?! – подскочил к нему Джо. – Я тебя спрашиваю: что с нею сделал?!

– Это мое место! – рыкнул в ответ бродяга. – Мое, понял? Еще весной нашел! Все добро тут – мое!

Он скомкал дерюгу, на которой лежал.

– И вот это – тоже мое.

Бродяга подтянул к себе поближе бутыль с мутной жидкостью.

– Мое место. Уходи отсюда!

– Если ты мне сейчас же не скажешь, где она…

Джоакин ухватил бродягу за грудки, но тут же выпустил: до того омерзительно тот смердел.