Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 93 (всего у книги 97 страниц)
– Ты больше не любишь меня, господин?..
По щеке Геланики сбежала прозрачная слеза. Однако она все еще держала себя в руках и не расплакалась, чтобы не вызвать у любовника отвращения.
Надир принялся утешать ее, заверять, что любит пуще прежнего. Но разве Геланика сама не понимает, как будет опасно? Вот когда они возьмут Милет, он с почетом привезет туда свою царицу, и перед нею все преклонятся. Ну а пока нянька побережет ее с ребенком.
Геланика впилась зубами в костяшки правой руки, чтобы не разрыдаться от бессильной злости. Старая ворона накаркала Надиру – а он, конечно, послушал свою персиянку… На седьмом месяце уже не так легко было потерять дитя, Геланика знала от женщин гарема и рабынь, что на позднем сроке ребенок укрепляется во чреве; а вот потерять свое положение при Надире Геланика могла в два счета. Тем более, если Надировы персы и в самом деле возьмут город и наберут себе каких угодно женщин, – а предводителю, разумеется, достанутся лучшие!
Следить за ходом сражений она не сможет, и помогать советами – тоже… И больше всего Геланика боялась остаться на Самосе без своего покровителя.
Однако ничего поделать было нельзя – Надир часто уступал ей, желая порадовать, но сейчас ионийка видела, что он только пуще разгневается, если начать настаивать на своем. И Геланика склонилась перед своим повелителем, смиряясь с его решением.
Когда корабли покидали Самос, Геланике не было позволено даже проводить их: Надир заявил, что для нее трястись в повозке будет опасно.
Перс на прощание поцеловал ее в щеку, как государь свою царицу, а Геланика поклонилась – тоже церемонным придворным поклоном. Но на сердце было тяжело. Ионийка видела, что мысленно Надир уже не с ней.
Когда ее могущественный любовник ушел, Геланика легла на кровать, на подушки, и наконец-то наревелась всласть. Потом взяла зеркальце и полюбовалась своим опухшим лицом.
– И пусть там найдутся другие для его услаждения… так даже лучше, – мрачно пробормотала ионийка. – Зато царица может быть только одна, а прочие не будут значить ничего!
Сколько женщин было у Дария, кроме Атоссы? И кто слышал о них вне стен гарема? Одна лишь Атосса прославила себя на весь свет, и сын ее Ксеркс возвышен над всеми!
Геланика не заметила, как задремала.
Проснулась она уже поздно ночью, оттого, что захотела по нужде, – Геланика теперь чаще обычного чувствовала позывы облегчиться. Молодая женщина села на кровати и прислушалась – ночная тишина казалась ей тревожной… Хотя это, конечно, потому, что Надир уехал. Стража на своих местах, а значит, ничего не может случиться.
Рабыня мирно посапывала в своем углу. Геланика улыбнулась и, присев на корточки, вытащила из-под кровати глазурованный горшок с крышкой.
Потом ей захотелось пить – и непременно гранатового сока, оставшегося с вечера: ребенок часто требовал чего-нибудь этакого. Старуху будить было долго, и Геланика сама пошла на кухню, с удовольствием утопая босыми ногами в мягких коврах. Она даже Надира приучила снимать сапоги и переобуваться в домашние туфли в ее комнатах, чтобы ничего не пачкать.
На уютной кухоньке, с печью, жаровней и полками, уставленными пузатыми горшочками, Геланика налила себе соку из синего стеклянного кувшина. С наслаждением осушила чашку, потом налила еще…
Внезапный шорох со стороны окна заставил ее замереть; волосы на голове зашевелились. Грабители, подумала ионийка.
А стража, как всегда без хозяина, спит и ухом не ведет!..
Стараясь не шуметь, Геланика стала медленно обходить стол, продвигаясь к двери. Еще шажок, еще – и она выскочит в коридор, и уж тогда подымет крик! Слыша только собственное прерывистое дыхание, Геланика повернулась в ту сторону, откуда раздался шорох…
В следующий миг кто-то прыгнул на стол у нее за спиной; а потом мозолистая мужская ладонь запечатала ей рот. Геланика замычала от ужаса. И тогда почувствовала у своей шеи холодное острие ножа.
Она услышала голос, который надеялась никогда больше в жизни не услышать.
– Забавно, правда? Муж выкрадывает жену у любовника. Гораздо чаще случается наоборот!
Геланика закрыла глаза, чуть было опять не обмочившись. Нет, это ей снится, это слишком ужасно, чтобы быть правдой…
Она невольно дернулась, пытаясь высвободиться; и тогда острие сильнее укололо ее.
– Закричишь – перережу глотку. Я успею раньше твоей стражи, – прошептал ей на ухо Критобул. Потом он чуть ослабил хватку. – Ну, так как?..
– Пусти, – взмолилась Геланика. Она даже не пыталась понять, каким чудом ее муж сюда попал. – Я… Я беременна!
Критобул отпустил ее, и Геланика быстро повернулась к нему лицом. Критянин ухмыльнулся ей, сидя на столе на корточках и поигрывая ножом; а потом быстро соскочил на пол, оказавшись между нею и выходом. Мгновенно отступив, Критобул захлопнул дверь.
– Ну а теперь давай потолкуем.
Геланика уже несколько успокоилась: поняла, что прямо сейчас муж убивать ее не намерен.
– Чего ты хочешь?
– Тебя, – ответил Критобул, не сводя с нее глаз. Невероятно, но Геланика прочитала во взгляде критянина желание. – Мы уйдем отсюда вдвоем, или я уйду один… но ты этому уже не порадуешься.
– Ты не сможешь выкрасть меня, – прошептала Геланика, не сводя глаз с его ножа, с блестящей костяной рукоятки, обточенной в виде дельфина.
Критобул улыбнулся.
– Отчего же не смогу?
Он подбросил нож и ловко поймал его за лезвие.
– У меня здесь есть помощники, женушка. И, ты думаешь, мы зря выжидали, пока твои персы покинут остров?
– Они тебя найдут, – негромко воскликнула Геланика: на глазах выступили слезы. Она уже понимала, что придется подчиниться. – Надир убьет тебя!..
Критобул рассмеялся.
– Это я его разыщу – а там поглядим, кто кого убьет, – весело возразил он.
Критянин схватил со стола кувшин с темно-красным соком и сделал несколько жадных глотков. Потом со стуком поставил кувшин на место.
– Благодарствую, хозяюшка, в горле пересохло! А теперь нам пора.
Он двинулся вперед, тесня Геланику к окну. Хочет вытащить ее через сад? Она десять раз успеет закричать, пока они не уйдут!
Но Критобул подумал и об этом: не успела Геланика опомниться, как муж затолкал ей в рот платок. А потом потянул ее за руку в сторону окна.
* Беотарх – должностное лицо в Беотии, избиравшееся от территориального округа. Совет из беотархов представлял собой высший исполнительный орган самоуправления Беотии.
========== Глава 208 ==========
Все получилось, как хотел критянин, – заставив жену спуститься по привязанной к ставню веревке, он немедленно спрыгнул в траву сам и этой же веревкой стянул Геланике руки. Дальше он тащил ее, как козу или купленную рабыню на привязи… но только пока они не выбрались на улицу, где Критобула в самом деле дожидались помощники. Похоже, такие же тертые, как и он.
Узкими переулками и дворами, перебегая из тени в тень, они приблизились к городской стене, сделав большой крюк в сторону от главных ворот. Геланика уже изнемогла и задыхалась с кляпом во рту, и видела, что даже обманутый муж поглядывает на нее с нетерпеливой жалостью; однако выплюнуть тряпку ей так и не позволили. Все остановились под стеной, и мужчины забросили наверх веревки с крючьями на концах. Когда Критобул и один из его помощников преодолели подъем, пленницу тоже обвязали бечевкой под мышками и начали осторожно поднимать.
Геланика и сама подтягивалась, цепляясь за выкрошившиеся кирпичи пальцами и упираясь ногами. Почему она слушалась этих людей и охотно шла с ними, не пытаясь привлечь к себе внимание стражи?.. Геланика сама удивлялась своему поведению, но иначе почему-то не могла…
Снаружи, вокруг города, был вырыт ров – а по ту сторону их дожидались еще люди, которые караулили воз, запряженный парой волов. Они держали лошадей для себя и остальных. Через ров в этом месте были перекинуты прочные доски, а глубоко внизу струилась темная вода…
– Живее, не задерживай нас! – прикрикнул сзади Критобул. Геланика ощутила злорадство при мысли, что она сейчас может остановить всех этих мужчин своим упрямством; но потом какое-то внутреннее побуждение заставило ее послушаться.
Она перешла по мостику, холодея от испуга, пошатываясь и расставив руки. На другой стороне Геланику подхватили, не давая соскользнуть по крутому откосу; а потом подвели к телеге. Усадив женщину в повозку, на мягкие мешки с шерстью, похитители велели ей лечь, а сверху набросали соломы и накрыли холстиной.
Геланика понятия не имела, что этот способ похищения ее мужу подсказала царица Ионии; однако догадывалась, что без Поликсены тут не обошлось. Когда воз тронулся, под стук колес наложница Дариона наконец изловчилась выплюнуть душившую ее тряпку.
Спустя небольшое время телега вдруг остановилась, и послышались чужие голоса. Ионийка замерла, услышав, как ее похитители переговариваются со встречным конным разъездом. Геланика даже задержала дыхание, чтобы не выдать себя.
Почему она теперь не подняла крик?..
Самое большое несчастье гаремных женщин – да и женщин вообще… в том, что, как бы высоко они ни вознеслись, они не могут заявить о себе нигде, кроме своей половины дома, и никто не видит их, кроме господина, в глазах которого они единственно имеют значение. Если Геланика сейчас высунется и крикнет, что она наложница благородного Надира и ее похитили, кто ей поверит? И кто захочет впутываться в домашние дела могущественного персидского военачальника?
Когда повозка опять тронулась, Геланика немного полежала смирно; а потом не выдержала и выпростала голову. Ей нужно было глотнуть воздуха!
На дороге никого больше не было слышно, и Геланика отважилась позвать:
– Критобул!
Верховой муж тотчас возник справа от нее. Он уцепился за борт телеги и, подтянувшись ближе, быстро окинул пленницу взглядом:
– Вылезла? Я уж боялся, что ты задохнешься!
Геланика невольно усмехнулась, выбивая из волос соломинки.
– А не боялся, что я закричу?..
Она вдруг осознала, что и вправду могла бы обнаружить себя перед конными стражниками – хотя бы с половинным успехом. Даже если бы воины усомнились в том, кто она такая, ее мужа с друзьями наверняка схватили бы, чтобы разобраться.
– Ты бы нас не выдала, – сказал муж, после долгой паузы. Он улыбнулся ей, а потом отвернулся, сосредоточившись на дороге. Геланика раздраженно фыркнула: и почему этот наглец наперед уверен в каждом ее поступке?..
Но хотя бы не стал опять ее связывать, и то ладно… Хотя, конечно, им нельзя привлекать внимание к пленнице.
Когда путники достигли портового селения, Геланика услышала, что решено дожидаться утра в одном из доходных домов. Мужчины спешились; Геланику ссадили с телеги и завели в скверно пахнущую комнату с низким закопченным потолком. И тогда она не выдержала.
– Вы будете терять время здесь, пока Надир ведет свой флот на Ионию? Вы знаете, что у него сотня отлично оснащенных кораблей?..
Критобул, наклонившись, заглянул сидящей жене в глаза.
– Что я слышу, женушка? Ты решила отныне помогать нам – а как же твой будущий великий царь?..
– Дурак, – Геланика устало огрызнулась, не думая, что может разозлить его. – Что мне еще осталось делать? Даже если теперь Надир победит…
– Это будет уже без тебя, – подхватил критянин. – И в разоренном городе твой господин наберет себе сколько захочет красавиц. А такая победа тебе не нужна.
Геланика кивнула, опустив глаза. У нее болело все тело, саднили исколотые босые ноги, ободранные колени и ладони – и не было никаких сил оправдываться.
Однако Критобул от нее ничего больше и не потребовал. Геланика задремала сидя; а спустя небольшое время ее осторожно растолкали. Принесли таз с водой и немного вина – промыть ее ссадины; а потом она легла на соломенный тюфяк и заснула снова.
Ее подняли, когда уже рассвело. Критобул был хмур и напряжен.
– Тебя искали в порту, спрашивали – наезжали верховые с факелами, – сообщил он Геланике. – Но сюда заглянуть не догадались. Тупые они все-таки, твои персы!
– Эти просто не привыкли думать, только повиноваться, – ответила пленница.
Оттого, что ее не нашли, она опять ощутила необъяснимое облегчение…
– Завтракать времени нет, но пока обуйся, – сказал вдруг Критобул. Он кивнул ей на пару грубых сандалий, стоявших у нее в ногах. Геланика улыбнулась мужу с искренней благодарностью.
Когда они вышли на улицу, по правде говоря, Геланика боялась, что их там поджидают стражники Надира. Но никакой облавы не было – те из местных рыбаков, грузчиков, плотников, которые подозревали, куда делась женщина персидского владыки, конечно, не стали навлекать на себя подозрение в содействии ее побегу.
В порту Критобула и его помощников ждал дочерна просмоленный корабль с глазами, нарисованными на бортах, – та самая бирема, на которой муж увез Геланику к себе на родину, или очень похожая. Никто из рабочих не обращал на беглецов внимания – а может, нарочно отворачивались, чтобы не иметь к ним касательства.
Поднявшись на борт биремы, молодая женщина посмотрела на восток и опять разволновалась – от Самоса до берега Ионии было рукой подать. Возможно, персы еще вчера достигли мыса Микале – чтобы разбить лагерь и двинуться на юг, к Милету…
Корабль отчалил. Геланике, которая стояла вцепившись в канат у борта, казалось, что она уже видит очертания своей земли.
Критобул, отдав распоряжения команде, подошел к ней.
– Эй, не хочешь подкрепиться? Мы можем поесть вместе в каюте.
Геланика обернулась; критянин глядел на нее, щурясь от солнца, настороженный и отстраненный, – глядел не как на неверную жену, возвращенную силой, а как на важную заложницу, которую ему доверено охранять. Бирюзовое ожерелье и голубая накидка Критобула совсем не напоминали о нынешней Элладе, с высокомерием взирающей на женщин, – он принадлежал другому миру, древнему прошлому Крита… Почему он выступил на стороне Поликсены?
Геланика, не отвечая на предложение мужа, направилась к каюте и первая вошла. Она села за стол, над которым на цепях был подвешен светильник. Подперев подбородок двумя руками, ионийка стала следить за колеблющимися от качки тенями.
Потом Геланика услышала снаружи окрик, и дрожь корпуса усилилась – они шли так быстро, как могли. Но этого недостаточно!..
Вошел Критобул, а следом за ним – двое матросов, которые принесли еду: вино с водой, блюдо соленых оливок, блюдо соленой рыбы и белые лепешки. Расставив все на столе, они тут же вышли, оставив Геланику наедине с мужем.
Геланика опасливо покосилась на Критобула, но наварх, по-видимому, был действительно голоден: усевшись напротив жены, он набросился на еду с жадностью. Геланика последовала его примеру, хотя от такой острой пищи ей могло стать дурно.
Персидский ублюдок в животе лягнулся; она застыла, пережидая, пока ребенок успокоится. Потом, морщась, отправила в рот кусок неизвестной ей соленой рыбы и стала жевать.
Критобул услышал, как жена рыгнула, и поднял глаза.
– Извини, ничего лучше нет.
Геланика равнодушно пожала плечами и быстро закончила трапезу, заев рыбу пресным хлебом и запив разбавленным вином. Завтракала она почти без аппетита, только для поддержания сил, – гораздо больше ее занимало то, что ждало их впереди.
Поставив кубок, она откинулась на скамье, в упор глядя на мужа. Еще до полудня они достигнут Ионии – а дальше как? Что Критобул намерен делать с ней – даст знать Надиру, что его любовница у них?.. Но, возможно, персы уже ввязались в бой!
– Что ты будешь делать со мной? Предъявишь Надиру? – наконец резко спросила ионийка, не выдержав молчания. – Думаешь, это его остановит?..
– Если и не остановит, то наверняка отвлечет, – сказал Критобул. Он говорил рассеянно, точно мысленно уже был сосредоточен на битве, как и Надир. – Но мы не станем тебя показывать персам, не бойся, – только в крайнем случае.
Геланика кивнула и встала. Она покинула каюту, снова не спросив разрешения, и Критобул спустя несколько мгновений присоединился к ней. Берег Ионии был уже ясно виден.
– Вон в тех местах я родилась, – вдруг сказала Геланика, показав рукой вперед. – В городе Приене, немного севернее Милета. И там меня нашел мой первый господин…
– Дарион? – спросил критянин.
Геланика вздохнула, сложив руки на животе, в котором зрел ребенок Надира.
– Да, он. Я шла тогда в храм Афины, на поклонение… Он остановил меня и взял за руку – я испугалась и поразилась его дерзости, не зная, кто этот юноша. Он сказал: “Ты мне нравишься, девушка, и я избрал тебя. Я будущий царь этой земли!”.
Геланика прикрыла глаза, во власти воспоминаний.
– Дарион был красив, как перс, и одет по-царски, но говорил по-нашему. Он сразу полюбился мне, и я пошла с ним…
И тут Геланика увидела, что муж ее уже не слушает. Взор его был прикован к горизонту. Корабли! Впереди собралось много чужих кораблей, и что-то горело!
– Надир! – вырвалось у ионийки.
Критобул кивнул: глаза его зазеленели, он подобрался, как дикий кот перед прыжком.
– Очень может быть, что он. Иди-ка вниз, – отрывисто приказал наварх, по-прежнему не глядя на жену.
Геланика шагнула назад, но остановилась.
– Я тоже хочу все видеть!
Критобул обернулся.
– В трюм, кому сказано!.. Отведите ее вниз и заприте! – рявкнул он матросам. Геланика ужаснулась: лишь в такие мгновения становилось ясно, насколько обманчива спокойная незлобивость ее мужа.
Те же двое матросов быстро отвели Геланику в трюм – открыли люк и заставили ее спуститься по ступенькам, в сырую темноту. Потом квадратная крышка захлопнулась.
Но мало этого: Геланика услышала над головой скрежет – люк задвигали чем-то тяжелым.
Когда шаги матросов стихли, ионийка попробовала приподнять крышку – ничего не вышло. Устало вздохнув, она опустилась на ступеньки.
Закрыв глаза и положив голову на руки, молодая женщина даже задремала в этой темноте; но вдруг ей представилось, что сейчас творится у мыса Микале, в окрестностях ее родной Приены, и утомление сменилось ужасным возбуждением. Родителей своих и четырех сестер Геланика помнила плохо – отец с матерью были даже рады отказаться от нее, отдав Дариону; но теперь, стоило ей подумать, что…
– Он же хотел сразу идти на Милет… О Приене не было речи, – прошептала ионийка пересохшими губами, сжимая руки. Однако на самом деле Надир весьма скупо делился с нею своими военными планами; и теперь Геланике стало очевидно, что закрепиться под Микале для персов будет весьма выгодно. Она даже застонала от бессилия, вцепившись в свои давно растрепавшиеся светлые волосы. Лоб и виски повлажнели от пота; и ребенок, этот еще не родившийся тиран-полукровка, заворочался, больно толкая ее изнутри.
Геланика не знала, сколько времени провела так – отрезанная от всего происходящего; во мраке ощущение времени терялось. Только иногда ей казалось, что она слышит шум битвы, и Геланика зажимала уши ладонями, готовая закричать…
Когда она уже и в самом деле собралась кричать и звать на помощь, барабаня в крышку люка, наконец-то послышался грохот отодвигаемых ящиков. Люк распахнулся, и к пленнице быстро спустился Критобул.
Глаза у Геланики привыкли к темноте, и она увидела, что ее муж совсем не похож на себя утреннего. Критобул был бледен и казался полубезумным.
– Персы взяли Приену, – сказал он. – Царица предупреждала их о врагах, но город сдался почти без сопротивления. Теперь твой Надир закрепится там. Радуйся!
Геланика села на пустой ящик: у нее все плыло перед глазами…
– И что дальше? – спросила изменница осипшим голосом.
Критобул усмехнулся и присел рядом на корточки.
– Дальше?.. Возможно, боги в конце концов явят свое милосердие. Может быть, великое бедствие, которое ты навлекла на свою землю, послужит ее освобождению!
Геланика ахнула.
– Но как?..
– Скоро придут греки из Эллады, – объяснил Критобул. – Они решили повторить свой поход, и теперь, когда персы будут заняты войной друг с другом, вполне могут преуспеть.
Геланика молча закрыла лицо руками.
Немного погодя критянин встал и позвал ее наверх – теперь можно было выйти. Геланика покачала головой, не желая никуда выходить и никого видеть; и Критобул нахмурился.
– Как хочешь, – сказал он. – Но скоро мы причалим, и тогда все равно придется вылезти.
Геланика встрепенулась.
– Где причалим? Там же повсюду враги! – воскликнула она: ужас заставил ее очнуться от оцепенения.
– Думаю, немного севернее – найдем удобную бухточку, – ответил Критобул. – В Милет сейчас соваться точно не стоит.
Изменница вздохнула с облегчением. Она знала, что главные испытания для нее еще впереди, – но эта отсрочка ее порадовала.
Напоследок внимательно посмотрев на жену, Критобул отвернулся и легко взбежал по лестнице. Крышка люка открылась и закрылась за ним снова; но на этот раз запирать Геланику не стали.
========== Глава 209 ==========
– Так ты полагаешь, что это была хитрость, – сказал Мануш. Поликсена сидела на террасе, вполоборота к персу, – а он стоял, загораживая арку, ведущую в зал.
– Да, – царица кивнула. – Конечно, Приена сдалась, потому что дух ее жителей слаб… и они опасались, что Надир сожжет и разрушит все, если они воспротивятся. Но не только поэтому.
Мануш насмешливо улыбнулся.
Поликсена давно научилась читать его настроения. Нахмурившись, она откинулась в кресле и поманила военачальника пальцем.
– Иди сюда… садись. Мне не нравится, когда ты так стоишь надо мной.
Мануш отпустил бахромчатую занавесь и величественно прошел в арку, усевшись напротив царицы: крупные руки он сцепил на филигранном золотом поясе. Мануш вежливо молчал, ожидая дальнейших слов Поликсены; однако эллинка чувствовала, что он думает обо всем происходящем. Ее главнокомандующий приготовился достойно принять смерть – у него не было надежды выстоять против стольких врагов сразу, считая еще и самих ионийцев…
Персы, несмотря на большое пристрастие к плотским радостям, во многом заслуживали восхищения.
Поликсена предложила военачальнику вина, и он не отказался. Этот кувшин распечатали у царицы на глазах – в последнее время она стала особенно внимательна к тому, что пьет и ест; и Мануш, несомненно, тоже.
Когда оба выпили, Мануш произнес:
– Сегодня я получил последние донесения о положении дел в Приене. Воины Надира сожгли там все, что могло гореть, и захватили все городские запасы продовольствия. Все мужчины, способные сопротивляться, убиты, все молодые женщины обесчещены, многие превращены в рабынь…
Перс говорил так, точно пострадали его собственная земля и подданные его царя. Хотя разве не так это было теперь?
Поликсена отхлебнула еще вина и закашлялась. Потом, отставив кубок, поднялась и подошла к резной балюстраде, опершись на нее.
Коринфянка пригласила Мануша к себе поздно ночью, когда были переделаны бесконечные дневные дела; вглядевшись вперед, за ограду сада, можно было увидеть огни на улицах и крепостных стенах Милета, горевшие в бронзовых чашах. Отсюда утомленным глазам царицы представлялось, что это пожарище Приены…
– Вероятно, те из людей Приены, кто открыл ворота персам, сами не ожидали такого, – сказала Поликсена, не поворачиваясь к собеседнику. Она сжала перила. – Или это Надир не сумел обуздать своих солдат – неудивительно, они так изголодались у себя на Самосе! Но целью ионийцев, которые так быстро сдались, было столкнуть две ваши армии…
Мануш резко поднялся и приблизился к ограждению, остановившись слева от Поликсены.
– Какое это теперь имеет значение, царица? Мы должны придумать, как нам победить врага!
– А ты намерен победить? – Поликсена взглянула в мрачные черные глаза азиата и усмехнулась. – Почему же тогда ты ничего не предпринимаешь – и не даешь мне ничего предпринять?
Мануш сжал губы.
– Я не могу оставить Милет без прикрытия, ты это знаешь! Как я выведу отсюда армию?..
Поликсена отступила вглубь террасы и сложила руки на груди.
– Еще немного, и Надир перекроет все пути на север, – сказала она. Отвернувшись, наместница выругалась себе под нос. – Не понимаю… чего они ждут? Почему бездействуют?
– Вероятно, рассчитывают, что мы нападем первыми, оставив Милет без защиты и явив свои слабости, – сказал перс. – Они могут ударить сразу по нескольким направлениям…
Поликсена топнула ногой.
– Довольно!.. Я устала, Мануш. Если ты и дальше намерен сражаться с Надиром только на словах, мне нечего с тобой больше обсуждать!
Воевода неподвижно смотрел на нее – и за этой невозмутимостью угадывалось множество чувств; преобладала среди них все та же снисходительность. Нечего женщине, сколько угодно великой, указывать мужчинам, как им сражаться.
Однако Поликсена и не собиралась спорить.
– Можешь идти, – холодно сказала она.
Мануш, поклонившись, удалился.
Поликсена еще некоторое время оставалась на террасе одна, потягивая вино, – ветер шевелил ее черные волосы и холодил ей лоб; у нее появилась мысль, которую надлежало хорошенько обдумать. Если бы только враги дали им время.
Наконец наместница поднялась и, потерев воспаленные глаза, направилась в свою спальню. Она шла одна темными коридорами, которые за эти годы изучила как свои пять пальцев; и все же шорохи в углах заставляли ее вздрагивать. Неподвижные часовые у дверей и в узких переходах не рассеивали этого гнетущего впечатления, а только усугубляли его.
У входа в опочивальню царицу ждал Делий. Он поклонился ей.
– Госпожа, тебя сегодня так долго…
Поликсена наградила его таким взглядом, что радостная улыбка молодого человека померкла.
– Почему ты не на службе? Я не помню, чтобы звала тебя!
Делий отступил на шаг, вспыхнув от обиды.
– Я был на службе, но сейчас все уже легли! И я беспокоился о тебе, Поликсена! Ты теперь почти не вспоминаешь обо мне!
Царица сдвинула черные брови.
– Не называй меня по имени при посторонних, – сухо напомнила она. – И иди спать, час поздний.
Делий хотел еще что-то сказать, подался к ней, простерев руку… но только густо покраснел и остался на месте, опустив темнокудрую голову. Поликсена гордо прошествовала мимо любовника, и тяжелые створы дверей за нею захлопнулись.
Молодой командир царских лучников бросил на эти двери убийственный взгляд. Пробормотав сквозь зубы: “Старуха”, он ушел, громко топая. Стражники, задремавшие на постах, вскидывались, с подозрением провожая его глазами.
Но Поликсена уже не думала о Делии и его обиде. Пока Аглая раздевала ее и обтирала губкой, смоченной в ароматной воде, царица придумала, как будет действовать завтра. Пока только в общих чертах; но остальное выяснится в свое время.
Аглая расчесала ей волосы и заплела на ночь в косу. Улегшись в свежую благоухающую лавандой постель, Поликсена улыбнулась, глядя на рабыню.
– Ты хорошая девушка.
– Благодарю, моя госпожа, – Аглая поклонилась, тронутая похвалой. А Поликсене в этот миг было почти безразлично, кого хвалить, – она радовалась собственным мыслям. Поскорее бы наступило завтра!..
Она заснула мгновенно; и проснулась в обычный час, полная бодрости. Приняла ванну и, быстро одевшись, позавтракала финиковым хлебом и кислым молоком. Потом направилась в зал приемов.
– Пусть явится царевич Никострат, – распорядилась она.
Царский вестник не сумел скрыть удивления – государыня желала говорить с сыном в таком месте, точно с обычным просителем или гостем. Однако ее пожелания не оспаривались.
В ожидании сына Поликсена опустилась в кресло; темные глаза ее мерцали, на губах появилась странная улыбка.
Никострат явился, запыхавшись, наскоро одетый. При виде величественной матери лаконец сперва застыл; а потом поклонился.
– Я был на плацу, с воинами… Пришлось переодеться, – объяснил он. – Что-то случилось, мать?
Поликсена поднялась с места. Она сложила руки на груди и постучала подкованной сандалией по разноцветным узорам пола.
– Вчера я допоздна сидела с Манушем. Как выяснилось, напрасно, – сказала царица. – Мы обсуждали положение Приены. Мой главнокомандующий намерен ждать следующего хода противника – я не согласна с ним…
– Я тоже не согласен! – не сдержавшись, перебил ее Никострат.
Поликсена посмотрела на сына – и кивнула. Она слегка зарделась, улыбаясь уголками губ.
– Это хорошо. Потому что я собираюсь поручить тебе то, чего не могу поручить Манушу, – выбить врага из Приены, пока Надировы персы увлечены грабежом и не ожидают нападения. Ты ведь, помнится мне, хотел прославиться на войне?
Спартанец кивнул, не отводя своих серых глаз.
– Да.
– Мануш не подчиняется мне в военных делах, а с возрастом сделался чрезмерно осторожным. Или же чистосердечно уверен, что это лучшая тактика…
Царица усмехнулась.
– Однако смелость – оружие, которое даже смертным помогает противостоять богам… От тебя же такого не требуется. Ты можешь взять всех греков, которыми ты командуешь сейчас, и еще всех воинов Мелоса. Это будет три тысячи с лишним.
Поликсена сделала паузу.
– Я бы доверила командование Мелосу – я люблю его и во всем на него полагаюсь; однако в тебе есть то, чего нет и не будет в моем зяте. Спартанское презрение к смерти – или, вернее, презрение к жизни. Таков же был твой отец.
Никострат, как всегда, был польщен сравнением с Ликандром; и Поликсена чувствовала, что ее наследник безмерно гордится таким приказом.
– Когда нам выступать? – воскликнул он.
Поликсена положила руки ему на плечи и глубоко заглянула в глаза.
– Когда сочтешь нужным, сын. Ты теперь главнокомандующий всеми силами греков в Милете, и у тебя есть опыт. Но советую тебе не медлить – берите на складах лучшее оружие и сколько угодно припасов; и я могу предоставить в ваше распоряжение все мои корабли.
– Я считаю, что лучше подобраться к врагу с суши, – тут же возразил Никострат.
Поликсена кивнула.
– Пусть так. Кроме греков, с тобой отправятся египтяне, которые являются моими наемниками и подчиняются мне одной: это будет уже четыре тысячи. Войско Надира, до переправы через пролив, составляло около десяти тысяч – но они тоже понесли потери, и в городе размещено не более семи. Остальные персы расположились лагерем на берегу, под скалой. Им нужно стеречь свои суда и вести наблюдение за морем.
Спартанец кивнул, ловя каждое ее слово.
– И вот еще что… скажи Мелосу, что он должен убедить присоединиться к вам хотя бы часть персов Мануша. Пусть заставит их понять, как дорого всем нам может обойтись медлительность их главнокомандующего: Мелос красноречив и лучше тебя умеет говорить с азиатами. Здесь шесть тысяч – если вас послушает хотя бы треть, у тебя будет внушительное войско.
Поликсена улыбнулась.
– Когда вы вернетесь, не бойтесь недовольства Мануша – я вас защищу.
Никострат рассмеялся.
– Об этом не думай, мать! Если мы вернемся победителями, Манушу придется говорить с нами по-другому!
Поликсена кивнула.
– Ты прав.
Она с любовью окинула взглядом могучую фигуру Никострата. Со своими темными волосами, стянутыми в хвост, короткой жесткой бородой, широко поставленными серыми глазами он был живым подобием отца. Он взял у Ликандра лучшее – и воспитал в себе качества, которых не было у этого потомственного спартиата…
