Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 97 страниц)
* Узел Исиды (тиет) – распространенный в Древнем Египте амулет, использовавшийся в культах мертвых. Получил такое название, потому что по форме напоминает узел на одежде богов.
========== Глава 125 ==========
Поликсена родила второго сына, которого они с супругом назвали Исидором – “даром Исиды”: как это звучало бы по-гречески. Такое имя лучше, нежели что-нибудь другое, говорило, насколько изменились чаяния Поликсены с тех пор, как коринфянка сложила с себя царский венец.
– Пусть мой сын будет счастлив и не ввязывается в распри, которые только умножают боль и неправду, – с усталой и умиротворенной улыбкой сказала мать, полулежавшая на ложе и кормившая черноволосого малыша.
– Может быть, для него это и осуществимо, – откликнулся Тураи. Египтянин очень волновался за жену, и оставался с ней, пока она рожала, – и сейчас был почти так же бледен и утомлен.
Беременную Фрину удалили на время родов матери, но после благополучного разрешения она первая прибежала поздравить ее. Поцеловала и Поликсену, и крошечного брата, смеясь и танцуя.
– Как я рада за вас! Как бы я хотела родить так же легко!..
Поликсена переглянулась с мужем, поняв, чем вызвано оживление Фрины.
– Это мой третий ребенок, и мое тело привыкло к такому труду… а тебе, вероятно, придется потерпеть, – предупредила дочь бывшая царица.
Золотоволосая Фрина с улыбкой опустила глаза и показала египетский амулет из красной яшмы, свисавший с ее пояса.
– Мне подарила это Ити-Тауи. Сказала, что узел Исиды мне поможет в моем материнстве, – афинянка вздохнула. – Но я прекрасно понимаю, как мало пособляют боги, если сам человек слаб!
Обескураженная такими откровенными словами, Поликсена притянула юную дочь к себе.
– Не говори так! Боги могут очень помочь, если ты веришь в их помощь, и ты вовсе не слаба!
Рождение сына коринфской царевны и бывшей ионийской царицы, конечно, отметили как должно. Хотя ни Поликсена, ни Тураи не хотели шумихи, те, кому следовало, узнали об этом событии. Уджагорресент прислал эллинке богатые подарки и поздравления. Эти слова, как и дорогие ткани и пряности, Поликсене привез из Саиса старший сын.
Молодой спартанец с видимым усилием повторил цветистые выражения, в которых его мать поздравил могущественный египетский сановник; хотя юноша был горд и рад за нее. Теперь, как понимал Никострат, Поликсена останется в Египте надолго. Если не до конца дней.
Но, по крайней мере, здесь его мать пока что лучше всего защищена… Как и этот мальчик, его маленький брат.
Поликсена, внимательно глядя на своего взрослого мужественного сына, предложила ему прогуляться. Молодой спартанец кивнул, и тогда мать, взяв из колыбельки малыша, направилась в сад. Никострат последовал за нею.
Некоторое время они молча шли рядом, с наслаждением приминая траву босыми ногами. Поликсена покачивала ребенка, лежавшего у нее на плече. А потом села, и Никострат был вынужден сесть тоже.
Юноша опустил глаза, дергая траву; он чувствовал, что матери хочется завести значительный разговор, и догадывался, о чем. Наконец Поликсена сказала:
– Тебе уже девятнадцать лет, сын, и друг твой женат на моей дочери и скоро станет отцом. Думаешь ли о женитьбе ты сам?
Спартанец вскинул серые глаза.
– Я думал. Но не нашел еще девушку, для которой я был бы хорош, – губы Никострата тронула улыбка, совсем не понравившаяся матери. Она сдвинула черные брови.
– Что это значит?
Никострат усмехнулся.
– Ты, помнится, мама, сама обручила меня? Тогда я был царевичем Ионии, ныне же – изгнанник и простой дворцовый стражник в Саисе. Я понимаю, как и ты, что едва ли Ити-Тауи теперь посмотрит на меня, и едва ли Уджагорресент позволит ей это.
Поликсена с тревогой придвинулась к сыну.
– А мне думается, мальчик, что Уджагорресент мог бы это позволить, если бы вы с Ити-Тауи имели склонность друг к другу… Еще неизвестно, как повернутся дела у Дариона в Ионии! Но ты сам противишься этому союзу!
– Да, – без обиняков ответил спартанец. – Я чужой моей невесте, а она – мне и нашим обычаям. Тем более, что теперь дочь Уджагорресента готовится в жрицы.
Он покачал головой.
– И ты напрасно обманываешь себя, мама. Уджагорресент в любом случае поддержит сына персиянки, а не меня. Дарион победил!
Поликсена долго смотрела на сына Ликандра. Как он был похож на своего отца… Как похож; и отличался только тем, что лучше говорил и лучше понимал, какие политические силы управляют его жизнью…
– Я никогда не поверю, Никострат, что ты сдался, – тихо проговорила эллинка. Сын так и взвился, сжав кулаки, когда услышал это.
– Я сдался?..
Никострат несколько мгновений задыхался, не находя слов.
– Подумай о нем, мать, – юноша наконец ткнул пальцем в младенца Исидора, которого она держала на коленях. – Подумай о Фрине, о самой себе!.. Разве ты не понимаешь, что…
– Тише, сын мой, тише!
Поликсена положила руку на его мускулистое плечо, дрожавшее от напряжения.
– Ты умен и заботлив, и я очень этому рада, – сказала она. – Я тоже больше всего хотела бы, чтобы мой малыш и дитя Фрины выросли в мире и любви. Но если однажды придет такой час… твой час… ты не должен на нас оглядываться!
Никострат уставился ей в лицо. Поликсена улыбалась, и смотрела твердо.
– Мы сумеем позаботиться о себе. И я думаю, что Уджагорресент не станет казнить нас за твое непокорство. Он поймет, что если ты начал великий бой… ты был к этому готов, и уже не остановишься!
– Мать, что ты говоришь? – воскликнул молодой воин.
Поликсена отвернулась.
– Только то, что сказала бы тебе царица. И твой отец. Если ты опустишь меч, очень скоро персы придут в Спарту, на землю твоих предков!
Тут Никострат вскочил, как ужаленный.
– Не бывать этому! – в бешенстве выкрикнул он.
Эхо его крика разнеслось по саду; и оба, мать и сын, замерли, помимо воли ожидая немедленной кары. Маленький Исидор заплакал, и Поликсена прижала его к себе, нашептывая ласковые слова; точно вмиг забыв о своем возвышенном порыве.
Никострат успокоился и снова сел. Какое-то время он размышлял, а потом произнес:
– Идем в дом, мама.
Поликсена кивнула и встала, поняв юношу. Конечно, сейчас в саду они были одни; и эллинка была почти уверена в том, что в поместье нет шпионов… Какой опасности Уджагорресент мог бы ждать от нее, у которой почти ничего не осталось?..
Но все равно, надо соблюдать осторожность.
Когда они вернулись в детскую и Поликсена уложила сына, Никострат тихо сказал:
– Когда придет мой час, я не дрогну, мать. Пусть отец мой радуется в безотрадном Аиде, его меч не заржавеет от моей трусости! Но когда я начну действовать, никто не свяжет моего имени с тобой!
Поликсена грустно усмехнулась.
– Славно ты честишь свою мать! Но я поняла тебя, спартанец. Ты похож на своего отца… и на моего брата, который был столь же храбр, но умел выжидать.
Никострат поцеловал ее сухими губами.
– Да, мама. И с браком я тоже подожду, – серьезно сказал он.
***
Когда Фрина родила дочь, Мелос и Никострат приехали в усадьбу вместе. Золотоволосой, как мать, девочке дали имя Хризаора – “владеющая золотым мечом”.
– Надеюсь, это имя убережет ее, – прошептал Мелос, взяв на руки дочь.
– А ты? – спросила Фрина, обиженно и встревоженно.
Она действительно рожала долго и трудно, и втайне сердилась на молодого мужа за то, что его не было рядом в это время.
– И я буду ее беречь, – сказал Мелос. – Как только могу.
Он улыбнулся жене извиняющейся улыбкой. Потом посмотрел на Никострата.
– Мы с царевичем приехали сказать вам, что нанялись на торговый корабль, который скоро поплывет на остров Хиос.
Поликсена не сдержала испуганного возгласа.
– Как Филомен и Тимей!..
Никострат кивнул.
– Да, – ответил молодой спартанец, гордясь и волнуясь. – Так же, как двадцать лет назад сделали твой брат со своим побратимом. Мы сказали царскому казначею, что дворцовая служба для нас слишком нудная и легкая, и попросили отправить нас в море, где мы принесем больше пользы…
Поликсена усмехнулась.
– И Уджагорресент поверил?
Никострат рассмеялся молодым задорным смехом.
– Думаю, Уджагорресент и не сомневался, что мы однажды замыслим мятеж, но он слишком стар и опытен, чтобы беспокоиться об этом… Если бы мы притихли, он был бы обеспокоен больше! А так Уджагорресент уверен, что прихлопнет нас, стоит только нам слишком высунуться!
Два друга стояли плечом к плечу, горделиво улыбаясь; и, глядя на них, женщины опять ощутили свое одиночество.
– Очень хорошо, – наконец сказала Поликсена, справившись с собой. – Но, надеюсь, вы не намерены поднимать бунт прямо сейчас?..
– Разумеется, нет, – ответил Никострат.
“Как будто ты бы признался”, – подумала мать.
Она уже догадывалась, что замыслили эти двое друзей. На Хиосе появлялся прославленный афинский флотоводец Калликсен, брат ее второго мужа и дядя Фрины, – на ионийском острове жила семья этого афинянина. Никострат и Мелос собирались найти Калликсена и договориться о совместных боевых действиях против персов в Ионии… Может быть, и вправду не теперь, позже!
– Хорошо, – повторила Поликсена. Она улыбнулась, обведя взглядом юношей. – Следуйте своим путем, дети! Благословляю вас!
Никострат и Мелос поклонились бывшей царице.
И тут Фрина не выдержала. Она бросилась к матери.
– Они что, и вправду уедут? И я опять останусь без мужа?.. Так моя дочь вообще не будет его знать!
– Ну не теперь же, – спокойно ответила дочери коринфянка.
Она взглянула на Мелоса.
– Вам, конечно, разрешили пожить дома перед отплытием? Когда уйдут ваши корабли?
– Через месяц. И нам разрешили погостить дома, с вами, – Мелос ласково улыбнулся жене.
Он очень хотел успокоить ее; но в глазах золотоволосой царевны заблестели злые слезы.
– И это все, что ты можешь мне сказать?.. А ты, мама, – она резко повернулась к матери. – Ты сама живешь с любимым мужем, чего тебе еще желать?..
– Я потеряла двоих мужей, родителей и брата! – гневно ответила Поликсена. – Стыдись, девчонка!
– У тебя была подруга твоего сердца, – со слезами выкрикнула Фрина. – А у меня не останется никого, когда Мелос уедет!
Поликсена чуть не влепила ей пощечину.
– Моя подруга сердца тоже умерла!..
Она побелела от ярости и боли, которую бездумно причиняла ей дочь.
Но тут Мелос понял, чего требует от него Фрина, не умея этого сказать. Он бросился к юной жене и прижал к груди, целуя ее заплаканное лицо. Афинянка приникла к нему, всхлипывая.
– Не уезжай…
– Я скоро вернусь, – уверял ее муж, сам взволнованный до слез. – И я еще долго буду с тобой!
Они ушли куда-то вдвоем, обнявшись и взяв свою дочку. Поликсена, незаметно утирая глаза, видела, как молодые супруги перемежают поцелуи клятвами. А к вечеру этого дня, похоже, Мелос успел уверить свою царевну, что любит ее и ни на кого не променяет.
Фрина села за ткацкий стан – сделать мужу плащ в дорогу, который охранит его от стрел и копий. Как Поликсена когда-то ткала алый плащ своему любимому брату.
Когда пришло время провожать молодых людей в море, Поликсена сказала дочери:
– А ведь ты напрасно думаешь, что потеряла подругу. Почему бы тебе не написать ей и не позвать в гости, или самой не приехать? Не вижу причин, почему тебе могут отказать!
Фрина пристально посмотрела на мать. Юная афинянка, казалось, повзрослела и помудрела за эти несколько недель, и поняла скрытый смысл слов Поликсены. Да – теперь им больше, чем когда-либо, требовалось заступничество Уджагорресента; а особенно Ити-Тауи, которая превратилась в знатную госпожу Египта.
– Я так и сделаю, мама, – сказала Фрина.
Она не стала провожать мужа до Саиса, боясь рисковать здоровьем ребенка; но они долго и нежно прощались наедине. Мелос вместе с побратимом покинул дом, накинув новый алый плащ, сотканный руками супруги.
========== Глава 126 ==========
В Саисе и Мемфисе друг Никострата был грустен, вспоминая свою жену и дочь; и лишь когда его рассеянность вызвала несколько насмешек со стороны матросов, иониец взял себя в руки. Он обратил внимание, что Никострат тоже мрачен и отрешен, хотя царевичу это не мешало делать свою часть работы. Царевич, казалось, даже не замечал, в какую команду они с другом влились, – египтяне, африканские и азиатские греки и персы Камбиса и Дария суетились бок о бок, таская тяжелые товары и снасти, вместе обливаясь потом под жарким солнцем и беззлобно перебраниваясь на чудовищной смеси всех своих наречий.
Наконец носовые канаты были отвязаны, и длинные персидские триеры подхватило течением; матросы получили возможность отдохнуть. Никострат и Мелос сели отдельно от товарищей – к счастью, им нашлось место, или же остальные нарочно его расчистили. Юноши старались не выделяться; но, разумеется, скрыть, кто они такие, не могли – и другие матросы посматривали на них с любопытством, опаской и недовольством. Впрочем, такое обособление было царевичу только на руку.
– Пифагор мечтал именно об этом, – вдруг сказал Никострат, глядя на своих товарищей-иноплеменников.
– Кто? – изумился Мелос.
– Пифагор. Великий мыслитель, который учил брата моей матери и ее саму, – с усмешкой пояснил молодой спартанец. – Он мечтал о великой общности народов, но не предвидел, чем это кончится, – не будет никакой общности, и каждое племя лишь потеряет себя, когда все смешаются в кучу!
Мелос не ожидал такого разговора; но, подумав, сумел достойно ответить.
– Чтобы не было бессмысленной кучи, Никострат, нужно, чтобы одно из племен возвысилось над другими и навязало остальным свои порядки и законы….
Никострат засмеялся.
– Вот именно… И потому, что персы лучше всех умеют навязывать себя и свои законы, им столь многие предаются добровольно… А потом уже становится поздно!
Мелос вздохнул.
– Нам не выгрести вдвоем против течения, царевич, – рассудительно сказал он. – А тем более, в море, где не видно берегов!
Никострат угрюмо кивнул.
Они посмотрели на нижнюю палубу, откуда доносило запах немытых тел и привычного страдания. На триерах Уджагорресента гребли рабы, и тоже разноплеменные: неизбежность для долгого морского путешествия, в котором люди так зависели друг от друга.
Царский казначей был очень умным человеком.
Океан оказался спокоен и дружественен к опытным мореходам. Один раз мимо прошла персидская флотилия, и начальники судов уважительно поприветствовали друг друга. Никострат, сжав зубы, смотрел, как осанистые чернобородые персы поднимают руки и перекрикиваются. Сам он под своим плащом взялся за рукоять отцовского меча.
Мелос заметил это движение.
– Зачем? – прошептал он другу, когда суда разминулись.
Никострат блеснул светлыми глазами.
– Чтобы не отвыкнуть. И они могли так же точно оказаться врагами, – отозвался лаконец. – Или ты забыл, как велико теперь царство Дария?..
Мелос поплотнее завернулся в алый плащ, сотканный любящими руками жены, и ничего не ответил.
По пути, однако, корабли дважды приводили в боевую готовность. Один раз им повстречались подозрительные финикийцы, а другой греки. Никострат и Мелос вскочили вместе с товарищами и схватились за мечи, в то время как персы и египтяне натягивали луки. Греческая флотилия прошла мимо – загорелые полунагие моряки не выказали ни враждебности, ни страха; и двое эллинов так и не узнали, кто это был.
– Может быть, это Калликсен, – возбужденно прошептал Мелос другу, когда чужие корабли исчезли из виду.
Никострат удивленно и пристально взглянул на него.
– Возможно. Тогда хотелось бы знать, куда он направился.
Царевич сел рядом с ионийцем и хмуро посмотрел на товарищей – прочие воины и матросы казались гораздо более довольными жизнью и собой, чем они двое. Египтяне и персы пробовали тетиву своих страшных луков, точно струны кифар, и улыбались.
– Они лучшие стрелки, чем мы с тобой, – сказал Никострат. – И от нас даже меньше пользы, чем от простых матросов!
Мелос нахмурился.
– Ну да, пока мы неопытны, – сказал он, отведя со лба прямые темные волосы. – А разве ты не знал, что так будет?
Спартанец улыбнулся.
– Я это не к тому, что задета наша гордость, брат, – сказал он. – Уджагорресент знает, зачем мы пожелали обременить собой его корабли. Он знает…
– Тихо! – оборвал его Мелос; хотя к их разговору никто не прислушивался.
Никострат спокойно кивнул. Он замолчал, и друзья надолго прекратили советоваться.
В последующие дни царевич и его спутник выполняли посильную для них работу; помогали ставить паруса и подменяли на веслах выбившихся из сил невольников. Это делали и другие члены команды – в очередь; но молодой лаконец с товарищем вызывались вперед, чем заслужили новые насмешки и замечания. Однако эллины пропускали все мимо ушей, молча радуясь возможности испробовать силу своих налитых мышц и легких. Персидские начальники триер, расхаживая по палубам над скамьями, посматривали на вольных гребцов со смесью превосходства и опаски…
К исходу плавания у них почти кончились припасы и пришлось всем урезать порции и заколоть одного из коней; но никто из людей не погиб. Все пять триер причалили; моряки сошли на скалистый берег Хиоса.
Выведя из трюма пару уцелевших лошадей, снарядили посланников в город.
Мелос снял плащ и присел на песок рядом с другими; а Никострат, презирая усталость, подошел к персу, который командовал их кораблем. Азиат, давно поставленный в известность, кто такие Никострат и его друг, обратил на юношу взгляд холодных черных глаз, на губах его появилась усмешка. Скрипнув зубами, молодой спартанец поклонился.
– Начальник, я хотел бы высказать просьбу.
Перс кивнул, усмешка стала шире.
– Здесь на Хиосе живут наши с Мелосом родственники. Можно ли нам навестить их?
Перс долго молчал; он рассматривал юношу с непоколебимой наглостью существа, вдруг ставшего всемогущим. Потом провел рукой по бороде и открыл рот, явно намереваясь отказать…
Никострат огромным усилием сдержался; напомнив себе, что выдержка – не меньшее достоинство спартанца, чем храбрость.
– Моя мать, царица Поликсена, просила об этом, – сказал он.
И лишь упоминание высшей власти подействовало. Перс величаво кивнул.
– Только без опозданий, – сказал он по-гречески с сильным акцентом. – Или корабли уйдут без вас.
Никострат коротко поклонился и сразу же отошел, пряча глаза. Вся кровь в нем кипела. Зевс-вседержитель, и мать еще думает, что с этим племенем можно сосуществовать в гармонии!.. Она просто никогда не видела тех из них, кто злоупотребляет властью: а таких среди азиатов – большинство…
Он плюхнулся на мокрый песок рядом с Мелосом, и иониец, увидев его лицо, ни о чем не спросил. Он только сжал руку побратима под плащом, и Никострат был благодарен.
Их впустили в город, и дали разместиться; Никострат и Мелос сразу же отпросились. Торговые дела решались без них; многие воины и матросы отправились отъесться, отмыться и повеселиться с женщинами, и двоих эллинов тоже отпустили. На узкой улочке они отделились от остальных и наугад направились в сторону городской площади.
– А если здесь никто нам не скажет, где живет семья Калликсена? – встревоженно спросил Мелос.
Никострат пожал мощными плечами.
– Кто-нибудь скажет. Это торговый город, – молодой лаконец улыбнулся с оттенком презрения. – Здесь люди живут новостями, как афиняне.
И действительно, хиосцы, из которых многие были родом из Ионии, оказались словоохотливы. Расспрашивал о Калликсене Мелос: Никострат предпочитал отмалчиваться и осматриваться. И третий местный житель из тех, с кем они заговорили на площади, вспомнил афинского морехода и объяснил, как найти дом его жены и дочерей.
– Они живут на улице Корзинщиков, это недалеко отсюда. Я их знаю, потому что они часто приходят послушать мужчин в нашем собрании, – сказал хиосец.
Мелоса изумила его дружелюбная улыбка.
– Что же говорят у вас в собрании? Все ли спокойно?
– Слава богам, спокойно, – ответил островитянин. – Только этот Калликсен мутит воду: о нем говорили, что он чуть ли не рассорил нас с Дарием… И его жена и дочери все ходят послушать, что он еще натворил. Не очень-то их тут жалуют.
– Но тронуть не смеют, – усмехнулся Никострат, впервые обратив на себя внимание. – Не покажешь ли ты нам их дом?
Горожанин заколебался.
– Сделай милость, покажи, ведь это рядом, – Мелос улыбнулся как можно приветливее. – Я сам иониец, и мы в родстве с этими людьми!
Тогда хиосец довел их до конца площади, откуда начиналась улица Корзинщиков, – застроенная домами ремесленников, как можно было догадаться.
– Пятый дом справа, – объяснил горожанин, вытянув руку, на которую был наброшен конец нарядного синего гиматия с голубой каймой. – Желаю вам удачи, – прибавил он, посмотрев на суровые лица юношей в некотором смущении.
Никострат ограничился признательным кивком; а Мелос снова улыбнулся.
– И тебе удачи, добрый человек.
– Ты слишком к ним подлизываешься, – проворчал Никострат, когда они остались вдвоем. Мелос только пожал плечами.
– Ну, если ты так по-спартански суров, должен же хоть кто-то из нас вести себя прилично?
Никострат чуть не вышел из себя; но тут увидел, что друг шутит. Он сам усмехнулся и кивнул.
– Ты прав.
Они в молчании пошли дальше, считая дома; и перед пятым остановились. Мелос уставился на асимметричное медное кольцо-колотушку, вделанное в калитку: оно напоминало бараний рог.
– Точно такое было на воротах дома Хилона!.. Брата Калликсена, в Афинах, – быстро напомнил он, поймав взгляд царевича.
Никострат кивнул и без дальнейших слов постучал.
Сначала ему не отвечали; ни собаки, ни люди не отзывались. Никострат напряженно послушал полуденную жаркую тишину, а потом опять схватился за кольцо.
– Может, испугались?.. – пробормотал юноша.
И тут изнутри послышались быстрые шаги. Со скрежетом отодвинулся засов, и калитка открылась.
Перед ними стояла пожилая рабыня, которая смотрела на гостей с изумлением, но без страха.
Юноши переглянулись.
– Я Мелос, муж Фрины, племянницы госпожи, – волнуясь, сказал иониец. – Моя жена – дочь Аристодема, брата флотоводца Калликсена! Здесь ли живет его семья?
“А если нет?” – подумали оба.
Но рабыня, загораживавшая собой вход, после этих слов кивнула и отступила.
– Идите за мной, – сказала она.
Женщина провела их по тропинке через небольшой виноградник; тропинка огибала беленый кирпичный дом, который выглядел подозрительно по-азиатски. Или по-египетски. Как тут теперь разберешь…
Сама госпожа дома стояла в дверях, придерживая на голове розовый пеплос. Это оказалась приятной наружности женщина с карими глазами; когда она откинула покрывало, стало видно, что волосы у нее золотисто-рыжие.
Рабыня что-то быстро объяснила хозяйке, и та кивнула. Потом посмотрела на гостей.
– Я не знаю вас… но мне кажется, что давно знаю. Ты муж моей племянницы? – спросила Филлида Мелоса.
Иониец поклонился.
– Да, госпожа. А это мой друг, он сын…
– Я знаю, чей он сын, – карие глаза вспыхнули, и женщина подалась к ним. – Вы привезли весть о моем муже?..
Никострат качнул головой.
– К несчастью, нет. Но мы приплыли с надеждой узнать о Калликсене у тебя, госпожа.
Филлида на несколько мгновений поникла головой; потом тепло и грустно улыбнулась.
– Антиопа, проводи гостей мыться, – велела она прислужнице. – Потом приходите в ойкос, и мы побеседуем, – сказала хозяйка друзьям и скрылась в доме.
Когда освеженные, переодетые в чистые хитоны молодые люди появились в общей комнате, их ожидало угощение на небольшом столике. Изящная мебель в ойкосе напомнила им о Египте – а Мелосу об Афинах.
Филлида сидела в кресле у очага. И когда гости вошли, она встала им навстречу.
– Ты Никострат, сын ионийской царицы, – сказала она лаконцу.
– Да, – Никострат кивнул.
Филлида покачала головой, отворачиваясь; она запахнула свой тонкий розовый пеплос с черной вышивкой. Несмотря на дорогую одежду, руки у нее были натруженные. Должно быть, она сама плела корзины.
– Даже спрашивать не буду, зачем вы оба здесь. И зачем вам мой муж.
Жена афинского флотоводца медленно опустилась обратно в кресло. Юноши, не решавшиеся сесть, отчего-то ощутили себя виноватыми…
Мелос первым сел, и Никострат последовал его примеру.
– Так твоего супруга нет дома? – осторожно спросил царевич.
Филлида покачала головой.
– Нет, и долго не будет. И я рада, что вы с ним разминулись, – откровенно сказала афинянка.
Никострат выдержал ее красноречивый взгляд.
– Ты полагаешь, что мы взялись за безнадежное дело, госпожа?
– Конечно, – без тени сомнения ответила Филлида. – Кончится тем, что вы попусту погубите тысячи греков, и наше море окрасится кровью… Как уже бывало не раз… если вас не схватят и не казнят раньше!
– Так ты предпочитаешь, чтобы мы жили на коленях?.. – не выдержал молодой спартанец.
Филлида подняла брови и мягко усмехнулась.
– Кто здесь на коленях? Ты? Или, может, ты? – она повернулась к Мелосу. – Сейчас мы живем в мире с персами, и Дарий поистине благородный царь. А вот если вы начнете…
– Дарий, возможно, и благороден, – перебил хозяйку Никострат, с трудом сдерживаясь. – Но его сатрапы едва ли таковы! Известно ли тебе, госпожа Филлида, как теперь правит в Ионии Дарион, мой родственник по матери?
При этом вопросе лицо Филлиды по-настоящему омрачилось.
– Если верить слухам, это умный, но жестокосердный и заносчивый юноша, – сказала она. – Но он не сатрап – Дарион только тиран Милета, и он находится под опекой военачальника Масистра… Об этом персе говорят, что он справедлив!
Филлида устремила на друзей взгляд, полный тревоги.
– Но вам двоим ни за что нельзя появляться в Ионии.
========== Глава 127 ==========
Филлида долго расспрашивала гостей о Египте, о Поликсене и ее новой семье – и особенно о подробностях изгнания ионийской царицы. Жену Калликсена не удивило то, что царица была очень дружна с персидской вдовой своего брата.
– Замечательная и несчастная женщина, – произнесла афинянка, когда юноши окончили рассказ.
– Не так уж моя мать и несчастна, – с некоторой жесткостью отозвался Никострат. – У нее теперь новый муж-египтянин и сын от него!
Филлида улыбнулась.
– А ты ревнуешь и сердишься, хотя и скрываешь это, – произнесла она. – Не сердись. Теперь перед тобою открыт твой собственный путь!
Молодой лаконец кивнул.
– Мой отец пустился в странствия, покинув родину, – пробормотал он. – Удивительная судьба, которую унаследовал и я! Ведь я был рожден в Египте, хотя я эллин!
Филлида опустила рыжие ресницы.
– Значит, ты должен особенно прислушиваться к велениям богов. Мой муж тоже вечный странник, не находящий покоя… теперь он отправился в Афины для продажи мастики и вина, и чтобы встретиться с братьями. Ну и, конечно, для обмена новостями – это товар, в наши дни не имеющий цены!
Никострат отпил из своего килика.
– Твой муж больше не участвовал в сражениях? Ведь он служил моей матери на море… и это он спас мою мать, когда та бежала из Ионии!
– Калликсен не раз сражался с пиратами, и попадал в бури, теряя корабли и людей, – ответила Филлида, печально улыбаясь. – Тебе кажется, что это весело? Все юноши так думают!
Никострат покраснел.
– Я молод, но я не глуп, госпожа, – сурово сказал он. – И я не просто жажду славы! Я понимаю, что сейчас не такое время!
– Чего же ты хочешь? Низвергнуть Дариона и изгнать персов из Ионии? – столь же сурово спросила в ответ жена афинского полемарха.
Царевич быстро встал с места.
– Я знаю, что ты могла бы сказать мне, – и я уже не раз говорил себе это сам! – воскликнул он: серые глаза его потемнели, как грозовое небо. – Теперь вторгнуться в Ионию – безумие, и это только разъярит персов и Дариона! И даже если твой супруг согласится поддержать нас, нам не хватит ни людей, ни кораблей!
– Ты прав, – сказала Филлида. – И все же это тебя не останавливает? У тебя есть другой план?
– Да! – воскликнул Никострат. – Мы должны дождаться, когда у ионийцев кончится терпение и они восстанут сами!
Филлида горько усмехнулась.
– Ты уверен, что это случится в скором времени?
Никострат опять сел.
– А ты нет?
Юноша помедлил: глаза его сузились.
– Может быть, ты думаешь, что ионийцы под гнетом персов живут так же благополучно, как вы?..
Он посмотрел на друга. Мелос не отрывал взгляда от Филлиды, и от его недавнего благодушия не осталось и следа.
– Ты и вправду неглуп, и, должно быть, понимаешь, что нет такой власти, которая была бы хороша для всех, – наконец ответила Филлида царевичу. – Но ты не в Спарте, и у тебя нет за спиной несокрушимой рати! И даже в Спарте не решают все силой!
Никострат кивнул; но так, точно уже думал о постороннем.
– Мне кажется, госпожа, что недовольство, которое вы видите, – лишь рябь на поверхности, – неожиданно сказал он. – Те из ионийцев, кто больше всех угнетен азиатами, этого не покажут, потому что у них уже нет на это воли…
– Возможно, – удивленно сказала хозяйка.
Она взглянула на царевича так, точно он явил себя с новой стороны.
– Но ты не сказал, что намерен делать сейчас! Моего мужа дома нет, ты уже знаешь!
Никострат посмотрел на Мелоса. Казалось, его посетила какая-то внезапная мысль.
– Начальник корабля сказал мне – если мы не явимся, они уплывут без нас…
Тут Мелос вскочил, с расширенными темными глазами.
– Ты спятил, царевич?..
Никострат, в сильном возбуждении, тоже встал.
– Нисколько! Я думаю, что нам едва ли выдастся такой случай в скором времени, – Уджагорресент нас больше не отпустит, и если мы вернемся в Египет, непременно установит за нами слежку… И на мою мать тоже падет подозрение!
Мелос несколько мгновений стоял без движения, постигая его замысел.
– Ты решил…
– Я решил, что мы с тобой можем наняться матросами на ионийский корабль, – глаза Никострата вдруг озорно блеснули. – И совсем необязательно нам называть собственные имена!
Мелос тряхнул головой, откидывая волосы с глаз.
– Но тогда все зависит от милости госпожи Филлиды!
Он посмотрел на хозяйку, о которой они чуть не забыли в пылу спора.
– Да, – Никострат опять стал очень серьезен. А потом вдруг юноша преклонил колени перед Филлидой, взиравшей на него в смятении.
– Ты все слышала, госпожа! Я и мой друг всецело доверяемся тебе! – сказал молодой лаконец, глядя ей в глаза. – Согласишься ли ты приютить нас на несколько дней, пока наши корабли не уйдут?
Филлида, захваченная врасплох, вскинула глаза на Мелоса.
– А что, если ваши начальники прикажут…
– Обыскать город? У них нет таких полномочий, они только торговые гости! – твердо заявил Никострат. – И мы никому не сказали, где ты живешь!
Он поднялся, возвысившись над женщиной, как воплощение судьбы.
Филлида тоже встала, прижимая руки к груди. Она побледнела так, что стали видны веснушки на носу и щеках.
– Но если персы все же придут сюда?.. У меня две дочери… девочки!
– Если они придут, мы им сдадимся, – ответил Никострат. – Но это едва ли случится.
Он взглянул на Мелоса.
– Ты помнишь, Мелос, что наши персы не пожелали зайти сразу в порт? Они боялись, боялись и разведывали обстановку… как и Уджагорресент! – торжествующе заключил юноша. – Эти варвары отнюдь не чувствуют себя всесильными на греческой земле, особенно столь удаленной!..
