Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 97 страниц)
– Здорова ли ты, моя госпожа? – спросил он.
Прежде, чем ответить, обитательница подземной камеры сама преклонилась перед главою храма, как младшие жрецы – перед нею. Жрец благословил ее.
– Хвала богине, я в полном здоровье, – грациозно поднявшись, ответила та, кого он назвал Нитетис.
Это была высокая и тонкая, обычного для египтянок сложения, юная девушка в узком синем калазирисе* и легкой прозрачной накидке: она как раз вошла в брачный возраст, который египтянки считали с четырнадцати лет. На голове девушки был большой тяжелый парик из множества золотых косичек, так что ничего нельзя было сказать о ее волосах; но лицо в обрамлении этих искусственных волос было красивым и правильным – даже пугающе красивым и правильным. Именно такой облик, как представлялось жрецам, должна была иметь богиня, обитавшая в этом храме: большие черные подведенные глаза, казавшиеся от краски еще глубже, черные брови, разнесенные как крылья птицы, тонкий нос и алый рот. И выражения этого, казалось, бесстрастного лица, все время неуловимо сменялись – разгадать, что думает эта девушка, представлялось невозможным.
Но все же верховный жрец, казалось, прекрасно понимал обитательницу подземных покоев. Он возложил ей руку на голову.
– Не тоскуешь ли ты здесь, дитя мое?
На алых губах мелькнула усмешка.
– Да, немного. Но мне весело думать, что меня никогда не найдут здесь… и в любом другом месте, где богиня пожелает укрыть меня. А если нам все удастся, мне никогда больше не придется скучать!
Ноздри тонкого носа Нитетис дрогнули, черные глаза вспыхнули – неизвестная радость ее казалась жестокой, а предвкушения будущего слишком зрелыми для столь юной девицы. Но “божественный отец” смотрел на нее в великом удовольствии.
– Это так, – подтвердил он. – Потерпи лишь еще немного… и ты будешь вознаграждена. Мы все будем вознаграждены! Тот низкорожденный, который беззаконно занял трон Хора и прогневил этим всех богов, скоро окажется в своей яме!
Нитетис вдруг нахмурилась, положив руку с ярко-оранжевыми ногтями на локоть жреца.
– А поверит ли нам Камбис?
Тут жрец позволил себе рассмеяться.
– Бесспорно, поверит, царевна, – как же не поверить рассказу, который освятит его воцарение в Та-Кемет? – произнес старик. – И даже если Камбис будет думать, что мы обманули его, что ты обманула его… хотя это не так… он сделает тебя своей царицей – и главной царицей на этой земле. Царь персов не захочет лишней крови, потому что его войско будет уже слишком изнурено… эти скотоводы всегда предпочитают мириться и принимать к себе чужих богов, чем воевать с враждебными богами.
Нитетис усмехнулась.
– Этим они никогда не походили на нас!
– Этим, – мягко прервал ее верховный жрец, – они могут достичь величия и власти над многими народами. Но величие персов никогда не будет похоже на наше. Однако своего мы им не уступим… низкорожденный фараон не понимает, что делает со всей страной, и нам следует исправить его дела. Та-Кемет может быть спасена только так.
Тут, будто вдруг вспомнив о чем-то, высокий старик достал спрятанный папирус и протянул девушке:
– Возьми, госпожа, и прочти немедленно. Это предупреждение, доставленное нам из Мен-Нефер.
Нитетис замерла на мгновение… потом выхватила у жреца папирус и стала читать. Она читала долго, потому что папирус был длинен; но, несомненно, владела божественной речью не хуже своего покровителя.
Закончив, она вернула письмо жрецу и тряхнула своим золотым париком.
– И что же? – спросила наследница Априя. – Ничего нового! Пересидим, как и раньше!
– Но царский казначей предупреждает нас, когда нам следует пересиживать, – за это да пребудет с ним благодать великой богини, – улыбнувшись редкозубой улыбкой, ответил жрец. – Что ж, я рад, что ты не устрашилась, госпожа. Я теперь не сомневаюсь, что не ошибся в тебе.
Они долго смотрели друг другу в глаза; выражение Нитетис вдруг стало холодным.
– Смотри, ит нечер, как бы я не ошиблась в тебе! – произнесла она. – Может быть, ты думаешь, что я в твоей полной воле… но ты никогда не заставишь меня вести себя так, как это тебе угодно. Дочь царей и царица не может быть мнимой! Если Камбис приветствует меня как наследницу Априя, тогда уже ты…
Тут юная госпожа осеклась; при всем своем необычайном для пятнадцати лет уме она зарвалась, слишком рано начав угрожать могущественным жрецам, от которых сейчас полностью зависела.
Но верховный жрец не рассердился: казалось, он ожидал этого смелого ребячества. Он кивнул, улыбаясь девушке.
– Да, – сказал он. – Тогда уже я буду повиноваться тебе, царевна. Хотя я стар – и могу и не дожить до исполнения наших чаяний, а вместо меня придут другие…
Нитетис закусила губу.
– Прости меня, отец, – сказала она: в ее голосе звучало искреннее покаяние. – Мне просто стало душно здесь…
– Я понимаю, госпожа, – невозмутимо ответил жрец. – Но это ненадолго: можешь мне поверить.
Они помолчали.
– Теперь мне нужно удалиться, сделать распоряжения насчет всех нас… тебе что-нибудь нужно сейчас?
Нитетис бросила взгляд в сторону: в занавешенной дорогими голубыми драпировками стене, приглядевшись, можно было различить еще одну дверь.
– Нет, отец, ничего не нужно. Только возвращайся поскорее, – вдруг прошептала девушка с горячей мольбой.
Верховный жрец кивнул.
– Будь покойна, царевна.
Он благословил ее жестом, а потом кивнул своим спутникам, все это время терпеливо ждавшим изволения наставника.
Жрецы быстро вышли… Нитетис проводила их взглядом, в котором мелькнула растерянность, почти затравленное выражение. Одного слова, одного знака святого человека, с которым она сейчас столь непочтительно говорила, будет достаточно, чтобы ее отравили или задушили в этой темнице. И оставили без погребения, уготовив ее душе, ее Ка*, вечные муки.
Но царевна не двинулась с места, только сжала свои тонкие руки. Она высоко подняла голову и даже не дрогнула, когда громыхнула толстая дверь ее камеры, поворачиваясь на потайных петлях.
Когда все стихло, Нитетис быстро подошла к своему туалетному столику и села перед медным зеркалом; она сняла парик, и по плечам рассыпались ее собственные черные волосы, густые и длинные. Дочь Априя улыбнулась, вглядываясь в свое отражение; а потом засмеялась зловещим в подземной тишине смехом.
* “Кольцо” – денежная единица египтян, в которой измерялись драгоценные металлы.
* “Божественный отец” – принятое у египтян наименование жрецов.
* Калазирис – с древности основная одежда египтянки, длинное узкое прямое платье на одной или двух бретелях.
* Египтяне верили, что человек обладает тремя основными душами: Ах, Ба и Ка. Ка был телесным двойником человека.
========== Глава 6 ==========
Аристодем больше не приходил к Поликсене – но дважды присылал ей подарки: один раз драгоценный флакончик розового масла, сделанный из цветного финикийского стекла, а другой – малахитовые бусы: похожие на те, которые любили египтянки, обвешивавшие себя драгоценностями и раскрашивавшие лица и тела, подобно своим идолам. Эллинки, а особенно дочери и жены учеников Пифагора, предпочитали простоту и благородство в одежде и умеренность в драгоценностях. Поликсена никогда еще не носила ни ожерелий, ни серег – на дорогие у нее с братом не было денег, а дешевые украшения, которые нацепляли на себя бедные египтянки, были ниже достоинства благородной эллинки.
Поликсена не отвергла ни первого подарка, ни второго. Оба с большим смущением передал ей от Аристодема Ликандр, вместе с любимым эллинами пожеланием радости и здоровья.
Сама не зная почему, Поликсена надела красивые зеленые бусы, когда в следующий раз вышла в город. Брата не было – и никто не мог воспретить ей так нарядиться; Поликсена почему-то и боялась, и надеялась сразу, что ее заметит в подаренном уборе Аристодем.
Значит ли то, что Поликсена принимает его ухаживания, обещание будущего? Что они могут обещать друг другу сейчас?
А может, она, Поликсена, уберегает Аристодема от безумств, на которые способна подвигнуть эллина и пифагорейца неразделенная любовь?..
Вернувшись домой с рынка, коринфянка откуда-то знала: влюбленный видел ее. Но он дал ей и себе слово не подходить к Поликсене больше ни с какими предложениями, пока не добудет себе богатство…
“О Артемида, могучая защитница дев и воинов, – мысленно взмолилась Поликсена. – Дай мне совет, как поступить!”
Но судьба избавила Поликсену от такого решения.
Несколько дней спустя Поликсена решилась расспросить об Аристодеме среди братьев-пифагорейцев. Она отправилась к Дому жизни, где ученики философа иногда еще встречались свободно.
Когда она задала вопрос товарищу Аристодема, – такому же светловолосому юноше по имени Теон, которого раньше замечала с Аристодемом, – тот посмотрел на нее с неожиданным сильным подозрением.
– Аристодем отправился в Навкратис позавчера. Родители и братья удерживали его, но он ничего не слушал!
Поликсена застыла от страшного предчувствия.
Теон, несколько мгновений посмотрев на девушку с осуждением, покачал головой и удалился.
Только тогда Поликсена поняла, на что он смотрел, и схватилась за шею. Ее шею все еще обвивали три ряда красивых малахитовых бус – они так шли ей, смуглой и темноволосой, что Поликсена сама не заметила, как стала носить их постоянно.
Но когда отправилась навестить брата, коринфянка сняла подарок Аристодема.
Они с Филоменом уединились в небольшой пустой хозяйственной пристройке, которую ученик Пифагора выговорил себе для встреч с сестрой. Это было и приятнее, – избавиться от иссушающей египетской жары, – и безопаснее.
И там Поликсена, сидя рядом с Филоменом на груде необожженных кирпичей, узнала от брата новость, от которой ее охватили радость и страх: как от ухаживаний Аристодема.
– Фараон отправляет отряд самых способных греческих новобранцев в Саис, подавить мятеж или захватить преступников. Меня берут в их числе, – похвалился Филомен. – Амасис думает, что мы уже достаточно обучены!
“А может, ему просто не жаль вами пожертвовать…”
– Как же вы отправитесь? Ведь вы еще ни разу не воевали? – воскликнула Поликсена.
– Я нет, – ответил Филомен. – Но многие из нас уже воевали под началом у других чужестранцев. И у каждого когда-то бывает первый бой!
Он вдруг засмеялся.
– Как-то Априй бросил в бой египтян против чьих-то эллинских наемников, пожертвовав своими в первую голову. Амасис хочет действовать наоборот! Кто знает, может, ему и улыбнется удача!
Поликсена отодвинулась, окинув взглядом мужественную фигуру брата, так красиво обрисованную красным плащом; несмотря на египетский доспех, внешне уравнивавший всех.
– Я верю, что Артемида охранит тебя, – сдавленно сказала эллинка, сдерживая свои чувства.
Она обняла брата. Филомен погладил Поликсену по спине, потом нежно отстранил от себя. Но следующие слова его не были нежными, а такими же непривычно горькими и насмешливыми.
– Наш старый царь думает, что в этом мятеже замешаны жрецы… но приказать своим солдатам занять храмы, бросить их против жрецов – невозможное в Египте дело. Во всяком случае, Амасису так поступить чересчур затруднительно, – засмеялся Филомен. – Он ведь и так узурпатор и простолюдин, в котором нет ни капли божественной крови Хора!
Поликсена кивнула.
– Я знаю, что это значит для египтян, брат.
В истории Египта случалось, что даже знатный правитель мог занять трон лишь посредством женитьбы на царевне крови.
– Как же твои начальники распорядятся вами? – спросила Поликсена, взяв брата за руку.
Филомен пожал широкими плечами.
– Это дело моих начальников… но думаю, что египтяне не сглупят. Они лучше знают, как действовать на своей земле.
Поликсена подумала, что Филомен изменился на службе у фараона – гордый эллин сам не заметил этого.
Молодость податлива ко всем веяниям, говорил учитель, хотя полагает себя всезнающей…
Вдруг Филомен, сидевший рядом в задумчивости, потянул носом. Он спросил:
– Чем это пахнет? Ты умастилась маслом?
Поликсена кивнула; она быстро спрятала взгляд. Филомен почувствовал, хотя сегодня она не душилась: но хитон у нее пропах!
– У меня осталось немного…. Я давно купила его и не пользовалась.
Неожиданный испуг царапнул ей сердце. Но Поликсена наконец решилась посмотреть на брата.
Филомен долго глядел на нее своими темными глазами – один из умнейших учеников Пифагора; однако он не сказал ничего.
Но вдруг брат встал.
– Мне пора. Я провожу тебя, пока есть время.
Поликсена тоже встала. Она схватила брата за плащ:
– Так я узнаю, когда ты уедешь?..
– Может быть, – неохотно ответил Филомен. – Нам скажут, когда сочтут нужным. Но ты, если я не успею сообщить, можешь спросить у наших братьев… думаю, скоро об отплытии нашего отряда будут говорить на всех рынках Мемфиса! – усмехнулся бывший пифагореец. – Это большое дело, сестра!
Поликсена бросилась брату на шею.
– У меня никого нет, кроме тебя, – страстно прошептала коринфянка.
Филомен обнял ее в ответ, но гораздо сдержаннее. Как видно, он всерьез заподозрил, что в сердце Поликсены теперь есть кто-то еще; однако опять ничего не сказал. Он многое запомнил из уроков Пифагора.
Наконец брат и сестра распрощались. За воротами казарм Поликсену ждал силач Ликандр, который уже привычно провожал ее. Ликандр мог бы стать ей другом… если бы им было о чем говорить.
Вернувшись домой, Поликсена села за тканье. Она редко сидела праздно. За работой она пела – но уже не об одном брате: ее девические чаяния словно разлились рекой, подобно Нилу в сезон ахет*, и Поликсена думала и пела и о Филомене, и о Пифагоре, и об Аристодеме… и о египтянах, красивых своей особой полузвериной-полумагической красотой, непонятных и надменных.
Эти люди погонят ее брата навстречу великой опасности – великой потому, что она первая.
Стоило Поликсене задуматься об этом, как у нее холодели и опускались руки. “Артемида! Укрой моего Филомена на земле чужой богини!” – молила эллинка.
Спустя неделю, так и не увидевшись больше с братом, Поликсена узнала, что греческий отряд отплыл в Саис на царских кораблях: возглавлял эту флотилию некий Уджагорресент, очень важный чиновник, военачальник и жрец.
Только египтяне могли так сочетать эти несочетаемые звания.
Но на саисской земле командование на себя возьмет Сенофри, мемфисский военачальник Амасиса.
Поликсена потеряла покой; она даже похудела от тревоги. Ей постоянно снились сны, в которых брата то убивали, то калечили на всю жизнь, отрубая руку или ногу. А ведь ему только двадцать лет!
А Сенофри не станет щадить греческих наемников. Времена Априя давно миновали!
Две недели ничего не было слышно об отряде и мятеже – и наконец, как гром с всегда ясного египетского неба, прогремела новость о возвращении царских кораблей. От этой новости забурлили все рынки; мемфисцы высыпали на берег, встречая воинов. И было отчего.
Город Птаха услышал, что схвачена Нитетис, истинная или мнимая дочь царя Априя!* Как прошла поимка, никто еще не знал – но скоро узнают; или мемфисцы сами насочинят диковинных подробностей. Однако сейчас толпу занимало не это – они сбились на обоих берегах великой реки, чтобы поглазеть на саму пленницу.
Нитетис сидела связанная на палубе первого из кораблей – ее руки были скручены спереди толстой веревкой и притянуты к мачте цепью. Она казалась отрешенной и никак не отвечала на смех и громкие замечания, сыпавшиеся со всех сторон.
Но вдруг наследница Априя вскинула черноволосую голову и метнула на свидетелей своего унижения такой гордый гневный взгляд, что народ зароптал: кто от негодования, кто от восхищения.
Однако никаких следов насилия на ней не заметили, хотя и жадно высматривали их: шею и руки девушки не пятнали синяки, голубое вышитое золотом платье не было нигде порвано, несмотря на тонкую дорогую ткань. Казалось, даже связана юная царственная мятежница не очень крепко – руки были стянуты только для виду, для внешней покорности победителю.
Хотя к чему ее связывать – когда вокруг на палубе стоят стражники! Поликсена, вместе со всеми прибежавшая на берег, заметила, что Нитетис охраняют одни египтяне: хотя на кораблях стояло и сидело много греческих воинов.
“Где же Филомен?” – подумала коринфянка, стоявшая в толпе рядом с Ликандром и Теоном, с которым успела за это время даже немного сойтись.
– Где Филомен, как вы думаете? – спросила она вслух: Поликсена никак не могла найти брата, хотя высматривала изо всех сил.
– Здесь, где же ему быть! Если еще жив, – откликнулся простодушный Ликандр.
Поликсена ахнула и прикусила руку, чтобы не заплакать.
– Идемте домой, скорее!
Коринфянка отвернулась от кораблей и стала торопливо проталкиваться назад сквозь толпу; и мужчинам осталось только последовать за ней.
Но Филомен остался жив. На другое утро, после ночи, которую Поликсена провела без сна, он пришел домой, пришел с победой. И из его уст Поликсена услышала историю поимки Нитетис, в которой брат участвовал сам.
Что сталось с наследницей Априя и ставленницей сторонников прежнего фараона в Мемфисе, никто из греков не узнал, как ничего не знали и о жизни Нитетис в Саисе; но о первой своей битве и победе Филомен поведал сестре во всех подробностях.
* Ахет – одно из трех времен года у египтян: время разлива Нила.
* Легенда о Нитетис, египетской невесте персидского царя, – реальная легенда греков и египтян, которую можно прочитать в пересказе Геродота. Возможно, история женитьбы Камбиса на египтянке царской крови, с целью узаконить свое воцарение в глазах побежденных, имеет под собою основания.
========== Глава 7 ==========
– Мы выжидали долго, ничего не делали… Тимей уже взбесился, – с огромным удовольствием, с послевкусием победы рассказывал коринфянин, сидя за столом с сестрой в саду, как в былые времена. – Сенофри стращал нас гневом Нейт… а Тимей сказал начальнику в ответ, что пока мы спим все вместе, нам не страшны никакие ночные боги, а когда бодрствуем, сможем защититься и от дневных. Но египтяне так не думают.
Филомен засмеялся. Поликсена в нетерпении подалась к брату через стол.
– Ну, так что же? – воскликнула она.
– Это вышло очень просто! Сенофри разместил эллинов в казармах и разослал своих людей на розыски… египтян, которые знают Саис, – Филомен улыбнулся. – Но наткнулись на эту царевну мы.
– Наткнулись? – переспросила Поликсена, которой уязвило слух такое странное для беглянки слово.
– Ну да, – кивнул коринфянин. – Мы шли по улице отрядом, рассматривали и запоминали город, как вдруг увидели разряженную девицу в окружении жрецов и стражи, которая шла куда-то пешком по дороге, ведущей из храма Нейт, нам наперерез. Меня и Тимея это сразу удивило. Ты ведь знаешь, как здесь носятся со знатными женщинами: и чтобы они пешком ходили!
Поликсена кивнула.
– У египтян, ты сама видела, знатных женщин всегда носят на носилках, а впереди идет вестник, который выкрикивает титулы, чтобы все убирались с дороги… и меня как будто ударило, когда я понял, что с этой девицей не так. Но я не сообразил тогда, что делать… она чуть не ушла!
Филомен впечатал кулак в стол, заново переживая все случившееся. И вдруг молодой воин усмехнулся.
– На самом деле вся наша слава принадлежит Тимею. Он не стал думать, а сразу как заорет: “Хватайте ее! Если не она, потом разберемся!”
Поликсена фыркнула в руку, так и вообразив все это.
– Мы бросились на солдат и на бритоголовых, – улыбаясь, продолжил Филомен. – На самом деле мало чести, никакой настоящей битвы не было… солдаты вяло сопротивлялись, мы даже никого не убили, только ранили троих. А жрецы – те и вовсе сразу упали перед нами в пыль и закрылись руками!
– Так вы так и не сразились по-хорошему? – с горящими глазами и сжатыми кулаками воскликнула разочарованная эллинка: уже забыв, как жаждала отвратить от Филомена опасность.
– Нет, отчего же, – с удовольствием ответил Филомен. – Сразились, когда ночью большой отряд сильных египтян ворвался в наши казармы и попытался отбить у нас эту госпожу! Вот тогда мы и поняли, что поймали Нитетис!
Он помрачнел.
– Семерых наших убили, двоих ионийцев и пятерых карийцев*. Но мы положили больше, – с мрачной гордостью улыбнулся Филомен. – Я не оплошал, хотя мой Тимей и в этой битве показал себя лучше меня!
Поликсена встала, восторженно хлопнув в ладоши; обойдя стол, она обняла сидящего брата и прижалась щекой к его виску.
– Вы оба мои герои, – пробормотала она. – Я вами обоими очень горда!
Она поцеловала Филомена в щеку; он просиял такой счастливой улыбкой, как будто между ним и сестрой еще не встал другой мужчина. Как будто Филомен опять сделался юным философом, еще не обагрившим рук кровью.
Но Поликсена вдруг озадаченно замерла, глядя в глаза брату. Она выпрямилась; рука ее все еще лежала на его плече, но сестра уже не замечала этого.
– Филомен, – проговорила она. – А ты не думаешь, что это все было подстроено?
Изумленный Филомен вскинул голову, встретившись с ней сверкающим взглядом.
– Как это подстроено? – воскликнул он. – По-твоему, Нитетис сама далась нам в плен?
Поликсена кивнула. Первая женщина-пифагорейка скрестила руки на груди – смуглые сильные руки, так выделявшиеся в складках некрашеного полотна.
– Не исключаю, что в этом мог быть какой-то расчет жрецов… или даже самой Нитетис, которая пожелала уйти из-под власти жрецов, – прошептала эллинка, склонив черную голову под повязкой и пройдясь по траве перед братом. – Может быть, царевне содействовал кто-то из ваших воинов или начальников – из египтян…
Филомен тряхнул головой.
– Это уже слишком, сестра, – сказал он. Потер висок, сосредоточенно размышляя над словами Поликсены. – В чем же для нее был расчет? Амасис, скорее всего, ее казнит или засадит в тюрьму, а потом казнит. И все!
– Не думаю, – возразила Поликсена. – Вспомни, что даже с Априем Амасис долго правил вместе*! А уж женщину царского рода Амасис казнить не станет!
– А почему ты думаешь, что она царского рода? – хмуро спросил Филомен, уязвленный такой рассудительностью сестры. – Она, скорее всего, обманщица!
– Если она Априю и не дочь, то вполне может быть и племянницей, и внучкой, – тут же ответила Поликсена. – С таким гаремом, как у египетских царей, и со столькими родственниками среди знати! И это даже не главное.
Она задумалась на несколько мгновений.
– Нитетис стала законной царевной в глазах всего Египта… и слухи быстро разлетятся, и к союзникам, и ко врагам Египта… Ведь здесь, конечно, отирается много иноземных шпионов!
– И что же? – спросил Филомен.
Коринфяне посмотрели друг другу в глаза.
И через несколько мгновений оба математика и мыслителя школы Пифагора поняли, в чем был расчет Нитетис и ее окружения, кто бы в него ни входил.
***
Филомен пробыл дома еще два дня – ему, как и всем воинам-победителям, дали отпуск для встречи с семьей. Потом, он сказал, грекам предстоит явиться к царскому казначею: тому самому Уджагорресенту, который вел их корабли, но в битвах на суше и поимке Нитетис не участвовал.
Царский казначей должен был представить к награде тех воинов, кто отличился в таком важном деле. Египтяне, конечно, были прижимисты в том, что касалось чужеземцев, и неохотно возвышали их; но выгоду свою и свое настоящее положение видели прекрасно. Конечно, Амасис как никто другой должен быть заинтересован в том, чтобы окружить себя преданными воинами: и ведь ему известна храбрость и сила эллинов! А здесь эллины лучше египтян тем, что их труднее переманить к себе другим египтянам: потому что у чужеземцев в Египте мало возможностей для возвышения, кроме воинской службы. Чиновничество и жречество, – два сословия, которые на самом деле правили Египтом, часто совмещая священные и светские обязанности, – крепко держали в руках нити всех судеб.
Поликсена с радостью и нетерпением ждала этого знаменательного дня. Конечно, она уже готовилась к разочарованию; Филомен и сам, успев узнать своих начальников, на многое не рассчитывал.
Еще коринфянка, когда восторг от встречи с братом улегся, радовалась про себя, что ум Филомена слишком занят службой, чтобы он вспомнил о ее тайном поклоннике. А тем более – о том, чтобы самому подыскивать сестре жениха.
Когда пришло время Филомену возвращаться в казармы, он сказал, что еще, может быть, вернется и погостит дома… если его наградят. Тем египетским солдатам, кто получал отличие, сразу давались привилегии.
Этим они отличались от эллинов. Но преимущества египетской службы здесь Филомену и его сестре были только на руку.
Филомен вернулся домой вечером другого дня, сияя, как солнце. Поликсена не помнила, когда видела брата таким. Увидев, как она в изумлении идет навстречу, не дав ей и слова сказать, молодой воин оторвал сестру от земли и закружил.
Потом поставил на землю и крепко поцеловал.
– Артемида заслужила жертву! – крикнул он, выбросив кулак в воздух. – Сегодня мы с друзьями будем гулять: не жди меня до утра!
– Тебя наградили? – воскликнула Поликсена.
– Не просто наградили, – ответил Филомен, несколько успокоившись.
Он сделал ей знак сесть. И когда она села на каменную скамью под гранатовым деревом, брат опустился рядом и тихо проговорил, склонившись к ее лицу:
– Меня и Тимея взяли на службу во дворец, мы войдем в царскую стражу! Отобрали четыре десятка греков из тех, что плавали в Саис… и нам уже сказали, в чьей страже мы будем состоять. Знаешь, милая сестра, ты оказалась права.
– Вы будете охранять Нитетис? – тихо спросила Поликсена, едва веря своим ушам и такой судьбе брата.
Филомен кивнул.
– Именно потому, что мы эллины. Весь дворец уже признал Нитетис дочерью Априя, и ей оказали знаки почитания; и сам фараон приглашал эту девицу к себе и беседовал с ней. Она сейчас живет на женской половине дворца. Но ты ведь знаешь, что у египтян нет гинекеев, хотя и есть гаремы, – он усмехнулся. – Женщины здесь ходят по дворцу и участвуют в мужских пирушках и делах свободнее, чем у нас. Так что мы, стражники царевны, тоже не будем пленниками женской половины, а будем знать, что происходит во всем доме Амасиса…
Поликсена крепко обняла брата.
– Как же я рада, мой дорогой! Мы о таком и не мечтали!
Молодые эллины восторженно засмеялись.
– И это еще не все, – сказал Филомен, улыбаясь. – Мне в награду дали четыре кольца серебра. Так что я теперь наряжу и украшу тебя, сестрица! Будешь моей коринфской царевной!
– Ты погоди, у нас ведь в доме совсем пусто, – Поликсена посмотрела брату в глаза, и ее тут же одолели хозяйственные заботы, о которых не думают победительные воины. – Давай вместе рассудим, что сделать с этими деньгами! Наверное, стоит прикопить…
Филомен кивнул.
– Конечно, ты права.
Он мальчишески улыбнулся и встал.
– Но это утром, Поликсена! Сейчас я иду гулять!
– Только не загуляйся, – Поликсена нахмурилась. – Как ты пойдешь ночью домой пьяный?
Она вообще не помнила, чтобы брат раньше напивался, – хотя, как и все эллины, ценил прекрасное египетское вино.
– Тебя же ограбят, если не прирежут! – воскликнула Поликсена.
Филомен снисходительно поцеловал ее.
– Не бойся, сестрица, боги меня любят.
Раньше он не говорил таких слов – когда еще был философом…
Проводив брата, Поликсена долго стояла у калитки, глядя ему вслед: на улице темнело, и так же темнело у нее на сердце.
Но брат вернулся благополучно – он и вправду был пьян, но хорошее египетское вино, хотя и веселило, не валило с ног и не вызывало такой головной боли, как дешевая кислятина из кабаков. Поликсена постелила брату заранее, и он сразу лег спать.
Проспав часа три, Филомен проснулся свеж и бодр. Он попросил воды; и когда умылся и выпил, сжевав немного сухих фруктов, сразу позвал сестру считать и распределять деньги.
Они долго спорили и рассчитывали вместе, и наконец решили, что половину царской награды отложат на хозяйство, а вторую половину потратят на себя сейчас. Филомен настоял на том, чтобы купить сестре шелковую одежду и хотя бы пару серег.
– Ты ведь царевна крови, как Нитетис, – сказал он.
Поликсена поблагодарила брата, надеясь, что ему никто еще не рассказал о малахитовых бусах.
Перед тем, как отправиться на службу во дворец, Филомен сам выбрал сестре на рынке шелковый розовый хитон и такой же гиматий: дорогие греческие платья можно было достать у мемфисских торговцев, хотя и не так легко. К ним он купил ей легкие ониксовые серьги: чтобы носить их, не требовалось прокалывать уши, они прицеплялись к ушам особыми хитрыми серебряными крючками.
Поликсена вышла проводить брата на службу в новом наряде – она, хотя и не считалась красавицей, была хорошо сложена и имела правильные черты, унаследованные от многих поколений благородных предков. И, одевшись по-царски, глядела настоящей царевной.
От Филомена тоже сегодня было глаз не оторвать.
Когда они распрощались у тех же казарменных ворот, как и раньше, – Филомена и его товарищей должны были проводить к месту службы, – Поликсена заметила угрюмого Теона, который с друзьями-философами стоял в стороне под деревьями. Поликсена улыбнулась юноше и поздоровалась, но он не ответил на приветствие и отвернулся.
Уязвленная такой грубостью, Поликсена поискала глазами Ликандра, который ожидал рядом, как и прежде. Атлет подошел; когда она заговорила с ним, Ликандр поклонился, но промолчал, подобно Теону.
“Что ж… пусть, – Поликсена молча направилась домой, хотя на сердце у нее накипела обида, готовая в праздничный день пролиться слезами. – Пусть философы ведут себя со мной и братом так, как будто мы стали хуже! Но ведь без воинов никогда не могло бы быть и философов!”
Поразмыслив об этом, коринфянка успокоилась. Главное – на самом деле в сердце своем и перед ликом богов не сделаться хуже: а это зависит уже только от них.
Едва придя домой, она сняла серьги, переоделась в простой льняной хитон и села за работу, как всегда.
* Кария – историческая область на юго-западном побережье Малой Азии. Ко времени Амасиса II карийский язык и культура были в большой степени вытеснены из употребления греческими.
* Имеются даже изображения Амасиса и Априя как соправителей.
========== Глава 8 ==========
Филомен приступил к своим обязанностям в середине первого дня – в обеденное время, когда сменился караул, стоявший у дверей великолепных покоев дочери Априя. До этого времени эллинским наемникам подробно разъяснили, каков порядок их службы. Стражники должны были сменяться три раза в сутки – утром, в обед и вечером, стоя попарно у наружных дверей и внутренних, а также вдоль всего коридора, который вел в комнаты Нитетис. Также их обязанностью было сопровождать носилки Априевой дочери, куда бы она ни пожелала отправиться.
Самим заговаривать с царевной, если она не задаст им вопроса, было строго запрещено; к особам царской крови запрещено было также и прикасаться, особенно чужеземцам, для которых такое кощунство, – даже ненамеренное, – грозило смертью.