Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 53 (всего у книги 97 страниц)
– Ты рада?
– Нет, вовсе нет, – персиянка обняла мужа за плечи. – Но неужели все так плохо?
Скульптор обвил рукой ее располневшую талию.
– Нам вовсе не плохо, – ответил он. – Нам и всем, кто живет при царице… И простые люди до сих пор тоже не жаловались, даже радовались всему – диковин понавезли из-за моря, всяких обычаев… Это, видишь, все в воле вашего государя!
Менекрат помолчал.
– До сих пор Дарию было непросто взимать с далеких стран налог, – продолжил он. – Никак не мог упорядочить меру веса и обмена. А как ввел у себя свой золотой дарик, стало куда проще! Недавно ведь налоги подняли, ты знаешь?
Шаран качнула головой.
– Не знаешь, конечно, я не говорил, – грустно усмехнулся художник. – А наш народ теперь тянет вдвое против прежнего. Тираны городов прижали все податные сословия, и ионийцы ропщут…
Он опять замолчал, точно забыл о том, что жена сидит рядом. Но когда она хотела подняться с места, Менекрат остановил ее.
– Куда ты? Позавтракай со мной.
Шаран послушно стала есть, хотя после таких слов мужа вся еда горчила. Менекрат тоже отдал должное вкусным миндальным лепешкам и вареным яблокам; а когда наполнил для себя и жены кубки, сказал:
– Там, конечно, был персидский наследник… Что за мерзкий мальчишка! Могу вообразить, что будет с нами, когда он придет к власти!
– А разве может быть много хуже? – вырвалось у персиянки.
Менекрат засмеялся.
– Достаточно, чтобы вспыхнуло наверху или внизу, – и тогда все запылает.
Шаран погладила его по руке. Менекрат накрыл ладонь жены своей; а через несколько мгновений прибавил:
– Может быть, ты с детьми еще успеешь бежать. Хоть в Египет! У меня там… осталось богатство, ты помнишь?
Скульптор криво усмехнулся.
Лицо Шаран стало пепельным. Персиянка хотела спросить – как же он; но промолчала.
– Афинянин здесь уже больше года, – сказал Менекрат. – Он не раз плавал на север, думаю, разузнавал, какие там настроения, и говорил с народом. Конечно, едва ли ему дадут бой на море; но поднять ополченцев в городах Калликсен теперь способен!
Жена долго не отвечала. Она блуждала взглядом по комнате, которую обставляла с такой радостью: изящная мебель, подушки, ковер, сухие цветы в лазуритовой вазе… Потом спросила:
– А что ты сейчас будешь делать?
– Работать, – ответил Менекрат.
Шаран уже испугалась, что он возьмется за оружие; она не знала, что может быть хуже для такого, как он, ремесленника.
Вставая, иониец поцеловал ее.
– Пойду сяду за заказ. А ты улыбнись, не огорчай ребенка!
Шаран заставила себя улыбнуться. Она пошла проведала сыновей, надавала поручений служанке; а сама села ткать. Скоро ей стало хорошо: ничто еще не нарушило уютную, благоустроенную жизнь, которую она так любила. И, может статься, ничего из мужниных страхов еще и не сбудется.
Страхи сбылись через полтора месяца после рождения их дочери.
Менекрат, работавший в мастерской, прибежал к жене со страшными новостями. Наконец-то вспыхнуло – внизу; вблизи северной границы ионийцы восстали и заняли персидскую крепость. Воинов перебили, захватив врасплох.
– Они не ждали нападения, – сказал Менекрат. – Но теперь-то персы вооружатся по всей стране! По всей Ионии ваши укрепления…
Он схватил себя за волосы.
– Что будет! Бедные наши дети!..
Шаран заметалась было, бестолково хватая вещи и тут же бросая. Потом остановилась, глядя на мужа.
– Теперь нам надо бежать?
Менекрат усмехнулся.
– Куда нам отсюда бежать? Мы дома… А впрочем, ты права.
Скульптор приказал:
– Собирайся, будь готова. Если пожар дойдет до Милета, бежим во дворец. У царицы хотя бы есть и воины, и корабли!
Шаран кивнула. А потом уже пошла укладывать вещи: то, что они возьмут с собой, если придется покинуть дом в спешке.
***
Когда начались бои на севере, Калликсен и его корабли оставались в Милете. Никто не мог обвинить афинян в подстрекательстве: и теперь царица выжидала. Лучше всего было бы, думала Поликсена, если бы персам удалось подавить восстание: хотя звучало это ужасно.
Анаксарх, забыв про свои лета, прибежал к госпоже и спрашивал, пошлет ли ли она помощь ионийцам.
– Нет, – ответила Поликсена. – Я могу послать только малую помощь! Если суждено, греки справятся своими силами; а за меня здесь стоят персы… Если увидят, что я заодно с восставшими, рухнут последние преграды и мир спасти будет нельзя!
Охранитель видел, чего царице стоил такой ответ: и ни словом не возразил.
Когда стало известно, что освободились Клазомены, Фокея, Эритрея и захвачено восемь персидских кораблей, Поликсена приказала афинскому флотоводцу прикрывать Милет с моря. Она понимала, что если будет захвачен город, ее, персидскую ставленницу, не пощадят, как и ее детей. Казалось, что удача наконец повернулась лицом к грекам: но это будет не ее победа…
Пожар войны охватил всю Ионию: казалось, власти Милета, и греки, и персы, бессильны вмешаться. То же самое происходило в Египте, когда власть ушла из рук последних фараонов.*
Согласия между ионийскими городами по-прежнему не было, как не было согласия и между персидскими военачальниками, которые оказались в положении обороняющихся: наступил день, когда Милет узнал, что персы отступают на юг. Немалое число их бежало на кораблях в Азию. Они могли вернуться с подкреплением: а покамест дело всех правителей Милета было плохо. Повстанцы перебили тиранов на местах, и то же ждет тиранов Милета.
Когда войско подступило к столице, Тураи пришел к царице и стал горячо упрашивать ее бежать.
– Госпожа, бери детей и уплывай в Та-Кемет, пока можешь! Там тебе помогут укрыться! – говорил он. – Здесь ты только напрасно умрешь!
– А Артазостра? Я не уйду без нее! – ответила Поликсена.
– Артазостру защитит сын, – ответил Тураи. – Они могут бежать в Персию!
“О, если бы, – подумала Поликсена, сжимая кулаки. – Если бы!..”
Она приказала позвать детей и послала вестника к Артазостре. Никострат и Кеней явились тут же, оба с мечами в руках. Никострат разыскал и привел свою сестру и царевну Ити-Тауи: его египетская невеста стала почти девушкой.
От Артазостры не было ответа; хотя Поликсена виделась с нею только вчера и знала, что персидская княжна должна быть у себя.
Дожидаясь родственницу, правительница стала одеваться: облачилась в темные персидские шаровары и рубашку, а свой панцирь из коринфской бронзы надела под темный кафтан, вооружившись по персидскому образцу. Увидев ее в таком платье, ворвавшиеся во дворец греки могут только снести ей голову: и это будет еще милость…
Поликсена прицепила к поясу свой прямой греческий меч.
– Где же Артазостра? – воскликнула она.
Но тут раздался топот: в зал с фонтаном, где царица собрала всех, ворвались стражники-персы.
– Царица, тебе нужно бежать! – воскликнул старший. – Ионийцы уже в саду, рубят и жгут деревья! Сейчас перекроют выходы!..
Поликсена посмотрела на сына. Никострат кивнул.
– Уходи, мама, – сказал он. – Я вас прикрою!
– Еще чего! – крикнула Поликсена, которой эта необыкновенная глупость придала сил. – Пойдем все вместе! Защищайте царевен! – приказала она ионийцам, сгрудившимся около нее.
Коринфянка обнажила меч: у нее сжалось в животе, когда клинок холодно взблеснул при свете факелов. Уже подступал вечер.
Вот сейчас!.. Царица бурно задышала, страха не было, только животное предвкушение схватки.
Послышались топот и вопли за спиной.
– Бежим! – крикнула Поликсена. И все они, ее дети, ее свита и охранники, бросились вперед.
Поликсена услышала, как за ее спиной верные персы схватились с греками, прикрывая ее отход. И это наполнило коринфянку звериной яростью. Враги бежали уже и навстречу; и, ни о чем не думая, царица ринулась на первого, кто оказался на пути. Ее меч впервые обагрился греческой кровью!.. Потом навстречу высыпало еще человек пять: повстанцы, одетые и вооруженные кое-как, с раззявленными в крике ртами. От них разило потом, кровью и смертью…
Беглецы схватились с врагом насмерть, и предводительница не отставала. Поликсена сама не ожидала найти в себе такую силу и свирепость! Ее юный сын уложил на пути двоих ионийцев, и она сама убила двоих и ранила одного, пока они пробивались к выходу.
Поликсена попыталась проложить путь к Артазостре, но увидела, что в сторону покоев княжны бегут персы. Стражники спасут ее подругу! Сын поторопил Поликсену, толкая в плечо.
– Скорее, мама, бежим!
Царица и ее свита выбежали наружу, переступив через тела зарубленных у дверей стражников. В саду им удалось поймать несколько лошадей, видимо, из-под убитых персов. Поликсена и Анаксарх вскочили на коней; царица приказала посадить девочек.
Уже почти совсем стемнело, и сад освещали только костры: восставшие свалили драгоценные тисы и кедры Артазостры, и огонь пылал до неба. Слышались взрывы хохота и женские крики: гоняли несчастных дворцовых рабынь.
Победившие солдаты, за какое бы правое дело ни дрались, становятся хуже зверей…
Отряду удалось в темноте добраться до ворот. Они были сорваны с петель: Поликсена, громыхая, первой проскакала по железным створам. Обернулась.
– Не отставать!..
Ее воины бежали, подгоняя и таща за собой спотыкающихся и всхлипывающих женщин. “Не уйдем”, – в отчаянии подумала Поликсена.
Но им удалось добраться до порта. По пути беглецы потеряли троих воинов, в числе которых был Анаксарх: в него попала стрела.
Поликсена еще не успела осознать этой потери, когда увидела, как с корабля навстречу ей бегут эллины. Афиняне! Две триеры пылали у них за спиной: видимо, подожгли стрелами. Но остальные, три судна или больше, были целы.
Царица узнала предводителя, покрытого кровью и гарью. Она спрыгнула с коня и бросилась к нему.
– Афинянин, ты?..
Флотоводец схватил ее за плечи.
– Беги, Поликсена!
Он больше не называл ее царицей.
Правительница Ионии оглянулась на свой пылающий дворец, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. Поликсена всхлипнула, сжав зубы. Сейчас никак нельзя было поддаваться слабости!
Калликсен прижал ее к груди, потом оттолкнул.
– Бегите, пока есть время! Я задержу врагов, потом уйду за вами, если смогу!
– Мы поплывем в Египет! – воскликнула Поликсена.
Афинянин кивнул.
– Знаю!
Поликсена быстро и крепко поцеловала его, ощутив вкус крови.
– Ты достоин песни. И ее сложат о тебе, – проговорила она. – Гелиайне!
Поднимаясь на ионийский корабль, она не оглянулась.
* Ионийское восстание, с которого действительно начались греко-персидские войны, произошло на несколько лет позже, в 499 г. до н.э. Описываемые здесь вымышленные события представлены как предыстория. Артемисия Карийская (прототип Поликсены) – ставленница Ксеркса, сына Дария.
========== Глава 117 ==========
Артазостра не дождалась посланного Поликсены. Его убил один из дворцовых рабов – иониец, давно имевший зуб на обеих женщин: теперь уже никому не придется отвечать за содеянное. Вот-вот рухнет все!
Мать наследника, готовясь к бегству, велела служанкам собирать вещи. Едва ли можно будет взять все ее сундуки: но бросить столько добра персиянка не могла. Артазостра понимала, что вряд ли можно рассчитывать сейчас на ионийцев Поликсены.
Она сама взялась одевать младшего сына, восьмилетнего Кратера, более всех ее сыновей походившего на отца: хотя каждый из них получил эллинское воспитание…
Тяжко протопотали мимо мужские шаги; что-то грохнуло в отдалении. Мятежники били драгоценные статуи и амфоры, расставленные в коридорах; а может, кто-то уронил их, спасаясь бегством.
– Мама, мне страшно, – прошептал Кратер, приникнув к матери: мальчик все еще держался и не плакал. Артазостра прижала к себе его голову и поцеловала.
– Молись, – проговорила княжна. – Нас спасут!
Она верила, что Дарион придет за ней и за Артаферном, несмотря ни на что.
Тут новый грохот сотряс дворец: такой сильный, будто ионийцы таранили стены. Служанки завизжали, зажимая руками уши и пригибаясь.
– Глупцы, ничтожные рассудком, – пробормотала княжна. – Уничтожат все, и кто потом вспомнит о них?..
Послышался приближающийся быстрый топот подкованных сапог, и двойные двери комнаты распахнулись.
На пороге стоял Дарион, за спиной юноши Артазостра увидела своего второго сына. У Дариона в руке был обнаженный кривой меч.
– Мать, я пришел тебя спасти! – воскликнул наследник.
Артазостра быстро встала, обнимая за плечи младшего сына.
– Где Поликсена? – воскликнула она.
– Не знаю. Греков уже нет во дворце, – ответил Дарион: голос его чуть дрогнул. – Они бросили тебя, мать, – злорадно прибавил царевич.
– Молчи, – оборвала его побледневшая Артазостра. Она старалась не думать о худшем. – Идем скорее! Нам нужно бежать в Персию!
– Я сам так решил, – заявил Дарион: хотя и без большой уверенности. Ведь юноша никогда не бывал на родине своей матери и знал Персию только по ее рассказам.
В Сузах и окрестностях “города лилий” у персидской княжны оставалась многочисленная родня. В порту должны были ждать персидские корабли. Если они все еще не потоплены или не рассеяны…
Артазостра постаралась не поддаться страху. Тем более, что сын торопил ее.
Беглецы сумели выбраться наружу незамеченными врагом… потому, что битва была уже окончена. Несколько раз персы наткнулись в дворцовых переходах на трупы своих и греческих воинов: и было уже не разобрать, кто сражался за кого. Артазостра старалась не думать, что Поликсена могла быть убита повстанцами – а может, сперва обесчещена, а потом уже убита…
Дарион приготовил для матери и ее свиты крытые ковровые повозки. Артазостру обрадовала такая забота, но ей стало страшно при мысли о том, что изнутри она ничего не будет видеть. Но ничего уже не поделаешь.
Дарион подсадил мать, поддерживая под локоть, и Артазостра улыбнулась ему.
– Благодарю тебя, сын, – сказала она.
Она взяла с собой в повозку младшего мальчика, следом туда же втащили сундуки и узлы, среди которых устроились служанки. Скоро повозка оказалась битком набита. Хватит ли для всех женщин места и пропитания на корабле?..
Дарион, вскочивший на коня, приказал трогать. По звенящему голосу мать поняла, что он и хотел встретиться с врагом, и побаивался этого. Артазостра, думая о царевиче, улыбнулась в свой вышитый платок.
Да, ее сын не был наделен храбростью льва, – но бывает, что такая храбрость может только помешать…
Она сжала теплую ручку сидевшего рядом с нею младшего, уже намозоленную от упражнений. У Кратера были задатки и воина, и книжника… кем он станет в Персии?.. Если только им суждено спастись!
Тряская повозка прокладывала путь без остановок. Женщины прижались друг к другу и только вскрикивали на ухабах; но их опасности миновали. А снаружи слышались крики, смех, рыдания. Милет был взят, отвоеван назад ионийцами!..
Повстанцы, увлекшись грабежом и разбоем, могут пропустить персидский обоз: а может быть, эти земледельцы и торговцы, поостыв после боя, побоятся тронуть царских воинов…
Тут вдруг повозка замедлила ход, потом встала: громко заговорили стражники, ехавшие впереди.
Служанки вскрикнули, но Артазостра велела своим женщинам молчать. Торжествующие и жалобные шумы разоренного города отчетливо доносились до них, однако близкой опасности персиянка не почувствовала.
Снаружи послышался умоляющий женский голос, говоривший по-персидски. Артазостра, не колеблясь, отдернула занавеску, закрывавшую окошко, прорубленное в ковровой ткани, и высунула голову наружу.
– Кто там? – властно крикнула она.
– Госпожа! Великая госпожа!.. – взмолилась неизвестная, которую не пускали копья ее охранников.
– Пропустите! – приказала Артазостра.
Воины посторонились, и к ней бросилась персиянка – в свете факелов, прикрепленных к бортам повозки, стало видно, что она простоволосая, в разорванной грязной одежде, с вылезающими от ужаса глазами. Несчастная упала на колени, высоко подняв ребенка, закутанного в одеяло.
– Разбойники сожгли наш дом, великая госпожа! Я жена Менекрата, царского скульптора! Они настигнут и убьют нас, а наших детей кинут на копья!..
– Я видела тебя. И знаю царского скульптора, – в волнении проговорила Артазостра, глядя на женщину, которую, как ей помнилось, звали Шаран.
Сам Менекрат с двоими старшими сыновьями стоял поодаль, и, бледный, смотрел на то, как жена умоляет персидскую княжну о заступничестве. С ионийцем было двое слуг, мужчина и женщина, – оба персы.
Это решило дело.
– Мы возьмем их с собой, – распорядилась Артазостра, посмотрев на свою охрану.
Верховой Дарион встрепенулся. У юноши были стать и посадка истинного перса, но при этих словах царевич показался ей обиженным мальчиком.
– Матушка, – начал было он.
– Я приказываю, – пресекла его возражения Артазостра.
Она скрылась в повозке, не сомневаясь, что приказание будет исполнено.
– Поедете с нами, – раздался обращенный к погорельцам голос сына, в котором звенели возмущение и презрение. – Падите в ноги моей царственной матери, это она благоволит вам!
Шаран взахлеб благодарила царевича, но Артазостра уже не слушала. Скорее бы, скорее! Из-за этой задержки весь отряд могут перебить!
В порту остался единственный персидский корабль. Едва хватило места на всех: ионийские суда, по-видимому, ушли, и афиняне следом за ними.
– И пусть радуются, что ушли, – бросил Дарион, наблюдавший, как грузят на триеру поклажу и рабов.
Было уже совсем темно, но персы различили качающиеся на маслянисто блестящей воде черные обломки. Кончилась битва, и чьи-то корабли совсем недавно горели здесь.
Поодаль Артазостра различила два судна, должно быть, греческие, но не выказывавшие враждебных намерений: по-видимому, моряки думали, как спасаться самим. Или эти корабли принадлежали победителям, тоже начавшим зализывать раны…
– Надеюсь, что Поликсена с детьми спаслась, – пробормотала Артазостра, поглядев на наследника. – Она, конечно, бежит в Египет, но что ждет ее там?..
Дарион только улыбнулся в ответ.
Корабль отвалил от берега. Некоторое время спустя к нему пристали еще три судна, принадлежавших спасшимся персам; и назад в Азию поплыла флотилия, достойная царской родственницы.
***
Ионийские корабли, оторвавшись от преследователей, плыли в Египет. Поликсена должна была благодарить всех богов, что ее кормчие так хорошо знают этот путь; но низложенная царица сидела на палубе, закрыв глаза, и на ее щеки сбегали слезы, черные от краски. Боль за Анаксарха, за всех греков, за всех, кого она любила и кого предала, была так сильна, что Поликсена задыхалась.
Тураи сидел рядом, чутко следя, чтобы госпожу никто не смел тронуть. Если резко потревожить человека в таком горе, он может умереть.
Но наконец Поликсена успокоилась сама и, посмотрев на своего советника, сипло спросила, где ее меч. Она помнила, что выронила его, поднявшись на палубу…
– Здесь, мама, – серьезный и печальный Никострат, подойдя к ней, стал на колено и протянул оружие рукоятью вперед. Сын сберег ее меч и даже успел отчистить.
Поликсена молча вернула клинок в черные обсидиановые ножны. Она тяжело встала и поглядела на царевича: сын уже превосходил ее ростом, сильный, широкоплечий.
– Все дети со мной? Кеней, Мелос?..
– Да, – сказал Никострат. – Моя сестра и невеста в каюте, – прибавил юный спартанец, кивнув назад.
Поликсена оперлась руками о борт и вгляделась вдаль. Уже давно было не видать земли.
– Ты умер так, как хотел, старый друг, – прошептала она, думая об Анаксархе, на которого не успела даже оглянуться, спасая остальных. – Надеюсь, что среди беззаконных ионийцев найдется тот, у кого есть честь, и даст тебе погребение…
Она хотела бросить в воду какую-нибудь драгоценность, в жертву Посейдону, чтимому в Ионии, но ничего на себе не нашла. Сколько имущества они взяли с собой?
Тураи, подойдя сзади, тронул ее за плечо.
– Моя царица, царевны хотят видеть тебя.
Поликсена обернулась к нему и хотела поблагодарить. Но не было сил лишний раз раскрыть рот; и она молча проследовала за Тураи в царскую каюту, единственную на корабле. Так было сделано по египетскому образцу.
Фрина сидела рядом со своей названой сестрой, они держались за руки. Увидев Поликсену, золоволосая красавица-дочь вскрикнула. Коринфянка мрачно рассмеялась, представив себя – полную противоположность этой девушке.
– Дайте мне зеркало и умыться.
Поликсена смыла с лица и рук кровь и грязные разводы, расчесала волосы, выдирая целые пряди. Потом приказала подать себе вина и попросила Ити-Тауи позвать Тураи. Сейчас ей мог помочь только этот египтянин.
Ити-Тауи, поклонившись эллинке, выскользнула наружу. Проводив девочку взглядом, Поликсена вспомнила, что это дочь Уджагорресента: и царевне до сих пор толком не объяснили, кто такой ее отец…
Тураи вошел и по знаку царицы выслал девочек. Поликсена предложила ему вина, а потом сказала египтянину, что желает обсудить положение.
В Навкратисе, куда они направлялись, не было ни тиранов, ни дворцов, – это был торговый город-эмпорий*, несколько греческих общин которого имели каждая свое управление и суд. У кого персидская ставленница может просить убежища и как надолго?..
Конечно, скрыть, кто она такая, не удастся; да это и невозможно.
– Нам помогут – Навкратис принадлежит Та-Кемет, Ионии и Персии. В Та-Кемет хорошо понимают, что значат такие бунты черни, – сказал Тураи. – И тебя хорошо знают здесь! Тебе дадут убежище, царица!
Поликсена потерла подбородок.
– Но надолго ли?..
– В Та-Кемет по-прежнему Уджагорресент, – согласился Тураи, понимавший ее без слов. – Но кроме царского казначея, есть и другая сила. Думаю, ты смогла бы немного погодя купить себе поместье в Дельте, как хотела ее величество Нитетис…
Поликсена усмехнулась.
– Поместье! Так нам навеки отречься от своей свободы? Что же делать моему сыну?..
Советник пристально смотрел на нее, подавшись вперед через стол.
– Если верх одержали ионийцы, вернуться твоему сыну будет сейчас невозможно, – сказал египтянин. – Свободной Ионии не нужны ни тираны, ни цари!
Поликсене показалось, что в его словах просквозила насмешка – чисто египетская насмешка.
– Если же персы отомстят за себя и снова возьмут власть, вернуться царевичу будет невозможно вдвойне!
Поликсена опустила глаза.
– Так значит, – тихо проговорила она после молчания, постучав пальцами по столу, – Никострат может вернуться, только если в Ионии начнется новое восстание, в котором грекам понадобится любая помощь…
– Именно так, – сказал Тураи.
Афиняне так и не нагнали их. Впрочем, в море очень легко было растеряться, и Поликсена старалась не тревожиться прежде времени.
В Навкратисе они сразу же послали нескольких ионийцев говорить с представителями Милета. И царице со всеми ее людьми, к ее радости, предоставили для проживания целый квартал. Она могла за себя расплатиться… но скоро придется жить в долг. Как быть дальше?
Поликсена снова надела эллинское платье и посетила Элленион, общегреческое святилище, основанное девятью малоазийскими городами*. В Навкратисе греки из разных полисов объединились так, как не могли объединиться нигде больше: но были торговцами и оставались в стороне от политики.
Они были живы – но как поступить дальше? Боги отцов не давали ответа. О судьбе афинского флотоводца и его кораблей вестей тоже не было.
И пока Поликсена мучилась сомнениями, в Навкратис вдруг прибыли посланники от Уджагорресента. Царский казначей приглашал ионийскую царицу во дворец, в Саис. Только во дворце могло найтись место ей и всем ее спутникам.
Тураи, выслушав это предложение, стал склонять госпожу принять его.
– Уджагорресент твой враг, и, разумеется, не мог забыть об этом. Он мог тайно подослать к тебе убийц, пока ты была в Ионии! Но Уджагорресент не властен убить тебя вместе с твоими людьми, да еще в Саисе, где тебя помнят столь многие – и где многие засвидетельствуют твое прибытие!
Египтянин прервался, глядя на госпожу.
– Ведь Дарию уже известно, что случилось в Ионии, – и ему известно, какую твой брат и ты проявили государственную мудрость и отвагу…
Поликсена засмеялась так, что начала икать.
– Пожалуй, ты прав, мой добрый советник… Царь царей защитит меня!
Она взяла серебряное зеркало и стала перебирать свою косу. Седых прядей было уже много, но черные волосы оставались, как раньше, густыми и жесткими.
Потом коринфянка встала с места.
– Я приму приглашение Уджагорресента, – сказала Поликсена.
Ее глаза стали безжизненными. Нитетис – о Нитетис она не забудет никогда.
Но ни Поликсена, ни Уджагорресент не вспомнят о том, о чем не время вспоминать, пока это время не придет. Они оба очень хорошие политики.
Поликсена велела позвать Ити-Тауи. Ей предстоял очень серьезный разговор с одиннадцатилетней невестой ее сына: эллинка надеялась, что ее приемная дочь достаточно созрела для понимания.
* Место, служившее складом для товаров, перевозившихся по морю; а также торговое поселение, основанное в таком месте.
* По свидетельству Геродота.
========== Глава 118 ==========
По пути в Саис, который они проделали в сопровождении египтян Уджагорресента, Поликсена и Тураи еще несколько раз совещались – но больше молчали. Поликсена, хотя и ожидала встречи с опаснейшим врагом, после всех злоключений словно отдыхала душой, вспоминая дни своей юности. Черная Земля была так целительна, напоминая о бренности всех человеческих страстей.
Эллинка позволила себе даже отгородиться от детей, оставив одну Ити-Тауи, которой очень непросто оказалось понять и принять, кто она такая. Хотя, конечно, Поликсена знала, что следует скрыть от этой девочки: и в разговорах с нею искусно обходила подводные камни.
Тураи словно бы тоже отдохнул и помолодел за эти дни. Египтянин везде оставался собой – но ничто не могло придать ему такого достоинства и уверенности, как возвращение на тысячелетнюю землю предков.
В один из дней, когда они плыли на барке Уджагорресента, Поликсена присмотрелась к своему советнику внимательней. Они вдвоем сидели на палубе под полосатым навесом – их не видели дети, и почти никто не замечал с берега. Рука ионийской царицы скользнула в руку бывшего жреца Та-Кемет.
Она приклонила голову ему на плечо; Тураи замер, вдыхая аромат черных жестких волос. Руке эллинки стало жарко в его ладони.
Поликсена закусила губу, чувствуя, что вот-вот застонет от неутоленного желания, которое внезапно наполнило ее.
– Пойдем, – прошептала она египтянину и быстро встала, увлекая Тураи за собой. В царской каюте сейчас никого не было, оба это знали…
Обнимая Поликсену за талию, Тураи повлек ее вперед, едва не спотыкаясь от осознания того, что было ему предложено. Он чувствовал себя таким же счастливым святотатцем, как Менекрат, которого один-единственный раз пригласила на ложе Нитетис.
Когда полог упал, они повернулись друг к другу и жадно поцеловались. Тураи так спешил, что чуть не рвал на возлюбленной платье. – О владычица Саиса, – задыхаясь, шептал он, скользя ладонями по горячим крепким бедрам эллинки. – О Сопдет, звезда на челе счастливого года…*
Когда они добрались до постели, Поликсена первая опрокинулась на спину и сама, схватив его ладонь, направила ее туда, куда египтянин так жаждал добраться. Лаская свою госпожу, погрузив пальцы в ее раскаленное естество, он стонал от наслаждения вместе с ней и чуть не излился прежде времени. Но Поликсена не позволила ему: вдруг резко приподнявшись, она опрокинула любовника на спину и оседлала, приняв в себя. Мучительное блаженство завершенного единения чуть не лишило их сознания.
Потом эллинка упала Тураи на грудь, тяжело дыша. Он прижал к себе ее нагое тело, чувствуя, что мог бы сейчас умереть и не пожалел о том…
– Как же я…
Тураи хотел выразить возлюбленной царице свой восторг, но слов для этого не было. Поликсена, приподнявшись, прижала горячую ладонь к его губам.
– Нужно вставать, могут войти!
Непоколебимо сдержанный Тураи сейчас, казалось, готов был призвать все проклятия на головы тех, кто помешает его блаженству. Но он повиновался. Любовники быстро оделись.
Поликсена снова села на ложе и, схватив гребень с прикроватного столика, принялась расчесывать волосы. На ее скулах выступили яркие пятна, и она не смотрела на Тураи.
Он схватил ее за руку с гребнем и отвел эту руку от лица. Царица посмотрела на любовника: и египтянина поразила холодность ее взгляда.
– Что?
– Ты не оставишь меня? – спросил Тураи. На его слова, наполовину властные, наполовину молящие, нельзя было не ответить. Он сжал ладонь царицы сильнее.
Поликсена слегка поморщилась и вдруг выдернула свою руку из крепких пальцев. Совсем недавно она держала в этой руке меч.
– Я тебя не оставлю, будь покоен.
Поликсена стала заплетать косу: живое серебро ее волос заблестело египтянину в глаза.
– Кажется, я уже никогда не оставлю и эту землю.
Тураи, после гнева на ее холодность, при этих словах затопила нежность. Он сел рядом со своей царственной эллинкой и обнял ее.
Они долго сидели рядом, не замечая времени; потом Поликсена очнулась первая. Она посмотрела на Тураи: ее темные глаза сияли.
– “Ты снова молод… ты снова жив”. Так у вас говорят о таинстве обновления сил царя? – произнесла она, вставая.
Советник поднялся вместе с нею и поклонился, пряча улыбку.
– Выйдем вместе… теперь это все равно, – сказала Поликсена.
Они вышли – Тураи первым покинул каюту, придержав для царицы полог. Когда же Поликсена очутилась на палубе и осмотрелась, она неожиданно встретилась глазами с сыном.
Никострат, стоявший под прямыми палящими лучами рядом с Мелосом, смотрел на мать неожиданно взрослым и проницательным взглядом. Впрочем, молодой спартанец тут же отвернулся; и Поликсена смогла улыбнуться, зная, что сын никому ничего не скажет о ней и Тураи. Едва ли Никострат даже самому себе позволит недостойно задуматься о матери.
Царица посмотрела на Тураи.
– Мне нужно сейчас побыть одной… Приходи ко мне перед сном. Мы сойдем на берег только завтра.
Они улыбнулись друг другу. Потом египтянин поцеловал возлюбленную в лоб, поклонился ей и ушел, опустив глаза.
Некоторое время царица сидела под навесом одна, глядя на проплывающий мимо низкий берег, на котором порою мелькали коричневые блестящие спины рыбаков и лодочников. Потом эллинка приказала Мекет, ждавшей распоряжений, привести врача: того самого египтянина, который принимал младшего сына Артазостры.
Тураи снова пришел к возлюбленной в сумерках – перед тем Поликсена удалила из каюты слуг и царевен, которые спали вместе с ней. Она часто приказывала оставить ее с Тураи наедине, еще когда между нею и ее первым советником была только любовная дружба. Но теперь низвергнутая царица сознавала: все, считая и девочек, понимают, что отныне все переменилось.
Когда они отдыхали после любви, лежа прижавшись друг к другу, Поликсена неожиданно сказала:
– Я сейчас вспомнила о Менекрате. Где он может быть теперь? Ты думаешь, он жив?..
Менекрата ионийцы недосчитались еще в ночь своего бегства, и только понадеялись, что художник с семьей успел скрыться.
