Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 51 (всего у книги 97 страниц)
Лицо Агорея на миг страшно изменилось, точно он готов был восстать против безрассудного намерения дочери. Но потом в его выцветших глазах блеснула удовлетворенная гордость.
– Ты не боишься? – спросил геронт.
– Боюсь? – презрительно переспросила Адмета. Движением головы она откинула назад буйные волосы. – Я не завидую тому, кто встанет на пути у моей тетриппы!
Агорей кивнул.
– Ну что ж, поезжай. Да хранит тебя Афина Аксиопена.
А сам подумал, что отправит следом за дочерью отряд в десять мужчин. Пусть встретят ее хотя бы на полдороге назад!
– Я скажу твоему мужу, куда ты направилась, – предупредил Агорей. – И нужно найти тебе проводника, который будет показывать дорогу: ты ведь ни разу не бывала в Афинах!
Адмета рассеянно кивнула.
– Эвримах поймет, что так должно было поступить… Что ж, пойду собираться!
Лакедемонянка уложила два небольших вещевых мешка – для себя и для ионийца; приготовила баклаги с водой. Заткнула за пояс кинжал.
Потом Адмета отправилась в храм Афины Аксиопены и положила к ногам богини бронзовую булавку с голубой эмалью – драгоценность, которой очень дорожила.
Обняв мраморные колени прямостоящей богини, спартанка шепотом взмолилась, чтобы Аксиопена помогла ей в ее предприятии. Перед тем, как покинуть храм, Адмета уколола булавкой палец и мазнула пеплос изваяния кровью. Ушла, зализывая ранку.
Когда Адмета вернулась из храма, иониец, которого звали Мелос, уже ждал ее во дворе ее дома. Агорей привел его и, как видно, растолковал намерения дочери. Здесь же ждал конюх-афинянин, который должен был послужить Адмете проводником.
– Ты знаешь, что я хочу повезти тебя в Афины? У тебя нет договоренности с Мидием? – спросила Адмета юного ионийца.
Мелос мотнул темноволосой головой.
– Нет! Я даже не видел его.
Он улыбнулся спартанке с робостью. Даже самые смелые мужчины смущались, встречая таких отважных женщин.
– Благодарю тебя, госпожа!
– Я тебе не госпожа, – хмуро ответила дочь геронта. – Я Адмета, лакедемонянка, и этого с меня довольно… Ты умеешь стоять в колеснице?
Этот вопрос был обращен к проводнику, которого отец нашел для нее.
– Умею, госпожа, – ответил афинянин, который, как и ионийский посланник, глядел на нее с почтительным восхищением.
– А я поеду верхом, – вставил Мелос. – Мой конь уже отдохнул.
Адмета посмотрела на него – потом кивнула.
– Поезжай верхом!
Потом рассмеялась, посмотрев на свою бронзовую персидскую колесницу, которую как раз запрягали.
– Если даже афиняне не впустят тебя, мне они непременно откроют!
– Постой, – тут Агорей сурово прервал дочь. – Так ты хочешь призывать афинян к войне против персов? К помощи собратьям в азиатской Элладе?
– Я не знаю, быть ли войне, – откликнулась Адмета. Щеки ее чудесно алели, серые глаза отсвечивали блеском стали. – Это решать богам! Но афиняне должны узнать, в каком положении Иония!
Она взмахнула кулаком.
– Быть может, эти азиатские греки держат в своем кулаке наш общий жребий!
И отец молча склонил голову.
Адмета так и не успела проститься с мужем. Она позвала Лиссу, свою давнюю и любимую подругу, присмотреть за младшими детьми, пока ее не будет: две женщины часто оказывали одна другой такие услуги.
Лисса, тоже моложавая и еще красивая, с длинными каштановыми волосами, заплетенными в две косы, крепко обняла Адмету и пожелала удачи. Заглянув в зеленые глаза подруги, Адмета вдруг вспомнила тот день, когда они были вдвоем в священной роще.
“Если мне суждено погибнуть по дороге или в Афинах, я успею вспомнить наши объятия”, – подумала лакедемонянка.
Когда колесница и всадник вынеслись со двора, Лисса помахала подруге, хотя та не могла уже видеть этого. Другой рукой спартанка быстро утерла глаза.
– Да прольют на тебя боги всю свою удачу! – прошептала она.
Адмета примчалась к воротам Афин в середине третьего дня.* Она потребовала впустить ее таким тоном, что открывшие рты стражники беспрекословно повиновались.
Лакедемонянка потребовала показать ей дорогу к агоре: и сразу же поехала на площадь. Ионийский юноша скакал следом.
За ними тут же побежали зеваки и прохожие, которых явление Адметы заставило забыть о всех срочных делах. Женщина, управляющая тетриппой, да еще мчащаяся на агору!.. Здесь было на что посмотреть!
Когда Адмета въехала на площадь, та была еще полна, по дневному времени. Но все, что происходило на агоре, замерло при появлении спартанки на колеснице, которая неслась подобно амазонке. С криком, стиснув белые зубы, она сдержала коней.
Воинственная гостья отдышалась, выпрямившись и обведя толпу взглядом. Все были еще слишком поражены, чтобы что-нибудь сказать или сделать; и Адмета воспользовалась этим.
– Я спартанка Адмета, дочь Агорея, – сказала она громко, стоя в колеснице. – Я примчалась к вам, благородные афиняне, с неотложными вестями! Вот этот юноша прибыл к нам из Ионии!
Она показала на своего спутника.
– От его имени я говорю вам о бедственном положении ионийской царицы и ее единственного сына. Эллинку Поликсену, которая сейчас правит в Ионии, скоро сместят с трона персидские родственники! Тогда там будет война!
Адмета высоко подняла голову.
– Восстание ионийцев, если они выступят одни, окажется жестоко подавлено… и персы, опьяненные их кровью и нашим бездействием, двинутся на наши полисы! Не лучше ли прислать ионийцам помощь прежде того?..
Слушатели откликнулись слитным гулом. Но Адмета не различала голосов и не могла судить, как восприняли афиняне ее выступление.
Потом вдруг какой-то человек отделился от толпы.
– Ты уже все сказала за этого гонца, спартанка! – воскликнул он, улыбаясь. – Что же он сам молчит?
Послышались смешки. У Адметы вспыхнули щеки и кровь застучала в ушах; но она не ответила, чтобы не давать повода к дальнейшим насмешкам.
Но тут наконец ионийский вестник выехал вперед. Собравшись с духом, он воскликнул:
– Так все и есть, как сказала дочь Агорея… хвала ей!
Мелос покраснел.
– Нам и нашей царице нужна помощь!
Смех в толпе утих. А Адмета присмотрелась к афинянину, который ей ответил, – он был золотоволосый, красивый, с дерзкими голубыми глазами. Похож на ее мужа Эвримаха, только моложе и тоньше.
Встретившись с ней взглядом, афинянин поклонился.
– Рад знакомству с тобой, прекрасная и отважная Адмета, – сказал он. – Я слышал о тебе и твоей тетриппе!
Адмета невольно зарделась снова.
– Я Калликсен, полемарх! Я не могу дать тебе флот, хотя и желал бы этого. Мы еще не построили своего флота, дочь Агорея!
Голубые глаза афинянина улыбались, но чувствовалось, что он нисколько не шутит.
– Однако я охотно поведу в Милет четыре корабля, которые под моим началом, и доставлю домой этого посланника. Я бывал в Ионии раньше и знаком с ее царицей!
– Вот как? – воскликнула Адмета.
– Да, я не раз плавал в Ионию прежде, по торговым делам, – сказал Калликсен. – И сейчас мое появление там не вызовет подозрений… чтобы не развязать войну прежде времени.
Моряк посерьезнел. Потом шагнул к колеснице и протянул руку.
– А сейчас я прошу тебя оказать мне честь и стать моей гостьей. Ты и этот юноша нуждаетесь в отдыхе.
Спартанка колебалась несколько мгновений. А потом, приняв протянутую руку, спрыгнула с колесницы под громовые рукоплескания зрителей.
* Как мы помним, расстояние между Афинами и Спартой, – в 225 километров, или около 37 парасангов, – на лошади или колеснице реально преодолеть за 2 дня.
========== Глава 112 ==========
Дальше Адмета и ее спутники шли пешком, чтобы не привлекать внимания. Афиняне и без того будут говорить о дочери Агорея не умолкая еще много дней.
Калликсен сказал спартанке, что отведет ее не к себе, – он небольшой гостеприимец, потому что редко бывает дома; а лучше к своему брату Хилону, который примет гостей по-настоящему. Адмета улыбнулась и поблагодарила, но ничего больше не прибавила. Она подозревала, что с помощью этого Хилона, его угощения и вкусного вина афинский флотоводец хочет развязать язык ей и ионийскому вестнику. С нею эти попытки не пройдут; а вот мальчишка может забыть об осторожности…
Однако ей тоже не мешает послушать, что еще скажет юный Мелос. Мелочей в таких вещах не бывает!
Скоро любопытные отстали от спартанки и ее свиты, и к дому Хилона гости подошли уже избавившись от назойливого внимания.
– Хилон наверняка дома, – сказал Калликсен, остановившись перед закрытыми воротами. – А если нет, прошу вас пожаловать ко мне.
Он обезоруживающе улыбнулся лакедемонянке и постучал кольцом-колотушкой.
– Что же твой брат не пошел сегодня на агору, как ты? – спросила Адмета.
– Он уверен, что все наши новости уже перетерты и ничего стоящего он не услышит… Сейчас Хилон убедится, как ошибался! – с торжеством воскликнул моряк, когда ворота отворились.
Калликсен объяснил рабу-привратнику, что привел гостей, не пускаясь в подробности. Слуга вежливо поклонился всем и пригласил войти, сказав, что хозяин дома.
Адмета, подняв брови, окинула взглядом особняк афинянина: такая же черепичная крыша, беленые стены, как и у дома ее отца… но это строение было изящнее, и чувствовалось, что жилище Хилона гораздо богаче, хотя Агорей и считался в Спарте зажиточным. Адмета вздрогнула от изумления, увидев, что две центральные колонны портика заменены на прямостоящие статуи девушек-кор из известняка, раскрашенные яркими, сочными красками.* Из приоткрытых дверей лился желтый уютный свет, и что-то внутри, в коридоре, дорого блестело.
На пороге возникла темноволосая женщина в дорогом шафранном хитоне – стройная и привлекательная, хотя и не первой молодости. В серых глазах хозяйки, устремленных на Адмету, было изумление; но губы уже сложились в привычную любезную улыбку.
– Я Алексия, жена Хилона Пифонида, господина этого дома. Добро пожаловать, – произнесла афинянка. – Мне сказали, что вы с дороги.
Она сделала паузу, все так же улыбаясь умело накрашенными губами.
– Ванны скоро будут готовы. Пока прошу гостей пройти в ойкос и отдохнуть.
– Благодарю, госпожа, – сказала Адмета, учтиво кивнув. Алексия кивнула в ответ. От нее пахло каким-то цветочным маслом; и спартанке показалось, что госпожа дома поморщилась, когда они оказались лицом к лицу. Но тут же Алексия повернулась, скрыв свои чувства, и направилась в общую комнату, обставленную просто великолепно, как и весь этот дом. Адмета осматривалась со смесью любопытства и неприязни.
В ойкосе лакедемонянке предложили сесть в кресло эбенового дерева, у очага, который сейчас был холодным. Зато дымились курильницы: сладость наполнявшего комнату запаха ощущалась даже на языке. Юный Мелос присел напротив Адметы, на краешек круглого резного табурета.
– Мой супруг сейчас придет, – сказала госпожа Алексия.
Принесли разбавленное вино и фрукты в меду. Адмета с наслаждением выпила: у нее давно пересохло в горле. Но протянуть руку к угощению не успела. Появившаяся рабыня доложила, что ванны для гостей готовы.
Хозяйка пригласила Адмету в ванную комнату с выложенными голубой плиткой стенами, с медной ванной. Такой роскоши не было в доме почти ни у кого из спартанцев.
Та же рабыня осталась, чтобы помогать гостье. Адмета хотела было отказаться; но решила не проявлять неучтивость.
Афинянка взялась за нее, распутывая волосы, оттирая и умащая Адмету нежными и ловкими движениями: служанка не причиняла никаких неудобств. Только несколько раз ее руки изумленно замирали – когда ощущали мозоли и потертости, когда рабыня убедилась на ощупь, как сильны мышцы лакедемонянки.
Служанка выкупала Адмету и умастила благовонным маслом. Спартанка позволила это; но когда женщина хотела приняться за волосы на ее теле, Адмета резко отстранила ее жестом.
– Это лишнее! – сказала она. Рабыня-афинянка не посмела возразить.
Адмета приехала в этот дом не наводить красоту! Она чуть не забыла в этой купальне, зачем гостит у Хилона Пифонида!
Адмета надела предложенный ей чистый хитон, но волосы не стала скручивать в узел. Тонкие косички, оставшиеся нерасплетенными, снова отвели со лба и висков и скрепили на затылке.
Когда она вышла в ойкос, двое мужчин, сидевших там, сразу же встали. Калликсен был с братом Хилоном, человеком старше него и несколько обрюзгшим. Но, в общем, это был тоже красивый и представительный мужчина, с такими же светлыми волосами и глазами; только, в отличие от Калликсена, Хилон оказался безбородым. Складки гиматия были уложены так, что скрывали недостатки фигуры.
Афинянин улыбнулся и слегка поклонился гостье, окинув ее взглядом с жадным интересом. Но в поведении этого лощеного господина Адмета почувствовала напряженное беспокойство.
Она заметила, что иониец сидит в стороне, на стуле, выпрямившись и стиснув руки. Юный посланник, тоже принявший ванну и переодетый в чистое, был бледен и не отрывал глаз от хозяев.
– Хайрете, – приветствовала лакедемонянка обоих братьев. Потом обратила все внимание на Хилона.
– Я полагаю, господин, твой брат рассказал тебе, зачем я прибыла в Афины и кто приехал со мной?
Хилон рассмеялся.
– Я был бы счастлив, если бы первая из спартанских воительниц посетила мой дом ради меня самого. Но, к сожалению, я все знаю!
Его грубовато-насмешливая лесть скрывала самый настоящий страх. Адмета взглянула на Калликсена.
Полемарх смотрел на старшего брата сжав губы. Потом произнес:
– Нашим гостям нужно подкрепиться с дороги. Хилон, наверное, стол уже накрыт?
Хозяин кивнул. Расправил складки белого гиматия, снял незаметные пылинки. Потом с улыбкой предложил руку Адмете.
– Моя жена ждет нас.
Лакедемонянка с облегчением заметила, что угощение на столе, вокруг которого расставлены кресла и стулья, а обеденные ложа отодвинуты к стенам.
Услышав слова хозяина, и Мелос вскочил, наконец осмелившись привлечь к себе внимание. Юноша, державшийся со спартанцами очень смело, в этом богатом доме оробел и не знал, куда ступить и куда деть руки.
Алексия как раз делала последние распоряжения служанкам. Увидев, что гости идут, афинянка поправила белую ленту, охватывавшую темноволосую голову, и махнула рукой рабыням: женщины торопливо ушли. Госпожа улыбнулась.
– Садитесь в кресла. Все готово, – пригласила она.
Адмета заняла место напротив Хилона и его жены, рядом с Калликсеном. Ионийский посланник сел на табурет немного в стороне от спартанки. Мелос убрал руки под стол; потом положил их на стол, словно опомнившись. Юноша краснел и кусал губы.
И именно к ионийцу Хилон обратился первым.
– Если уж ты просишь помощи, юноша, расскажи нам подробно, в чем состоит твое дело.
Это обращение, куда менее любезное, чем к Адмете, против ожиданий, только ободрило Мелоса. Посланник вскочил с места, не притронувшись к еде, и сбивчиво, но энергично повторил все то, что лакедемоняне уже слышали.
Теперь у Адметы не осталось сомнений в правдивости ионийца. Его и в самом деле направил к ним царевич, которому, как Мелос признался с гордостью, он был близким другом; Никострат сам передал Мелосу и послание, и деньги на дорогу.
Хилон некоторое время помолчал, перекатывая во рту оливку. Потом сделал гостю знак сесть. Видно было, что он что-то сосредоточенно обдумывает.
Когда все приступили к еде, светловолосый афинянин вдруг обратился к Адмете.
– А ведь я тоже знал этого Ликандра… я и мой брат даже состоим с ним в родстве.
Видя, что спартанка смотрит на него изумленно и едва ли не враждебно, Хилон пояснил:
– Ионийская царица, Поликсена, была замужем также за моим братом Аристодемом, который тоже погиб. От Аристодема у нее есть дочь. Эта царица удивительно удачно морит своих мужей!
Адмета смотрела на афинянина онемев. Мелос глядел так же ошеломленно. Конечно, он знал, что у его царицы было два мужа: но не подозревал, что муж-афинянин принадлежал к семье Хилона!
А потом юноша внезапно воскликнул:
– Нашу царицу нельзя в этом обвинять!
Хилон только рассмеялся, покачав головой. Калликсен быстро взглянул на брата и предупреждающе поднял руку.
– Мы собрались здесь не для того, чтобы поминать прошлое.
Адмета заметила, что Калликсен сам покраснел при этих словах. Отчего – лакедемонянка не знала; но ей неожиданно подумалось, что этот флотоводец не такой притворщик, как хозяин дома.
Дальше поглощали еду молча: жареную козлятину, приготовленную с кардамоном, салат, ячменные пирожки с маслом и медом. Отведав всего понемногу, Адмета посмотрела на хозяйку и похвалила превосходные кушанья.
Госпожа Алексия, за все время не проронившая ни слова, и тут только кивнула. Чувствовалось, что она с трудом выносит присутствие спартанки за своим столом.
Адмета осушила до половины свой килик и встала.
– Я благодарю тебя, Хилон, сын Пифона, за твое гостепримство и сердечность, – сказала она, обратив взгляд на хозяина. – А теперь мне пора, нам еще предстоит обсудить дела с твоим братом. Иначе ночь застанет меня в дороге!
– Тут нечего обсуждать, – Калликсен быстро встал следом за гостьей. – Мои корабли будут готовы через несколько дней, навкрария даст мне средства! Иониец покуда останется у меня.
Моряк посмотрел на Адмету.
– А тебя, госпожа, я не отпущу без достойного сопровождения. Если, конечно, ты не согласишься переночевать в моем доме, – прибавил он с улыбкой.
Адмета, улыбнувшись, отказалась. Афинянин кивнул: другого он не ожидал.
– Что ж, тогда я найду тебе стражу, которая проводит тебя до Спарты.
Лакедемонянка поняла, глядя в спокойные голубые глаза моряка, что в этот раз он не примет никаких возражений. Дочь Агорея склонила голову.
– Ты очень любезен.
Адмета оглядела всех.
– Тогда я пойду проведаю моего слугу и лошадей.
Хилон кивнул и подозвал раба, незаметно появившегося в ойкосе. Лакедемонянка вышла вместе с ним.
Некоторое время никто из оставшихся ничего не говорил: братья-афиняне тяжело смотрели друг на друга. Мелос незаметно подошел к Калликсену, точно рассчитывал на его защиту.
Калликсен словно бы хотел что-то высказать господину дома в отсутствие гостьи; но сдержался. Флотоводец посмотрел на ионийского посланника.
– Идем, мальчик, нам пора.
Мелос благодарно улыбнулся и поспешил покинуть комнату. Калликсен выходил вторым; лишь на пороге обернулся и очень значительно посмотрел на брата.
Хилон улыбнулся высокому широкоплечему полемарху, слегка прищурившись: как видно, он очень хорошо понял намек.
– В добрый путь, маленький братец.
Калликсен быстро вышел, хлопнув дверью.
Больше Адмета и Калликсен ничего не сказали друг другу; хотя оба желали бы объясниться лучше. Но Адмета только дождалась обещанную охрану, пятерых конных стражников, и в последний раз поблагодарила афинянина за помощь.
Калликсен улыбнулся.
– Пока еще не за что меня благодарить.
Он теперь был сосредоточен на чем-то постороннем, точно мысленно уже командовал своими триерами. Тогда Адмета кивнула полемарху и, не сказав больше ни слова, вскочила в колесницу.
Спартанка неожиданно по-мальчишески свистнула сквозь зубы.
– Вперед во весь опор! – крикнула она своим стражникам и хлестнула лошадей. Конники сорвались с места, едва не упустив ее.
Калликсен долго смотрел вслед дочери Агорея: долго еще после того, как спартанка и ее свита исчезли вдали. Потом моряк повернулся и, улыбаясь чему-то безвозратно ушедшему, быстро зашагал домой.
***
В самом конце пути афиняне неожиданно съехались с отрядом пеших спартанцев. Это были воины, которых геронт выслал навстречу своей дочери!
Общее изумление с легкостью могло кончиться взаимными обвинениями и кровопролитием. Но тут Адмета неожиданно спрыгнула с колесницы и бросилась к спартанцам: среди гоплитов она разглядела темноволосого мальчика лет одиннадцати.
– Кеней! Что ты тут делаешь?..
Сын, рожденный от Ликандра, смотрел на нее исподлобья своими карими глазами.
– Я хочу плыть на помощь моему брату, мама. Дед пришел ко мне в агелу, все мне рассказал и разрешил, – громко и четко произнес Кеней среди общей тишины.
– Разрешил?
На миг Адмету охватила ярость. Агорей распорядился судьбой своего внука, не спросив его мать!.. А потом спартанка ощутила ужас.
– Ты хочешь уплыть в Ионию, Кеней? Насовсем?
Мальчик кивнул.
– Дед сказал, что я должен спросить твоего благословения. Отца я не спрашивал!
“Потому что Эвримах тебе не отец”, – мысленно закончила Адмета. Она крепко обняла сына, и с облегчением ощутила, как он прижался к ней.
– Ну что ж, поезжай, – после долгого молчания повторила она те самые слова, которые услышала от Агорея. – Я тебя отпускаю, сын! Помогай своему брату и сражайся вместе с ним, если таков твой жребий!
Адмета прослезилась, но отвернулась, скрыв от Кенея свою слабость. Уход сына она оплачет потом, когда останется одна.
Лакедемонянка посмотрела на афинских стражников.
– Возьмите Кенея с собой! Когда полемарх будет отплывать, прошу – пусть даст мне знать, и я приеду проститься с моим мальчиком!
– Слушаем, госпожа, – ответили афиняне. Они смотрели на эту встречу матери и сына растроганно и с большим уважением.
Афиняне и спартанцы расстались. Адмета поехала вперед не оборачиваясь: она пустила коней шагом, и гоплиты не отставали от своей предводительницы. Никто больше ничего не говорил.
* Кариатиды как архитектурный элемент появились позже.
========== Глава 113 ==========
Царица Ионии ощущала предгрозовой запах перемен – запах, вселявший во всех, греков, персов и египтян, непонятное беспокойство. Но правительница тревожилась сильнее всех. Раньше, несмотря на свои заботы, она спала здоровым сном; а теперь, как бы ни уставала, часто подолгу ворочалась на царском ложе, сбивая простыни и нагревая постель своим жаром.
Поликсена спрашивала себя, что не дает ей спать, и тут же отвечала себе – Никострату уже пятнадцать лет. Царевичу пятнадцать лет!..
В Спарте, на родине своего отца, он должен был бы прожить еще столько же, чтобы считаться зрелым мужчиной. Но персам было мало дела до спартанских законов.
И Дарион, который отстает от ее сына на полтора года, пожелает захватить трон, как только персы ему дадут добро. Как ни странно, Поликсена уповала теперь на Артазостру. Вдове ее брата нравилось быть полновластной госпожой своих сыновей и теневой соправительницей царицы – а когда власть перейдет к мальчишке, положение полностью переменится. То преимущество восточной деспотии, которым персиянка воспользовалась сама, – привычка азиатов к нерассуждающему повиновению, – при смене власти неизбежно повернется к ней обратной стороной…
И при смене власти так же неизбежно будет война. Артазостра, как и Поликсена, не желала никаких вооруженных столкновений на своей земле!
Поликсена вздохнула, устроившись на своей одинокой царственной постели и подложив локоть под голову. Дорогая Артазостра! Они с нею принадлежат друг другу, и понимают это лучше всех вокруг. Но сколько понимает Никострат в свои годы?..
Эллинка услышала шорох и быстро приподнялась. Сердце забилось чаще; мелькнула мысль о кинжале, который Поликсена держала под подушкой.
Но тут же Поликсена облегченно улыбнулась, узнав гостя раньше, чем он вышел на свет лампы, отгороженной от ложа ониксовым экраном.
– Входи, я как раз подумала о тебе!
– Я тоже тревожился о твоем величестве и не мог уснуть.
Египтянин вошел, участливо улыбаясь своей госпоже. Некоторое время назад стражники получили приказ впускать Тураи свободно, в любое время дня и ночи… и молодые ионийцы, которых Поликсена ставила у своих дверей, были достаточно преданны, чтобы не задавать вопросов и не говорить об этих посещениях посторонним. Поликсена вздохнула, вспомнив о старом верном Анаксархе, которого она была вынуждена отпустить на покой совсем недавно. Ее охранитель и наставник скрепя сердце уступил свое место другому, признав, что уже не может стеречь царицу так хорошо, как прежде. Анаксарх оставался другом своей госпожи, но теперь они виделись редко.
Тураи присел на постель к эллинке, и в его черных глазах появилось то, что Поликсена видела лишь когда уединялась со своим советником. Сдерживаемая, но оттого еще более сильная страсть.
Поликсена понимала сейчас, как Нитетис ощущала поклонение жреца, бывшего ее советником, – все те годы, что живая богиня держала Уджагорресента на расстоянии.
Но до сих пор Поликсену почти не в чем было упрекнуть, даже если бы в ее опочивальню вдруг проник соглядатай. Ни она, ни Тураи не заходили слишком далеко, позволяя себе только долгие разговоры и почти невинные ласки.
Вот и сейчас царский советник только пожал руку своей госпоже, а потом приобнял ее за плечи.
– Тебя что-то гнетет, царица?
Поликсена закрыла глаза, прижавшись к плечу египтянина. Он уже не в первый раз задавал ей такой вопрос; и Поликсена отвечала почти одинаково… но все равно она была каждый раз благодарна.
– Ты знаешь, что меня гнетет, – тихо ответила царица. – Мой сын. Он тревожит меня все больше, потому что я все меньше его понимаю!
Эллинка подняла голову, глядя с изумлением.
– Неужели Никострату непонятно, к чему приведет внутренняя война?.. Даже если перевес окажется на стороне ионийцев, Дарий пришлет подкрепление – и эти новые персы уничтожат всех греков, которых не добили здешние!
– Это вероятно, – спокойно согласился Тураи. – Но мне кажется, царица, твой сын готов принести такую жертву во имя грядущего.
Поликсена усмехнулась почти с отвращением.
– Мужчины!.. – воскликнула она.
– К тому же, силы Дария тоже не беспредельны, – прибавил Тураи. – Ему приходится удерживать сразу слишком много.
Поликсена помолчала, опустив глаза.
– Ты многое видишь, Тураи… скажи, ты не замечал за моим сыном никаких странностей? Не мог ли Никострат уже что-нибудь предпринять за моей спиной? Я почти ничего не знаю о том, что мой сын делает вместе с товарищами!
Египтянин усмехнулся.
– Ты боишься за свою власть, царица?
Прежде, чем Поликсена успела возмутиться, он продолжил.
– Никострат и в самом деле способен на самую дерзкую выходку, чтобы защитить тебя. Он может поднять за тебя меч, может тайно набирать себе союзников… но строить козни, чтобы взойти на трон, низложив свою мать, наш юный царевич не способен. Куда скорее так поступит сын Артазостры, – улыбнулся советник.
– Да, – откликнулась Поликсена. – Никострат сын своего отца.
– И Никострат уже понимает, что он слишком молод для того, чтобы возглавить восстание, – прибавил Тураи. – Он не сможет объединить ионийские города для борьбы, этого не смогли даже персы!
Поликсена рассмеялась.
– Научимся ли мы хоть чему-нибудь! Если и так, это произойдет не при моей жизни.
– Не говори так, – взволнованно перебил ее египтянин. Слышать волнение этого человека было очень приятно.
Царица закрыла глаза, ощущая, как Тураи жмет ее руку; потом горячо целует пальцы.
– Нам нельзя… Нам пора спать, – прошептала Поликсена, чувствуя, что в ней пробуждается мощная, опасная сила. Биение крови ощущалось в сердце и между ног. – Давай выпьем с тобой вина, а потом ты уйдешь…
Тураи поцеловал ее в лоб.
– Лучше пусть тебе принесут отвар из трав. Я скажу служанке.
Царица улыбнулась и снова откинулась на постель. От заботы жреца ее охватила нега: она ощутила себя юной и легкой, точно ее ничего не давило.
Мекет, ее служанка-египтянка, принесла успокоительный отвар, который готовила для царицы сама; а для Тураи – вино. Египтянин немного отлил из своей чаши в чашу царицы.
– Сейчас твое величество выпьет это, а потом уснет.
Поликсена выпила, держа чашу обеими руками. Затем улыбнулась, уже сонно.
Она потянула к себе Тураи, и они поцеловались, ощутив вкус вина и пряных трав, вкус горячих губ друг друга. Потом Поликсена уснула, простершись на животе.
Тураи укрыл ее легким покрывалом и, посмотрев на Мекет, приложил палец к губам.
Мекет часто, быстро закивала и улыбнулась, глядя на Тураи с опаской, восхищением и преданностью. Потом поклонилась царскому советнику, простерев к нему руки ладонями кверху.
Тураи вышел из царской спальни: не через главный вход, который охраняли эллины, а через боковую дверь. Он сел на приготовленное ложе, глядя туда, где осталась спать его повелительница. Потом вытянулся на спине и быстро заснул.
Через несколько дней Тураи пришел к царице без приказа. Поликсена уже знала, что это может значить: неожиданно прибыли чьи-то корабли, торговые или посольство.
– Кто на этот раз к нам? – спросила коринфянка.
– Экуеша, – советник понизил голос, – афиняне.
Сидящая Поликсена вздрогнула.
– Афиняне?..
– Их полемарх утверждает, что знает тебя, и требует встречи с тобой! – сказал советник.
Поликсена усмехнулась.
– Уже требует? Кто же он такой?
– Калликсен, сын Пифона, – ответил Тураи.
Поликсена побледнела: египтянин неотрывно смотрел на нее.
Потом царица медленно, будто через силу, произнесла:
– Если это так важно… я приму его.
– Великая царица, – начал египтянин и осекся.
Только тут Поликсена увидела, что бывший жрец едва держит себя в руках. Как видно, афиняне приехали с чем-то очень серьезным!
– Уж не решили ли афиняне объявить нам войну? – сухо съязвила царица, скрывая внезапный страх.
Тураи мотнул головой.
– Госпожа, этот Калликсен привез с собой сына твоего первого мужа, Ликандра.
Тураи перешел на египетский язык. – Этот мальчик родом из Спарты, его родила мать-спартанка! Как видно, твой супруг возвращался домой из плена!
Поликсена вскочила.
– Из Спарты?.. Никострат таки исхитрился…
Потом до царицы Ионии дошел весь смысл слов Тураи.
– Мать-спартанка, – повторила Поликсена.
Она тоже заговорила по-египетски. – Так афинянин привез моему сыну брата! Ликандр погиб на своей земле, это так?..
Тураи кивнул.
– Конечно, сам Никострат не подозревал об этом, и посылал в Спарту только за военной помощью. Царевич готовится к войне. Может быть, преждевременно, но никак не напрасно!
Поликсена прошлась по комнате, взявшись за лоб обеими руками. Потом повернулась к египтянину.
– И как быть с этим мальчиком? Он похож на Ликандра?..
– Никто здесь не видел этого воина, кроме тебя. Не сравнивать же мальчика со статуей, – усмехнулся советник. – На Никострата он похож, но сходство не очень большое.
Поликсена немного поразмыслила, неподвижно глядя себе под ноги.
– Можно ли привести этого ребенка во дворец?.. Конечно, нет! – тут же ответила эллинка сама себе. – Вот что! Пусть его возьмет к себе один из моих друзей, хорошо бы старый воин… Анаксарх!
Лучше нельзя было и придумать.
– Афинянина я приму открыто, в этом нет никакой тайны. Из этого нельзя делать тайну, – поправилась царица. – А мальчика навещу, как только представится возможность. Как его имя?
– Кеней, – ответил Тураи.
– Никострат знает?
– Никто еще не знает. На афинском корабле приплыл друг царевича, которого он и отправлял послом, – сказал египтянин. – Я найду способ спрятать этого юношу на несколько дней, чтобы представить все так, точно он отлучался в другой город.
Поликсена кивнула.
– Очень разумно.
Потом прибавила:
– Калликсену передай, пусть явится во дворец немедленно. Я буду готова принять его через два часа. Действуй!
