Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 76 (всего у книги 97 страниц)

========== Глава 169 ==========

Сношения с Египтом опять оживились; разведчики, посланные государыней, затерялись среди торговых гостей, которых принимал Милет. Когда они вернулись, Поликсена тотчас же пригласила их во дворец.

– Дарион собрал флот в тридцать кораблей. Он идет сюда почти с четырьмя тысячами воинов, – сказали вестники царице. Стоя перед тронным возвышением, дочерна загорелые и исхудалые, они взирали на нее снизу вверх в большом беспокойстве, прижимая руки к груди.

Поликсена хлопнула ладонями по подлокотникам, изображавшим оскалившихся львов, и резко поднялась с кресла. Она взглянула на Мелоса, стоявшего по правую руку; потом спустилась по ступенькам и остановилась напротив посланников.

– Четыре тысячи солдат на тридцати кораблях не перевезти, даже на триерах. Из кого состоит войско Дариона? Из персов или египтян?

Тот, который говорил, посмотрел на товарищей: разведчиков было трое.

– Египтян две тысячи с половиной, персов на тысячу меньше, царица, – сказал он, облизнув пересохшие губы.

– На тысячу меньше, – шепотом повторила Поликсена. Она задумалась на несколько мгновений, а потом спросила:

– Как скоро они будут здесь?

– На сборы им понадобится не меньше декады, – сказал другой разведчик. – Идти они будут дольше нас, значит, будут здесь приблизительно через полмесяца. Возможно, раньше, если поторопятся…

Поликсена остановила его жестом.

– Хорошо, я вам очень признательна, и пока я услышала достаточно. Вы получите награду, – сказала она, обращаясь ко всем троим ионийцам. – А сейчас можете идти отдохнуть.

Разведчики переглянулись и, вновь посмотрев на Поликсену, одновременно поклонились: им стало ясно, что царица призовет их в ближайшее время и пока не отпускает. Они покинули зал.

Поликсена посмотрела на зятя. Он из ее приближенных сегодня присутствовал один; кроме него, в зале находились только стражники.

– Что ты об этом думаешь?

– Я думаю, что Дарион хочет взять Милет, – ответил Мелос. – Он рассчитывает, что, захватив столицу, без труда подчинит и остальную Ионию…

– Так и будет, – заметила царица. – А достаточно ли у нас сил для обороны?

Мелос несколько мгновений молчал: у него в подчинении была всего тысяча греков.

– Об этом спроси своего…

Иониец сдержал себя.

– Своего первого советника. Кажется, у него под началом персов втрое больше, но это не решающее преимущество при обороне!

Поликсена кивнула.

– Ты прав, я поговорю с Гобартом немедленно.

Она отпустила и Мелоса. Потом некоторое время стояла, рассматривая персидских крылатых быков на стенах, покрытых синей глазурью с золотом; массивные колонны вдоль стен, в два ряда, были черного дерева. Углы, предназначенные царицей для греческих богов, все еще пустовали.

Потом Поликсена послала стражника за Гобартом, велев передать, что будет ждать его в зале отдыха. Но когда Поликсена дошла до зала с выходом на террасу, перс уже дожидался ее там.

Он сидел, но при появлении эллинки встал и быстро подошел к ней.

– Что?..

Поликсена качнула головой, не сразу подобрав слова. Она потому и не принимала разведчиков вместе с Гобартом, что опасалась выдать себя и свои чувства, находясь рядом с ним.

– Дарион идет сюда с четырьмя тысячами воинов, на тридцати кораблях.

– Сколько из его людей египтян? – быстро спросил военачальник.

Поликсена улыбнулась. Как схоже они мыслили!

– Две с половиной тысячи.

В помещении, кроме них двоих, никого не было. Любовники посмотрели друг другу в глаза, а потом обнялись.

– Ты боишься? – нежно спросил Гобарт, гладя ее по волосам. Поликсена недавно начала подкрашивать их басмой, удачно скрывая седину: кроме этого, ее возраст почти ничего не выдавало.

– Я не боюсь, – сказала коринфянка. – Я в недоумении.

Она подняла голову от широкой груди возлюбленного.

– У Дариона всего четыре тысячи солдат! Этого мало, учитывая то, что больше половины – иноземцы, которых согнали под его знамена силой! Пусть в Милете сейчас только пять тысяч копий, мы можем собрать еще втрое больше со всей Ионии!

– Не настолько больше. Персов еще около семи тысяч, учитывая гарнизоны всех двенадцати городов, и все силы моего брата, – заметил Гобарт. В его голосе просквозила тревога, но он не дал ей хода.

– Все равно, – сказала Поликсена.

Она посмотрела Гобарту в глаза и схватилась за его тяжелый филигранный пояс. Эллинка бессознательно потянула возлюбленного к себе.

– Дарион должен понимать, что для штурма Милета этого слишком мало! Думаю, у него наготове хитрость… что-то, благодаря чему он получит преимущество.

Поликсена отпустила пояс военачальника и широким шагом прошлась по залу. Остановившись, она подставила голую руку в браслетах под струи фонтана.

– Например, – громко сказала царица, – мой племянник будет набирать силы попутно. Он наверняка распространил слух, что я захватила власть незаконно, а стало быть…

– Он, несомненно, будет останавливаться на ионийских островах, чтобы пополнить припасы и отдохнуть, – подхватил ее мысль Гобарт. – И там он может получить значительное подкрепление, даже не обещая ничего. Сила идет к силе, – улыбнулся перс. – Нам это давно известно!

Поликсена резко повернулась к нему.

– Он будет здесь дней через пятнадцать, по расчетам моих вестников! Что тогда делать?..

Гобарт коснулся своей аккуратной бороды.

– Я думаю, госпожа, следует заслать шпионов на острова. Едва ли Дарион их минует. А может быть… – медленно начал он.

– Нет! – воскликнула Поликсена.

Кровь отхлынула от ее смуглых щек.

– Нет, – дрожащим голосом повторила царица. – Я знаю, для вас это привычно, и многие из эллинов тоже не погнушались бы таким убийством, – сказала она. – Но я не могу.

Перс некоторое время молчал; он опять казался ей чужим и даже пугающим.

– Твой враг поступил бы с тобою так не раздумывая. Но я понимаю и уважаю твое благородство, – наконец сказал военачальник. – Тогда нам придется принять бой и пожертвовать многими жизнями.

Поликсена нахмурилась.

– Мы выиграем его?

– О да. Мы победим, – заверил ее Гобарт. – Возможно, это будет труднее, чем кажется, но обороняться всегда легче. И наш флот не уступает флоту Дариона и будет сражаться свежим…

Поликсена засмеялась.

– Слышал бы тебя мой несчастный брат! Неужели Филомен и вправду не понимал, какую судьбу готовит своему любимому сыну? – воскликнула она: это до сих пор изумляло ее. – И мне, своей сестре?..

Гобарт улыбнулся.

– Сильный муж должен испытать все, на что способен. Как и сильная жена. Дарион слабее тебя, но на меньшее он бы не согласился, – сказал перс.

Позже Поликсена встретилась наедине с человеком, которого посылала в Мемфис, разузнать о Тураи и Исидоре. Разведчик сказал, что ее муж и сын здоровы; египтянин жил по-прежнему в доме Каптаха, но куда-то отлучался вместе с мальчиком – видимо, в Саис, в храм Нейт.

– Он что, хочет воспитать из моего сына жреца? – неприятно удивилась царица.

Ее слуга благоразумно промолчал: слухи о любовной связи Поликсены распространились очень быстро, как всегда в таких случаях.

– Но я рада, что с ними все хорошо… Надеюсь только, что Тураи никак не впутался в эту историю с Дарионом, – произнесла Поликсена. Тут она спохватилась, что размышляет вслух при постороннем, и отпустила вестника, еще раз поблагодарив его и обещав вознаграждение.

Но когда иониец ушел, чувство, что поездка Тураи в Саис напрямую связана с военными планами Дариона, у Поликсены только усилилось. Неужели ее египетский муж вознамерился помешать ее племяннику? Но каким образом? Только бы не навлек беду на Исидора!

Она не сказала об этом Гобарту: ее последний возлюбленный не только мог взревновать, но и ничем не мог разрешить ее сомнений.

***

Поликсена и ее первый советник не ошиблись в своих предположениях: Дарион на ионийских островах не только давал отдых своим людям, но и набирал войско. На Хиосе под его началом было уже семь тысяч, а флот увеличился на пятнадцать кораблей. Персы составили три тысячи – и полторы тысячи греков с Итаки, Керкиры, Самоса присоединились к сыну Филомена добровольно. Он многое им обещал, и уже на многое рассчитывал. Каждый час прибавлял Дариону уверенности.

Он разбил шатер на том же месте, что когда-то Поликсена, хотя и не подозревал об этом. В первую ночь он как следует выспался, и чувствовал себя прекрасно: о своих приступах молодой наместник забыл и думать. Наутро он отправил в город послов, с подарками для членов совета и с предложением пополнить его войско. Дариона забавляла эта учтивость. Он знал, что ему так и так не откажут.

Египтяне, до сих пор составлявшие почти половину солдат Дариона, расположились в стороне от его персов и греков: почти отдельным лагерем. Дариону такое вызывающее поведение не слишком понравилось, но он махнул на это рукой. Все равно эти люди послужат ему, у них нет другого выхода, – им возвращаться домой, где они под эгидой тех же персов.

Когда посланники Дариона ускакали в город, в палатке одного из египетских сотников, по имени Менх, собрались несколько других военачальников, таких же сотников и помладше. Лагерь был так велик, что на передвижения солдат ясным днем никто не обращал внимания.

Хозяин палатки пригласил остальных сесть и угостил пивом. Они выпили, исподлобья глядя друг на друга, – казалось, готовясь к какому-то нелегкому разговору.

Потом один из египтян сказал:

– Надо было еще в Саисе!.. Почему жрецы нам запретили!

– Тихо ты! Дурак, – бросил ему сосед. – Там нас всех бы тотчас казнили, а то и наших жен с детьми… Здесь наши руки развязаны!

– Ну и что ты сделаешь, умник?..

– Тихо вы все! – властно оборвал перепалку Менх, хозяин палатки: это был видный могучий мужчина в белом шлеме, с глазами, подведенными снизу белым, – для устрашения и красоты. Египтянин встал, опираясь ладонями на складной стол.

– Мы останемся здесь еще на двое суток, не меньше, – продолжил он, когда воцарилась тишина. – Персы не ждут подвоха, их лагерь слишком велик, чтобы быстро собраться в погоню…

– О чем ты? В какую погоню? – воскликнул воин, заговоривший первым; сосед яростно шикнул на него и взглядом попросил Менха продолжать.

– Нам принадлежит половина кораблей, – продолжил тот. – Мы причалили так же, как и стали лагерем, – отдельно, за скалами… Корабельные команды – тоже наши сородичи…

– Ты предлагаешь нам прикончить его и бежать всем вместе? – вырвалось у первого египтянина.

Менх улыбнулся, почти оскалившись.

– Нам всем придется бежать, Хеб, если он умрет. Бежать или сражаться с этими персами. Но я предпочитаю поберечь силы для лучшего дела – я уйду к ней!

Прочие египтяне ахнули.

– В Ионию? К этой царице?

– Я сказал моей жене, чтобы не ждала меня скоро, – ответил Менх, улыбаясь. – Если мы убьем его здесь, нашим семьям ничего не будет, – их не найдут, потому что нас не считали… Наши начальники не помогали персам считать нас по головам!

Тут все засмеялись.

– Ты как знаешь, но я поплыву домой, – сказал Хеб. – Слуги богини обещали нам еще кое-что… А потом мы рассеемся, как песок между пальцев у персов!

Его товарищ согласно кивнул.

– Они не посмеют карать нас, нас много…

– Едва ли Ферендат будет мстить за Дариона, – поддержал обоих Менх. – И разве лучше нам до смерти жить под ярмом? Тогда Осирис с презрением отвернется от нас!

Теперь все одобрительно зашумели.

После небольшого окончательного обсуждения воины разошлись. До вечера в лагере египтян шли незаметные переговоры; и наконец воины Черной Земли разделились на две неравные части. Меньшая, около восьмисот человек, решила податься на службу к Поликсене; остальные вознамерились вернуться. Но покинуть Хиос должны были все вместе, чтобы разойтись уже в море. Египетские мореходы за эти годы набрались опыта и смелости.

Дарион получил на Хиосе еще четыре сотни солдат, и ощутил себя почти победителем. Он приласкал сыновей и поиграл с ними; потом, ближе к вечеру, позвал одного из своих военачальников и до первого пота поупражнялся с мечом. Дарион владел оружием гораздо лучше, чем можно было бы подумать, увидев его тонкую кость и красивые утонченные черты, наследие персидских предков. Потом молодой сатрап умылся и, сменив платье, сел ужинать.

Он ел с удовольствием, не поднимая глаз от блюд, расставленных на подносе; и только когда потянулся за вином, ощутил чье-то присутствие. Он подумал, что один из его персов явился с какими-то неприятными новостями. Дарион быстро поднял голову и увидел у входа в шатер незнакомого бронзовокожего египтянина, в одной кольчужной юбке и нагруднике.

Желудок Дариона отчего-то сжался, его зазнобило.

– Что тебе нужно? – воскликнул сын Филомена, понимая, что перед ним один из начальников египетских воинов. Он даже этих начальников плохо знал в лицо, не говоря о рядовых!

Не отвечая, египтянин сделал кому-то снаружи знак. Он вошел в шатер, и за ним еще несколько египтян, с обнаженными мечами.

Дарион все понял. Он хотел крикнуть, но голос пресекся; вскочил, нашаривая меч на поясе, но рука заблудилась в воздухе. В следующий миг Дарион ощутил движение позади себя, а потом страшную боль в спине и собственную жгучую кровь, которая заструилась, пропитывая рубашку и кафтан.

Наконец он крикнул, отчаянно, безнадежно; но тот, кто ударил наместника со спины, зажал ему рот и вонзил свое оружие снова. Менх, тяжело дыша, обрушился на Дариона спереди и вогнал меч ему в грудь.

Но все уже было кончено. Дернувшись пару раз, издав несколько заглушенных ужасных стонов, Дарион умер; кровь его обильно обагрила руки и одежду египтян и залила пестрый ковер.

Убийцы выпрямились и посмотрели друг на друга: взгляд Менха был почти безумным, хотя это он все спланировал. Тыльной стороной ладони сотник утер со лба пот; идя в шатер сатрапа, он снял шлем и смыл с глаз белую краску, по которой его все узнавали.

– Что теперь? – спросил Хеб, который выглядел не лучше: именно он нанес Дариону первый удар сзади.

– Теперь – всем уходить, – ответил Менх. – Немедля!

Египтяне покинули шатер, на пороге которого они бросили двоих убитых стражников, и поспешили поднимать остальных.

========== Глава 170 ==========

Тем вечером Поликсена уже лежала в постели – одна: Гобарт, соблюдая осторожность, не так часто разделял царское ложе, как ему хотелось бы. Кроме того, подошло ее месячное время, и голова побаливала. Давно заживший шрам снова саднил – наложив на лоб смоченную в травяном настое повязку, Поликсена еще некоторое время размышляла о заботах прошедшего дня, наполненного подготовкой к войне, и о завтрашних делах. Потом царица забылась тяжелым сном.

Проснулась она с криком, вся в поту. Голова раскалывалась от боли, и не только голова: Поликсена ощущала себя как тяжелораненая. Сон ее был ужасен и живее самой жизни: в этом сне царица опять увидела себя в царском шатре, на каменистом берегу Хиоса, – она совещалась со своими приближенными, готовясь идти на Ионию, а потом, распустив их, осталась одна. И едва только она оказалась без защиты…

– Пить, – прошептала эллинка, облизнув губы: ее мучила жажда, как раненую. Морщась от боли в голове и в животе, она спустила ноги с ложа. Она намеревалась позвать служанку; но тут встревоженная Меланто сама возникла рядом с кроватью, с лампой в руке.

– Ты кричала, госпожа!

– Да, – хрипло сказала Поликсена. – Мне приснился ужасный сон… но это ничего. Дай мне вина.

Меланто помялась, с тревогой глядя на хозяйку.

– Прости, госпожа, но если у тебя болит голова, от вина может стать хуже… И у тебя сейчас…

Поликсена раздраженно дернула головой и тут же стиснула зубы от боли.

– Все-то ты знаешь!.. Ну так завари шалфей, только побыстрее, и не свети мне в глаза!

Меланто со своей лампой исчезла; Поликсена легла обратно. Это был не просто сон, она теперь понимала, – а одно из тех божественных прозрений, которые говорят о сбывшемся или о том, что еще можно предотвратить. Царице было плохо: ей хотелось уйти в себя, спрятаться от всех и каждого.

Послышались мягкие шаги, и Поликсена, не открывая глаз, поняла, кому они принадлежат.

– Я не звала тебя, – пробормотала она бессильно.

Гобарт сел рядом, продавив кровать своим немалым весом; Поликсена ощутила его тяжелую теплую руку на своем лбу. Он погладил пальцем шрам.

– Опять мучает рана?

– Нет, я видела сон, – Поликсена, смирившись с присутствием перса, села в постели, ощущая сразу стыд и облегчение. Гобарт подоткнул ей подушку под спину.

– Какой сон, Поликсена?

Царица увидела за его спиной Меланто с подносом и нетерпеливо махнула рукой, чтобы та поставила посуду и ушла. Хотелось бы знать – это служанка позвала Гобарта или он сам почуял, что с ней делается, и явился? Скорее второе…

– Мне снилось, будто я опять в моем шатре, на Хиосе, – сказала коринфянка возлюбленному. – Мы с тобой и другими держали совет… Потом я осталась одна, и вдруг вошли…

– Убийцы? – быстро спросил военачальник.

Поликсена воззрилась на него.

– Да… Как ты понял?

Гобарт усмехнулся.

– Что же еще, моя царица? Это обычные сны властителей. Дараявауш часто призывает магов толковать такие сны и отгонять злых духов, которые только и ждут его слабости.

Он приобнял ее.

– Пока я рядом, с тобою ничего не случится.

Поликсена пристально посмотрела в черные непроницаемые глаза любовника. Как же, в сущности, мало она знает его…

– Я верю тебе, – сказала она, отведя глаза. – Но только это был не обычный сон. Что-то случилось!

– Что-то? – быстро повторил Гобарт.

В их взглядах промелькнуло мгновенное понимание.

Поликсена кивнула.

– Да.

Гобарт опустил руку, которой обнимал возлюбленную; он встал, расправив шитый золотом халат, охваченный таким же возбуждением.

– Тогда мы очень скоро об этом узнаем.

Их шпионы докладывали обо всем, что происходило на ионийских островах. Поликсена снова кивнула, признавая, что нет смысла волноваться преждевременно.

– Усни, государыня, – ласково сказал перс. – Ночь – время заблуждений и лжи. Завтра твой разум будет ясен, как всегда.

– Я хочу пить, – сказала Поликсена: она совсем забыла об этом. Потом ей стало совестно такого детского поведения; но Гобарт налил ей чашу и подал. Похоже, лицезреть эллинку в таком виде и прислуживать ей доставляло ему огромное удовольствие.

Когда Поликсена напилась, он поцеловал ее влажные губы и сам уложил царицу в постель; потом удалился, пожелав хорошо отдохнуть.

Она задремала; и вскоре опять пробудилась рывком, повторно пережив во сне ужас измены и смерти. Но в этот раз никого звать не стала, и, глотнув своего остывшего питья, впала в забытье без всяких видений.

Ни на следующий день, ни на другой, ни на третий никаких новостей с островов не поступило; Поликсена начала уже было успокаиваться, приписав все пережитое женскому недомоганию. А на четвертый примчался на всех парусах корабль с вестями о Дарионе. Старший сын Филомена был заколот в своем шатре – вечером, когда ужинал в одиночестве! Его убили египтяне, которые потом бежали с Хиоса всем скопом, – те из них, разумеется, кто не погиб от рук персов, пытавшихся остановить предателей…

Поликсена выслушала эти слова уже почти спокойно.

– В какой из дней Дарион был убит? – спросила она.

И когда ее человек назвал, Поликсена молча посмотрела на Гобарта: он присутствовал в зале вместе с вернувшимся с севера Манушем, который привез царице дань. При брате Гобарт позволил себе только кивнуть; но он тоже ничего не забыл.

Шпион ушел, и Поликсена осталась наедине с обоими благородными персами. Она была потрясена случившимся, как и они; но у нее первой нашлось, что сказать.

– Это не означает, что все кончено! У Дариона остались сыновья, которых он брал с собой, – а значит, весьма вероятно, что найдется тот, кто будет притязать на мою власть от имени одного из этих крошек… Как бы это не оказалось для нас хуже, чем их взрослый отец!

– Да, возможно, – сказал Мануш; Гобарт на сей раз хранил молчание. – Однако это если и случится, то нескоро. Ты забываешь, царица, что все египтяне ушли на своих кораблях.

– А боевой дух войска сильно упал со смертью сатрапа, и когда-то еще их призовут к порядку, – кивнула Поликсена. – Наверняка и греки разбежались.

Потом лицо ее омрачилось, морщина пересекла лоб. Она поднесла руку к шраму, который со временем побелел.

– Что сталось с телом моего племянника?

– Я узнаю, – сказал Гобарт, опередив старшего брата; он быстро вышел из зала.

Поликсена взглянула на Мануша, догадываясь, о чем тот думает: у персов, небрежничавших с мертвыми, величайшим кощунством считалось предавать их плоть огню – своему божеству. Но Поликсена, устроившая Филомену и Аристодему огненное погребение, для себя и остальных членов своей семьи давно приготовила в Милете мраморную усыпальницу, рядом с египетским домом мертвых, – наподобие тех гробниц, которые, как она слышала, строили персы для своей знати. Она не сомневалась, что Дарион после бегства тетки облюбовал ее склеп для собственного упокоения.

Что ж, по крайней мере, это – его неотъемлемое право. Поликсена подумала, каково придется Артазостре, когда она узнает о смерти сына. Но хотя бы ее подруга не приложила к этому руку…

Но Поликсена чувствовала, что и хлопотать о похоронах Дариона ей не придется.

Ее предчувствия сбылись. Гобарт, вернувшийся через небольшое время, сказал:

– Тела не нашли. Может быть, оно потерялось в схватке у шатра, среди трупов солдат…

– Или над ним намеренно надругались, – сказала Поликсена.

На душе у нее стало совсем скверно: она ощущала себя так, точно по ее вине сын ее брата лишился места и в жизни, и в смерти.

Гобарт обнял ее, и Поликсена благодарно прижалась к нему. Она думала сейчас об обездоленных женщинах и детях Дариона. А также о том, какие потрясения ждут Египет благодаря этому бунту.

– Нужно сказать наложницам Дариона, что случилось, – произнесла Поликсена.

– Они узнают сами, – отозвался перс. – Женщины всегда узнают, как бы их ни запирали.

А через два часа со стороны женских комнат раздались истошные вопли: любимая наложница Дариона Геланика, родившая ему сына и беременная его последним ребенком, оплакивала своего господина. До сих пор обе его женщины вели себя тихо, видимо, надеясь, что Дарион вызволит их, – не без оснований. Но сейчас Геланика вопила, призывая проклятия на голову царицы; и тронуть Дарионовых наложниц без приказа не решались, опасаясь гнева госпожи.

Под конец Поликсена, не выдержав этого, явилась в гарем сама. Геланика в исступлении бросилась на нее, пытаясь расцарапать лицо; но Поликсена легко перехватила беременную женщину и отшвырнула на подушки, после чего закатила ей пощечину. Геланика изумленно вскрикнула и затихла, схватившись за опухшую щеку.

– Ты визжишь как гиена и поносишь меня, пользуясь своим положением, – яростно процедила Поликсена, когда ионийка замолчала. – Я жалела тебя, но терпеть это я не намерена!

Геланика, приподнявшись на полу на колени, смотрела на царицу своими заплаканными зелеными глазами сквозь спутанные светлые волосы: собрать силы для ненависти у нее уже не получалось. Обеими руками ионийка поддерживала живот.

– Убийца, – сиплым голосом произнесла она.

– Я невиновна в смерти моего племянника, – спокойно ответила Поликсена, глядя на наложницу в упор. – Я позабочусь о его детях и о тебе, если ты будешь вести себя прилично. Если же ты снова разгневаешь меня или посмеешь мне угрожать, ты умрешь.

Она шагнула к коленопреклоненной гречанке. Темные глаза Поликсены были страшны.

– Ты поняла?..

Геланика откинулась на подушки, отстраняясь от властительницы; лицо ее побледнело, только щека до сих пор горела от удара.

– Да, поняла.

Поликсена покинула гарем, велев запереть двери женских комнат. Ей впервые в жизни хотелось напиться пьяной; и, сдерживая себя, она ушла на террасу. Царица медленно цедила вино, сидя на террасе в одиночестве и глядя в сад через балюстраду, увитую глицинией.

А когда она уже намеревалась вернуться, прибежала заполошная служанка из покоев Фрины. До царской дочери донеслись ужасные слухи и крики Дарионовой наложницы, оскорблявшей ее мать, и это не прошло даром: у Фрины начались преждевременные роды.

Поликсена бросилась в покои дочери, забыв обо всем на свете. “Восемь месяцев, – лихорадочно думала она. – Может, все еще обойдется!”

Крики Фрины достигли ее слуха еще в коридоре, за тяжелыми двойными дверями. Ворвавшись в спальню, царица растолкала служанок: у постели Фрины на коленях стоял Мелос, тоже потерявший голову…

Поликсена, собрав свою волю, призвала всех к порядку, послала за повитухой. Но, несмотря на усилия женщин, роды оказались тяжелыми; глядя на корчащуюся в муках дочь, Поликсена ловила себя на том, что всей душой желает смерти Геланике, для которой все обошлось.

Она уже думала, что лишится и дочери, и внука. Но Фрина осталась жива, хотя потеряла много крови; она произвела на свет слабенького малыша – мальчика. Когда обессиленная роженица уснула, под присмотром мужа, Поликсена взяла на руки ребенка, вглядываясь в его личико.

– Мы решили назвать его Главком, – сказал Мелос, подняв голову от постели жены и посмотрев на царицу. – Если ты не возражаешь.

Поликсена покачала головой.

– Не возражаю.

Она вглядывалась в красное и сморщенное личико младенца; его голову покрывали легкие каштановые завитки.

Царица думала, сколько еще трудностей сулит ей и ее семье рождение мальчика; она опять увидела перед собою полное злобы лицо Геланики.

Передав Главка няньке, Поликсена склонилась над дочерью и поцеловала ее белую щеку. Фрина едва дышала и даже не пошевельнулась.

– Не спускайте с нее глаз. Иногда кровотечение открывается не сразу после родов, – предупредила царица повитуху.

Женщина, затрепетав, низко поклонилась: после того, что произошло в комнатах Геланики, она не сомневалась, что ждет ее саму в случае смерти царевны или малыша. Поликсена холодно улыбнулась: сейчас она была не намерена разубеждать служанок.

Было уже утро и ждали государственные дела; но после бессонной ночи царица направилась к себе, чтобы вздремнуть несколько часов. Меланто обтерла ее душистой губкой и, набросив широкое ночное платье, уложила в постель; Поликсена уснула, едва закрыв глаза.

Во сне она увидела своего египетского мужа и маленького сына – Тураи и Исидор спасались в храмовых подземельях от врагов, чью месть египтянин навлек на себя убийством Дариона…

Поликсена резко проснулась. Она застонала, запустив руки в волосы и уткнувшись горящим лбом в колени.

– Но ведь он невиновен! – воскликнула она шепотом. – Он не может быть виновен!..

Но отмести такую возможность царица не могла – и чем дальше, тем больше подозревала, что Тураи, по крайней мере, участник заговора. Дольше спать не получалось; и она встала, чтобы вернуться к своим обязанностям.

До вечера все было спокойно. Ближе к ночи Поликсена послала Меланто узнать о здоровье дочери – царевна понемногу поправлялась, и младенец, по-видимому, тоже не собирался умирать. Перед сном к Поликсене пришел Гобарт, и они поужинали вместе на террасе, черпая силы и утешение в обществе друг друга.

А утром Поликсену разбудили вести из гавани. Около восьмисот египетских воинов на десяти кораблях прибыли в город, требуя встречи с царицей: они желали поступить к ней на службу.

– Что ж, пусть явится их предводитель, – сказала Поликсена, улыбнувшись пугающей улыбкой. Она, конечно, поняла, что это за египтяне.

Через час перед царицей предстал Менх: после бегства и ожесточенной схватки с персами в море к нему вернулась самоуверенность. Однако египетский сотник теперь осознал, как может царица отнестись к убийству своего племянника, несмотря на то, что они были врагами; и Менх не дрогнув солгал Поликсене, переиначив правду. Он сказал, что его товарищи подняли бунт на Хиосе, убив молодого сатрапа; после чего всем воинам Та-Кемет пришлось покинуть остров.

– Теперь мы покорно просим твое величество принять нас к себе на службу, – сказал воин, горделиво стоявший перед тронным возвышением. Он опустился на одно колено и ударил себя кулаком в грудь. – Клянемся заслонить тебя от любой опасности и закалить свои сердца против твоих врагов!

Губы Поликсены дрогнули в улыбке.

– Это потому, что в Египет вам теперь путь заказан?..

– Нет! Не только поэтому, – поправился Менх, видя насмешку в глазах царицы. – Мы не желаем больше служить гнусному и ничтожному персу, попирающему нашу землю, – а хотим быть под твоей рукой. Мы знаем, что ты любишь Та-Кемет, и наша царица Нитетис любила тебя!

– Да, я люблю и она любила, – тихо отозвалась Поликсена.

Она, конечно, подозревала, что Менх ей солгал или недоговорил, – скорее всего, этот египтянин был среди зачинщиков, даже если не сам пролил кровь Дариона. Но пусть даже он убийца, он не главный убийца…

– Хорошо, – наконец резко произнесла царица, осмыслив все. – Я возьму вас на службу. А сейчас ступай прочь.

Менх отвесил поклон и ушел пятясь. Он тоже догадывался, о чем она догадывается; но искусство правления, в высокой степени, есть искусство умолчания.

Персидская наместница еще долго сидела на троне, размышляя в одиночестве.

========== Глава 171 ==========

Храм Нейт был погружен во тьму и безмолвие, только трещали цикады в саду. Процессия бритоголовых людей в белой одежде быстро двигалась вдоль наружной стены: каждый второй держал факел. У калитки стоял единственный стражник-египтянин: предводитель жреческого отряда, высокий старик, задержался перед ним и сказал несколько слов.

Воин выслушал его, стоя навытяжку; потом опустился перед служителем богини на колени и ударил лбом в землю. Затем, поднявшись, быстро отпер калитку и дал дорогу. Жрецы вошли, двигаясь гуськом; и между двоими факельщиками, в середине, семенил маленький мальчик, державшийся за руку одного из взрослых. Ребенок был почти незаметен посторонним.

Египтяне миновали сады, обогнули по тропинке священный пруд с утками и гусями; храмовый двор, ярко озаренный пламенем в каменных чашах, остался далеко в стороне. Главный из жрецов остановился перед невысоким дверным проемом и, вынув из складок одежд большой плоский ключ, отпер дверь.

Предводитель вошел, а за ним – тот, кто вел за руку мальчика. Следом вошли еще двое жрецов, один из которых держал факел; прочие остались снаружи.

Мальчик ойкнул, когда дверь закрылась и они оказались отрезаны от внешнего мира; его спутник прижал ребенка к себе, успокаивая шепотом. Но мальчик быстро овладел собой, как видно, привычный к такой обстановке. Они пошли дальше, узким темным коридором, в котором, казалось, рослому человеку не хватит пространства; однако факелы на стенах скоро рассеяли зловещий мрак впереди, и на повороте, когда жрецы смогли ясно видеть лица друг друга, все остановились.

Главный жрец пристально посмотрел на своего спутника с ребенком, потом на самого мальчика; потом опять на мужчину.