Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"

Автор книги: MadameD

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 97 страниц)

Он поклонился спартанке.

– Благодарю тебя – мне ничего не нужно. Я хотел только проститься с моим прошлым… и выразить почтение вашим героям.

– Я даже праха мужа не смогла собрать, – безжизненно откликнулась Адмета. – Но Эвримах знал, на что идет. Все они знали.

Лакедемонянка проводила Калликсена взглянуть на скромный кенотаф* на перекрестке дорог, у дубовой рощи, – такие памятники ставились мертвым, которых родственники не смогли похоронить. Калликсен опустился на колени перед неказистым серым камнем и долго стоял так: он вспоминал храбрецов, которые своей грудью заслонили от врага остальных, позволив эллинскому войску уйти…

Когда они с Адметой вернулись обратно, Калликсен осторожно спросил:

– А что теперь говорят ваши эфоры? Ваша герусия? Думают ли о новом военном союзе против персов?

Он покусал губы.

– Ведь ты, конечно, это знаешь!

Адмета повернулась к гостю и с усмешкой посмотрела на него.

– Знаю. И лучше бы мне не знать… ваш демократический суд слишком скор на расправу, однако медлительность наших властительных старцев еще хуже. Они не желают больше никакого союза с Аттикой. Нужно, чтобы сам Дарий пришел сюда, только это их встряхнет!

Калликсену больше нечего было сказать. Под кровом Адметы афиняне провели ночь, а потом собрались в дорогу. Адмета все же приказала уложить им с собой горячие лепешки, фиги и свежий сыр в виноградных листьях, и Калликсен с благодарностью взял провизию.

Когда они ехали в Пирей, Каллироя, которая все время помалкивала, тихонько сказала сыну:

– А ведь ты на самом деле всегда помогал этой царице. И сейчас ты на ее стороне.

Калликсен посмотрел на мать со своего коня.

– Иногда, чтобы остаться отечеству другом, нужно сделаться ему врагом… Но большинство этого не понимает.

Каллироя опустила голову.

– Я понимаю, сынок.

Погрузившись на корабль, они отчалили. Калликсен еще не знал, чем станет промышлять, – но направился сперва на Хиос, где ждали его жена с дочерьми.

Филлида была счастлива вновь обнять мужа – изгнанника или нет, она готова была принять его любым. Филлида радушно приняла и Каллирою. Втайне жена афинского наварха даже радовалась, что ее супруг разорвал отношения со своим городом, который слишком много требовал от него, но мало давал.

– Теперь мы будем чаще видеть тебя!

– Надеюсь, – сказал Калликсен.

Ему нужно было кормить семью – и афинянин не мог расстаться с морем, которое всю жизнь кормило его и питало его сильнейшие устремления. Калликсен решил наняться на службу к правителю одного из островов Эгейского моря, помогая ему против других, – греческие острова враждовали между собой точно так же, как и полисы, и, торгуя с соседями, не гнушались грабить их и топить их корабли. Персидское владычество не положило этому конец – наоборот, только усложнило отношения.

Товарищи единогласно поддержали Калликсена. А Филлида, спокойно принявшая мысль, что муж стал изгнанником, всерьез разволновалась, когда он решил сделаться морским разбойником.

– Я занимался этим и раньше… все правительства делают это, – заметил Калликсен. – Но лицемеры вроде моих братьев стараются не запачкать своих одежд. А по мне, уж лучше стать честным разбойником, чем подлым политиком.

Филлида сжала руки.

– Нет, ты не можешь говорить всерьез!

Калликсен рассмеялся.

– Успокойся. Я постараюсь найти себе занятие не хуже прежнего… и служить по совести.

Он поступил на службу к тирану цветущего города Линда на острове Родос, правители которого давно торговали и соперничали с Самосом и Критом. Родос был связан также с Косом, родиной Каллирои.

До наступления осени Калликсен успел еще раз побывать дома на Хиосе. И тогда Филлида спросила мужа:

– Ты больше не появишься в Милете? А если царице снова будет грозить война, как поступишь?

Калликсен не ответил жене. Хотя флотоводец чувствовал, что неразрывно связан с Ионией, – теперь, лишившись родины, он не мог сказать, ни в чем состоит его долг, ни к чему призывает сердце.

– Там будет видно, – сказал он.

***

После того, как Делий высказал царице свои опасения насчет Геланики, она поделилась ими с Мелосом. И, оценив опасность, зять Поликсены решительно сказал:

– Тебе нужно избавиться от сына этой женщины и его брата.

Поликсена осталась невозмутимой.

– Убить, ты хочешь сказать? – уточнила она.

Мелос мотнул головой.

– Убить – нет… хотя ради спасения моей земли и моего народа, возникни настоящая надобность, я бы пошел и на это, – мрачно признался иониец. – Но ты могла бы отослать мальчишек подальше и представить все так, как будто они убиты. Самосских персов это может здорово смутить.

Поликсена подумала, насколько Мелос переменился с тех пор, как они вернулись в Милет… и после войны.

– Это недурная мысль. Возможно, я так и поступлю, – сказала царица – и улыбнулась. – Пусть Геланика думает, что я убила ее сына. Пусть теперь боится меня так же, как ненавидит.

* Кенотаф – символическая могила, надгробный памятник в месте, которое не содержит останков покойного.

========== Глава 203 ==========

Мальчиков было решено переправить в Клазомены, в отдаленный гарнизон на севере Ионии, – там они должны были жить в крепости под усиленной охраной.

Слух о том, что малолетние царевичи умерщвлены, был пущен искусными шептунами: такого рода слуги часто требовались правителям азиатских стран, дабы влиять на общественные настроения. Когда люди услышали о мнимом убийстве детей, в Милете произошло волнение – возмутились приверженцы старой власти, помнившие Дариона: но Мануш быстро утихомирил их. Все ощутили страх перед царицей… тот страх, который воздействует лучше любви.

Правда, было неизвестно, как скоро эти слухи дойдут до Геланики. Самые отчаянные мореходы пускались в плавание и зимой; а до Самоса было не так далеко…

Пока царица делала все, чтобы сохранить свой престол, ее домочадцы искали способы развеять тревогу, которая усилилась в тоскливые зимние дни. Женщин беспокойство снедало еще больше – главным образом двух царевен, сознававших, насколько эфемерно это их высокое звание.

Эльпида, оправившись после родов, возобновила свои прогулки по городу и знакомство с его достопримечательностями. Жена Никострата неоднократно приглашала с собой Фрину, но та отказывалась. Хотя здоровье Фрину не подводило, ее мнительность только увеличилась; и она почти все время сидела в четырех стенах, встречаясь лишь с матерью и заботливым мужем.

Однако гетера, с детства привыкшая заботиться о своем будущем и знать все обо всем, не так легко расставалась со старыми привычками. Эльпида решила получше познакомиться с гетерами Милета – для замужней женщины это было неприлично, а для женщины из царской семьи неприлично вдвойне. Однако такой, как Эльпида, не требовалось объяснять, когда следует уважить приличия, а когда ими пренебречь.

Она начала с Никтеи – молодой и пришлой, но уже пользовавшейся известностью. Мужчин всегда привлекала новизна и тайна – зачастую более, чем красота.

Узнав, что ее желает видеть жена царевича, Никтея не растерялась и не смутилась. В ее дом теперь не стыдно было пригласить и царевну – об этом позаботились щедрые поклонники. А тонкий вкус хозяйки помогал сочетать в оформлении комнат чувственность и строгость.

Эльпида вежливо прислала хозяйке записку – и Никтея приготовилась.

Жена Никострата, прибывшая на носилках, сбросила плащ в прихожей, – снаружи моросил дождь, – и вошла, искоса взглянув на персидского мальчика-слугу. В общей комнате было натоплено, приятно пахло яблоневыми дровами и немного – черным ладаном.

Никтея, одетая в красный ионический хитон, приветливо улыбнулась гостье и поклонилась на восточный манер. На ее лбу затрепетали рубиновые подвески. Хотя с украшениями, зная, что будет принимать женщину, гетера не переборщила – это могло вызвать гнев царственной гостьи.

– Счастлива принимать в моем скромном доме столь высокую госпожу. Это честь для меня… нежданная честь.

Эльпида улыбнулась и склонила голову в ответ. Коринфянка ответила также на невысказанный вопрос в голубых глазах Никтеи.

– У меня есть причины посетить тебя, госпожа, – помимо восхищения твоим искусством, которое уже принесло тебе славу в этом городе, отнюдь не бедном красавицами.

Эльпида оправила хитон – тоже ионического покроя, но более скромного желтого цвета, и села на кушетку.

Служанка подала ароматную воду для ополаскивания рук – опустилась перед гостьей на колени, склонив гладко причесанную голову. Окунув в воду ладони и потерев их, Эльпида заметила, что рыжие волосы у этой девушки крашеные. И красилась девица давно: уже отросли светлые корни.

Эльпида вытерла озябшие руки льняным полотенцем – нарочно стараясь замедлить движения, дабы получше разглядеть подавальщицу. Что-то в этой девушке ей не нравилось.

Когда служанка унесла воду и полотенца, Эльпида обратилась к хозяйке, которая присела напротив, в кресло.

– Не думала, что ты разрешаешь своим рабыням красить волосы. Твои орудия не должны блестеть слишком ярко, не правда ли? Или они отвлекут внимание от тебя!

– Это не рабыня, – сказала Никтея: гетера сдвинула тонкие черные брови, как будто ей не понравилось напоминание о вольности своей прислуги. – Я плачу Нефеле деньги… она ценная помощница.

– Вот как ее зовут? Нефела? – Эльпида тоже нахмурилась – ей казалось, будто она пытается что-то вспомнить и не может. Но потом гостья махнула рукой.

– Пустяки. Я пришла ради тебя, Госпожа ночи. Ведь твое имя значит именно это?

Никтея поклонилась в знак согласия.

– Госпожой ночи я бываю только для избранных… Ночь – время откровений!

– И даже здесь, во вражеском городе… ты всегда выбираешь? Неужели варвары столь же любезны, как и эллины?

– Некоторые – даже более любезны, – Никтея склонилась к гостье, понизив голос. – О, ты еще не знаешь… Греки, отличающиеся красноречием, по большей части умеют тонко рассуждать только с мужчинами и о мужчинах… красе, статях и деяниях друг друга. А восточное искусство любви – древнее и издревле направлено на женщину…

Никтея изящно откинулась назад, скрестив длинные ноги; сверкнули рубиновые капли на ее белом лбу.

– Хотя под этим покровом все та же мужская грубость, хорошо известная нам, – но Эрос преображает ее, когда между двоими возникает взаимочувствие…

– Я понимаю тебя, – заверила хозяйку Эльпида. Уж кому-кому, а коринфской гетере не требовалось этого объяснять.

Тут Никтея замолчала, пристально вглядевшись в свою гостью. Точно так же, как сама Эльпида недавно рассматривала ее прислужницу.

– Откуда? Откуда тебе известны тайны моего ремесла, и почему ты со мной разговариваешь?.. Ты, царевна и мужняя жена!

– Я стала царевной только несколько месяцев назад, а жена я всего несколько лет, – ответила Эльпида. Она поняла, что этой женщине стоит сказать правду.

– И до того ты была…

Никтея сама догадалась, и голубые глаза ее вспыхнули удивлением и радостью.

Эльпида кивнула и рассмеялась.

– Была гетерой, как ты! Одной из знаменитостей Коринфа!

Никтея вскочила; она захлопала в ладоши.

– Клянусь Харитами!.. И как же тебя угораздило заполучить в мужья царского сына?..

Она обрадовалась Эльпиде, как сестре. Неудивительно: замужние женщины могли находить понимание в других женах, а гетеры в каждой видели соперницу, и перед женщинами жрицам любви тоже приходилось постоянно притворяться – как и перед мужчинами.

Некоторое время хозяйка и гостья делились друг с другом своим прошлым, перемежая слова смехом и восклицаниями. Никтея вначале еще сдерживалась, помня, с кем разговаривает, но потом разохотилась и забыла все заготовленные речи. И Эльпида дала ей возможность излить душу.

Наконец Никтея вспомнила о своих обязанностях хозяйки. Она подозвала медноволосую служанку, которая, как оказалось, вошла уже некоторое время назад – и так и стояла с тяжелым подносом в руках, ожидая, пока обе госпожи ее заметят.

– Нефела! Что ты стоишь здесь? Подавай угощение и ступай!

Нефела поклонилась и, приблизившись, поставила поднос на столик. Она изящными движениями налила госпожам хиосского вина; а потом бесшумно отступила, оставляя Никтею и Эльпиду наедине.

– Как она у тебя вышколена, не видно и не слышно, – заметила Эльпида. – Просто персидские манеры!

– Моим гостям это нравится. Да и мне самой тоже… Но что мы с тобой опять говорим о прислуге!

Никтея сделала глоток вина, и глаза ее заблестели.

– Скажи мне лучше, царевна… правда это, что государыня велела своему лучшему скульптору изваять себя в виде египетской богини?

Гетера сама поняла, что задала опасный вопрос, и понизила голос.

– Так говорят. А еще я слышала, будто статую царицы поместят в ее собственном храме, чтобы совершать перед нею преклонение…

Эльпида помолчала и сухо ответила:

– Поликсена очень умная женщина и никогда не желала представлять из себя богиню. Однако меня не удивляют такие слухи. Если есть на свете женщина, достойная божеских почестей, то это она!

– А ты, похоже, любишь ее, госпожа царевна, – заметила Никтея.

– Люблю, – подтвердила Эльпида.

Никтея вспомнила, что в городе рассказывали об убийстве маленьких царевичей, внучатых племянников Поликсены… но, конечно, промолчала.

Эльпида ощутила перемену настроения хозяйки – и догадалась о причине. Она встала и присмотрелась к обстановке комнаты, чтобы перевести разговор.

– Статуя царицы, о которой ты спросила, и вправду напоминает египетские скульптуры – потому что мастер Менекрат обучался в этой стране. Но его работа гораздо лучше и живее статуй египтян.

Эльпида приблизилась к стене, расписанной сверху донизу и мягко освещенной с одной стороны.

– Я вижу, ты тоже поклонница египетского стиля!

– Ах, нет, – со смехом сказала хозяйка. Она подошла к Эльпиде и в свою очередь вгляделась в изображение Полей Камыша – местопребывания блаженных после смерти. Заросли тростника вместо солнца озаряла лампада, которую Никтея пристроила сбоку.

– Я не знала ничего о искусстве египтян, пока не переехала в этот дом. Его расписывали без меня. Мне понравились эти картины, и я оставила их, – гетера улыбнулась.

Некоторое время женщины оживленно беседовали об искусстве; а потом вернулись к столику с угощением и опять сели. Эльпида снова завела речь о мужчинах, которые посещали Никтею в Милете, и хозяйка охотно и с гордостью удовлетворяла ее любопытство.

– Я слышала, тобою пленился сам Мануш, верховный военачальник царицы…

– Верно, пленился. И он на другой же день подарил мне вот это, – Никтея коснулась своего налобника. – Видишь, какая красота?

Она сняла свой убор, и Эльпида взяла его в руки, непритворно восхищаясь.

– Персы понимают в драгоценностях! Редкие камни!

– Мануш сказал мне, что его солдаты выковырнули эти рубины из статуи какого-то индийского бога с головой слона, разграбив храм, – Никтея нахмурилась; а потом белозубо рассмеялась. – Перс хотел увидеть, напугаюсь ли я, получив такой подарок. А я ответила, что уж если божок не отомстил за себя на своей земле, здесь он и подавно ничего не сделает…

Гетера взяла украшение и любовно пристроила его обратно на лоб.

А Эльпида вдруг ощутила чье-то постороннее присутствие. Недавно подозрительная рыжая служанка принесла им еще одно блюдо сластей – и, конечно, удалилась…

Эльпида поднялась с места и обеспокоенно оглянулась; и успела заметить, как в сторону кухни метнулась чья-то тень.

– Опять она!..

– О ком ты? – спросила удивленная Никтея.

– Твоя служанка, Нефела, – сквозь зубы ответила коринфянка. – Она сейчас слушала наш разговор!..

– Неужели? И где она?

Никтея, тоже рассердившись и обеспокоившись, прошла в кухню, куда указывала Эльпида; однако быстро вернулась.

– Нефела там, убирает посуду. Тебе почудилось, наверное…

Потом гетера села на кушетку и улыбнулась.

– А даже если и подслушивала. Не так много радостей у наших слуг – согласись, царевна. Пусть получат наслаждение, мечтая о другом… эта девушка и без того видит всю мою жизнь и все время убирает за мной и моими благородными гостями.

– Ты великодушна – даже более, чем справедлива, – сказала Эльпида.

Ее подозрения насчет служанки окрепли. Но именно поэтому Эльпида решила придержать язык: если рыжая девица в самом деле чья-нибудь шпионка, ее легко спугнуть… И ведь эта Нефела может бежать – она не рабыня и у нее есть свои сбережения!

– А давно у тебя эта девушка? – спросила коринфянка.

– Нет, не очень давно – с весны. Я тогда только здесь устроилась… А ты думаешь, ее нужно опасаться? – Никтея по-настоящему встревожилась.

Эльпида улыбнулась.

– Нет! Просто я сама опасаюсь за тебя, Никтея… ты пришлась мне по сердцу.

– И ты мне тоже понравилась, госпожа царевна.

Никтея проводила гостью до носилок; женщины крепко пожали друг другу руки, ощущая искреннюю взаимную симпатию. Эльпида обещала в скором времени зайти снова.

Да, она зайдет… но уже после.

Садясь в носилки, жена Никострата снова задумалась о служанке по имени Нефела. И пока Эльпида ехала во дворец, ее подозрения сменились блистательной уверенностью.

Прислужница недавно в доме Никтеи… в доме гетеры, где всегда можно услышать последние новости! Волосы крашеные… и она, несомненно, подслушивала, пользуясь снисходительностью своей хозяйки.

– Это Клео, – прошептала Эльпида. Она никогда не видела рабыни, которую обвиняли в покушении на царицу, но теперь не сомневалась, что нашла ее. Теперь – только бы успеть, только бы сказать Поликсене! И чтобы Никтея не пострадала!..

Клео схватили этой же ночью: по приказу наместницы стражники-персы вломились к Никтее в предрассветный час, перепугав саму госпожу и всех ее домочадцев. Однако никакого больше насилия люди царицы не учинили и ничего в доме не тронули.

Пособница Геланики, похоже, хотела бежать наутро – она спала, подложив под голову туго набитый вещевой мешок. Но преступница опоздала. Клео связали и препроводили во дворец для допроса.

========== Глава 204 ==========

Накануне царица приказала своему любовнику прийти к ней. С самого вечера, когда невестка сообщила ей о своем открытии, Поликсена была такая странная… Когда Делий явился, она даже не говорила с ним: молча улеглась в постель и приказала себя любить.

Делий был счастлив служить ей таким образом: восторг обладания нисколько не уменьшился, а лишь возрос, даже если юноша только давал удовлетворение возлюбленной. Но все то время, пока он трудился над нею, Поликсена лежала, не открывая глаз, казалось, безучастная… и лишь в самом конце смуглые бедра ее содрогнулись и царица простонала сквозь зубы.

Несколько мгновений она лежала, приходя в себя… а потом протянула руки к любовнику, точно слепая. Делий был уже сильно возбужден, но это могло подождать. Он пришел в ее объятия; Поликсена поцеловала его горячими сухими губами и уложила рядом. Она по-прежнему ничего не говорила.

Когда дыхание женщины успокоилось, она заснула. Делий некоторое время лежал с нею под общим покрывалом, обнимая ее и гладя спутанные черные волосы… потом осторожно отодвинулся. Жадно глядя на лицо спящей, юноша раскрылся, и правая рука его обхватила напряженный горячий фаллос…

Он излил семя быстро; откинув голову, сдерживая стоны и сжимая другой рукой узорчатое покрывало. Пережив мучительное блаженство освобождения, Делий снова лег рядом с царицей и обнял ее – спящую, податливую. Поцеловал с нежностью и страхом… молодой иониец знал, что утром его возлюбленная будет совсем другой. Но сейчас Поликсена принадлежала ему одному.

Когда Делий снова открыл глаза, Поликсена уже не спала – она встала еще затемно, взбудораженная поимкой шпионки, и в ожидании позднего зимнего утра расхаживала по спальне, заложив руки за спину.

Делий, приподнявшись в постели, несколько мгновений обеспокоенно следил за Поликсеной. Потом встал и, стараясь не тревожить подругу, быстро привел себя в порядок.

Потом подошел к Поликсене, и она, взглянув на любовника, впервые со вчерашнего вечера улыбнулась ему. На царице было темное платье, отделанное серебряными накладками, – и лицо ее в обрамлении черных волос, с темными подведенными глазами, казалось лицом самой Персефоны.

– Никуда не уходи. Прикажи подать нам завтракать сюда.

Иониец понимающе кивнул. Он отдал приказ служанке и вернулся к своей царице, вместе с нею ожидая мрачного торжества справедливости.

И вскоре прибежал запыхавшийся гонец. Он поклонился царице, которая быстро шагнула ему навстречу.

– Ну, что?..

– Преступница здесь, государыня! Ее узнали… это она, Клео!

Поликсена закусила губу и побледнела; а потом метнула торжествующий взгляд на любовника. Он улыбнулся госпоже, хотя ему стало очень неуютно.

Делий чувствовал, что в душе Поликсены опять всколыхнулись сомнения насчет него… все то, что она испытала, когда любовник признался ей, что давно связан с Клео. Что ж, разве может монарх вполне верить хоть кому-либо?..

Поликсена захотела немедленно видеть преступницу; но потом одернула себя.

– Сперва подкрепимся. А ее пусть отведут в зал приемов, – приказала царица.

Завтрак прошел в тягостном молчании. Поликсена без аппетита отщипывала кусочки нежной утки, напряженно глядя перед собой; потом несколько раз хрустко откусила яблоко. Делий даже вздрогнул. Бросив недоеденное яблоко на поднос, царица поднялась.

– Идем со мной, – приказала она.

Делий внутренне подобрался, готовясь к худшему. Новая встреча с Клео и сведения, которые шпионка могла сообщить, в любом случае не сулили добра…

Царица в сопровождении своего любимца и стражи быстро направилась в зал приемов. Сегодня с утра он пустовал – и только четверо беломраморных эллинских богов, стоявшие по углам на своих постаментах, были свидетелями царского правосудия.

Поликсена пересекла зал наполовину, когда увидела свою беглую рабыню. Клео стояла, низко опустив голову, под охраной двоих дюжих персов. Руки девушки были связаны за спиной, и, должно быть, это доставляло ей страдания.

Лицо Поликсены застыло от ярости; а потом она быстро двинулась вперед, оставив Делия позади. Царица миновала Клео и, поднявшись по ступенькам тронного возвышения, воссела на трон. Руки Поликсены легли на подлокотники в виде оскаленных львиных голов.

Сколько раз она ощущала под руками силу этих бронзовых хищников, когда выслушивала послов, заключала важнейшие договоры, решала человеческие судьбы! Самообладание вернулось к царице, и она устремила взор на Клео.

– Подведите ее ко мне.

Преступницу подвели к возвышению; но она не шелохнулась, упорно глядя в пол. Один из стражников, злобно толкнув и обругав Клео, заставил ее опуститься на колени перед наместницей.

– Посмотри на меня, – приказала Поликсена. Она не повышала голоса, но в этом зале каждый звук был отчетливо слышен.

Девушка медленно подняла голову и уставилась на царицу светлыми глазами, полными ненависти. На ее правой скуле расплылся синяк, в уголках губ запеклась кровь.

Поликсена сжала подлокотники, захватив пальцами обеих рук ощеренные звериные пасти.

– Ты со своим сообщником… устроила на меня покушение, по приказу Геланики, наложницы моего покойного племянника. И сейчас ты списываешься со своей госпожой и шпионишь для нее в Милете, с целью устранить меня!..

Поликсена сделала паузу, не сводя глаз с преступницы. Лицо Клео совсем побелело, но она тоже не отводила взгляда.

Царица приподнялась на троне.

– Это так?.. Отвечай!

Клео усмехнулась и промолчала.

Поликсена тоже усмехнулась.

– Ты думаешь, запирательство тебе поможет? Ты думаешь… я не знаю, что Геланика находится на Самосе и сговорилась с главарем персов, которые там сидят, чтобы напасть на меня весной?

Клео пошатнулась от неожиданности; и Поликсена поняла, что права. Стражники, стоявшие по сторонам трона, ошеломленно переглянулись с охранниками Клео: такое известие и их потрясло.

Поликсена не дала врагу опомниться.

– Кто твой сообщник здесь? – крикнула она. – Отвечай!

Клео сжала губы и опять уставилась в пол. Выдав себя однажды, она теперь решила молчать до конца.

– Смотри мне в глаза! Эй, заставьте ее!

Охранник, стоявший справа, схватил Клео за подбородок и насильно задрал ей голову; девушка яростно мотнула головой, освобождаясь от его хватки, но теперь уже больше не опускала глаз. Поликсена улыбнулась жестокой улыбкой.

– Делий, выйди вперед, – внезапно приказала она.

Делий, изумленный и испуганный, шагнул к трону. А Поликсена вдруг кивнула на него Клео.

– Ты узнаешь этого слугу? Он был с тобой в сговоре?

Делий прирос к месту, не веря происходящему. Клео повернулась к нему… и вдруг вскочила с колен, лицо ее вспыхнуло злорадством.

– Да!.. – крикнула бывшая рабыня на весь зал. – Да, он мой сообщник, царица! И Делий сейчас спит с тобой, мечтая однажды задушить тебя подушкой, – прибавила она, ухмыльнувшись. – Ты ему противна, неужели сама не видишь?

По глазам Поликсены Клео поняла, что тоже угадала насчет ее отношений с Делием.

Пусть Клео уже не жить… но это был хороший ответный удар.

В лице любовника Поликсены не осталось ни кровинки. Он повернулся к смеющейся Клео… а потом красивое лицо его исказилось, и Делий бросился к девушке, схватив ее за горло. Она закашлялась и побагровела, не в силах защититься связанными руками; стражники подбежали к молодому человеку и оттащили его назад.

– Отставить! Руки прочь!.. – крикнула Поликсена.

Делий, тяжело дыша, взглянул на свою возлюбленную. Лик ее был ужасен.

Однако наместница сохранила самообладание. И, откинувшись на спинку трона, опять воззрилась на Клео. Некоторое время все в зале молчали.

Потом Поликсена произнесла:

– Я знаю, что под пыткой человек может признаться в чем угодно, и не прибегаю к таким мерам без крайней нужды. Однако сейчас я не вижу другого выхода. Отвести ее в дворцовую темницу, в пыточную, – приказала царица, усмехнувшись. – Пусть расскажет все, что ей известно о заговоре против меня.

Этот застенок был учрежден Дарионом – и там палачи, прошедшие выучку в Персии, развязывали языки действительным и мнимым заговорщикам.

Клео задрожала с головы до ног, услышав жуткий приказ. А Поликсена отвернулась и прикрыла глаза рукой, словно от усталости.

– Это не займет много времени, надеюсь, – пробормотала она.

Спотыкающуюся девушку увели. А Делий остался, глядя на грозную повелительницу.

– Царица… Не верь ей!

Юноша шагнул к трону, простирая руки.

– Это ложь, ложь!..

Поликсена взглянула на него так, словно не видела.

– Уйди, Делий. Сейчас уйди, – мрачно потребовала царица; и ее любимец повиновался.

Делий знал, что она не поверила Клео, – но знал также и то, что клевета может погубить любовь и доверие… Ядовитые семена, которые заронить так легко, но потом не уничтожить.

Клео сперва молчала, даже под плетью; на шестом ударе она лишилась чувств, и ее пришлось отливать водой. Когда же ей прижгли грудь раскаленным железом, рабыня истошно завопила и забилась в державших ее руках, проклиная всех царицыных живодеров и всех своих мучителей разом. К изумлению палача и его подручных, Клео принялась проклинать также и Геланику, которая воспользовалась ею и бросила без всякой защиты. Но признаться, кто стрелял в царицу, девушка так и не захотела.

– Все равно меня убьют, не эти, так те… пусть хоть она не радуется!..

Поликсена спустилась в подвал, когда Клео во второй раз приводили в чувство. При свете факелов царица взглянула на полуголое окровавленное девичье тело, покрытое синяками и ожогами, с отвращением и жалостью.

Наклонившись над девушкой, простертой на соломе, Поликсена сжала ее подбородок, повернув ее лицо к себе; и тогда Клео открыла глаза.

– Будешь говорить? Кто стрелял в меня, ну?..

– Чтоб тебя вечно драли демоны, – хриплым, неузнаваемым голосом ответила девица. – Тебя и всех кровососов вроде тебя!..

Поликсена смотрела на нее все с тем же выражением брезгливой жалости.

– Я могу пощадить тебя!

Клео помотала головой.

– Лучше убей… сразу убей! Что со мной теперь будет?..

Она вдруг затряслась от рыданий.

– Если я защищу тебя, ты будешь жить, – повторила Поликсена. – Признавайся.

Клео молчала; и тогда царица распрямилась, взглянув на палача.

– Продолжайте, пока не заговорит, – бесстрастно приказала она. И быстро покинула камеру.

Однако от пытаемой не удалось добиться больше ничего, кроме бессвязных выкриков, стонов и рыданий. По-видимому, Клео была уже в полубреду и плохо сознавала окружающее. Тогда царица приказала задушить ее, чтобы избавить от мучений.

Когда Поликсена возвращалась в свои покои, она слышала за спиной боязливый шепоток рабов и придворных; ненароком встречаясь с нею взглядом, обитатели дворца низко кланялись. На белом лице царицы появилась страшная усмешка.

Делий ждал ее у дверей опочивальни. Он тоже низко поклонился; а потом выпрямился и смело посмотрел государыне в глаза.

– Я люблю тебя, – сказал ее слуга и ближайший советник. – Я буду любить тебя, пока жив!

Поликсена усмехнулась. Никакие слова на язык не шли.

– Тогда обними, – потребовала она.

Юноша крепко прижал ее к себе; а Поликсена затряслась в его объятиях, как недавно Клео, сжимая зубы, чтобы не разрыдаться.

– Я не могла по-другому!..

– Я знаю, знаю, – прошептал Делий.

========== Глава 205 ==========

Геланика опять была беременна.

Она поняла это, когда повеяло весной. Утренняя тошнота, сонливость, беспричинная гневливость… все то, что было так знакомо и предвещало женщине новые бесчисленные трудности. И как же некстати!..

Долго скрывать свое состояние от господина, благородного Надира, ионийка не смогла. Да и не захотела. Когда Геланику опять постигла эта общая женская судьба, ожидаемое великое приключение вдруг потеряло свою остроту…

Однако Надир, к изумлению ионийки, очень обрадовался. Он подарил Геланике пять локтей бесценного хиосского шелка, и в придачу к нему – рабыню: искусную швею и опытную няньку.

– Наш сын однажды будет царем Ионии! – воскликнул перс.

На сердце у Геланики заскребли кошки. С извечной мужской самоуверенностью, Надир ожидал сына; и, с такой же мужской беспечностью, персидский военачальник не спешил обзаводиться детьми до сих пор. А если она родит дочь?

Или, еще хуже, – если это все-таки будет сын, какая участь тогда ожидает Фарнака, ее первенца от Дариона… первенца княжеской крови?..

Но к тому времени, как ей придет срок рожать, еще десять раз все переменится. К тому времени Геланика уже будет царицей – или…

– Ты должен жениться на мне, чтобы наш сын был законным, – заявила Геланика господину. Остальные соображения пока высказывать не следовало.

Перс нахмурился… его, как всех мужчин, покоробила ее требовательность; однако в жене твердость была ценным качеством.

– Я женюсь на тебе, как только Милет станет нашим, – обещал военачальник.

Геланика сцепила руки на животе, прислушалась к своему чреву. Вдруг к ней вернулась жажда действовать. Она опять взглянула на Надира, бледная и решительная.