Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 97 страниц)
Однако Поликсена сохранила в своей груди после праздника радостное, а не тяжелое чувство; ей было стыдно, потому что танец египтянок разжег в ней неизведанные ранее желания, но это был радостный, любовный стыд. Эллинка старалась не думать о том, что будет, если о ее похождениях услышит брат. И где Филомен был в эту ночь? Опять стоял на страже – или веселился где-нибудь в другом месте?
Но брат мужчина: он всегда найдет, где и с кем повеселиться и с кем провести ночь, даже в чужой стране.
Царевна покинула празднество раньше Поликсены; шепнула подруге перед уходом, чтобы эллинка вышла со своей стражей немного погодя. За дверью будут ждать стражники царевны, которые и проводят Поликсену к госпоже.
Их в этот вечер немало людей заметили вместе; несомненно, слухи о том, что у царевны появилась наперсница-чужеземка, уже облетели дворец… но придворные едва ли слишком встревожились и едва ли придали этому большое значение. Разве мало приближенных женщин у царицы – а у младших цариц его величества? Среди них, как рассказала Поликсене высокородная подруга, были и сирийки, и вавилонянки*. А одна из цариц Амасиса была киренеянкой – полуэллинкой*….
Но все равно Нитетис и Поликсене следовало соблюдать осторожность: как это всегда делают женщины.
Поликсена после ухода Нитетис еще немного посидела, устало и уже почти безразлично поглядывая вокруг. Какие-то гости еще шумели по углам, поднимая чаши вина и смеясь чему-то своему, утомленные музыканты старательно играли, хотя их никто больше не слушал. Какие-то двое мужчин, рослые и чернобородые, – похожие на вавилонян, – зажали у заваленного цветами столика юного раба-нубийца и ощупывали его, громко восторгаясь его красотой. Поликсене стало жалко мальчика: в Египте, как видно, тоже случались такие вещи, как в Элладе, хотя и гораздо реже. Но потом коринфянка заставила себя отвлечься и только приказала проходившему мимо прислужнику принести воды. Напитков мужчин ей было уже достаточно…
Тронное возвышение и кресло главной царицы пустовали – престарелый фараон и его супруга давно покинули собрание, освятив своим явлением праздник и оставив гостей развлекаться, как им будет угодно.
Осушив чашу, коринфянка встала; в голове зашумело, но Поликсена, несмотря на то, что не привыкла пить, довольно твердо направилась к выходу. Она поискала глазами стражу. Стражники знатных господ приходили и уходили вместе со своими подопечными – а в течение всего празднества стояли у стен. Бедняги!
– Анаксарх! – громко позвала эллинка. Кто-то из еще трезвых египтян повернулся в ее сторону, что-то сказал… но ей было уже все равно. К Поликсене подошел рыжеволосый статный начальник охраны и поклонился.
– Госпожа?
– Идем отсюда, – приказала Поликсена. Она наморщила лоб и взялась за голову. – Ты не устал?
– Нет, госпожа, – с легким удивлением ответил иониец.
Он даже придержал ее за плечи, видя, что ее качает; и Поликсена была за это благодарна. Остальные стражники присоединились к ним; эллины вышли под замирающую музыку и звон чаш.
В коридоре оказалось так же торжественно пусто, как и до начала пиршества. Но когда эллинка со своей охраной появилась из дверей, к ней тут же подошли двое воинов-египтян. Поклонившись, один из стражников сказал, что они проводят ее к царевне.
Поликсена, быстро прикинув, что делать, повернулась к своим грекам.
– Анаксарх, вы, конечно, устали… ступайте подождите меня у входа. Стражники царевны проведут меня куда надо, а если я останусь, вам скажут…
После небольшого колебания, переглянувшись с товарищами, рыжеволосый иониец кивнул.
– Хорошо, госпожа.
Эллины ушли; Поликсена едва удержалась от того, чтобы позвать своих мужчин или самой побежать за ними…
Но нельзя. Она должна быть сильной, чтобы удержать свое положение.
Когда они дошли до погруженных в темноту покоев царевны, Поликсена почувствовала себя совершенно трезвой, хотя и очень утомленной. Она мечтала только о постели. Но где ей спать? Там же, где она ночевала, когда оставалась у царевны в первое посещение дворца, – на тюфячке в ногах у госпожи?
Хотя ей ли разбирать…
Пройдя гостевую комнату, где Поликсена увидела смутный белый силуэт служанки, она оказалась в благоуханной спальне Нитетис – которая казалась совершенно пустой. Но тут в комнате прозвучал царственный голос.
– Это ты?
– Да, госпожа, – так же негромко отозвалась Поликсена.
Зашуршали льняные простыни на кровати.
– Я же говорила тебе называть меня по имени!
– Слушаю… Нитетис, – ответила коринфянка, запнувшись, но улыбаясь. Она чувствовала, что улыбается и Нитетис.
Вдруг эллинке пришло в голову: зачем царевне было приглашать ее в свою спальню, если в прошлый раз Поликсене отводились собственные покои?
Какая глупость и самонадеянность! Конечно, эти комнаты сегодня заняты: стоит только вспомнить, какая пропасть гостей собралась на фараонов праздник!
– Ложись… вон туда, – с царственной кровати протянулась смуглая тонкая рука, блеснул в слабом ночном свете алый ноготь на вытянутом пальце. – Я приказала принести для тебя кушетку, ее уже застелили!
– Благодарю тебя, – ответила Поликсена с радостью. Она увидела у стены напротив кровати царевны красивое низкое ложе из акации, застеленное белыми льняными простынями. Сбросив свою серебристую накидку на спинку стула, эллинка села на кушетку и разулась. Потом сразу легла, натягивая на плечи простыню.
Глаза у эллинки уже закрывались, но с нее сразу же слетел сон, когда она неожиданно услышала вопрос своей госпожи.
– А ты никогда ничего не делала, чтобы успокоиться?
– Успокоиться?..
Каким-то чутьем Поликсена сразу поняла, о чем идет речь. Она потерла друг о друга колени, потом вытянула ноги: опять ощутив ту же дрожь, тот же жар, что испытала во время священного танца царевны.
Поликсена повернулась на бок, лицом к кровати, – хотя не могла снизу ничего видеть, только сбитые белые простыни и кисейный полог, который колыхал ветер, задувавший в окно.
– О чем ты говоришь, царевна? – спросила эллинка. Во рту у нее пересохло.
– Наши врачи говорят, что это очень вредно – терпеть, когда тебя сжигает желание. И мужчинам, и женщинам, – совершенно непринужденно ответила египтянка. Поликсена чувствовала, что Нитетис смотрит на нее сверху вниз и улыбается, хотя сама госпожу видеть не могла.
– Разве ваши врачи не учат такому? – спросила дочь фараона.
– Может быть, – наконец сказала Поликсена, когда обрела дар речи. – Но мне никогда не доводилось слышать…
Нитетис засмеялась. Она потянулась со стоном, с наслаждением ощущая свое тело танцовщицы.
– Вы воспитываете прекрасных борцов и воинов, я знаю, – сказала египтянка. – Но во многом вы невежественны, особенно в том, что касается женщин. Я тебе объясню завтра, – прошептала она.
Поликсена почувствовала, что щеки у нее снова пылают, а в теле нарастает тяжесть томления. Эту жажду должно унять мужчине… но что делать, когда мужчины нет и сойтись с ним еще долго будет невозможно?
“У меня два поклонника, каждый из которых не пускает ко мне другого… А брат хочет сватать мне еще и третьего… И я должна прежде всего хранить верность наследнице престола, от которой зависит судьба Египта!”
Поликсена вздохнула, сжимая кулаки.
“Ананке, Ананке, что это значит?”
Она вдруг почувствовала, что Нитетис уже спит. Поликсена закрыла глаза и опять увидела Априеву дочь: встающую под громовые рукоплескания среди побежденных ею женщин…
Немного поворочавшись, коринфянка тоже заснула.
***
Проснувшись, Поликсена вначале изумилась тому, в каком месте находится; а потом испугалась. Она же так и не сказала своей охране, что остается!
Поликсена быстро села. Она нашарила на полу сандалии и сунула в них ноги, пытаясь разглядеть со своего места, встала ли уже царевна. Обувшись, коринфянка поднялась и увидела, что кровать Нитетис пуста.
Тут же Поликсена вспомнила о вчерашнем обещании своей покровительницы – и ей тотчас захотелось бежать отсюда вон. Но это было никак невозможно.
Эллинка услышала торопливые женские шаги, и быстро повернулась… но уже знала, что идет не Нитетис. Это оказалась ее служанка, Астноферт, похожая на Та-Имхотеп как сестра… а может, она и была сестрой ее рабыни?
– Царевна уже давно встала и сейчас завтракает, а мне приказала позаботиться о тебе, госпожа, – поклонившись, сказала Астноферт. – Идем мыться.
Египтянка почти приказывала ей: впрочем, иного и не приходилось ждать. Эллинка кивнула.
Утром царевна не принимала ванну, как и многие египтяне, – ее сверху обливали водой, которая уходила в отверстия в полу купальни. Поликсена узнала, что все эти умывальные приспособления были придуманы в Египте многие сотни лет назад… еще когда греки были дикими козопасами.
Когда Астноферт вытирала ее, в купальне раздались шаги, которые Поликсена сразу узнала. Нитетис!..
Египтянка вошла, смеясь и простирая руки; на ней была только набедренная повязка, волосы распущены, а на лице никакой краски. Так вот какая она на самом деле – совсем иная, а все такая же…
Астноферт сразу же отступила, кланяясь властительнице; с плеч Поликсены упало полотенце, а она даже не нагнулась его подобрать. Нитетис поцеловала подругу, нисколько не смущаясь ее наготой.
– Не могла сесть за стол без тебя, – улыбаясь, сказала дочь фараона.
Она повернулась к Астноферт и сделала ей знак уйти; женщина сразу же, кланяясь, попятилась к выходу. Поликсена подумала, что даже не спросила ее – не родственница ли она Та-Имхотеп.
Эллинка хотела одеться, но царевна удержала ее.
– Погоди, – ласково сказала она, погладив руки наперсницы. – Я вчера тебе обещала… Я не могу позволить моей подруге мучиться.
В ее голосе опять прозвучали обычные повелительные нотки. Поликсена уронила руки вдоль тела и закрыла глаза, почувствовав, как Нитетис откинула волосы с ее шеи и приблизила губы к ее уху.
– Снаружи никто не услышит нас… а ты слушай меня и учись. Это священное и целительное искусство, – прошептала египтянка.
Внизу живота у Поликсены опять разгорался костер, и она чувствовала, что Нитетис охватывает такое же пламя. Пламя, сжигающее и мужей, и дев, когда приходит их черед.
Поликсена покинула дворец, получив дозволение взять Ликандра в свою стражу – но это была малость в сравнении с тем, что она узнала и получила здесь во время пиршества и на следующий день.
Египтяне, до сих пор представлявшиеся коринфянке восточными варварами, изумляли ее снова и снова: и знаниями, и Эросом. Иногда ей казалось, что ее разум не выдержит. А ведь она ученица Пифагора, которой и так уже известно много более, чем простым людям!
Сколько из того, что узнала она, знает Филомен? Как же мало Поликсена и ее брат знали друг о друге, хотя столько времени провели в разговорах!
А политика неотделима от житейских дел – и житейские мелочи, любовные и семейные неурядицы царственных особ способны потрясать мир. Нитетис сказала Поликсене за обедом, помимо прочего, что Камбис просил фараона прислать ему глазного врача – великий перс тоже прослышал об искусстве египетских целителей.* Пока еще Египет был в мире с Персией. Но достаточно одной ошибки – или преднамеренного шага с той или другой стороны, чтобы Камбис двинул свои войска на Черную Землю.
Божественная Нитетис! Возлюбленная госпожа, цветок Египта… как же ей тяжело одной, если она так привязалась к никому не известной эллинке и в ней черпает свои силы? Нитетис сказала, что скоро, возможно, покинет Мемфис и возьмет с собой, в своей свите, и Поликсену. С Поликсеной, конечно, поедет Ликандр и ее египетские слуги. А брат?..
Чем выше поднимается человек, тем больше нитей чужих судеб он обрывает, когда трогается с места и переменяет свою жизнь.
Ликандр очень обрадовался, когда услышал предложение взять его в свою стражу. Лаконец сразу же согласился. У него в Египте не было родных – Ликандр, как и семья Поликсены, попал сюда с Самоса, куда приехал с военным отрядом, посланным лакедемонянами на помощь Поликрату для усмирения собственных подданных. Ликандр не достиг еще, по понятиям спартанцев, возраста зрелости – тридцати лет; и хотя был старше Филомена, не спешил обзавестись подругой.
Он уже нашел себе царицу сердца… Поликсена знала, как высоко в сравнении с другими эллинами ставят женщин лаконцы. Что будет с ним, если его надежды разобьются?
Но это решать не Поликсене, а царевне Нитетис и ее египетским приближенным. Никогда еще эллинка не чувствовала над собою такой власти Египта.
* Вавилон в описываемый период еще не был столицей Персии, хотя уже вошел в состав державы Ахеменидов. При Кире Великом и Камбисе столицей были Пасаргады, хотя уже Кир II начал строительство Персеполя.
* Киренаика – историческая область на территории современной Ливии, к VII в. до н.э. подпавшая под греческое владычество. Одной из жен Амасиса II была киренская царевна Лаодика.
* На самом деле существует такая версия завоевания Египта персами, выдвинутая Геродотом: якобы именно врач, присланный Камбису из Египта и негодовавший на то, что его разлучили с семьей, посоветовал царю посвататься к царевне Нитетис.
========== Глава 16 ==========
Филомен не появлялся дома уже две недели* и не виделся с Поликсеной, хотя его сестра посещала дворец после праздника еще три раза, по приглашению своей госпожи. В первые два раза они вели только ученые разговоры – Нитетис взялась изучать персидский язык и звала свою наперсницу не столько ради помощи, сколько ради ее общества. Априевой дочери, как видно, хотелось вовлечь единственную подругу во все свои дела, чтобы они стали совсем родственными душами…
Нет, конечно, – далеко не во все дела. Они с Нитетис уже многое понимали друг о друге. Их связала не столько филия – искренняя греческая дружба-любовь, не оставлявшая места тайнам, сколько восточный любовно-политический союз. Нитетис едва ли не больше всего ценила в новообретенной подруге ум и способность молчать и умалчивать всегда, когда это необходимо.
К Нитетис для занятий персидским языком приходил чернобородый переводчик-вавилонянин по имени Арианд – Поликсене показалось, что это тот самый, который на пиру забавлялся с черным мальчиком-рабом. Но, конечно, Поликсена ничего не говорила; азиат же держался маслено-учтиво, без конца кланяясь и пересыпая свою искаженную египетскую речь множеством цветистых любезностей, обращенных к обеим подругам.
В третье свое посещение Поликсене пришлось утруждать не ум, а тело – царевна позвала ее поплавать в дворцовом бассейне и позаниматься гимнастикой вместе. Нитетис жадно выспрашивала и смотрела, какие упражнения любит сама эллинка. Грубые силовые упражнения, которым Поликсену обучил брат, Нитетис не понравились; Поликсене же не понравились текучие, замедленные движения египетской гимнастики, хотя она уже знала, что отточенность таких движений у египтян считается высшим совершенством. Но они с удовольствием позанимались вместе, несмотря ни на что.
Когда они мылись после занятий, Поликсена спросила госпожу о брате – где он, как он сейчас.
Коринфянка знала, что с Филоменом все хорошо, хотя брат и избегал ее. Будь с ним неладно, она поняла бы по лицу царевны: Поликсена уже достаточно научилась читать по лицу Нитетис, хотя египтянка искусно вводила в заблуждение тех, кто ее не знал.
И в самом деле, в ответ на ее вопрос Априева дочь спокойно улыбнулась и сказала:
– Филомен здоров и будет стоять в карауле завтра с утра. Но я думаю, что пора бы послать его на настоящее дело.
Поликсена отступила от египтянки – как была, обнаженная.
– Настоящее дело?..
– Я прекрасно вижу, что Филомен тяготится и оскорблен своим положением, как не был бы оскорблен на его месте никто другой, – ответила Нитетис. Она вздохнула. – Конечно, твоему брату не нравится возвышение сестры! Я посоветовалась с царским казначеем, и мы решили отправить твоего брата в важный поход, чтобы Филомен показал, чего стоит.
Царевна усмехнулась.
– Охранять мои двери в доме его величества, полном наших воинов, – конечно, почетная служба, но слишком скучная. И на нее я могу взять любого!
Увидев ошеломленное выражение лица Поликсены, Нитетис холодно нахмурилась.
– Ты ведь не думала, надеюсь, что фараон раздает свои милости просто так?
Поликсена качнула головой, пытаясь прийти в себя.
– Но куда вы пошлете его?..
– На Самос, к тирану Поликрату, – ответила Нитетис. – Его величество Яхмес по-прежнему дружен с вашим царем, а тот опять запросил военной помощи… против персов или собственных подданных, ему не дают покоя и свои, и чужие. У счастливого Поликрата все совсем не так благополучно, как у нас!
Алые губы Нитетис скривились. И в Египте все было далеко не благополучно – но, конечно, Черная Земля по-прежнему оставалась источником великого богатства и всеобщего вожделения.
– Если Филомен вернется с войском, хорошо исполнив свое дело, царский казначей подарит ему землю где-нибудь в Дельте. Там самая лучшая земля. И, может быть, даст чин военного начальника в нашем греческом войске – чтобы ваша прославленная греческая храбрость не оставалась невостребованной!
– Так вы…
Поликсена прикрыла рот рукой.
“Так вы хотите навеки разделить меня с братом и навеки сделать нас своими должниками, чтобы мы пустили корни на вашей земле”, – хотела сказать эллинка.
– Что? – спросила царевна, пристально глядя на наперсницу.
Лицо прекрасной Нитетис было спокойным и очень холодным.
Поликсена опустила глаза.
– Ничего.
“Вот это и называется восточной политикой… Это даже не египетская, а азиатская, персидская политика! Вот что они делают со всеми эллинами!”
Нитетис подошла к ней и провела рукой по влажным волосам коринфянки.
– Ты недовольна?
Поликсена покачала головой.
– Нет, госпожа.
В этот раз египтянка ее не поправила. Она улыбнулась.
– Вот и хорошо. Тогда идем сейчас обедать, а потом меня ждут обязанности в храме Нейт. Ты ведь помнишь, что я жрица?
Поликсена поклонилась.
Потом, выпрямившись, она замерла, глядя в обрамленное прямыми черными волосами бледное лицо царевны, казавшееся в полумраке купальни особенно нездешним.
– Скажи мне, царевна… если тебя не оскорбит мой вопрос…
Нитетис кивнула.
– Спрашивай.
– Ты по-прежнему веришь в богов Та-Кемет?
Нитетис улыбнулась.
– В матерь богов Нейт я верю, – сказала египтянка. – Именно Нейт дала мне то, что отличает меня от других… И скоро мы с тобой поедем в священный Саис, где я воспитывалась, где седалище Нейт, – ты, надеюсь, помнишь?
Поликсена снова поклонилась.
Они с Нитетис молча оделись и так же молча направились обедать – как всегда, в уединении собственных комнат царевны. Перед расставанием Поликсена попросила разрешения увидеться с братом, и получила его.
***
Филомен после столь долгой разлуки показался сестре и словно бы постаревшим, и присмиревшим. Он больше не обвинял ее ни в чем, а только расспросил, как у нее идут дела, и улыбался, когда сестра рассказывала о своих успехах у Априевой дочери. Но у Поликсены только усилилось чувство, что брат очень от нее далек – и тот, кто с такой восточной учтивостью внимает ей сейчас, не настоящий Филомен, а его личина, которую видят египетские начальники.
Лишь перед расставанием брат обнял ее с прежней сердечностью, а Поликсена всхлипнула в его сильных руках.
– О Филомен! Может быть, тебя убьют!..
Брат обхватил ее лицо ладонями и взглянул в темные глаза. Улыбнулся.
– Может быть. Но думаю, что останусь жив, милая сестра, – чувствую, что моя слава и моя погибель не в этом походе.
Он поцеловал ее в лоб и прижал к груди, как бывало. Они долго не размыкали объятий.
– Береги себя… и царевну, – наконец сказал молодой эллин. Он усмехнулся. – Ты ведь с ней тоже куда-то поедешь?
Поликсена кивнула. Отвернувшись, коринфянка смахнула слезы.
Они разошлись, пообещав друг другу найти случай проститься. Как Поликсена уже отпускала брата в Саис, но это было совсем другое дело. А сейчас – даже старый плащ, сестрин подарок, он снял с себя, вместе с покровительством Артемиды.
Проводить брата Поликсена отправилась вместе с Ликандром и двоими воинами охраны. Она подумала, как давно уже не видела пифагорейцев. И как Поликсена могла бы увидеть их, если теперь почти не ходит пешком!
Она вместе с другими мемфисцами увидела, как отплывают царские корабли, – но брата ни на одном судне не разглядела. С острой болью в груди Поликсена поняла, что рада этому. Воителя не годится провожать слезами.
Филомен, однако, видел сестру среди провожающих – он стоял, облокотившись о борт корабля, рядом с верным другом, и смотрел назад, пока розовый гиматий не затерялся на берегу. Потом коринфянин повернулся к Тимею.
Филомен сплюнул в священный Нил. Со своей черной бородкой и усами, сменившими юношеский пух, в египетских бронзовых доспехах и широком белом египетском плаще коринфянин выглядел бывалым солдатом.
– Тебе не кажется, что мы с тобой счастливцы, друг?
Могучий Тимей улыбнулся. Ветер расшевелил копну его светлых волос.
– Как Поликрат?
Его филэ до сих пор не получил никакого повышения – и Филомен чувствовал, что и дальше египтяне будут продвигать по службе его одного: если, конечно, станут. Но, как бы то ни было, покровители коринфского царевича твердо намерены разрушить их диас*.
– Ты мне не завидуешь? – неожиданно спросил Филомен.
Тимей покачал головой. Он взял друга за руку.
– Нет, и никогда не завидовал, филэ. У тебя особая судьба, Филомен, как и у твоей сестры. Ты ведь знаешь, как все мы дивимся на вас обоих! Но кому боги дают много, у тех много и отнимают, – вздохнул его друг.
Филомен кивнул. Он снова сплюнул в великую реку. И ничего больше не сказал, продолжая, прищурив темные глаза, смотреть на удаляющийся Мемфис.
* Египетская неделя длилась одиннадцать дней.
* Диас – союз воинов-любовников у греков.
========== Глава 17 ==========
Аристодем, сын Пифона из Афин, медленно возвращался к себе домой: один, как, бывало, шел с собраний пифагорейцев в Мемфисе. В сумерках здесь, в Навкратисе, намного легче было вообразить, что гуляешь по улицам родных Афин: белые, открытые дома с колоннадами и фонтанами, светлые хитоны юношей и гиматии почтенных мужей, которые ходили группами и парами, обнимались, смеялись и спорили, как в Элладе. Но Аристодем шел домой без друга.
Все, кого он любил, его братья и товарищи, остались в Мемфисе… и не только они. Там осталась та, о которой он грезил ночами. Дни бывший философ посвящал тому, чтобы добиться этой девушки: он, воспользовавшись давними связями мемфисских греков с Навкратисом, занялся торговлей, продажей и перепродажей оливкового масла, которое расходилось в Египте намного лучше, чем в Элладе, и которое эллины ввозили сюда, как серебро и вино. И сын Пифона уже начал преуспевать – совсем скоро он вернется в Мемфис, обнимет старых друзей, отца с матерью и братьев и предложит Филомену, сыну Антипатра из Коринфа, – заносчивому царевичу-изгнаннику, – выкуп за свою невесту и его единственную любимую сестру…
Кому еще Филомен мог бы отдать Поликсену? Разве велик его выбор на земле восточных варваров, что бы этот коринфянин ни мнил о себе?
Аристодем так задумался, что не уступил дороги какому-то пьяному, который, как и он сам, возвращался в потемках домой один: шедший позади неизвестный грек пошатнулся и схватился рукой за его плечо. Выругавшись, Аристодем повернулся и с силой оттолкнул его… и тут же застыл на месте, вперившись в гуляку. Тот так же смотрел на него, на глазах трезвея.
– Теон?..
– Аристодем, сын Пифона? Аристодем?.. – прошептал такой же высокий и светловолосый, как он сам, молодой афинянин.
– Как ты здесь оказался? – воскликнул философ, сделавшийся торговцем.
Теон, уже совершенно протрезвевший, мрачно усмехнулся: казалось, встреча с дорогим другом его совсем не обрадовала.
– Здесь не один только я, Аристодем! Здесь Агафокл-киренеянин, Кадм, сын Деметрия из Фив, Мелеагр, Эврилох, Перикл…
Аристодем бледнел, слушая, как Теон перечисляет имена братьев-пифагорейцев.
– Вас изгнали из Мемфиса? Всех учеников Пифагора? – воскликнул он, схватив себя за белокурые волосы и тут же отпустив их. – А где сам учитель?..
– Успокойся, друг Аристодем! Изгнали не учеников Пифагора, – Теон обнял его за плечи, дыша на него египетским вином. – Изгнали не философов – и не афинян, и не фиванцев, и не коринфян! Из Мемфиса погнали всех греков без разбору!..
Теон всхлипнул в плечо друга; Аристодем обхватил его, удерживая от падения, а потом сжал его плечи и встряхнул, вынуждая говорить. Сын Пифона смотрел на друга в неверии и отчаянии, сжав зубы.
– Как это погнали всех?.. А как же фараон собрался воевать? У него большая часть армии – наемники! Он обезумел?
Теон развел руками, смеясь.
– Может быть… Но навряд ли. Это какая-то политика, нам неизвестная: думаю, египтяне выкрутятся, им это привычно. И ведь у Амасиса не одни только греки, у него в войске полно азиатов и ливийцев, которые для египтян намного ближе и привычнее в обхождении, чем мы…
– А как же мои родители? А Аристон? А Хилон, Калликсен?.. – воскликнул Аристодем, мертвея от мысли о своем отце, матери и братьях.
– Аристон и Хилон здесь: я завтра отведу тебя к ним, они сами искали тебя, – поспешно ответил Теон, успокаивающе вскинув ладони. – А твои отец и мать с младшим братом остались в Мемфисе. Моя семья тоже там. Ободрись! Не все уехали или разорились, кое-кому повезло уцелеть. И сам учитель с ними!
Аристодем прервал его жестом, полным отчаяния.
– А как же Поликсена и ее брат, Филомен? Где они сейчас?..
Теон вскинул красивую белокурую голову; серые глаза его прищурились и заиграли искорками.
– О, – со вкусом сказал молодой философ. – Вот это история, которую стоит послушать! Может быть, пойдем к тебе, Аристодем?
Друг кивнул, застыв в новом страшном предчувствии; и тогда Теон взял его под руку, и афиняне вместе направились к дому Аристодема, который был уже виден в конце улицы – белый глиняный дом, но построенный по греческому образцу.
– Ты знаешь, конечно, что Филомен стал воином фараона, – опять начал Теон, как только они продолжили путь. Аристодем кивнул, напряженно вглядываясь в лицо друга. – Вскоре после того, как ты уехал, сына Антипатра взяли в царскую стражу, в охранители царевны Нитетис. Ты слышал, разумеется, о ней?
– Слышал, – Аристодем кивнул. – Так что же? Что же Поликсена?
– Вскоре следом за братом забрали во дворец и ее, – Теон печально усмехнулся. – Твою Поликсену приблизила к себе та же божественная Нитетис, эта прекрасная саисская жрица, дочь покойного Априя… Сестра Филомена теперь наперсница египтянки, ближайшая подруга, которая часто посещает дворец по приглашению госпожи. Они так близки, что часто едят за одним столом… и спят в одной спальне, – совсем тихо закончил Теон.
Афиняне остановились друг напротив друга на узкой полутемной улице. На лице Теона была смесь торжества и отвращения к египтянам; Аристодем же побелел как мрамор. Только на щеках выступили яркие пятна.
– Это правда? Ты уверен? – наконец дохнул он; Аристодем пошатнулся, схватившись за грудь, и друг поддержал его под руку.
– Мне стоит продолжать? – серьезно спросил Теон, когда Аристодем отдышался. – Ты еще не достаточно услышал?
Аристодем вырвался и топнул ногой.
– Продолжай, вороны с тобой!.. Ты мне не ответил – это все правда, что ты сейчас сказал о Поликсене?
Влюбленный безумец так смотрел на друга, что тот отступил на несколько шагов; но потом остановился. Он глядел на Аристодема сочувственно и серьезно, оставив зубоскальство.
– Это правда, к несчастью, – сказал Теон. – Об этом говорит весь дворец Амасиса, и шепчутся за пределами дворца. Поликсену не раз видели выходящей по утрам из царской купальни или опочивальни госпожи…
Аристодем опять вцепился себе в волосы и прикрыл глаза; молодой афинянин весь дрожал мелкой дрожью.
– И что же моя невеста делает в спальне царевны? – прошептал он.
– Не знаю, Аристодем, – Теон опять позволил себе усмехнуться, но невесело. – Я не прятался под их ложами и не подслушивал под дверями!
Афиняне долго смотрели друг другу в глаза.
Потом Аристодем кивнул с видом полного понимания и решимости; он расправил сильные плечи.
– Все равно! Я дал клятву Афродите, что…
– Я еще не договорил, – Теон покачал головой. – Поликсену теперь всюду сопровождают не только наемники, которых прислали ей из дворца, но и атлет Ликандр. Ты помнишь его?
Красивые губы белокурого философа искривились теперь в презрении.
– Этот здоровенный тупица?
– Он не тупица, – серьезно сказал Теон. – Он спартанец. Когда Поликсене прислали стражников, Ликандр один встал на защиту ее дома, подумав, что на имущество Филомена и Поликсены наложен арест…
Аристодем сжал кулаки.
– Все равно! Я дал клятву богам, что добьюсь ее!
– Я вижу, – кивнул Теон. – Только принесет ли тебе радость обладание такой женщиной? Теперь?..
– Ты не понимаешь, – прервал его Аристодем. – Поликсена не просто женщина, она единственная, перед которой я преклонил колени! А ты – единственный, кому я в этом признался! Ты думаешь, я могу такое забыть?..
Теон усмехнулся, прищелкнув пальцами.
– Ты ли один, мой ученый друг? Ликандр ходит за ней и охраняет ее дом, не требуя платы, как верный пес, – сказал он. – Полагаю, что наша разумная дева сама ему делает подарки… И полагаю, что он тоже преклонял перед нею колени, хотя лаконец никому этим не хвалился.
Аристодем склонил голову и прошептал, как в бреду:
– Все равно… Клянусь всеми олимпийцами, что сестра Филомена будет моей, и я заставлю ее забыть все, чем ее одурманили здесь. Женщина никогда не сможет затмить в сердце коринфянки мужчину и сородича, как бы прекрасна и умна та ни была!
– Афродита Урания тебе в помощь, – Теон отвернулся, видя, что отговаривать Аристодема бессмысленно. – Только хочу предупредить тебя, друг, что твоя несравненная нимфа уехала со своей госпожой в Саис, в главный египетский город жрецов, где сама Нитетис служила Нейт. Лаконца они тоже взяли с собой. А Филомен отправился с войском на Самос, помогать тирану!* Его отправил сражаться за себя старый фараон! – рассмеялся афинянин. – Когда же Филомен вернется, его наверняка осыплют египетским золотом…
– Если он вернется, – сказал Аристодем, сжимая губы.
Он взглянул на Теона: казалось, решив что-то окончательно, афинянин закрылся для своего друга.
– Идем ко мне, как ты хотел! Ты ведь останешься у меня ночевать?
– С радостью, Аристодем, – Теон улыбнулся и приобнял его, но Аристодем не ответил на объятие.
Вдвоем афиняне быстро дошли до небольшого, но красивого и уютного дома, который поклонник Поликсены снимал в Навкратисе и скоро надеялся приобрести в собственность.
Усадив друга на собственное ложе, Аристодем с помощью своего мальчика-раба принялся накрывать на стол: принес оливок, свежего сыра и хлеба, корзину винограда и фиников и большой кувшин вина из Дельты.
