Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 97 страниц)
У египтян замужние женщины нередко имели независимый от мужей доход, а тем более женщины такой знатности, как Нитетис. Камбис ничуть не был удивлен, узнав об этих египетских обычаях.
Поликсена снова подумала, что многого не понимала в персах – и недооценивала благородство завоевателя.
Нитетис прибавила, что, быть может, она даже подарит Поликсене землю в Дельте: по соседству с имением брата, но собственную. Но пока, конечно, об этом не приходилось говорить.
Царица дала Поликсене с собой несколько свитков, посвященных персидской магии, которая была так же сложна, как египетская: чтобы эллинка продолжила трудиться над ними дома. Поликсена про себя сомневалась, насколько восточная магия помогает, – может быть, она и была действенна, но делала совсем не то, что желалось творящим ее. Но Поликсена знала, что и Нитетис, перенявшая от нее и от других воспитателей эллинскую рассудительность, про себя думает то же самое, и потому не сочла нужным говорить.
Спустя неделю царица написала подруге из дворца, что Ливия и Кирена сдались Камбису почти без боя. Камбис даже презрел ничтожные подношения серебром, которые сделала ему Кирена.
Нитетис также уведомляла единственную подругу и о своем состоянии: в подробностях, которые египтянка и эллинка могли позволить себе, говоря по-гречески. Несмотря на то, что перс часто предавался с нею любви, Нитетис все еще не зачала, насколько могла судить сама – и египетские врачи, лучшие в мире. Зато личный врач великой царицы Минмес, бывший в числе ее осведомителей и преданный Нитетис, заявил о своих подозрениях в отношении персиянки Роксаны.
Роксана, о которой Нитетис мало узнала, как ни старалась, не подпускала к себе лекарей, пользовавших ее египетскую соперницу: и вообще почти ни с кем не зналась, кроме своих персидских слуг и служанок. Но наблюдая за нею со стороны, Минмес, врач Нитетис, заключил, что младшая царица Камбиса беременна.
* Мобед – зороастрийский священник. Этот сан существует и поныне.
* Все перечисленные поступки Камбиса – факты, известные со слов древних историков, в частности, Геродота, Ктесия и египетских источников. Источники противоречат друг другу в деталях, но часто это объясняется пристрастностью составителей; однако во многом и совпадают.
========== Глава 34 ==========
Псамметих правил в Мемфисе пять месяцев: считая от смерти отца. На независимое его царствование приходилось еще меньше времени, и, конечно, после того, как персы и азиатские шпионы наводнили страну, у последнего египетского фараона Черной Земли мало осталось возможностей для маневров. Разумеется, Камбис знал о греческих наемниках Псамметиха, но не видел никакого их преимущества перед собственными греческими воинами – перевес же сил в сторону азиатов был огромен: Камбисовы греки служили сейчас победителю, и других народов, которые воевали на стороне персов, было не счесть.
Поэтому персидский царь, едва отдохнув от победы над Египтом, решил пойти войной на Куш – страну эфиопов, о которой слышал много басен. Страна эфиопов лежала на севере Нубии: земли золота, как переводилось это название с египетского языка.
Камбис давно еще готовился к походу вглубь Африки, и с этою целью основал на Юге, в Верхнем Египте, несколько укрепленных городов, чтобы получить при нужде подкрепление и иметь тыл. На построение новых городов были разобраны многие старые памятники Та-Кемет: Нитетис узнала об этом, но приняла как неизбежное зло. К тому же, не один только завоеватель-азиат поступал так. Фараоны божественной крови, сыны Амона, многократно уничтожали наследие своих предшественников, используя для сооружения своих заупокойных храмов, обелисков и колоссальных статуй готовый тесаный гранит, мрамор, порфир, диорит. Но Камбису было не до внушительности и долговечности новых городов, и на строительство пошел известняк и кирпич, столь привычный и широко используемый в Азии, как и в Египте.
После покорения Ливии и Кирены, возмечтав покорить себе всю Африку, Камбис послал войско на завоевание оазисов: но его постигла страшная судьба. Тысячи персов были застигнуты в пути песчаной бурей и засыпаны заживо.
Персидский царь долго горевал и неистовствовал, бия себя по голове и взывая то к Ахура-Мазде, то к персидским и египетским богам.
Потом Камбис принялся приводить в готовность армию, которую намеревался возглавить сам. Прожив со своей новой царицей не более двух месяцев, он забыл ее во имя овладения всем миром, как завещал своему старшему сыну Кир Великий. Орел Ахеменидов должен был укрыть своими крыльями всю землю.*
Персидский царь чрезвычайно полюбил дочь Априя, но даже не простился с нею, когда садился на коня впереди своего войска. Не больше внимания Киров сын уделил и Роксане, супруге и родной сестре, женщине дома Ахеменидов: едва ли он вообще заметил, что его младшая царица ждет ребенка.
Нитетис так и не удалось зачать до того, как ее персидский супруг и господин выступил в поход, и она не знала, к добру это или к худу. Теперь, в отсутствие царя, Саис оставался под властью Уджагорресента – и ее, великой царицы. Нитетис опять пригласила во дворец Поликсену: ей так нужны были советы и любовь подруги!
Живая богиня Та-Кемет тщательно проверяла греческую стражу, которой окружила себя и подругу, и назначила новых людей, чтобы обезопасить себя и Поликсену от отравления. Царственные особы в Та-Кемет издревле держали при себе слуг, которые пробовали их пищу: хотя и отравители изощрялись со временем.
Нитетис взяла одного такого преданного и безропотного египтянина в свои покои, и он пробовал пищу прямо перед ее глазами. Поликсене было жутковато видеть это, но покинуть царицу она не могла.
Вместе египтянка и эллинка еще раз подробно обсудили возможные шаги, которые мог предпринять Филомен против Камбиса: как союзницы, согласные во всем. Ничего сейчас не могло быть хуже, чем опять разжечь пожар войны, который только-только приугас!
Поликсена очень боялась за брата, и знала, что и Нитетис полюбила смелого и талантливого эллина, молодого воина-философа; Нитетис до сих пор хранила в своем сердце благодарность к человеку, который, возможно, спас ее от надругательства и гибели в день пленения воинами старого Амасиса.
Но, несмотря на это, Поликсена взяла с великой царицы слово, что, если Филомен будет схвачен живым и попадет в руки Нитетис, дочь Априя его пощадит.
“Схвачен живым!.. ” Как страшно было произносить это даже мысленно: но таков обыденный язык войны.
Поликсена усвоила свои уроки и крепко помнила, как политики поступают даже с теми, кого любят. Но она верила Нитетис. И царица дала ей слово пощадить брата, поклявшись Маат, самым святым, что имели в сердце каждый мужчина и каждая женщина Та-Кемет: пусть даже уроженцы разных мест почитали разных богов.
Нитетис опять заслала людей в Мемфис на розыски коринфянина, и наконец узнала достоверно, что Филомен возглавил греческое войско Псамметиха, заняв место, так никем и не занятое после предательства галикарнасца Фанеса. Филомен привел в порядок как греческие части, так и египетские, собрав рассеянные силы фараона и укрепив их сломленный дух.
Поликсена много бы дала, чтобы узнать, какие слова ее возлюбленный брат произносил перед строем. И не меньше бы дала, чтобы узнать, что сказал на происходящее Пифагор, который теперь жил под защитой Псамметиха! Ведь великий философ не мог не понимать, чего добивается один из лучших его учеников!
Но узнать больше о планах наследника Амасиса пока ничего не удалось; хотя Поликсена была счастлива услышать, что Филомен жив и соблюдает осторожность. До сих пор Псамметих не превысил своих полномочий наместника Камбиса – а приводить в готовность армию было его прямой обязанностью.
Однако подать весть брату из Саиса эллинка, конечно, никак не могла. Если только кто-нибудь из персов в Саисе – а еще ужаснее, сам Камбис – прослышит о ее ближайшем родстве с Филоменом…
Пока о том, чья она сестра, кажется, знали только греки и египтяне из дома Нитетис: и все эти люди держали язык за зубами.
Между тем, поступили вести о продвижении Камбиса в пустыню. Вести были удручающие: невоздержанные во всем персы, услышав о положении своего царя, перемежали проклятия с рыданиями, а великая царица не знала, радоваться или рыдать вместе с азиатами. Камбис, давно замыслив поход, неважно – вернее сказать, ужасно позаботился о снабжении своей великой армии! У персов на середине пути кончилось продовольствие, и дошло до того, что воины царя стали по жребию убивать и съедать каждого десятого.* Египтяне были потрясены, узнав о преданности и самоотвержении, на которые было способно азиатское войско; не зря персы в мирное время наедались мясом животных до отвала!
А Нитетис и Поликсена поняли, что настал решительный час.
Именно сейчас Камбиса можно было разбить! Поликсена, окажись она рядом с братом, страстно нашептала бы это ему на ухо. Но чем обернется такой шаг? Не отомстят ли персы за бунт десятикратно?..
Роксана заперлась в своих покоях, и только ближайшие служанки видели ее растущий живот, судьбу Персии – и, возможно, Египта. Хотя сейчас Нитетис уже не так опасалась этого наследника. Скорее всего, наследник Камбиса, если Роксана ждет сына, примет смерть еще в детстве, от своих или от чужих. И до того, как дитя вырастет и сможет вступить в свои права, пройдет очень много времени! А если Камбис вдруг решит сделать сестру великой царицей…
Нет, это невозможно: просто невозможно. Завоеватель может стать чужим царем, пока берет свое силой оружия; а неподготовленная женщина, которой недоступны такие способы борьбы, как мужчинам, чужой царицей никогда не будет. А тем паче – в Та-Кемет.
Уджагорресент, несмотря на все эти в высшей степени разумные предположения, несколько раз тайно посетил великую царицу и уговаривал ее бежать, пока еще можно. Нитетис сделала все, что было в ее силах, и больше неспособна укротить сумасбродного завоевателя и помочь своей несчастной стране! Кто только мог знать, на кого обрушится ярость перса, когда он вернется в Саис, горько досадуя на самого себя и сокрушаясь о своем бездарно загубленном войске! И ведь сколько бы ни погибло персов в походе – их по-прежнему что песчинок в пустыне, и все они подвластны одной воле!
Нитетис, хотя ей было страшно как никогда, отказалась послушаться любившего ее царского казначея.
– Если мы побежим и Камбис найдет нас, все будет стократ ужаснее! А наше бегство может разъярить его больше всего остального… именно твое и мое! – сказала царица. – И как раз сейчас боги могут улыбнуться нам!
Уджагорресент не знал: говорит ли Нитетис о поражении царя всей Азии, которому она отдалась и которого полюбила, или же о поражении Псамметиха и воцарении Камбиса на троне Амасиса в Хут-Ка-Птах. Несравненная дочь Априя могла подразумевать и то, и другое.
А потом из Мемфиса прилетели еще более грозные вести. Псамметих со своими египтянами и греками наконец поднял восстание!
Поликсена бросилась в храм Нейт, возвышенный Камбисом. Она давно уже не могла молиться собственным богам, которые тем более теряли силу, чем дольше эллины жили вдали от родины. Ведь боги питаются соками родной земли и становятся именно такими, как люди молятся им!
Поликсена, подобно египтянке, простерлась перед матерью всего сущего и долго молила ее даровать победу брату – или хотя бы оставить ему жизнь и свободу…
Египтяне и греки, поднявшись против врага неожиданно и с великим ожесточением, перебили персов, находившихся в Мемфисе, и двинулись к Саису. Поликсена знала, что войско повстанцев растет. Она так и видела их перед глазами: впереди своего воинства на боевой колеснице едет храбрый фараон Псамметих, а позади своего египетского царя на уже ставшем легендарным черном Фотиносе, во главе греческой конницы, скачет ее брат. За Филоменом, среди всадников, следует неразлучный Тимей. Поликсена призывала на их голову благословения всех богов.
Ликандр, знавший о продвижении греков от своей госпожи, бесновался, больше всего мечтая присоединиться к восставшим. Спартанца удерживало на месте и охлаждало только то, что ему выпало защищать и любить сестру греческого полководца.
И тут стало известно, что Камбис возвращается из похода.
***
Персидский царь узнал о восстании еще до того, как пересек границу Египта. Но Камбис, наученный опытом, не поскакал навстречу Псамметиху: у его воинов уже не было на это сил. Они вошли в один из персидских городов, наскоро построенных Кировым сыном на юге, и там опять набили животы и сумки, залечили бесчисленные раны и язвы. А пока царь набирался сил, он отправил навстречу восставшим войско, ждавшее своего часа в городе.
Псамметих и его воины встретились с азиатами на полпути к Саису: персам подошло подкрепление и из самого города Нейт.
Была страшная битва, несравненно страшнее того сопротивления что оказал персам порубежный Пелусий. Египтяне дрались так, как не сражались со времен Рамсеса Великого*; греки же бились с неистовством и бесстрашием, которые приводили в ужас и изумление тех, кто не знал этого народа. За каждого убитого грека персам приходилось отдавать по десятку своих. Земля вокруг покраснела от крови, и ни один сын Та-Кемет не задумался о том, как будут погребены их тела.
Но в конце концов Псамметиха задавили числом – фараон был захвачен живым; и живым взяли его военачальника, Филомена. Бросив аркан, персы стащили молодого героя Эллады с коня. Черного скифского коня, внушавшего им восхищение и страх, подобно злому духу-дэву, воины Камбиса тоже взяли живым, подранив его стрелой, а потом спутав ему ноги.
Камбис присоединился к своим победительным воинам уже после того, как египтяне были разбиты. Персидский царь с торжеством двинулся на Мемфис, и там выместил свою ярость на всех жителях столицы, правых и виноватых.
По приказу Кирова сына две тысячи знатнейших египетских юношей из окружения Псамметиха были казнены – сам молодой фараон был оставлен в живых и наблюдал это. Всевозможным пыткам и казням были подвергнуты также мирные жители, которых персы хватали без разбору, врываясь в дома, где поджигали все, что могло гореть; и наконец-то Камбис позволил азиатам разрушать и разграблять мемфисские храмы. Многие только этого и хотели. Персы убивали жрецов, глумились над статуями богов, плюя в них, откалывая им носы и уши.
Но через несколько дней этого беспросветного для египтян ужаса гнев царя царей поутих, и к нему вернулось прежнее жестокое азиатское здравомыслие и своеобразное чувство справедливости. Велев прекратить бойню и оставив обескровленный и опозоренный Мемфис в покое, персидский царь двинулся к Саису, везя с собой множество пленных.
Филомен, верховный военачальник Псамметиха, остался жив и цел, не считая полученных в бою ран: по непонятному персам приказу царя его особенно оберегали в пути, и Камбис никому из своих людей не позволял издеваться над коринфским царевичем, как азиаты мучили других пленных. Никто теперь не знал, что царь персов думал про себя насчет этого эллина.
* На штандарте Ахеменидов, принадлежавшем Киру Великому, был изображен орел. Фаравахар, символ зороастризма, – крылатый диск с верхней частью тела человека, – тоже ведет свое происхождение от стилизованного образа летящей птицы, который использовался в различных культурах от глубокой древности.
* Каннибализм в войске Камбиса – исторический факт. О гибели огромного войска Камбиса, захваченного врасплох песчаной бурей, также свидетельствует Геродот: это полулегендарная история, как и многие свидетельства, оставленные современниками персидского царя. О “величайшем ужасе”, начавшемся после вторжения Камбиса, однако, рассказывает Уджагорресент в надписи, сделанной на статуе царского казначея: есть основания полагать, что жестокости персов явились реакцией на восстание Псамметиха.
* Рамсес II, один из фараонов Нового царства, при которых империя достигла наивысшего расцвета.
========== Глава 35 ==========
Второй триумфальный въезд царя царей в Саис наполнил египтян ужасом, несравнимым с первым. Жители города богини, независимо от своего положения и знатности, при виде тьмы азиатов, валившей в распахнутые ворота, вставали на колени и утыкались лбами в землю, прикрывая руками головы: и надолго оставались в этих позах селян и рабов. Камбис теперь ехал не на золотой колеснице, подобно солнечному фараону или благому вестнику Ахура-Мазды, – он скакал на коне, в тяжелом посеребренном панцире и шлеме, без всякой краски на лице и с неухоженной черной бородой.
Среди пехоты, которая следовала за колесничими и конниками персидского царя, можно было видеть пленников – египтян и эллинов, связанных самым безжалостным образом, израненных и оборванных. Если они начинали спотыкаться, их подгонял кнут.
Поликсену великая царица отослала домой: сейчас ей ни в коем случае нельзя было подвергаться опасности разоблачения. Камбис теперь знал Филомена в лицо, но Поликсену видел только издали… можно было надеяться, что он все еще ни о чем не догадался!
И сейчас коринфянка стояла на крыше дома, вместе с Та-Имхотеп и своими воинами, и отчаянно пыталась высмотреть брата среди пленников Камбиса. Тем, кто смотрел на триумфатора с крыши, можно было не падать ниц. Поликсена так и не нашла греческого полководца, как и фараона Псамметиха.
Закрыв лицо руками, она повернулась и уткнулась в широкую грудь Ликандра.
– Может быть, Камбис решил не позорить их перед всеми? – прошептала эллинка. – Ведь он мог… проявить уважение к храбрецам! Он же сын своего отца!
– Да, – мрачно сказал Ликандр: для которого было теперь все едино, что сын, что отец. Они были для спартанца отныне варвары, от которых следовало ждать только смерти или рабства всем эллинам: и никакие разговоры о различии вер и уважении к побежденным этого воина больше не заденут.
Но, конечно, прежде всего Ликандр был обязан подчиняться своей госпоже и оберегать ее, что бы она ни задумала. Может быть, она позволит дать ей совет, когда ее брат и весь их дом в такой опасности!
Обняв коринфскую царевну за плечи, Ликандр попытался увести ее с крыши: Поликсена не противилась.
Спустившись по лестнице на второй этаж, они вошли в спальню Поликсены. Остальные эллины остались снаружи; заглянув в комнату госпожи и обменявшись понимающими замечаниями, воины отошли подальше.
Поликсена села на кровать, а Ликандр напротив нее на табурет. У него сердце разрывалось от желания помочь возлюбленной, но он не знал даже, что сказать ей в такую минуту.
Поликсена подняла на спартанца темные глаза, горящие под низкими прямыми бровями; губы у нее вздрагивали. Ликандр понял, что перед ее взором сейчас встают картины терзаний и казней, которым победитель может подвергнуть Саис, как уже замучил Мемфис.
– Может быть, Камбис оценит верность великой царицы и смилуется, – сипло сказала Поликсена. – Ведь его сделали фараоном, и он поклонился Нейт! Азиаты мыслят совсем не так, как мы… им присуще свое собственное благородство!
Ликандр молча кивнул. У него самого язык не поворачивался сказать ни одно похвальное слово в отношении Камбиса.
– Я могу быть тебе сейчас полезен, госпожа? – спросил он.
– Да, – ответила Поликсена. Она взглянула на него и протянула руку, и приказывая, и моля.
– Сядь со мной и обними меня!
Спартанец быстро встал с места и, сев на ложе рядом с госпожой, обнял ее. Несколько мгновений она не шевелилась в его объятиях: он ощущал аромат алтея и жасмина, исходивший от ее распущенных черных волос, тепло ее смуглого тела. Потом Поликсена подняла голову – и, немного помедлив, потянулась к его губам.
Они целовались долго, с самозабвением и нежностью обреченных. Ликандр ласкал ее волосы и затылок; потом, оторвавшись от губ девушки, принялся покрывать поцелуями ее лицо и шею. Поликсена всхлипнула под ласками воина, ее ладное, сильное тело дрожало в его руках. Спартанец ощутил влагу на своих щеках и губах, соленую влагу, которую он слизнул; и отстранился.
С тревогой посмотрев подруге в глаза, Ликандр увидел, что она беззвучно плачет. Но потом Поликсена улыбнулась, не прекращая плакать.
– Будем ждать вестей из дворца! – сказала она, утирая глаза.
Ликандр улыбнулся и кивнул.
Если вести будут такие, каких он уже ожидал, познакомившись с царем царей, он сумеет умереть, как подобает спартанцу, и спасти возлюбленную от позора.
***
Когда Камбис вошел в тронный зал в сопровождении “бессмертных”, все бывшие там египтяне, безмолвно стоявшие в ожидании победителя, опустились на колени и прижались лбами к мозаичному рисунку, изображавшему огромное солнце. Великая царица тоже поклонилась до земли. Но она выпрямилась первой из всех: и так, стоя на коленях, смотрела на своего супруга в страстном и молящем ожидании своей участи. Царский казначей тоже смотрел на Камбиса выпрямившись, хотя и стоял в покорной позе.
Камбис усмехнулся.
– Встаньте, – сказал он по-персидски.
Все присутствующие тут же поднялись. Взгляд победителя останавливался то на одном, то на другом лице – все смотрели одинаково, с настороженной и испуганной угрюмостью; только на лице Нитетис была прежняя страстная мольба, и, вместе с тем, казалось, что она хочет обратиться к Камбису со словами, не предназначенными ни для чьих больше ушей.
И царь царей тоже первой из всех обратился к своей египетской жене.
– Сядь, великая царица, – сказал Камбис, указывая Нитетис на кресло. Сам он остался стоять.
Нитетис несколько мгновений смотрела в лицо азиата, на котором угадывалась насмешка… и что-то еще, чего она пока не могла понять; потом, послушно подойдя к креслу, царица опустилась в него. У нее самой уже дрожали ноги. Ей очень хотелось переглянуться с Уджагорресентом, но египтянка не решалась.
И, пожалуй, она догадывалась, что сейчас будет. Царскому казначею тоже не нужны были лишние объяснения.
Царь царей хлопнул в ладоши, слегка кивнув своей страже. Кроме тяжеловооруженных “бессмертных”, у которых из доспехов смотрели только глаза, зал заполнили другие персидские воины: все египтяне склонили головы, сжав руки на животе.
Раздались быстрые шаги многих пар ног, и в тронный зал вошли Филомен и фараон Псамметих в сопровождении стражи. У обоих были руки связаны за спиной, но непохоже было, чтобы это причиняло им страдания: только мешало сопротивляться.
– На колени перед великой царицей, – возвысив голос, но спокойно приказал Камбис обоим.
Филомен резко обернулся к персидскому стражнику, который хотел надавить ему на плечо, чтобы поставить на колени; эллин словно бы отшатнулся… но опустился на колени сам. Псамметих сразу подчинился приказу. Египтянин стоял, понурив обнаженную черноволосую голову, и казался почти безразличным к окружающему.
Нитетис в своем кресле прикрыла глаза, чувствуя, что краснеет от стыда; она сознавала, что взгляд Камбиса устремлен на нее, и молила богиню сказать ей, что означает эта жестокая потеха.
Когда она открыла глаза, пленники уже стояли на ногах. Камбис прошелся по огромному молчащему залу, словно в раздумье; перс приблизился сначала к Псамметиху и посмотрел ему в лицо. Египтянин упорно не поднимал глаз, и персидский царь отвернулся от него, словно бы потеряв интерес. Зато к Филомену он обернулся с гораздо большей живостью.
Камбис обошел эллина со всех сторон: Филомен покраснел под своим темным загаром, но молчал. Однако, когда царь царей остановился прямо перед пленником, тот посмотрел ему в лицо.
Довольно долго Камбис не произносил ни звука. Наконец он заговорил.
– Ты гадаешь, почему я тебя до сих пор не убил?
Камбис говорил по-персидски, и вначале, быть может, счел, что пленник его не понял… но тут эллин впервые разомкнул уста.
– Нет. Я знаю, почему ты не убил меня, – громко сказал Филомен на том же языке.
Египтяне ахнули, персы начали переглядываться… а Камбис улыбнулся. Он поднял руку, и все в зале вновь смолкло.
– Ты думаешь, что ты мне интересен, – сказал царь царей пленнику. – Ты прав. Я хочу понять, почему ты сражался против меня, заведомо зная, что проиграешь! Ведь ты знал, что обречен? И твои греки знали это?
– Да, – сказал Филомен. И больше не прибавил ни слова.
Камбис огладил недавно отросшую бороду. Нитетис, исподволь оглядев своего царственного супруга, заметила, что он успел тщательно позаботиться о своем теле и одежде.
– Почему!.. Отвечай! – вдруг рыкнул царь персов, сделав быстрое движение к узнику. Эта вспышка ярости ужаснула азиатов; Филомен вздрогнул, но словно бы совсем не испугался.
– Мы, эллины, привыкли сражаться до победы или смерти, если беремся за оружие, – ответил он. – Фараон защищал свою страну, и мы приносили ему присягу! Разве этого недостаточно, чтобы восстать против тебя?
Камбис сейчас оглядывал эллина как какое-то заморское чудище.
– Недостаточно, и я не поверю, если ты станешь отрицать, – наконец сказал царь персов. – Вы имели какой-то план!
Филомен слегка пожал плечами и улыбнулся, будто слова Камбиса его позабавили; и тогда перс закатил глаза в бешенстве.
– Быть того не может, чтобы вы оказались так глупы! – выкрикнул он. – Ты понимаешь, что стоит мне поднять палец, и с тебя живого сдерут кожу? И то же я сделаю со всеми твоими греками! С вас всех сдерут кожу и посыплют солью, ты понял?.. Двести твоих солдат осталось в живых!..
И тут Камбис впервые увидел, как его враг побледнел. Филомен сжал губы, но судорожно сглотнул; и это, казалось, удовлетворило перса. Он улыбнулся и кивнул.
– Так ты мне скажешь, что вы замышляли?
– Только попытаться тебя разбить, – ответил Филомен, опять посмотрев в дикие черные глаза азиата. – Ты был слаб тогда и потерял свою армию! Это было возможно!
Камбис долго всматривался в него; но, казалось, теперь поверил эллину. Или хотя бы отчасти.
– Хорошо, – сказал азиат. – Однако сейчас я снова силен, и вы в моей полной власти! Я могу убить вас когда угодно, но я высоко ценю вашу храбрость и военное мастерство! Я хотел бы, чтобы у меня были такие же военачальники, как ты!
Он выжидательно замолчал.
Филомен расправил плечи. Он незаметно пошевелил стянутыми запястьями.
– Что же тебе мешает назначить своими военачальниками кого-нибудь из греков, которые служат тебе, царь царей? И сместить тех, кто тебе неугоден? – спросил он.
Опять наступила страшная тишина. Казалось, Камбис сейчас ударит связанного по лицу или выполнит свою угрозу – отдаст всех эллинов на муки.
Но перс неожиданно засмеялся.
– Этот человек мне нравится! Ты полный безумец! – воскликнул он, глядя на военачальника фараона.
– Мое имя означает “возлюбивший безумие”, великий царь, – ответил Филомен, так же улыбаясь. – Я действительно сумасшедший.
Камбис медленно повел головой, будто приводя в порядок мысли.
– Как же, по-твоему, мне следует поступить с твоими воинами? – спросил он теперь мягко, почти ласково.
Филомен ничего не ответил. Он по-прежнему глядел персу в лицо и молчал.
И тут со своего места заговорила Нитетис.
– Великий царь, я знаю этого человека! Он защищал меня и служил мне, еще когда был жив фараон Амасис!
Камбис круто повернулся к египетской жене: и слушал ее в полном изумлении.
Нитетис подалась к нему с кресла, сжав подлокотники.
– Филомен защищал меня, зная, что я твоя невеста, – сказала она.
– Вот как! А теперь решил пойти на меня с оружием? – воскликнул перс.
Он опять разразился смехом. Все присутствующие в зале, кроме их троих, боялись издать хоть звук. Нитетис же опять воскликнула:
– Прошу тебя, пощади его!
Камбис не успел ответить царице; Филомен снова подал голос.
– Позволь мне дать тебе совет, царь царей!
Камбис усмехнулся и кивнул.
– Сильный враг бывает полезнее доброго друга! Говори!
– Назначь человека пробовать твою еду, как делают цари Та-Кемет, – сказал эллин. – Удвой свою стражу! И оглядывайся на каждом шагу! Ты думаешь, что понял этот народ… но они совсем не таковы, как ты думаешь! Египтяне все ненавидят тебя и всегда будут ненавидеть!
Камбис кивнул, не сводя с Филомена глаз. Казалось, он совсем не рассердился.
– Не все здесь ненавидят меня. Моя царица меня любит, не так ли?
Он взглянул на Нитетис.
Дочь Априя побледнела под его взглядом, но потом медленно склонила голову.
– Да, я люблю тебя, мой царь, – сказала она. Нитетис по-прежнему была спокойна.
И Камбис улыбнулся.
– Хорошо, – сказал он. – Я скучал по тебе в походе, – вдруг прибавил перс.
Нитетис улыбнулась, на ее щеки вернулся румянец. Хотя она еще не смела вздохнуть с облегчением.
– Пощади этого человека, – опять попросила египтянка.
Камбис сузил глаза.
– Я пощажу твоих солдат, – неожиданно сказал он, обернувшись к пленнику. – Все твои эллины будут посажены на корабли и отправлены на родину! Так поступает со своими врагами ваш царь Поликрат, – вдруг засмеялся перс. – Превосходно придумано!
Он замолчал, кусая нарумяненные губы.
– А ты, военачальник, останешься здесь в плену, пока я не решу, что с тобой делать!
И Филомен склонил голову. Казалось, он действительно благодарен.
Потом Камбис, оставив его, быстро подошел к фараону. И с ним он заговорил совсем не так, как с греком.
– Я милостив к воинам, выполняющим свой долг, – сказал царь. – Но господин всегда виноват более слуги! Как ты посмел?.. – неожиданно выкрикнул азиат.
Псамметих вскинул голову; и тут Камбис наотмашь ударил его по лицу. Сила удара была такой, что связанный фараон упал.
Нитетис, не удержавшись, вскрикнула.
– Заколите быка и принесите свежей бычьей крови! – приказал Камбис своим воинам.
Никто не посмел спросить, зачем. А может, персы все знали.
Спустя совсем небольшое время воины вернулись, неся полную чашу дымящейся крови. От чаши исходил густой неприятный запах. Камбис вырвал ее из рук стражников, расплескав часть темной жидкости на пол.
Нитетис зажала нос и рот, подавляя тошноту. Филомен на миг прикрыл глаза; и тут услышал мерзкие булькающие звуки. Фараону Псамметиху, вздернув его на ноги и запрокинув голову, силой вливали в горло горячую бычью кровь.
Когда опорожненная чаша со звоном упала на пол, египтянин согнулся пополам: он не мог схватиться за живот, потому что руки Псамметиха оставались связаны за спиной. Он жалобно простонал, потом его вырвало кровавыми сгустками… потом наследник Амасиса повалился ничком.
– Великая богиня, – прошептала Нитетис.
Псамметих еще некоторое время бился в судорогах и стонал, потом затих.
– Унесите и закопайте его где-нибудь, – приказал царь персов.*
Филомен, пробормотав проклятие, отвернулся от этого зрелища.
Когда умирающего или уже мертвого фараона выносили из зала и Камбис отвлекся на него, эллин наконец посмотрел в лицо великой царице. Несмотря ни на что, они едва заметно улыбнулись друг другу.
* Так был казнен Псамметих согласно Геродоту.
