Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 80 (всего у книги 97 страниц)
– Нет. Я удовольствуюсь твоим пересказом.
Видя разочарование на лице зятя, она пояснила:
– Мануш, конечно, давно знает, чем ты занимаешься. Но он не вмешивается, чтобы не сделать себе хуже и не развязать войну, к которой никто из нас не готов… однако если перс получит прямые доказательства твоей измены, ему никак нельзя будет остаться в стороне.
– Я понял, царица, – ответил Мелос.
* Наварх – начальник греческого корабля или флота.
========== Глава 178 ==========
Старшие сыновья Дариона остались живы, и их тщательно оберегали, – тем летом Фарнаку, сыну Геланики, сравнялось пять лет. Варазе, сын наместника от законной жены, отставал от сводного брата на три месяца. Оба мальчика росли миловидными, ловкими и смышлеными, и были намного больше близки, чем обычно дружат царские наследники, рожденные от жены и наложницы, – те, кого с младых ногтей матери восстанавливают друг против друга.
Варазе, сын благородной персиянки, был намного более персом, чем зеленоглазый светлокожий Фарнак; и, однако же, ни один не чувствовал своего превосходства, – братья стали один для другого утешением и единственной компанией с той ужасной ночи, когда был убит их отец. Они были уже достаточно большими, чтобы понять, что это значит; и заплакали от горя, когда им сказали. Мертвого отца мальчики так и не увидели: их сразу же забрали в чужую палатку, всю увешанную коврами, где сильно пахло корицей и немного – лошадьми, как во всем лагере. Варазе с братом оставили под присмотром какого-то незнакомого раба. Они слышали, как снаружи, в темноте, кричат и дерутся взрослые воины, и Варазе и Фарнаку казалось, что их вот-вот тоже придут убить…
Вскоре крики стихли, а потом раздвинулись полотнища, занавешивавшие вход, и показался высокий человек в багряных одеждах, златотканом башлыке и такой же повязке, скрывавшей лицо. В руке его был обнаженный кривой клинок, с которого на войлок, устилавший пол, сорвалось несколько тяжелых капель крови.
– Ты пришел нас убить? – по-персидски воскликнул Варазе, первым увидевший это.
Незнакомец снял с лица повязку и улыбнулся. Он был чем-то похож на их отца, и Варазе вспомнил, что видел его рядом с отцом.
– Нет, драгоценнейшие. Я пришел позаботиться о вас, – сказал он.
Видя по-прежнему расширенные от страха глаза мальчиков, этот перс словно бы вспомнил о своем мече и, небрежно обтерев его об одежду, убрал в черные ножны, висевшие на перевязи. Издали кровь была почти незаметна на багряном платье, но когда этот человек приблизился к сыновьям Дариона, они отчетливо увидели пятна, темневшие на его штанах и кафтане. Мальчики вцепились для храбрости друг в друга.
– Только не отнимай у меня моего брата! – воскликнул Варазе.
Достоинство уже не позволяло пятилетнему наследнику Дариона выказать страх, который этот человек внушал ему; однако незнакомец успокаивающе улыбнулся.
– Нет, мой маленький господин. Ты и твой брат останетесь вместе, – пообещал он.
Так и случилось. Приближенный Дариона, которого, как оказалось, звали Тизасп, заменил им отца: он приставил к ним новых рабов, которые заботились о нуждах царевичей. Старые куда-то делись. Через несколько дней Фарнак осмелел и спросил Тизаспа, кто убил Дариона.
– Его враги, маленький господин, – отвечал их новый наставник. Он ласково и серьезно посмотрел притихшим детям в глаза. – Вы вырастете и отомстите им.
– Но разве вчера вы не убили врагов отца? Я видел кровь на твоем мече! – воскликнул Варазе: несмотря на то, что они с братом были ровесниками, а Варазе даже немного младше, он ощущал себя старшим. Особенно сейчас.
Тизасп рассмеялся и положил руку на черную голову мальчика.
– Враги никогда не переводятся, Варазе. Когда ты подрастешь, ты поймешь это.
Несколько дней они пробыли на острове: братьям почти никуда не позволялось выходить, лишь ненадолго – прогуляться к морю и выкупаться, под охраной из персидских солдат, которая почти ничего не позволяла им увидеть. Дети наместника привыкли к постоянным ограничениям, которые налагало их положение, и привыкли занимать себя сами; но в водовороте пугающих событий, в который они угодили, Варазе и Фарнак ощущали себя совсем потерянными, и возросло недоверие мальчиков к взрослым и к их непонятным страшным делам. Их слишком рано оторвали от женщин, которые любили их и баюкали. Своей родной матери Варазе не помнил вовсе, и воспоминание о нежной белокурой Геланике тоже почти стерлось из памяти братьев.
Тизасп жил вместе с ними – это была его собственная палатка. Он отсутствовал по целым дням, как их отец; но по вечерам, когда лагерь готовился ко сну, Тизасп приходил в палатку и рассказывал осиротевшим братьям сказки – о грозных царях, о духах и великих битвах; о сокровищницах, полных золота; о песчаных бурях, которые насылали на доблестных воинов-ариев злые боги враждебных земель… Герои этих сказок всегда выходили победителями и получали свою награду, пережив множество приключений. Истории Тизаспа завораживали мальчиков, как ни одна из тех, что они слышали от нянек. Но несмотря на это, братья боялись Тизаспа – почти так же, как боялись отца, страх перед которым был неотделим от любви; а Варазе не доверял этому большому сильному человеку, чей рот был полон волшебных слов, а меч и одежды не отмывались от крови, о которой Тизасп никогда не говорил.
Потом они покинули берег, и в закрытой повозке мальчиков отвезли в город: их поселили в доме, который был намного меньше дворца, но весьма удобным в сравнении с лагерем. Было очень хорошо наконец помыться как следует, в ванне, и одеться в чистое шелковое платье: после долгих дней на корабле, а потом в палатке царевичам пришлось даже выводить уксусом вшей, вычесывая паразитов из густых темных волос. Братьев вкусно кормили, и разрешили им гулять во внутреннем дворике и в саду: там росли яблони, смоковницы и сладко пахло розами, как дома в Милете.
Однажды Тизасп пришел и сказал мальчикам:
– Завтра мы поплывем в Египет.
– В Египет? – удивленно переспросил Фарнак, не сразу поняв воспитателя. А Варазе быстро вспомнил, что это за место.
– Это жаркая страна, в которой везде песок… и он все время хрустит на зубах и попадает в еду! Мы были там с отцом, – напомнил он брату, и лицо Фарнака сразу прояснилось.
Тизасп засмеялся.
– Да, маленький птенчик. Мы вернемся туда. Там живут злые духи, но нам они не страшны.
– Зачем? – требовательно спросил Варазе.
Тизасп посмотрел в большие черные глаза мальчика, и озноб пробежал по его спине. Варазе был удивительно похож на отца: а персом этот царственный малыш был на целых три четверти…
– Ты все узнаешь, когда подрастешь, – сказал Тизасп. Он подумал, что стоит этому несмышленышу подрасти и немного разобраться в том, что происходит, и он будет вполне способен приказать отрубить своему наставнику голову. Однако пока что у Тизаспа достаточно времени, чтобы позаботиться о себе и о будущем.
Слуга и помощник Дариона, который за прошедшие после убийства наместника несколько дней захватил полную власть в его армии, решил снова попытать счастья в Египте. С ним остались только персы, немногим меньше полутора тысяч, и около пятисот греков. Но Тизасп был уверен… да, почему-то он был уверен, что, будучи опекуном маленьких сыновей Дариона, он добьется от Ферендата много большего, чем Дарион собственной особой. Его господин был полукровкой и почти еще мальчишкой, а Тизасп чистопородный перс и зрелый муж, не боящийся крови, с большим опытом за плечами…
Бросив якорь в Навкратисе, скоро Тизасп узнал новости о бунтах, потрясающих страну: и это больше обрадовало его, чем наоборот. Это заставит Ферендата встряхнуться и попросить подкрепления в Персии: а будучи заподозрен в содействии молодому ионийскому наместнику, который желал вернуть власть незаконно, Ферендат всегда сможет отпереться. И, самое главное, Тизасп уже сейчас предвидит то, что легко может сделать его притязания законными.
Восстание в Ионии и помощь греков, которая, весьма вероятно, подоспеет весной… Тогда все средства будут хороши.
Да! Нужно подождать весны и пуще глаза беречь два своих сокровища – маленьких царевичей. Хотя довольно будет и одного. Лучше Фарнак, чем его брат, который уже теперь слишком своеволен и задает слишком много вопросов.
Тизасп выждал некоторое время, а потом направился в Саис, захватив с собою мальчиков и небольшую охрану. Чтобы на сей раз уж точно никакие жрецы не пронюхали об их прибытии. Но, к счастью, саисским жрецам, по-видимому, пришлось слишком солоно, чтобы обратить на них внимание.
Тизасп теперь мог направиться прямо во дворец, где его хорошо запомнили вместе с повелителем; и так он и поступил. Ферендат принял его незамедлительно.
Египетский наместник был в ярости: он впервые за все годы правления ощутил, как шатается его трон. Рассказ Тизаспа еще больше разъярил его… и успокоил. Особенно когда гость представил Ферендату живых и здоровых детей Дариона и предположил, что Ионию будущей весной ожидает битва нескольких воинств, в которой он, Тизасп, вполне может одержать верх и начать править в Милете от имени Варазе или Фарнака…
– Более законную власть трудно представить, господин, – сказал Тизасп Ферендату, который внимал ему со все большим восхищением. – Царевичи – прямые наследники Дариона, а один из них, к тому же, потомок знатнейшего персидского рода по линии матери… И если сейчас ты дашь мне солдат – ведь ты, конечно, уже послал за подкреплением в Парсу?..
– Да, – Ферендат закивал, щипая себя за бороду и все больше возбуждаясь. – Да, да, мне обещали прислать тридцать тысяч легковооруженной пехоты и пять тысяч конников, а еще копья и колесницы! Десять тысяч ратников уже прибыли!
– Очень хорошо, господин. – Тизасп, сидевший на стуле немного ниже кресла наместника, слегка поклонился. – Я убежден, что ты протянешь мне руку помощи, и более в наших рядах не окажется предателей… Иония щедро отблагодарит тебя!
Они с Ферендатом спелись очень быстро. Пока они договаривались о многих частностях, о снабжении и переправке войска, мальчиков опять поселили во дворце, где им было слишком жарко и скучно – никто, кроме ближайших слуг, под страхом жесточайшего наказания, не смел с ними заговорить и даже поднять глаза. Когда Ферендат и Тизасп пришли к соглашению во всем, Ферендат вспомнил о царевичах, которые теперь были скорее досадной помехой.
– Не годится детям оставаться здесь, – сказал египетский наместник. – Если вы задержитесь, я не могу ручаться за их безопасность.
Ферендат посмотрел в глаза сообщнику.
– Несмотря на все меры, а скорее благодаря им… Если людей слишком прижать и замучить, это перестает действовать.
– Смотря как прижать и как мучить, – Тизасп усмехнулся. – Но я согласен с тобой, господин, лучше мальчикам перезимовать в более спокойном месте. Осенью, пока еще не прекратилось судоходство, я отвезу Варазе и его брата на ионийские острова.
Ферендат удивился.
– Почему не раньше?
– Потому что я сам покину Египет никак не раньше. Нам с тобой многое нужно сделать, и мне никак нельзя преждевременно дать о себе знать ионийцам, – терпеливо объяснил Тизасп. Он начал чувствовать превосходство над этим сластолюбивым и слабовольным правителем, так же, как Дарион. – А хранить мои алмазы я никому другому не доверю. Пока я с ними, дети в безопасности.
В этом Тизасп преуспел, опередив и всезнающих египетских жрецов. Варазе и Фарнака поселили в детских комнатах дворца, где хватало детей персидской знати, которые в основном народились уже в Египте. Братья нашли себе приятелей, которые помогли им освоиться в незнакомой стране, и теперь проводили время намного веселее. Для Варазе и Фарнака дни летели незаметно… и братья почти враждебно взглянули на Тизаспа, когда перс однажды появился на пороге их комнаты и сказал, что им пора плыть обратно в Ионию.
Тизасп теперь редко приходил к мальчикам и редко рассказывал им сказки; и в конце концов даже Фарнак ощутил, что этот человек для чего-то их использует. Но поделать ничего было нельзя, пришлось подчиниться.
Однако Тизасп был вовсе не намерен возбуждать ненависть в своих воспитанниках. Он усадил их рядом и рассказал, как можно правдивее, что они едут сражаться с людьми, которые отняли трон у их отца. Когда они победят, Варазе и Фарнак опять сделаются наследниками, а потом один из них станет править Ионией, как Дарион…
– И который из нас? – воскликнул Варазе.
– Об этом рано говорить, маленький господин. Но вы, конечно, будете всегда помогать друг другу, – ласково ответил наставник.
Теперь будущее предстало царевичам в новом свете: они даже ощутили дружеские чувства к Тизаспу, который в последние дни перед путешествием проводил с ними много времени, играл с ними и разговаривал.
Они вышли в море довольно поздно – плавание оказалось долгим и изматывающим: несколько раз мальчикам пришлось пережидать непогоду в трюме, вымокнув в своей плотной шерстяной одежде с головы до ног, борясь с тошнотой и страхом. Но наконец они опять ступили на берег Хиоса.
Несколько дней Варазе и Фарнак провели в палатке у моря, с Тизаспом; а потом, как и в прошлый раз, пестун отвез их в город. Он простился с ними почти со слезами. Царевичи тоже чуть не заплакали, расставаясь с ним: даже у недоверчивого Варазе стало тяжело на сердце. Этот человек и вправду заботился о них, и ближе Тизаспа у них никого не осталось.
Пять дней братья прожили одни, только в обществе слуг. А на шестой день к ним в дом зашел человек, которого они никогда прежде не видели.
Это был высокий светловолосый и голубоглазый грек – очень крепкий, покрытый морским загаром, в простом хитоне и плаще. Почти так же, как появление незнакомца, Варазе поразила его одежда. Он до сих пор не мог привыкнуть говорить с варварами, которые ходили почти голые!
– Кто ты? – повелительно воскликнул мальчик, выступая вперед и заслоняя собой брата. – Где Тизасп?
Светловолосый грек сочувственно улыбнулся. Он присел на корточки напротив детей: было видно, что чужак ничего не боится.
– Думаю, Тизаспа вы больше не увидите, – так же по-персидски ответил он. – И это очень хорошо для вас, малыш, пусть ты этого пока и не понимаешь.
Варазе побледнел. Несмотря на страх, черные глаза мальчика загорелись гневом.
– Ты убил его?..
– Нет, – грек покачал головой и встал. – Я не убивал Тизаспа, но он почти наверняка мертв. А вам двоим придется пойти со мной, прямо сейчас!
Дети схватились за руки: они не проронили больше ни слова, не сводя глаз с мощного эллина. Небольшой жизненный опыт царевичей не оставлял сомнений, что все именно так и будет, как сказал этот незнакомец.
========== Глава 179 ==========
Дверь дома Калликсена на Хиосе скрипнула в неурочный час, одной холодной осенней ночью. Две его подросшие дочери, Миртала и Гестия, сразу же вскочили с постелей, чутко прислушиваясь; но встречать не побежали. Мать в таких случаях строго наказывала им не обнаруживать себя.
“А если услышите шум, крики… сразу бегите черным ходом и задами, – говорила Филлида. – Может быть, спасетесь!”
У них в городе было несколько проверенных знакомых, к которым не стыдилась обращаться за помощью и сама жена полемарха. Увидев в коридоре свет и услышав взволнованный голос рабыни, двенадцатилетняя Миртала, подняв палец, шепнула сестре:
– Кажется, это свои!
А вслед за этим десятилетняя Гестия ахнула:
– Отец вернулся!..
Девочка бросилась встречать, забыв предупреждения; Миртала, хотя тоже была радостно потрясена, последовала за сестрой чуть погодя. Кто мог знать, зачем отец вернулся! У Калликсена было много тайных дел, о которых он даже домашним не рассказывал!
Однако, услышав громкий счастливый голос отца, Миртала без раздумий кинулась к нему. Моряк, стоя в прихожей, уже прижимал к груди жену и младшую дочь, которые плакали от радости; и Миртала, подбежав к ним, обняла их всех сразу…
Потом Филлида провела мужа в общую комнату и усадила, велев служанке подать вина. Жена Калликсена уже сделалась серьезной, как будто восторга встречи хватило ненадолго, – но на самом деле Филлида знала, что возвращение хозяина дома почти всегда связано с какой-нибудь опасностью.
Увидев при свете лампы новые морщины на лице, новые шрамы на сильном теле мужа, Филлида хотела расспросить Калликсена, с чем он приехал и почему в такой поздний час. Но моряк спросил первым:
– Как вы тут живете без меня?
Филлида, бодрясь, улыбнулась.
– Хорошо. Только очень тебя не хватает, муж мой. Девочки так тебе…
Тут афинянка заметила, что в дверь просунулись две золотисто-рыжие головы, и сердито шикнула на дочерей:
– Идите спать!
– Нет, жена, пусть побудут с нами, – Калликсен ласково кивнул Гестии и Миртале и сделал им знак. Две девочки, худенькие и голенастые, но обещавшие вырасти очень хорошенькими, робко протиснулись через полуотворенную дверь и остановились на расстоянии от родителей.
– Садитесь, – моряк нахмурился, оглядывая юных дочерей. Он повернулся к стоящей Филлиде. – Им пора уже многое узнать о нашей жизни. А я…
– Ты опять скоро покинешь нас? – Филлида ужаснулась, не сумев скрыть этого от детей.
– Надеюсь, что смогу перезимовать с вами… но может быть всякое, – ответил Калликсен. Филлида кивнула, опустив глаза; и девочки тоже кивнули, украдкой опасливо переглянувшись.
Этим летом и осенью Хиос натерпелся страха, после того, как в лагере персов был убит молодой сатрап: тогда даже в город ездили дознаваться, с кем могли быть связаны преступники. Под видом дознания азиаты и греки с других островов, присоединившиеся к ним, грабили богатые дома, кладовые и житницы, хватали и насиловали женщин: несколько десятков молодых женщин и девочек воины увезли с собою, связав и бросив на лошадей.
Граждане Хиоса попытались оказать разбойникам сопротивление, но оно было малоуспешным; к счастью для хиосцев, воинам Дариона некогда было задерживаться, и у них не было приказа разграбить город. Но Филлида с дочерьми и двоими слугами во время нападения убегали прятаться к друзьям Калликсена – в этой семье было много сильных мужчин. Филлиде и ее детям повезло, что дом славного афинянина был совсем простым на вид и не имел особых примет: вернувшись, женщины нашли его нетронутым.
Калликсен многое прочел в теплых карих глазах жены, на ее лице, отмеченном следами невзгод. Он привлек Филлиду к себе.
– Мне ужасно жаль, что вам пришлось… приходится такое терпеть без меня! Если бы только я чаще бывал дома…
– Я знала, кого беру себе в мужья и что будет ждать меня в этом браке, – отозвалась Филлида. Будучи дочерью афинян, но сама островитянка и вынужденная вести жизнь островитянки во время длительных отлучек мужа, она была тверже характером и самостоятельней, чем большинство афинянок. Филлида погладила мужа по светлым волосам своей обветренной натруженной рукой.
– Я знаю, что ты всегда поступаешь так, как считаешь нужным, – и верю тебе…
– Да… как считаю нужным, – Калликсен глубоко вздохнул. Отпив из килика вина, принесенного рабыней, он поднялся. – Пожалуй, я и вправду пойду спать, а поговорим завтра. Девочек тогда тоже позови, – распорядился флотоводец.
Филлида кивнула и, склонив рыжеволосую голову, пошла к двери, подталкивая перед собой Мирталу и Гестию. Когда дочери вышли, Филлида обернулась на мужа, но он качнул головой; и тогда она тоже покинула ойкос, закрыв за собою дверь. Супруга афинского полемарха поняла, что в эту первую ночь моряк будет спать отдельно, у себя: не только затем, чтобы заново привыкнуть к этому дому, но и затем, чтобы собраться с мыслями. Калликсен привез много важных новостей, однако еще не был готов делиться ими и открывать сердце домочадцам.
Рано поутру Филлида с помощью рабыни и Мирталы затопила мужу баню. И когда Калликсен вымылся и уничтожил обильный вкусный завтрак, который был ему с любовью приготовлен, он пригласил жену и дочек для разговора в общую комнату.
Когда все сели, флотоводец некоторое время молчал, глядя на свою семью. Видя первые приметы старости на лице своей все еще очаровательной жены, Калликсен впервые за долгое время пожалел, что у них так и не родилось сына… А потом он спросил:
– Знаете ли вы, что явилось причиной недавней битвы в персидском лагере на нашем берегу, и чем она кончилась?
Филлида нахмурилась и сцепила руки на животе.
– Убили Дариона… кажется, это были египтяне, которые потом бежали домой. Кончилось тем, что почти все части войска разбежались, насколько мне известно!
– Почти так, – Калликсен усмехнулся, откинув назад выгоревшие льняные пряди. – Но только впоследствии у персов нашелся новый предводитель, который уплыл в Египет за помощью. Этот человек давно знаком с наместником Египта: а когда там нынешним летом случился мятеж, из Персии в эту многострадальную страну прислали много тысяч войска. Не знаю, правда, долго ли египтяне смогут кормить их!
Филлида быстро взглянула на дочерей, а потом опять на мужа.
– К чему ты ведешь?..
Флотоводец склонился к жене, опираясь ладонями на загорелые сильные колени.
– Ты не ходила на берег в эти дни?
– Нет, – Филлида по-настоящему испугалась. – Я давно уже не бываю на берегу, и детям не позволяю!
Калликсен задумчиво улыбнулся, словно уже не вполне слышал жену, – или словно перед глазами его простерлась картина грядущей великой битвы. А может, битвы уже отгремевшей.
– Если бы ты пришла на берег, то увидела бы великолепный персидский лагерь и многие десятки крашенных киноварью кораблей, вытащенных на песок. В городе уже не шумят по этому поводу, чтобы не создавать панику… впрочем, думаю, что в этот раз персы не станут к нам вторгаться: они скоро уйдут, потому что будут зимовать на Самосе…
Филлида прижала руку к груди.
– Что это значит, Калликсен? Ты меня пугаешь!
Моряк посмотрел ей прямо в глаза.
– Я с моими товарищами выследил предводителя персов – Тизаспа, который отплыл на Самос для переговоров. Мы перехватили его по дороге и отправили его и его шайку на дно, – просто объяснил Калликсен. – А вернувшись, я завладел тем, без чего персы не смогут сражаться… во всяком случае, это создаст им немало трудностей.
Он перевел дыхание.
– Я выкрал двоих наследников Дариона и отвез их к нашим друзьям в деревню, в предместьях Хиоса. С хозяевами дома, где эти мальчики жили летом, я давно договорился. Они нас не выдадут.
Филлида приподнялась на стуле.
– Но, муж мой… разве персы не станут искать царевичей здесь?
– Никто не знает, где они жили, кроме нескольких охранников, которых Тизасп всегда держал при себе. Он был слишком осторожен – и, получив в свое распоряжение новую и большую армию, очень боялся, что кто-нибудь из персов пожелает занять его место, захватив наследников, – Калликсен улыбнулся. – Гибель Тизаспа припишут буре, и все в лагере убеждены, что он забрал мальчишек с собой на Самос. Мои товарищи втерлись в доверие к грекам в его войске и пустили такой слух.
Филлида, поражаясь деяниям мужа, покачала головой.
– Если персы намерены идти на Ионию и затратили столько сил и средств, не думаю, что утрата Тизаспа и царевичей остановит их… Как Елена была лишь предлогом для войны с Троей…
– Не остановит, пожалуй, – согласился Калликсен. – Но спутает им планы. Ты, кажется, забыла, что Иония, в отличие от Илиона*, уже под властью врага, – а в азиатской междоусобице неожиданное явление наследников может иметь поворотное значение.
Филлида замолчала. А потом ее осенила новая мысль, ужаснее предыдущей.
– Стало быть, ты готовишься к большой войне, которая ожидается весной? По какой причине?
– Большая война идет уже давно, моя любезная Филлида, – откликнулся муж. – А большая битва и вправду будет – за освобождение Ионии. В Пирее строится флот, на который я пожертвовал много денег, фиванцы и даже лакедемоняне тоже присоединяются! Этим воспользуются и персы, и многие подвластные им народы!
Филлида стремительно поднялась с места и подошла к мужу. Она положила руку на спинку его кресла.
– Я вспомнила… я писала тебе, как у нас жила Фрина, дочь царицы от Аристодема: она была беременна… Царевна с своей маленькой дочкой…
– Да, я помню, – Калликсен оживился, вспомнив это и свой ответ на женино письмо: глаза его блеснули признательностью. – Я очень ценю твою храбрую помощь.
Филлида улыбнулась с горьким удовлетворением: о том, как она прятала у себя Никострата с другом, муж ее так и не узнал.
– Как они там теперь? Как сама Поликсена?
– Я тоже очень хотел бы это знать, – ответил Калликсен. – Но думаю, что живы, здоровы и не сдаются. Поликсена очень стойкая… великолепная женщина, – заметил он с нежностью, словно для него это значило что-то особенное.
Филлида ощутила сильный укол ревности, вспомнив, как Калликсен однажды привез ей подарок от ионийской царицы – бесценное жемчужное ожерелье. Когда-то Филлида даже думала, что ее муж… но нет, это было давно и она не позволяла себе задумываться о таком всерьез.
Она ведь была жена моряка – и знала, что такое быть женой моряка…
А теперь на Хиосе говорили, что Поликсена стала любовницей персидского военачальника. Даже если это было так, Филлида понимала, что двигало Поликсеной, куда лучше любого мужчины, который позволял себе пятнать имя ионийской царицы в бесконечных спорах на площадях и рынках. Да, бесполезных трепачей среди мужчин всегда было предостаточно!
– Я хотела бы, чтобы ты помог ей, – сказала Филлида. Несмотря на свою ревность и страх за мужа, этого она желала всем сердцем.
– Сейчас уже поздно, но весной я буду у царицы Ионии одним из первых, – сказал Калликсен. – Самым первым из союзников, – заявил он, гордясь своим искусством мореплавания.
У Филлиды сжалось сердце. Она обняла голову сидящего мужа, прижав ее к груди.
– Но на эту зиму…
– На всю эту зиму я останусь с тобой и детьми, – ответил флотоводец, обнимая жену. Филлида улыбнулась сквозь слезы, ощущая себя в его сильных руках, ощущая, как его дыхание волнует ткань на ее груди.
– Мы устроим праздник, – сказала она. Подняв голову, хозяйка дома взглянула на дочерей. – Слышите, Миртала, Гестия?.. Отец проживет всю зиму с нами, мы это отпразднуем!
Калликсен с изумлением услышал в голосе жены новые, почти повелительные нотки.
– Обязательно, – сказал моряк: он почувствовал, что должен доставить Филлиде эту радость.
* Другое название Трои, происходящее от имени Ила, основателя города.
========== Глава 180 ==========
Какое-то время после того, как Эхион произвел обыск в комнате гостя, фиванец вел себя прилично. Никострат перестал с ним разговаривать… и хотя хозяин понимал, что спартанец всецело зависит от него, Эхион понимал также, что на новое оскорбление Никострат ответит – чем бы это ему ни грозило. Взгляд стальных глаз Никострата, когда хозяин и гость порою встречались в коридоре, заставлял фиванского богатея вжиматься в стену…
Никострат, однако, всерьез задумался о том, чтобы съехать. Он прожил уже большую часть своего состояния – за службу ему платили, но совсем мало, и им с Эльпидой оставалось надеяться только на свои накопления. Однажды лаконец достал из сундука старый пурпурный плащ, в который когда-то жена Калликсена зашила жемчуг ему на черный день – жемчуг из ожерелья, подаренного ей царицей Ионии. Им с Мелосом поровну. Никострат даже супруге об этом не говорил.
“Но пока еще рано, – подумал лаконец, поднявшись и заперев сундук: он заказал себе в Фивах ящик, который закрывался на ключ, и мастера такой заказ ничуть не удивил. – Пока мы подождем”.
Жена соглашалась с ним. Но случилось так, что все их планы переменились.
В один из дней Никострат допоздна стоял на страже у храма Аполлона: как он быстро понял, это вовсе не было праздным времяпрепровождением. Если даже Эхион прилгнул насчет саркофага и драгоценной утвари из гробницы Агамемнона, якобы принадлежавших теперь Аполлону Исменийскому, в храмовой сокровищнице и без того скопились многовековые богатства. Жрецы Аполлона, помимо этого, имели долю в большом торговом доме, который вел дела с Азией.
Никострат стоял, сжимая в правой руке копье, а левую продев в ременную петлю облегченного круглого щита. Он на сей раз был в карауле без Диомеда, в паре с незнакомым фиванцем: они вдвоем охраняли боковую дверь в стене, а у главных ворот храма, за углом, стража была усилена. Взглянув на своего товарища, который от холода переминался с ноги на ногу, Никострат подумал, что надо бы делать наоборот – обеспечивать лучшую защиту менее крепким и приметным дверям…
И тут он уловил движение в темноте. Сознание спартанца словно раздвоилось: мысленно все еще охраняя свои двери, он напрягся, следя глазами за фигурой, одетой в темный плащ, за которой крались еще две. Прячась в тени лавров, высаженных перед храмом, они огибали стену в направлении, противоположном главным воротам…
Никострат положил копье и двинулся с места, выдергивая из ножен меч. Его товарищ, изумленный, шагнул следом:
– Ты куда?.. Мы на посту!
– Кажется, воры! – приглушенно бросил лаконец через плечо. – Надо помешать им!
Фиванец, молодой человек из хорошей семьи по имени Ликон, потоптался в нерешительности, глядя то на дверь, то на Никострата, – спартанец уже удалялся от него, стелясь вдоль стены, с обнаженным мечом. – Нас накажут, если бросим пост! – наконец сказал он в спину напарнику и снова занял свое место.
– В конце концов, мы же ничего не видели, и с той стороны входа нет, – пробормотал фиванец себе под нос, чтобы успокоить свою совесть.
Он окинул взглядом стены храма, в два с половиной человеческих роста, и замер слева от двери, поудобнее перехватив щит и копье.
Но чем дольше Ликон стоял, тем более тревожно ему становилось. “В полночь нас придут сменить, и что я скажу?.. Хотя я ведь не обязан отчитываться за чужеземца!”
Наконец опасения перевесили, и товарищ Никострата последовал за ним. Он сразу побежал, бросив копье и выхватив меч, потому что если он хотел исправить положение, теперь оставалось только поспешить…
А завернув за угол, фиванец на миг остолбенел: в свете месяца стало видно, как три фигуры в темных плащах склонились над четвертой, лежавшей под стеной, словно хотели добить раненого… Но упавший был еще жив: он схватил одного из врагов за плащ и дернул на себя, одновременно подавшись вверх и пырнув его ножом, – раздался двойной крик боли и ярости. Руки слабеющего Никострата сомкнулись на горле врага, и тот захрипел, когда спартанец выдавил из него жизнь…
– Стой!.. – крикнул, очнувшись, фиванец, наблюдавший это в оцепенении. – На помощь! Грабители!
Он прыгнул вперед, замахиваясь мечом: двое оставшихся в живых убийц неловко выпрямились и развернулись, встречая нового врага, но вступить с ним в схватку не решились. Крик Никостратова напарника разнесся эхом далеко, и Ликон услышал топот ног и громкие голоса стражников, которые сбегались к ним со всех сторон.
