Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 97 страниц)
Может, и нет – здесь принимали иноземцев, как рассказал Аргеад, но с египтянами никогда не угадаешь.
– Показать тебе храм? – Аргеад дернул его за плащ, ужасно гордясь тем, что он проводник старшего и, к тому же, могучего воина фараона.
Тимей кивнул. Он чувствовал, что мало похож на паломника, – может, Аргеад даже заподозрил, что это не так, что его новый друг тоже послан с каким-то поручением… но юноша помалкивал.
– До храма идти далеко, – Аргеад показал рукой на север, и его сияющее лицо омрачилось. – Нам нужно сперва в гостиницу, уже поздно… У тебя ведь есть деньги?
– Есть, – Тимей кивнул, улыбаясь: ощущая благодарность к мальчику и стыд за себя. Еще ему было страшно.
Ведь решаются дела государственной важности, судьба Филомена и его сестры, а он тут закрутился с каким-то посторонним киренеянином!
Они дошли до тихой и чистой гостиницы, где взяли одну комнату. Саис вообще казался тихим городом – в сравнении с Мемфисом; хотя был почти столь же прекрасен.
На другой день, однако, Тимей понял, что ошибся в этом предположении. Утром в городе Нейт было так же не протолкнуться, как в Мемфисе. Если бы не Аргеад, Тимей бы заблудился, да еще и нарвался бы на какую-нибудь неприятность прежде времени.
Аргеад почти за руку, то и дело прихватывая за плащ, потащил своего товарища в сторону храма: ему не терпелось исполнить свое поручение. А может, и посмотреть, что в храме будет делать Тимей…
Вдруг лучшему другу Филомена очень захотелось избавиться от своего случайного попутчика. Наверное, придется ему наврать, что Тимей хочет помолиться богине и ему нужно уединение: хотя ведь киренеянин уже заподозрил неладное!
Однако ему не пришлось этого делать. Когда они оказались у внешней ограды огромного храма, Аргеад сам сказал приятелю, с некоторым стыдом, что ему нужно разыскать жрецов – и что чужого с ним не пропустят.
Тимей улыбнулся, потрепав юношу по волосам.
– Я, может быть, тоже уйду… У меня здесь свои дела, – сказал он, взмолившись, чтобы Аргеад не стал допытываться. Тот и не стал.
– Ну хорошо. Ты ведь вернешься в гостиницу к обеду? Может быть, мне придется ждать, жрецы иногда подолгу не выходят, – сказал юный киренеянин.
– Конечно, вернусь! Давай тогда сейчас разойдемся, – предложил Тимей.
Может быть, совсем не возвращаться? Но ведь они еще не расплатились за комнату!
Он огляделся – мальчишки нигде не было: Аргеад уже нырнул в толпу. Тимей вдруг ощутил себя одиноким и почти беспомощным в чужом городе. Но потом зажмурился и заставил себя собраться, вспомнив о лучшем друге, который так ждал его помощи. Вот что было самое главное!
Скоро Тимей уже позабыл об Аргеаде, сосредоточившись на своем поручении. Нитетис – вот о ком следовало спрашивать, разыскивая Поликсену. Это даже не вызовет удивления: конечно, о Нитетис знают здесь все и говорят многие!
Тимей поправил свою головную повязку, в которой сам себе напоминал перса, заправив под нее светлые волосы. Лицо загорело до кирпичного цвета. Он стал пробираться сквозь толпу паломников и просто любопытных, собравшихся у храма самой почитаемой из богинь Та-Кемет, и высматривая лица, непохожие на египетские. Кто здесь сможет разговориться с ним так, как Аргеад?
Тимею удалось расспросить какого-то азиата, народность которого он даже не мог определить. Этот человек охотно рассказал ему все, что знал о Нитетис, и даже начал привирать, расписывая ее способности к колдовству и искусность в любовных чарах – как у самой Иштар!
“Как будто сам ложился с ней”, – подумал смущенный и раздраженный Тимей. Ему хотелось только узнать, где находится дом дочери Априя. И ему с немалым трудом удалось это выяснить; и потом он едва отбился от азиата, который радовался, что нашел такого благодарного слушателя.
Тимей пошел прямо к цели. Раньше или позже – все равно: если Нитетис и Поликсену крепко стерегут, ничего не изменится.
Дом Нитетис оказался великолепен – особняк или маленький дворец, Тимей насмотрелся на такие в Мемфисе. Но сам и не мечтал попасть туда. Ему это и не удалось.
За кирпичную ограду он не смог даже заглянуть, хотя был рослым; и шел вдоль нее, пока не увидел калитку. Калитка была приотворена.
У Тимея екнуло сердце. Он уже шагнул было вперед, но остановился, поняв, что назад может не выбраться. Что же делать? Дождаться выхода Нитетис – или Поликсены?
И тут внутри, в огромном саду, окружавшем особняк Нитетис, Тимей заметил какое-то движение… и навстречу ему выступил человек.
Эллин могучего сложения, не уступавший ему ростом. Спартанец.
Ликандр!..
Как только Тимей сообразил, кого видит перед собой, в серых глазах лаконца тоже мелькнуло изумление и узнавание. А в следующий миг Ликандр бросился к нему и схватил за грудки: ткань хитона затрещала.
– Что ты здесь делаешь?.. – воскликнул атлет. Он даже приподнял Тимея над землей, хотя тот весил как здоровый и сильный мужчина.
И по глазам Ликандра Тимей понял, что тот готов на убийство. Что с ним здесь сотворили?..
– Пусти! Я по поручению Филомена! – воскликнул Тимей.
Могучие руки разжались.
– Брата Поликсены? Так ты прислан не шпионить? – спросил лаконец.
Этот народ неисправим. Тимей, несмотря на страх, подавил усмешку.
– Я хотел бы рассказать Поликсене о том, что случилось с нами… Она здесь? – откашлявшись, спросил Тимей, ощупывая грудь. Кажется, хитон остался цел.
– Да, госпожа здесь, – Ликандр замолчал, пристально осматривая его. – Но ты к ней не попадешь. Сюда не впускают никого из чужестранцев.
– Кроме тебя, – печально усмехнулся Тимей. – Ты ведь влюблен в нее, да?
Ликандр покраснел – не то от стыда, не то от гнева, услышав такой вопрос. Тимей уже пожалел, что сорвалось. Впрочем, он и так был почти уверен. Умная сестрица Филомена нашла себе цепного пса!
Вдруг Тимея одолело подозрение, что Поликсена ничем им с Филоменом не поможет – и даже, возможно, не захочет с ними больше знаться. Как верить этим женщинам!
– Ты можешь увидеть ее, – вдруг сказал Ликандр. – Она часто посещает храм Нейт вместе с царевной. Может быть, ты застанешь Поликсену одну, храм богини велик…
– А когда они пойдут в храм? – быстро спросил Тимей.
Ликандр пожал плечами.
– Может быть, завтра… Но я не могу сказать.
Он опять мрачно и подозрительно оглядел Тимея. Как видно, Поликсене лаконец доверял намного больше, чем остальным эллинам.
Несмотря ни на что, Тимей кивнул.
– Благодарю тебя, Ликандр! Не смотри на меня, как на врага, – попросил он, улыбнувшись со всей искренностью, на которую был сейчас способен.
Ликандр улыбнулся в ответ, но это была только тень его прежней сердечной улыбки. Не простившись, атлет снова скрылся в саду.
Тимей хлопнул себя по лбу, раздавив муху, которая незамеченной села на его покрывшееся испариной лицо. Выругался.
– Зевс, помоги нам, – пробормотал он, направляясь прочь.
Но здесь следовало возносить мольбы только великой богине.
А ведь придется еще и что-то плести мальчишке, подумал Тимей, быстро шагая в сторону гостиницы. Как же утомителен обман! Неужели и Поликсене приходится заниматься тем же самым?
Он помолился премудрой и всевластной Нейт, чтобы долгожданная встреча состоялась – и помогла всем эллинам.
========== Глава 23 ==========
Аргеад из Кирены и в самом деле вернулся в гостиницу только к обеду. Синеглазый полуливиец похвалился тем, что отдал свое письмо кому следует, – а теперь ему нужно ждать ответа, который он отнесет хозяевам.
Тимей почувствовал слабость в коленях, услышав признание юного киренеянина. Ждать ответа от жрецов… И царевна со своей наперсницей, по словам Ликандра, отправится в храм завтра…
Но если Аргеад окажется связан с ними, это будет слишком невероятным совпадением. Нельзя ждать таких подарков от богов!
Кто знает, какие дела и с кем служители великой богини могут вести в своей Дельте! Разве мало у них подвластных земель и покорных почитателей?
Аргеад сообщил старшему товарищу, что отправится за ответом завтра с утра; Тимей обрадовался, что не придется объяснять ему собственную отлучку. Он сказал, что, может быть, завтра уйдет, не дожидаясь Аргеада, и юноша принял это легко, хоть и с некоторым сожалением.
Но, возможно, с такой бойкостью характера ему не впервой было находить попутчиков, которые заботились о нем в дороге. Или киренеянин рассчитывал получить сопровождающих в Саисе.
Тимей расплатился с хозяином гостиницы за комнату, сразу внеся плату за следующий день.
Потом лучший друг и боевой товарищ Филомена опять отправился побродить по Саису – мальчишка с ним не напрашивался. Киренеянин словно бы немного охладел к новому приятелю. Подозревает? Тем скорее им лучше расстаться…
Вдруг Тимей испугался, что, возвратившись в гостиницу, наткнется на стражу. Но нет, едва ли! Мальчишка непохож на предателя, хотя и не так прост, как казался вначале.
До вечера Тимей бродил по городу богини, чтобы скоротать время и рассеять волнение перед грядущим днем. Он рассматривал высокие толстые стены дворцов и храмов из гранита и известняка, камни в которых были пригнаны так плотно, что нельзя было просунуть кончик ножа. Тимей пытался. Он любовался пилонами – высокими сужающимися кверху башнями из красного гранита и черного базальта, возведенными исключительно с целью преклонения. Отполированные, как зеркало, грани были сверху донизу покрыты четкими рядами иероглифов: высота пилонов была такой, что начало текстов терялось далеко в небе. Работа по высеканию письмен, как понимал эллин, была чудовищной – стоило нанести один неверный удар, и весь священный текст оказывался загублен. Зная египтян, Тимей не сомневался, что виновника немедленно казнили, а работу начинали заново…
Прогулка по городу Нейт не успокоила эллина, а только наполнила его душу тягостным чувством непонятного могущества непонятного народа. Дыхание богини ощущалось в каждой надписи, высеченной во славу ее и во славу всех других богов в стенах Саиса; насмешливая улыбка богини слепила Тимея в сверканье золотой и синей лазуритовой облицовки дверей и стен. “Ты просил меня о помощи, чужестранец? – казалось, слышал он со всех сторон. – Но разве так говорят с матерью всего сущего? Чего же ты ждешь?”
Эллин чувствовал, что еще немного – и он готов будет повергнуться ниц перед Нейт, подобно египтянам. Уже и колдовство, которое болтливый азиат приписывал царевне Нитетис, не вызывало у Тимея улыбки.
Вернувшись в гостиницу, Тимей обнаружил, что Аргеад исчез. Слуги-египтяне сказали, что в скором времени после Тимея юный киренеянин тоже вышел куда-то, и так и не вернулся.
Вначале Тимей испугался за себя, потом за мальчишку. Не попал ли тот в беду?..
Но даже если и так… Тимей ничем ему не поможет.
Однако когда Тимей узнал, что киренеянин тоже полностью расплатился за себя, друга Филомена опять охватил страх за свою жизнь и свое поручение, который начал быстро расти. Каким же глупцом он был, что так много рассказал о себе своему спутнику! Но ведь, если бы он отмалчивался, Аргеад скорее бы усомнился в нем. Никогда нельзя никого недооценивать – ни юнцов, ни даже женщин!
Тимей провел полночи в тревожном напряжении, то засыпая, то вновь просыпаясь, не убирая руки от ножа. Хотя если его придут брать, оружие ему не поможет.
Наконец эллин уснул, и проспал беспробудно до самого утра. Никто за ним не пришел – но и мальчишка тоже не объявился.
Одолеваемый тягостными предчувствиями, Тимей наскоро поел сухого хлеба, запив водой, и стал готовиться к встрече с Поликсеной. Он умылся тщательнее обыкновенного и надел чистый хитон. Египетские жрецы только и делали, что мылись, когда не молились, – но и Тимею вдруг боязно стало пойти в храм нечистым.
Нож он привесил к поясу; но вдруг Тимея охватило чувство, что оружие при входе в храм у него отберут.
Так и случилось. Бдительная стража храма Нейт не пропустила эллина вооруженным даже во внешний двор, куда разрешалось входить всем. “Они так с каждым поступают? – подумал Тимей, пытаясь совладать со страхом и гневом. – Или вонючих азиатов брезгуют обыскивать? Какую кучу тряпья они на себе таскают, и что только там, должно быть, не прячут!”
Тимей уже почти без удивления, хотя и с брезгливостью обнаружил, как много во дворе храма богини совершающих преклонение персов и мидян. Они, шепча что-то на своем языке, прикладывали руки к стенам и пилонам, и повергались ниц с таким же усердием, как дети Та-Кемет.
Тимей облюбовал себе укрытие за колонной, в стороне от молящихся, и стал ждать. Не прогонят ли его?.. Но на эллина никто больше не обращал внимания.
Он стал следить за входом, молясь про себя египетской Нейт, чтобы застать Поликсену без ее госпожи и без охраны…
И Тимей дождался.
Во дворе храма собралось много народу, но входили туда небольшими группами и без спешки, недопустимой в священном месте. Но Поликсену он чуть не пропустил – так сестра Филомена изменилась.
На ней был странный полугреческий-полуегипетский наряд, длинное блестящее платье, поверх которого был накинут словно бы гиматий из такой же ткани, оставлявший обнаженным одно плечо. Но при этом ее запястья были перехвачены серебряными браслетами в виде змей, грудь отягощало многорядное египетское ожерелье, а на поясе висел какой-то золотой египетский амулет. С ее головы спускалось легкое вышитое серебром и жемчугом покрывало, но лицо под этим покрывалом было накрашено так густо, как красились только египтянки – и греческие блудницы.
К кому же теперь причислить сестру Филомена?..
Поликсена вошла пешком, но со стражей, состоявшей из египтян и эллинов, отборных прекрасно вооруженных воинов. Предупредил ли ее о чем-нибудь Ликандр?..
Весьма вероятно!
Решившись, Тимей выступил вперед, чтобы коринфянка увидела его. Сколько времени нужно, чтобы его заметила и ее стража?..
Но Поликсена увидела Тимея первой.
Несколько мгновений эллины смотрели друг другу в глаза. Потом коринфянка повернулась к своим охранителям и сказала им несколько слов. Отделившись от своих воинов, Поликсена направилась прямо к Тимею.
Угадав ее намерения, Тимей стал отступать, пока между ним и стражей сестры Филомена не оказалась группа молящихся.
Коринфянка ускорила шаг, только подходя к нему; и Тимей изумился ее самообладанию. Поликсена остановилась у колонны, за которую он зашел, прислонившись к этой колонне обнаженным плечом. Девушка скрестила руки на груди.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга, не произнося ни слова, – их переполняли мысли и чувства, препятствовавшие им говорить. Потом Поликсена резко спросила:
– Где мой брат?
– Ликандр тебя предупредил? – быстро спросил в ответ Тимей.
Поликсена кивнула.
– Да! Так где же он?..
– В Дельте, в своем имении, – ответил Тимей. И вдруг он прищурился и схватил себя за подбородок, за отросшую бороду.
– Так это по твоей милости Филомена сослали туда?
– Я просила за него. И так будет лучше и для брата, и для тебя, – не таясь, ответила Поликсена.
Тимей покраснел.
– Что лучше? Сидеть и не высовываться?..
– Да, – резко сказала коринфянка.
Несколько мгновений они со всем жаром невысказанных взаимных обвинений вглядывались друг в друга. Потом незнакомое накрашенное лицо Поликсены смягчилось, в темных глазах блеснула мольба. Она положила свою прохладную в кольцах руку на локоть молодого воина.
– Послушай, так действительно лучше для вас и для всех эллинов. Сейчас ты этого не поймешь… но поверь мне! Скоро ты все узнаешь!
Ее мольба была почти повелительной. Тимей замер под ее взглядом.
– А где остальные?
– Большая часть греков уехала в Навкратис. В наш египетский город. Так тоже будет лучше для них, – прибавила Поликсена. – А учитель остался в Мемфисе вместе с самыми любимыми учениками, и фараон часто советуется с ним!
Тимей, слушая эту девушку, готов был уже схватить ее, как Ликандр его самого, и заставить сказать все как есть… но известие о Пифагоре повергло молодого воина в несказанное изумление.
– Это правда? Пифагора сейчас принимают во дворце?
Поликсена кивнула.
– Да… и непременно передай это Филомену, – потребовала она. – Скажи, что учитель остался в городе Птаха по доброй воле, а ему и тебе нельзя там появляться, как и в Саисе!
– Почему? – тихо спросил Тимей.
Забрезжила какая-то догадка… но так и не оформилась в мысль.
– Много причин, – ответила коринфянка. – Если я захочу объяснить тебе их все, нам не хватит целого дня. А у нас нет и часа!
Оба взглянули в сторону, где дожидалась стража Поликсены.
– Ты пленница здесь? – спросил Тимей.
– Считай, что так… меня в Саисе держат многие цепи, невидимые глазу, кроме долга перед моей госпожой, – ответила Поликсена. Так могла бы сказать египтянка, вдруг подумал Тимей. – Я так же служу престолу Хора – и такая же пленница, как ты и Филомен. И если ты любишь моего брата, – сжав кулаки, страстно продолжила коринфянка, – если ты любишь свою Элиду, всю Грецию, ты передашь Филомену мои слова в точности и удержишь его на месте!
– До каких пор? – резко спросил Тимей.
– Вам сообщат, как только будет можно, – ответила наперсница божественной Нитетис.
Тимей грустно усмехнулся. Несмотря ни на что, его не покидало чувство, что Поликсена предала их.
– Ты ведь понимаешь, женщина, что твой брат не может уехать, пока ты здесь!
– А куда ему уехать? – сурово спросила в ответ Поликсена. – В Коринфе ему появляться нельзя, разве он тебе не говорил? На Самосе тем более!
– А что творится на Самосе? – перебил Тимей.
Поликсена закусила губу, точно сказала лишнее.
– Ничего. Так ты выполнишь мою просьбу?
Тимей кивнул.
– Что именно от нас требуется?
– Оставаться в Дельте и ждать. Это не самое плохое место, верно? – Поликсена слабо улыбнулась.
“Дивное место”, – чуть не сказал Тимей.
– Хорошо, – произнес он вслух.
Они опять надолго замолчали, но в этом молчании не было более враждебности – только отчаянное стремление донести свою мысль без слов.
– Ах, если бы Филомен был здесь!.. – Тимей ударил кулаком о колонну, ему вдруг захотелось разбить голову об нее от сознания своей беспомощности. – Ты говоришь как пифия! Филомен бы понял тебя гораздо лучше меня!..
– Да, я тоже так думаю – он бы понял лучше, – тихо произнесла Поликсена, слегка улыбнувшись. – Тебе трудно усидеть на месте… ты хочешь войны, Тимей? Ты хочешь славы? – неожиданно спросила она.
Еще совсем недавно он без колебаний ответил бы “да”. Но сейчас вдруг вместо триумфального шествия, вместо неисчислимых сокровищ врага, взятых с боя, Тимей увидел перед собою собственную сожженную деревню и убитую семью. Видение было таким ярким, что он вздрогнул.
– Я не знаю, хочу ли войны, – сказал лучший друг Филомена.
Поликсена грустно улыбнулась. Казалось, ей предстало в эти мгновения то же, что и ему.
– Видишь, как все зыбко! И нет ничего хуже, чем действовать вслепую!
Тимей кивнул, опустив глаза. Опять явилась какая-то догадка, которую он так и не успел ухватить. Может быть, Филомен…
– Мне пора… Гелиайне, – сказала Поликсена, ласково коснувшись его щеки. – Будь здоров. И передай брату, что я люблю его и тоскую.
В темных подведенных глазах ее появились слезы. И Тимей, сам от себя такого не ожидая, поклонился ей, будто восточной царице.
Поликсена быстро скрылась среди молящихся, а паломник еще долго стоял за колонной, пытаясь постичь, какой знак только что явила ему великая богиня.
Лишь покинув храм и получив назад свое оружие, он вспомнил об Аргеаде. С мыслями о киренеянине Тимей дошел до гостиницы; но юноша так и не вернулся.
“Отправился домой”, – подумал Тимей.
Но смутная тревога осталась. Как же он не выяснил, кому служит этот красавчик-киренеянин!
Тимей быстро собрал оставленные в гостинице вещи и, не мешкая, отправился прочь из города. Что бы ни означали таинственные угрозы Поликсены, ему не следовало задерживаться в Саисе ни одного лишнего часа.
========== Глава 24 ==========
Весть о том, что сделал Поликрат Самосский, вдруг возымевший любовное расположение к коринфскому царевичу, скоро достигла не только Хут-Ка-Птах и Саиса, но и отдаленных уголков страны.
Самосский тиран неожиданно объединился с персами против египтян – дав Камбису в помощь флот, какого не было не только у Кирова наследника, но и у его греческих соперников; а египтяне о таком и не мечтали. Уджагорресент, начальник царских кораблей, не отправлял суда в помощь Поликрату, препоручив это дело своим заместителям в столице: Уджагорресент был занят куда более важными вещами.
Казначей бога, хотя и не знал тогда об измене бывшего союзника фараона, понимал, что эта военная поддержка знаменитому греческому пирату пропадет, как Нил, вливающийся в Великое Зеленое море*. Уджагорресент знал, что Поликрат легко превращает врагов в друзей; Амасис же тешил себя напоследок призраками былого союзничества и верности.
Маат еще жила в Та-Кемет – и, как было всегда, ее хранителями часто выступали те, кого непосвященные охаивали: так слепые и неблагодарные миряне хулят жрецов. Уджагорресент знал, что говорят о нем самом в Мемфисе, особенно солдаты и матросы, и возложил свои надежды на священный Саис. Царский казначей надеялся, что эллинке царевны Нитетис удалось унять своих греческих дикарей, которым тупая заносчивость, свойственная ее народу, не позволит сдаться персам без сопротивления. И это в то время, как другие малые народы, устрашившись азиатских полчищ, сами накладывали на себя дань и посылали подарки Камбису!
Уджагорресент давно возненавидел кичливого и речистого брата полюбившейся Нитетис чужестранки – этого осквернителя Маат, который со своим любовником был способен зажечь остальных греков в войске его величества. И им станет даже безразлично, что они сражаются на чужой земле! Такой это народ: в них куда меньше страха смерти, чем в людях Та-Кемет, и земля не пристает к их ногам!
Как жрец высокой степени посвящения, Уджагорресент прекрасно понимал, что это не столько природная храбрость экуеша, сколько их дикарское невежество и недомыслие.
Царский казначей, пока было возможно, отстранил от службы всех греков, в ком видел полководческий дар. Он нимало не боялся, что это ухудшит положение страны: положение Та-Кемет уже мало чем уже можно было ухудшить.
И едва ли у персов найдутся лучшие греческие наемники, чем у фараона! У персов в войске нет никакого порядка, и берут они, как известно, натиском и числом, наваливаясь всем скопом; а таким образом теряются все преимущества, даваемые дисциплиной. Сторонник Априя, и сам в какой-то степени эллинофил, военачальник Уджагорресент знал, что такое греческая фаланга, – египетская пехота тоже издревле, сражаясь как единое целое, била как таран и защищалась слаженно. Пусть в воинах Та-Кемет и не было больше того огня, что в древние времена богов, но их боевой порядок был по-прежнему нерушим, как священный порядок жизни страны.
Когда же Камбис со своими новыми мощными кораблями будет здесь?.. Полгода, еще меньше – сколько осталось?
Из Азии прибыли новые осведомители, подтвердившие, что в Пасаргадах идут военные сборы; но никто из соглядатаев не мог судить, когда Камбису ударит в голову выступить в поход. Египтяне и греки, видевшие его, говорили об этом молодом Ахемениде разное: многие свидетельствовали, что Камбис продолжает политику Кира, бывшего “благодетельным отцом” как своему народу, так и покоренным, – но все подтверждали дикость и непредсказуемость Камбисова нрава.
Чего стоила только одна его женитьба на собственной сестре, Атоссе, что до сих пор было неслыханном делом в Персии, даже среди царей и жрецов! В Та-Кемет браки между близкими родственниками в царской семье были извечным, освященным самим Амоном обычаем, препятствовавшим разжижению божественной крови и способствовавшим укреплению престолонаследия. Но ведь у персов не было заведено обожествления правителей, и поступок Камбиса шел только от его дикости.*
Впрочем, даже дикость у азиатов подчинялась общественности, и каждый перс умел подчинять себя целому. Камбис перед женитьбой на сестре испросил разрешения у совета мудрых, хотя знал, что поступок его беззаконен…
Греки – те, если творили беззаконие, не спрашивали ничьего разрешения. Они всегда будут необузданнее и опаснее персов.
Уджагорресент весьма надеялся, что матерь богов Нейт смягчит сердце Камбиса и наполнит его смирением. Как Нейт смиряла уже многих дикарей, познавших ее величие и благодать.
Бедная Нитетис уже знала, кому ее предназначают в жены и царицы, – что ж, Уджагорресент сделает все, чтобы этот брак оказался благоприятен для нее и для всей Черной Земли. Пусть Камбис вымещает свой нрав на азиатках, сестры они ему или нет. Дочь Априя и будущая мать богов на троне не может подвергнуться и не подвергнется подобному обращению!
А что до других его цариц, персиянки останутся в Персии – или, если даже Камбису взбредет на ум потащить свою семью и гарем с собой, здесь их до власти никто не допустит. Женщины правят и устанавливают свою власть иначе, нежели мужчины, – жрец Нейт и воспитатель Нитетис очень хорошо это знал.
Уджагорресент помнил, как ему, еще молодому князю, не успевшему добиться при дворе многого, вынесли из храма богини девочку, завернутую в тончайший лен: это дитя было словно рождено самой Нейт без смертного или божественного мужа.
Уджагорресент замер в благоговении; а старые жрецы подали ему ребенка со словами:
– Это твоя маленькая богиня, семер. Береги ее.
Приложившись поцелуем к нежной ручке царской дочери, Уджагорресент поклялся себе, что добьется больших почестей и титулов, чем Сенмут, воспитатель дочери божественной Хатшепсут. Сенмут был великим зодчим, построившим своей властительнице прекраснейший из храмов, – что ж, разве Уджагорресент не строит и не укрепляет здание государства?*
Время ныне почти забытой Хатшепсут, как и время Эхнатона, – то были годы славы Амона и Та-Кемет, когда великие царицы этой земли затмевали многих чужеземных царьков, а тем паче азиатских, которых было не перечесть. Так пусть же слава Та-Кемет возродится в Нитетис, пусть и ненадолго!
Нитетис с рождения воспитывали жрецы великой богини, и Уджагорресент так доподлинно и не узнал, кем она приходится давно мертвому Априю. Ясно было одно: она старому фараону не дочь. Добиться прямого ответа от жрецов Уджагорресент не смог, даже сам получив посвящение в сан служителя Нейт. Но когда он приходил к малютке, нередко заставал ее играющей со стариком в белом платье и с царской цепью на груди, который, устав бегать с ней по садовым дорожкам и ловить мяч, брошенный неловкими детскими руками, развлекал Нитетис сказками – не только про богов и великих Та-Кемет, но и про богов иных земель. Он и познакомил Нитетис с героями Эллады.
Жрецы сказали, что это брат Априя, рожденный от наложницы.
Уджагорресент, даже при своем небольшом еще жизненном опыте, прекрасно понимал, что служители Нейт взлелеяли маленькую царевну в колыбели, сплетенной из всевозможных лжей. Позже, когда ее пестун умрет, Нитетис будет звать этого старика отцом – отца она никогда не видела, несчастное дитя…
Несмотря ни на что – а может, именно благодаря тому, что он узнал о Нитетис, Уджагорресент уверовал в высокое предназначение девочки и вместе со всеми воспитывал и укреплял в ней сознание своей царственности. Царский семер навещал Нитетис в Саисе и привозил ей подарки, и девочка любила его почти как доброго дядюшку… Уджагорресент и был для нее добрым дядюшкой, пока это дитя не подросло и они не взглянули друг на друга новыми глазами.
Женщины, если их правильно растить, созревают гораздо быстрее мужчин – хотя и старятся, увы, гораздо быстрее. Но его прекрасная Нитетис успеет исполнить свое предназначение, прежде чем увянуть.
Узнав, что Амасис, осознав положение страны, обратился за утешением и советом к эллинскому философу, Уджагорресент, покинув Саис, опять отправился в Мемфис – поддержать своего фараона. Бедный старый бог, думал царский казначей. Как это тяжело – сознавать, что твои дни сочтены, как и дни той Та-Кемет, которую ты всю жизнь хранил и любил!
***
Филомен понял, что на Египет идет Камбис, как только друг передал ему свой разговор с Поликсеной.
– Что мы будем делать? – спросил Тимей, глядя на притихшего филэ. Видя, как принял слова Поликсены брат, Тимей исполнился еще большего невольного почтения и к Нейт, и к самой Поликсене.
– Ты не уедешь домой? По-моему, самое время подумать об этом, – сказал в ответ Филомен.
Тимей вознегодовал.
– Как ты можешь так говорить!
А если Филомен счел, что отношения, связывавшие их с юности, уже неприличны им – двоим мужам, отрастившим бороды? Но даже если так, разве может Тимей бросить любимого друга на произвол варваров?
Филомен вдруг засмеялся, притронувшись к густой, как у перса, бороде. Он аккуратно подстригал ее, но сбривать больше не думал.
– Как это забавно, милый друг! Я никогда и помыслить не мог, что греки пойдут против греков, сражаясь за двух враждующих восточных царей!
Потом коринфский царевич закрыл лицо руками и прошептал:
– Я благодарен сестре, что избавила меня от этого братоубийства… Я знаю, что многим нашим наемникам уже безразлично, против кого и с кем драться. Ничего хуже для эллина и быть не может!
Тимей приобнял его.
– Как же ты будешь потом? Ведь тебе придется… – Тимей поперхнулся в кулак, – снова служить, если ты останешься в живых! И если все же не решишься уехать!
– Бежать мне уже поздно, – откликнулся Филомен.
Он глубоко вздохнул, такой же черный и оливково-смуглый, как любой азиат.
– Что ж, быть может, я и вернусь на службу к фараону Египта, кто бы им ни стал после смерти дряхлого царя! Погибать, сражаясь за египтян, как наши несчастные товарищи, я не намерен, – засмеялся коринфянин.
Тимей обхватил его лицо ладонями и заглянул в глаза.
– А ты не боишься, Филомен, что потом персы двинутся на Грецию?
– Безусловно, когда-нибудь это случится, если персы создадут и укрепят свою империю, а мы не объединимся, прекратив свои раздоры, – легко согласился Филомен: хотя его темные глаза сузились при этих словах. – Но Египет не азиатская земля! Это земля, которая управляется законами, недоступными пониманию персов, так же, как наших заезжих людей! И удержание под своей властью многих враждебных друг другу стран неизбежно ослабит Камбиса, рассеяв его силы, нужные для новых завоеваний. А Египет на Элладу не пойдет… кончились его времена!
Тимей восхищенно смотрел на друга и думал – кем тот мог бы стать, если так рассуждает уже в двадцать один год! Филомен мог бы сделаться великим полководцем… если бы так судила ему Ананке.
– Я буду с тобой, что бы ни случилось, – скрепил Тимей, сжав обеими руками смуглую руку Филомена.
Коринфский царевич улыбнулся с нежностью.
– Я знаю, филэ, – сказал он.
* Так египтяне называли Красное море.
* История женитьбы Камбиса поочередно на старшей и младшей своих сестрах, Атоссе и Роксане, существует в изложении Геродота, как и история его сватовства к Нитетис. Геродот утверждает, что младшая из сестер и жен персидского царя, Роксана, сопровождала его в Египет и была убита Камбисом в порыве ярости, зато старшая пережила ее и Камбиса и, благодаря интригам, в борьбе за власть, вступила в новый брак с другим потомком Ахеменидов.
