Текст книги "Сумерки Мемфиса (СИ)"
Автор книги: MadameD
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 97 страниц)
Камбис должен взглянуть на Нитетис новыми глазами, которые ему дадут здесь, в Та-Кемет, посвятив перса в мистерии Нейт. Уджагорресент рассчитывал склонить Камбиса к этому, как только Египет склонится перед завоевателем – подобно Лидии, Парфии и Финикии, рассчитывая сохранить этим все, чем дорожит, и все свои святыни. Но дело Египта было совсем другое, нежели азиатских стран, – как Нитетис отличалась от несчастной Роксаны.
Египет, подчинившись, сохранит много больше.
Нитетис по-прежнему оставалась в Саисе, служившем божественной дочери убежищем и седалищем. Саис был так близок к границе! Но сюда Камбис войдет только победителем, когда боевые действия будут уже окончены: Киров сын вступит в город богини, только получив ключи от Египта. Ключами Египта греки называли Пелусий, приморский порубежный город на границе Азии. Когда будет покорен Пелусий, остальные города окажут лишь малое сопротивление.
Казначей бога и начальник царских кораблей знал все это, как самого себя. Уджагорресент уже считал Пелусий погибшим, зная, что его защитники будут храбро сопротивляться: и жалел этих защитников… но у всех свое предначертание. Обреченные на смерть воины Пелусия должны спасти честь Египта в глазах Камбиса, а Уджагорресенту предстоит долгие годы отстаивать сам Египет со всеми мирными обитателями и воинами, нужными в будущих сражениях…
Когда в Египте услышали о выступлении Камбиса, Мемфис начал готовиться к обороне. Обороной командовал Сенофри, которому подчинялся Фанес, начальник греческих наемников. Но еще до того, как в Та-Кемет узнали о выдвижении персов, Фанес бежал к Камбису, предав и египтян, и своих товарищей-греков, – и бросив в Мемфисе собственных сыновей! И этому Фанесу были ведомы многие пути и мосты в Египет, которыми он, без сомнения, собирался провести Кирово войско!..
Ярость против греков в Мемфисе достигла небывалой со времен Амасиса степени; впрочем, и сами греческие наемники, узнавшие об измене начальника, озверели, приговорив к смерти его сыновей.
Филомен теперь не мог бы вернуться в греческое войско, даже пожелай он отдать свою жизнь за египтян. Он следом за своим Тимеем отправился в Навкратис, к бывшим пифагорейцам: эллины чувствовали, что должны сплотиться в эти дни. Конечно, Филомену было место среди бежавших пифагорейцев: не среди тех, кто вместе с Пифагором остался в Мемфисе, встречать неприятеля.
Коринфянин очень неохотно расстался с сестрой; он несколько раз пытался приступом сломить ее решимость остаться с Нитетис, пока не получил прямой приказ царевны покинуть Саис.
Филомен, собираясь в дорогу, и сам понял, что хотя эллины должны сплотиться против врага, ему с Поликсеной лучше будет теперь разделиться, чтобы не угодить в один мешок.
Камбис, конечно, войдет в Саис гораздо раньше, чем в Навкратис! И хотя Филомен ужасался этой мысли, она вместе с тем удивительным образом успокаивала его. Пифагореец, подобно Тимею и своей сестре, ощутил на себе могущество саисской богини, ее женское всевластие – стремление упокоить все и вся в своем великом предвечном лоне. Филомен поверил Нейт.
И если у Поликсены останутся друзья в греческом городе, неизвестные персам, ее можно будет спасти… даже выкрасть при большой нужде. Филомен по-прежнему очень сожалел об Аристодеме.
***
Пелусий встретил врага через две недели после отъезда Филомена из Саиса. Египетские воины, незнакомые с политикой Уджагорресента, встали насмерть: к крепости подошли также греческие наемники, воины Фанеса, которые привели с собой сыновей предателя. Они свершили дикое возмездие, повергнувшее в ужас и восхищение египтян, забывших о временах таких жертвоприношений: заколов детей Фанеса перед строем и перед глазами отца, греки смешали их кровь с вином и, выпив ее, призывая Ареса и Зевса, бросились в бой.
Битва была страшной и долгой, и многие пали с обеих сторон; египтяне дрались отчаянно, но силы оказались слишком неравны. Египтяне и греки, сражавшиеся под “печатью Та-Кемет”, были разбиты и бежали в Мемфис; а осада Пелусия еще затянулась. Полубезумные от сознания конца защитники города кидали камни со стен, стреляли горящими стрелами. Лучники Та-Кемет были страшны, но стрелять по войску Камбиса было все равно что выпускать стрелы в безбрежное море. В конце концов город был взят: рассказывали, что Камбис вынудил египтян сдаться, выставив впереди войска животных, посвященных богам, – кошек, ибисов и собак.
Поликсена, сидя в своем саисском доме вместе с госпожой, не знала, верить ли этому; а Нитетис склонялась к тому, чтобы поверить.
– Персов бы так не победили! Но такая наша слабость – наша сила, и Камбису еще предстоит это понять! – воскликнула египтянка.
– Тебе страшно? – спросила Поликсена.
Ей самой было очень страшно, но она оставалась спокойна. Как это получалось – неизвестно; но эллинка не знала, откуда приходят к ней силы в такой час.
– Страшно, но это ничего, – ответила Нитетис. – Пока ты еще можешь скрывать свой страх, надежда есть! Боги любят лишь тех, кто не сдается!
“Какие же боги любили тех, кто пал под Пелусием?” – подумала Поликсена; но не сказала этого.
Она знала, что Нитетис задается тем же вопросом, и так же не знает ответа.
В эти дни они стали спать в одной постели – раньше, бывало, подруги проводили ночи в одной спальне, они делали вещи, о которых нельзя было рассказать никому больше, и говорили о самых потаенных вещах… но впервые Нитетис пригласила эллинку в свою огромную царственную кровать. Эта близость оказалась сладостной и одуряющей, как маковое питье для больных и раненых. Они спали обнявшись и видели во сне одна другую… и своих мужчин, которые обязаны были их защищать; или видели друг друга на блаженных полях, где их уже вовеки не достанет ни меч, ни копье, ни похоть победителей.
Царевнам никто ничего не сказал на это и не мог бы сказать. Уджагорресент был далеко. А когда Нитетис завладеет Камбис, такие ночи кончатся…
Но женщины гораздо больше времени проводят друг с другом или в одиночестве, чем с мужчинами. Несомненно, придет такое время, когда они снова будут предоставлены друг другу.
“Хотела бы я знать, что творится в огромном гареме Камбиса, когда персидский царь уходит на войну – или даже когда царь дома?” – спрашивала себя Поликсена, поглаживая руку спящей госпожи.
И в строгом доме фараона, как Поликсена знала от Нитетис, бывает всякое. А уж в лживой, развратной и скрытной Азии между томящимися неутоленной страстью женщинами царя, мужчинами и евнухами, служащими в гареме, несомненно, в обычае такие непристойности, что покраснел бы даже Поликрат.
Как долго выстоит Маат под этим натиском? Или Маат придется небывало раздуться, как Нилу в бурное половодье, принимая в себя новые обычаи?
А когда река схлынет, останутся горы трупов на берегу…
Поликсена поцеловала руку госпожи с необыкновенно яркими в сочетании со смуглой кожей оранжевыми ногтями и прижала ее к своей щеке. Она смотрела на спящую Нитетис с любовью и жалостью. Потом Поликсена ощутила, как рука в ее руке дрогнула, и пальцы сжали ее пальцы; египтянка открыла глаза.
Нитетис улыбнулась.
– Ты охраняешь мой сон?
Поликсене на миг стало не по себе – как всегда, когда Нитетис с непринужденностью истинной египтянки упоминала о своей божественности; но потом дочь фараона засмеялась и раскрыла ей объятия.
– Иди сюда и поцелуй меня!
Они обнялись и поцеловались; потом сели рядом, прижавшись друг к другу среди скомканного льна.
– Когда я стану царицей, ты будешь спать в моей комнате, – проговорила Нитетис.
– В твоей комнате? А как же царь? – изумленно спросила Поликсена.
Какие планы они уже строят!
Нитетис засмеялась.
– Ты уже забыла, что царице принадлежит вся женская половина дворца, где она всегда спит? Это у нас в обычае у всех знатных женщин, которые могут себе позволить иметь свои покои. А царь, когда хочет видеть, призывает царицу к себе.
Поликсена с необыкновенной живостью представила себе, как она будет спать в спальне царицы в Мемфисе, в окружении ужасных персов… и ей в эти мгновения очень захотелось стать женой Ликандра, который увез бы ее от всего этого. Или даже Аристодема!
Потом она посмотрела на застывшее лицо египтянки и поняла, что Нитетис пытается сама себя отвлечь этими сказками от страшной действительности. Сейчас, когда они говорили слова, мужчины бились за них!
Поликсена опять обняла царевну, сжав ее похолодевшую руку.
– Все будет хорошо, вот увидишь, дорогая госпожа, – прошептала она. – Камбиса обезоружит твоя красота и твоя магия, и магия великой богини… я знаю!
При этих словах эллинке подумалось – что будет, если она сама приглянется кому-нибудь из завоевателей?
Но Нитетис красива по-азиатски, змеиной, утонченной красотой; а такие женщины, как Поликсена, персам не нравятся. Наверное. Если азиаты уже остынут после сражений, и жажда насилия оставит их!
Царевны долго еще держали друг друга в объятиях, не говоря ни слова, не зная, что принесет им завтрашний день. Но этих мгновений ночи им было достаточно, чтобы набраться сил взглянуть в лицо завтрашнему дню.
Через три недели стало известно, что пал Мемфис.
В священном Саисе, как всегда, ничего не изменилось, будто его не затронули ужасы, творящиеся под самыми стенами. Но сдача Мемфиса означала, что пал весь Египет.
========== Глава 28 ==========
Камбис въезжал в Саис во главе парадной колонны, на позолоченной колеснице, по сторонам которой катили колесницы вельмож и военачальников. Не будь колесница персидского царя самой богатой, запряженной парой белых, как молоко, лошадей, его трудно было бы отличить от других знатных персов – все они покрывали головы, руки и ноги, у всех были бороды, о которых они особенно заботились, завивая в колечки. У всех азиатов шелковые и тонкие шерстяные одежды так сверкали золотом и драгоценными камнями, что трудно было различить человека в этом облачении.
За Камбисом шагали “бессмертные” – тяжеловооруженная личная охрана персидского царя, устрашающего вида, с закрытыми лицами и в броне, защищавшей их с головы до ног; по сторонам скакали персидские всадники на одетых в посеребренные панцири конях, с мощными луками за спиной. И дальше, покуда хватало глаз, по главной дороге города богини растянулось Камбисово войско – только передовой отряд, сопровождавший царя царей в Саис. Но этим воинам всех народностей, казалось, не было числа.
Жители Саиса собрались на улицах и заполнили балконы и плоские крыши домов и храмов; египтяне провожали Камбисово войско ропотом, тревожными и угрюмыми взглядами. Несмотря на то, что весь город вышел навстречу царю персов, люди не шумели. Те, кто оказывался ближе всего к Камбису, сгибали спины в поклонах; а те, на кого катили изукрашенные колесницы, разбегаясь в стороны, падали на колени и закрывали головы руками. Но побежденные не выказывали торопливой угодливости, должно быть, привычной Камбису в азиатских странах. Их покорность была сдержанной и враждебной.
Камбис со своей колесницы оглядывал Саис и его жителей, казалось, совершенно невозмутимо; но на губах царя была странная улыбка, а в глубине его черных насурьмленных глаз горели огоньки, которые можно было приписать и насмешке, и сдерживаемому гневу. Но Киров сын не произнес ни слова, прокатив мимо египтян, точно безмолвный дух своей победительной армии.
Нитетис смотрела на своего будущего царя с крыши дома – она мало что успела разглядеть, кроме драгоценных одежд, великолепной работы доспехов и колесниц: персы, казалось, украсили себя всем золотом и серебром, захваченным в войнах. Когда войско промаршировало, египтянка повернулась к Поликсене.
Подруги были одинаково бледны.
– Казначей бога говорил, что он еще молод… и недурен собой, – сказала Нитетис, задыхаясь. – Великая богиня! Как мне знать, что называет красивым мужчина в другом мужчине? А вдруг этот варвар изощренно жесток в постели?..
Поликсена схватила ее за руку.
– Не думаю… Уджагорресент бы не скрыл этого от нас, а такие вещи люди всегда узнают, – торопливо сказала она. – Он, конечно, варвар, но жесток бывает приступами, а не с умыслом!
Подруги спустились с крыши много раз исхоженной лестницей. Потом, через комнату царевны, вышли на любимую террасу. Астноферт, не дожидаясь знака хозяйки, поспешила налить госпожам вина.
Девушки некоторое время цедили вино, не глядя друг на друга. Потом Поликсена опять нашла руку царевны.
– Мы его еще долго не увидим… сначала его проведут через все обряды в главном храме, – сказала она. – А я знаю, как ваши обряды просветляют сердце. Тем более, перс всегда готов склониться перед великим, даже царь!
Нитетис кивнула.
– Да… но как поведет себя царь-победитель? – сказала она.
Заставила себя улыбнуться.
– Ничего. Уже недолго томиться неизвестностью, – произнесла Априева дочь. – Скоро будет праздник во дворце… там меня и представят моему будущему мужу.
“Если он соизволит обратить на тебя взгляд… а если нет, как поступит с тобой Уджагорресент, несчастная божественная дочь? – подумала Поликсена. – Что тогда будет со всеми нами? У тебя ведь даже нет ничего, никаких своих владений… да и все эти владения теперь будут делить между собой персы и те, кто к ним вовремя подмажется!”
Эллинка встала.
– Может быть, пойдем потанцуем? Мы это что-то забросили…
– Забросили, а пора вспомнить, – засмеялась Нитетис.
Девушки взглянули друг на друга, не нуждаясь в словах. А потом царевна потянула наперсницу за руку обратно в комнату. Они позвали арфиста, всегда готового к их услугам.
***
Празднество в честь царя царей было устроено в саисском дворце фараона, который был в запустении: там жили старые женщины Амасиса и слуги, удаленные от двора. Но, принимая нового владыку, дворец заблестел чистотой и красотой: вымыли полы из розового и черного мрамора и даже мебель в огромных залах, тщательно обмахнули от пыли и паутины рисунки на стенах. Колонны с капителями в виде лотосов увили цветочные гирлянды, а в огромных каменных чашах, установленных на широких круглых рифленых постаментах, зажгли огонь. Эти священные светильники были по особому приказу Камбиса доставлены во дворец. После того, как в Саис вошла передовая часть войска, туда доставили много сокровищ и священных предметов, которыми царь желал наслаждаться; в обозах приехали также женщины его гарема и евнухи. Говорили, что Камбис привез в Саис младшую сестру и младшую царицу, Роксану: но бахромчатые занавеси крытых носилок, в которых проносили персиянок следом за воинами, ни разу не раздвинулись, и увидеть, кто там сидел, не представилось возможности.
Царевну Нитетис с ее наперсницей пригласили на праздник вместе с другими знатными египтянами, считая и Уджагорресента; казалось, Камбис никого особо не выделяет. Были приглашены мужья вместе с женами, как делалось во времена фараонов; и Поликсене представилось, что она опять попала на праздник Амасиса в Мемфисе… если бы не холодная рука Нитетис, державшая ее руку, и не засилие персов повсюду. Персы, везде персы – их бороды, закутанные головы и просто длинные намасленные волосы; запах, исходящий от тел, преющих под тяжелыми одеждами. Фигур их в мешковатых платьях было и не разглядеть, что у сановников, что у воинов.
Но манеры азиатов оказались еще хуже, чем наружность. Только оказавшись среди персов, Поликсена поняла, как чистоплотны египтяне, и как они учтивы!
Ликандр, стоявший рядом со своей госпожой и царевной, громко выругался; но спартанцу все равно было не перекричать гвалт вокруг.
– Что за мерзкий сброд!.. И они называют себя воинами!
И в самом деле, полуобнаженные мужественные греки были куда привычнее и приятнее глазу, чем персидские “бессмертные”, похожие на черепах в панцирях. Но именно этот сброд сейчас праздновал победу…
– Идем, госпожа, – вперед протиснулся рыжеволосый Анаксарх: как тогда, когда начальник греческих воинов торопил Поликсену на праздник Амасиса. Это воспоминание заставило эллинку улыбнуться.
– Идем, божественная, – сзади к Нитетис подступил Уджагорресент; он покровительственно положил ей руку на плечо. – Ничего не бойся… Держись рядом со мной, и все пройдет хорошо, – прошептал на ухо царевне казначей бога, сегодня похожий на перса более, чем когда-либо прежде. Длинные волосы, длинные шитые золотом одежды и белая льняная рубашка, поддетая под низ: это, как знала Поликсена, была особо почитаемая часть одежды у зороастрийцев. Но ведь Уджагорресент египетский жрец высокого ранга?..
Прежде всего он – политик. Правда, бороды Уджагорресент так и не отрастил, потому что их египтяне почти никогда не носили, исключая накладные маленькие бородки.
– Помни, что ты – богиня, а царь Камбис – только человек, – прошептал Уджагорресент, почти коснувшись уха Нитетис губами. Априева дочь подняла голову и улыбнулась, хотя ее бледность не могла скрыть никакая краска.
– Это так. Идемте, – приказала Нитетис всем; и первая двинулась вперед.
Хотя персы громко болтали, смеялись и показывали пальцем на все вокруг, египтян никто не тронул; Нитетис и ее свите даже кланялись, давая дорогу. Но глазели на царевну завоеватели жадно, не в пример благочестивым египтянам. Конечно, азиаты уже знали или догадывались, кто она такая и для чего предназначена…
Пройдя в пиршественный зал, египтяне сели на отведенные им места – у подножия тронного возвышения, по левую руку от Камбиса. По правую сядут его вельможи. Сколько пройдет времени, пока Уджагорресент заслужит такое право – сесть по правую руку от персидского царя?..
В чашах потрескивало яркое пламя, в свете которого все вокруг неожиданно показалось Поликсене тусклым и малозначащим, даже золото на одежде персов. Так вот оно какое – зримое божество ариев; каковы же они сами?
Поликсена, как и ее госпожа, знала персов только по рассказам – из слов тех немногих придворных азиатов, с которыми они могли познакомиться до сих пор, и которые, конечно, приноравливались к нуждам и ожиданиям слушавших их господ.
Теперь господа здесь персы.
Поликсена задумалась, сама не заметив, как ее убаюкал огонь; и только гул голосов у входа заставил ее вернуться к действительности. Она бросила взгляд на замершую на своих подушках Нитетис, потом снова на дверь. Камбис!..
Царь царей вошел в окружении своих “бессмертных”, но в первые мгновения он показался Поликсене старшим братом Уджагорресента: голова перса была непокрыта, и блестящие от благовонного масла черные волосы ниспадали на плечи. Только завитая борода отличала его от казначея бога. Большие черные глаза перса были подведены, щеки нарумянены. Его покрытые золотым цветочным узором пурпурные одежды стелились по полу, под распахнутым халатом виднелась белая рубашка – знак чистоты сердца зороастрийца. Почему-то эта рубашка успокоила Поликсену.
Только тут она вспомнила, что не поклонилась. И Нитетис рядом с ней тоже забыла о всяком почтении, разглядывая своего будущего повелителя: конечно, их непочтительные головы были видны среди множества совершивших проскинезу*. Но перс, казалось, не обратил на это внимания.
А вернее всего – Камбис заметил египтянку и эллинку, выделив их из остальных, только не подал виду.
Победитель поднялся по ступеням и воссел на трон. Вот тут все снова уткнулись лбами в пол, боясь даже дохнуть: и персы боялись своего владыку ничуть не меньше, чем египтяне.
Но вдруг в тишине раздался голос Камбиса. Поликсена уже достаточно знала по-персидски, чтобы понять его слова.
– Радуйтесь, ваш царь с вами! – произнес Камбис. Голос его оказался низким, звучным и глубоким, и приятно волновал бы сердце, если бы не знать, кто это говорит. – Можете смеяться и радоваться! Я хочу, чтобы вы подняли чаши в мою честь!
И все стали смеяться и улыбаться, сдвигая чаши; персы принялись громко славить своего владыку, их голоса наполнили огромный зал. Египтяне тоже послушно пригубляли вино – но побежденные молчали и пили мало. Они были очень заметны среди азиатов: именно потому, что старались оставаться в тени.
И тут вдруг царь громко спросил:
– А кто эта женщина, которая не поклонилась мне?
Поликсена чуть не умерла на месте, услышав такие слова; и несмотря на все показное и даже искреннее веселье, персы тут же замолкли, когда раздался вопрос Камбиса.
Уджагорресент встал на ноги, и все взоры обратились на него.
Камбис впился в египтянина взглядом, в котором не было никакого добродушия. В эти мгновения нельзя было не отдать должное самообладанию царского казначея.
– Великий царь, – произнес Уджагорресент по-персидски. – Позволь представить тебе единственную дочь фараона Априя – царевну Нитетис, законную наследницу трона Хора!
Он низко склонился и подхватил под локоть Нитетис; иначе девушка не смогла бы встать с места, как ни владела она собою. Но потом Уджагорресент оставил руку своей воспитанницы. Оба заговорщика сложили руки на животах и склонились перед Камбисом.
Камбис долго смотрел на них – а потом улыбнулся; а потом засмеялся раскатистым смехом.
– Прекрасно! Так это дочь Априя, о которой столько говорят! – воскликнул он.
Потом перс приказал:
– Подойди ко мне, царевна Нитетис!
Уджагорресент подхватил руку Нитетис и повел пошатывающуюся девушку вперед. Все сидящие, которые оказывались на пути египтян, поспешно отодвигались от них, как от отмеченных богами – или заразных больных.
Оказавшись у подножия трона, Нитетис подняла глаза. Она встретилась взглядом с персидским царем.
И она увидела, что в глазах Ахеменида больше нет ни насмешки, ни гнева – только страстный интерес. Щеки Нитетис занялись румянцем. Она опустила глаза, потом опять подняла их и улыбнулась. Египтянка ощутила, что от царя приятно пахнет: несомненно, он соблюдал большую чистоту тела, чем простые персы и закованная в железо стража.
Камбис улыбнулся в ответ – вернее сказать, только уголки накрашенных губ дрогнули; в глазах его горело несомненное желание. Он поднес руку к завитой бороде.
– Я вижу, что молва не лжет! – сказал царь царей. – Ты поистине прекрасна!
– Великий царь, – Уджагорресент опять выступил из тени. Теперь он держался гораздо увереннее. – В этой девушке течет божественная кровь, и моя страна предлагает ее тебе в супруги, дабы твоя новая царица освятила твое владение нами!
– Освятила? – переспросил Камбис.
Казалось, эти слова были неудачными. Но Камбис не рассердился. Поднявшись с места, он быстро сошел по ступеням к царевне. Все персы при этом движении опять попадали ниц. Только египтяне остались неподвижны, и Поликсена даже не подумала опустить голову: взгляд ее не отрывался от любимой госпожи.
Взяв Нитетис за подбородок, царь приподнял ее лицо.
– Так ты хочешь быть моей женой? – спросил он. При этих словах голос перса зазвучал еще глубже, волнуемый зарождающимся чувством.
– Да, великий царь, – Нитетис впервые открыла уста. Все вокруг безмолвствовало. Казалось, пламя в священных чашах вспыхнуло ярче, точно в него подбросили волшебного порошка.
Дочь Априя отступила и грациозно склонилась перед своим будущим господином.
Камбис усмехнулся, с великим удовольствием и каким-то другим чувством; потом обратил взгляд на Уджагорресента.
– Что ж, я женюсь на этой прекрасной девушке, если тебе так этого хочется, царский казначей… так, кажется, называется твоя должность? – спросил он.
Уджагорресент поклонился.
– Ты сделаешь Нитетис своей царицей, мой господин? – спросил он ровным голосом, подняв глаза на Камбиса.
– Она будет моей египетской царицей, – сказал во всеуслышание властитель персов.
И тут Поликсена услышала вскрик позади. Она обернулась, и все остальные с ней; взгляды придворных обратились на группу персиянок, которые сидели в стороне, далеко от мужчин и от египетских женщин. На них были длинные покрывала и тиары, полностью скрывавшие волосы и делавшие азиаток почти неотличимыми друг от друга. Только та, что сидела в середине, страшно побледнела под слоем румян и ломала свой веер из павлиньих перьев.
Камбис же, нисколько не смущаясь этим, схватил Нитетис за руку, как только что делал Уджагорресент, и, развернув девушку лицом к остальным, вознес эту руку в своей ладони, как будто скрепляя союз.
– Перед лицом Ахура-Мазды, что дал мне это царство, я объявляю дочь Априя моей египетской царицей! – сказал перс. – Завтра вечером мы устроим брачный пир!
– Великий царь, – громко сказал воспрянувший и торжествующий Уджагорресент посреди общих восклицаний и изумленного ропота. – Надлежит освятить твой брак в храме Амона и в храме Нейт, дабы этот союз был благословлен нашими богами!
Камбис засмеялся.
– Будь по-твоему, царский казначей! – воскликнул он. – Я добр к моим подданным и покоренным народам, и я женюсь на твоей царевне по египетскому обычаю, когда мы вернемся в Хут-ка-Птах! Но сегодня мой бог свидетель этой клятвы, – перс взмахнул широким длинным рукавом в сторону огненной чаши.
Потом Камбис отпустил руку Нитетис, казалось, отдавшись священнодействию.
– Великий бог Ахура-Мазда, величайший из богов, един, он не мужчина, не женщина и не животное! – воскликнул царь персов, обведя взглядом собравшихся. Он расправил под своим одеянием мощные плечи. – Ахура-Мазда не облечен смертной плотью, и его не уязвляет железо! Его очистительное пламя озаряет все сердца!
Все люди в зале опять низко склонили головы.
Схватив Нитетис за плечо, Камбис повернул ее лицом к огню.
– Теперь Ахура-Мазда видит мое и твое сердце, – сказал он. – Объявляю тебя моей женой перед лицом нашего бога.
Потом перс улыбнулся.
– Мне говорили, что ты лучшая из танцовщиц своей богини, – сказал он.
– Да, государь, – ответила Нитетис. Она снова подняла глаза на царя – и улыбнулась.
– Хорошо! – воскликнул Камбис. – Завтра ты будешь танцевать для меня на нашем свадебном пиру!
Нитетис низко поклонилась. И, поняв своим необыкновенным чутьем, как поступить, египтянка повернулась и гордо направилась к выходу; за ней последовала ее стража. Уджагорресент остался со своим повелителем.
Все опять замолчали, не зная, что говорить, что думать о таком скоропалительном решении царя. И тут послышался треск, заставивший Поликсену подпрыгнуть на месте.
Царица Роксана сломала свой веер. Потом громко зарыдала и, вскочив, выбежала из зала, не обращая ни на кого внимания. Ее девушки устремились за ней.
Кое-кто сочувственно ахнул; но большей частью люди засмеялись. Персы смеялись, глядя на посрамление своей царицы! Усмехался и сам Камбис.
Уджагорресент взглянул на своего владыку и тоже бессердечно засмеялся.
Поликсена вскочила и стала пробираться к выходу. Ее греки, прикрывая Поликсену собой, поспешили следом за ней и за Нитетис.
* Ритуал почитания, выражающийся в земном поклоне.
========== Глава 29 ==========
Сразу же после того, как Нитетис вышла с праздника, она, отослав свою наперсницу домой, отправилась в храм Нейт – царевна простерлась перед огромным сидячим изображением своей великой матери и долго просила ее о заступничестве. Потом Нитетис позвала храмовых танцовщиц, египетских девушек, которые были искусны в танце не менее ее: просто египетские мужчины и женщины знали, как нужно преподносить свою царевну.
Нитетис прекрасно помнила в своем сердце, кому и чем обязана. Но на также помнила, что отличает ее от других женщин.
Она вернулась домой поздно… Нитетис отправлялась в храм под сильной охраной и в закрытых носилках, как персиянка: но даже сквозь плотный полог она слышала смех и пьяные вопли завоевателей. Хорошо, что хотя бы не чуяла сейчас их запах.
Она заглянула в комнату к подруге – Поликсена уже спала. Нитетис улыбнулась и, поцеловав душистые черные волосы своей эллинки, отправилась к себе в спальню. Пусть ее филэ отдыхает, и завтра она останется дома… даже если будет просить взять ее с собой.
Нитетис возьмет Поликсену во дворец, но только тогда, когда ее положение не будет вызывать сомнений… когда на голову дочери Априя опустится корона великой царицы, возложенная руками ит нечер.
Она немного поворочалась, но потом почувствовала, что тоже засыпает. Священные танцы Нейт не только приносили желанное телесное утомление, после которого крепко спалось, но и отгоняли страхи, проясняли сердце и рассудок.
Ей говорили, что то же приносит близость с мужчиной. Похоже ли это на близость с женщиной? Завтра ей предстоит узнать.
На другой день Нитетис проснулась поздно, гораздо позднее обыкновенного. Ее никто не будил. Сколько людей дома уже знает об обещании Камбиса – и о том, что ей сегодня предстоит?..
Поликсена, должно быть, предупредила слуг, умница.
Нитетис умылась, потом накинула просторное несшитое по бокам одеяние и, подпоясавшись, вышла завтракать на террасу. Подумав, царевна приказала Астноферт сходить за Поликсеной. Она немного побудет с подругой, прежде чем начать готовиться.
Когда еще она сможет свободно говорить с любимыми людьми и завтракать полуобнаженной на открытом воздухе? Если все пройдет хорошо…
Но ведь ей предстоит стать египетской царицей Камбиса, а предписанные царице Обеих Земель поведение и одежда так же священны, как у персов! Нитетис очень надеялась, что Уджагорресент сумеет втолковать это победителю.
Поликсена явилась – в таком же платье, как госпожа, похожем сразу и на ночное одеяние, и на греческий пеплос; с волосами, небрежно подвязанными на затылке, только ее лоб был перехвачен золотой цепочкой. Эллинка была свежа и прекрасна. Взглянув на нее, Нитетис неожиданно обрадовалась, что Поликсена не пойдет с ней во дворец.
Будущая царица с необыкновенной страстью вдруг ощутила, как ей не хочется отдавать возлюбленную подругу персам. И кому бы то ни было.
– Как ты спала? – спросила Поликсена.
– Очень хорошо, – ответила Нитетис.
Она сделала знак сесть, и Поликсена исполнила повеление почти с трепетом. Видит во мне царицу, подумала Нитетис. Это сознание наполнило дочь Априя и воспитанницу Уджагорресента гордостью и сознанием долга, какое не приходило к ней до сих пор, несмотря на все ее воспитание.
Когда они выпили вина с водой и съели немного инжира и несколько кусков дыни, вымоченной в меду, Нитетис сказала:
– Я хочу, чтобы ты сегодня осталась дома, Поликсена.
– Но как я могу оставить тебя? – воскликнула эллинка.
Нитетис улыбнулась.
– Вчера ты была нужна мне как друг, как надежное плечо… а сегодня мне предстоит соединиться на ложе с мужчиной, с персом! Нельзя смешивать две любви, ты же знаешь!
Поликсена немного помедлила – потом кивнула. Она никогда не нуждалась в долгих объяснениях.
Коринфянка опустилась на колени перед креслом Нитетис и, поцеловав ее руку, прижала ее к щеке. Несколько мгновений они сжимали руки друг другу. Потом Поликсена встала и быстро скрылась в доме.
Нитетис почудилось, будто она услышала всхлипывания. Но потом все смолкло. Нет, Поликсена не будет плакать, она сожмет свое сердце в кулак и будет молиться за свою царицу!
