Текст книги "Прогулки с Бесом (СИ)"
Автор книги: Лев Сокольников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 90 (всего у книги 111 страниц)
– Немцы всех перевешают! – сбывается предсказание, немцы приступили к делу, затем и пришли в город! Начали вешать с центра, а как скоро доберутся до монастыря – об этом думать не мог. Нечем было думать, на месте "думалки" прочно сидел страх страх, разбавленный каплями утешения:
"Если начали с центра – до монастыря не скоро доберутся, между сквером и монастырём длинная улица с домами! Пока всех жителей улицы перевешают – день кончится... или что-то случится и вешанье отменится? до меня не дойдут... А что будет завтра!? завтра меня повесят"!? – ввалился в келью, мать посмотрела на горящую от мороза и бега физиономию мою и спросила:
– Кто наполохал? – через годы понял смысл слова "сполохи" и увидел их, а тогда "наполохал" было вопросом:
– Ни с кем не подрался? – сынок миновал улицу без стычек и ответил: – Никто...
Зимний день близился к вечеру, пришёл и вечер с торжеством зажигания лампы"... Играть не хотелось и улегся спать...
Страхи – страхами, но спал крепко. Повешенные – страшны, но бомбёжки – страшнее.
Утро следующего дня отодвинуло страхи вчерашние, но не совсем: редко, но вид висящих людей приходил из памяти. Это были первые и последние повешенные, которых видел.
В сквере увидел и большие тупорылые машины с гибкими "усиками" направленные вперёд и в стороны. Для чего были "усы" на машинах – никак не мог понять. Интерес к деталям вражеской автомобильной технике
проскочил секундой и был полностью задавлен висевшими людьми!
Почему-то утром вспомнились повешенные и то, как мигом забыл солнечный зимний день, мороз и как ноги мои мгновенно включились на скорость большую, чем прежде и резво двинули тщедушное тело в валенках сестры в монастырь! Скорее, в родное гнездо! Если в городе людей развешивают на деревьях, то такое может придти и в монастырь! И без меня!?
Был ли трусом? Да, был, поэтому близко не подошёл к деревьям, не удовлетворил естественное любопытство к убитым. Не рассмотрел лица висевших: кто они были? Молодые, старые? – летел и не замечал подъёма! Час назад, или менее того, улица имела приличный наклон в градусах, по этой улице мы катались на санках, по ней совсем недавно отец и я "отступали" из трамвайного парка в памятный вечер первого налёта вражеской авиации – и тогда не было подъёма! Чудо какое-то! Чудо имело название: "страх", и он ускорял продвижение в келью. Оно и понятно: шёл восьмой год, многое понимал и совсем немногое видел. Но виденного хватало на ужасную мысль: "тех, в сквере повесили – скоро и до нашей кельи доберутся"!" – время шло, кончился день, зажгли лампу... в монастыре стояла тишина... Круг, круг, в центре круга – повешенные, а я хожу по круг и не могу сойти... А вокруг – тишина... особая, оккупационная тишина...
В семье не было разговоров о повешенных в городском сквере, а что говорили другие – не знал. И о своих впечатлениях не имел привычки с кем-то делиться, "держал всё в себе" и при этом не страдал от ночных кошмаров.
Монастырь, промучившись в молчании какое-то время, совсем немного, разродился обычными на то время разговорами о повешенных:
– Предатели их выдали! – имена "предателей" не оглашались. Результат – вот он, висит на деревьях, за повешенных оккупанты получили порцию ненависти от аборигенов, но не от всех поголовно, а только от родственников повешенных...
Имена и фамилии "приложивших руки и язык к гибели молодых борцов за свободу родины" продолжали оставаться в тайне, но так не бывает... Не знаю, какое время провисели казнённые граждане города.
– Бесяра, сколько времени нужно висеть повешенным, чтобы живые, глядя на мёртвых – устрашились навсегда и стали другими, или прониклись лютой ненавистью к вешателям? Что пустить первым?
– Три дня хватит...
Повешенные вошли в "славную историю борьбы с оккупантами на захваченной (временно!) территории", как "герои-подпольщики, навечно покрывшие себя неувядаемой славой"! Так требовали верить сверху, так поминали повешенных многие годы, ненавидел оккупантов, но ненависть была слабой, неуверенной, по команде.
– Такая ненависть называется "объяснённой", или "собачьей"
– Как понимать "собачьей"?
– Так и понимать: дали команду "фас"! – кидайся и рви, а почему кидался и рвал будешь раздумывать потом... если разрешат сверху. Ненавидел оккупантов когда были рядом?
– Нет, какая может быть ненависть у семилетнего?
– Получи незаслуженный и крепкий подзатыльник, или пинок в зад, добрые чувства "дарителю" появятся?
– Нет, разумеется...
– О чём речь вести? Были рядом – ненависти не было, изгнали – ненависть появилась, сама, никто не культивировал?
И спустя годы, как-то во время празднования очередной победной даты в мае, сидел в том скверике на лавочке и наслаждался музыкой духового оркестра. Солнце, тепло, ясное небо, красота вокруг... – и мрачным мазком в весенней картине вспомнился страшный морозный день и висевшие на деревьях люди. Рядом сидела женщина, старше меня. Завёл разговор о войне с чужаками и о победе над ними. Хитрил: хотел спросить о повешенных прямо, но не решался, выжидал. Чего? И всё же спросил:
– Вы были в оккупации?
– Была.
– Помните, как в этом сквере немцы повесили подпольщиков? Комсомольцев? Их предатели выдали?
– Какие "комсомольцы"!? – взвилась женщина – какие "подпольщики"!? Кто вам сказал!? – наивная женщина задала вопрос с понятным ответом: "власть саветов"
– Это была отпетая шпана, сволочь и хулиганьё! До войны от них вечерами людям проходу не было, по ним тюрьма плакала! Немцы-то, со своим уставом в чужой монастырь явились, думали, что и все оккупированные по их правилам жить будут! Шоферня немецкая на ночь спать по дома отправлялись, машины на замки не закрывала. Привычки-то свои, а шпана наша, вот и встретились... "Комсомольцы" быстро смекнули, что к чему, ну, и принялись за дело... Машины очищали от добра немецкого, жратву, шнапс... Было чем поживиться. Шпана и есть шпана, глупая, наглая, думали, если со своими всё с рук сходило, а у немцев и подавно сойдёт. Шнапс и погубил, шнапс всегда всех губил. Как жить "шикарно" на виду, когда многим есть нечего? Немцы устроили засаду на ночь и накрыли компанию, а утречком по законам военного времени "комсомольцев" и повесили... Рядом с машинами..."
Вот оно что! Но почему, по какому наитию и с опозданием, оказался на месте казни? Отвоюй сестрины валенки ранним утром мог видеть казнь, но кто-то избавил детское зрение и память от вида чужой смерти?
– Враги быстро суд вершили, ваши и вражеские морали разные.
– Давай объяснение.
– Ваша, первая, основная и оправдательная "грех воровства меньше греха лишение жизни за грех воровства", а враги потому и враги, что стояли на противоположном рубеже: "убить ворюгу меньший грех, чем позволить жить воровством".
– У нас была другая мораль: "лучше убить десять невиновных, чем прозевать одного преступника".
На время выяснения истины о "комсомольцах-подпольщиках" был свободен от бесовского влияния и задавать другие вопросы женщине не мог, не было вопросов, пустым был. Сегодня устраняю недоработку:
– Бесяра, какова была реакция родственников повешенных?
– Понятная, вечная и бессмертная: "мой сынок не вор и не бандит, а все немцы сволочи и убийцы! Будь они прокляты, чтоб их детей убили!" – уровняли в правах, то есть.
Это на людях, а в глубине было иное: "надоел сынок-сволочь,
один раз слёзы пролить, но не до смерти мучиться" Никто, понятное дело, из родни висельников не пришёл к вешателям с благодарственными словами за избавление от дурного наследства, не принято на Руси благодарить убийц.
– Да, так и есть, никто и никогда из родни не заявлял и не заявит: "правильно сделали"! А как реагировали соседи на казнь?
– Как заведено: выражали соболезнование внешне, а внутри каждый думал: "наконец-то и на вас, сволочей, управа нашлась"! Трудная игра, почти на уровне великих мастеров сцены: показывать одно, а думать другое... -
Ах, как ужасно слышать такое, хотя и прав "враг рода человеческого"! Сколько из нас и как часто врёт-лицемерит? И "вожди" наши прошлые сплошь сифилитики-палачи-параноики, и герои совсем не таковые, а ворьё! Как жить, во что верить!?
– Не грусти о повешенных "комсомольцах", знаешь, кем были "герои-подпольщики", незнакомая женщина без умысла, не представляя глубины ужасного деяния своего, внесла ясность в прошлое. Везёт тебе на женщин-пояснителей! Пусть в прдставлении остальной публики пропойная шпана останется "борцами за свободу", не будем настаивать на ином, герои они, если, пусть и криминалом, причняли врагам ущерб! Представь ярость какого-нибудь Ханса, обнаружившего пропажу одеял, шоколада, галет, колбасы и прочего добра, что выдавали немецкой шоферне? – вот оно "...и нет ничего тайного...": бес – немец, не иначе! Но откуда из какой земли? У них не "губернии", как у нас, у них "земли"... Откуда? Пруссия? Бавария? Судеты? Саксония, или Штирия? Славный город Гамбург?
– Признавайся, вражина, в теле какого группенфюрера пребывал в военное время!? И как долго!?
– Выше тела герра оберста Вермахта не проживал, да и то недолго, скучные они, ограниченные. Механизмы.
– Хорошо, допустим, проклятые оккупанты не стали жестоко с отечественным ворьём поступать, а ограничились поркой в присутствии большого числа горожан и внушением мысли через зад:
– Кражи есть "нихт гут" и "Зер шлехт"! – и, не медля, отправили воров-соотечественников на каторжные работы в Рейх.
Не учини бессмысленную расправу город попал в книгу "рекордов Гиннеса" в звании "город, в коем в оккупацию не было убито ни одного жителя"!
– Тогда "книги рекордов" ещё не было...
– Разве?
– Думаешь, что ссылка в Рейх на каторжные работы исправила бы "добрых молодцев"? Они бы и в Германии не прекратили заниматься любимым делом. Разве на сегодня не пришли к выводу о том, что шпана "интернациональна"?
– Не знаю.
– Не ответ. Думай!
– Чего думать? Не стоит, хороших мыслей от тебя не дождёшься, непременно какую-нибудь гадость нашепчешь с единственной целью: "убить в человеке остатки уважения к совецкому прошлому"!
– Какой гадости боишься?
– Гадостей от тебя выслушал много, но сейчас просится такая: "врагов стоило бы запустить в Россию для очистки русской нации от собственной погани".
– Пожалуй, соглашусь. Самим не очиститься, не по силам: "чать, говно-то наше, свое, жаль убирать, в каклету переделывать надыть"! Враги потому и "враги", что шли по легчайшему пути:
– "Отрубить дефективную ветвь"! – знали: воспитание – дорогое и пустое занятие, и не возражали против соображений аборигенов: "горбатого могила исправит".
– На могилу и надеемся, ею и "воспитываем"... Она, родимая, лучше знает, кого брать в свои объятия, а кого – оставлять на всеобщую пользу. Какие претензии? Что творится и до сего дня? "Преступность в стране растёт, ещё немного – и война не нужна будет, без неё сгинем". Поговорка "горбатого могила исправит" для нас сегодня "актуальна" настолько, что мешает жить! Если бы тогда враги "пеньковый галстук" "комсомольцам-подпольщикам" поменяли на отсидку в тюрьме Рейха – уверен: "будучи настоящими совецкими патриотами они бы и в логове врага организовали хорошо законспирированную, со строгой дисциплиной, русскую...
–... "преступную группировку"? Что ещё може организовать ворьё? Неизвестно, что было бы хуже для врагов: повесить родную уголовщину на месте, или везти в Рейх?
– "Уголовную хронику по "ящику" смотришь?
– Иногда.
– Что тянет на чужие мерзости смотреть?
– Не знаю...
– Я знаю: "они – плохие, я – хороший"!
– А что остаётся думать, когда показывают тридцатипятилетнего паразита ни единого дня не работавшего и отнимающего у матери пенсию "на пропой души"? Чтобы сделали враги с паразитом?
– "Лечение" у врагов радикальное: берлинская канализация без выхода на поверхность. Вопрос на сообразительность: "кто породил паразита"? Разве не мать? И зачем врагам, очищая вас от паразитов портить себе репутацию? "Умные": немец пусть будет плохим, а я – хорошим? Тогда враги петлёй "вылечили" пяток ваших "горбатых", но этого количества, как показало время, было очень и очень мало! Ответ знаешь, а хитришь: "не знаю"! Нехорошо-с!
Глава 103.
Единственный поход матушки в
сельскую местность.
Как сильно отца напугали в Гестапо – не интересовался: не испугаться Гестапо мог только истинный герой, а отец героем не был. И я не герой: героизм, как и талант – передаётся от родителей. «От гениев Природа отдыхает на детях» – это когда-то было, а ныне у «гениев» и дети не меньшие «гении». Особенно у «деятелей культуры».
– Изготовление "гения" зависит не от способностей дитяти, как было прежде, а от количестве денежных знаков у папаш.
Если у отца после визитав Гестапо появился страх за свою жизнь – авторами всё едино были мы, дети. Русская поговорка "одна голова – не бедна" останется в силе до поры, пока русских на их территории не заменят иные народы...
На какое-то время отец прекратил меновые операции в сельской местности с заходом в прифронтовую полосу и ограничился "рамками дозволенного". Дозволенное – возить самосад в город по рокаде и привозить за самосад соль. Каков был "курс валют "соль" и "самосад" – не знаю, но он не колебался "с обрушением фондовых рынков".
Ещё при жизни отца, я, свинопас, позволял шутить:
– Скажи, случаем, линию фронта не переходил? В тот раз, когда полевые жандармы с коробкой спичек взяли
– Может, и перешёл, кто знает.. Географию плохо знал – проще ответа и быть не могло! – издевался над отцом, а он отвечал серьёзно.
Отец, будучи от природы словоохотливым человеком – мог долго молчать. Есть порода людей: могут говорить много и обо всём, но не о том, что нужно "государевым слушателям". Отец владел таким даром в совершенстве! С такими способностями ему бы политиком большим быть, а он всю жизнь проработал на железной дороге незаметным рабочим. О таких, как отец, говорим: "ему – про Фому, а он – про Ерёму!" – особый дар говорить о Фоме, когда от тебя пытаются получить справку о Ерёме! – нежелательные беседы оканчивали простым и понятным ответом с "ясным взором во взгляде":
– Не знаю. Не помню – почему у любопытных не появлялось желание "развязать язык" простаку – не знаю...
Был напуган отец трёхдневным пребыванием в подвале Гестапо? Был "героем"? Нет, разумеется! Бесед о "героизме" с отцом не вёл и никогда не спрашивал, о чём думал, сидя в холодном подвале Гестапо.
Без рассказов было задержи полевая жандармерия отца ещё раз в прифронтовой полосе, и не только в прифронтовой – от уверенности "этот маленький человек с профилем советского вождя работает на советскую разведку!" работников Гестапо не избавил. Вторично отцов начальник встал бы на защиту от пули, или петли? Вышел бы отец из подвала Гестапо живым?
В роли спасительницы семейства от голода – на сцену вышла мать. Была нужда в выходе – за сто один год матушкиного жития сынок, этот идиот несчастный об этом не спросил. Ведь мы, дети, числом трое, повязали по рукам и ногам наших отцов и матерей. В такое время? Да не будь нас – отец не ушёл бы на восток, в эвакуацию? Но с другой стороны: кому он был нужен на том востоке? Разве там было меньше возможностей сгинуть без следа? Да-а-а, "куда не кинь – кругом..." – всё во имя детей! Ради них!
А потом в "прекрасное советское время" "благодарил" отца на советский манер: носил тайный стыд за работу на врагов. "На заре жизни" жрал заработанный отцом хлеб у врагов, а выросши – стыдился отца!
И опять худо: новый сорт стыда догнал и наслоился на прошлый:
"Почему и отчего перестал испытывать стыд за работу отца на врагов!? В чём секрет"!?
– Да, бывает, удивительные "ребусы" загадывает жизнь! – пропел бес.
Знал человека, годами двумя-тремя старше меня. Его прошлое чуть хуже моего, а потому для меня утешительно: его родитель полицаем в родном селе был. Не рьяным служакой до бессмысленного палачества над односельчанами, а из серии "ничего лишнего что сверх указаний"
– Ну, да, ваше "инициатива наказуема"
– Так и есть, когда совершается ради общего блага, а внутри моего огорода инициатива приветствуется. Захватчики не знали нашей психологии, а знай – ничего выставить против не смогли.
Ходили разговоры, будто односельчане просили принять предложение стать полицаем:
– Поди, из своих полицай будет, глядишь, и поблажку какую увидим – рвался человек в услужение к врагам, упирался история умалчивает, мелочи, главным остаётся следствие:
– Предатель и вражеский прислужник!
В видимом мире деление на приказывающих и исполняющих приказы соотносится как "один на миллион"
В совецкой литературе о "своих" полицаях хорошего не сказано, и назначенцы, получив "власть" от пришлых, превращались в сволочей.
– Вывод: не подпускайте "ваших" во власть!
Насколько родитель того человека, получив власть, пусть и малую, стал "качественной сволочью" в истори не сказано, но что был расстрелян после скорого суда возвратившейся "совецкой" властью "за измену родине и служение врагам" – об этом разговоров хватало.
– Почему не ушёл с врагами при отступлении?
– Потому и не ушёл: вины за собой не чувствовал... И семью бросить сил не было, а того не подумал, что жить не оставят...
Лицо потомка "осуждённого народом врага и изменника родины" помню и до сего дня: это не лицо человека, а постоянная "маска скорби", будто человек ежедневно, в продолжении приличного срока после окончания войны присутствовал при расстреле родного отца. Случай явного "отравления скорбью", если допустить, что ядохимикат с названием "Скорбь" существует в природе... или вырабатывается в организмах сыновей, отцы которых "запятнали себя несмываемым позором..."
а "прекрасные советские времена" плыли говном и не допускали появления вопросов:
– Переживаешь? Может, хватит мук и терзаний? Разве один твой отец был полицаем? Или мой в единственном экземпляре служил врагам? Потомков от "нехороших" отцов – армия, но они "заглушили атомные реакторы" и живут! И главное: отцы работали на нас, а не на врагов.
И вновь встаёт вечный, неразрешимый вопрос: почему отец избрал такой путь? Почему он, "как весь советский народ не встал на защиту чести и достоинства отчизны"? Не плюнул на детей и жену? Может, потому, что виноваты "гены предательства", кои есть во многих из нас? И во мне сидят "гены предателя", и я способен предать, чувствую в себе ужасное свойство предателя... хотя, нет, на звание "полный предатель" не тяну, далее "вражеского прислужника" не уйду...
– Предаётся то, чему служил "стойко и беззаветно, без колебаний и оговорок, преданно и верно, с произношением клятвы громким голосом и внятно". Пример: бывшие секретари обкомов, а ныне – "главы губерний" и прочая бывшая "крупная рыба". Мир людей не отличим от подводного: всякую акулу сопровождают маленькие рыбки и торчат перед носом у "хозяйки".
– Для чего?
– Когда "хозяйка" что-то добывает и пирует – и мелкоте перепадает. И защита надёжная: кто на губер... то есть, на акулу нападёт? Ничего нового: прежде окружавшие "больших людей" ныне не худо устроились, и что делал когда-то отец – сегодня вызывает лёгкую и кривую ухмылку:
– "Какая мелочь..."
Перевалив за сорокалетний рубеж – как-то задумался:
– "Смог бы работать у врагов? И за сколько?" – на время самоистязания беса в себе не имел, совращать было некому, а потому мысль о служении врагам пугала.
Но дойдя до рассказов о "стойкости и верности высоких борцов за дело ленина-сталина" – смущение за прошлое отца поубавилось, а потом, страшно подумать! – сошло на "нет" и на месте смущения появился ответ:
– "Запросто! Работа – она везде работа"! – понял, но не до слёз:
– "Я – "рабочая" разновидность предателей.
Бес выручил:
– Сорт твоего предательства – не худший, у вас был сорт предателей куда худший, чем твой.
– Кто ж такие?
– "Труженики", кои грешили "распитием спиртных напитков на рабочем месте". Они-то и есть настоящие, худшие предатели!
– И я грешил "за компанию", но оценить глубину "грехопадения" не могу. Держала от "падения в бездну алкоголизма" спасительная мысль: "оно, конечно, можно выпить, но тяжеловато потом перемещаться. Работа есть работа, обязан что-то делать, мне, вроде бы, и зарплату за неё выдают. Ну, если разве самую малость? Каплю? Чтобы "не отрываться от всех"?
Странное дело: все случаи "нарушениях трудовой дисциплины путём распития спиртных напитков на производстве" без задержек становились известны начальству. "Компанейцы" долго ломали похмельные головы вопросом: "какая сука продаёт!? Ведь с нами пьёт, падла, не иначе!" – "безпровальный разведчик" долго бы служил начальству не хуже какого-нибудь таланта из "службы внешней разведки", но предателя сдал сам начальник:
– Вы бы поменьше спиртным увлекались! А с этим – начальник назвал доносчика – никаких распитий! – закипели-забушевали "преданные":
– Он же с нами пил, сука! как можно такое!? – оказывается, можно.
Выдача собутыльников начальству была для него чем-то вроде развлечения: иностранное "хобби" на то время только входило в моду. Отец-коллаборационист, будь у него иные возможности накормить четыре рта, никогда бы не стал работать на врагов. Зачем служить врагам, если можно этого и не делать?
А "товарищ" доносил с удовольствием! Или "идейным" был и пил с нами мучаясь "угрызениями совести и печени"? Или доносительство – вид неизлечимого заболевание?
У меня, как и у отца, есть "гены сотрудничества с врагами", признаюсь в пороке, но полностью отсутствую "гена доносительства" на того, с кем делю выпивку и кусок хлеба.
– Радуешься? Гордишься отсутствием и единого "гена доносительства" на товарища, с коим пил? Так это хуже любого предательства!
– С чего вдруг!?
– Потребляя алкоголь на производстве разрушали "первое в мире государство рабочих и крестьян плюс интеллигенция". Ублажая пьяные утробы свои пребывали в категории наизлейших предателей.
– В науке о генах сказано, что и у потомка председателя Фонда может оказаться ген любви чужих денег. Во мне сидят отцовы гены коллаборациониста – потомкам первого председателя прямая дорога в воры.
Ныне ультразвуком определяют пол не рождённого ребёнка. Есть прибор, коим изобличают вралей, но нет устройства, кое с точностью до одного процента сказало бы, как поступит каждый из нас в той, или иной будущей ситуации.
Как было бы прекрасно жить с таким прибором: вложил один палец в устройство – и на экране высвечивается ответ: "ты – сукин сын, ворюга и пьяница, дурак, вор и предатель! А ты – потомок немецкого прислужника, но с уклоном на дорогу, по коей когда-то шел папаша"!
Ах, как несовершенна и далека техника от потребностей правящих миром! Сегодня пол ребёнка определяют, но какого качества будет дитятко – ни одним ультразвуком установить не получится. Не скажет прибор:
– Дидятя появится в мир отпетой мразью, и пока не поздно – прерывайте беременность! И аборт будет не "греховное деяние", а святейшее дело перед множеством хороших людей.
– Отвлекаешься, уходишь от темы! Не в том поле и не ту травку щиплешь! Продолжай рассказ о единственной "коммерческой вылазке матушки в сельскую местность.
– Что "дилетант и верхогляд" – сознаю, а потому особых претензий не имею и прошу не судить строго за "литературу". Если и подвергнусь осуждению – срок заключения получу минимальный, условный: не один писал!
– Ошибаешься, за групповуху злее судят.
В науке "Военная история" "ни уха, ни рыла", но и мне понятно: танк – "грозная военная машина подавления огневых точек и живой силы противника".
Но, оказывается, танк не только "быстр и грозен" и сделан из хороших, надёжных сортов стали, но и уязвим. Если танк всячески не оберегать живой силой с названием "пехота" – будет всего лишь большая куча металлического лома с мощным мотором... Влепить в "гусеницы" грозного оружия кумулятивным снарядом – грозная техника "разувается", ни шагу с места и нет "грозного оружия подавления живой силы и техники противника", но есть на поле боя большая куча металолома качествееной стали.
Чего там кумулятивный снаряд в борт: танку рвали гранатой всего одну гусеницу – результат одинаков: танк прекрашает движение и преврашается в мишень врагам. Как железо на памятник "о славных победах" пригоден, но как боевая машина – нет его...
– Вывод?
– Простой: хватит народ дурачить танками.
И авиация ни на много лучше танка: падает с неба. Особенно авиация, любовь к которой сошла на "нет" к концу войны. Такое бывает среди людей: увидел что-то новое, доселе невиданное, открыл рот и влюбился! После выяснения, что предмет любви, кроме "бомбёжек" на житейские темы ничего иного не представляет – тотчас и любовь большими порциями начинает вытекать из сознания и души. Особенно заметно такое происходит после каждой незаслуженной и бессмысленной "бомбёжки".
Никак не могу понять родных менял: почему отец пёрся в прифронтовую
полосу? Что, иных деревень в округе не было? Почему бы не прогуляться с товаром, хотя бы на юго-запад? И почему матушку "со товарками" понесло на восток? Какова была ширина прифронтовой полосы в зиму сорок второго года в наших местах? Можно задать вопрос и так: "до какой деревни, расположенной в прифронтовой полосе, можно было подходить без риска быть задержанным полевой жандармерией оккупантов и без последующих "расспросов с пристрастием? – данных нет, а бес, как всегда – "завис" и отказывается что-либо говорить.
Пользуюсь собственными данными: мать для зимы была одета плохо. Всё шло в обмен на харчи, а о своём одеянии никто тогда не думал. Морозы стояли не шуточные, к морозам плюсовались снега... К "набору" прибавлялась жизнь впроголодь.
Автором "продразвёрстки" была тётушка, что толкнула отца "на путь служения врагам". Она прекрасно гадала и в искусстве предсказания будущего с помощью колоды карт не менее талантливо могла задвинуть любую цыганку "глубоко и далеко".
Надумала она искусством гадалки что-то заработать в сельской местности и предложила матери:
– Пойдём, может что и поменяем, нагадаю Время военное, женское томление сердечное о мужчинах на фронте выше любой жратвы... в смятении бабы – что-то иное в обмен на продукты было совсем незначительное и выглядело жалким... С этим мать и отправилась.
"Экспедиция" обещала быть удачной: слава о тётушкиных способностях предсказывать будущее полетела впереди неё. Дорого стоили в войну такие способности. Ну, как же: супруг какой-нибудь измученной крестьянки воюет на востоке, а жена с выводком в оккупированной деревне проживает? Чем утешить, что сказать?
– Жив твой мужик! Это – точно! – и на этом спасибо, не напрасно карты раскладывала! День ходят, другой...на третий мать говорит:
– Домой пора, трое ждут! – и отправилась в город, а сестра осталась на "заработки". Нашлись у матери две попутчицы, такие же "менялы": втроём вроде бы не так страшно.
Вот она, польза разъяснений и борьбы оккупантов с местным населением за чистые от снега дороги! Не по прихоти "проклятые" заставляли аборигенов чистить дороги: оказывается, при движении по чистым дорогам сил меньше тратится!
И всё же на одном из переходов между деревнями мороз с ветром крепко "достали" родительницу и её спутниц. Холод всегда знает, с какой части тела следует начинать "доставание": с рук, первыми всегда замерзают руки. Руки, руки, женские руки! До сего времени не написан гимн прославляющий руки матери. Мы, мужчины, дураки, но почему женские руки страдают от нашей дури!? Чем держать мешки с жалким провиантом? Пусть за плечами у тебя мешок из холстины и на верёвке, но руки всё едино отмерзают.
Мать стала терять ход, и, видя такое, говорит попутчицам:
– Девки, не задерживайтесь, давайте ходу, спасайтесь, а мне – что бог даст... – и женщины оставили мать на "божью милость". Почему не сработала литературная фальшивка "сам погибай, а товарища..."
Осуждаю тех женщин? Нет. Для чего всем троим замерзать? Это сколько бы новых сирот прибавилось, останься они тогда "в степи глухой" за компанию с матерью? И что они могли сделать? Чем могли помочь матери две обессиленные и замерзающие женщины? Тащить волоком? Руки, руки отмерзали у них! Впору бросить всё, что наменяли, и спасать только руки! Нет, не бросит женщина харчи для детей, пусть эти руки отмёрзнут к чёртовой матери по самые плечи!
И мать осталась одна. День клонился к закату, осталось выбрать место, лечь в сугроб и уйти от этой "жизни" в иную... Верующие уверенно заявляют, что "иная жизнь существует и только там мы отдыхаем". Но не судьба: в город шёл обоз с продовольствием для германской армии. Русские подводы в сопровождении немецких солдат. Немецкие обозники подобрали "русскую фрау" и доставили в город. Не знали о том, что супруг русской фрау работник железной дороги. Проклятые оккупанты! Что думать о них сегодня? Сволочи: не позволили поморозить конечности и спасли матери жизнь! И не спросили: "нужна наша помощь"!?
Мать крепко застудила бёдра и оставшуюся жизнь не вылезала из ватных брюк. Роднилась с "вождём": тот, удирая из ссылки зимой, приморозил ноги и потом остатки дней проводил в шерстяных носках. "Друзья по несчастью". Что значит один раз напугаться! Мать "зудела" легко одетым для зимы девчонкам:
– Девки, запомните: застуженные задницы не восстанавливаются и никому не бывают нужными!
Теперь, когда слышу народную песенную дурь "степь да степь кругом" – живо и ярко представляю пейзажи родной губернии. И "степи глухие" отсутствую, нет таковых на Средне-Русской возвышенности, и деревни отстоят одна от другой так, что добежать за зимний световой день можно, но и замёрзнуть, пребывая "в здравом уме и твёрдой памяти" не так уж и сложно. Что, древняя песня о замерзающем ямщике не так уж и глупая? полностью правильная? И чтобы её слова исполнились на все сто процентов, то для этого нужно совсем немного: чтобы ты был ослабевшим от недоедания, и чтобы на тебе было минимум одежды, а кругом температура в минус 20 по Цельсию? и с ветром? Плюс трое детей и два года оккупации?
Психологический "этюд": сельские жители видели желание горожан получить как можно больше продуктов за свои вещи и проникались противоположной задачей: дать как можно меньше, что было, есть и будет впредь естественным желанием в занятии "купил/продал". В оккупацию – особенно. Противоположные устремления меновщиков порождали между сторонами тихую и стойкую "любовь" раз и навсегда! Сам факт, что к нему пришли с предложением менять – поднимал гонор сельского жителя до необыкновенной высоты, и тогда-то он, наш родной сельский житель оккупационных лет, кормилец и благодетель, мог диктовать.
Понимаю, что наши совместные рассуждения "наносят ущерб престижу советского народа военных лет". Но что делать? Рад забыть ненужные подробности из оккупации, но бес, скотина, требует их "опубликования"! Куда деться от прошлого? Может, хватит "выкидывать слова из песен"? Было? Было! Забыть? Примириться? Пожалуй, так и сделаю, но только с кого начинать?
