Текст книги "Прогулки с Бесом (СИ)"

Автор книги: Лев Сокольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 111 страниц)

И нашу келью не миновал делёж: в отгороженной части проживала тётушка, старшая сестра матери, удумавшая от налётов Люфтваффе спасться на картофельном поле невдалеке от стен монастыря. Родить идёю половина дела, или четверть, а довести рождённое до сознания масс, и чтобы массы приняли идею одного гения и "всем сердцем уверовали" с отказом от собственного соображения – талант нужен. У тётки он был.

В тёткиной половине постоем проживали двое солдат Вермахта, и проживание иностранцев под определение

"господское" не подходило. Негде было показывать "господство": туалет во дворе, а по воду ходили к водоразборной колонке за пару сотен метров от кельи. Тётушка квартирантов "фашистами" не называла.

Пояснения появились позже, а уверенности, что пришлые были поголовные фашисты у старушки нет и до сих пор, но знать о "фашистах" обязана. Подтасовка и "благая ложь во спасение".

– Даровитая девочка тогда знала, что немецкие солдаты фашисты, а твоя старая тётушка, что проживала в другой половине кельи, отсталая и тёмная, жила рядом с фашистами и не знала, кто они такие. Забавный расклад наблюдается: фашисты были рядом – аборигены не знали о фашистах, прошло шесть десятков лет – фашисты воскресли и превратились в "ужас прошлого".

У рассказчицы иначе: законные хозяева замерзали, и в одно время с ними "в остальных комнатах" мёрзли и "фашисты" Картина с распределением тепла выглядела так: комнаты, занятые солдатами отапливались, а комната уплотнённых советских людей представляла примитивную морозильную камеру. Далее страшнее:

– Мама иногда пыталась собрать на помойке очистки картофельные, но офицеры очистки выбрасывали в туалет, чтобы нам не доставались" – более страшного эпизода и придумать трудно! "Туалет", разумеется, находился во дворе. Сооружения на отправление физиологической нужды во все времена бытия вашего "сральнями" именовались, а настоящий туалет есть место, где человеку предоставляется масса удобств. Книги авторов известных миру в комнате, а "удобства во дворе" Может, с туалетов начать, а труды графа Льва Николаевича оставить на "потом"?

– Может, хватит доставать "сортирным" вопросом?

– "...меня дважды пытались застрелить потому, что я, голодная, просила поесть..." – пережить два ложных "расстрела" не всякий мужчина выдержит, а ей

"как с гуся вода"! Дети у отцов-матерей просят питания, а ты у кого просила питание? У врагов, и некому было объяснить ребёнку, что нельзя просить хлеб у врагов? И, как, давали враги что-нибудь, или вместо питания совали в лицо оружейный ствол? Шестилетней девочке автоматом в нос? Или "хотели застрелить", что воровала еду?

– Много недоговорила "страдалица"

– "Савецкая" натяжка всегда и во всём, "несокрушимая и легендарная", преданная "партейным установкам" Чем жить далее, если старые фальшивые установки приказали долго жить, а "преданность идеям революции" осталась?

– Только "звериный оскал фашизма" мог грозить оружием

шестилетней девочке!

– Кто пукнул оружием: "страдалица", редактор?

– Редактор. Все дети мира должны быть сыты, а если не так детей не следует выпускать в мир. И почему один голодный ребёнок смотрит в чужой жующий рот, ждёт и надеется на милость жрущего, а другой поднимает крик и требует питание, а не получив – начинает действовать? Почему молчишь, что лезла к столу с намерением схватить что-нибудь и убежать? Ври корреспонденту из молодых, авось, поверит, но мне врать не надо, сам оттуда. Понимаю, твой голод страшнее чужого.

– Слёзы о прошлых картофельных очистках следует понимать так: у немецких офицеров иных дел, как только отслеживать процесс чистки картошки подчинёнными, не было? К чёрту военные действия и всё, что творится на востоке, главное хорошо очищенный картофель! Работу по очистке картофеля враг-мужчина, что естественно, поручил захваченной женщине с выплатой награды за труд, чортова немецкая мораль в любой обстанове не позволяла оставлять работу без вознаграждения.

– На оснвании рассказов картошку чистили офицеры, потому-то и проиграли войну, а следовало заниматься прямыми обязанностями, но следить, как картофельные очистки окажутся в желудках аборигенов.

– Неувязка проглядывает, и коли была установка сверху на "уничтожение славян" – чего заботиться о засорении желудков пищевыми отходами? Пусть все и враз гинут, или один за другим с малыми интервалами!

– Это и была часть дьявольского плана по уничтожению коренного населения: уморить голодом! А картофельные очистки как-то могли продлить жизнь оккупированных "совецких" людей.

– Учтены и помянуты умершие от голода жители блокадного "ленинграда", а сколько умерло народу от голода на оккупированной территории данные не приводятся. Или у них нет права быть учтёнными, как блокадники?

– Нет. Обложенные врагом жители "ленинграда" продолжали оставаться "стойкими совецкими гражданами", а оккупированные теряли звание "савецкий человек" автоматически, и если до сего времени о умерших в блокаду свкрху призывают печалиться – оккупированных и умерших от голода не поминают.

– Вывод?

– Массовых голодных смертей оккупированных не было, но кто не позволял умирать привычное умолчание.

– "Чуть не застрелили..." – хотели застрелить – застрелили, кому спрашивать с солдат за смерть девочки из аборигенов? Убитой больше, меньше – что с того? Время-то военное...

Отчего враги не воспользовались "правом захватчика" и позволили домовладельцам жить рядом, почему не выгнали на улицу?

"Холод сытого не берёт" – вопрос героине репортажа:

– Как выжила, чем питалась два оккупационных года? Ни два дня, не две недели, а два года? Огородом при доме? Но огород нужно чем-то засеять и дождаться урожая, урожай за неделю не появлялся. Какие пищевые калории в огородной траве? Трава и есть трава, травою сыт не будешь... Вегетарианка? Кайся, чем добывала питание?

– Мерзкий, нехороший, "провокационный" вопрос, но и ответы не лучше: "не помню, не знаю..." с отводом глаз в сторону. Знает, помнит, но в камеру не сказала, стыдно... всему городу стыдно рассказывать, чем добывали скудное питание вчерашние "савецкие граждане", и только отчаянные храбрецы (атеисты, не иначе) отвечали:

– "Святым духом питалис!" – мать стирала солдатское бельё и получала за труд прокорм.

И мыло, проклятое мыло, без коего борьба с вошью превращалась в пустое занятие.

– Удивительное по живучести насекомое: нет вшей, не беспокоят, но подержите меня в недокорме пару месяцев – и паразиты появлятся как в сказке! Вшивое племя отравляло существование всем без учёта национальности, возраста и пола, национальная принадлежность вшей никого не трогала, оставалась суть "вшивая": насекомые кусались, и паразитов следовало убивать доступными способами. Оккупированные женщины шли на стирку

вражеского белья с тайной, понятной, святой и праведной мыслью: "кое-что из немецкого мыла и себе выгодаю"

Тарифов и расценок на стирку не существовало, но за всякий труд у немцев принято платить и до сего времени.

Матушка была поставлена перед выбором: "дедовы охоты на ворон, или стирать бельё оккупантам"

Равнялась стирка вражеского белья измене родине ни в одном художественном произведении послевоенного времени ни сказано.

– Принимать участие в избавлении врагов от паразитов есть тяжалейший и непростительный вид коллаборационизма.

В массе враги были христианами и чтили новозаветную заповедь "труждающийся достоин пропитания"

– Их следует на выучку к нашим работодателям пригласить, те бы в кратчайшее время избавили от христианской дури "труждающийся достоин пропитания".

Откажись оккупированные женщины стирать вражеское бельё – где брать мыло на борьбу с собственными вшами, а повторись старьё в новое время – устояли новые русские, не повторили падения "савецких"?

– Мечтаешь о проверке?

– Мои мечты на международной обстановке не отразятся, не скажутся, обстановка без меня управится. Ныне житие нормальное, но как поведёт себя народ, лишившись благ цивилизации, как будет выглядеть повтор пещерного времени? Просторная темя фантастам.

– Не любят бывшие "савецкие" люди вопросы о прошлом, когда ответ только из списка "провокационных" Неважно, что провоцировать, важно не задевать ваши промахи.

Ты, будучи до глупости откровенным, заявлял о работе отца на врагов, что де батюшка в коллаборационистах ходил, но что за порода "коллаборационист" не знал.

– Длинное слово, мудрёное... А, вдруг матерное!?

– Первый помощник врагам был француз Кола Брюньон, от него название идёт, второй коллаборационист твой отец.

– Похоже, у всех потомков коллаборационистов одинаковая бухгалтерия: первый Кола Брюньон – второй – батюшка.

– Вражеские пособники не видели себя "в строю со всем савецким народом", сотрудничали с пришлыми и помалкивали. Из кого плакальщица выжимала слезу спустя пять десятков лет после оккупации?

– А что могла сказать затурканная савецкими стандартами женщина, если от рождения над ней висела совецкая установка "древний немец иным быть не может, но только врагом!" – времена меняются, а старьё остаётся неизменным. Враг не может быть иным, на то и враг, и сдать позиции значит "предать память о прошлом"

– Какое-то намыленное сочетание "предать память о прошлом", в прошлом много чего было. Эмоции, а как "предать память о прошлом", техника предательства, с чего начинать, кого предавать?

– Ай, приготовился?

– Нет, простое любопытство. Что и кому ныне можно предать-продать? "Предать" и "продать" одинаковы по смыслу?

– "Предать" можно по глупости и даром, а "продать" только за наличность. Бытовое предательство памяти вторая женитьба, или замужество.

– Интересная тема предательства, вечная обширная. Как один маленький человек, букашка, ничто в масштабах страны, может предать громадную маманю родину?

– Один предать не может, а когда единицы в миллионы объединяются картина иная. Если миллиону граждан предложить: "голодная смерть, или служение врагам?" – сколько наложат на себя руки, но устоят и не получат звание "кллаборант", лягут и помрут голодной смертью?

– Ну, пяток, десяток... может, сотня...

– Ни одного!

– Почему?

– Не даст умереть соображение; "вон, сосед врагам служит, работает, паёк получает, ничего, жив, а мне за какой хер умирать"? Вопрос о пропитании оккупированных при внимательном рассмотрение даёт ужасный ответ: "надо понимать, что в первое бедственное оккупационное время неизвестной продолжительности, плакальщица питалась вороньим бульоном, но со временем обстановка с питанием улучшилась. Откуда, в каком виде явилось улучшение, что думать? Оккупанты не давали захваченным "савецким" людям умереть и позволяли заработать на скудное пропитание? Вражеские прислужники понятны, "элита оккупационного времени, за корку хлеба родину продавали", но как выживали убеждённые, стойкие совецкие люди, "всем сердцем ненавидевшие врагов", каким пропитанием плоть поддерживали?

– Представь ситуацию: один голодный рыщет в поисках корма, а тысячи сытых рядом о презренной пище не думают. Вопрос: тысячи сытых, приняв сигнал голодного, отзовутся милостью?

– Мать говорила: "сытый голодного не разумеет"

– Меняем позиции: миллионы думают, как прокормиться, а тысячам заботы миллионов видятся пустыми. И оккупантов не волновали заботы о пропитании оккупированных, но атмосфера, коей дышали, была густо насыщена заботами аборигенов о пище. Какой нужно быть сволочью, чтобы равнодушно пропускать мимо чужие сигналы голода и не потерять собственный аппетит?

– Нехорошие вопросы выпускаем, "совецкий" человек и голодный обязан оставаться "савецким", а бедствия и лишения, кои валились в избытке "закаляли и делали стойким в борьбе с врагами!" – такой была "красная нить" интервью.

– Не любят соотечественники уточнений деталей прошлого, заносит в сторону до полного схода с катушек.

Умение (талант) мгновенно входить в "священный и праведный гнев" особый дар на границе с артистизмом.

Автомобили характеризуются "время разгона до скорости в сто километров", а в тебе другое: как скоро приступаешь к любимому занятию орать, получив в лоб неприятный вопрос.

Когда мирная беседа загоняет в тупик и цена аргументам равна грошу ("крыть нечем") – входите в транс, рвёте до пупа рубаху и выражаете искусственный гнев криком.

Кому-то мой гнев кажется фальшивым, а мне настоящий, натуральный, праведный, обоснованный, необходимый и упреждающий:

– Соглашайся, а не то хуже будет! – кому хуже пояснений не даю.

После вспышки моего гнева никому и ничего не только возражать, но и думать не следует. Крик мощное оружие, крик сбивает правильный ход мыслей в головах врагов, вот почему и орут наши командиры. Крик основа правления, стержень и вертикаль, ибо только крик способен держать в подчинённых в священном страхе. Театральный гнев позволяет быть неуправляемым, и кто первым в споре захватывает "окоп гнева" – тот и побеждает. Сошедшему с катушек и орущему в припадке искусственного гнева совецкому человеку дозволено всё!

– Истерику лечат нашатырём под нос, или кулаком туда же. Хороший удар надёжнее нашатыря приводит гневливого в чувство и наивысшая степень гнева испаряется и выходит вместе с извинениями. Но всё в прошлом.

– Что будут выкладывать телерепортёры о старой войне, чем кормиться, когда последние "вспоминатели" нашей серии уйдут в мир иной, кто повторит воспоминание о вороньем бульоне глубокой осенью сорок первого? Сколько миллионов оккупированных дозволили душам расстаться с телами от голода и болезней, но не пошли на услужение врагам? И сколько миллионов, чтобы удержать души в телах, пошли служить врагам? – ау, исследователи, где вы?

– Вопрос-удивление "в чём душа держится" старый со спорной датой рождения:

– Вопрос появился после Гражданской, в бескормицу.

– Бескормица после гражданской милость, вот в оккупацию лиха натерпелись! – третьи не согласные с первыми, вторыми и выдают своё:

– В блокаду настоящая голодуха была...

Глава 11.

Справка из прошлого,

– Корявое название, все справки всегда только из прошлог, справки из будущего выдают профессиональные гадалки.

– Хоть ты и бес со многими дипломами, а не понимаешь: справку о прошлом получают в настоящем времени.

– Отодвинь прошлое на время и отправляйся за справкой о пребывании «на территории, временно занятой врагами». В справке укажут срок пребывания в оккупации: два года.

– Поверхностное знакомство с чужим миром на двухлетнем сроке не кончилось, но продлилось на год и три месяца за пограничными столбами страны советов, в Польше.

В вежливой форме в Справке помянут твоё не совсем совецкое прошлое, кое к настоящему времени находится на расстоянии в половину века.

– Переживаний сорта "не совецкий человек" не было, от младости савецкое проходило мимо монастырских стен из старого кирпича, не касалось обитателей. Война, лагерная заграница, конец войны, ссылка отца на Урал (Южный) не окрашивалось красным цветом.

– Не, ссылка, командировка... Забегаем...

В жаре проходило начало мая одна тысяча девятьсот девяносто беспамятного года, страна билась спинами об реформы, позволяя гражданам не чаще раза в неделю задавать вопрос окружающему пространству:

– Как жить дальше? – заявить "вопрос разрушал бодрость заявителей до основания" не можем, "как жить дальше" подпиралось другим вопросом:

– Ай, впервой?

– Не у всех в "лихие девяностые" бодрость духа опускалась до нуля, образцами стойкости выступили тренированные военными невзгодами малолетки, а на время расчётов с прошлым – пенсионеры с лозунгом:

– Видели и хуже, не привыкать!

Побывавших в оккупации в сороковые – в девяностые жили без вопросов и сомнений, и не знали, что принимают участие в процессе выживания.

– Вот оно, ваше великое, опорное, стойкое и несокрушимое "за битого двух не битых лают"!

– Чему удивляться? Вдохновляли слова песни савецкого кино "везде нужна сноровка, закалка, тренировка", не хочешь жить – ложись и умирай, ложки подешевеют.

Кому и как низко перестроечные реформы снизили уровень сознания – не берусь судить, но что мой уровень снизился, как ныне модно выражаться "ниже плинтуса" – наверное.

Как мог видеть себя в строб савецких людей, если слушал из-за бугра вражеские голоса и дивился:

– Ну, собаки, откуда обо мне знают!? Сам о себе ничего, а они – нате вам!

Справка от органов являлась основным документом с гарантированной оплатой иноземной валютой. Это ж надо, а!? Не свои деревянные, а иностранные, с ума сойти!

Никто из претендующих не знал стоимость справки, и, как всегда вопрос рождал ответы:

– Слух прокатился, будто кто меньше нашего от войны натерпелся, вот уже полсотни лет марки получают, так что нам прилично отвалят своих деньжат.

– Посмотрим...

В учреждении, оберегавшем отечество от тайных и явных врагов, приняли вежливо, тихо, и без лишних вопросов выслушали просьбу о выдаче справки. Беседа длилась не дольше минуты, и тогда подумал: "почему только одно учреждение в отечестве аккуратно и чётко работает, почему не все!?"

На другой день в назначенное время с точностью до минуты, вошёл в приёмную комнату строгого учреждения, и ровно через три минуты вышел оттуда со сложенной пополам справкой в нагрудном кармане рубашки. Скромный и деловой документ гласил:

"Настоящая справка выдана такому-то и о том, что он с ......месяца сорок первого по июнь сорок третьего года проживал на временно оккупированной территории. В июле этого года был насильственно вывезен оккупационными властями в Польшу".

Всего, что происходило на занятой врагами территории справка, размером не более половины листа школьной тетради, не могла вместить, и это ещё одна причина написания повести с запомнившимися деталями.

Какая нужда указывать в справке подробности полувековой давности? Катили за рубежи отечества в последних числах июля сорок третьего всем семейством, Справка не ту дату отобразила... И семейство укатило не совсем насильно, а наполовину.

Справка являлась первым шагом примирения неизвестно с кем и без перечня преступлений, кои предлагалось забыть.

Документ, как и место рождения, блистал лаконичностью:

МИНИСТЕРСТВО БЕЗОПАСНОСТИ

РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ.

У П Р А В Л Е Н И Е

ПО ............. ОБЛАСТИ...

под «шапкой» шло изложение причин и оснований, по коим закордонные правопреемники прежних возмутителей Европы готовы выплатить компенсацию за причинённые неудобства в давние времена. Компенсация заграничная, как и прежде «за линией фронта», мысль: «это ж надо, заграница задолжала! Жил-поживал, не вспоминал прошлое, и прошлое меня не трогало – и, вот вам, нате, должники нашли меня! Обычно кредиторы ищут должников, а тут наоборот! Так интересно...»

– Совсем, как у Екклесиаста: "время делать долги, время отдавать их..."

– Просторен Екклесиаст, но долги-компенсации не упоминает. О камнях разговор есть, а о долгах не встречал "Время собирать камни, время кидаться камнями, время, выдавать Ложь за правду, время догола раздевать брехливую тётю"

Справка ставила точку в древних отношениях с врагами, кои против желания и "в силу исторически сложившихся причин" возникли в июне сорок первого года.

Предстоящая компенсация в иноземной валюте выставила вопрос: "приму компенсацию – теряю право поминать оккупантов недобрым словом за присутствие в городе и чем продолжилось присутствие, откажусь принимать иноземную валюту неизвестного размера – оставляю за собой право крыть оккупантов нехорошими словами" – как совместить марки и свободу рассказывать о прошлом не представлял.

Лоскуток бумаги с текстом давал место в обществе обиженных Германией в известные времена и позволял претендовать на получение компенсации.

Как высоко стояли мои претензии на иноземные марки – не имел представления, довольствовался отеческим "им виднее кому и что выплачивать" "Имы" милые и дорогие "имы" будьте вы прокляты до четырнадцатого колена!

– Проклинать разрешено до седьмого. Не ври о претензиях, не было претензий, ни больших, ни средних, а малые претензии были вместо кислорода, дышали малыми претензиями и не задыхались. Претензия ниже средней появилась после получения справки Конторы Глубокого Бурения.

– Так и было, после визита в самое серьёзное заведение в государстве воспоминания повалили косяком с требованием фиксировать на бумаге. Как получится, без претензий.

"Интересно раскладывается пасьянс "Компенсация": пятьдесят лет тишины, сытые "кому нести" верха не позволяют бывшим рабам с востока получить заработанное у врагов – и, вот вам, снизошли, дожил до компенсации, осталось выполнить команду "распишитесь и получите... или "получите и распишитесь? За работу на Рейх немцы приготовились поддержать савецких работников валютой, а меня за что баловать марками? Малолетние не создавали материальные ценности Рейху"

– Создавали, в списки не попал, пропустили, проглядели. Кого пытаешься обмануть? Воспоминания ни на секунду не покидали долгосрочную память, не забывались-стирались, всегда при тебе.

Радовали и вдохновляли: "отработавший своё зуб удалить можно, а как быть с двумя годами оккупации плюс год и три месяца пребывания в лагере польского города Люблина? Это не зуб, факт пребывания в лагере удалить из биографии не получается. Возьми черти оккупацию, но куда Польшу прятать, она опора и козырь в претензиях на чужую валюту" – не был уверен, что год пребывания в лагере рядом с "Кобет Майданек пекло" достоин оценки немецкими марками.

Без справки от органов жил спокойным гражданином с желаниями и намерениями унести в мир иной личное прошлое без оглашения деталей, но, как кусок бумаги в пол-листа с названием "справка" подвиг на выяснение ненужных деталей не могу ответить. Хотя, почему не могу? Разве товарищ, что сидит во мне, не мог приложить лапу?

– Сколько напоминать: нет у меня лап! Мог получить марки со скорбным видом, как очень пострадавший? Мог! Тогда чего было рот открывать?

Волновал размер суммы, кою правопреемники далёких работодателей собирались выплатить трудившимся на благо Рейха рабам с востока, память о причинённых неудобствах военного времени терялась в перспективе. Какому сорту пострадавших и сколько выплатят, кому откажут – поселившиеся в соответствующих частях сознания вопросы волновали и лишали покоя, и общее состояние напоминало прежние налёты двух разных авиаций с одинаковыми намерениями: накрыть бомбой.

– Прилетят, мимо пройдут, останусь жить, закопают без домовины? Время трудное, гроб роскошь, а так закрыли старой простынкой – и принимай Земля раба божьего имя рек!

Буду счастлив от общения с чужой валютой, или скажут "от борта"? – в день похода за справкой пёрла смесь далёкого прошлого и настоящего.

Невзрачная справка выражала силу и мощь с попутным разъяснением исторических фактов: органы чётко, без двойных смыслов, заявляли в документе о временном пребывании врагов на оккупированной территории.

– Потом, когда армия страны саветов опомнилась и разъяснила пришлым, что оккупировать территорию и на короткое время не следовало, а вначале о сроках пребывания оккупантов на вашей земле речь не велась. Помнишь?

– Помню! Не следует думать, что России грозило длительное пребывание врагов на её территории, нет!

Враги пребывали временно, но отчего чужое и короткое пребывание на нашей территории шесть десятков лет отмечается "торжественными мероприятиями" никто объяснить не может.

– Может, но не хочет, не всякие объяснения полезны государствам. Ваши "мероприятия" неиссякаемый источник торжеств без границ, постоянно изобретаете "новинки", не забываете менять и дополнять существующие нелепицы. Пребывание захватчиков на вашей земле было временным, но память о пребывании оставили на сотню лет, не меньше. Ваше пребывание в стране побеждённых врагов длилось долго, с большими тратами и с тайною мечтой пребывать в стране побеждённых вечные времена.

Древние предки твои порядочными были, а местами настоящими рыцарями смотрелись: принудили Бонапарту исполнить на бис музыкальный вопрос "Зачем я шёл к тебе Россия?", въехали в Париж на хвосте доблестной наполеоновской гвардии, подивились "хранцускому житию", удивили Париж собою – на том и остановились:

– Будя, погуляли, пора домой оглобли поворачивать. Чего в Европе-то делать? – последующие вои оказались ниже сортом, оттого в побеждённой Германии столько и сидели. Чего ждали?

– В самом деле, какие яйца столько лет высиживала доблестная группа савецких войск в Германии, кого и от чего защищала? Войны-то нет. Или предвиделась таковая, и если да – чего ждали, почему не упредили? Не были уверены, что смогут набить морду вчерашним союзникам?

– Не было сумасшедших заявлявших "страна саветов мечтает оттяпать у побеждённых кусок территории на вечные времена"

– Сколько уйдёт лет на зарастание военных ран полученных в чужих краях?

– Много, но если получить новые – старые болячки забываются. Многие ныне помнят восточную "аванти"?

– Что за "аванти"?

– Авантюра в Афгане. На какой год высокие собиратели империй отрезвели от "грузов двести" в "ограниченном контингенте"?

Почему "ограниченный контингентом", если солдатики гибли без ограничений, чего ограничивались, на сколько боевых голов разнился ограниченный контингент от не ограниченного, если производство трупов не сокращалось?

– на выкладывание таких вопросов смельчаков в "стране саветов" не находилось.

– О чём крик? Не все влезли в чужую страну, частью, какие претензии!? Мы ограничились!

Глава одиннадцатая.

Вселение беса.

Заявление «время лечит» в списке «неоспоримых», принимается без возражений.

Сдать назад на расстояние полувека, получить справку в органах о переходе границы "страны саветов в грозное военное время" не по собственному желанию походило на тату неприличного содержания на лбу лысого, а пролежав без дела в архивах Конторы Глубокого Бурения бумажня справка превратилась в денежный документ неизвестной цены.

– В своё время такая справка компроматом выглядела, меняются времена и позорная Справка оценивается иноземной валютой.

– И виной тому ваше "былое быльём поросло"

К тому времени стараниями отеческого и забугорного кинематографа уяснил истину: "любой компромат стоит денег, а какой валютой оценят документ о недостойных делах в прошлом не важно. Грошовых компроматов не бывает, всякий компромат оценивается в большее"

Справка о пребывании за кордоном выделяла владельцев из ряда обычных граждан и давала надежду на получение материального удовлетворения от наследников тех, кто когда-то держал "справочников" в лагере.

– "Требовать" неверно сказано, требовать не получалось прежде, не требуете сейчас и не стоит рассчитывать на будущее. Довольствоваться тем, что дают – да, но чтобы требовать – нет и нет, выше "нижайше прошу" вам никогда не подняться.

Сегодня "нижайше прошу" в разрешительных бумагах не поминают, "нижайше прошу" присутствуют молча.

Мои иностранные лагерные держатели, давно ушедшие в мир иной, не вызывали гнева и ярости, а лелеять в душе злобу на прошлых врагов "за компанию со всем народом" почему-то не получалось. Не вызывали праведного гнева прошлые враги по причине:

а) худого от врагов не видел (бомбёжки не в счёт, вид тренировки),

б) по времени далеко находились.

Что разглядывать худое в чужой древности, когда своя новь на порядок пакостнее, и когда доходит до сравнения со своими иноземцы выглядят наивными дурачками?

Кроме заведённых органами на возвратившихся из-за кордона совецких граждан никаких иных бумаг "Фонд примирения и обогащения" не принимал:

– Единственный документ, подтверждающий ваше, далёкое от совецкого, прошлое – справка от Конторы Глубокого Бурения – упорство Фонда явилось причиной многих обид от граждан на неизвестно кого. Ещё бы: гражданам, вольно, или не совсем так, пересекшим государственную границу страны советов туда и обратно в грозные военные годы в будущем грозила прибавка к пенсии, если претендующие на пенсионную исключительность могут подтвердить факт перемещения за пограничные столбы страны советов. Прибавка обещала быть приятной и волнения имели под собой почву.

Граждане, владевшие стандартным набором страданий времён оккупации, но без козырного туза "пересечение границы страны советов за кордон и обратно, возмечтали пострадать по полной программе и совратились:

– Подтверди, что немцы угоняли меня из дома родного, в долгу не останусь, за мной не пропадёт! – вещал сосед соседу за доброй выпивкой в тревожные дни грядущих увеличений пенсий. Набирала обороты любимая и понятная отечественная поговорка "рука руку моет и обе чистые". Такие наши "омовения", как правило, всегда направлены во вред государству.

– Дорогой соавтор, дай разъяснение: от многих очевидцев слышал, что враги, отступая, выгоняли жителей сёл и деревень и гнали на запад. Что в этом было?

– Есть два толкования тогдашним вражьим действиям, излагай любой, а если не окончательно обленился – настучи оба. Читающий волен выбирать убедительное. Первый:

– Achtung, ваше село находится в направлении главного удара наших противников, и в предстоящих боях могут быть жертвы среди мирного населения, а потому командование настоятельно рекомендует оставить населённый пункт! – второй вариант противоположен первому: из угоняемых враги создавали "живой щит"

– Враги шли уничтожать славян, о каком гуманизме речь, какие предупреждения!?

– Остаётся "живой щит", он и рыл окопы врагам.

Какой процент граждан, побывавших под пятой врага в дни выхода на социальную защиту, какими картинами разглядывал прошлое нам неизвестно, но одну, расписанную сожалениями, оглашаем:

– Чего от поездки в Германию отказался, чего прятался, трясся? А всё родня, она воем "куда несёт нелёгкая, не лезь на рожон!" малину изгадила! Вон, сосед работал в Германии, целым и невредимым вернулся... Нормальный мужик, не пьёт в глухую, немецкий язык знает. Не валял дурака, не прятался по чердакам, не слушал родственного воя, да прокатился в эту чёртову Германию да на мир посмотрел, глядишь, и мне, как соседу, сегодня пенсию больше платили! Да ещё и марок подбросили" – сожаления о прошлых страхах от угона в неволю плавно перетекали в разговоры иного сорта:

– За что им пенсии добавили!? – вопрошал не до конца и не полностью пострадавший соотечественник – бегали-бегали с немцами, а теперь большие пенсии подавай! – чёртовы немецкие гуманисты, как однажды раскололи на части крепкое совецкое общество – так до сих пор и занимаются расколом, нет на них управы! Всё им мало, они и через пятьдесят лет после поражения ухитрились "в прочной и надёжной среде бывших советских людей" смуту посеять, "немецкая зараза" продолжает зловредную деятельность в умах бывших совецких людей! Знай оккупированные какие пенсии в будущем станут получать граждане, пересекавшие границу в вашу сторону к чему пришли?