Текст книги "Прогулки с Бесом (СИ)"

Автор книги: Лев Сокольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 111 страниц)

Вмешалась медицина. Уголовные дела, что произрастали в отечестве нашем на бытовой почве, как правило, без медицины не обходились. Крайне грубые, дикие и отсталые члены "советского общества" резали "мягкие ткани" – медицина порезы зашивала, зашив – "производила запись о проделанной работе", записав – уведомляла "органы" о резаном и колотом. Простая схема, проще не бывало.

К написанному медициной документу, "органы охраны порядка" добавляли замечания – рождалось "дело". Таким образом, сами того не желая, работники медицины, помогая страдающим, оказывались первыми у истоков уголовных дел. Акушеры, повивальные бабки. Конец цикла.

Ныне наблюдается явный прогресс: на экранах дурацких ящиков в сомнительных фильмах показывают операции по удалению инородных тел из тел героев и не совсем таковых. Что-то схожее с подпольным (без регистрации) лечением гонореи у высокого начальника.

В медицине, как и в юриспруденции, всё должно быть точно описано. Тогдашняя рана в "истории болезни" пострадавшей поминалась, как "колото-резаная". Почему рана попала в протокол под двойной фамилией – милиция не дала объяснений. Если бы рана упоминалась в милицейских документах как "колотая", то её можно было квалифицировать, как "неосторожное обращение с колющими предметами", и "возбуждение уголовного дела" пролетело бы над головой коллеги. В таком случае и я бы никогда не "вдохнул воздух судебных заседаний" и не выступил в благородной роли "общественного защитника".

Перед коллегой по работе маячил реальный срок заключения по статьям:

а) "изготовление холодного оружия",

б) "применение оного из хулиганских побуждений в состоянии алкогольного опьянения". Последний параграф был "отягчающим вину обстоятельством": в стране на то время возвышался "пик борьбы с бытовым пьянством" На борьбу с пьянством на производстве сил у страны уже не оставалось.

Следствие было пустяковым, "дознание по делу" коротким потому, что никто и ничего не скрывал. Налицо была унылая "бытовуха" и материала на телевизионный сериал, кои только входили в моду, явно не хватало. "Справедливую Судейскую" машину на явно слабое "дело" можно было вообще не запускать, а "дело" "спустить на тормозах": ко времени, когда товарищу пришла очередь "держать ответ за содеянное", обиженная супруга простила ему дурное обращение с её телом. Почему простила? Или потому, что рана телесная была не столь глубокой, чтобы основательно портить супругу биографию, или у неё были другие соображения, но семейные отношения к началу процесса пребывали в стадии "полного замирения". И супруг вступил в "полосу стойкой ремиссии" на выпивку, как сказал бы человек с медицинским образованием любой степени.

К тому моменту на филейной части тела супруги в районе "четвёртого верхнего квадранта левой ягодицы" остался пустяковый след размером всего в два операционных шва. Каких размеров остался след в душе супруги и как долго он "бередил душу" – такие ненужности милицейские протоколы прошлого не отражали. Делают такое ныне?

Результатом переживаний супруги был отказ от "судебного преследования" своей второй половины. Это было чисто женское решение: своя жена не должна сажать собственного мужа!

Дело шло к "замятию", и оно бы успешно замялось, но в нём продолжал торчать проклятый нож отличной стали! Вынуть его из дела, в отличие от других мест, не представлялось возможным. Эх, почему бы вместо ножа на тот момент не оказаться обычной вилке!? "Вопиющий факт" никак нельзя было отпустить без суда, даже и при "обоюдном согласии сторон" не судиться! "Телесные повреждения на бытовой почве с применением холодного оружия" (кухонный нож) явно не хотели проходить бесследно.

Но были и плюсы в том времени: "оступившимся на бытовой почве товарищам", организации, в коих "поскользнувшиеся" совершали "трудовые подвиги", руководство выделяло из среды самих трудящихся "общественных" защитников.

Точного определения "общественному защитнику" не знаю, поэтому выскажу собственное и упрощённое понимание роли "общественного", кое и до сего дня неизменно: "сегодня – я, завтра – ты". Ещё в таких случаях принято вспоминать о том, что не следует забывать о "суме и тюрьме". Поговорка "рука руку моет – и обе чистые" нас не касалась, она вращалась в "высших эшелонах власти", а в "нижние слои граждан" не опускалась даже в состоянии сильнейшего опьянения.

А тогда из "дружного рабочего коллектива, активно переживавшего за судьбу "оскользнувшегося" товарища", в "общественные" защитники добровольно и по желанию почему-то никто не рвался. Сопереживать и "выражать сочувствие" вроде "сегодня – ты, завтра – я" – пожалуйста, принимай, не жалко, этого добра с превеликим нашим удовольствием сделаем, сколь угодно натурально и убедительно, но чтобы самим рваться в судилище, да неизвестно во что влезать – нет, увольте! Не простое это дело – быть "общественным" защитником!

Та-а-ак! Хорошо! "Не хотите добровольно – заставим!" – и, как заведено у нас – руководство цеха "проявило волю", жертвой которой почему-то оказался я:

– Коллектив поручает тебе быть общественным защитником в суде – огласил начальник с кривой ухмылкой "решение коллектива". Врал начальник, он всегда врал, и не сомневался, что врёт:

– Интересное дело! Никогда и никого не защищал, какой из меня "защитник"!? – перешел я в оборону.

– Общественный – сразил шеф, не задумываясь и секунды – что ты "нулевой" и вообще никакой – это понятно. Но кого посылать? – продолжал начальник – да ты особо не волнуйся, его будет профессионал защищать, а ты – так, сбоку. От "общества". Что-нибудь хорошее о нём скажешь. Всё же вместе работаете и водку пьёте... Не я "общественных" придумал, так что деваться тебе некуда.

– Что могу сказать!?

– Не знаю, не знаю. Подумай. Пьёте вместе? – это был второй испытательный вопрос шефа с обязательным ответом.

– Знал, командир: подчинённые на провокации о выпивке на производстве не отвечают, но гнул своё. Зачем?

– Не сбивай: "ответ на вопрос задерживался, шеф внимательно уставился на подчинённого и ждал...Внешний вид говорил о слабости характера подчинённого, но начальник ошибся: вызванный смотрел в сторону и молчал, как "партизан на допросе". Поскольку допрос был не настоящий – подчинённый выбрал паузу в воспитательной речи начальника и задал свой вопрос:

– Кто будет отвечать, если ляпну в высоком суде лишнее и не по теме?

– Ты и будешь, кому ещё? Других общественных защитников не будет.

Что мог придумать? За что такая напасть? Почему попал в защитники? Почему не мастер? У него язык лучше моего "подвешен", вот его бы и нужно было отправить защищать "бытового дебошира и пьяницу, но дисциплинированного товарища на работе"?

А, понятно! Подвергся наказанию ролью "общественного защитника" по причине: за время работы ни разу не был "уличен в распитии спиртных напитков на производстве", и сей факт говорил начальству о многом: "или мужик настолько умён и хитёр, что так умело маскировался, "талантливо прятал свою алкогольную сущность", или вообще не пил на производстве. За кого меня принял начальник цеха, назначая на роль "общественного" – этого до сих пор так и не понял.

Куда деваться? "Спорить с начальством – мочиться против ветра: брызги на самого полетят!" Старая формула, она "никогда не теряла актуальности", мы её хорошо знаем до настоящего времени. И всё же, какую речь подготовить? Что сказать, что промямлить в "защиту осуждаемого"? – вспомнились годы учёбы в школе и состояние перед экзаменами: зачем устраивать в голове кашу из экзаменационных билетов, если голова – одна, а билетов – уйма! И все умные, серьёзные, а стало быть, и трудные для ответов. Да и какие могут быть билеты, когда на улице весна!? Любые экзаменационные билеты в самую прекрасную пору года – преступление перед подрастающим поколением! Ценным билетом мог быть только билет в местный клуб, где идёт очередной трофейный фильм! Только в таком билете содержится истинный смысл жизни и радость бытия! И если зимой, в самый разгар "сезона обучения", талантливые преподаватели в классе ничего не смогли вложить в мою голову из того, чем сами были богаты, так что смогу "вспомнить", держа в руке экзаменационный билет!? Если "кладовая памяти" пуста, то, как не скреби "по сусекам", а на "колобок", хотя бы в "троечку", ничего не наскребёшь.

Это нашего мастера, крайне злоязыкую личность, нужно было посылать "общественным защитником", а не меня! Он, во-первых, мастер; второе его преимущество: он был старше меня на два года. Необыкновенно ядовитый на язык человек и большой специалист по "вывертам". Что такое "выверты"? А это когда все видят события, "как надо" и "под прямым углом", но объяснить увиденное не могут, тогда появляется наш мастер и всё объясняет. Мастер мог убедительно и без труда доказать всем остальным, что угол, в который загнаны жизнью граждане, на самом деле "кривой"! Сколько было "злостных искажателей прямых углов советской действительности" – такими подсчётами никто не занимался.

– Сменил профессию? Поменял? В адвокаты подался? Теперь тебя не увидим? – начал мастер. У него была привычка: когда приступал к словесному издевательству над собеседником, то его правый глаз почему-то наполовину прикрывался. Или это был особого вида тик?

– И ты туда! Давай, бей! Посмотри внимательно: какой из меня адвокат? Просился в "общественные"? Нет, такое "адвокатство" нужно мне, как зубы в заднице! – медленно "заводился" я. Злился-то на начальника цеха, сделавшего меня "адвокатом", а злость выливал на мастера. Всё, как у всех.

– Не скажи! Зубы в заднице всегда нужны.

– Интересно, для чего же?

– Ошибся начальник, ни того "общественным" выбрал... плохой из тебя защитник, провалишь дело... Чую, проиграешь процесс и упекут бедолагу – мастер помянул подзащитного – на Колыму! Туго, туго соображаешь: в жопе зубы чтобы хватать блага ртом и задом! Так больше получается. Не грусти: как и что скажешь в предстоящем судилище – не имеет а-аб-солютно никакого значения! Или веришь в судебную туфту? Наивный человек: забыл, чья туфта? Наша она, отечественная! Давай анекдот расскажу? В "тему" – согласился и "развесил уши".

Есть анекдоты, прелесть которых заключена в интонациях при рассказе. Анекдот, что тогда рассказал мастер, был древним, "бородатым", но прелестным и вечно живым из-за "тональности":

– "В период "расцвета социализма" идёт судебное заседание, судят молодую кассиршу-растратчицу. Это было во времена, когда только молодые кассирши магазинов получали срока на отсидку за растрату "народных" денег. Таких хватало. Платить хорошему адвокату растратчица не может, откуда у неё деньги? А "закон о защите" требовал её защищать, но не известным и дорогим адвокатом, разумеется, а кем-нибудь из "начинающих". Таким и был молодой адвокат с "лицом кавказской национальности". Грузин.

Что можно сказать в пользу молодой растратчицы государственных, казённых, денег? "На чём "строить линию защиты", как выражаются адвокаты? Какими речами "отвести от её головы карающий меч правосудия"? Пусто, ничего нет, нечем её прикрыть. И не юристу было понятно: проигрышное дело подсунули молодому адвокату "с лицом кавказской национальности". И когда адвокат получил слово в защиту подопечной, то начал так:

– "Уажаеми граждани суди! Ви пасматрель будим на мой падзащитни! Харашо пасматри! Нет, какой красиви деушка! Слова нет! Падсудими пакажи рук! рук пакажи! – девица, выполняя указания "спасителя", оголила руку настолько, насколько позволяла одежда:

– Нет, ви пасматри, какой эта красиви рук! Слов нет, какой красиви рук! Такой рук не можит браль гасударствений деньга! Падсудими, пакажи груд, груд пакажи! – "нагревался" адвокат. Команду на открытие груди девица выполнила быстро и без смущения. Грудь и в правду была правильной, объёмистой и, следовательно, красивой:

– ви пасматри на это груд! Вах, какой эта груд! Слов нет, какой красиви груд! Падсудими, пакажи ног, ног пакажи! – девица не заставляла себя ждать: обнажённая нога, прекрасная, как и прочие продемонстрированные части тела, была основным "доводом" в "состязательности защиты и обвинения":

– Нет, ви пасматрель на это ног! Вах, слова нет! Такой красиви ног не можит пайди по приступни дарога! Я кончиль!

Судья:

– Я – тоже...

Отравляя сознание подчинённому анекдотом из мира судейских – мастер имел намерение разрушить мою начинающуюся карьеру "общественного защитника"? Испортить дебют? И до сего дня, а прошло тридцать лет, не могу придти к однозначному ответу: человек имел желание взбодрить и вдохновить анекдотом, или провалить и опозорить принародно? Как идти на судебное заседание с отравленным сознанием? Если бы заседание не завтра, с утра, а через неделю – анекдот потерял бы свежесть и имел воздействия на смешливость мою. Не будет ли завтра в суде филиал театра "Комедии и сатиры", где в главной роли "спасителя" подсудимого выступит не профессионал, а далёкий от судейского мира, человек?

Чутьё не обмануло: веселье, как и ожидал, началось с момента, когда участников "процесса" пригласили в зал судебного заседания.

Началось с того, что меня, "общественного защитника", подсудимого и "жертву семейного произвола" усадили рядышком на одну скамью. Такое размещение развеселило, но чуть-чуть: "если на одну лавку посадили – ничего страшного в финале не будет... Товарищ отделается мелочью" – но каким будет размер "мелочи" – не догадывался.

Скамья была настоящей "скамьёй подсудимых": длиною метра в четыре и ширины, позволявшей задам любого размера покоиться без неудобств.

Большим и указательным пальцем правой руки произвёл замер толщины лавки и порадовался:

– "Толстая... шестидесятка..." – мысленно перевёл толщину лавочной доски из сантиметров в миллиметры – "такая выдержит тяжесть любого преступления, а не то, что "колото-резаную рану в четвёртом верхнем квадранте правой ягодицы" пострадавшей".Изделие было окрашено масляной краской цвета "сурик".

И тогда подумал, что "процесс" закончится не иначе, как полюбовно: с чего бы это вдруг усадили истца и ответчика рядом? Они никак не походили на тяжущиеся стороны, они скорее были похожи на людей, встретившихся после долгой разлуки, и "общественный" в моём лице между ними был явно лишним. Хватило бы и одного профессионального защитника, но тот почему-то сидел в сторонке. Не было видно и человека в синей униформе с погонами работника прокуратуры. Тех, что всегда и упорно требуют для виновных максимального срока наказания.

Итак: подсудимый и его "общественный спасатель" сидели на скамье перед судейским троном и ждали. Судья с умным видом что-то рассматривала в тощей папке с надписью "Дело", справа и слева от судьи как "символы законности", восседали "народные заседатели", лица которых так и не запомнил. Это были разнополые старички, верившие в "справедливость советских судов". Бывали простаки в своё время.

Наступила тишина, и первый судебный процесс, где я был призван кого-то защищать – начался. Совсем, как кинофильм.

Сделал серьёзное лицо, но, понимал, что "делаю лицо" и оттого веселья добавилось. Как и положено, вспомнился анекдот о кавказце-защитнике и губы неудержимо потянуло в улыбку. Только этого не хватало! Надо акой неприятности случиться! Чему улыбался? Судьёй была женщина под пятьдесят, защитнику-профессионалу – не менее того и под действие анекдота, коим вчера веселил мастер, эти двое судейских никак не подпадали. И всё же хотелось заржать, только моего ржания и не хватало "при всём трагизме ситуации".

Но знал, что нужно делать, когда весёлая мысль тянет рот улыбкой от уха до уха, а улыбаться – нельзя! Нехорошо! Верх неприличия! – от анекдота следовало избавиться, как и от вещи: рассказать его кому-то, отдать его и пусть кто-то другой улыбается, а я останусь строгим и серьёзным. Хотя бы внешне.

Но как рассказывать анекдот во время судебного разбирательства? Каково: решается "судьба человека", а "защитник от коллектива" что-то шепчет на ухо соседу и улыбается!? Чему, позвольте спросить, вы улыбаетесь!? Что нашли весёлого в столь грустном деле, как покушение на мягкие части тела женщины с применением "режуще-колящих" предметов? У вас "все дома"?

Мастер оказался прав: процесс был скучным и предсказуемым. Когда пришла очередь говорить защитительную речь, то от волнения мои голосовые связки так "задубели", что первые слова были похожи на хрип астматика со стажем. Мало того, что подвижность голосовых связок была почти нулевой, так они к тому же ещё и "мандражировали".

Как, похожее по звучанию французское "мандраже" получило прописку в русском языке – тому где-то есть объяснение, но искать нет желания, а потому выскажу своё толкование: "мандраже" – это французский брат русского похмельного "колотуна". Это когда всё тело колотит неуёмная дрожь. В лечении похмельного "колотуна" применяется любое лекарство на спирту. От большого "перебора" – и дрожь бывает крупная, того гляди рассыплет в прах, от малого – и дрожь такая, но обе тяжело переносятся, обе подлые и ужасные!

А "мандраже" рангом выше! Если русский "колотун" терзает тело, а речь не трогает, то "француз", мало ему, подлому, понуждает вибрировать не только тело, но и "струны души": голосовые связки!

"Мандраже", этот чужой ужас, надёжно прижился в рабочих коллективах отечества.

Привожу текст моего первого и единственного "мандражирования" на адвокатской ниве:

– Граждане судьи! – применить "ваша честь" не решился: на то время "честь" не имела хождения по причине отсутствия чести – не следует "отваливать на полную"... то есть, осуждать моего подзащитного на реальный срок! – с места в карьер запустил "мандраж" – мой товарищ (врал, каюсь!) глубоко, так глубоко, что глубже не бывает, раскаивается в совершенном деянии! Он в полной мере осознал своё недостойное поведение в быту, собственный поступок оказался для него истинным потрясением! Его отношения к супруге за последние две недели в корне изменились, и чтобы так кардинально измениться в сторону улучшения, стать иным человеком, он должен был совершить столь недостойное званию "советского человека" деяние! Многое осознал подзащитный за две недели, но основное таково: "портить супругу таким манером – себе дороже! Надолго жены не хватит"! Трудно представить, а ещё труднее – предсказать, чем может оказаться для него раненая супруга в последующей совместной жизни! Какова может быть степень раскаяния столь злого и некрасивого деяния? Глубочайшая! Достаточно не особо внимательно посмотреть на моего подзащитного и вам станет ясно, что это так! Её и наблюдаем в данную минуту! Если осудите моего подзащитного на лишение свободы, то таковым решением вы разрушите ещё одну "ячейку социалистического общества".

Также прошу заострить ваше внимание на общий уровень культуры подзащитного. Если осудите его на пребывании в колонии обычного содержания, то не исключено, что таковое наказание он расценит как полностью исходящим от супруги! С полным основанием можно заявить, что мой подзащитный будет держать в сознании упрёк в адрес супруги следующей редакции: "не простила!" и это может явиться причиной окончательного разрушения ещё одной "ячейки социалистического общества"! Я кончил! – никого не было рядом, кто мог бы спросить:

– За каким хреном выпустил в "эфир" классику "я кончил" и без мягкого знака, как кавказец из анекдота? Анекдот твой!? Нет! Имел лицензию на "дубляж" прилюдно пользоваться анекдотом? Чтобы, в который раз! давиться смехом? Почему бы скромно не закончить речь одним упоминанием о "ячейке социалистического общества"!? Эффектно, в тему, в "духе времени" и вполне бы хватило! Так нет, вот вам! – к чему приводит копеечный выпендрёж!

И чтобы не засмеяться в полное горло, не заполучить репутацию "ненормального" – искусственно закашлял. Читатель, уверяю: игровой кашель – второй из лучших способов подавлять смех в неподходящем месте и в ответственный момент!

Аплодисментов за речь не "сорвал".

Потом выступил профессиональный защитник длинной речью на девяносто процентов из статей Уголовного кодекса, кои, понятное дело, ничего, кроме дремоты у присутствующих в зале судебного заседания не вызывали. Перейди адвокат на чтение "Римского права" латынью – и это никого бы не удивило. А когда кто-то говорит непонятно, то остальные в такие моменты или впадают в сон, или начинают думать, как я: "очень хотелось бы знать: по каким законам и правилам люди выбирают в жизни занятие для прокорма? Почему я – электрослесарь цеха нестандартного оборудования, а он – адвокат? Наверное, потому, сроки учёбы и напряжения у нас были разные: он учился ремеслу защиты граждан от законов, кои не в ладах с законами. Почему его потянуло посвятить себя защите "преступивших закон", а меня – нет? Какие причины понудили

заняться юриспруденцией? Почему один предпочитает иметь дело с железом, а другой – с людьми? И с какими людьми! Для общения с публикой, коя проходит в судах – самому нужно иметь натуру! Особую. Изо дня в день копаться в человечьем дерьме – на такую работу способен не каждый, от такой работы с ума сойти можно! И никаких гонораров не захочется! От каждого рубля гонорара несёт нестерпимой вонью!"

Окончил речь и профессионал. И он "не сорвал" аплодисментов, и такое совпадение, как бы уравнивало меня с профессионалом. Льстило и радовало: "знанием законов и точным их применением человек добывает "хлеб насущный", но моя речь, думаю, была сильнее"! – что ещё оставалось думать? Кто и когда признается:

– "Он – умнее меня"?

Тогда никто не был награждён овациями, и в таком безразличии зрителей и слушателей, что разевали рты в зале – усмотрел жестокую обиду цеху судейских защитников. Как!? За одно перечисление параграфов закона, по которым коллегу по работе не следовало "изолировать от общества" – адвокату следовало аплодировать, но зал молчал!

И как только осознал глубину несправедливости по отношению к людям самой тяжёлой профессии на земле, то тут же и зааплодировал! Мои аплодисменты состояли всего-то из трёх жиденьких хлопков, но и они были подвигом! Аплодисменты были второй глупостью после улыбок от вспомнившегося анекдота. Не мог, никак не мог оставить речь коллеги без аплодисментов! Знаю, в советских судах речам защитников никогда и никто не аплодировал, но когда-то начинать нужно! Правильно ли будет аплодировать талантливой речи адвоката, если она сказана в защиту ужасного преступника? С какого времени перестали аплодировать "мастерам защиты" в отечестве нашем? Не с Нюрнбергского ли процесса? Тогда кто-нибудь аплодировал лучшим адвокатам для самых ужасных злодеев, которых когда-либо терпела на себе Земля?

Мои жиденькие аплодисменты не поняли ни любители таскаться по чужим судебным заседаниям, ни судьи: "интересно, это кого послал "трудовой коллектив" защищать бытового хулигана и пьяницу!? То он без причины улыбается от уха до уха, то аплодирует бубнившему адвокату? Похоже, что в коллективе лучшего защитника не нашли... Видно, что "защитник", что подсудимый – "одного поля ягоды!"

Что думала судья на самом деле, и думала ли она вообще что-нибудь на мой счёт – этого, разумеется, не узнал. Да и что мнение судьи? Судили-то не меня...

Мой "подзащитный" отделался испугом в виде "условного" наказания. В те времена у судейских существовало мнение:

"содержание члена общества в местах лишения свободы" приводит к окончательной порче члена", но от знаний приговоры мягче не делались.

Какое направление преобладает ныне – не знаю.

Оканчивая "судейскую" прогулку – скажу:

а) "судебная репетиция" повлияла на товарища, в дальнейшем житии рецидивов было и на филейные части тела супруги не покушался,

б) а меня так сильно разволновало опереточное "адвокатство", что захотелось защищать и далее. Кого и от чего – не имело значения: "вирус" с названием "состязательность процесса" требовал дел. Похоже на футбол, когда игрокам абсолютно безразлично, "цвета" какого клуба защищать, главным цветом остаётся цвет купюр. Почему бы и мне не защищать "оступившегося товарища" так, как это делал "кавказский" персонаж из анекдота? Да и доходное это дело "отводить карающий меч правосудия" от чьей-либо головы! Безразлично, за какую команду... то есть, хотел сказать: "безразлично, от какой головы отводить "меч правосудия". Вопрос в цене.

Долго думал о категории преступников, коих хотелось бы защищать, но ничего путного в сознание не приходило. Да, это всё же прекрасная работа "отводить мечи" от голов тех, кто знает, что закон переступать нельзя, но всё же переступает! Млею от лепета преступников, коих в изобилии показывает любимое ОРТ: "я не хотел убивать!" – лепечет очередная дефективная ветвь человечества, но убивает!

Задача адвоката статьями законов усыпить бдительность прокурора и привести нехотящего убийцу к минимальной отсидке.

– Зачем убавлять срок?

– Чтобы дефективный вернулся в мир нормальных и нехотя ещё кого-то сделать покойником. Что непонятно?

Пусть "защитительные" речи адвокатов не искуснее, чем речь "кавказского человека" из анекдота, пусть адвокат заранее знает срок, что получит подзащитный, пусть это так, но труд адвоката из разряда "подвигов" исключать нельзя! Обидно: труд адвокатов в судилищах выше "игры" не рассматривают, и если не так, то почему только они пользуются словами "проиграл дело"? Что, театр с названием "судебное разбирательство" – всего лишь игра? Пожалуй: прокурор всегда просит обвиняемому дать максимальный срок на отсидку, адвокат нахально требует "освободить моего подзащитного прямо в зале суда", а судья выбирает "золотую" середину" и в итоге все довольны!

Когда узнаваемые и дорогие столичные защитники перед объективами прессы публично "катят бочку" на обвинителей, то в таких случаях то в таких случаях следует помнить: "троица" из прокурора, судьи и адвоката – работники одного "цеха". Поговорку "ворон ворону..." – и далее по тексту.

– Мы вернулись во времена, когда, обращаясь к судье – следует говорить "ваша честь"! И это прогресс!

– Если бы к столь прекрасным словам прибавить настоящую "честь"! Что-то похожее недавно прошло в ваших СМИ.

– Что, именно? У нас нынче много чего "проходит".

– Эта история на особицу. Момент, когда жена сделала спящему супругу, генералу, лишнюю дырку в черепе из его наградного оружия. С самого начала судейской возни вокруг "дела", было ясно и понятно, "чьих рук дело". Разумеется, и адвокат в этом не сомневался ни на секунду, и всё же защищал! И, замечу: весьма талантливо защищал! Успешно! – возмущался бес, не меняя голоса.

– Понять не могу: для какой надобности судьи пытают подсудимого: "признаёте свою вину"? Разве недостаточно, что прокурор признаёт вину подсудимого? Что с того, признаю себя виновным, или "нет"?

– Такое "устройство" твоё: выдавишь "признаю" – назад ходу нет и о судье не будешь думать:

– "Прохвост ты, "ваша честь": судил не по закону, а по мзде"! – видел, как Фемиду, богиню Правосудия, изображают?

– С весами и мечом. Весы бабе – куда ни шло, без весов в торговле и шагу не ступить, но что в судах весами мерить?

– "Правоту и справедливость"...

– ... или гонорары! И взятки. Непонимание смущает: баба в торговле -

понятно, сплошь и рядом, но баба в юриспруденции? И зачем ей меч?

Глаза-то завязаны, так может сослепу и не того рубануть?

– Бывало, рубила... рубит каждую минуту, и впредь будет рубить. . Подумаешь! Суды без "судебных ошибок" – не суды!

За короткое время потешного участия в "юриспруденции" узнал массу интересных вещей. Например, адвокаты, как и медработники, имеет свою "специализацию". Как специалист в урологии не полезет в лёгкие, офтальмолог не возьмётся удалять грыжу, так и адвокат, специалист по ДТП, не станет защищать вора-домушника: "не его профиль".

– Чему удивляешься? Офтальмолога не учили лечить зубы!

– И лёгкие – съязвил ни к месту.

На те времена в городе был только один наибольший специалист по "дорожно-транспортным происшествиям с летальными исходами". Светило-адвокат брался за дела, где явный "убийца за рулём" не имел ни малейшего шанса избежать отсидки "от звонка до звонка" по полной программе. "Штучный" адвокат был столь искусен и талантлив в своём деле, что ухитрялся косвенно, не напрямую, обвинять жертвы "дорожно-транспортных" происшествий: виновники отделывались незначительным наказанием:

– "Погибший передвигался по тротуару лицом против хода транспортного средства подзащитного, мог видеть движение транспортного средства и своевременно принять меры против столкновения, и таким образом вина с погибшего не снимается"! – талант!

Однажды с "талантом" какой-то бесталанный подзащитный пошутил: перед началом процесса показал адвокату что-то квадратное и завёрнутое в газету. Что ещё, помимо "благодарности", покажет подзащитный?

Адвокат и старался! Речь была настолько проникновенной и сильной, что судье ничего не оставалось иного, как вынести оправдательный приговор.

Когда дело дошло до "гонорара" – оправданный развернул упаковку и показал адвокату кирпич...

– Если бы меня не оправдали... – ну, это всего лишь анекдот от беса, ничего такого не было...

Не малой причиной желания заняться кустарной юриспруденцией было и то, что мой "подзащитный", избежав отсидки, презентовал в качестве гонорара печатающую машинку "Олимпия" немецкого изготовления.

Маленькая, аккуратная, с новым, "умытым" и изящным шрифтом. Когда её увидел, то почему-то подумал: "неужели трофейная"!? Но откуда у трофейной машинки кириллица"!? Перепаяли?

Почему товарищ таким манером отблагодарил? Или думал:

– "если у человека есть печатающая машинка, то он просто обязан на ней создать какое-то произведение. Если не так – на кой хрен её иметь? Времена – советские и печатающая машинка в доме опаснее, чем револьвер системы "Нагана"! Или товарищ мечтал, что трофейным агрегатом увековечу нюансы исторического судебного процесса? Или он, как и все мы, мучался от благодарности к своим защитникам?

Только через тридцать лет понял и прочувствовал устремления товарища: из всех тягостных состояний души наитяжелейшее – это носить благодарность за спасение. Отчего со временем благодарность за спасение увеличивается в весе – этого психологи не выяснили.

Даря "Олимпию" адвокату спасенный знал о пустяке, что на то время в стране любое буквопечатющее устройство под страхом загреметь по "политической" статье следовало регистрировать в органах? Как и откуда появилась машинка у простого рабочего – вопросы подобного сорта "адвокаты", вроде меня, не задают, не "адвокатское" дело.

Желание в письменной форме выразить чувства и мысли пришлись на время, когда "низы" взаимно не задавали неприятных вопросов с требованием "отвечай!", а лень низов восполнялась вопросами "сверху".