Текст книги "Прогулки с Бесом (СИ)"

Автор книги: Лев Сокольников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 88 (всего у книги 111 страниц)

Медитациями занимался у завалинки восточной стены кельи, и что такие мои упражнения назывались "медитацией" не догадывался. Что-то большое и непонятное кроется в незнании, но что именно установит кто-то другой.

Сидел удобно: спиной упирался в кирпичи завалинки, а мой тощий зад в коротких штанишках из военного брезента одной из воюющих сторон, покоился на прогретой земле.

Рай и тишина! Если бы в этом раю ещё не хотелось есть! Тогда счастье было бы полным!

– Давай остановимся на чём-то одном: или воспевание твоего прошлого аппетита, или "посвятим наши помыслы высоким материям"!?

– Одно другому – не помеха, Пища и Аппетит – опора тела.

– Ага, особенно когда эта парочка неуёмная, и ничего, кроме сынка Жирок не рождающая.

Сидел, прислонившись к кирипичам заваленки, медитировал на свой манер и удивлялся тому, как исследованная вдоль и поперёк монастырская улочка превращалась в неузнаваемое место. Вроде бы она, родная улица – и как бы не совсем она!

Любимая восточная стена кельи была поворотом на другую улочку и смотрела на дорогу. Просто: нужно представить улицу, поворачивающую на девяносто градусов, и в месте поворота поставить монашескую келью, у которой одна стена с окном "смотрит" на уходящую дорогу. Пересечений дорог и дорожек в монастыре не было по причине: на "росстанях", как известно, наиболее сильно проявляется "нечисть", а прежний монастырь в нечестии не нуждался...

И увидел картину: два немецких солдата вели человека в интересной чёрной одежде. Они появились около кельи как-то неожиданно, я почему-то прозевал их на "дальних подступах".

Привожу подробности: впереди процессии и чуть сбоку – шёл офицер, сзади – странно одетый человек без головного убора. Чуть сзади, и по сторонам – двое солдат с винтовками. Орудия убийства солдаты держали так, что с них можно было выстрелить по конвоируемому в любую секунду. Что конвоиры держали винтовки в положении готовом для стрельбы за время в секунду – понял спустя годы и вдоволь насмотревшись различных фильмов "про войну".

У нормальных людей вначале идёт "теоретический курс", а затем – "практика", но для меня война эти "два кита" всякого обучения меняла местами: вначале видел – осмысливал потом... или вообще никогда. Так было с конвоирами и с оружием в их руках.

Четвёрка поравнялась со мной, офицер стеком показал человеку в чёрной одежде, куда надлежит двигаться и конвоируемый механически выполнил команду. Если бы сегодня видел лицо конвоируемого – сказал бы так: "лицо человека ничего не выражало, безраличным было..."

Руки конвоируемый человек в чёрной одежде держал сзади, но были они связаны – не разглядел. Не обратил внимание. Да и кто бы мог сказать, на что нужно обращать внимание в семь лет, а что пропускать мимо?

Группа повернула и стала медленно удаляться в направлении восточной части монастырской стены.

Необъяснимая тревога подняла и двинула следом за группой на удалении метров двадцати. Было от чего встревожиться: первый раз в тихом, без событий бывшем женском монастыре – трое немцев по какой-то причине и надобности куда-то вели человека не в своей форме! Никто из конвоиров не обернулся в мою сторону и не сделал угрожающих жестов:

– "Куда прешь!? Марш в келью"! – вот и шёл за четвёркой людей... и пришёл...

... к малой часовне, где у южной стены был поставлен конвоируемый. Солдаты, не спеша, отошли от человека метров на десять, подняли винтовки, недолго держали на весу, офицер что-то сказал – и грохнуло!

Между поднятыми винтовками расстрельщиков и выстрелами, всего на долю секунды переключился зрением на лицо убиваемого, но как и для чего переключил внимание с одного на другое – объяснять не берусь.

Какой из мальчишки семи лет психолог? Или физиономист? Никакой, но видел, что на лице убиваемого не было никаких выражений. Ни ужаса, ни страха, ни понимания, что проходят последние секунды жизни в видимом мире и через миг всё кончится... Сегодня сказал бы о лице убиваемого: – "Это была маска" – тогда о масках ничего не знал...

Зачем нужно было смотреть на лицо человека? Мало было винтовок в руках врагов? Смотри на оружие, зачем лица убивающих и убиваемого? Что в них? Чего ждал, когда смотрел на отверстия стволов? Собирался увидеть, как вылетят пули и войдут в тело человека? Не дано! Чего было на концы немецких винтовок смотреть?

...у человека в чёрной форме подломились ноги в коленях, и он упал на правый бок. С самого начала казни он и стоял как-то больше правым боком к солдатам и на эту сторону упал. Работу солдаты выполнили "чисто" и профессионально: убитый "не копнулся".

"Копнулся" и "чистая работа" – определение новое, нынешнее, но не повсеместное: где-то убитых определяют как-то иначе.

А тогда так не говорили: убивать – убивали, но чтобы действо по умерщвлению себе подобного называть "чистым" – не догадывались и не употребляли.

И "копнуться" не годилось: "копаться" – что-то делать, проявлять признаки жизни, шевелиться после всаженных в тело пуль...

Ни один из стрелявших не подошёл к убитому и не проверил качество выполненной работы. Не было и "контрольных" выстрелов в голову лежавшего.

На казни присутствовали монастырские женщины. Как и откуда так быстро собрались на просмотр сцены убийства? – смотрели на происходящее, но чтобы кто-то плакал – не помню... или стоял далеко от плачущих и не слышал? Не было от зрителей и криков-проклятий в адрес убийц, а так же не было выпущено ни единого призыва "бороться с оккупантами до победного конца".

– Ничего удивительного, в гражданах сидела старая вера:

– "Власть всегда права"! – а какая – уточнения лишние, поэтому экзекуция и прошла "тихо и мирно".

В последующие годы в отечественных фильмах о войне подобную сцену любой режиссер расцветил бы сценами бунта против захватчиков с появлением дополнительных трупов из числа мирных ротозеев. Если орёшь и "протестуешь" – ты, как бы не совсем "мирный" житель? Возмущаешься действиями немецких властей!? Так громко!? Может, и тебя за компанию успокоить"!?

– Случилась истерика от сцены расстрела?

– Нет.

– Совсем-совсем!? Ни страхов, ни криков во сне? И "пробуждения в холодном поту" мимо прошли"?

– Абсолютно ничего из упомянутого не испытал! Не потому ли твёрдым был, что в мыслях сам "умирал" не один раз? Могло быть такое?

– Вполне! На то время твои "тренировки на смерть" окончились. Есть и другое объяснение людской истеричности: в каждого от рождения закладывается строго дозированная порция истеричности и страхов. Если отведённый Природой объём истерики индивид не пускает в дело, не реализует до капли – истерика распадается, как яблочная кислота в вине. Также истерика распадается от сдержанности: появляется повод закатить "родную и любимую", просится паршивая сука на простор, чтобы насладиться, а ты – не выпускаешь... тогда-то общий запас истеричности уменьшается на одну порцию.

Совсем иная картина происходит с теми, кто закатывает истерики часто и без причин. У таких "бесконтрольных" общее количество "истеричного" добра увеличивается на порцию. Объяснения этому явлению не могут найти даже в наших Сферах...

– А пытались?

– Пытались. Не отвлекай... В итоге одни истеричность теряют, а другие – её находят, и радуясь найденному – приумножают объём истеричности. Рассуждения прежние: "не нужна ему – пригодится мне". И нам, бесам, неизвестен процент "запасливых".

Общий баланс истеричности в каждом народе свой, и остаётся неизменным при любых условиях. Ваша истеричность – тема будущих кандидатских диссертаций по психиатрии. Моя задача – "родить" тему, а дать ей научное объяснение – дело учёных.

– Похоже на то, как в недалёком прошлом какой-нибудь "представитель трудящихся" заявлял на собраниях:

– Воды у нас много, вот я и предлагаю делать бензин из воды!

– А как представляете такое?

– Вы – учёные, вот и думайте, как!

Главное – родить вопрос. Можно и так: "основная задача учёных – как можно раньше поднимать солнце из-за горизонта на одном конце нашей неохватной страны, и как можно позже опускать его на другом" – "вопрос из зала" остаётся прежним:

– А как это сделать?

Если сегодня кого-то психически калечат, то для таких "травмированных", другие граждане, никогда не получавшие "психические травмы", требуют от государства "реабилитации" пострадавшим.

Как правило, сами "покалеченные" не чувствуют себя таковыми, помалкивают о "психических травмах" и всё происшедшее с собой не считают чем-то из ряда вон выходящим:

– У ребёнка сильнейшая и глубочайшая психическая травма, оттого и такая неадекватность в поведении! – объяснение непонятное, пугающее, а "травмированный" заявляет любящим сердцам:

– Ничего не произошло, о чём крик!? Чего вы из меня инвалида делаете!? Вроде бы всё обошлось. Жив? Жив! Надеюсь, что пролёт тётушки Смерти не в последний случился. Всё видел, всё понимаю – и не страшно. Не вами ли изобретено: "за одного битого – двух небитых дают"? Не вписывайте в "контуженные".

– Нельзя: могут расценить, как "жестокосердие" и "бесчувственность".

– Калеченных прошлой войной "реабилитировали" каким-то образом? Нет. Знаешь, почему? Потому, что ничего не знали о "реабилитации". Да и "гуманитарных катастроф" тогда не было, войнушка небольшая получилась, говорить-то о ней не стоит! Пусть даже калеченных телесно и травмированных душой на "тысячу голов населения" у вас больше, чем среди любого народа в мире!

"Катастрофа" тогда таковой признаётся, когда происходит в малых масштабах и в одном месте, а если она повсеместная – это уже не катастрофа, а "норма жизни". Всё едино, как один день без еды во время голода. Если бы познакомили вас с "реабилитацией" шесть десятков лет назад, так, чего доброго, приняли бы её за новый "тридцать седьмой" с последующими годами! И куда бы заехали? Вы такие, дай вам палец – оттяпаете руку!

– С нами не нянчились, о каких "реабилитациях" речь вести!?

– Но вы не хуже нынешних, реабилитированных. "Нейтрализация картин ужасных событий в памяти пострадавшего"? – на ходу придумывал бес.

– Чем в итоге заканчивается процесс "лечения"? Память страдальцев очищают от ужасных картин прошлого и она становится чистой, "как листок из тетради"? Исчезает пережитое и нет оснований получить порцию жалости со стороны? От кого угодно – но подайте её!

– Как собираешься распорядиться чужой жалостью? На что сгодится чужая жалость?

– Как это "на что сгодится"!? Упиваться буду! Чужая жалость – слаще мёда! Бес, а не понимаешь преимущества "обиженных"! На обидах государства держатся! Нужно гладить "контуженных" по головке, нужно!

Если бы пригласили консультировать сцены фильмов о прошлой войне, то, вплоть до изгнания из консультантов, до хрипоты и скандалов с создателями "шедевров", выражаясь на "арго", не позволил бы "туфте" пролезть "на большой экран". Не все военные сцены смог редактировать, но сцену расстрела – с гарантией.

Сегодня, когда показывают документальные кадры прошлых расстрелов "изменников родины, предателей, трусов, паникёров, мародёров и прочих "вражеских элементов", то готов согласиться только по единому пункту: да, всё верно в кадрах, не врут: они документальные!

– Не особо-то "пылай восторгом" в ваших "документальных" кадрах и дубли бывали..

– И сцены расстрелов дублировали?

– Что-то иное – да, дублировали, но расстрелы всегда шли в "живую".

У всех убиваемых ноги подламываются. В коленях. Кроме случая, когда сила порохового заряда патрона отбрасывает убиваемого в яму, им и вырытую. Хороша в сбрасывании винтовка системы инженера Мосина образца 186.../30 года: она способна сбросить в яму вчерашнего "товарища" без подламывания колен... Оно и понятно: "преданные делу революции товарищи" при жизни имели "твёрдые" колени, и в момент встречи с вечностью не оставалось времени на замену твёрдости коленных суставов...

О иных орудиях, помимо винтовки Мосина, ничего положительного сказать не можем.

– Самое весёлое в художественной литературе о войне – это места, где о герое писано так: "он стал медленно оседать..." – далее следует подробное и художественное описание "оседания" героя.

– Как иначе было выразить "физическую и духовную" силы героя? Писать о герое: "он свалился, как мешок с картошкой"? Кто и когда так писал о героях!?

Описание говорит об одном: "оседающий" герой тяжело ранен, но не убит. Убитый не оседает, а всегда падает, и тот стрелок, что выпустил пулю казнимому – говно стрелок, "мазила"! Не убил, а ранил, заставил мучиться изменника родины, или предателя! Плохо выполнил работу!

– Слышь, компаньон, живёт литературный штамп "шальная пуля". Вот бы узнать: у килеров-снайперв "шальные" пули бывают?

Колени убиваемых, как героев, так и у противоположности, складываются одинаково.

Не получается заблокировать ужасную информацию в памяти, и никакому психоаналитику не по силам вытравить, стереть из памяти картины войны и остаётся одно: принять их, примириться и жить с ними. Рекомендация не специалиста:

– Посмотри на них "под иным углом зрения" без помощи "психов".

– С участием "психов" "реабилитация" пойдёт быстрее и с лучшим "терапевтическим эффектом"...

– ... но дороже...

Хотел бы сегодня очистить "оперативную" память от прошлого? Бывает, появляется желание очиститься, но через какое-то стремление стать "чистым" исчезает. Почему такое случается – и это можно упомянуть в кандидатской работе будущего великого психиатра.

Всё, что изложил выше по наущению беса – из лёгкой фантастики без претензий на звание "научная".

После экзекуции со смертельным исходом, в монастыре пошли разговоры без выхода за стены, и если бы оккупанты аборигенов, как прежде "свои" при "родной советской власти", расстреливали за длинные языки – три четверти женского населения монастыря не увидели конца войны:

– Он пленным танкистом был!

– Какой танкист!? Партизаном! – откуда всё и всегда знаете, мать вашу!?

– Дык "земля слухом полнится"...

– Точно! А заодно и вашими, всёзнающими телами!

– Знаешь, как расстрелянный попал к врагам?

– Знаю. Я ведь бес. Попал "шутя", "играючи", "ненавязчиво", "походя", "между делом". С помощью вашего "просто так". В монастыре его взяли? Там. Где расстреляли? Там же! Что из этого следует? Помнишь лицо расстрелянного?

– Не очень, но сегодня могу сказать, что оно было безразличным. Скорее расстрелянный был не совсем здоров психически. Если так, то какую опасность мог представлять для германской армии больной человек? Никакой, и всё же свинопасы с винтовками убили его! Разве здоровый, нормальный человек ходил бы открыто в форме танкиста советской армии по занятому врагами городу? В заметной, выделяющейся одежде?

Впечатление от прошлого расстрела такое, будто жизнью убитого распоряжался вражеский офицер и больше никто! Кто из монастырских обитателей его выдал!? Знаешь?

– Знаю. Предлагаю три версии, решай, какая из них подходящая.

– Давай.

– Первая: могли не поделить монастырские женщины, а что может наделать отверженная и разгневанная баба – говорить нет нужды.

Второй, очень сомнительный: "вёл активную агитацию против захватчиков и призывал на борьбу с ними. Основательно надоел лозунгами и его выдали врагам. Выдали неумышленно, "длинными языками". Третий вариант: мог "провалиться" и без помощи "своих".

– Но почему был в комбинезоне!? Почему не в другой одежде? Ходить на оккупированной территории в спецодежде танкиста враждующей армии – что это? Безумие? Глупость? Лицо у человека не разбито, не били враги на допросах.

У большей части присутствующих на расстреле женщин-монастырок хватило терпения "держать язык за зубами" только до вечера. До сбора на лавочках на "вечернюю политинформацию".

Разговоры начинались шёпотом и со страхом в глазах:

– Да партизан он, выдали его! – имя предателя почему-то не оглашалось.

Что расстрелянный был партизаном – выяснилось у стенки часовни, когда конвоиры поставили убиваемого и офицер дал команду:

– "Фойер"! – но кто выдал врагам – нет, этого мы не знаем! – о, великое и непобедимое племя дураков! Какие газеты, какое радио нагадило на мозги ваши, что расстрелянный "партизанил"? В городе? Чьё "сарафанное радио" оповестило жадные до новостей мозги ваши, а длинные языки в пустых головах доделали остальное?

– Эмоцию "великое и непобедимое племя дураков" сделал видимой? Убери, лишняя...

– И не подумаю! Обоснуй!

– Разве "племя дураков" может быть "великим"? Когда и где так было, чтобы глупые, слабые разумом племена, в "великих" пребывали и долго задерживались в этом мире?

– А "дети пустынь"? "Ящик" смотришь? Видел, сколько их и много ли там умных? Плохо знаешь русский язык, не улавливаешь тонкости и оттенки: "великий" не в смысле "величия", то есть "взлета разумом", а в количестве глупых голов на тысячу человек племени. Удалить?

– Нет. Рождённая строка подобна рождённому младенцу, а мы – не детоубийцы. Или ошибаюсь?

Глупый язык – вечный источник бедствий ваших "многая лета"! Как в "мирное" время, так и в военное! За длинные языки вас убивали "свои", теперь шлёпают чужие, и как долго будет продолжаться – никому не дано знать.

... и ныне, когда летний день высоко вверху затянут тонким слоем облаков, а земные декорации матово освещены и не дают теней – знаю: где-то близко случится умерщвление одного "двуногого и прямоходящего из отряда высших приматов" таким же представителем "животного мира" с названием "человечество,

Дни с "матовым" освещением не проходят без насильственных смертей, но откуда уверенность – не знаю...

– Почему "необъяснимая? Не знать объяснения предстоящим событиям – ещё не означает их миновать – убивал бес логикой...

Через год был ещё день, и тогда было матовое освещение декораций, и тогда могло произойти убийство, но не случилось. И было то в Польше. И тогда был всего лишь зрителем потому, что от участия в событии, как всегда, что-то удержало. Но это другая история и о ней – в другом месте.

Глава 97.

Зимние прогулки в монастырских

стенах.

Внимательный наш читатель, а потому, уверены – заметил: мечемся из зимы в лето и обратно. Менее наблюдательный человек не обратит внимание на метания, но ты обязательно скажешь:

– "Можно подумать, что у этой пары писателей-любителей было не два года оккупации, а пяток, или более" – и будешь прав.

Оно, конечно, если напрячь память – можно "линенйно" рассказать о событиях шестидесятилетней давности, но стоит ли? Возьми в рассмотрение момент: кая разница для Времени, когда друга Митяя разнесло "фенькой"? Или расстреляли человека у часовни? Главное – в другом: расстрельную экзекуцию проводили не те немцы, кои жили в монастыре, а пришлые... Или рассказ о монастырском хлебе: нужда в родимом не прекращалась ни зимой, ни летом... Не будет ли страшной гордыней заявлять:

– Бес, нет последовательности в нашей повести...

– Будь доволен тем, что осталось. Выскажи признание Склерозу за милость и продолжай:

"...келья из двух помещений – клетка, или "четыре стены", не разбежаться. И монастырь – клетка, но большая и с улицами. Были бы у меня миллионы – потратился бы без жалости на эксперимент...

– Интересно: какой?

– Берём большое помещение, ну, эдак двадцать на двадцать в метрах, высокое и светлое... Расставляем клетки с попугайчиками-корелами, много клеток, десятка два... Даём птицам привыкнуть к новому месту – и открываем клетки:

– Летите, птицы! – дальше основного помещения не улетят, понятно...

– Что далее? Смотрим, сколько особей вернутся в свои клетки и вернутся ли? Или будут жить под потолком основного помещения?

– Не вижу смысла в эксперименте...

– Сам не вижу, но были бы деньги – устроил...

Монастырь – пусть и "христианская", но "коммуна". Не дано нам, русским, талантов изобретать что-то иное помимо "коммуны". Чтобы ни начинали стоить – всё и всегда заканчивали "коммуной".

Большевики, создавая "первое в мире государство рабочих и крестьян", по скудости ума, ничего нового не изобретали, а всего лишь повторили чужое изобретение, но на "свой манер". Логика нормальных говорит: "если делаешь "копию", то она обязана быть лучше подлинника: в копии есть возможность не повторить ошибок подлинника, в копии проще избегать "недоделок, ошибок, недосмотров и просчётов" подлинника. Но почему-то копии у нас получаются хуже подлинников. Феномен бес назвал "секретом копий".

Убогий социализм, на который "большевиков" хватило – был скопирован и подправлен с русского монастыря: всё и вся в монастыре общее, никакого вольнодумства от насельников и полное подчинение настоятелю "телом и духом". Хорошее слово "настоятель", но двойного действия: "наставить на путь истинный", и всего лишь "настаиваю на своём". "Идея построения бесклассового общества" была взята "сверху": "если один "отец небесный" волен распоряжаться на небе, то почему на земле должно быть иначе"!?

В монастырях "перекуров" не бывает, вместо них – молитвы, родня "политинформации", иначе – "духовные беседы". С древности и до се, в определении "что есть "духовность" – ясность отсутствует, а потому любой и всякий краснобай под "духовность" суёт своё. Всунутые в "духовность" идеи одного краснобая – противоречат идеям краснобая не лучше первого, и оттого рождается вражда, кою принято глушить молитвами. "Спасающие душу" и до сего времени пользуются древними молитвами, в коих никто и никогда не покусился изменить ни одного знака.

Коммунистические "молитвы" менялись "соответственно моменту".

"Отец" народа, тов. Сталин, будучи семинаристом, ничего иного, как только из России сделать грандиозное подобие монастыря с вариациями, не мог.

Почти в центре монастыря стояло здание общей трапезной. Трапезные помещения русских монастырей сооружались по плану:

нижний, "цокольный" этаж – кухня, и "верх", где монашествующие "укрепляли плоть презренной пищей". "Советская власть", что было от неё ждать, из бывшей трапезной сделала "очаг культуры" типа "клуб".

В первую оккупационную зиму, наслаждаясь редкими "выходами в свет", доходил до бывшей трапезной и устранял пробелы в знаниях по устройству монастыря.

В одну из таких прогулок комбинация из моих ног и валенок сестры, занесли в помещение монашеской трапезной и бывшего клуба в одном помещении. Там увидел мебель странной формы, чем-то похожую на стол, но на трёх, красивой формы "ногах" с колёсиком на каждой. Что это был "рояль" и что он мог рождать звуки в "чреве" – в первую встречу с божественным инструментом не догадывался.

На то время в монастыре пребывало небольшое количество немцев, и они парами ходили "на часах". Зачем? Ведь монастырь из каждой кельи излучал мир и лояльность, никто из обитателей не представлял для пришельцев угрозы и на вопрос, "какого лешего вы ходите с винтовками и мёрзнете"!? – ответа для насельников монастыря не существовало.

У старших мальчишек появилась "игра": стоило часовым удалиться от трапезной-клуба в другую часть монастыря, как орава ребятни мигом забегала в помещение, открывали крышку рояля и колотили по клавишам инструмента! Истошные звуки терзаемого инструмента разлетались в морозном воздухе по монастырю, часовые возвращались без спешки, а "музыканты" давали дёру! Всё это походило на игру в "догонялки". Иногда "артистов" ловили потому, что часовые были военные люди и поймать глупых, хулиганистых монастырских шкетов было для них пустяковым делом. Но, повторяю: в монастыре были не совсем нормальные, хрестоматийные немецкие солдаты, а посему наказаний никому не учиняли. Если в послевоенной советской литературе подобный эпизод писатель закончил бы смертью пойманного "советского мальчика", то не литературный мальчик, как максимум, получал затрещину не сильнее той, какую закатил бы любой из нас за издевательство над инструментом и слухом. Не стреляли оккупанты в монастыре по "советским пионерам", и от "советских ребят" не было обид на врагов:

– "Немчура проклятая играть не даёт"!

Пришла весна и за ней, без заметного перехода – лето.

Ах, лето! Если сегодня известная и состоятельная певица поминает его словами "Ах, лето!", то чем для меня, босого и полураздетого, представлялись тёплые летние дни!? На теле – минимум одежды, на ногах – прочная кожа в цыпках, настолько прочная, что её ничто не брало... кроме собственной мочи: моча хорошо лечила ципки.

– Тогда-то и родилась "уринотерапия"! Да, в вашем, когда-то бывшем женском монастыре. Аналогия: "если от мочи ципки проходят, то противно воняющая жижа цвета пива обязана лечить и другие внутренние органы".

– Нечего намёки делать! Я далее полива ног мочой не ушёл. Не поверил в силу отбросов организма и не пошёл далее!

Как-то совершая утренний обход монастыря, перед фасадом трапезной-клубом, увидел небольшую полоску вскопанной земли. На то время немцы пустили бывшую трапезную по прямому назначению: сделали в ней столовую. Полоска вскопанной земли, огороженная символическими, несерьёзными, но аккуратными колышками не выше моих коленок и с натянутой голой проволокой. Простой проволокой, без колючек. Несерьёзное ограждение, шутейное! Сегодня сказал о тогдашнем немецком ограждении, что оно было "издевательским".

Каждое утро следующих дней ходил к трапезной и смотрел на "советскую землю" за оградкой из "немецкой" проволоки.

Через какое-то время за проволочным ограждением из земли вылезло что-то зелёное, и совсем скоро появились цветы. Простенькие, яркие "немецкие" цветы на советской земле"! И много-много!

– Вспоминаю немецкие цветы – и хочется петь!

– Что хотел бы исполнить в честь вражеских цветов? Гимн, оду?

– Нет, не вражеским цветам хочется петь, цветы не бывают "вражескими" или "дружественными". Цветы – всего лишь цветы, не более. Хочу воспеть гимн женщинам страстно любящим представителей растительного мира с названием "цветы"! Только женщинам дана любовь к цветам, только они могут холить, лелеять и душой переживать за каждый стебелёк! И верх женской любви к цветам – слышать их! А я, как проклятый, только и могу отличить гладиолус от тюльпана! Всё прочее из цветочного мира для меня – "темный лес"!

Но, получивший объяснение от беса, знаю: девяносто девять процентов женщин не подозревают о том, что:

– "Веник из цветов" – всего лишь способ усыпить твою бдительность, милая! Как ты рассуждаешь? "Цветы подарил – помнит обо мне! А если помнит – то и любит"! – святая простота: девяносто девять процентов мужчин дарят цветы не из любви к тебе, а потому, что это "так договорились оказывать внимание женщинам".

– Дарением цветов занимаются бедные, малоимущие мужчины, но те, кто богат – "втирают очки" иными предметами: мехами, техникой на колёсах и золотыми побрякушками: звон золота мешает думать о моих проделках...

– Сударыня, вы любите цветы?

– Очень!

– Тогда почему их режете? Как можно любимых резать? – понять мою "дурацкую" логику женщине не дано:

– Хм! Идиот!

– Разделяю мнение об идиотизме, поэтому далее любования цветами не иду. Дивлюсь красоте цветочной, но чтобы резать, или каким-то иным способом лишать цветы жизни – не могу, руки не поднимается убивать красоту. В отличие от вас, женщин: только вы, милые и добрые наши, нарезав пук неземной красоты, продолжаете убитых называть "живыми". Получается, что при такой "большой" любви к цветам выше "цветочных убийц" вы не поднимаетесь! – ах, как много нажил врагов такими заявлениями!

– Не совсем "врагов", но репутация человека, у которого "не все дома" закрепится надёжно. Женщина не согласится с тем, что срезанные и поставленные в вазу розы напоминают человека на аппарате "искусственная почка".

– Гемодиализ?

– Да, он самый. И если цветы "живые", то почему их бросают в пыль перед гробами? Для чего покойнику "живые" цветы? Кругом враньё и обман! Для чего живым украшать отжившее? Что цветы покойнику? Покойники и цветы – несовместимые вещи! Лишние они покойникам!

– Живые цветы в пыль перед гробами – надежда удивить покойника. Чем ещё объяснить можно?

– Ну и сравнения у вас! – понимает, что в рассуждениях о "прекрасном и мёртвом" что-то есть, но что – понять не может, а потому резко отвергает.

Рассуждения о "цветах и покойниках" оттолкнули вторую половину женщин и закрепили за мной мнение у человека не совсем того...Мужчины, равнодушные к цветам? согласятся с моими заморочками, но соглашаться вслух не рискнут:

– Порча отношений с женщинами: нравятся дурочкам цветы – пусть их...Жене не подарил ни одного букета "живых" цветов, и такое "отношение к принятому правилу" часто служило поводом для упрёка:

– За тридцать пять лет совместной жизни не подарить жене ни единого букета, а мне такое выдержать – не каждой дано! – жена выдержала...

Довелось слышать и другой сорт жалоб:

– Он меня, как последнюю дуру, букетом роз купил!

– И ничего другого, кроме букета, у вас не было?

Следует умолчание. Сударыня, почему закрыли прекрасный ротик ваш на самом интересном месте?

С грядкой немецких цветов на "совецкой земле" в скорости произошло такое: другой приятель, не Митяй, как-то показывает руку с водянистым пузырём приличного размера. Такому ожогу долго заживать!

– Хотел цветочек сорвать с грядки, да проволоки коснулся, а она вот что сделала! – удивлению не было предела: "как проволока, не раскалённая до красна, могла оставить на руке товарища волдырь!? Обманывает, поди! Ай, проверить"!? – но кто-то неведомый – в который раз! – удержал от приобретения опыта по ожогам холодной проволокой.

"Всё – потом, всё – потом", вечное и неизменное: вначале "практика" – потом – "теория": о "токах высокой частоты" узнал обучаясь на курсах "работников культпрсвещения": киномехаников. Поздно, а проклятые враги уже тогда защищали током от посягательств со стороны аборигенов какие-то пустые цветики! Прогресс? Он самый, только не мой... Враги защищали свои цветы на моей земле! Для чего? Ведь чтобы пустить ток по легкомысленной ограде из голой проволоки – для этого нужно было установить электротехническое устройство с автономным питанием током. В монастыре электричества не было, откуда энергию брали? Разве легкомысленные цветы стоили того, чтобы ограждать таким дорогим способом!? Или приятель обманывал? Но для чего!?

– На кой ляд приятелю был нужен немецкий цветочек? Чужой? На проволоку дали ток, когда увидели, как мальчик подошёл к грядке с определёнными намерениями

– Правота приятеля абсолютна: цветочек произрастал на его земле.

– Хватит врать о "земле", у приятеля её никогда не было. Одним хватает загрузить память увиденной красотой и на этом останавиться, а другим – взять красоту в руки без объяснения "зачем". Чтобы затискать, замять красоту, умертвить и выбросить в мусор? Красота для того приходит, чтобы её тискать? Красотой любуются! Заблуждение, что "красота спасёт мир"! Пока её будут убивать руками – никого она не спасёт!