Текст книги "Прогулки с Бесом (СИ)"
Автор книги: Лев Сокольников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 106 (всего у книги 111 страниц)
– "Дяденька, сукин сын, что ж ты делаешь, а!? За что так!? Разве сбивал твоего друга летуна-истребителя и выдал врагам? Нет! Две зимы с высунутым от старания языком по доброй воле занимался примитивным, непрофессиональным колдовством с названием "визуализация" и всегда в пользу краснозвёздных крылатых машин – для занятия иным сортом магии ни знаний, ни сил не было! На моих рисунках твои соратники всегда первыми открывали огонь из носовых пулемётов и сжигали "огнём неугасимым" самолёты с чёрными крестами! Жрал прокорм, заработанный отцом службой у врагов – и колдовскими рисунками призывал победу над врагами!
Родной авиатор, от чего освобождаешь? От остатков жизни? Два года назад таким манером, каим ты пользуешься сейчас, обходились со мной люди с Запада, так это чужие, враги, что с них спросить!? а ныне "свои" радуют! И кои начал "радовать" – делай работу профессионально, на уровне мастера, не
ошибайся, не огорчай высоких командиров херовой работой!
Разве не говорили, что всякую порученную работу следует выполнять с оценкой не ниже "хорошо"? Командиры дали задание:
– Товарищи храбрые совецкие авиаторы! Отправляйтесь на задание и от имени родины разхуярьте к ебене матери станцию, а заодно и всех, кто на ней окажется! – было? А ты кого хотел смешать с землёй? Остатки русского женского монастыря? Знал разницу в километрах между станцией и монастырём!? Карта была? Или "на глаз" пиздил "родную землю"!? "Темно", говоришь, "было"? Прилетал бы засветло, чего ждал!? "Варом ссал" перед вражеской воздушной обороной!? А теперь не стесняйся, чего там, сыпь! Видишь, как народ любуется горением последнего добра?
Разверни машину, вернись, не экономь на бомбах, и многие, кто сейчас любуется сгоранием убогих жилищ своих – уйдут в мир иной! Нечего тут делать, не за что держаться в этом мире! Вернись, подсыпь "жару"! Какой резон возвращаться на аэродром с бомбами в люках? Продолжай, родной, "святое дело очистки земли от врагов"! – не произносил этих слов не было их в моём репертуаре, это твои бесовские наваждения"! Или подражания большим мастерам?
– "По законам жанра" следует "ответ штурмана" написать...
– К чему призываешь? Какой "ответ штурмана", что может ответить нынешний штурман за сожженный в прошлом женский монастырь? Создаём художественное произведение, или занимаемся бесстрастным изложением фактов? Да, чуть не забыл: какую ноту в задницы бомбы пел стабилизатор? "си" четвёртой октавы, "ля" третьей? Даже в мелочах нельзя врать, иначе может получиться извечная наша "ложка говна в бочке мёду".
– Какая ныне разница в нотах, кои напевал бомба стабилизатором в заднице? Что в нотах? Врать даже и в мелочах нельзя, нехорошо, согласен... Разве немного, слегка и с условием: "врать с похожестью на правду"? чтобы до истины не докопаться и предупреждение делать: "выдумка". Набирай "ответ штурмана":
– Ничего, мальчик, терпи: "лес рубят – щепки летят!". Родился в "стране советов" не просто так или по какой иной причине, но на преодоление трудностей во имя построения светлого и прекрасного будущего! А чтобы не сомневался – пройди первое испытание и прими наш подарок! И помни великое отечественное: "за одного битого двух небитых дают"!
– А если дважды битый и разными "бойцами" – какова цена такому?
– Если выживешь в кутерьме с названием "война" – сам когда-нибудь станешь не худшим "лесорубом", ибо ты – "кровь от крови и плоть от плоти народа своего"! Поговорки, как и законы – исполнять нужно! Чем недоволен? Забываешься: в нагрузку к трёпке отечественная бомба подарила не одну способность врать, но и удивительные сны, половина из которых – пророческие. Такие сны люди видят пару раз в жизни, а ты любуешься ими три ночи в неделю! А пребывание в двух разных местах одновременно? Особый, редкий вид раздвоения зрения и сознания? Почему не учитываешь и проявляешь недовольство? Хотя бы единожды задумывался, почему улёгся к фронту волны головою, а не ногами? но головою? Почему не подставил тощий зад взрывной волне, но большую голову?
– В последующее время выяснилась деталь: страшно толстая кость черепа, пожалуй, и пуля не взяла.
– Может и так, но подставь взрывной волне задницу – как думаешь, что могло произойти?
– Прости, понял: взрывная волна страшно обиделась, завернула подол пальто и сорвала одежонку. И что получил?
– Получил хорошую баротравму.
– Знаешь, что такое баротравма?
– Плохо, не испытал, миновала. Кто надоумил улечься таким манером?
– Не знаю...
– Бесёночек, не скромничай, отвод бомбы, не выполнившей сменное задание по убийствам и разрушениям твоих рук дело?
– Прогрессируешь, радуешь, снабдил руками, прежде были только лапы. Приятно.
– Лапы совершают зло, руки дарят добро. Тебе и не знать?
– Применим "умолчание".
– Сны, сны...Что в снах, если не могу толковать?
– Так это всё от лени! И вот это: "а кому это нужно!?" Выбрось "кому нужно" и пойдёт по-другому!
– А кому это... Извини.
– Почему забываешь и ещё об одной награде?
– Какой?
– О способность знать о предстоящем событии за секунды до начала? Знаешь, во сколько оценивается ныне такая награда? Кто таким даром снабдил на многие годы? Он, родной авиатор! Получить набор редких "благ" от одной бомбы и остаться недовольным – теряю дар речи от возмущения!
– Что толку в дарах? Что могу предпринять за секунды? Вот если бы за год до событий приходили ясные и понятные сигналы о них!
– И тогда бы пальцем не пошевелил, не имеешь причин обижаться на советского штурмана. Не ошибись савецкий авиатор – сейчас не стучал по клавиатуре и не набивал хулу на честь и достоинство савецких лётчиков.
– А ты, бесовская личность, не понуждал набивать хулу, и в мире царило довольство.
– Был сыном коллаборациониста? Был, и не ошибись бомбометатели – твоя последующая порнография с названием "жизнь", могла бы прекратиться понятным объяснением: "погиб в войну". Умереть от родной советской бомбы – нормальное явление, но от простуды – фантастика на границе с глупостью! – бил по остаткам патриотизма бес.
Штурмана советского бомбардировщика, что неумышленно, "не по адресу", трепанул меня – прошу не "держать зла в сердце": если бы не промахнулся тогда – сегодня не возводил на него напраслину.
Место, где пытались лишить жизни "без злого умысла" родные авиаторы, находилось недалеко от южной часовни с единственным осветительным трансформатором для "лампочек Ильича" на весь монастырь.
Взрывная волна моей бомбы сделала две работы: подняла шкета на неизвестную высоту и уложила туда, откуда и подняла. Если подъём был неощутим, то «укладка», напротив, была грубой и чувствительной. Так всегда: подниматься – приятно, но падать – больно. Если бы наоброт!
Рассуждаю не зная: "уплотнённый воздух от взрыва родной советской бомбы поднял не менее, чем на полметра. Так? Так, было. Взрывная волна огла отнести тело в сторону? И если "да", то как далеко? Почему не шмякнула о трансформаторную часовню-будку? Загадка..."
Но сдуть с будки-часовни кирпичную крошку, что образовалась за сотню лет от распавшихся кирпичей – сил у бомбы хватило и пальто-спаситель серо-зелёного цвета приобрело красные тона.
Кирпичи часовни красные? Красные! Бомба "красная"? Красная, иных не сбрасывали, и остаться серо-зелёным не мог, хватит, будя, время "серо-зелёных" проходит!
После мать удивлялась:
– Где носило!? Весь в пыли, ай, по земле валялся!? – мать, не спрашивай, нечего рассказывать, всё прошло надо мной, не зацепило. Могу показать место, где сынок разминулся с бомбой, этим суровым и убийственным предметом войны с нехорошими замашками, от встретившихся эта дама ничего не оставляет" – ничего не ответил родимой...
Почему ни с кем не поделился "радостью", полученной от трёпки родной бомбой? А кому интересно слушать? Врёт он! Упади бомба близко, как рассказывает чтобы от него осталось, а если цел – бомба далеко упала. И что интересного? Если угодила в него – интересно, об этом немного поговорили:
– У мужика, что у немцев работал, бомбой малого на куски разнесло, хоронить нечего... -а, так ничего особенного, обычное явление войны.
До сего дня горжусь: и часовня с трансформатором внутри, и я – с честью выдержали работу советской бомбы неизвестного калибра.
– Логика войны: если тебя не накрыла немецкая бомба – почему чужие недоработки нужно перекладывать на родную советскую бомбу?
– Друг и компаньон, вопрос: до сего времени, хотя и редко, встречаются "отголоски войны", то есть не сработавшие предметы... Ну, там снаряды, бомбы и всякие мины... Скажи, какая из воюющих сторон изготовляла наибольшее количество бракованных единиц? Статистика существует?
А тогда, когда пыль и кирпичная мелочь прекратили сыпаться и нужда в спасении главной части тела – головы – отпала – в ту же секунду резко вскочил и не менее резво заработал ногами прочь от страшного места! Вес пальто не сдерживал прыти. Чего бежал?
– Бежал от незнания, что бомбы дважды в одно место не ложатся. Не знал, что и пули никогда не входят в одно отверстие дважды, но касался ли "закон о входе в одно отверстие" бомбовых осколков – этого, разумеется, не знал. В сукне пальто присутствовала заштукованная дырка от пули – она-то и отвела родную бомбу в сторону. Законы войны нужно соблюдать!
Повторяю, ночь была яркая, освещения не требовалось, и маршрутом бега выбрал дорогу вдоль западной стены: до келий в том месте огонь не добрался, и там было темнее, чем в месте разгула огня. Соображал: "похоже, что на меня началась охота!? Нужно прятаться в темноту, тогда те, кто в небе, не увидят и не добьют второй бомбой!"
Куда бежал? На встречу с другой бомбой? Дурачок, бомбы все одинаковы, и делаются с одним назначением: убить тебя! – во время бега без смысла и цели – вспомнились слова патефонной пластинки:
"Ямщик, не гони лошадей..."
– Друг-патефон, откуда тебе-то известно, что со мной происходило? Ты -
красивое и радующее устройство, но как могло знать, что бежать на открытом пространстве от бомб – пустая затея? Низкий поклон тебе, красивый чёрный ящик и величайшее изобретение человеков: ныне проживает масса устройств, затмевающих тебя сложностью, но ты останешься в памяти моей первым и Великим Музыкантом: если не ты – куда бы убежал?
– Адреналин, природное "топливо" ваше, перестал выделяться в кровь, мозг заработал – ты и остановился.
Почему не побежал туда, где обитатели монастыря стояли в ряд на безопасном расстоянии от горящих келий, держась за спасённые скудные пожитки? Ведь ничего ценного у погорельцев не было, всё, что могло иметь какую-то цену – за два года оккупации было снесено в сельскую местность на обмен.
Не уходят из памяти, что получил зрением, монастырцев стоявших на дороге за стеной и заворожено смотревших на огонь, что с аппетитом поедал убогие жилища. Какое количество голов на тот момент утешала поговорка "голому пожар не страшен" – не знаю.
Удивительное и непонятное явление наблюдалось: что вы стоите, милые монастырцы, кучей-толпой на освещённом месте!? Сверху не станут делать различия "враг" – "мирный житель", "верхним" безразлично, кого "угощать до полного удовольствия"!
К ним бы и бежал, но нет; выбрал мрак и место, где не было ни единой души! Умная сволочь, выкормыш вражескими харчами!
Кто управлял ногами? Сам соображал, или старалась неведомая сила? Всё цело, всё на месте, даже штаны из тонкого армейского брезента с одной лямкой через плечо – сухие! Чего ещё желать? Кто первым начал готовить меня к стихийным бедствиям, а война и есть таковое? Правильно, чужое Люфтваффе познакомило с бомбёжками, а потому и трёпку от родной бомбы выдержал с достоинством:
– Хер достанете, опытные, знаем "почём фунт лиха"! – звон в ушах держался, но недолго: хороший слой ваты положила неизвестная портниха, дай ей Высшая сила здоровья... и мою память! Сукно – немецкое, вата – "совецкая", а чей малый в пальто "на вырост"?
– Жизнь, спасённая "враждующими" материалами – твоя. Чего думать?
– В какой раз разминулся со смертью? И какой малости не хватило для встречи с ней? Что спасло?
– Первая, главная и основная защита: пальто из сукна немецкой шинели с дыркой от пули.
– Но вата советская!
– Спору нет, вата отечественного изготовления приложила руку к твоему дальнейшему прозябанию на земле. Две позиции в комбинации не позволили стать инвалидом... или вообще сгинуть раньше срока: пальто и опыт бомбёжек мирного населения. Не будь на теле малого верхней мужской зимней одежды "на вырост" – не разминулся с бедой в звании "баротравма". Поддайся любопытству "что будет после громкого воя с неба", не плюхнись на живот, не натяни пальто на голову – ударная волна от взрыва порвала барабанные перепонки и сделала глухим. Минимум, а максимум – глаза из орбит вывалила. Глухой и слепой. Может и выжил после полученного, но скорее – нет. Причина два: возблагодари простое, но мудрое и нужное устройство с названием "бомбовый стабилизатор": разве не он предупредил о приближении бомбы?
– А-а-а, прозрел: в детстве хватало чисто "военных" страхов, но почему не довольствовались имеющимимися страхами, но добавлял новые?
– Почему делают новые фильмы, пишут новые книги? И тогдашнее изготовление страхов подчинялось "Закону о новом". Есть такой, вы ему и подчинялись: изобретали "чертей, ведьм, колдуний" и остальных, коих ни разу не видели, но твёрдо верили детскими мозгами. И знали, как спасаться от выдуманных страхов: натянуть на голову любое одеяло и бояться под ним до поры, пока не становилось трудно дышать от нехватки кислорода. Настоящий страх задохнуться брал верх над придуманными "чертями и ведьмами".
– Бесяра, рчередной закон просится.
– Излагай.
– Чтобы не паниковать в реальных опасностях и в зрелом возрасте относиться наплевательски на угрозы лишения жизни надо многократно промотреть старые страхи и пропитаться под завязку до сердечного волнения. Зачем придумывали каких-то колдунов и ведьм? Разве войны мало?
– Типичная реакция нейтрализации. По причине малого возраста вы, дети, не могли отделить реальную угрозу жизни от вымышленной.Не знали, чего следует бояться, а чего – нет. У вас было много сходства с молитвами семитического народца, у коих принято во время молитвы накрывать голову покрывалом... "талесом" его называют.
В военном детстве от придуманного ужаса ты закрывался одеялом, он – талесом... Ничего нового...
– Кроме пальто... Гимн пальто-спасителю "на вырост" из сукна немецкой шинели, но на советской вате в качестве подкладки. Оно сопровождало меня четыре года: так медленно рос. Пальто спасало в Польше от мягкой польской зимы сорок четвёртого года, в нём ходил в первый класс школы в зиму сорок четыре/пять и не понимал: почему взрослые косятся в мою сторону, но ничего не говорят!?
Пальто было пущено на тряпки на Урале в сорок седьмом, и не потому, что вырос: стал "грамотным" и понял, из какого материала сделан мой "гардероб":
– Сколько можно носить изделие с участием сукна от вражеской шинели! Откуда оно на мне!? – любимый советский кинематограф только-только переходил на цветные фильмы и цвет военной одежды экранных врагов полностью совпадал с цветом пальто-спасителя. Как-то скоро забылись дни, когда пальто спасало тело от злых двадцати пятиградусных зимних ветров из Казахстана...
Так, начался и мой путь "предателя", но пока только вещей. Почему не сохранить сукно военного времени ради интереса:
"Это ж надо, а? столько лет пролежало и ничего не сделалось"! – только сейчас понял женщину, коя и до сего дня хранит валенки в немецком ящике из-под патронов времён войны...
В различных учебниках в конце каждой главы даются вопросы для проверки "усвояемости пройденного материала", но на вопросы своего прошлого о "пройденном материале" никогда не получу ответа. И от беса ждать помощи не приходится, не поможет бес:
а) что думали и чем руководствовались монастырские бабы, когда валялись в ногах немецкого офицера (без обнимания сапог), но с признесением набора известных заклинаний среди коих основой была просьба не взрывать дома – не знаю, далековато стоял, но не допускаю, что просьба иноземному борцу с огнём "родненький, помилосердствуй!" была выпущена в эфир. Чего орать, если не понимает?
б) что думали те бабы, когда их кельи-дома благополучно сгорели к чёртовой матери"?
в) что думали и какие тексты "озвучили" тем бабам соседки, когда поняли причину сгорания их домов?
г) сколько бы сгорело келий, осуществи враги подлый замысел по взрыву двух домов с целью "локализации очага пожара"? Семьдесят шесть келий улетели бы в небо искрами, или всего четыре?
– На сегодня цена твоим вопросам – нуль! И монастырь выгорел не полностью, до части домов в северо-западном углу огонь не дошёл. Не тронул ряд келий и вдоль северной стены.
– Нуль!? Щедрый, как посмотрю! При нашем-то дефиците на квадратные метры жилой площади потерять семь десятков домов по-твоему "нуль"? Почему часть келий уцелела? Причина?
– Роза ветров спасла монастырь от полного выгорания. Тяга пошла не в сторону уцелевших домов...
Куда направился с места встречи с бомбой?
В части монастыря, куда огонь почеу-то отказался зайти, было темно, там и улёгся с наружной стороны стены. Чутьём, не хуже звериного, понимал: "находиться внутри монастыря опасно, концерт может продлиться, и новые небесные солисты продолжат святое дело освобождения от рабства" – когда и с чего начнётся второе отделение неизвестно, но что бежать будет некуда – на это у человеческого зверёныша возрастом неполных восьми лет чутья хватило...
– ... такому пониманию окружающей обставноки не обучит ни один учитель, а война пожалуйста и бесплатно!
... улёгся на живот с наружной стороны стены, прижавшись к ней: ограда, набравшись тепла от солнца – снаружи и температуры от сгоревших келий – изнутри, испускала тихое и нежное тепло...
И повторно натянул на голову проверенным, спасительным способом "пальто на вырост" из сукна от немецкой шинели – и уснул... После любых налётов всегда тянуло в сон, рефлекс, как у собак Павлова срабатывал:
– "Всё, отбой, на сегодня хватит, повторно не прилетят. Отдыхай. "Лю-у-у-бимый город может спать споко-о-о-йно..." – песня о "любимом городе" распевалась потом, через годы и ничего в душе не вызывала: мелодия – и только.
Поклон тебе, отечественная бомба: не сделала заикой, не получилось у "любимой" сделать меня слепым и глухим! Слабым оказалось "взрывное фугасное устройство предназначенное для разрушения укреплений противника" против пальто с "верхом" из сукна от вражеской шинели, но с толстым слоем советской ваты...
–... или бомба не совсем близко упала...
Перехожу к финальной сцене, что разыгралась утром.
До сего дня нет объяснений: зачем и для чего на рассвете понесло на место сгоревшей кельи? На что смотреть, чем любоваться? Перед трёпкой от бомбы видел, как горела келья, так чего мечтал увидеть через пару часов? С преступниками понятно: их тянет на место совершения злодейства, а что тянуло меня?
...на востоке, как и положено, всходило солнце. Почему-то оно было больше, чем прежде, красное и мутное от гари... если солнце вообще может быть "мутным". Красным оно было от гари тлевших нижних бревён келий. Нижние брёвна почему-то стойкими оказались и догорали не открытым пламенем, а краснели угольями. У них только форма брёвен была, но это были крупные уголья.
И это всё? Вчера вечером, до налёта, всё это было моим домом, пусть и убогим, но привычным и дорогим, а сейчас – тлеющие уголья...
Ветерок, хороший вчерашний помощник огня – куда-то подевался и воздух был абсолютно неподвижен. Почему ночью воздух двигался? Видел тогда, как страшный и прекрасный враг-друг огонь переносил искры с одной горящей кельи на очередную жертву, видел! А сейчас – тишина. Насытился ночью? Или "питание" кончилось? Два друга, огонь и ветер, попировали вдоволь и удалились? – и на этот вопрос не мог ответить.
Сидел на земле недалеко от сгоревшего дома и смотрел на тлеющие остатки от кельи...
Недавняя жажда познаний: "загорится пальто" куда-то сгинула, а на её место пришла печаль: "вчера всё было, пусть маленькое, но привычное и родное, а сегодня ничего из прошлого нет! Дикость какая-то"! – чем-то иным заполнить пустоту в мыслях не знал... Или это всё бомба советского изготовления сделала? Дикое, новое и непонятное зрелище: от родимой кельи, где прожил восемь неполных лет, остались только печь с трубой и завалинка. Привычная плита, тысячи раз виденная выглядела чужой...
Тишина кругом, и если бы знал, что такая тишина у людей называется "мёртвой" – умер бы сам. Сразу и немедля.
Погорельцы ещё до рассвета поняли, что на пепелище делать нечего и нужно где-то искать крышу над головой, а я сидел перед завалинкой из кирпича и смотрел на тлеющие брёвна "венца" кельи...
И тут подполз кот, старый зверь "немецкой" породы, "курцхаар", доброе и ласковое существо. Не узнал кота: с обгоревшей шерстью кот стонал от боли и просил у меня, человека, помощи... Первое и единственное живое существо после яркой ночи просило помощи, а я ничего не мог дать зверю...
Чем и как кормился кот в семье – не знаю: это было тихое и незаметное создание Природы. Или люди повторяют животных, или животные людей – до сего дня понять не могу, но думаю, что число животных и людей, довольствующихся малым – поровну.
Когда кот, обладая безошибочным животным чутьём, уходил из дома на ночь – быть налёту! И тогда он ушёл, и его уход приняли двояко:
– Или охота на мышей, или налёт... или "полный набор".
– Такое стало понятно, когда состарился. До этого уходы кота из дома на ночь объяснялись кошачьей работой: "пошёл мышей ловить" ничуть не думая, из каких запасов и какого зерна питаться мифическим мышам...
...взял кота на руки, увидел ожоги на теле – и завыл!
Это был вой несравнимый с прошлыми моими завываниями, это был...горшего воя монастырские стены ни прежде, ни после не слышали: кому было выть на пепелище? Иного и большего горя, чем обгоревший и стонущий кот на голых и грязных коленях моих – в мире не было! Были слёзы до этого, и вытекали из глаз от ссор с сестрой, но тем слезам "грош цена в базарный день", те слёзы ничего не стоили, их и "слезами" до этого утра называть грешно! Прошлые слёзы – солёная вода, но не вонючая, как моча – и всё отличие, а новые слёзы были горькими и тоскливыми! Если бы в ту минуту, кто-то, необыкновенно добрый, пустил с небес бомбу, всего одну бомбу, персональную, только для меня – не стал бы с ужасом вжиматься в землю, как вжимался несколько часов назад!
– Несбыточные мечты: бомбардировочная авиация не имела привычки работать в светлое время суток, но мысль интересная, хотелось посмотреть на тебя в ситуации "ты и бомба тет-а-тет"...
Как выл у пролома монастырской стены с умирающим котом на коленях помню, и от той ночи навсегда осталась вина перед кошками: почему в начале пожара не позвал кота и не посадил под зимнее пальто из сукна от немецкой шинели!? Мог бы и спасти зверя"! – единственная причина не желающая умирать шесть десятков лет и мучающая память. Она-то, проклятая, не чаще одного раза в пятилетку вынуждает ныть жалобным голосом:
– Граждане, окажите старичку посильную помощь денежками в лечении древней психической травмы! Уделите время и реабилитируйте, хотя бы в финале! Плевать, что скоро старичку уходить в мир иной, а другим безразлично, каким он уйдёт туда! Но мода есть мода, и попасть в реабилитационную струю под занавес так приятно! Бес, почему тогда во мне не сидел, не ободрил и не успокоил в то синее, от гари, утро?
– Сейчас утешу, набирай: "чего плачешь, мальчик!? Остался целым и неповреждённым, а ведь могло и насовсем. Родители в целости? Целы, живы и здоровы, хотя могли и сгинуть... должны были сгинуть... Так о чём плачешь? О сгоревшей келье? Малое время назад вы в паре сгорали, распределив роли: дому гореть от огня, а тебе – от любопытства. Вспомни, как хотел выяснить очень важный на тот момент вопрос:: "загорится пальто из сукна немецкой шинели от жара горевшей родной кельи"? Чего жалеть старую монашескую келью? Ей за сто лет, это не дом, а труха... Да и не твой это дом был, чужой, в эти клоповники вас вселила "добрая советская власть рабочих и крестьян". Жаль кота? Так он старый, как и келья твоя, он бы и так умер, без огня... Но ты выл по сгоревшей убогой и родной келье, "отпевал" голосом. Понял: мужское горе, в каком бы возрасте не пребывал мужчина – короткое, импульсное и долго не задерживающееся в сознании страдающего. "Сгусток горя", "квинтэссенция горя", но не объёмистая посудина с горем, а всего столовая ложка: выплеснул её – и пошёл мужик "на поправку". Память о горе остаётся, но слёзы – вылиты...Продолжал выть, но тихо...
– ... голова заболела вот и убавил громкость воя. Помнишь?
– Помню, было... Голова, прочная и надёжная, никогда не болевшая голова заболела!?
– Оттого и перестал пугать окрестности воем. Когда шкеты, вроде тебя, воют поступление кислорода в слабые мозги сокращается, плюс отрава в виде окиси углерода, коей вволю наглотался за ночь – вот и появилась боль. Душа тогда сказала, а ты понял:
– Прекращай выть, или хуже будет! И польза от вытья нулевая, воем келью не вернёшь!
"Режи" фильмов, а тако и операторы оных, к вам обращается творческая группа в составе живой человек с бесом в правом ухе. Кто возьмётся снять сцену с моими консультациями за плату в две кружки тёмного чешского пива и бутерброды с чёрной икрой? Одна в начале съёмок, другая, разумеется, после команды "режа":
– "Снято"!
Финальный кадр рекомендовал бы сделать так: в метрах пяти от пролома в стене из старинного красного кирпича, на очень хорошо прогретой пожаром земле сидит дохлого вида малый не полных восьми лет в зимнем пальто с "верхом" из сукна от немецкой шинели. Указанное одеяние обязательно должно на нём быть, без него никак нельзя, оно у него единственное. Спасительное пальто "на вырост". В конце лета. В жару. На пожаре. Всё остальное одеяние, что на нём имеется, даёт повод думать, что он только в этом и успел выскочить из горящего дома. Но это не так: всё, что на нём – это и есть всё его. В кадре показать, как тлеют остатки дома. Киношный дым и копоть в кадр не напускать! Не было тогда дыма, всё горело чистым и жарким пламенем! Откуда было взяться дыму? Столетние бревенчатые хижины не давали дыма и горели жёлтым пламенем с температурой не меньше тысячи градусов по Цельсию. От родимой кельи остались нижние, тлеющие брёвна "венца", и на эти брёвна без малейшего смысла в глазах смотрит малый не полных восьми лет...
Если фильм делать на цветной плёнке – пальто из сукна немецкой шинели гримерам следует не густо припорошить пылью из красного кирпича старинной выделки. Пыль от современного кирпича, или от кирпичей советских времён не годится: колер не тот.
Из-под кирпичной пыли должен просматриваться цвет сукна немецкой шинели: в "совецкой" литературе такой цвет проходил в звании "жабий". Врали писатели: видел жаб, окрас отечественных земноводных намного темнее и сотой частью не напоминает цвет шинелей солдат Вермахта. Неважно: если "совецкий" писатель сказал "жабий цвет" – так и есть, и ему нужно верить, а не своим глазам. В самом-то деле, не заводить же спор о цвете сукна немецкой шинели военных лет с советскими писателями прошлого!
– Чтобы русский малец остался жить после не совсем близкой встречи с отечественной бомбой – где-то в Европе нужно было сделать сукно, сшить шинель, облачить в сшитое изделие рядового немца и отправить на Восток с великой миссией: "расширения жизненного пространство для Рейха". Но кусочек металла в главную часть тела человека, дырочка – и сукно от чужой шинели превратилось в руках русской мастерицы в шикарное зимнее пальто для тебя... происходящее в мире имеет своё начало и конец...
–... Куда клонишь? В смерти Неизвестного солдата Вермахта моя жизнь?
Господа киношники, если кто-то вздумает снять фильмец по нашим сочинениям – дело ваше, но ставим единое условие: не врать. Мы – авторы, нам врать можно, мы фильмов не делаем, а вот вам следует придерживаться правды.
Крупный кадр: лицо мальчика равномерно грязное, но не пятнами. Грим лица должен быть таким, чтобы в кадре крупного плана были две чистые дорожки от слёз, только от них на щеках бывают чистые дорожки. На голове ничего нет, головной убор потерян ночью. Голова шкета острижена рукой, абсолютно лишённого куаферского таланта: "порогами" – иная причёска актёра на роли мальчишки сговняет фильм: классическая "ложка на бочку". Ноги шкета в чулках, без башмаков, башмаки остались в ночь "спасения на картофельных полях" в первом акте в "опере о войне". Когда звучала "увертюра"... В сорок первом... А сейчас сорок третий год, средина войны, и до её "финала" ещё два года. О каких башмаках речь вести? Где они? Возможно, чьим-то иным ногам служат...
Шкет прижимает к лицу стонущего обгоревшего кота и воет. К воющему подходит женщина, осторожно берёт рук шкета умирающее животное, кладёт на землю и говорит:
– Поднимайся. Идём – не гладила женщина по голове тихо плачущего мальца и не пускала слёз "за компанию". "Классика кино" говорит:
– "Мать должна прижать мальчика к юбке и вторить голосом плачу сына"! – а мать не поднимала с земли, не подавала руку, но сказала два слова:
– "Поднимайся. Идём" – ни единого лишнего слова, вечные и сильные слова живых:
– "Поднимайся и двигай вперёд"! – чувств на "телячьи нежности" после всего случившегося не осталось, выгорели чувсвта, все до единого...
И мы пошли. Ничего не знаю о сёстрах: где и с кем были, в "огненную" ночь был один и в этом вижу необъяснимую мистику... или ситуация поддаётся объяснению без мистики:
"выжил в одиночку – в компании может и не получиться"
– В переводе "держись от людей подальше"? Так понимать?
– Не знаю.
Позже узнал: с началом рассвета мать послала отца искать какое либо жилище, были пустующие дома вблизи станции, соседство с узлом ничего хорошего пристанционным жителям не приносило.
Кому дома принадлежали не спрашивали заходили и коротали время до окончания войны.
Пустяковый момент военного времени: хозяева пустующих домов могли и не пребывать в списках живых.
Граждане, имевшие родню в сельской местности – отправлялись "на историческую родину" переждать тревожное и опасное для жизни "переходное" время. "Переходное время" – это когда эти отступают, а те, понятное дело, "берут верх"!
Пустующий дом нашёлся в половине пути между выгоревшем на две трети монастырём и станцией. Всё зыбко, неопределённо, как и должно быть на войне... Пусть не совсем "как на войне", но достаточно близко: бомбы падают и у нас...
Определив семейство "под крышу" отец не предался "раскаянию в грехах", но отправился продолжать служение оккупантам. "Усугублять вину перед родиной". Совецкая, новая формулировка, коя до переворота семнадцатого года звучала иначе: "продолжать упорствовать в грехе".
