Текст книги "Прогулки с Бесом (СИ)"
Автор книги: Лев Сокольников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 104 (всего у книги 111 страниц)
Уловленная новость разволновала настолько, что только чудо удержало от немедленного срыва в бег вокруг обители: "где и когда враги успели поставить орудия для истребления монастыря"!? – вот она, детская простота: ему следовало немедля погрузиться в страх и предаться панике о предстоящем "выбивании", а он принялся выяснять место, где могли быть установлены ужасные "денитки" и как в деталях мог бы происходить процесс выбивания "городка трудящихся":
– "Как выбивать-то будут!? Вроде бы монастырские стены целы, если не считать двух проломов...Поставят зенитки и через проломы станут стрелять по кельям? Никак иначе, через стену не получится, кельи закрыты стенами... только крыши видны"...
Солнце без замедлений клонилось к закату, а после заката от неба ничего иного, кроме бомбёжек, ждать не приходилось. Выбивание городка врагами только предстоит, выбивание – дело будущего времени, а налёт родной авиации может начаться раньше.
Удивлённый ниже некуда прилетел в келью с вестью "монастырь выбивать будут!" – с какого места начнут выбивать, время начала ликвидации монастыря оставалось под вопросом.
Свойство тайн военного времени: ужас утраивается, если тайна известна в повинном размере, а полная тайна ничего не стоит и обсуждается без страха...
А тогда процесс "выбивания монастыря" пребывал на нулевом уровне, а блуждавшие в мозгу, упирались в монастырские стены красного кирпича старинного изготовления.
"Денитки, денитки"! Зенитки, так называют пушки с тонким стволом, из них по самолётам стреляют, а как стрелять по монастырю, когда стены мешают, только крыши и видны!? Самолёты на месте не стоят, летят по небу, а монастырь-то не движется! Когда война началась видел один раз, как над городом высоко в небе глухо что-то рвалось серым дымом, слышал и звук от работы зениток, но видеть, как люди управляют работой устройств не сподобился... Упущение!
И вот оно, счастье: пробел в познаниях о войне (раздел: "орудия противовоздушной обороны") вот-вот собирался заполниться! Как произойдёт разъяснение ликвидации монастыря, как буде выглядеть не представлял, но от этого ожидаемая работа врагов по выбиванию не теряла прелести:
"в меня из зениток!? Пусть, главное увидеть начало процесса выбивания, а там, как мать говорит:
– "Что будет – то и будет"! – до замирания сердца хотелось увидеть немедленное выбивание городка, но торжественный момент, охлаждая волнение, задерживался...
Собственная ночь прошла в тревоге, и поздним утром (проспал!), вылетев из пролома в стене недалеко от кельи – намётом двинулся вдоль южной стены на восток. Почему туда, кто осенил, что нужно бежать на восток? – и совсем скоро недалеко от угла восточной и южной стен увидел свежевскопанную, насыпанную горкой и вкруговую, землю.
Из центра потревоженной земли, не знавшей с момента постройки монастыря унижения лопатой – в небо смотрел длинный и тонкий ствол единственного орудия.
"Орудие потому и нацелено в небо, что не хочет показывать направление первого выстрела!" – радость от раскрытия тайны процесса выбивания отодвинула страх куда-то далеко. "Но как немцы будут бить по кельям через стену!? Как!? Почему бы не поставить пушку в монастыре!?" – вот оно, начало мужчины: наплевать кто, по кому готовится стрелять, главное – правильно поставить орудие! Логика – основа войны!
...потихоньку подходил ближе, и когда до позиции из одного зенитного орудия оставалось метров десять – услышал звуки мелодии на губной гармошке... Ну, если музыка – можно подойти ближе: играть на гармошке и стрелять одновременно – такого в монастыре не было. Играть – играли, были среди врагов мастера играть на губных гармониках, бывало, что и дарили детворе инструменты – но чтобы выполнять две работы одновременно – нет, такого не было...И мелодия, кою выдувал молодой солдат-зенитчик была знакома, но как её звали – не знал...
– ... Lili Marleen... Гимн солдат Вермахта всех родов войск.
– Слова знаешь?
– Знаю. Три, или четыре редакции... Или пять... Ваша, оккупационная – особенная, её ни в какой литературе не поминают... Стесняются...
– Начало?
– Обычное, как и у классики:
"Около казармы,
у больших ворот,
стоит побирушка
и Хитлер даёт брот..."
– Всё?
– Не помню... Бесы тоже теряют память... За долгие века сколько информации принято? И какой! Что-то могу и забыть... Остались четыре строки из прошлого:
"....ты прошла и стало ясно,
что ты любишь не напрасно,
любишь ты за Broth..."
– Я "хорош", но и ты не хуже... Мечтал с твоей помощью в регрессивный гипноз впасть, но, вижу, пустое желание... Ну, ничего...
... и совсем близко подошёл к насыпи. Какое правильное название такой насыпки?
– "Бруствер" – на него-то и взобрался.
В выкопанном углублении увидел молодого немца, возрастом немного старше наших ребят, коих угоняли в Германию.
На конструкцию орудия глянул мельком: "денитка" – вещь интересная, много предметов разной формы и непонятного назначения, это не моя "кабина пилота" из ветхой, расшатанной табуретки закрытой не менее старым одеялом, зенитка – масса удивительных деталей собранных вместе на круглой железной площадке. Странно, но молодой немец-зенитчик был интереснее орудия и занял основное время в разглядывании огневой точки.
Зенитчик сидел на ящиках от снарядов и в упоении дул в гармонику. Запомнил и позу зенитчика: левая нога парня была согнута в колене и опиралась на опору орудия, локоть левой руки упирался в колено и этой же рукой он держал гармонь у губ. Правой рукой, прикрывая и открывая гармонь, музыкант извлекал удивительные, прекрасные вибрирующие звуки, доселе неслыханные! У выходящих звуков было название – "тремоло", но что это "тремоло" – и этого не знал.
Чужая мелодия запомнилась вмиг и сегодня могу объяснить причину быстрого запоминания: "хроническое музыкальное недоедание".
Только моё, бес не возражает, мнение: "помимо обычного недоедания существует недоедание прекрасного", кое даёт результат: если человеку не давать хорошей музыки со стороны, то он начнёт сочинять сам. Ни потому ли чужая мелодия основательно и навсегда записалась, что музыкальный отдел памяти был чист? Пяток пластинок, кои однажды на малое время появились в келье вместе с патефоном – не в счёт? Или запомнил потому, что музыкант исполнял мелодию тонко и с чувством? Могла чужая мелодия запомниться потому, что сопровождала картину "денитка на позиции"? Мог тонкий и хилый стволик, из коего, если верить разведанным Губастой, враги собирались "стереть с лица земли" мою келью? Её – в первую очередь?
До сего дня не уверен в том, что та мелодия называлась "Лили Марлен", и все попытки выяснить название мелодии, что выдувал из гармоники молодой вражеский зенитчик, ни к чему не привели.
– Бес, можно фантазировать?
– Можно. Все наши фантазии, как договорились вначале – "безобидные". Ай, забыл?
Спустя много лет после войны, как-то по радио старую вражескую мелодию из прошлого исполнял неизвестный, но замечательный немецкий трубач. Беда передачи: если бы музыкант вначале исполнил мелодию, а затем диктор назвал произведение и музыканта – тогда бы многолетняя неясность с древней вражеской мелодией исчезла навсегда.! Но было наоборот: дикторша вначале что-то там говорила, я не обращал внимания на её слова, а потом пела труба.
"Лили Марлен" любили немцы, начиная от последнего интенданта, вроде тётушкиного постояльца Курта, и кончая начальником Гестапо, где отца держали по статье "попытка нанести урон боевому духу солдатам германской армии (Вермахт). Что начальник Гестапо, у которого "в гостях" побывал отец, мог любить "Лили Марлен" – наверное сказать не берусь.
Немцы любили исполнять итальянские мелодии, любили они и "Розе Мундо". Она и до сего времени живёт в их репертуаре. Жива и "Лили". Исполнением красивой, но и до сего дня "вражеской" мелодии, один раз порадовал "Маяк"
– Краденный, опоганенный и перекрашенный? Нынешняя контора не имеет прав называться "Маяком", захватившие станцию мудаки ничем не отличаются от провокаторов напавших на Гляйвиц.
– Растолкуй.
– Участники "операции Гляйвиц" в политику играли, и нынешние хозяева "Маяка" далеко не ушли.
– Почему так резко?
– Потому! С окончания "горячей" и с переходом на "холодную" войны, Маяк служил приводной станцией бомбардировочной авиации дальнего радиуса действия и посылал в эфир двадцать четыре часа в сутки музыку с пластинок всех времён и народов. Прекрасная старая музыка, по ней радиокомпасы самолётов на курс настраивались. Поэтому и станция называлась "маяк" Было за что любить "маячок" В новое время мудакии со старой идеологией усмотрели в народной любви Маяка своё, убили станцию и в эфир попёрла стандартная советская порнография в новой расцветке, а прежняя прекрасная музыка исчезла, отошла на десятый план. На кой хер сегодня какой-то самозванец на "Маяке" блудит о продажном футболе, или толкуют о видах на урожай? Властен над урожаем? Нет, чего пасть открываешь о земледельце?
За что любить выродившийся и врущий маяк? За рваньё музыки и продолжение вещания астматическим, утробным придыхом голосом рекламной чуши?
– Не резко?
– Не резко, слабо сказано. У стригалей купонов с имени "Маяк" пора отобрать права называться "маяком", воры. Когда "Маяк" был маяком, сколько народу обслуживало станцию?
– Затрудняюсь ответить, но, думаю, немного, одни технари: следить за передатчиком, питать его электроэнергией и заряжать проигрыватель пластинками. Всё.
– Верно! Максимум – три, или четыре человека. Начальник станции – пятый, без начальника "житие свое" не представляете и впредь вам "анархия" не грозит... Не дано вам без лишних начальников обходиться. Три оператора, что ставили пластинки на проигрыватель. Но, скорее всего, в проигрыватель заряжалась пачка пластинок "Апрелевского" завода. Каждый оператор находился в аппаратной восемь часов, не менее. Двадцать четыре раздели на восемь?
– А чего делить? Три технаря и один – на подсмену.
– Три оператора! А сколько никчемностей и бездарей кормится ныне в "Маяке"!? Учёл? Осознал? Посочувствовал?
Обида в другом: нынешние стригали купонов как-то отмечали "юбилей" маяка. Как обычно, много блудили словами, сказанное ходило "вокруг да около", но никто не сказал правды об украденной станции, не знали, как и откуда у них появился "Маяк".
– Грамотный бес, но ошибаешься: всё-то знают, суки... и врут. Постоянно забываешь, какого племени эти "деятели"
– Знаю: "прекрасное", "могучее", великое" и нахальное племя "ссы в глаза а мы утрёмся"!
Как можно восторгаться музыкантом из тех, кто в перерывах между исполнением "Лили Марлен" и "Роза мунда" – стрелял в советские самолёты из вверенного зенитного орудия!? Откуда телячьи восторги от чужой музыки!? Умиление, отдающее рабством!? Немедленно забыть Lili, стереть, как магнитную ленту, вычеркнуть из памяти вражеские мелодии, какими бы прекрасными они не были! Это ж надо! Только за одну память о Lili Marleen не имел права называться "совецким" человеком"!
– Помнил и "Розамунда"... полечка "Пивная бочка", немецкий фольклор...
– ... и по совокупности статей следовало бы загнать в шахту по добыче урана, что под Пятигорском...
– Хорошо, вычеркну...согласен... Но как устроить амнезию только на мелодии? И почему это нужно делать? Какая тварь желает лишить меня чужой, но хорошей музыки? прекрасной старой музыки!? Любовь по указанию? И как избавиться от Лили? Рецепт есть? Чтобы любить заунывную мелодию отечественного гимна, её почему-то "торжественной" называют, то для этого надо быть не просто патриотом, а "большим" патриотом! Нужно быть героем, или тупицей, чтобы добровольно мычать мелодию нашего гимна, даже и без слов!
А "Лили Марлен" не стирается из памяти, хоть убей! Почему не стирается из памяти сама? Почему, по непонятным причинам, вдруг вспоминается нежное и красивое звучание? Особенно на трубе? Альт? "Лили" была услышана не в радостные моменты жизни, но в войну? Она и сегодня напоминает войну, но почему нет печали и страха от её звучания?
– Для чего самому глупому из народов даден такой прекрасный язык, как ваш? – нанёс оскорбление бес.
– Считаешь, что язык нам кто-то подарил? Или "глупый" народ создал? И как мог "жестокий народ" породить такую прекрасную мелодию, как "Лили"? Что-то не всё стыкуется у нас, беся! На многие вопросы о прошлом ответ найдётся в будущем – усомнился в споре с врагом.
В начале лета сорок третьего прекратились убиения реквизированного скота в часовне, и в монастыре не осталось ни одного немца.
Зенитная позиция с орудиями в один ствол, проторчав у восточного угла монастыря малое время и не сделав ни единого выстрела в небесную синеву над монастырём – так же тихо убралась, как и появилась.
Зенитка убралась со следами: мне оставила Лили Марлен в исполнении молодого немецкого солдата, монастырским женщинам – злую радость в адрес Губастой:
– Предсказательница хренова! – что "приятные" ошибки, пусть и в малом количестве, посещают нас – женщины об этом не знали...
* * *
Эй, музыкант, ты обязан быть в живых: на время, когда исполнял «Лили Марлен» единственному слушателю (мне), тебе было не больше восемнадцати лет... или двадцать, прибавь шесть десятков итог восемьдесят, и по немецкой Статистике восемьдесят с гаком немного и называться Grossfater не имеешь причин.
Единственное, что позволю окружающей тебя родне: можешь быть старым, но бодрым человеком и ни в коем случае не величаться "дедом"
Вот куда мы гнём: прочти десять последних страниц нашего сочинения и найдя неточности, а ещё хуже – выдумки – одёрни нас. Ждём!
Начнём издалека: на одной из улиц города, что ведёт к центральному рынку, раз в неделю появляется пожилой человек невысокого роста и хилой комплекции. Одет человек в "русское народное одеяние": на голове – убор с названием "картуз", такие носили в старину мужчины-горожане, на фасаде картуза – красный матерчатый цветок, простой пиджачок и просторные порты из холстины старинной выработки, что большая редкость на сегодня, на ногах – самодельные онучи. Когда-то мать такую обувь "опорками" называла.
Человек тянет двуосную самодельную тележку, точную копию русской старой телеги, но уменьшенную до размера "одна десятая от лошадиной силы".
Пояснение: если лошадь тянет телегу – транспорт определяется как "одна лошадиная сила". Но если пожилому человеку, рассчитанную под тягу в одну лошадь телегу не утянуть – он делает копию телеги под себя.
Человек находит место в широкой части тротуара, ставит транспорт к чугунному ограждению, кое отделяет тротуар от дороги и не позволяет нетерпеливым гражданам нарушать правила уличного передвижения и раскладывает классический товар древних народных умельцев: рожки, дудочки, свирели, лапти, расписанные ложки и прочие забавы для детей.
От поделок человека веет наивностью: "кто ныне будет играть в пастуший рожок? Кого заставишь? Умерло прошлое, сгинуло..."
И как-то однажды среди детских деревянных курочек на дощечке, кои клюют несуществующий корм, если дёргать за верёвочку – увидел три, или четыре разные губные гармошки и одну большую, никелированную!
– Можно посмотреть?
– Пожалуйста! – "да, она, старая, битая, мятая, клятая немецкая губная гармоника "Vermona"! Вот так встреча! Здравствуй, подруга"!
– Откуда чудо?
– Немецкая, от деда осталась, с войны...– человек не допускал, что интересующийся мог и сам знать о немецких губных гармониках.
– Известно, как дед с инструментом встретился? Где, когда и при каких обстоятельствах? Трофей, подарок? История есть?
– Не знаю...
Хайль, артиллерист-зенитчик Lothar, Людвиг, Фриц, Хенрик, Курт, Мартин, Рейнгольд, Ханс и Гюнтер! Сколько лет было за твоими плечами? Восемнадцать? У меня не полные восемь, ты взрослым парень, я пребывал в "малых"
Как управляли твои молодые руки зенитным стволом не знаю, не довелось видеть, но с Vermono,й упралялся отменно.
Старый артиллерист-музыкант, вспомни: на какой гармонике исполнял Лили Марлен? Vermona? Не прикрывай рукой инструмент – углядел бы цвет пластмассы между никелированными крышками, и сегодня мог заявить:
– Твоя древняя "музыкальная" подруга Vermona – жива и здорова, голос у инструмента – прежний, и когда пытаюсь извлечь звуки, схожие с ЛилиМарлен – вспоминаю тебя... Если жив – дай адрес и верну твой инструмент.
Русские обычаи знаешь? Из серии, когда два соседа подерутся, а потом один из "воевавших" с посудиной в 0,5 литра "первача" приходит мириться? И я, вот уже два десятка лет, как взял немецкие "мировые марки", а потому питать что-то нехорошее в твой адрес – не получается.
Не было злости и без марок – ты не выпустил ни единого снаряда по монастырю.
А тогда, на входе в рынок, поторговавшись купил "Vermon"у: воспоминания о вражеской зенитной батареи, о тебе и твоей Lili Марлен дороже денег.
Да, между делом: цвет пластмассы гармоники, где в секциях находятся пластины синяя. Какая была у твоей?
Ныне, страшно фальшивя, пытаюсь наиграть Lili, но не получается: стар, а учиться игре на губной гармонике следует с детства... или в возрасте зенитчика единственного орудия у восточного угла монастыря.
Глава
Старт на длинную дистанцию.
Вид колдовства с названием «визуализация» помянут выше и считается у профессионалов лёгкой формой колдовства, уважающие своё ремесло колдуны визуализацией не занимаются, считая занятие «лёгким напряжением ума без тяжёлых последствий»
Действия, принимаемые "колдовством" не имеют точных, как в математике, физике, или химии, параметров, оттого наука и воюет с колдовством.
Создавая усилием воли и мысли нужную ситуацию, дико желая исполнения сконструированного – пользу принощу себе, а остальным вред.
– Личное обогащение не приветствуется в нашем мире, а коли занялся визуализацией – приноси пользу другим.
– А рисунки воздушных боёв Luftwaffe и совецкой авиации в зимние дни сорок второго-третьего в какой графе? Огрызком карандаша изображал "картины", над головой не происходило ни одной воздушной драки, небо оставлось мирным. Спросить колдунов высшего разряда: "почему малый рисовал воздушные бой не видя ни одного в живую? Не осознанное желание отомстить вражеской авиации за прошлый страх, отчего появлялся тремор, когда на "полотне" изображал финал поединка, где савецкий самолёт поджигает чужака? С чего у семилетнего тремору появляться?
А летом сорок третьего увидел воздушный бой в "живую". Возник неожиданно в конце второй половине дня, когда солнце вот-вот собиралось перейти за отметку "начало вечера"
Схватка началась в северо-восточной части неба и немного в стороне от монастыря, где немцы поставили зенитное орудие на расправу с монастырём. Почему не приступали к выбиванию, чего ждали – ошарашенные насельники терялись в догадках и успокоились только после отбытия зенитного ствола, простоявшем на позиции два, или три дня и не исполнившем предсказание Губастой. Это была приятная ошибка признанной монастырской предсказательницы: на момент воздушного боя, "третьего лишнего" в виде ствола немецкой зенитной пушки не было.
Бой был хорошо виден в лучах уходящего солнца. Это было красивое и страшное зрелище, а по какой причине сцепились железные птицы не представлял.
Как тогда ничего не знал о футболе – так и сейчас ничего не знаю, а тогдашний "футбол" в небе не походил на футбольные драки наших дней. В сегодняшнем футболе после игр не выносят с поля убитых, раненые не в счёт, футбольная травма проходит как насморк, а тогдашний небесный "футбол" был иного сорта, без правил и зрителей.
С самого начала "карусели в небесах" как-то тревожно заныло сердце.
– Замечание о "нытье сердца" не принимать в рассмотрение, у мальцов твоего возраста сердца не ныли. Любопытства хватало, но чтобы ныть сердцу – извини, перебор.
– Убрать "ноющее сердце"?
– Не надо, пусть "ноет" Удовольствие сердечного нытья испытывают взрослые много испытавшие и понимающие люди, а "нытьё сердца" в неполные восемь перебор.
– Но, как оказалось потом, сердце в те времена не обманывало и мальчиков неполных восьми лет.
Какие немыслимые виражи совершали машины в небе! Как они, надсадно работая моторами, круто уходили в небо, и оттуда с воем шли к земле! Постукивая пулемётами, гонялись друг за другом: та-та – та-та-та-та-та!
Вот она, работа скорострельных пулемётов! И не на листке из ученической тетради сестры, а вживую! Вот она, стрельба через винт!
Что когда-то грубо и примитивно изображал на листке из ученической тетради – сейчас вижу в реальности! Сбылось, сбылось! Чьи пулемёты тогда стучали чаще? – в этом разобраться было трудно: контуры машин были "на одно лицо", опознавательные знаки не видны на высоте, и сказать, кто кого "давил" в том бою – не могу...
... "круговерть" в небе из чужих и своих машин кончилась грустно: одна из них, без дыма и пламени, круто пошла с "плачем" к земле! От падающей машины, совсем как на недавних рисунках, отделилась точка и начала движение к земле. Всё так, как на картинках: лётчик, лётчик покинул подбитую машину, никаких отклонений от моих "произведений"! на листке из ученической тетради "в линейку"! Знаю: над точкой обязательно раскроется парашют, обязан раскрыться!!! На моих рисунках никто и никогда не падал на землю без парашюта, так не бывает! – но точка продолжала падать, а белого купола над ней всё не было и не было!
Закрыл глаза и опустил голову... Мигом вспомнились неудачные запуски парашютика от немецких тарелок с настоящим парашютом и понял, чем окончится для лётчика отказ спасительного устройства...
Не было кинематографического взрыва от упавшей машины. Бой как-то сразу прекратился и участники "небесной" карусели разлетелись. Очень скоро к месту предположительного падения самолёта промчались два мотоцикла с колясками, и на каждом было по трое немецких солдат с оружием. День кончился.
Этим же вечером и как-то скоро, не откладывая обсуждении итогов воздушного боя, монастырцы заговорили, что подбитый самолёт был наш, что лётчиков было двое, что у одного не раскрылся парашют, а другого, после приземления – выдали подоспевшим на мотоциклах немцам. Кто выдал, почему выдал, зачем выдал!? Лётчик приземлился в чистом поле, рядом жилья нет!? И почему я не виде купол парашюта? В какой момент проглядел!?
– Дураки с длинными языками лётчика и выдали! Да, те, которые из породы "интересантов". Их сегодня "информированными дураками" называют: знают много, а прибыли от знаний – грош! Главная обида всех интересантов:
– "Знаем много, а "гениями" никто не признаёт"! – паскудная порода, Мать-Природа, видно, крепко пьяной была, когда их зачала! Но главный недосмотр: аборт не сделала и выпустила в свет, пожалела, языки им вставила, а про мозги забыла! Если известно, что лётчика предали, то обязаны знать, кто совершил и предательство?
Многие из обитателей монастыря ходили смотреть на место падения лётчика с нераскрывшимся парашютом. Ходил и я, но только на другой день и время для осмотра почему-то выбрал необъяснимое: под вечер, когда солнце собиралось проститься с землёй до следующего утра.
– Не шёл смотреть место падения человеческого тела по причине: не было вопроса "что собираюсь увидеть"?
Какая сила тянула на место гибели человека? Не ты ли закрыл глаза, когда понял, что для точки, отделившейся от самолёта и летевшей к земле без белого купола – всё в мире живых окончено? Поэтому и тянуло глядеть на место его падения.
Вмятина от тела человека в луговой траве напоминала крест: абсолютно горизонтально раскинутые руки для встречи с землёй, немного разведённые в стороны ноги и вмятина от головы... Упал спиной. Видно, падал мёртвым...
...посмотрел в темнеющее, далёкое небо – и ничего не увидел. Тишина и покой. Не мог тогда думать:
– "Да-а-а, как не летай в небесах – а на землю опустишься: тянет она! – неприязни к небу, разумеется, быть не могло, но летающие и воющие машины в нём с нехорошими намерениями в мой адрес, породили первое и лёгкое раздражение к небу:
– Долго терпеть нас будешь!? – не думал тогда таким образом в сторону невинной небесной синевы, придумал сейчас не без помощи беса.
А разговоры обитателей монастыря о воздушном бое с трагическим финалом то утихали, то разгорались вновь:
– Парашют у лётчика не раскрылся! – вытаращив глаза от ужаса, заявляла "информированная" "интересантка"
– Дура, он мёртвым упал"! – получала "дура" и древние разговоры не изменились до сего дня:
– Чего мужик-то умер?
– Самогоном отравился.
– Кто-то помог и яду подмешал? Или покойничек пережрал?
– Нет.
– Чего "нет", какое "не"? Первое, второе "нет"?
Не знаю – но говорю! Или у парашютиста высоты не оказалось, и парашют раскрылся, или пилот падал мёртвый... Хоронившие разбившегося рассказывали:
– "В теле не было ни единой целой косточки..." – с тех рассказов о "ни единой целой косточки" погибшего лётчика до сего дня не переношу любителей смотреть происшествия с летальными исходами.
Глава
«Крещендо»
Разговоры выдаче лётчика немцам определяются нами словом «накаркали» как-то в один из последующих дней, над трагическим местом, где по разговорам знающих граждан произошло пленение советского пилота – в дневное время пролетел краснозвёздный самолёт, и не обращая внимания на слабую противовоздушную оборону немцев – сбросил листовки.
Листовок не видел, но если бы и видел – интереса не проявил: грамоту не знал. Если о листовках говорили, то, стало быть, они имелись в природе. Сейчас думается, что листовки – сплошь визуализация, или чья-то фантазия. Кому и какая польза была от такой визуализации – тайна.
Текст листовки, как утверждали державшие её в руках монастырские граждане, был стихотворным и содержал всего четыре строчки предупреждающего текста:
"Не пеките пироги,
не месите тесто:
двадцать пятого числа
не найдёте места!"
Прошлая листовка, если она существовала в природе, была глупостью в основе: откуда было взяться муке на пироги у оккупированных советских граждан!?
Не верю в те листовки, и никак не могу допустить, что за непроверенный факт предательства приземлившегося лётчика с подбитой машины, родная советская авиация обещала жестоко отомстить всем, без разбора! Без деления на "предателей" и "предаваемых". Кто мстит слабоумным?
Домыслы – они и есть домыслы: двадцать пятого числа бомбёжки не было. Удивительно! Двадцать пятое прошло и ничего не случилось! Нет, вы только подумайте, как люди умеют сочинять! Можно позавидовать таким способностям!
...и в ночь на двадцать шестое спокойно, безмятежно, уверенно... если тогда можно было во что-то верить... как ещё?
– Нахально!
Улеглись спать после заката солнца с матушкиным определением "с курами вместе"
– Его Величество Опыт. Как всегда. Высыпайтесь, дети, пока есть возможность, удовольствия поспать могут лишить в любую минуту, и не по прихоти, а исключительно для "вашего блага и процветания в будущем"!
Спали так: в небольшом зальчике на полу, головой к окну, что смотрело на восток, улеглись отец и я. Мать с сёстрами находилась на кровати. Тишина, покой и неизвестность. Что будет через пять минут неизвестно, увидим, а сейчас начинается ночь, благословенная ночь с удивительно густым ультрафиолетовым небом на западе.
– Плюс часть неба на северо-западе. Замечал? Спите, спите!
Спать разрешили не более трёх часов: с востока приближался знакомый, "родимый" звук работающих авиационных моторов. Была разница в звуках работающих авиационных моторов машин Люфтваффе и наших? Безусловно! Одни самолёты моторами, как говорили монастырцы, "ныли", и "несли рабство, уничтожение и смерть", (монастырцы так не говорили) а вторые – освобождение от перечисленных ужасов. Существенная разница, но бомбы у тех и других были одинаковы по убойности и по "выполнению возложенных на них задач".
– Одевайтесь – дала команду мать. Повторений и криков не было: мы стали одеваться. Сами. Без посторонней помощи. Деловито, в полной темноте и без ошибок. Искусство! Путаницы в вещах не было, каждый знал свой гардероб. Заключительной деталью моей экипировки было зимнее пальто из сукна немецкой шинели. Единственное богатство гардероба! Зимнее пальто сукна от немецкой шинели! возможно, что и с убитого врага... С дыркой от пули. С качественно заштопанной дыркой от пули.
Сон ушёл. С началом всякой бомбёжки, от кого бы она не исходила, сон всегда уходил...
И начался "военный бал", да так громко и близко, не было прежде таого шума! Не многострадальную станцию клепали советские авиаторы, убийственный груз краснозвёздных птиц подозрительно близко ложился от когда-то святой обители.
Не берёмся сказать сколько монастырцев запаниковали "всё, конец, наша очередь помирать, а за какие грехи!?" – бомбёжки тем и хороши, что не учитывают грехи.
И посылавших воздушное соединение в пять машин (звено, не более) на расплату за предательство сбитого авиатора не касались подробности предстоящего налёта:
– Внизу враги, а как и где прячутся нас не касается.
В юго-восточном углу монастыря, в маленькой, на одну личность, келье, проживала старая женщина. Никто не знал её возраста – так была она стара! И ничейная. Говорили, что её родня сбежала на восток, а старушка категорически отказалась следовать за родичами:
– Плевать хотела на этих немцев! В молодости ни от кого не бегала, а сейчас вроде бы и начинать не к чему! – её слова, самостоятельно, без толкования бесом, сегодня понимаю так: она могла эвакуироваться в тыл, но почему-то не захотела этого делать. Не убежала. Только сегодня понял ту старую женщину: куда и зачем бежать? Куда бы не убежала – память о покинутом доме везде найдёт. Милое и привычное родимое гнездо! Как тебя покинуть? Не лучше ли умереть в знакомой обстановке? – о "ничейных" бабушках" сказано другими, но не полностью: ничейные бабушки становятся таковыми потому, что не хотят быть обузой для родичей.
Те, из породы "интересантов", коим всё и всегда известно, говорили, что в келье "ничейной" бабушки когда-то проживала игуменья, та, кто с приходом "совецкой власти", если верить легенде, предала отнятый монастырь проклятью. Наиболее отчаянные из "знающих" шептали:
– Это и есть игуменья!
Одна легенда. Другая повествует: "старушка была монахиней, оказавшей молчаливое сопротивление "власти советов" и отказавшаяся покидать монастырь. Сколько монахинь тайно проживало в окружностях монастыря – таких данных у советской власти не имелось, но "совецкие" люди эту "статистику" знали.
Были силы и материалы – ста добывала пропитание тем, что стегала ватные одеяла на заказ. Из лоскутов, но красиво. С приходом оккупации обстановка ухудшилась: нечем было работать и старушка жила тем, что пускала вечерами ребят. Из таких, кто не созрел для работы в качестве иностранного раба, и тех, кто избежал рабства. Спрятался. Дать взятку немецкой администрации, чтобы уклониться от работ на благо Рейха – такая фантастика никак не могла бы зачаться по двум причинам:
