Текст книги "Прогулки с Бесом (СИ)"
Автор книги: Лев Сокольников
сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 111 страниц)
– Я поговорку изобретал? Чего придираешься!? Как вообще могло кому-то придти в голову сравнивать войну с "матушкой"? Чего прицепился? Непонятно!
– Самая страшная война пока только ждёт встречи.
– Думаешь?
– Причины войн – в достижениях военной техники, или когда создателям техники думается так. В самом-то деле, стоит ли затевать драку с соседом, когда у него ружьё, а у тебя – лопата? Чем была прошлая война? Ерундой, пустой забавой: ну, было, швыряли бомбы, а вы, по способностям и возможностям избегали встречи с ними. Не война, "игра без правил", но со смертельными исходами. Если не совсем дурак – шансы остаться для продолжения жизни имелись.
А сегодня что? Шалишь, прошлые способности уклоняться от встречи с бомбой ныне равняются нулю: невероятно точная ракета способна найти персонального злодея в любом укрытии! Старые каменоломни укрывали тебя сотней метров крепчайшего известняка возрастом во многие миллионы лет, и пробить такой не смогла бы никакая сверхтяжёлая прежняя бомба...
Что видим ныне? Девять метров армированного бетона из цемента высшей марки сегодняшняя ракета пробивает шутя! Прогресс? Прогресс! И главное: "учёные не останавливаются на достигнутом", конструкторы и разработчики новых ракет не едят хлеб даром, думают о будущей ракете, с определением "принципиально новая". С наивысшими убийственными качествами! Как жить без прогресса?
Глава 70.
Вот она, оккупация! Началась!
Матушкин дар в предсказаниях «прилетят – не прилетят» притупился настолько, что в один из надвигающихся вечеров, не дожидаясь времени залегания в каменоломни, сверх всяких сроков подняла «караван» и отправился сохранять наши жизни для «свершения трудовых и военных подвигов» в будущем.
Солнце висело достаточно высоко, прибыли на место первыми и заняли "коронное" место. Нынешние места парковок автомобилей граждане "забивают" раз и навсегда, и всякий, кто осмелится занять моё место, и хуже того – не желает выполнять законные требования по освобождению – становится лютым врагом навсегда!
Ценная забава война: "персональных мест парковки" ни у кого в каменолмне не6 было, и не помню, чтобы кто-то заявил:
– "На этом месте в прошлую ночь я "парковалась"... спасалась, то есть..." – просьбы "потесниться" – были, но чтобы кто заявил:
– "Освободи моё место" – не слышал: "Закон первого" выполнялся неукоснительно. Ныне, грешник, думаю в адрес матушки: "мать рано потащила по причине хотя бы единый раз оказаться первой: это так приятно"! Расстелились-разложились тряпьём, приготовились коротать ночь, до ночи оставалось неизвестное количество часов, и если судить по солнцу – приличное...
Особенность занимать удобные и первые "места в местах" и до сего дня не позволяет нам полностью сгинуть с лика Земли. Самый грамотный, мудрый и много знающий человек из среды любого народа, под страхом лишения жизни – не смог бы точно, правильно, без ошибки, произвести захват места в выработках так, как это делали женщины монастыря!
Когда нужно уходить из кельи, чтобы захватить лучшее место у входа? В два часа дня? Рано! В три пополудни? "Да ты што!? До ночи ждать – одуреешь"! – часа выхода из жилища никто не мог назвать, но не ошибались: "биоритм" работал лучше любых часов. Даже и швейцарских, или как у муравьёв: те без сговоров делают одно дело. Ни одна наука, будь она рядом, не смогла бы объяснить своевременное появление в выработках спасающихся граждан, но сами граждане брались объяснять ё поведение:
– Руководством Высшей Силы с названием "бог".
– Кстати о боге: одни погибали в войну, что естественно для войны, другие оставались жить... если дальнейшее житие можно называть "жизнью"... Тогдашнюю сортировку: "жить – умереть" доверяли богу. "Логика войны", если ею управляет "всевышний", должна выглядеть так:
"Убить худое и оставить лучшее из среды воюющих народов"! – эдакая "чистка" Земли, заменитель древнего библейского потопа... В самом-то деле, не повторяться богу при выборе наказаний для человечества!
Продолжай:
"Стояли тёплые дни осени, но какого месяца – меня не касалось.
На удивление и досаду налёта вражеской авиации ночью не было, и спасающиеся спали, как в и предвоенное время: крепко. Редкий дар военного времени: не потревоженный налётом сон!
Хорошо спавший ночь, вылез из низкого пещерного лаза на воздух для отправления "малой нужды" и посмотрел в строну любимого сооружения. Утреннее солнце не доставало лучами входа в каменоломню: дыры в холме смотрели на запад, но мост был освещался, и от того, что увидел на нём – моё запорное кольцо на мочевом пузыре почему-то не ослабло на "всю катушку", как ему и следовало открыться, а наоборот, затянулось так, что забыл, для чего покинул тёплое лежбище в пещере: по любимому сооружению, в сторону станции, в серо-зеленой форме, в круглом головном, уборе и с винтовкой на плече, один и медленно, двигался человек! Продвигался настолько медленно и спокойно, что такое его перемещение удивляло: он не смотрел по сторонам, он двигался по мосту, и всё это освещалось утренним солнцем. Было необыкновенно тихо, и тишину нарушил мой дикий крик:
– Немцы!!! – и мигом вполз в пещеру: пожалуй, в целом мире не нашлось бы животного, кое быстрей меня смогло бы вползти в узкий пещерный лаз! Кислороду не хватало: получить картину с проходящим по мосту немцем после хорошего сна на свежем воздухе – большей подлости и быть не может! Почему никто не цыкнул на меня:
– Чего орёшь!? Какие "немцы"!? Один солдат с винтовкой – это разве "немцы"!? Цыц, малец!
Безвозмездно предлагаю тему кандидатской диссертации:
"Влияние стре-с-с-о-вых ситуаций на отправление е-е-с-с-тес-ственных потреб-но-о-о-стей несовершеннолетними".
– Понятно: тебе – шесть лет, "по завязку" наполнен страхами о злодеяниях врагов – как было не заорать "немцы!"
Реакции других жителей города от встречи с оккупантами – не знаю, но отцова была такова:
– Ебическая сила, вот и немцы пожаловали! – мата от отца не слышал, не ругался человек матом, воспитание не позволяло, но "ебическую силу" чтил и пользовался ею в исключительных случаях.
– Ныне все оттенки восторга выражают одним непонятным "клёво", на выражение восторга отцу хватало двух понятных "ебическая сила"
– Каждому времени свои слова... Главное, чтобы новые слова были прекаснее, но этого нет...
А чего я-то криком пугал женщин? "Испражнялся страхом" от разговоров о зверствах врагов, в коих женщины сами не участвовали, но "слышали от других"? Что иное мог думать о неизвестных немцах, если не были "прописаны" в сознании, а появлялись чтобы кастрировать мужчин, убивать младенцев не старше пяти лет и отрезать груди женщинам? Название "немец" никому и ни о чём не говорило, была только непроверенная страшилка, кою каждый переваривал по-своему. Как было не заорать при виде, пусть и одного человека на мосту в невиданной форме и с винтовкой? Разве не "свои" заразили страхом, что человек-часовой вот-вот покинет вверенный пост по охране чужого моста, придёт в пещеру, возьмёт меня первым за тощие ноги, раскрутит над головой в каске и на пятом обороте не ударит черепом о родимый известняк!?
– Почему на пятом обороте? Хватило бы и двух!
– Бес, ты – циник!
Но часовой не собирался покидать мост и спускаться к спасавшимся в каменоломнях гражданам, и те, в темпе собрав пожитки, живо двинулись в родимые кельи, трепеща и ожидая дальнейшего развития событий. Видел вражеский часовой, как из нижней части холма, из норы в плитках известняка, выползали люди с узлами и поднимались по тропе наверх холма, и что он думал – об этом никто и никогда не узнает...
На какой день любопытство победило страх, и взрослые стали выходить за пределы монастыря – таких подсчётов произвести не мог. Тема первого контакта с иностранными гражданами при проведении военных действий – весьма интересна.
О первых контактах "советских людей с захватчиками" "много и правдиво" рассказал советский кинематограф, и такие контакты кончались трагически: аборигены гибли от пуль захватчиков. Почему тогда солдат на мосту не открыл огонь по людям, выползавшим из каменоломен – спросить сегодня не у кого, а "советское" кино умерло...
Пещеры, укрывавшие монастырских насельников от налётов авиации воюющих сторон, пребывают в целости до сего дня. Лет десять лазы, выходившие к реке, были открыты и никого не интересовали, но потом кто-то и что-то углядел в их открытости и когда-то спасительные отверстия обрушили подрывами. Закрыли. Для чего – обывателям не объяснили, а когда власть держит граждан в неведении, то граждане до всего "доходят своей головой":
– Чтобы дети там не заблудились! – объяснение годилось для смелых детей.
– Чего врёшь, если не знаешь!? Там запасы продовольствия для армии хранят, если опять война случится – с кем, и по какой причине собирались соотечественники затевать очередную бойню – было ясно последней "темноте" из обитателей монастыря:
– С "мериканцами"! – "цели – ясны, задачи – поставлены, за работу, товарищи"!
Если бы сегодня увидел немецкого часового на любимом мосту – написал бы так:
"...человек в серо-зелёной военной форме и с винтовкой на плече медленно, спокойно шёл по мосту в сторону станции, и, глядя на его продвижение, разрешалось думать, что ничего иного, как только охранять чужие, захваченные мосты, он не умел делать..."
Глава 71.
Прогулка по первому дню оккупации.
Торжества.
– Не преувеличу заявлением: «торжества начались в первый день после занятия города»?
– Будет, но разницы не вижу, когда праздновать: в первый день, или в десятый?
– Если не отпраздновал торжества в первый день захвата – в десятый может ничего и не состояться: выгонят из занятого города. В таких вещах следует помнить великое "куй железо пока горячее".
Как потом шептались монастырские насельники, "город сдали".
– Бес, какие войска сдали город врагам? "Русские", или "советские"? Или "сталинские"? Ведь всё тогда было "сталинским"...
Кто ныне стыдится своего прошлого?
Удивительно: Василий Васильевич Крайродной, отцов товарищ, взрослый человек, пребывая в подпитии, восторгался "краем родным" до слёз в очах. Мне, человеку шести лет от роду, высоких чувств от любви к "малой родине", какие испытывал Василь Васильевич, не дано было испытывать. Не мог плакать вместе с Краемродным о крае родном! Или смеяться над слёзами дяди... Это были первые уроки любви к Краю Родному.
Любить родной язык научил другой человек и его всегда поминаю в молитвах. Если бы все те, кого он обучил правильно пользоваться родным языком, и хотя бы одну молитву произнесли за его "здравие" – учитель жил бы далеко за сто лет!
Велик и прекрасен мой язык, не обманули меня писатели далёкого прошлого! Но не те писатели, не из "союза"...
Вчитайтесь и прочувствуйте, какая у него гибкость и красота! Глубина смысла! Примени к городу слово "сдался" – и позору ему не избыть! Не забыть-смыть-замолить! "Сдался"! Захотел – и сдался! Сам, по своей воле! Сукин он сын, а не город! С чего ему надумалось сдаться!? А!? Позор! Все города встречали врага "грудью и огнём", а этот, почитай, молчком сдался! Нет ему оправданий!
– Город не виноват! Сдали его без особой борьбы. Не один твой город был оставлен тогда врагам.
– Но кто это сделал!? Ты!? Он!? Я!?
– Я не сдавал врагам город! – и я город не сдавал, и сосед не сдавал, и сосед соседа к злодейству сдачи города врагам непричастен. Полное сходство с выборами и до сего дня: нехорошие последствия от выборов происходят без нашего вмешательства:
– Голосовал за прохвоста и казнокрада!?
– Ты что!? нет!
– И я не ходил выбирать! – и всплывает из глубин "русской души" очередная загадка:
– Как очередной дурак и подлец во власть пробрался!? – не дано понять, почему кандидаты в "благодетели народные" до избрания "добрые", "внимательные" "дальновидные",
"хозяйственные", "умные", "грамотные", "талантливые", "бескорыстные и честные" только на "старте"?
– Нет их вины, это в предвыборной гонке они теряют "ценные качества", выдыхаются. Не многовато похвал представителям в органы местной власти?
– Такого добра не жалко!
Проходит совсем малое время, бег к личной "щасливой" жизни заканчивается, победитель марафона плюхается в кресло, предаётся краткому отдыху, оглядывается и:
– За работу! – успокойся, легковерный народ, будет активная работа избранника вашего, но не вам, помните:
– Вас много – я один! – и только полностью потерявшие зрение не видят, как "народный избранник" плавно, в день по воробьиному шагу, отдаляется от списка предвыборных обещаний.
– Опять ошибка, прохвостом оказался очередной "барин", не лучше прошлого, совсем не такой, каким расписали до выборов!
представлялся вначале. Как же так получилось, ну, почему у нас очередной правитель в конце оказывается не "совсем того"? Кто его, козла, к власти допустил!? – и хотя кто-то один признался: "это я плохо стрелял по врагам и сдал город! Враг поливал меня свинцом из автоматического оружия, а я отвечал ему из винтовки образца одна тыща восемьсот шестьдесят второго года дробь тридцатый от "рж. Христова"! Это я голосовал за дурака и свинопаса... имя рек..."
Сданный в шестидесятилетней древности и практически без боя, ныне любимый город "отмечает день освобождения от немецко-гитлеровских-фашистских захватчиков". На каком звании захватчиков остановиться, как "честить" проклчятых в каждом отдельном случае определить не можем.
– Бес, скотина эдакая, может, хватит понуждать праздновать "день сдачи города врагам" и не шептать скверну!?
О сооружении с названием "личная колокольня" упоминал выше, а когда началось строительство, как следовало возводить сооружение без упрёков со строны – назвать данные не могу, потому и готов безропотно принять упрёк:
– Многое не видишь со своей колокольни! – в каком возрасте возводить фундамент, какой первый кирпич и каким прорабам-идеологам доверить закладку фундамента? Самостоятельно возводить персональную колокольню, типовой проект один на всех? А если в колокольне три четверти идеологических кирпичей "ошибочные", "враждебные", "неправильные" – сколько в том личной вины?
– Утешься: колокольни у нынешнего молодого поколения не выше и не лучше твоей. Многие вообще без них обходятся и ничего, живут... Тебе два понедельника жить осталось, а ты кудахчешь, будто впереди не менее века жизни!
– Не утешай! Не учини когда-то добрые люди благодать с названием "война" – кирпичи моей колокольни были только совецкие, твёрдые и несокрушимые! Оккупация повредила фундамент и колокольня покосилась, как известная башня. Не случись приход врагов в мой город – был чистым перед властью трудящихся и ныне ходил по главной площади столицы в "красные" дни смешить "нечистую" публику требованиями к
немедленному возврату в прошлое.
Люблю лица "протестантов", и будь в реальности такое место, как ад – лучших насельников для тамошних мест не сыскать!
– Почему спит ВЦИОМ? Хотя бы одну из этих пастей вопросили: "а кем ты был с сорок первого по сорок пятый в тылу? Чем занимался, как добывал пропитание? Сколько написал доносов, сколько душ загубил? И что так тянет в прошлое? Перед твоим рылом вечность вот-вот откроется, обмякни! Кому показалось, что в отечество пришла "эра всеобщего примирения"?
– Согласен. "Примирение" – вещь нужная, современная и местами "актуальная", но о прошлом забывать не советует. Если полностью встать на "стезю примирения" – исчезнет повод "смахивать пыль со знамён побед", а этого никто не позволит.
– А со "знаменем коммунизма" как быть? "Примирение" его касается? Или в чулан на "длительное хранение" определить? И как быть, куда девать "полную победу идей коммунизма в отдельно взятой стране"?
– С вечным и любимым дополнением "всех несогласных – к стенке!"? – бывший враг-гауптман до конца осознал ужас прошлых деяний и покаялся. Искренне. За кем очередь на покаяние?
– Так это ж немец, враг! Он обязан каяться, он проиграл войну! А я всегда прав во всём, что бы ни делал! У немца лагеря уничтожения были, а у меня – исключительно "места перевоспитания". Разница! Мои деяния всегда были правыми: "уперёт, к пабеде камунизма"! – только так, а "несогласных" – опять к стенке!"
– Заморская держава открыла "эру бесконтактных войн", а вы пребываете в "стадии осмысления и подготовки к освоению новых технологий". Может, хватит? Не пора ли "приказом сверху" и вам открыть "эру поголовного просветления"?
Когда слушаю впечатления популярного сатирика о могучей заморской державе, то прихожу в восторг:
– "Какие же они тупые, эти американцы!" – но через совсем малое время начинают шевелиться нехорошие мысли, явно бесовского изготовления:
"может и тупые, но те, кто к ним убегает на проживание – ещё тупее? И сколько "тупых", озолотившись трудами "умных", убегают в "тупизну"? – точные подсчёты числа сбежавших забиваются смехом: "зачем бегут? Чтобы там отупеть? И каким бы райским не было житие в заморской стране, а на родину будет тянуть всегда. Жаль, что на родине твою гениальность оценят грошами и высосут таланты до полного отупения"!
– ...и продадут в заокеанскую державу...
И почему бы ещё большему количеству иностранных граждан слёзно не попроситься к нам на "заострение"? Как всегда, "молчит Русь, и нет ответа". Воистину, велик писатель!
Моя персональная "колокольня" особенная, волшебная: всякий раз, когда взбираюсь на неё с намерениями "обзирать окрестность" – в какую сторону не брошу взор – вижу только себя, "родного, единственного и неповторимого"!
* * *
Стояли тихие осенние дни. По среднерусским календарям пора бы лить печальным и нудным осенним дождям, но дождей не было и небо продолжало оставаться насыщенного голубого колера.
К синеве неба добавлялся не мене синий дым от горевшего зерна элеватора, а потому и не портил красоту общей картины.
Монастырские граждане посещали пожарище в надежде что-либо унести из того, что ещё не сгорело.
Ходил и отец. Принесённое поджаренное зерно ни на что не годилось, но и погибший продукт отец уносил не без страха:
– Что будет нам за "хищение социалистического имущества", если вернутся "наши"!? Торопись, не смотри по сторонам, не замечай, кто рядом принимает участие в приятном занятии! Шевелись, набирай, некогда разглядывать взятое "добро", дома разглядишь! Зима мимо кельи не пройдёт, заглянет и спросит:
– "А что у вас, любезные, в мисках"? – главный, первый и страшный грех христианства – "гордыня" – отходил в сторону...
– ... не за что было извечному греху ухватиться – вот и проходил... в каждом сидел, сидит и никогда не покинет насиженного места "инстинкт хомяка": набить зерном защёчные мешки, кои у всех вас разные по ширине и глубине... Великий, могучий и не осудительный инстинкт – поддел бес моё прошлое.
Сегодня смотрю с высоты "колокольни", кою получилось соорудить, и думаю не без помощи квартиранта из потустороннего мира:
"Тактика выжженной земли" понятна и эффективна, но почему вроде бы столь нужная вещь трудно принимается простым народом? Какова причина непонимания? Темнота?
–... название "простой народ" говорит за себя, а у "сложных" народов элеваторы с зерном не поджигают.
– Уверен? Назови один "сложный" народ? – ответа не дождался... – Тактика "выжженной земли" губительна для врагов, а "хозяева" на выжженной земле умудрялись выживать: земля-то "родная"! Как она любящим её позволит "протянуть ноги"? Кто злее "родную" землю выжигал: чужие, или свои? Было так, чтобы ваши "большие" полководцы спрашивали дозволения на выжигание земли у выжигаемых?
– Зачем нужно было поджигать элеватор с хлебом? Обратились бы "просравшие войну" полководцы к оставляемому "под иго врагов" народу с речью:
– Товарищи, не совсем товарищи и совсем не товарищи! Граждане, соотечественники, мать вашу "раз – так", и раз – эдак! Если не захотели, морды ваши предательские, отстоять город от нашествия врагов, или перед "лицом смертельной опасности для страны советов" дать тягу в сторону восхода, в Азию и остались в хижинах – для терпимого, сносного и временного, подчёркиваю – временного! проживания "под игом" – мы, "радетели за народ", отдаём вам ваш хлеб с элеватора. Цените, сволочи!
Мы одного племени, заберите хлеб! Мы не забыли таланты и прежний опыт ваш в сокрытии продовольствия от "совецкой" власти! Опыт редкий, как прятать зерно – учить вас не нужно, а потому сможете провести и оккупантов!? Иного народа, мудрее и хитрее в таких делах не найти во всём видимом мире! В сокрытии доходов от налогов и до сего дня нет вам равных! Берите хлеб! Да, есть такое: "совецкая" власть и её мудрый центральный комитет ВКПб во главе с товарищем...." обделались по уши и не смогли уберечь страну от войны, или не хотели, суки! так хотя бы таким манером компенсируем нашу прошлую дурь..." и т.д.
– "Аверс" медали, а "реверс" мог быть иным: куда оказавшиеся под властью оккупантов вчерашние граждане "страны советов" пустили бы излишки зерна, позволь "совецкая" власть осуществиться "зерновой" фантастике?
– Завёл бы кур, или иную какую живность...
– Куры в монастыре? В оккупированном городе? У тебя бы вмиг всё "реквизировали для нужд германской армии".
– Не всё, не всё: немцы не дураки, они бы не стали "рубить голову курице, несущей золотые яйца". Это у нас здравствует "метод взаимного удушения", а немцы такое понять не могут. Налогом обложили – и всё! Абориген, разводящий птицу, партизанить не станет! Мог бы из зерна и самогон гнать...
– ...и с потрохами был бы продан "своими" пьяницами? Коим отказал в "распивочном кредите"?
– Тогда остаётся смолоть зерно в муку и выпекать хлеб....
– ... и ожидать каждую минуту реквизиции... Без неё – никуда – как бы не фантазировал о подаренном советской властью зерне – фантазии непременно сходилось в угол, из которого не было иного выхода, как только жрать неаппетитное варево из подгоревшего зерна. Кто-то более мудрый, чем я, знал правильный выход: "сжечь зерно"!
Не претендую на правоту суждений: "колоколенка" моя низкая, ни хрена с неё не вижу! Ни того, что было позади, ни того, что будет впереди. Даже и то, что сейчас творится – не понимаю. А, может, и не нужно понимать и верить медицине:
– "В мозгу среднего человека имеется некий регулятор, не позволяющий всему телу думать над явно неразрешимой проблемой, а гениальным людям Природа забыла поставить регулятор-ограничитель – они и свирепствуют над дураками"!
У субъекта, снабжённого регулятором-ограничителем, даже при большом желании понять что-то трудное, а затем выполнить – ничего не получится. Кто ставит "регуляторы" и "барьеры в компетенции"?
Хотя и обидно сознавать наличие такого барьера, но временами бывает и приятно: "как хорошо, что не дано понимать весь этот бордель! Если мой организм имеет охранительные барьеры – ему лучше знать, где и как их расставлять для своей защиты от нападений"!
Глава 72
Время тишины.
Что буря, что гроза – обе начинаются после какого-то времени полной тишины. Так и говорят:
– "затишье перед бурей..." с проверенным уточнением:
– "Дольше длится тишина – страшнее будет гроза... избавь нас, господи, от пожаров"!
Война "свалила" на восток, в монастырь пришла тишина с названием: "после грозы". На какое время пожаловала тишина к монастырцам – те не задумывались:
– Чего можем? Без нас решат... – совсем простые удивлялись:
– "Слава богу, не бомбят"! – благодарность в адрес бога следовало понимать так: "это он стараниями лётчиков Люфтваффе бомбил город", "высокие вершители" ни при чём:
– "Ни хера они не могут"! – легкомысленную часть обитателей тишина развращала, а другие, в меньшем числе – сомневались:
– "Надолго затихло-то"?
Радость наступившей передышке от бомбёжек имела название "гневить бога": от налётов вражеской авиации никто из обитателей монастыря чем-то осязаемым не пострадал, а выбитые взрывными волнами стёкла оконных рам – мелочь:
– Слава богу: сами живы остались! – пережитые порции недавних страхов от налётов вражеской авиации забывались.
Не без следа убежала советская власть: брошенным гражданам оставила лозунги и призывы:
– "Враг будет разбит – победа будет за нами!" – оно, может, и так будет в будущем, а пока в городе хозяева немцы, и когда врагам "доблестная совецкая армия" разгром учинит – убежавшая на восток "руководящая и направляющая" о сроках ничего не сказала. "Победа будет за нами!" – будет, кто сомневается, но когда? И как будет выглядеть "победа"? Нет бы сказать оставшимся:
– "Потерпите, курвой буду, но через месяц вернусь и освобожу от вражеского ига! Сидите смирно и не вздумайте изменить "совецкой" власти" морды ваши предательские"! – лозунг о предстоящем разгроме врагов затмевался заботами о прокорме на каждый день. Каков процент оккупированных "совецких" граждан города меняли местами лозунг о разгроме врагов в неизвестном будущем и заботу о пропитании на предстоящий день – не знаю.
– Не прикидывайся идиотом, не ври! Прекрасно знаешь ваше великое и бессмертнон "лучше синица в руке, чем журавль в небе" а всё же крутишь гузном!
– Некому было провести "опрос общественного мнения" в среде насельников по вопросу: "Насколько крепко верите в оставленный "вышестоящими товарищами" лозунг о победе над врагом"? – сколько жителей монастыря верили в незыблемость лозунга о будущем разгроме врага – малый возраст и знания не позволяли интересоваться столь важными вопросами.
И ныне не следует выяснять "за сроком давности".
– Ещё раз: не прибедняйся!
– Бесяра, был договор не употреблять словесные "выверты"? Почему нарушаешь?
– Ох, уж эти вечные ваши заботы о хлебе насущном! Не вам ли тысячу лет говорили, что "не хлебом единым жив человек, но лозунгами, спущенными "сверху"!? Вам бы только утробу набить, а что гинет "первое в мире государство рабочих и крестьян" – наплевать!
С чего началась оккупация? С регистрации. Новое и непонятное слово. Её помянул отец после первой вылазки в город.
– Регистрацию проводят – неслыханная прежде "регистрация" означала простое и погятное намерение оккпационных властей: провести учёт всех, кто верный родным хижинам остался на месте и не ударился в побег на восток... Попутно враги предупредили:
– "Уклоняющиеся от регистрации автоматически перемещаются в разряд врагов Рейха"! – коротко и понятно.
Следом пошли другие разговоры, теперь о "директиве с востока", но не менее приятной: "всякий, кто посмеет выполнить приказ оккупантов о регистрации – будет осуждён советским судом полным "букетом":
а) "изменник родины",
б) "предатель"
в) "враг народа"!
Оставшиеся в оккупацию обитатели монастыря вспомнили о персонажах греческой мифологии Сцилле и Харибде, но не все: ничтожно малая часть процента знала о напастях греческой мифологии. В каких долях, и сколько жителей монастыря разделились в симпатиях к той, или другой из упомянутых особ греческой мифологии – и этого не знаю. Не было тогда ВЦИОМа – раз, основная масса насельников ничего не знала из греческой мифологии -два, мудрёные слова "Сцилла и Харибда" принимались ими скорее, как матерные слова чужого, но явно матерного языка. Им были ближе и понятнее свои, родные и вечные "хрен" и "редька". О любимых растения они знали, что:
– Хрен редьки не слаще! – не указывая конкретно, кто на то время был "хреном", а кто – "редькой".
Наиболее образованные из монастырцев, сложившуюся военную обстановку сравнивали с "жерновами", а себя – с "зёрнами", кои не хотели быть перемолотыми в муку.
Кое-кто поминал "огонь да полымя", "молот и наковальню", но последняя пословица не имела хождения потому, что её написал Хенрик Гейне, а он был из Германии.
Ничего не знаю о том, что говорили жители других оккупированных городов, но монастырские обитатели рассуждали:
– Оно, конечно, может всё и так, может и не следует регистрироваться, но совецкая власть – во-о-он где, а немцы – вот они, рядом и с винтовками ходят, "аусвайсен" требуют! – и не раздумывая, без возражений и страхов "что будет со мной, когда наши вернутся" – выполнили приказ оккупантов о регистрации.
Были тогда очереди на регистрацию, какие сегодня можно видеть в наших канцеляриях при получении нужных бумаг, не было их – и этого не знаю. Те, кто получал Ausweisen во вражеских комендатурах времён оккупации, сегодня, естественно, старые люди. Дисциплинированные и пуганые советской властью когда-то, эти люди ныне настолько "обнаглели", что нынешние процедуры получения бумаг в "родных" учреждениях сравнивают с получением документов у врагов. Сравнения не в пользу "родных" контор:
– Зря немцы не остались у нас! Они бы порядок навели! – не слова беса и не мои, а в полный голос и без опасения за последствия сожаления высказал старый человек в одном из "присутственных" мест города.
– Явный враг, из таких, кто помнил оккупацию. Ужаснее предательства слышать не приходилось! Вот что значит хотя бы раз побывать в оккупации!
Имелись у советской власти основания гневаться против ослушников, что не пожелали покинуть родные норы и двинуться на восток? "Верная и народная", как всегда, врала: разве не ты приучила "беспрекословному послушанию" подданных? Не ты жёсткой рукой приучала граждан к дисциплине? Тысячи бумажек для проживания – не твои ли старания? С чего это вдруг требуешь к себе большего почтения, чем к пришельцам!? Чья дрессура? Твоя, а мне без разницы от кого исходит команда крутить педали циркового велосипеда. Чем лучше медведя? И нужно ли различать: "чей подо мной велосипед": "совецкий", или чужой?
– А патриотизм!?
– А был ли он? Если и был, то к сорок первому году крепко покачнулся... "завял"... У советской власти ума не было, но хитрости – "полная жопа". Когда видела, что вот-вот схлопочет по морде – немедля вспоминала о "родине" и "рядовых тружениках". Родины без народа не существует, но кто постоянно напоминал, что народ "всячески обязан любить и защищать родину" – и этого не мог понимать.
Перед "светлым именем родины" отступали закоренелые предатели:
– Как против родины идти!? – общий расчёт верный, но общую картину портили несущественные детали: у меня и у секретаря обкома "ВКП(б) на тот момент была "одна родина" с поправками: "родина-мать" любила секретаря жарче, чем меня...
– Оно и понятно: секретарей-то всегда меньше, чем вас, рядовых...
Секретарь любил родину "беззаветно и по долгу службы", то есть без оговорок, а я вспоминал о родине, когда забывал о секретаре: любить родину и секретаря обкома в ней – никак не получалось!
И ещё была разница между моей любовью к родине и любовью секретаря обкома: он мог "именем родины" от меня избавиться, а я от него – нет. Когда происходило "очищение" от меня – естественно, "очищалась" и родина.
Но бывало и так, что и родина очищалась и от секретарей. Было, было такое. Если кто-то очищал отечество и от секретарей, то такое могли совершить только "враги отечества".
