Текст книги ""Фантастика 2024-17". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Георгий Зотов

Агарес твердо обещал мне переломать все ноги, если я снова посмею так заорать. По выражению лица демона понятно, что он не шутит. Бедняга утверждает, что у него лопнула по меньшей мере одна барабанная перепонка.

Или даже обе. Хорошо, что при Апокалипсисе повреждения на теле восстанавливаются – пусть даже и не сразу. В шутку или всерьез, но демон клянется: такого визга он не слышал даже от грешников в Аду. Еще бы. Одно дело – адские сковородки, и совсем другое: когда приходишь в себя после потери сознания и видишь мужика, который тебя сбросил в подъезде с лестницы. Брызжущий водоворот трехдневных событий напоминает вспышку буйной шизофрении. Мертвецы не могут сходить с ума? Честное слово, очень жаль. Как в том анекдоте про отрезанную голову на рельсах – «Вот, блядь, и сходил за хлебушком». Вышла, что называется, за сигаретами – влетела в такую карусель, что хочется крикнуть: «Остановите, я сойду».

Мой мертвый мозг трескается от наплыва информации. Агарес объяснил – самый первый, черновой вариант «Апокалипсиса» содержит упоминание: некая последняя невеста способна повлиять на конец света. Молодая девушка, обреченная погибнуть вскоре после своей свадьбы, а затем воскреснуть на первом же кладбище, где трупы поднимутся из могил. Таковым кладбищем стало Ваганьковское – это моя пиар-контора о похоронах позаботилась, она там с целью инвестиций участки покупает. Более чем очевидно… те, кто на меня охотится, каким-то образом сумели достать и прочитать этот евангельский черновик. На вопрос: а в чем, собственно, состоит мое влияние, Агарес и Аваддон переглянулись и ничего не ответили. Аваддон – человек в белой маске и с черным лицом, спасший меня в вестибюле «Отрадного», выпустив облако гремящей крыльями саранчи. Он ангел бездны, и его послал Рай, чтобы уберечь меня от возможных неприятностей. Агарес – могущественный демон, важный начальник из Преисподней: о цели своего задания он не особенно распространялся. Но, видимо, я ему тоже для чего-то крайне необходима.

Нормальная, даже бытовая ситуация: плетусь по мрачному туннелю метро – под ногами сплошная сырость, шуршат пробегающие крысы, не горит ни одна лампочка, а рядом переругиваются бредущие по шпалам ангел и демон. Может, я не воскресла, а просто-напросто лежу в психушке и меня по самое не хочу обкололи лекарствами? Из обрывков их разговора (пока они не спохватились и не перешли на непонятный мне, гортанный язык) я поняла, что эти двое – сводные братья. Как такое может случиться? Надо будет потом расспросить, обожаю семейные тайны. Мы движемся к метро «Охотный ряд»: очень скоро человек с белым, как смерть, лицом сможет выяснить, в каком именно квадрате Москвы мы находимся. «Он это умеет», – безапелляционно сказал Аваддон, и у меня нет оснований ему не доверять.

Топать долго – уже несколько раз заблудились. Мои спутники не разбираются в схеме подземки и совершенно напрасно положились на мою интуицию. Я привыкла ездить по туннелям, а не ходить по ним. Там, оказывается, полным-полно хитроумных ответвлений и закоулков! Часто сворачиваем не туда: приходится возвращаться назад и искать новый путь. Думаю, до «Охотного ряда» такими темпами мы доберемся поздно вечером. Ни фига себе радость, скажу я вам – половину суток тащиться через эти гребаные коридоры! Одно хорошо – перерывы для отдыха не требуются. Стоит прийти усталости, как она сменяется новым зарядом сил: прямо как в спину пушистого розового кролика из рекламы вставили очередную батарейку. Я мертвая, они – тоже из загробного мира, нам непонятны проблемы живых. Почему «Охотный ряд»? Это уже личная заслуга Агареса. Демон убедил Аваддона – там он сможет отыскать ОДНУ ВЕЩЬ, способную создать препятствие на пути наших преследователей. Они длительное время яростно шептались о чем-то в углу, ангел со скрипом, но согласился, сказав, что другого-то выбора все равно нет. Конечно же, в подробности меня посвящать отказались. Пришлось призвать на помощь все душевные силы, чтобы пережить подобное хамство. Я вообще-то девушка спокойная, но тут любая выйдет из себя, если ей дают понять: ты – никто. Полная дура, мебель для интерьера, мы все решим за тебя – а ты, существо второго сорта, стой в сторонке и не встревай. В принципе подарен отличный повод устроить скандал, но, увы – это ни к чему не приведет. Мужики не способны слышать женщину. Их слух от природы устроен так, что воспринимает только звук льющегося пива и телевизор, где показывают чемпионат мира по футболу. Откуда у меня такие злобные мысли? Ах, ну да, конечно. После своего первого, но на редкость неудачного брака я просто обязана стать лесбиянкой.

Они не говорят, почему в этом деле замешан Олег. Утверждают, что сами хотели бы знать – кто он такой и что ему надо. Я им не верю. Человека с белым лицом Аваддон опознал сразу, как только тот прикоснулся к стеклу. Я своими ушами слышала: ангел разговаривал с ним… и он УЖЕ считал, что белолицый — марионетка, которой управляет опытный кукловод. Теперь Аваддон отделывается заявлениями, что личность нападавшего не суть важна: требуется раскусить, кто именно стоит за ним. Надеюсь, я сумею выжать из них хоть какие-то подробности прежде, чем мы доберемся до «Охотного ряда». Пять лет проработала пиар-менеджером – знаю, как надо людей правильно на беседу разводить: сначала расположить к себе, а затем вытягивать нужную инфу по крупицам. Иначе ведь лопну от любопытства, пока мы шагаем до нужной станции. Я двигаюсь тупо, как послушная лошадь. Почему у меня нет внутри страха? Ангел и демон встревожены куда больше. Ах, вот почему. За последнюю неделю случилось СЛИШКОМ много всего, чего не должно было случаться. Свадьба, смерть, воскрешение, ночевка у Иры, костры на улицах постапокалиптической Москвы, солдаты вермахта, стрельцы царевны Софьи[411]411
  Сводная сестра царя Петра I, правительница-регентша в его детские годы – в 1682–1689 годах, обладала реальной властью в Московском царстве.


[Закрыть], дворяне в бархатных камзолах, незнакомец с белым лицом, новая ипостась Олега, гремящая железом саранча с женскими волосами и пробуждение во тьме – у ног ангела. Чересчур круто.

Опустевшее метро продолжает поражать непривычной тишиной. Совершенно мертвое пространство. Нет железного лязга вагонов, механического объявления станций через громкоговоритель, птичьего многоголосья тысяч пассажиров, не движутся эскалаторы, и никто не предупреждает с дежурным безразличием – «Не кладите вещи на поручни». Подземка напоминает тушу огромного зверя, пораженного копьем неведомого охотника в самое сердце, – он лежит, рухнув наземь недвижимой грудой бетонных мышц. Проклиная все на свете, спотыкаясь и падая в темноте, я ползу по зловонным кишкам мертвого монстра. Сверху капает затхлая вода, скрипят трухлявые шпалы, кроссовки вымазаны в грязи, во тьме слышатся шелест и шуршанье: жуки это или крысы, мне уже наплевать. Почему метро так красиво снаружи и столь ужасно изнутри? Подземка с давних пор служит кладезем идей для леденящих кровь книг и сценаристов фильмов ужасов. Ее мрачные недра таят в себе мутантов, древних чудовищ, инопланетян и серийных убийц. Метро – неодушевленное создание, механический организм. Но видеть его пустым до ужаса непривычно: все равно, что встретить в лесу муравейник без муравьев. Десятилетиями мы неслись в ободранных вагонах по темному брюху подземки, от станции к станции, не смотря в окна, уткнувшись в книжку или слушая плеер… а за окнами простирался настоящий, невидимый пассажирами ад. Вычурный пафос помпезных станций и в контрасте с ним – кошмар черных коридоров… Словно в доме известной красавицы живет сестра-уродка – беззубое и горбатое существо, которое родители стыдливо прячут от любопытных глаз в дальней комнате. Вы помните ощущение, когда поезд вдруг останавливается в туннеле между станций, в полнейшей тьме и гробовом молчании? Пассажиров сразу охватывает подсознательный страх. Они сами не знают, чего, но они – БОЯТСЯ: будто крышу вагона сейчас облепят нырнувшие из сумрака монстры, желающие насытиться кусками их мяса. Я вновь спотыкаюсь об шпалу – едва не падаю. Мать-перемать. Почему здесь так душно? Волосы превратились во влажные сосульки, с их кончиков капает пот, чувствую, как по футболке расползаются большие мокрые пятна. Второй день не принимала нормальную ванну, Боже ты мой. Кто сказал, что зомби пофиг гигиена? Я отдамся за горячий душ и одну ложку шампуня…

Я поворачиваюсь к Агаресу, и он перехватывает мой взгляд. У него странные глаза – желтые, с зелеными огоньками, как у дикой кошки. Забавно бы узнать – я интересую его как женщина? Эх, для чего себе льстить… я не вижу себя в темноте, но и так понятно – грязное, измученное существо непонятного пола, залитое потом, с синяками на теле. Еще денек в таком состоянии, и со мной согласятся переспать, если только я заплачу сотню евро. А то и дороже. Хотя… он же демон: кто знает, какие у них вкусы в отношении женщин. Он идет рядом со мной и по неизвестной мне причине старается держаться подальше от своего брата. Отношения у них сложные – никаких объятий, похлопываний по плечу и добрых слов. Я обворожительно улыбаюсь ему высохшими губами, надеясь, что кошачьи глаза хорошо видят в кромешной, плотной темноте. Но демон не реагирует. Опытная сволочь.

– Послушай, Агарес, – шиплю я вполголоса. – Я понимаю, у вас такой стиль: держать объект в неведении. Но это ошибка. Сама личность человека с перчаткой на руке для меня значения не имеет. Просто объясни – что он сделал с Ириной? Почему я должна его бояться? И если во время Апокалипсиса люди в принципе не умирают, то откуда исходит опасность?

Демон сверлит огоньками глаз спину Аваддона. Но тот отмалчивается, предоставляя возможность один на один разбираться с моим любопытством.

– Да здесь все проще простого, – объясняет Агарес, слегка запинаясь. Он обладает интересным голосом – в отличие от ангела, говорит совсем без акцента: так, будто демон родился и вырос где-нибудь в Рязани. – Этот человек жил много веков назад. Ученые-историки, впрочем, подняли бы нас на смех – они считают сию личность мифическим персонажем, никогда не существовавшим в реальности. Скажи, ты можешь вспомнить оттенок его кожи на лице? Молочный, искрящийся, ну просто потрясающе белый цвет.

Я киваю. Разумеется, помню. Такое вряд ли забудется за один день.

– Его купали в молоке с самого раннего детства, – с увлечением продолжает демон, перепрыгивая через шпалы. – Так было принято в их кругах – что называется, наследственность. Мать ребенка еще при жизни определила себя как богиня, даже воздвигла храм в свою личную честь. И она, и отец мальчика изначально вселяли в него уверенность – он сродни самим богам и обязан по виду отличаться от прочих смертных. Ежедневно к их дому доставляли бочки с отборным молоком от лучших коров, и ребенок бултыхался в нем дни и ночи напролет. К тридцати годам парень добился своего, став обладателем идеально белого кожного покрова: он словно принадлежал существу, явившемуся из другого мира. Это сейчас белой кожей никого не удивишь – любой каприз за ваши деньги, Майкл Джексон тебе подтвердит. Но тогда, две с половиной тысячи лет назад, подобное зрелище приводило людей в трепет. На удивительного паренька с молочно-белой кожей толпами приходили посмотреть ходоки из самых дальних городов. Но надо сказать, в глубокой древности даже очень высокопоставленные боги были проще, чем сейчас. Демократичнее и умнее.

Демон сделал выжидательную паузу – как оказалось, вовсе не зря.

– Тогда народу на Земле жило меньше, – немедленно возразил Аваддон. – И запросы у них были куда скромнее. Прислать «феррари» или трех блондинок никто не просил. Может, прекратишь крутить постоянную фигу в кармане?

Агарес не удостоил его ответом.

– Официальная Библия это скрывает, – с ехидцей произнес он. – Но те языческие божества, престолам которых поклонялись тогдашние народы, являлись земными представителями главного, небесного Бога. Так сказать, что-то вроде нынешних губернаторов или представителей президента. Осирис в Египте, Кришна в Индии, Ахурамазда в Персии. Со временем многие из них были уволены как не справившиеся с работой, но это к делу уже не относится. Древние боги спокойно общались с людьми, наказывали, поощряли, судили их споры, выслушивали просьбы… даже устраивали конкурсы красоты. Трудно представить таких продвинутых богов, правда? Это сейчас тупо молятся годами и не слышат с Небес ни слова в ответ…

Аваддон резко останавливается, преградив нам дорогу. На его лице маска, но я чувствую, как душу ангела бездны разрывает хрипящее чувство ярости…

Несколько секунд они смотрят друг на друга: лицо демона застывает, мускулы недвижимы; и мне кажется, что он надел точно такую же маску.

– Ты думаешь, я постесняюсь дамы, брателло? – звучит ледяной голос Аваддона. – Напрасно. Еще одна такая фраза – и ты получишь в табло.

Демон дарит брата взглядом, от которого свернулось бы молоко.

– Не любишь правду? – усмехается он. – Понимаю тебя, братец.

– В белых облаках я видел твое понимание, – с олимпийским спокойствием отвечает Аваддон. – Вали к себе в Ад и там клевещи на добро, сколько хочешь. В следующий раз я не дам тебе инъекцию серы: ты останешься валяться здесь. Уж поверь – горьких слез я при этом вовсе не пролью.

Агарес чувственно заскрипел зубами: было видно, что он борется с желанием начать драку. Однако демон промолчал, и мы двинулись дальше. Негатив этой парочки, очевидно, постепенно пропитал и меня – я начинаю злиться.

– Ну, так и что дальше? – даю я волю эмоциям. – Может, хватит уже зубы заговаривать? Заколебали своей мистикой… сразу-то нельзя сказать?

– Спокойно, девица, – прерывает меня демон. – Как раз здесь и начинается полный рок-н-ролл. Наш белолицый симпатяга не удовольствовался наличием белой кожи – он окончательно вошел в роль божества. И на этом основании возжелал, чтобы жители приносили ему кровавые жертвы. Но одного желания мало: для вхождения в высшие чертоги требовалась сущая мелочь – умение творить чудеса. И тогда паренек, по примеру своей мамы, обратился с просьбой к местным богам, умоляя презентовать ему одну весьма и весьма интересную способность. Однако те не оказались столь легковерны, как он ожидал. Хоть они и не имели в запасе детектора лжи, но отказали просителю наотрез, заподозрив его в наличии злого умысла. Любой другой кандидат в боги успокоился бы и пошел топить свое горе в свежем молоке… но не таков был этот белолицый мальчик. Ночь он провел в раздумьях, а на рассвете покинул родной город… его путь лежал на Восток – в далекие владения, отданные в удел могущественных богов зла. Припав к подножию тернового трона персидского бога Ахримана, он поклонился богатыми дарами и поцеловал тому ноготь мизинца ноги в знак вечной покорности. Ахриман с древних лет олицетворял пещерное зло: он являлся давним властелином смерти и ночного мрака, царствуя над мириадами подчиненных ему дэви — летающих демонов. Бог охотно заключил договор с молочным мальчиком: тот отдавал во власть демонов свой город на ближайшую тысячу лет… а взамен Ахриман жаловал его уникальной способностью. Той самой, которую ты видела в деле.

…Мы вышли на открытое пространство. Аваддон включил армейский фонарик, нащупывая белым пятном света большие буквы на серой стене. «Цвет-ной буль-вар», – щурясь, прочитала я по слогам как первоклассница.

– Ты сказала – он не может тебя убить? – небрежно спросил демон.

– Да, – осторожно ответила я. – А разве это не так?

– Нет, все правильно, – согласился Агарес. – Он вовсе не убивает. Прикосновение опустошает человека, заключая его душу в своеобразную клетку. Ты, словно варенье внутри леденца, находишься в непробиваемой оболочке: не можешь двигаться, говорить, видеть – по сути, превращаешься в огородный овощ. Это тоже жизнь, но в полной коме. Человеческую душу колдовство запирает в особую камеру, как в карцер. Ты уже наблюдала – при Апокалипсисе мертвые восстают из могил, и убитые воскресают вновь через минуту после смерти. Белолицый – один-единственный человек в нынешнем мире, способный устранить тебя. В этом, как я вижу, и состоит его задача: поместить в клетку твою душу, до тех пор, пока не кончится Апокалипсис…

Я не нахожу слов – в опустевшей голове лопаются мириады звезд.

– А Олег?! – кричу я на все метро. – Зачем ему моя душа в клетке?

– Лапуль, – умиротворенно говорит демон. – К чему эти страдания? Сама посуди – вот я-то откуда знаю? Я ж твоего Олега в глаза не видел. Уверен, мы его здесь повстречаем еще… тогда сама лично и спросишь. Гарантирую словом демона: что знает – расскажет. Что не знает – тоже расскажет. У нас специальные курсы в Аду имеются: мастера учат, как из людей правильно кишочки вытаскивать… Отмотаешь, бывало, метров восемь, а там…

– Свинья ты, – оборачивается Аваддон. – Какая же ты свинья…

Как всегда, за равнодушной маской не виден обуявший его гнев.

– Да, брателло, – грустно кивает демон. – Чудовище я – просто не то слово. А что у тебя в активе? Надевал памперсы младенцам или старушек через дорогу переводил? Вообще-то, если не ошибаюсь, подконтрольная тебе саранча кусала людей так, что они покрывались язвами и кричали от боли… как же ваша поганая контора заколебала двойными стандартами…

Аваддон делает шаг к нему, засучивая на ходу правый рукав. Демон не отступает – его глаза страшно сузились, в них полыхают кошачьи огоньки.

– Прекратите! – визжу я так, что от сводов туннеля отдается гулкое эхо.

Оба останавливаются. Демон усиленно трет оглохшее ухо.

– Что было дальше? – милым голоском-бубенчиком, как ни в чем не бывало, спокойно интересуюсь я у Агареса. Но тот не успевает раскрыть рот.

– Я расскажу, – мрачно отвечает из-под маски Аваддон, и лицо демона искажает гримаса. Он считал, что «байки из склепа» – только его эксклюзив.

Рассказ Аваддона, черного ангела бездны

«Через неделю белолицый вернулся в свой город, но он был не один – вместе с ним с небес обрушилась неисчислимая орда дэви. С той же минуты в городе воцарился ад. Демоны ворвались в дома, пожирая энергию своих жертв, пили кровь детей, забирали разум женщин – на растерзанные улицы опустилась вечная ночь. Обретя долгожданный зловещий дар, человек с белой кожей окончательно лишился разума. Целыми днями он бегал по городу, прикасаясь отравленным пальцем ко всему, к чему только можно, превращая в бездушные статуи людей, животных, деревья и даже сыпучие песчаные холмы… Безмолвных истуканов он стаскивал в свой дворец, дабы каждый день любоваться на дело рук своих, и скоро все дворцовые комнаты до отказа заполнились страшными изваяниями. Магия зла, подаренная Ахриманом, содержалась в указательном пальце его правой руки… но она не способна проникать через шелковую материю. Вот почему белолицый дотронулся до щеки, не прикоснувшись к платью твоей подруги, – черное волшебство должно поразить поры ее кожи, сразу попав в кровь. Ложась спать, молочный мальчик заматывал себе руку шелком, чтобы не коснуться самого себя и не поймать в клетку свою собственную душу. Спустя десять лет в городе не осталось ни одного живого человека, но белокожего правителя продолжала терзать жажда охоты и несдержанная алчность… Опустошив свои владения, он начал появляться в селениях соседнего царства – при его виде разбегалась стража, бросая мечи, а матери прятали в подполе детей. Остановить ужасную власть мертвого прикосновения было некому. Тут уж даже демоны-дэви возроптали: ибо для чего им нужны умерщвленные города, населенные исключительно статуями, лишенными живой крови? Но белолицый не желал останавливаться, и бог Ахриман понял, что совершил страшную ошибку… Он не мог отнять силу прикосновения – согласно двустороннему договору, дар предоставлялся пожизненно… у Ахримана при всем желании не получилось бы забрать его обратно. Бог собрал в своем темном царстве совет самых опытных, самых злобных демонов-дэви. И решение было найдено – сколь простое, столь же и ужасное. Через неделю Ахриман пригласил белолицего на свою свадьбу – упомянув вскользь, что торжество состоится в центре заброшенного кладбища, в глубоком подземелье у подножия горы. Тот ничуть не удивился приглашению – а и в самом-то деле, где еще могут сочетаться браком силы зла, если не в заплесневевшей гробнице? Когда в назначенный час он прибыл на место, двери подземелья открылись сами, приветствуя почетного гостя. Войдя внутрь каменного мешка, белолицый испытал замешательство: он понял, что находится в полном одиночестве. Среди замшелых камней было приготовлено деревянное ложе, увитое цветами и уставленное кувшинами с вином для п о с л е д н е й трапезы. Отдельно лежал посох для путешествия в загробный мир и на подносе, словно в издевку над ним, – мешочек со священным лавром. Ведь класть подобные мешочки в склепы когда-то распорядился он сам после трагической гибели своего высшего сановника… Это была могила. Поняв, что оказался в ловушке, белолицый рванулся к выходу, но тяжелые двери уже захлопнулись – их запоры снаружи сковало мощнейшее заклятье, наложенное лично Ахриманом. Ни один ключ в мире не подошел бы к замку запечатанной навечно гробницы: отныне внутрь можно было войти, лишь разрушив зачарованную стену. Войти – но не выйти. Дверь охраняли невидимые дэви, а срок заключения оказался вечным: «Врата раскроются, лишь когда вступят в битву три великих врага моих – Аушедар, Аушедар-Мах и Саошьянт»[412]412
  Фрагмент описания конца света в зороастрийских верованиях.


[Закрыть] – то есть после наступления Апокалипсиса. Воздух проникал в склеп через малые щели, и он не задохнулся: испытав страшные мучения, белолицый умер от голода, запертый в четырех стенах, похоронив себя заживо вместе со своим ужасным, но абсолютно беспомощным здесь даром злого бога. Со временем гробницу замело песком – она исчезла так же, как и опустевший мертвый город с дворцом, наполненным статуями людей и животных… больше на этом месте уже никто и никогда не жил. Отчет Ахримана о расправе над молочным мальчиком лег в архивы Сатаны, откуда эта история и расползлась по закоулкам загробного мира…

Подземный склеп стал последним пристанищем белокожего на многие сотни лет, пока не пришел ХХ век – особо циничный и безжалостный по отношению к античным древностям. Случайные археологи вскрыли гробницу, увезли мумию в музей – и некому было им помешать. Заклятье к тому времени уже существовало практически формально: стражи-дэви превратились в мифы далекого прошлого, а чары Ахримана не действовали на электронные приборы ученых. Зловещую гробницу ожидала банальная судьба – она стала заурядной туристической достопримечательностью. Но в этот понедельник мумия белолицего воскресла из мертвых, подобно миллиардам людей по всей Земле, представляю, что за переполох случился в местном музее. Ты сама вряд ли нужна молочному мальчику, у него нет причин тебя преследовать. Тот факт, как оперативно нашли этого человека, показывает: у твоего супруга существовал давний план на случай «последней невесты». Я не знаю, зачем ему это понадобилось, могу лишь строить догадки. Утешит ли тебя, но Олег, скорее всего, изначально не ведал, что невестой окажешься ты… и я сомневаюсь, что он действует в одиночку…»

В мозгу бушует красочный вихрь. Я стою в центре, а вокруг меня, свистя, перемещаются статуи, белолицый со спокойной улыбкой и Олег – нанявший это существо для уничтожения моей души, чтобы заключить ее в клетку…

– Да, – безжизненно говорю я, едва не падая. – Безусловно, это утешает.

Мы всей компанией выходим на станцию «Боровицкая» – пешком поднимаемся вверх по замершему эскалатору в сплошном полумраке. Бледные лица красавиц с рекламных щитов выглядывают из темноты вампирским оскалом. Чудится – вот-вот я услышу объявление от старушки в красном берете, десятилетиями сидящей в стеклянной будке: «Граждане пассажиры, держитесь за поручни, эскалатор будет пущен». Я цепляюсь за поручни – изо всех сил. Сказать, что рассказ Аваддона произвел на меня сильное впечатление, означает не сказать ничего. Странно, как я еще держусь на ногах. «Дорогая Света, ты померла, вылезла из могилы, а твой любящий муж съездил в гробницу за монстром, и теперь они вместе охотятся за тобой». Для разрыва сердца хватило бы и десятой части этих обстоятельств.

– А что это за город? – бесцельно спрашиваю я, перетаскивая ноги через ступеньки. – Тот, которым управлял белолицый… от него что-то осталось?

– Одно название, – с неохотой отвечает Аваддон. – Впоследствии рядом строились и другие города – греческие, римские, персидские. Но каждый новый город при прошествии пары сотен лет ожидала одна и та же участь – забвение. Их методично разрушали завоеватели, опустошали эпидемии чумы и холеры, а безлюдные руины регулярно заносило песком. Проклятое место.

– Пессинунт, – отозвался за моей спиной демон. – Бьюсь об заклад, ты никогда не слышала о таком городе. Мой папа был злобным чудовищем, но он не забыл преподать мне уроки географии. У вас же в школах все хотят поскорее вырасти и заделаться манагерами: интересует бабло, а не науки. Брателло, да что ты на меня так злобно смотришь? Маску взглядом своим прожжешь, казенное имущество. Расслабься – она ни за что не догадается…

…Вот как раз в этом демон серьезно ошибся.

Прекратив разговор, я погружаюсь в темные воды мыслей. Нет никаких сомнений – название города мне знакомо. И где-то я его уже слышала…

Только вот где?

Отступление № 8 – Ферри/ прошлое

Он не так хорошо запомнил тот день, как Кар. Подумаешь, дождь… ну и что в нем такого? Они льют достаточно часто, особенно зимой. Ему не снились страшные сны, и он не любил предаваться воспоминаниям, сознательно отсекая от себя прошлое. Как и всякий деловой человек, Ферри являлся реалистом, а не мечтателем. К чему тратить нервы впустую? Лучше все равно уже не будет. Вопроса – виноват ли он сам в случившемся, у Ферри никогда не возникало. Конечно, НЕ виноват. Он никого не убивал, не мучил, не насиловал – даже пальцем не тронул. За что же ему-то пришлось так страдать? Из всей тройки его наказание – самое несправедливое. Почему? А потому, что Кар – виновен. Да, вот он вполне ЭТО заслужил. Всегда по жизни действовал бездумно, как машина. Сначала раздавал тумаки и затрещины, а потом соображал: зачем это делал? Такие вещи добром не кончаются. С Маликом иной случай, но и он тоже – полный лопух. Мог бы и не пойти туда: сказаться больным, сбежать или остаться сзади. Для чего же было лезть вперед?

Сам Малик потом признавался ему: когда их отряд той ночью пробирался сквозь хлещущие по лицу ветки деревьев, он чувствовал необъяснимый страх, подсознательное желание уйти. Но все-таки НЕ ушел. Обижаться после подобной недальновидности следует только на себя. А сам Ферри? Ох, определенно черт его дернул в тот проклятый день выйти из дома… и ведь дела были, много дел… проклятое стадное чувство… все пошли смотреть, и он пошел. Ну, допустим, сказал то, чего не следовало говорить… это он понял уже потом. Списать на плохое настроение не получится, хотя в тот момент оно действительно было хуже некуда. Он вообще по жизни грубоват, что уж поделаешь: такая натура. ОДНА ФРАЗА, ВСЕГО ЛИШЬ ОДНА ФРАЗА. И за эти, пусть и дурацкие, безобидные слова, молотом по лицу – слепая жестокость? Интересно, а чем другие-то лучше него? Они произнесли еще больше слов, злых, обидных, оскорбительных. Но разве они пострадали? Нет, ничего подобного: эти люди давно мертвы. А смерть – и з б а в л е н и е. После всех кошмаров, выпавших на его долю, он знает это точно.

Сначала Ферри был даже доволен. Миллионы людей терзаются в тщетных мечтах приобрести то, что досталось ему. Это даже и не наказание, а награда… всех бы наказывали подобным счастьем! С тех пор много воды утекло, и он успел понять на своей шкуре: у счастья – волчьи зубы. Подумать только, раньше он так любил деньги. Нет, не то слово – просто обожал. Ночью просыпался, как лунатик, шел к сундуку, чтобы запустить руки в прохладные, тяжелые монеты: так, сидя, и засыпал над ними. В одном советском мультике антилопа, высекающая копытами звенящие дукаты, спросила раджу в чалме: «Сколько ты хочешь золота?» «Много», – ответил неумный раджа. «А если его будет слишком много?» – «Глупое животное, золота не может быть слишком много». Он познал на своей шкуре – что это такое: когда у тебя намного больше денег, чем ты можешь потратить. Да, ты построил хрустальную виллу на Сейшелах, купил платиновый диван Юлия Цезаря, завел ручного жирафа-альбиноса, взял уборщицей Дженнифер Лопес, а балалаечником для услаждения музыкой за обедом – Пола Маккартни.

А ДАЛЬШЕ-то ЧТО?

Все люди, за исключением кучки сумасшедших, страстно мечтают о деньгах: они дают роскошь, удовольствия, независимость и сытость. Это совпадало с его мнением, и он тоже спешил разбогатеть. Ферри всегда был предприимчив, а когда подвалило ТАКОЕ, то грех было этим не воспользоваться. Он и пользовался. Первый миллион Ферри положил себе в карман так давно, что и сам этого не помнил. Впрочем, про карман – это образно сказано. Он никогда не держал основную часть своих средств в акциях, ценных бумагах или бумажной валюте. Только антиквариат, золото и бриллианты. Они вечны. Все остальное – нет.

Уж он-то в этом убедился.

Сначала жизнь казалась блестящей и красочной, разливаясь брызгами и сладкой пеной, наподобие только что открытого шампанского. Он делал, что хотел. Тратил заработанное. Ел жареных черепах с Галапагосских островов, пил коллекционные вина, строил дворцы посреди висячих садов, покупал кресла из слоновой кости. Прошли десятки лет, прежде чем он осознал – у него больше денег, нежели он сможет потратить. Радость постепенно улетучивалась, уступая место смертельной, всепоглощающей скуке. Ферри не мог придумать – чем бы новым себя занять? Путешествия? Он объехал каждую страну по пять раз, был даже в полной заднице, как на Гаити или в Сомали. Женщины? А что они смогут ему дать, чего он еще не пробовал? Купить футбольную команду? Но для чего? Он же ненавидит футбол! Подумать только – куча людей вкалывает за паршивый кусок хлеба, спит на улице, пашет по 15 часов в сутки. Но у них есть дело, которым можно заняться. А у него – нет. Он понятия не имел, насколько могут надоесть деньги. Когда борешься с ними, как со злейшим врагом: уничтожая, разбрасывая, покупая кучу ненужных вещей, оказывающихся потом на свалке. Но их все равно не становится меньше: хрипя от невиданной тяжести, ты задыхаешься под ледяной грудой бесчувственных монет – в точности, как раджа из мультика.

Что же происходит с ним сейчас?

Ферри давно пресытился роскошью. Переел ее, словно ребенок пирожных. Он мог жить во дворце с фонтанами на набережной Ниццы, но купил себе пентхаус в центре Москвы (правда, по цене обошлось даже дороже). Мог жениться на британской принцессе, но утолял редкие позывы плоти уличными проститутками с тротуаров Садового кольца. Слуги разбежались в самый разгар Апокалипсиса: осталась только «лётная бригада» – механик и пилот для управления имеющимися в ангаре летательными средствами – реактивным самолетом и легким вертолетом. Последний в условиях города – не понты, а реально необходимая вещь: в Москве чудовищные пробки – Манхэттен отдыхает… И подумать только, когда-то он думал, что слово «пробка» может быть применимо исключительно к бутылке! Почему же не ушли летчики? Деньги сейчас бесполезны. Ну, люди такие существа… Они всегда надеются на лучшее. А вдруг Апокалипсиса не будет и хозяин вознаградит за бескорыстную верность?

Он мог быть богаче любого олигарха в мире. Авраамовича, Билла Гейтса, Дональда Трампа. Кого угодно. Но ему не было это нужно. Ферри практически отошел от масштабного бизнеса: он давно устал делать деньги. Более того, ненавидел их. Он долго сражался с врагом, но в итоге деньги одержали победу. Даже если он бесцельно сидел, сложа руки, все равно становился богаче: бриллианты неуклонно росли в цене. Оправдывая в глазах публики пентхаус и содержание личной авиации, он сохранил в собственности финансовый холдинг, в сущности приносивший одни убытки. Ему все надоело. Он смертельно устал и от души хотел, чтобы к нему наконец-то пришел желанный покой.

Однако тот не спешил приходить.

В редких случаях, когда Ферри позволял себе вспоминать ТОТ день, у него не возникало чувства сожаления. Лишь досада и жгучее желание отомстить. Но о какой мести тут может идти речь? Силы слишком неравны. Остается лишь делать так, чтобы ничего не сорвалось. Его тошнит от денег, золота, чеков и пластиковых карточек. Всего этого.

Пусть оно исчезнет. Исчезнет к чертовой матери.

Хорошо, что они объединились с Маликом и Каром. Он правильно сделал, разыскав друзей: что-то ведь привело их, притянуло друг к другу в город, где вершится Апокалипсис. Кар много лет жил на Мясницкой, всего в получасе ходьбы от пентхауса, но они не встречались. А сейчас – встретились. Разве это не признак удачи? Вместе они имеют больше шансов достигнуть цели. Чтобы никогда больше не возвращаться в день, залитый дождем, и свой дом: нарядный, с отличной крышей, в котором, как наивно думал Ферри, он проживет до конца своей жизни.

Только бы успеть. До воскресенья осталось всего два дня.