Текст книги ""Фантастика 2024-17". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Георгий Зотов

Мучительно застонав, Алиса с трудом отклеила себя от кафеля в аэропортовском туалете. Как ей показалось, этим она совершила величайший из подвигов. Пространство тускло мигало лампами на потолке, пахло старой хлоркой и какими-то чистящими средствами, давно проигравшими войну туалетным «ароматам». Голова кружилась – ее стошнило в третий раз, внутри живота пульсировала боль, как после отравления. Опознать Алису в помятой рыжей девице – с потекшей косметикой, опухшим лицом и черными кругами вокруг глаз мог только Каледин, но ему сейчас было не до нее. С каждым днем сеанс иглоукалывания кукол становился все болезненнее. На этот раз терзания начались минут за двадцать до приземления самолета (потрепанного «Дугласа» на пропеллерах) в Порт-о-Пренсе, едва они с Калединым, измученные суточной дорогой и пересадками, сумели забыться сном. Наклонившись над раковиной, она сплюнула, опираясь на локти. Во рту безраздельно царствовал неприятный вкус. Что-то сладкое. Или соленое?

Кровь. То самое, о чем предупреждал Хабельский. Остается надеяться, что они быстро отыщут мастера их кукол. Одернув платье жестом умирающей оперной дивы, Алиса замерла у замызганной двери с табличкой «Femmes», но…

В животе заново началась революция.

Каледин и урядник Майлов терпеливо топтались рядом с выходом из уборной. Земляной цвет лица надворного советника не оставлял сомнений в его самочувствии – он то и дело глотал какие-то таблетки, одну за другой. Под потолком тарахтели обшарпанные вентиляторы, разгоняя волны горячего воздуха. Майлов с аппетитом жевал печенье, которое успел захватить в самолете. Уже на стойке регистрации в «Шереметьево» выяснилось: Муравьев прикомандировал урядника не только в качестве грузчика чемоданов, спецназовец назначен выполнять функции телохранителя Каледина и Алисы. Оружие захватить не вышло, никому из компании не успели сделать дипломатический паспорт… однако бывалый Майлов заверил, что если на Гаити есть негры, то имеется и «черный рынок» – а при его наличии он достанет «пушки» хоть на Луне, были б деньги. Майлов жевал печенье крепкими зубами, вожделел кружку холодного пива и презирал полумертвого Каледина, предаваясь мысленной критике начальства.

«Хлипкий народец эти господа, – размышлял урядник. – Сутки в дороге, а зеленые и уже блюют. Их бы щас в маршевую роту да по жаре десять верст в полной выкладке, с автоматом и вещмешком».

Майлов не подозревал, что его цветущий вид действовал Каледину на нервы. Тот думал, к чему бы придраться – но, как назло, урядник вел себя безукоризненно. Оценив важность командировки, Майлов приоделся в костюм – одежда сидела на нем мятым комом, как пальто на верблюде. Не ведая местного языка, он успешно отбивал атаки носильщиков, пытавшихся схватить чемоданы Алисы.

– А ну отвали, негры! – орал урядник – Зараз рыло на кулак поймаю!

Носильщики догадывались о смысле слов по грозной интонации, однако попыток завладеть чемоданами не прекращали. Каледин с черной завистью смотрел на пышущего здоровьем урядника.

«Вот сволочь-то, – кисло подумал он. – Его даже кукла вуду не возьмет, эдакого лося – иглы поломаются».

– Ты мне кого-то напоминаешь, Майлов, – сообщил он, голос срывался на блеяние, как у недоеной козы. – Деревенский парень, простоват, но с наличием смекалки… у тебя в роду не было никого по фамилии Малинин?

Майлов грубо отпихнул очередного носильщика.

– Никак нет, ваше высокоблагородие, – четко отрапортовал он.

– Странно, – проблеял Каледин, слушая треск вентиляторов. – Читал я тут книгу одну… похож ты на него чем-то… вообще стандартный типаж…

– А это, ваше высокоблагородие, во всех книгах наличествует-с, – элегантным движением поправил узел галстука Майлов. – Старый авторский метод, еще со времен Шерлока Холмса и доктора Ватсона (Майлов сделал ударение на предпоследний слог). Один герой умный, а другой дурак, но с мужицкой смекалкой – так оно смешнее-с выходит. В вашем случае облом: вы по сюжету с супругой оба дюже соображаете. Чтобы мозг слишком не морщили, логичнее в редких сценках меня к вам пристегнуть. В продолжениях книг следует вводить новых прикольных персонажей – литературно оправдано.

– Ты чего это? – не на шутку испугался Каледин.

– Ой-ой-ой, – вздрогнул Майлов, избавляясь от наваждения. – Прощенья просим, ваше высокоблагородие. Сам не знаю, куда меня понесло…

Из дамского туалета, качаясь и вытирая рот салфеткой, вышла Алиса – хотя, если судить по ее состоянию, она не шла, а ползла. Носильщики оживились.

– Как здоровьичко, сударыня? – вежливо спросил Майлов.

Алиса убила его взглядом и поплелась к выходу. Погрузив чемоданы на три тележки, урядник и Каледин последовали за ней – их сопровождали разочарованные взгляды аэропортовской обслуги. На пороге троица жадно схватила ртами воздух, их обдало чем-то влажным и горячим, вкупе с запахом тухлых яиц, гниющих морских водорослей – и тысяч немытых тел.

«О, карибские тропики!» – успел подумать вспотевший Каледин.

Хищно ухмыляясь белыми зубами, сразу с трех направлений к ним бросились таксисты. Из-за багажа пришлось брать две машины. Часть чемоданов шоферы привязали сверху, металл на крыше со стоном прогнулся. Старенькие «Доджи» неслись по городу, чудом избегая столкновения с другими автомобилями. Запах слегка разнообразился – аромат цветов смешался со страшной вонью гниющих отбросов. Каледина сразу же поразило – на дорогах не было не только «зебр», но и светофоров.

– Ты говоришь по-английски? – спросил он водителя. – Как тебя зовут?

– Жан-Пьер, сэр, – ответил негр. – За доллары я хоть китайский выучу.

– А куда светофоры-то делись, Жан-Пьер? – хмыкнул Каледин.

– Надобность в них отпала, сэр, – объяснил шофер. – Каждый ездит, как хочет, а полицию здесь не слушают. Какие полицейские пытались препятствовать – тех перестреляли к черту. Да и нормально, все привыкли – никто в аварии не попадает. Пешеходов, конечно, давят, но их не так жалко, у нас много пешеходов. Пусть сами под колеса не суются, если машина едет.

Майлов приоткрыл рот – навстречу «Доджу» на всех парах несся автобус, пестрый, как попугай, с бесчисленными яркими пятнами, а также с набором бренчащих консервных банок. Из динамиков рвался рэп. Лобовое стекло пересекала наклейка «Иисус любит тебя». Урядник, конечно, ее не прочел.

– Это тап-тап, – гордо сообщил шофер. – Наш транспорт. Набивает людей, сколько может, по три человека на сиденье – и едет… бензин-то дорогой.

– Меня сейчас стошнит, – простонала Алиса по-русски, повернувшись к Каледину. – Тут трясет, жарко, и мне хреново. Давай остановимся…

– Притормози, – быстро приказал Каледин водителю.

– Опасно, сэр – помотал тот головой. – Пеонтвиль… криминальный район, сплошные трущобы. Сюда даже полиция не приезжает, да и вообще…

– Останови машину, урод! – заорала ему в ухо Алиса.

Взвизгнули тормоза – «Додж» уткнулся в груду строительного мусора. Открыв дверь, Алиса, спотыкаясь на каблуках, добежала до ближайшей пальмы – она обняла ее обеими руками, как родную мать. До пассажиров донеслась серия характерных звуков. Майлов вежливо отвел глаза.

– Сэр, – спросил водитель, глядя на мучения Алисы, – вам нужна девочка?

– Спасибо, – потер переносицу Каледин. – У меня уже одна есть.

– Эта, что ли? – оценил Жан-Пьер страдания белой женщины. – Весьма слабенькая девочка, дорогой сэр. Для местных условий совсем не годится. Всего две минуты на Гаити, и ей уже плохо. Что тогда будет дальше?

Каледин выбрался из «Доджа». Он толком не успел оглядеться, но ему захотелось прыгнуть обратно и запереть все замки. Трех-четырех секунд хватило, дабы уяснить – Пеонтвиль и верно не лучшее место для остановки авто с белыми людьми. На улице не было даже домов, повсюду грудами навалены коробки из толстого картона, среди них копошились оборванные, измазанные в грязи, тощие люди, напоминавшие червей. В воздухе угрожающе, как штурмовая авиация, висели полчища жирных мух, наполняя пространство мрачным гудением. Оборванцы прекратили поиск съедобного, десятки людей с ненавистью уставились на лощеных белых пришельцев. Майлов мгновенно понял, что где-то через пять минут их будут бить.

– Дура она у вас, ваше высокоблагородие, – шепнул Майлов, глядя на согнувшуюся в три погибели Алису. – Красивая, но бестолковая – ужас.

– Знаю, – горько признался Каледин. – Зато в постели на диво хороша.

Оборванцы с угрюмыми лицами обступали со всех сторон. Водитель, судорожно глотнув воздух, исчез в «Додже». Урядник без раздумий сломал сук разбитого ураганом дерева, чей ствол лежал в пыли прямо перед ним. Обломок полена никого из местных жителей не испугал. Каледин и Майлов прижались друг к другу спинами. Алиса же была столь увлечена своим позитивным делом, что абсолютно не замечала трущобной опасности.

– Ну, человек шесть обезьян я на месте уложу, – трезво оценил ситуацию урядник. – Насчет остальных – не знаю. Медицинскую страховку оформляли?

Не ответив, Каледин тоскливо засучил рукава рубашки.

– Спасибо тебе, дорогая, – сказал он в адрес бывшей супруги.

Алиса натужно икнула в ответ, обнимаясь с пальмой.

Оборванцы подходили ближе, в руках блеснули лезвия ножей.

– Пожалуй, это самая короткая поездка в моей жизни, – сообщил Каледин, снимая пиджак, и вешая его на пальму. – Может, хоть в заложники возьмут?

Один из негров протянул руку к волосам Алисы. Сделав выпад, Каледин ударил его в челюсть, Майлов от всего сердца добавил поленом по голове. Негр свалился им под ноги, и сейчас же ему на помощь бросился второй оборванец. Каледин легко увернулся от удара ножом. Перехватив руку врага, он с силой рванул ее вверх – раздался сухой треск. Нападающий взвыл. Крик, впрочем, тут же оборвался – вместе с сочным ударом полена. Третьего Майлов уложил наземь самолично, пока Федор изучал трофейный нож.

– Не понимаю, – урядник поудобнее перехватил полено. – Почему они по одному лезут, а гуртом, как у нас, не кидаются? Дикая нация, некультурная. В Ставрополье на наших трупах давно бы кадрильку станцевали-с.

Четвертый противник (уже с монтировкой) в нерешительности остановился.

– И что? – подбоченился Каледин, показав на три тела. – Ты всерьез надеешься, что у тебя есть какие-то шансы? Иди домой, посмотри пару кинобоевиков. Ты знаешь, сколько положительные герои мочат таких вот безликих мордоворотов за одну только схватку? Пожалей свое здоровье, мужик. Сделай вид, что я тебя больно ударил – и просто упади наземь.

Он вяло махнул рукой в воздухе – негр послушно свалился ничком.

– В принципе неплохие люди, – повернулся Каледин. – Цивилизация их испортила, но хороший удар по роже возвращает способность мыслить. Любопытно, сколько времени мы вот так продержимся… пока они не сообразят, что нас следует атаковать группами человек по восемь?

– Мве ригрет са, – негромко прозвучало из середины толпы. Темнокожие боевики с налитыми кровью глазами почтительно расступились.

На «пятачке» стоял низенький человек лет пятидесяти – его лицо почти полностью закрывали темные, зеркальные очки размером с чайные блюдца. Незнакомец был одет в поношенный костюм и точно такие же штиблеты.

– Мне очень жаль, – повторил он на английском, приподняв шляпу. – Мое имя Рауль… и этот сектор Пеонтвиля подчиняется мне. Каким образом, господа, вы здесь очутились и что вам надо? В ваших интересах отвечать подробно.

Алиса оторвалась от пальмы и сейчас же застыла как соляной столп. Окровавленные тела вповалку, нож в руке Каледина, Майлов с поленом наперевес, негр в шляпе и агрессивная толпа. Ей ужасно хотелось спросить: «В чем дело?» Но она понимала: момент выдался не вполне подходящий.

– Мы ищем, где можно купить оружие, – с изысканной вежливостью произнес Каледин, разглядывая свое отражение в черных очках. – Вам это интересно?

– Безусловно, – кивнул человек. – Я могу помочь. Что-нибудь еще?

Он спросил это таким тоном, словно вся компания сидела в ресторане, а он изображал услужливого метрдотеля, принимающего у гостей заказ.

– Да, – помедлив, кивнул Каледин. – Нам требуется найти… хорошего хунгана, или мамбо, специалистов по конго. Тех, которые знают заклинания шестого уровня, не меньше. Нужно срочно обсудить с ними один вопрос.

– Вы на Гаити, – флегматично ответил человек в шляпе. – Каждый второй дом тут – это хунфор. Но учтите, услуги не бесплатны: жрецы вуду берут деньги за любое телодвижение, и нельзя их осуждать… Чтобы стать хорошим хунганом, требуется щедро платить за свое обучение… у них нет жалованья от центральной церкви, которое получают ваши священники. Самый скромный хунган потребует с белых пятьсот долларов, помощь же жреца шестого уровня… я полагаю, она обойдется вам минимум в десять тысяч.

Бросив нож, Каледин выдавил улыбку Гаруна ар-Рашида.

– Деньги – не проблема, Рауль, – цокнул он языком. – Выполни заказ, и я обеспечу тебе год безбедной жизни. Но сначала – оружие. Прямо сейчас.

– Бъен, – коротко заметил человек в шляпе. – Я сяду в свою машину. Прикажите водителю следовать за мной – база торговцев совсем недалеко.

Толпа, бросая недобрые взгляды на белых, расползлась по коробкам. Жан-Пьер, завидев человека в шляпе, дернулся – на его лбу созрели капельки пота. Каледин понял: если бы водитель не был негром, то наверняка бы побледнел. Он сжался, стараясь стать незаметнее. Рауль прошел мимо – сел в машину и быстро завел мотор. «Додж» Жан-Пьера тоже двинулся с места, с небывалой осторожностью – это была не езда, а легкое порхание бабочки.

– Кто это? – спросил Каледин, дернув шофера за рукав.

– Тонтон-макуты, сэр, – еле слышным голосом ответил тот, сотрясаясь мелкой дрожью. – Добровольцы, специальная полиция доктора… Даже обычный сержант обладал такой властью, какой нет и у армейского генерала. «Тонтон-макут» переводится – «дядюшка с мешком»… это из креольских сказок, сэр, типа американского бугимэна [283]283
  Бугимэн – полупризрак-получудовище, являющееся ночью к детям, которые не спят и поздно приходят домой. Славянский аналог – бука.


[Закрыть]. Маман пугала в детстве: если не приду вовремя домой, в ночной темноте появится «дядюшка» и засунет меня в мешок. Они тоже забирали людей ночью – и те исчезали без следа. Могли убить любого человека, их никто за это не наказывал. Гвардия доктора носила черные очки (чтобы не опознали близкие жертв), одевалась в леопардовые шкуры, подчеркивая, они – порождения тьмы. Эти люди не получали из казны ни единого гурда [284]284
  Гурд – денежная единица Гаити. 42 гурда равны одному доллару США.


[Закрыть] жалованья. У нас до сих пор ходят слухи: тонтон-макуты – живые мертвецы, которых воскресил сам доктор.

– Они, похоже, и сейчас сохраняют влияние… – заметила Алиса.

– Да, мадам, – шепотом, как будто Рауль мог его слышать, сообщил шофер. – Конечно, во время бунта против сына доктора многих сожгли, надев на шею ожерелье… а директор тонтон-макутов – Люкнер Камбронн, сбежал в Майами на своем самолете. Любой тонтон проходил обряд посвящения в слуги вуду, Люкнер и вовсе носил звание бокора, обладая магией зла. Сейчас в Америке он выполняет заказы, за каждый берет по миллиону. Его боялся сам доктор… вы знаете, что он делал в подвале Сахарного дворца?

– Подождите-ка, – махнул рукой Каледин. – Но я же лично читал в Интернете… Люкнер умер примерно три года назад… в том же Майами.

Шофер разрешил себе улыбнуться.

– Умер? А разве, сэр, он когда-нибудь был жив?

…Машина притормозила у виллы – из блестящего черного мрамора.

элементы империи

ЭЛЕМЕНТ № 7 – ГЛАМУР DEAD

(Из онлайн-трансляции на сайте газеты «Скандальная Импepiя»)

… – Господа, ваш корреспондент находится сейчас на Ваганьковском кладбище. Видите вон ту оградку в форме гигантской мобилы, огороженную золотой цепью? Глядите, я приближаю ее камерой. Это склеп криминального авторитета Филиппинчика – если помните, его отпевал лично папа римский. Тут всегда много людей, однако сегодняшнее стечение народа вызвано совсем другим обстоятельством. Вот-вот в центре кладбища состоится печальное шоу столетия, под названием «Гламур Dead». Со времени падения биржевых цен на мед (основной продукт сырьевого экспорта империи) тусовочная жизнь стала так бедна на события, что оживлять ее приходится, пардон за каламбур, с помощью мертвых звезд.

В программе вечера upgrade – перезахоронение гробов именитых покойниц: ведущей реалити-шоу «Завалинка» Марии Колчак и авторши гламурных бестселлеров о жизни Трехрублевского шоссе Ксении Смелковой. Обе девушки безвременно погибли от руки кровавого маньяка по кличке Ксерокс, терроризировавшего улицы Москвы два года назад. Многие им завидуют. Обеим, можно сказать, страшно повезло. Ведь останься они в живых, им предстояло бы узреть чудовищную картину – трагическую гибель гламура столицы от зубов экономического кризиса.

О! Потрясающий момент! Розовый гроб Смелковой с помощью лебедки достают из могилы… сыплется пропитанная духами «Гуччи» земля… да, как бренна мирская слава! Шоу проходит в полумраке, по обе стороны могил – костры из книг авторш гламурной прозы… слышны хоровые рыдания – увы, эти книги больше не годятся ни на что, кроме как отапливать ими камин… да и раньше-то годились только для этого.

А кто там у нас пробивается к гробам – лысый, с огромным букетом черных роз? Ааааа… это певец Ипполит Мельхиоров. От отчаяния он недавно побрил голову ради вирусной рекламы в Интернете. С тех пор Мельхиоров побрил также спину и задницу, но, увы, его все реже и реже упоминают в медийном пространстве.

У гробов виднеются тени: исхудавшие, с ввалившимися щеками – слышен алчный стук зубов… неужели это люди? Да! Алексей Глызин, группа «Технология», солисты «Миража» и «Ласкового мая»… Бедняги близки к голодной смерти: ведь раньше они, никому не нужные со своим тухлым музоном, могли вдоволь кушать на тусовках и презентациях всякой лажи, но кризис убил источник бесплатной еды. О, как прекрасны тонкие лоскуты розового шелка, коими окутан гроб, пусть и слегка обтрепались под землей…

Громко звучит выстрел, в толпе некоторое смятение… приближаем камеру, что такое? А, это застрелился представитель фирмы «Сваровски», чьими кристаллами уже больше не украшают телефоны и прочие прибамбасы… Напрасно, напрасно они открыли офис в Москве за два дня до кризиса. Любовницы и жены купцов преклоняют колени, шатаясь от горя… Их карьера похоронена, как Колчак и Смелкова – мужья не дают деньги на раскрутку, видеоклипы и продюсеров… теперь эти девушки представляют собой не мега-звезд в блеске софитов, а унылое силиконовое чмо.

А теперь – внимание на левую сторону кладбища! Недавно там вырыты одиннадцать свежих могил, для национальной сборной футбола России – после проигрыша Словении и вылета с чемпионата мира-2010 вся империя мечтает, чтобы футболистов закопали заживо.

Цирюльник Сергей Монстров толкает речь – он обещает, что гламур еще вернется… от переизбытка чувств падает в одну из могил, и никто не хочет его вытаскивать – отдельные гости даже начинают бросать туда землю. Да, порывы души трудно сдержать. Гробы с треском открывают… покойницы прекрасны, как и при жизни. С ними – мумии собачек чихуахуа и забальзамированные сумочки от Луи Виттона.

Шоу Гламур Dead начинается, господа. Слышите, открывают дешевое игристое вино!

С вашего позволения, я побегу съем бутербродик с сыром – для глянцевой прессы тоже наступили очень тяжелые времена…

Тронный зал в Кремле также радовал глаз мраморной отделкой – но на этот раз, уже зеленого цвета, с белыми «прожилочками». Сам двойной трон, успевший стать притчей во языцех, со стороны смотрелся неважно. Несмотря на свою представительность – три столбика с орлами на шарах-«державах», красивая дуга над спинкой, прекрасная работа граверов и ювелиров, он казался маленьким и тесным. В первую очередь, конечно, потому, что был сделан для царей-мальчиков… Петру в момент коронации исполнилось десять лет, Ивану – шестнадцать. Почти все узкое, отполированное сиденье в одиночку занимал август – цезарь приткнулся в уголке, пытаясь сохранить равновесие. Он держался за витой стержень сбоку, как пассажир в автобусе. Толпа придворных и министров, сидя на золоченых стульях, изображала робкую покорность: сквозь шелест бархатных кафтанов изредка слышались покашливания в кулак. Офицеры лейб-гвардии с орлиной зоркостью следили за спокойствием в зале, фиксируя все движения гостей.

– Дааааа, – с явным разочарованием протянул август, почесав лысину под короной. – Целый год мы ждали, что экономика исправится сама собой – но она отчего-то не исправилась. Вчера захожу в казну, а там максимум на ящик пива осталось. Надо что-нибудь придумать, господа. Есть свежие идеи?

Зал пришибло скучным молчанием. Даже сидящий рядом цезарь как-то скукожился, став еще меньше, но не потеряв этим в интеллигентности.

– Хм, – насупился царь, обращая взор к министру финансов. – Я вас, дорогой мой, на должности держу. Экономические проблемы заставляют народ сомневаться в целесообразности монархии. А это минус вашему ведомству.

Пост министра финансов издавна занимал камергер Генрих Граф – по происхождению тоже из дрезденских баронов, как и сам государь император. Рыжий, вертлявый, в золотых очках на носу, Граф, по мнению большинства придворных, являл собой редкое средоточие воровства и компетенции.

– Ваше величество, – он вскочил со стула, наполнив зал саксонским акцентом. – Альтернативы здесь быть не может. Надо повысить налоги в два раза, отменить все льготы, удвоить цены на бензин и электричество. Кроме того, зарплаты тоже хорошо б срезать наполовину… а еще есть одна мысль…

– Спасибо, – кисло сказал царь. – Реально дельное предложение по выходу из кризиса – только вот население в отместку возьмет да и передохнет. А у нас лишь тогда страна называется империей, когда есть кем управлять. Останется сто тысяч народу, придется в княжество переименоваться, по типу Лихтенштейна. С этих, к сожалению, в данный момент не выжмешь.

Не смутившись, Граф сел на место, поблескивая очками. Возникшую паузу заполнил флигель-адъютант императора, министр обороны Виталий Сердцов. Собственно, ни в каких войсках Сердцов никогда не служил – он зарабатывал себе на жизнь, содержа курсы вязания «Для прекрасныхъ дамъ» – в переулке поблизости от Кремля. Министром же Сердцов сделался вследствие курьезного случая – причем весьма неожиданно для себя. Однажды царь-батюшка без предупреждения приехал на маневры в Смоленске, и там случился конфуз: на его глазах, не успев выехать в поле, развалился десяток танков – месяцем раньше их экипажи сменяли детали на водку. Придя в бешенство, император пообещал, что назначит министром обороны хоть дворника, но только не военного. Так оно и случилось. Трое генерал-фельдмаршалов пустили себе пули в лоб в знак протеста – но на это, кроме уборщиц их кабинетов, никто не обратил внимания. Генералов в империи изначально было больше, чем комаров, пуль и лбов тоже хватало.

Одернув на себе полы мундира, Сердцов молодцевато щелкнул каблуками.

– Я так мыслю, царь-батюшка, – рявкнул он сочным басом, – для поправки экономики надо нам поскорее врага атаковать. Армия уж застоялась, кони боевые упряжь грызут. Победим сопредельное государство, и пущай они нам денег платят – всякие репарации-контрибуции. Землицы от них себе отрежем, а армия контракты получит, оборонные заводы финансов огребут. Давайте брать пример с североамериканцев. Как те мед бесхозный присмотрят, в стране послабее, так сразу и война-с. Последний раз они Бруней одолели. Не напасть ли нам на Балтику, ваше величество? Они ж совсем обнаглели, окаянные – а рыбы у них много, и порты такие полезные…

Ряды придворных сотряс восторженный гул.

– Вы все сегодня сговорились, что ли? – недовольно ответил царь. – Сейчас от любой войны – одни только расходы. Полтора года назад наши бронетанковые гусары сокрушили армию кесаря Грузии в Великой Трехминутной войне и отобрали два маленьких графства. Так и что? Кучу денег грохнули. Эти графства, дьявол их раздери, сразу взмолились о кредите на восстановление, строительство домов, мою рекламную кампанию, а также выпуск собственной марки пива. Возвращать пять миллиардов евро, ввиду бедности, обещают колодезной водой и сыром сулугуни. Мать моя, будто у нас самих этого сыра мало! А если б и не было – так за сто лет же столько не съесть! Нет уж, спасибо. Победим еще кого-нибудь – бюджет треснет к чертовой матери. Балтика, говоришь? Там кризис круче нашего. Ты представляешь, сколько туда надо закачивать денег, когда мы их завоюем?

Сердцов умолк – он сделал вид, что набирает по телефону эсэмэску. Царь насупился, и придворных пробило страхом: испытать монарший гнев не хотелось никому. В центре зала, ближе к лепным изображениям двуглавых орлов, загремели стулья – лейб-гвардейцы в черных пиджаках резко повернули головы не сговариваясь. Пробившись к золотому трону, монархист Леонтий Михайлов рухнул на колени, воздев над собой руки.

– Как хорошо, что ТВ еще не включило камеры, – резюмировал царь. – Ты, братец, везде без мыла влезешь. Есть что сказать по экономике? Предлагай.

– Батюшка, котик пресветлый, – ревел Михайлов, закатив глаза. – Лялечка со скипетром… оооох, какова твоя мантия сладенька да лик пригожий! Где, где тут республиканцы, вороги окаянные? Всех порву за тебя, не сомневайся…

«Однако ликует, аж пена на губах выступила, – отметил император. – Вот что бабло животворящее делает. Закон природы: если есть деньги и власть, как же тебя вокруг все любить-то начинают… и ведь с такой искренностью!»

– Братец, – устало буркнул царь. – Ценю тебя, но это все я уже слышал тысячу раз. Ты лучше скажи по существу, а то долларов взять неоткуда, порции черной икры на приемах в Кремле из экономии в два раза меньше подаем.

– Рецепт мой, царь-батюшка, также прост, как и все рабы твои, тебя недостойные, – цветисто начал Михайлов. – Не вели меня, пса, казнить – вели слово молвить. Я скажу, кормилец и благодетель – надобно тебе жениться.

Превратись Михайлов в розового дракона с крыльями стрекозы, этот факт произвел бы на Тронный зал куда меньшее впечатление. Придворные отшатнулись от монархиста подальше, лейб-гвардейская охрана окружила Леонтия плотным кольцом. Август щелкнул пальцами, худое лицо озарилось мыслью. Цезарь, балансируя на краешке трона, смотрел на него с испугом.

– Вот он, глас народа, – в благостной задумчивости заметил царь. – Действительно, господа – потрясающий выход из финансовой ямы. Странно, что я сам раньше не додумался. Царская свадьба – это великолепное шоу. Под такое дело куча компаний постарается дать рекламу, установим бешеные расценки. За прямую трансляцию слупим с телевидения. Туристов понаедет, сувениров продадим – уууууу… Хвалю, братец – ты молодец.

Михайлов на животе подполз к трону. Император милостиво потрепал его по затылку – словно хозяин любимую собачку: Леонтий впал в транс благоговения, не реагируя на раздражители. Гласный Государственной думы Викентий Куслов завистливо вздохнул – он, как функционер партии «Царь-батюшка», мог рассчитывать максимум на бейсболку с автографом.

– Но… что же делать с государыней? – пискнул из зала журналист, только вчера включенный в придворный пул. – Матушку пресветлую куда девать?

На белые лица придворных легла печать ужаса.

Лейб-гвардейцы, окружив паренька в очках, стали крутить ему руки.

– Долой империю! – жалобно кричал тот. – Да здравствует республика!

Цезарь поднялся с трона, вытянувшись в струну.

– Оставьте его! – провозгласил он, обращаясь к офицерам лейб-гвардии. – Пусть остается и слушает. Ведь у нас в империи демократия, а не абы что.

По взмаху длани августа защелкали фотоаппараты, с жужжанием повернулись камеры. Лейб-гвардейцы дождались, пока съемка закончится, и вышвырнули вольнодумца вон. Цезарь сел обратно на краешек сиденья.

– Ты кто?! – с удивлением воззрился на него август. – А, вспомнил… Все правильно сказал – у нас демократия, и каждый имеет право думать, что хочет… Лишь бы рот свой поганый не открывал, где не надо. Государыня? Мы с уважением относимся к этому мифическому образу, но для царской свадьбы нужно нечто совсем другое. Я надеюсь, скоро ТВ выпустит на экраны документальный фильм, где объяснит: Иван Грозный был женат восемь раз, Петр Первый – два, а Екатерина завела сорок любовников.

Продюсер Главного канала Леопольд фон Браун, чьи щеки покрывала мучнистая бледность, слабо кивнул. По левую и правую руку от него стояли Муравьев с Антиповым, четко контролируя каждый поступок барона.

– Вундербар, – милостиво сказал царь. – Что ж, тогда остается правильно подобрать невестушку. С родословной, красотой и знатностью рода.

Увидев смену царского настроения, придворные осмелели.

– Ваше величество, – с величайшей осторожностью, разливая в голосе мед, пропел министр двора Шкуро. – Не обратить ли снова ваше благосклонное внимание на ту красавицу спортсменку-с? А что? Из рода среднеазиатских эмиров, волоока, тело чудесное – сам в «Плейбое» видал. Сексуально, политкорректно, выгодно – заодно завяжем контакт с мусульманами.

– Не пойдет, – вздохнул император. – Во-первых, я уже прессе сказал, что с ней ничего не было – а теперь получается, будто наврал. Во-вторых, тут же и Татарстан, и Кавказ, и Башкирия впадут в возмущение – а чего на наших-то не женится, неужели такие плохие? Начнут девок пачками в «Плейбой» пихать, чтобы я в их красоте убедился. Нет, дорогой граф. Тут требуется нечто нейтральное по национальности – но в то же время весьма крутое.

Тронный зал погрузился в раздумья – шелестом пронеслись вздохи.

– Государь, как вы смотрите на Пугачеву? – спросил министр культуры Суславский – худенький и сутулый господин с княжеским значком в петлице. – По-моему, достойная кандидатура. Не из дворян – скорее из казаков. Отличный голос, всеимперская известность. Записные враги, и те признают ее крутизну, скрежеща зубами. В сущности, дородна и хороша собой.

– Оно и ничего, – почесал лоб царь. – Но я для нее, откровенно говоря, староват… кабы мне сравнялось лет двенадцать, другое дело. И к тому же я знаю Стеллу Ирбисовну. У нее муж – это должность. Надо обязательно плясать в «Песне года», записать клипы с ее участием – «Я ночами плохо сплю, потому филинг блю» [285]285
  Feeling blue (англ.) – тоска заедает.


[Закрыть]. Я не желаю в интервью отвечать на вопросы: «Правда ли, что вы женились на Пугачевой для раскрутки?»… А их зададут. Через год народ скажет: «Царя на «большую восьмерку» позвали, потому что Пугачева позвонила, она ж бой-баба, муженька своего везде продвигает».

Снова повисла тишина – министры ждали новых идей.

– А как насчет Анны Рабинович? – воспрял духом министр культуры. – По-моему, она что-то поет… и в кино снималась – правда, никто не помнит этот фильм. Зато бюст, ваше величество, у нее шикарный, эдак при ходьбе колышется. «Кока-кола» снимет с себя последнюю рубашку, если во время венчания позволим разместить логотип на левой груди невесты. Озолотимся мы с этой свадьбы, государь. Ведь помимо бюста, у невесты наличествуют и другие места, куда можно ставить рекламу… например, позвольте сказать…