Текст книги ""Фантастика 2024-17". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)"

Автор книги: Георгий Зотов

Я мысленно продолжил прокручивать в голове свои знания о низаритах. Итак, что я знаю доподлинно?

Сразу после смерти Мухаммеда, которого сторонники ислама считают пророком, между его последователями вспыхнули распри. Несколько авторитетных вождей заявили о своём желании стать единственным наследником и духовным лидером всех мусульман, которому должны подчиниться остальные. Каждый претендент имел толпы сторонников, жаждал власти и толковал Коран в свою пользу. Пролилась кровь, и единая до того религия распалась на несколько течений.

Духовный лидер имеет для мусульман значимость, в чём-то сходную с Папой Римским для католиков. Поэтому вопрос о том, кого из них считать «настоящим» – это не только светский, но и религиозный вопрос, причём колоссальной важности.

Одна из ветвей, названная шиитами, считает, что духовные лидеры мусульман могут избираться лишь из числа потомков пророка Мухаммеда. Кого считать таким потомком, а кого – нет, это отдельный вопрос. Есть и другие фундаментальные для мусульман отличия.

С веками споры о выборе новых духовных лидеров лишь множились, а дробление ислама (и шиитов) на всё новые ветви продолжилось. После очередного внутреннего конфликта, привычно завершившегося кровопролитием, выделилось религиозное течение исмаилитов, приверженцев убитого претендента на звание духовного лидера всех шиитов по имени Исмаил. Но и они лет двести тому назад раскололись на мусталитов (последователей аль-Мустали) и низаритов (последователей аль-Низара), и снова из-за споров о том, кого считать своим новым духовным лидером. Сирийская община низаритов и есть те самые страшные и ужасные «ассасины»5.

Что мне даёт это знание? Чем мне могут быть опасны те, кто приучен убивать при свете дня, желательно при большом скоплении народа, напоказ, и невзирая на сколь угодно большую охрану? А могут ли они быть полезны?

– Не хочу врать и обнадёживать тебя. Я понимаю, о чём ты, но не имею к вашему народу отношения. Я служу непосредственно Господу, а не римскому Папе, и уж тем более не вашему имаму. Но ты ведь проник сюда с какой-то целью. С какой?

– Понимаю, такиййа6, – протянул собеседник, блеснув белками глаз. – Сто лет и более – долгий срок. Особенно для тех, кто вынужденно остался на чужбине. Мы, – проговорился он, – и не рассчитывали на многое, просто хотели проверить слухи. Поверь, самые лестные слухи.

Я лишь досадливо поморщился, но не объяснять же ночному гостю его ошибку?

– О чём ты?

Мужчина оживился.

– Я был восхищён! – он сорвался на громкий шёпот, но тут же спохватился. – Несколько недель назад армия Египта выступила к Акре. Султан призвал всех своих вассалов помочь ему сбросить христиан в море. Эмиры Хамы и Хомса собрали свои войска, оголив даже границы, и выступили ему навстречу с осадным обозом, везущим стенобитные орудия. Эмир здешней крепости тоже послал своих людей. И тут Маркаб (арабское название крепости Маргат; примечание автора) подаёт сигнал тревоги. Его подхватили все сторожевые вышки и передали дальше. Поначалу никто вообще не понял, что произошло, и решили, что речь идёт о вражеском вторжении.

Одна единственная вылазка привела к тому, что целая армия задержалась на несколько дней, а осадный обоз со стенобитными орудиями и вовсе опоздает на декаду. Стражники никого не поймали и теперь о вновь поднявших голову ассасинах заговорят не только по всей Сирии, но и далеко за её пределами. Это, конечно, влечёт для нас определённые неудобства, но это первая обнадёживающая для нас весть после длинной череды тяжёлых поражений, потери независимости, гонений за веру и тысяч лишений. Те, кто решили, что всё кончено, и впали в уныние, вновь воспрянут духом.

Для меня известие о выступлении сарацинской армии оказалось новостью. Нет, в пути я слышал, что война возобновилась, но не ожидал, что арабы так быстро соберут свои силы. Может с султаном получится договориться? Ведь сарацины тоже чтят Бога, пусть и по магометанскому обряду.

– Когда египетская армия подойдёт к Акре?

Собеседник не пытался мяться или торговаться, хотя видит Бог, я готов был дорого заплатить за любые сведения о происходящем. Вместо этого он просто бескорыстно ответил.

– Через две недели. Твои братья уже извещены.

– Так чего вы хотите?

– Ты выкупаешь у эмира единоверцев. Я хотел сказать тебе, что этот жадный и бесчестный человек под видом христиан отдаёт тебе всех, кого может. Не только католиков, но и греков, христиан востока, иудеев, язычников, даже мусульман, да гореть ему в аду. Прошедшим днём стражники схватили некоторых из наших, в том числе и мою семью. Мы живём бедно, и этого оказалось достаточно.

– Но постой, – я был шокирован таким заявлением, – какой ему смысл в таком обмане? На сегодняшний день я выкупил около полутора тысяч единоверцев. Преимущественно женщин и детей.

– У него нет большого количества христиан. За пять прошедших лет кого-то выкупили или он выкупился сам, кого-то продали дальше, кто-то умер или принял ислам. Никто не считал, сколько у эмира рабов твоей веры. Зачем? А когда ты отдал гору серебра для их выкупа, то стали искать и считать. Тогда-то всё и вскрылось. Эмир мог бы выкупить твоих единоверцев в Хаме, Хомсе и других землях, но ему жалко тратить на это деньги. И он решил сбыть тебе под видом христиан всех рабов и бедняков, невзирая на их веру. Ты ведь не можешь лично опросить каждого. А после того, как ты ничего не заметил, он и вовсе потерял всякий стыд.

– Но люди же возмутятся!

– Кто? Богачи? Стражники? Вельможи? Их семьи не тронут. Зачем им возмущаться? А что-то от твоих денег перепадёт и им. Кто-то должен убирать хлеб и работать, а значит, эмиру потребуются новые рабы, которых он купит за твои деньги и гораздо дешевле. Поэтому недовольны лишь бедняки, но кому есть дело до их жалоб? Ты их слушать не стал, например. Да и если бы выслушал, то либо не поверил, либо они бы смолчали. Ведь узнав правду ты бы не стал платить за них деньги, и оставил в руках очень сильно расстроенного эмира.

Я молчал, вспоминая, как при осмотре выкупаемых рабов, один мужчина заявил, что он буддист, а не христианин. Язычника прямо при мне с извинениями вывели из толпы и отрубили голову, объяснив, что этот «неверный» обманул своего эмира, назвавшись христианином.

– Но чего боятся пленники? Я ведь не работорговец, они свободны.

– Ты отведёшь их в свои земли, а там твои соплеменники быстро выяснят, что многие из них не знают обрядов. Тебя выгонят из Ордена за растрату, а их сделают рабами.

Я пожевал в молчании губы. Нет, того, что меня выгонят я по понятным причинам не боюсь, но ситуация действительно неприятная. А главное – в ней виноват лишь я сам. Меня обвели вокруг пальца как малого ребёнка. Хуже всего то, что я уже передал эмиру деньги, а караван «выкупленных из неволи христиан» покинул крепость.

– Ты пришёл просить за своих?

– Не только. Остальные мусульмане считают нас еретиками, презрительно называют «голодранцами». Заяви я о том, кто есть, толпа разорвала бы меня на части. Я не боюсь смерти, а совершённое доброе дело, может быть, улучшит отношение ко всем нам. И мне просто больше некуда и не к кому идти.

Интерлюдия. Эмир

Крепость бурлила. Нет, на улицах и в коридорах не звенело оружие, не раздавались воинственные кличи, но ропот возник, и не собирался униматься. Впрочем, эмир не обращал особого внимания на бурление черни. Низы нужно держать в строгости, дабы они не забывались. Так что нынешнее испытание пойдёт им лишь на пользу.

Как ему докладывали, молодой и глупый христианский рыцарь, прибывший выкупать единоверцев, охотно внимал сладким речам, щедро платя за них звонким серебром. Неуёмные сплетники, с которыми бесполезно бороться, говорили, что он его привёз целую груду. Ещё говорили, что он указал на закопанную христианами казну, которую те спрятали, перед тем как сдать крепость. Говорили… впрочем, неважно, о чём говорят глупые слухи. Важно другое. Чужак заплатил огромный выкуп, а у него, эмира, не нашлось под рукой нужного количества рабов и пленников. Казалось, что их как грязи, но стоило начать искать и собирать, как возникли проблемы. Разумеется, он не собирался отказываться от денег, самих плывущих в руки. Это было бы просто глупо, верно? Перекупать рабов-христиан у других слишком накладно, да и времени займёт не мало. Поэтому он приказал страже хватать любых рабов, бродяг и бедняков, невзирая на их веру. Ну и конечно детей, ведь если отнять ребёнка у матери, то кто разберёт какой он веры? А золотые динары на дороге не валяются.

Начальник конюшен посмел возражать своему эмиру, – неслыханная наглость. Но пока его лучше не трогать, чтобы не насторожить гостя. Всё-таки тот изначально пришёл именно к Назифу. Почему именно к нему? Подозрительно. Некоторые жители тоже попыталась возмутиться, и тут уж в ход были пущены плети, а рабские загоны пополнились членами семей недовольных. Порядок был восстановлен, а христианский рыцарь ничего не заметил.

Слухи говорят, что в качестве «выкупленных единоверцев» стражники хватают даже правоверных. Вздор! Суннитов7 никто не трогает, по крайней мере, он таких приказов не отдавал, а еретиков не жаль. Отличать иудеев от христиан, а последних друг от друга тоже не его дело, пусть сами друг с другом разбираются. Было бы забавно посмотреть на лица храмовников в Тортосе, когда они разберутся что к чему. Жаль, что придётся довольствоваться пересказами. Невелик грех – обмануть иноверца, а обмануть врага – вообще доблесть. Ну и на украшение мечети всё-таки надо будет пожертвовать.

Ох уж эта чернь. Сама причина для её недовольства пуста. Уже в этом году армия султана окончательно сбросит западных христиан в море. Томящиеся в их рабстве будут освобождены и, если захотят, смогут вернуться в родные земли. Если сумеют доказать новым владельцам, что являются мусульманами, конечно.

(конец интерлюдии)

Наутро я потребовал встречи с казначеем. Вельможа появился достаточно быстро. Странного ничего в этом не было, всё-таки я передал эмиру изрядно серебра, а после сбора второй партии христианских пленников должен был передать ещё.

Внимательно выслушав мои претензии, он развёл руками, уверяя, что такого не может быть. Раздосадованный тем, что мне лгут в лицо, я потребовал встречи с эмиром, заявив, что новых денег он не увидит, пока не заменит тех, кто христианином-католиком не является. С досадой казначей сообщил, что ему надо уведомить эмира, поскольку такие вопросы решает только он. Впрочем, вернулся он быстро.

– Повелитель согласился тебя принять и выслушать. Идём.

Несколько удивлённый такой покладистостью, я кликнул слугу, чтобы тот помог мне облачиться. Слова о том, что в надевании кольчуги нет необходимости, я проигнорировал.

На входе в покои эмира я привычно отдал меч рабу-телохранителю и прошёл внутрь. Охрана с обнаженными мечами молча шла следом. Встречные придворные вежливо улыбались, некоторые даже благосклонно кивали. Фальшивым улыбкам я не верил, но раздражение от обмана стало постепенно проходить. В конце концов, в случившемся виноват в первую очередь я сам. Надо было проверять «товар» перед «покупкой». Меня подвела неопытность. Когда руководствуешься благими намерениями, как-то не рассчитываешь получить в ответ людскую подлость.

– Внимательно тебя слушаю, – благосклонно кивнул мне местный правитель.

Я, как мог чётко, поведал свои претензии. Обвинять в случившемся самого эмира не стал, хотя вряд ли его слуги рискнули бы совершить такой обман без его ведома.

– Ай-яй-яй, – расстроено качнул головой араб, – какая неприятность. Поверь, мне очень жаль, что так вышло. Взять его!

Затылок болел адски. Я дёрнулся, и запястья рванули тяжелые кандалы. Кандалы? Я распахнул глаза. Увидел темницу и сразу всё вспомнил и понял. Чёртов араб! Да и я тоже хорош, забыв о необходимости следить за стражей. Чем это они меня? Дубинкой или кистенём?

Я сидел на жидкой копне соломы, брошенной прямо на каменные плиты. Разведённые в стороны руки за цепи крепились в железные штыри, вделанные в стену. Я дёрнул правой рукой, левой – бесполезно. Ни оборвать, ни расшатать штырь. Даже моей силы на это не хватит. Тело раздето практически догола, остались лишь штаны, прикрывающие срам, да амулет на шее. Амулет? Точно! На нём же свойство неприметности. А может, сарацины просто не смогли его снять из-за короткой цепочки? Я засмеялся.

– Тише, не стоит привлекать внимание стражи.

Голос прозвучал по-арабски, и как-то устало что ли. Знакомый голос. Я повернулся на источник звука и сощурился, всматриваясь против падающего откуда-то сверху света.

– Назиф?

– Я, – вяло откликнулся сарацин.

Хм, тоже сидит на полу, под ним такая же охапка соломы, и даже руки закованы в такие же кандалы и разведены в стороны.

– А ты что тут делаешь?

Тот зябко передёрнул плечами, грязно ругнулся под нос, но всё-таки ответил.

– Эмир запомнил, кто тебя привёл. И когда я заступился за жителей, которых мне приказали собирать под видом твоих единоверцев, обвинил в предательстве.

Я невнятно замычал, переваривая услышанное.

– Мы давно уже с ним не ладим. К тому же он суннит, а я – шиит. Мы все чтим Коран, но по-своему. У вас, христиан, ведь то же самое. Я слышал рассказ, как ваши люди избили христианина-маронита лишь за то, что он отказался поцеловать руку вашему священнику. Да и с греками вы не в ладах. Да и со всеми, даже друг с другом, если честно.

Он сухо сплюнул на пол, и снова тихо выругался под нос.

– Извини, к тебе у меня нет претензий. Ты пытался выкупить единоверцев. Это богоугодное дело. Да и твой орден получше многих.

Разговор становился интересным. Голова, после наложенного исцеления, тоже саднила меньше, хотя я и не мог её пощупать, чтобы понять, не разбили ли мне затылок. Отступить побитой собакой в домен к Гавриилу я всегда успею. Смеяться надо мной никто, конечно, не будет, но Господи, как же стыдно.

– Так дело в том, что твой эмир суннит?

– Нет, – Назиф вновь поморщился, – эмир просто плохой и жадный человек.

Вдалеке послышались чьи-то шаги, и мой собеседник нахмурился.

– Странно. Время кормить узников ещё не пришло, а палача я ждал только завтра. Спешить эмиру некуда. Или он решил узнать, где стоят ваши люди?

Он требовательно посмотрел мне в глаза. Я отрицательно мотнул головой, скривившись от прострелившей её боли, и он понимающе усмехнулся в ответ.

– Не знаешь, ну хоть тут ему не повезло.

С отвратительно громким скрипом провернулась решётка, и внутрь шагнул стражник. Он бросил быстрый взгляд на начальника конюшен и уставился на меня. Долгую секунду я смотрел ему в глаза, и он шагнул ближе, разворачивая сжатую в кулак руку. На ладони лежала знакомая бронзовая монета.

– Тот, кто передал мне её, приказал передать, что готов освободить тебя сейчас или этой ночью. Утром придёт палач и станет поздно. И что мне делать с ним? – палец ткнул в сторону.

– Предатель, – яростно прошипел узник.

Стражник равнодушно смолчал.

– Что его ждёт?

– Завтра утром бывшего начальника конюшен повесят как предателя, продавшегося христианам. Эмир уже обвинил его в смерти патрулей стражи и приказал пустить слух, что он сменил веру.

– Что?! – яростно и бессильно взвыл Назиф, а потом разразился бранью. Стражник неспешно снял с пояса нож.

– Не шуми. Нас не услышат, но ты мешаешь.

– Назиф говорил, что пытался заступиться за людей перед эмиром.

Ассасин, или кто он там, кивнул.

– Знаю. Многие в городе не поверили обвинениям в его адрес, особенно среди старых воинов, но если я оставлю его в живых, он расскажет о том, что видел. Палачу все всё рассказывают.

– Ты сможешь освободить нас обоих?

– Нет. Я смогу вывести только одного.

– Выведи его.

– Нет.

Стражник не удивился моим словам, даже бровью не повёл, в отличие от вскинувшегося узника.

– У меня приказ, и я всё равно смогу вывести только одного, – пояснил он.

– Подожди, – торопливо зачастил Назиф, обращаясь ко мне, – не спеши. Я уже стар, и не цепляюсь за жизнь. Пожалуйста, позаботься о моей семье. После таких обвинений им здесь не жить. Пророком Иисусом прошу и Матерью Его, ты же тоже их чтишь. А он пусть меня убьёт. Или можешь сделать это сам, если хочешь утолить свою жажду мести моему народу.

Я задумался. Склонившийся стражник зазвенел цепями, размыкая кандалы.

– Лучше поспешить. Сюда никто не должен войти до следующей смены караула, но случиться может всякое. Медлить нельзя.

– Я понял, – и, повернув лицо в сторону Назифа, добавил, – среди схваченных стражей жителей были и их люди. И ваши патрули убили не они, это сделал я.

Примечания автора по тексту главы:

1 Наверняка все слышали выражение «платить звонкой монетой». За этими словами лежит старинный способ проверки монет на подлинность. Фальшивая монета с обилием свинца или меди издаёт при падении на твёрдую поверхность глухой звук. Настоящая – звонкий.

Существуют и другие простые способы отличить подделку. Например, попробовать монету «на зуб», ведь золото и серебро – мягкие металлы, и укус должен оставлять на ней след.

2 На самом деле эту историю рассказал императору Византии нормандский рыцарь, во времена первого Крестового похода. Она попала в хроники, а я решил пересказать её читателям от лица вымышленного персонажа.

3 Вопреки невольно напрашивающимся ассоциациям, чёрная одежда – традиционное одеяние для народов Востока. Это кажется странным, ведь оно должно притягивать солнечные лучи, но, тем не менее, это очень распространённый цвет одежды. В данном случае он используется ещё и для маскировки.

Сама сцена является авторским вымыслом, так как достоверных данных об ассасинах сохранилось не так уж и много, если не учитывать священные тексты низаритов. Народные легенды наделяют их почти сверхъестественными способностями. В данном случае автор идёт на компромисс между легендами и здравым смыслом.

4 Я не придумывал эту историю, и было бы неосторожно назвать её просто досужей выдумкой. Хотя подобные события редко попадают в хроники, некоторые случаи нам известны. Так в 1187 году, накануне катастрофической для христиан битвы при Хаттине, около полудюжины рыцарей из отряда графа Триполийского (к графству которого относилась и крепость Маргат), «охваченные дьявольским духом», перешли на сторону сарацин, детально рассказав диспозицию христианского войска и призывая Саладина немедленно атаковать. Этот эпизод битвы упоминается во многих авторитетных источниках, и добросовестно перечисленные летописцем имена предателей – европейские.

5 Надо сказать, что в слухах и сказках об «ассасинах» очень много преувеличений, а порой и просто вздорных слухов, выдуманных их врагами и закрепившихся в качестве «истины». Изучая источники, я пришёл к выводу, что их самоубийственные атаки были продиктованы глубокими религиозными чувствами, замешанными на идее жертвенности. Ассасину не нужны были наркотики, чтобы отдать свою жизнь за то, что он считал правым делом. Тем более что их употребление порицалось и в то время.

Подходить к боевой подготовке «ассасинов» нужно критически, без наивного восторга, но и без неуместного презрения. Современный танк по боевым возможностям значительно превосходит средневекового рыцаря на коне, но никого это не удивляет. Удивило бы обратное. А у современников низариты заслужили свою громкую славу по праву.

6 такиййа – в исламе используется в значении «остерегайся, опасайся людей».

Суть принципа: если верующий боится, что иноверцы могут посягнуть на его жизнь или имущество из-за его веры, то он имеет право скрыть свои истинные убеждения, и даже создать внешнюю видимость того, что является одним из них, не одобряя этого в сердце.

В разных религиозных (и не только религиозных!) учениях может быть своё собственное понимание того, в каких именно ситуациях дозволено скрывать свою веру или убеждения. А сам принцип хорошо известен всем имеющим опыт гонений.

7 сунниты – представители самого многочисленного направления в исламе. Трудно сказать, какова была их численность в Сирии в 13 веке, но в наши дни к представителям этой конфессии принадлежит примерно 82 % мусульман страны. Как и в христианстве, в исламе между представителями разных течений существуют идеологические противоречия, не раз приводившие к междоусобной вражде, а порою и кровавым столкновениям.

Глава 14. Штурм

Как воин перед битвою в вине

Нуждается, так остро я нуждался

В воспоминаньях счастья и старался

Былое вспомнить, что живет во мне.

Вот тайна выживанья на войне:

Сначала думал я, потом сражался.

(Байрон «Чайльд Роланд дошел до Тёмной башни»)

Освободив руки, я выпрямился и, не обращая внимания на изумлённые взоры, стал доставать из системного хранилища запасной комплект одежды, оружие, доспехи… Да уж, представляю, как это должно смотреться со стороны. Именно так – выпученные глаза, приоткрытый рот. Надо бы сказать что-нибудь, пока невольные свидетели лишнего не возомнили. Обращаясь к скованному Нафизу я попытался спокойно объяснить:

– Ваш эмир ошибся, он посчитал меня слабым. Меня, и силу, стоящую за мной. А за мной стоит Бог. Кто может быть сильнее Бога?

Мне никто не ответил. Ассасин безмолвствовал, но тоже выглядел потрясённым. Хм-м, только обвинений в колдовстве мне сейчас не хватало.

– Я служу Господу и Посланникам Его. У меня нет времени на споры и убеждение, поэтому властью, данной мне архангелом Гавриилом, дарую вам обоим малое посвящение.

Может быть эту фразу стоило произвести как-то более торжественно, превратить нехитрое действие в целый ритуал, но обстановка как-то не располагала. Да и Нафиз оставался прикованным к стене тюрьмы с разведёнными руками. Какая уж тут торжественность? В конце концов, это ведь не рыцарское посвящение.

«Призыв к оружию» не требовал касания, даже чужого согласия не требовал, а нуждался лишь в указании объекта, которому требуется присвоить системный статус воина. Если этот объект удовлетворяет ряду требований, конечно. При этом отвечал я за сделанный выбор перед самим Гавриилом. Глаза смотрящих на меня арабов «остекленели. Сейчас у них в голове звучит Голос, и усваиваются базовые системные навыки. На совершенно примитивном уровне, соответствующему их низкому статусу в иерархии Системы. Они не получат ни знания языка, ни даже возможности видеть свои параметры. Лишь самый низший ранг (F-) «интуитивно-понятного управления» и «подсказки». Вряд ли они осознают сейчас происходящие с ними изменения. Главное, что они получили, – это потенциальная возможность расти в уровнях, увеличивать свои параметры, изучать системные навыки и пользоваться артефактами Системы. А дальше – всё будет зависеть от них самих, и их удачи, конечно.

Сейчас для них над моей головой должна отразиться системная информация, хоть и предельно скудная для всего лишь воинов. Гм, а что они видят? Зелёную полосу союзника над моей головой? А они вообще поймут, что это значит? Я ощутил лёгкое беспокойство.

– Коснись меня рукой и попробуй мысленно задать вопрос о том, кто я.

Ассасин, чуть качнувшись, неуверенно вытянул руку, а потом дёрнулся, как от удара, и рухнул на колени, склоняя голову. Его лоб звучно соприкоснулся с каменным полом, но он не обратил на это внимания.

– Теперь ты, – я шагнул к Назифу, касаясь его скованной ладони.

Тот сначала напрягся, потом расслабился, а затем лишь натянувшиеся цепи удержали его от порыва тоже пасть ниц. Оба араба как оцепенели, пожирая меня глазами.

– Теперь приглядитесь друг к другу. Это нужно, чтобы вы поняли кто вы и кто я.

Арабы смерили друг друга странными взглядами, а затем стражник шагнул к скованному узнику и коснулся его рукой. Оба на мгновение замерли, будто к чему-то прислушиваясь.

Понимая, что меня сейчас могут принять за Махди – мессию, согласно магометанской вере, скрыто живущего на земле, чтобы вернуться во время конца света, – поспешил прояснить ситуацию.

– Я не мессия, а лишь карающий и защищающий мир меч Бога. Один из многих. Архангел не спустится на землю по одному лишь моему зову, хотя, скорее всего, услышит.

Задумался, говорить ли им о том, что голос, который они слышали, это не Глас Божий, а всего лишь реакция Системы? Поймут ли они объяснение? Поверят ли? Или я лишь всё испорчу? Но и умолчать – означает солгать. Могу ли я осквернить свои уста ложью? Чувствуя некоторую внутреннюю неловкость, всё-таки пояснил:

– Глас, который вы слышали, – не Глас Божий, а отвечающий на уместный вопрос своего рода божественный свод законов, Третий Завет, или Система, как его ещё иногда называют, бесстрастный и равнодушный, написанный одним из ангелов по велению Господа, ещё до создания Адама. Обычно людям ни к чему о нём знать, и спроса для них за незнание в этом случае тоже нет. То есть с вами говорит Книга, а не сам Господь. Если бы вы умели читать на языке Бога, то увидели бы незримые непосвящённым письмена, а не услышали Глас. Этот свод законов сам следит за своим соблюдением, а некоторые говорят, что и сам себя пишет. Впредь, он будет иногда вам подсказывать относительно природы вещей. Знайте также, что с древнейших времён Падший пытается использовать написанные в нём правила во зло, а Господь следит, чтобы он не смел их нарушать прямо.

Слегка припугнуть неофитов показалось мне правильным, но надо бы их и подбодрить.

– Отныне вам открылось частица божественного знания. Та, которую я могу и имею право вам дать. Вы получили не только знание, но и возможности, которых не имеет абсолютное большинство людей. Однако и хлопот у вас добавилось, ведь теперь за вашими поступками будет пристально и беспристрастно следить сам Бог. Не лично, а посредством свода законов, который некоторые называют иногда Системой. Но не тревожьтесь незнанием, – свод божественных правил, Система или Третий Завет, как его ни называй, – следит лишь за соблюдением законов и правил, записанных в нём самом, и обычно не карает за проступок сразу со всей тяжестью, а сперва как бы предупреждает.

Я расскажу обо всём позднее, а пока знайте, что существуют три основных ступени посвящения: воин, оруженосец и рыцарь. Ваш текущий статус – воин, и он низший из всех. Вам мало что открылось, вам меньше всего дано, вы почти ничем не отличаетесь от обычных людей, но и спрос с вас куда менее строг. Быть может, однажды вы заслужите повышение статуса, и тогда вам откроется большее.

Обманув и напав на меня, ваш эмир переполнил чашу терпения Господа.

– Его надо казнить? – первым сориентировался ассасин. Вопрос прозвучал слишком деловито, и я задумался, одновременно одеваясь, – насколько мне поверили? И не пройдёт ли ошеломление от Голоса слишком быстро?

Стражник почтительно стал помогать затянуть ремни пластинчатого доспеха. Тяжелее кольчуги, чуть стесняет движения, но защита, даруемая им, выше. Впрочем, доспех – это лишь приложение к воину. Ах да, мне ведь задали вопрос.

– Конечно, надо, – ответил я и строго добавил, – но боюсь, ограничиться только этим уже не получится. Сам посуди, тебя к нему не пропустят, без подготовки ты не прорвёшься, а терять время я не могу. Так что мне придётся идти самому. Допустим, найду, хотя замок и велик. Допустим, что найдя, я прорублюсь сквозь охрану, сколь бы много её ни было, и воздам ему по заслугам. Скорее всего, мне это даже удастся, ведь эмир не ждёт нападения, а я, скажу без прикрас, хорош в бою. Но есть ли у меня шансы одолеть сотни воинов, которые захотят отомстить за его смерть? Конечно же, нет. А значит, даже в случае успеха мне придётся отступать, так как умирать из-за столь ничтожного человека я не собираюсь. Но если я отступлю, то не смогу забрать обратно своё серебро, отобранные у меня вещи, не смогу помочь семье Назифа и оставшимся христианским рабам. А если мне случится погибнуть, то я не смогу помочь и вашим семьям. Так стоит ли начинать то, что не может хорошо закончиться?

Сбитый с толка низарит растерянно молчал, и я продолжил.

– Эту крепость придётся брать. Какова текущая численность воинов эмира?

Мне ответил Назиф.

– После тревоги гарнизон крепости был значительно усилен за счёт возвращения части сил, ушедших ранее в поход на Акру. Хотя даже после этого он составляет лишь четверть от положенного.

– Сколько?

– Примерно пятьсот воинов и под сотню стражи.

В повисшую паузу вмешался ассасин.

– Некоторые могут встать на нашу сторону, но их не хватит для захвата.

– Назиф?

Араб в это время уже разбирался с выданной ему одеждой «рыцаря-новичка». Ненадолго замирал, беря в руки очередную обновку. Наверное, запрашивал «системную подсказку». Может быть, такие одежды и несколько не по статусу всего лишь воину, но не в портках же ему ходить? А другой у меня нет, перед визитом к сарацинам я выгрузил всё лишнее в личной комнате.

– У меня больше нет полномочий приказывать воинам. Может быть, кто-нибудь послушался бы, – он горько усмехнулся, – но это безумие. Никто не захочет так рисковать. Да и что делать потом?

Я отмахнулся.

– Полномочий достаточно у меня. Крепость возьмут мои люди. Просто не хочется заливать её кровью. За смерть невиновных мне придется ответить перед Гавриилом.

– Если твои воины сами всё сделают, то я, пожалуй, смогу убедить остальных не вмешиваться, – в голосе теперь уже бывшего начальника конюшен отчётливо слышалось сомнение. – Среди воинов хватает шиитов, таких как я. Но лучше бы тебе сначала убить эмира, иначе данные ему клятвы в верности перевесят любые мои слова.

Я кивнул и обернулся к ассасину.

– Верно ли я понял, что до утра время у нас есть?

Призрачное знамя, воткнутое мною прямо в каменный пол подземной тюрьмы, колыхнулось, как будто разворачиваясь на невидимом ветру. Ощущение чужого взора придавило, но не застало врасплох, и я опустился на колено, склоняя голову. Оба моих союзника тоже явственно его ощутили, так как распластались на коленях, прижимая лоб к полу, как это принято у магометан.

Гавриил молча смерил взором нас всех, перевёл его на помещение, скользнул по свисающим со стены цепям, и вздохнул.

– Переговоры, вижу, не задались. Кто эти люди?

Мне показалось, что арабы ещё сильнее вдавили головы в каменные плиты.

– Ты установил Маяк, – правильно понял мои мысли Ангел. – Сейчас меня слышат все, кто имеет на это право и находится рядом. Эти люди получили посвящение от тебя и теперь тоже слышат. Докладывай.

Я заговорил. Гавриил задавал уточняющие вопросы, несколько раз обратившись и к арабам.

– Ситуация понятна. Хорошо, что сразу не пошёл наводить справедливость, а воззвал ко мне. Я ждал, ведь что-то подобное должно было рано или поздно произойти, не с тобой, так с другим. Ты отнюдь не первый мой посланник, подвергнувшийся нападению обычных людей. И не первый, на кого посмел поднять руку светский владыка. Но если в случае простых рыцарей мои руки в связаны Правилами, то при нападении на людей, отмеченных знаком, что они находятся под моей защитой, все запреты и ограничения спадают.