Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 109 страниц)

Глава 9

Не знаю, сколько дней прошло и сколько ночей минуло, прежде чем по коридору, ведущему к моему узилищу, прогрохотал марш из шагов десятков людей.

Меня под руки вынесли из моего стойла, отвели в купальни и полдня приводили в человеческий вид. А потом меня повели в незнакомый зал, где было слишком много зажжённых ламп и слишком мало мебели. Зато был круглый стол в центре, ворох бумаг на нём и сидящий в углу Сурадж, что с тяжёлым взглядом исподлобья наблюдал за мной.

– Ты слишком исхудала и побледнела, – сказал он, а потом поднялся с места и начал неспешно приближаться ко мне, – В твоих глазах больше нет блеска. Твои плечи поникли. На устах больше нет улыбки. Этого ты хотела, когда заставила стражей наказать тебя?

Я заставила? Пожалуй, в прошлой жизни, когда я ещё верила, что свободна и скоро покину дворец, я бы возмутилась и выразила свой решительный протест. Но теперь, когда в голове лишь вязкий туман и смертельная усталость сковывает всё тело, я только спрошу:

– А чего хотел ты, господин, когда лгал мне? Чего добивался, водя меня за нос и уверяя, что отпустишь на свободу, как только я закончу свою работу?

– Разве я обещал тебе что-то подобное? Помнится, ты спросила меня, когда получишь оплату за свою работу, и я сказал, что сразу же, как только покинешь дворец. А из дворца девушки твоего положения выходят только раз в месяц, чтобы побывать на городском рынке. Как только настанет базарный день, Сеюм отдаст тебе твой гонорар, и ты сможешь купить себе всё, что пожелает твоя душа. Так что не волнуйся, я выполню данное тебе обещание в назначенный день. Ты выйдешь из дворца и получишь деньги. А потом вернёшься во дворец с новыми платьями и украшениями и порадуешь меня своей красотой.

– Тебя? – невольно вырвалась из моих уст дерзкая усмешка. – С чего бы мне это делать? Ты посторонний мне человек. Может, по старосарпальским законам ты и можешь владеть моим телом, но вот мою душу ты не получишь никогда. Для меня ты просто сатрап Старого Сарпаля и ещё бывший работодатель. Ты мне не муж, не жених, даже не ухажёр, чтобы я красовалась перед тобой.

– Не ухажёр? – сверкнул он грозным взглядом, когда приблизился ко мне вплотную. – А все те дни, что мы провели вместе в саду, все те дни, что я угощал тебя и развлекал разговорами, ты не чувствовала, что моя страсть к тебе разгорается с каждым днём всё сильнее? Не видела нарождающейся любви в моих глазах? Не слышала приятных слов о твоём уме, твоей красоте и твоих умениях?

Что? Пока мы обсуждали в том стеклянном павильоне экономику и политику Аконийского королевства, Сурадж уже сгорал от страсти ко мне? А почему я этого не заметила? Потому что думала в тот момент о других вещах и была окрылена надеждой скоро покинуть дворец и вернуться домой к Стиану? Вот я слепая дура…

– Прости господин, – попыталась оправдаться я, – но в моей стране дежурные комплименты от работодателей я слышу всегда. Это часть деловой этики и норма в светской беседе. И комплименты никогда не обязывали меня становиться чьей-то любовницей. Это не в аконийских традициях. Прости, кажется, мы просто не поняли друг друга.

– Твои традиции глупы и бессмысленны! – воскликнул он и в нетерпении отошёл к столу, заставив меня съёжиться от эха, прокатившегося по залу. – Зачем мужчине хвалить женщину, если он не хочет обладать ею?

– Просто из вежливости, – осторожно прошептала я. – У нас так принято.

– А здесь принято иначе. И тебе придётся с этим смириться и выучить новые правила.

– Я не смирюсь.

Кажется, мои слова его немало удивили, потому как он обернулся и, глядя мне в глаза, спросил:

– Почему?

– Почему? Да потому что я не Нафиса, не Кирти и не Дипика. Я другая. И моя жизнь до того дня, как я попала в этот дворец, была совсем иной. Неужели ты думал, что я обрадуюсь твоему обману и кинусь тебе в объятия? Ты думал, я, рождённая свободной, смирюсь с участью рабыни? Думал, я забуду человека, которого люблю и которому отдала своё сердце? Нет, этого не будет. Лучше я вернусь в тот чулан, куда меня запихнули твои люди, и умру прямо там, не видя белого света. Потому, что хотя бы там я буду свободна от людской подлости и вранья.

– Подлости?! – взревел он, и на миг мне показалось что я вижу перед собой того самого безумца, что одним махом срубил голову мастеру Торельфу и распорол животы беременным девушкам из гарема.

Может, он и сейчас возьмётся за саблю. Ну и пусть. Так даже лучше. Умру быстро и не мучаясь.

Но вместо сабли сатрап сгрёб со стола свёртки бумаг и метнул их в мою сторону.

– Вот, смотри! Я же говорил, что скоро получу новую прессу и узнаю всю правду о твоём женихе. Теперь и ты узнай, каков он есть на самом деле.

Холодея от ужаса, я подобрала с пола первую попавшуюся газету и развернула её. Что там? Неужели статья о нас со Стианом? Значит, мой обман с принцем раскрыт? И личность Стиана тоже? О боги, надеюсь, он успел покинуть Старый Сарпаль до того, как сатрап увидел его фотографию. Иначе стражи найдут его и точно обезглавят как шпиона и главную любовь моей жизни.

Все эти мысли промелькнули в моей голове за долю секунды, а потом я увидела первую страницу тромского еженедельника десятидневной давности и прыснула от смеха. Там красовалась фотография Адемара и Лауры Фермонье, а внизу было написано что-то про их скорую свадьбу.

– Видишь, – с нажимом в голосе сказал Сурадж, – он променял тебя на неё. Он нашёл себе другую дочь другого визиря. И к этому человеку ты так стремишься вернуться? Ради него изводишь себя? Рад верности ему хочешь умереть? Так вот, смотри, он сам тебе неверен. Теперь у него будет другая жена. Не ты.

Наверное, Сурадж ждал, что я горько расплачусь, не в силах вынести измену принца, а он подойдёт и утешит меня. А я припаду в его объятья, и он приласкает меня… Но мне пришлось его горько разочаровать.

– Ну, раз не быть мне принцессой, стану любовницей принца. Он точно не будет против.

– Что? – пришёл в ужас Сурадж. – Как ты можешь говорить такие гнусные вещи? Как ты можешь желать для себя такой позор?

– Позор? Да у тебя самого куча жён и наложниц. О каком позоре ты мне говоришь?

– Это другое. За своих жён и наложниц в ответе я один. Они все под моей защитой и потому принадлежат лишь мне одному волей богов и буквой закона Сарпов. А то, что желаешь себе ты – против любых законов. Забудь об этом. Забудь об этом щенке. Он всего лишь принц, а я – правитель из самой древней и великой династии. Под моей властью сорок городов и сотни деревень. А когда на Запретном острове от чумы умрёт царь Фархан и его наследники, я стану правителем всего Сарпаля. А ты будешь моей третьей женой. Женой, а не гулящей девкой. Ты будешь купаться в золоте и шелках. Ты родишь мне наследника и никогда не будешь знать ни в чём нужды.

Наверное, после такой речи и обещаний я должна была очень сильно впечатлиться, но в голове крутилась лишь одна мысль:

– И с этим наследником мне придётся жить в здешнем гареме среди подколодных змей, что жалят наповал, и паучих, умеющих плести интриги? Жить с ребёнком и каждый день бояться, не отравит ли его другая мамаша ради блистательного будущего своего чада? Нет уж, лучше умереть самой и прямо сейчас. Давай, не тяни. Доставай саблю и руби мне голову, как срубил мастеру Торельфу. Хочу умереть так же, как мой коллега – без суда и вины.

Услышав имя убиенного фотографа глаза Сураджа потемнели, кулаки сжались, и я поняла, что смогла задеть самую больную его мозоль. Ну, вот и всё, моя участь предрешена. Я ясно вижу это в его чёрных от гнева глазах.

– Увести её! – неожиданно повелел он евнухам, что ждали меня за дверью.

– В Комнату Раздумий? – спросил один их них.

– Нет, – ответил Сурадж – Ведите её в покои младших наложниц, где ей и место, – а потом он перевёл взгляд на меня и добавил. – Не хочешь дарить мне свои ласки, значит, придётся подарить другому. Вот только вряд ли он будет с тобой так же добр и терпелив, как и я.

На этом меня вытолкали из зала и повели по коридору, а я всю дорогу прокручивала в голове странную фразу Сураджа. Что он такое для меня приготовил? Не отдаст же он меня на потеху своим стражам? Он ведь сказал, чтобы меня отвели в зал младших наложниц, а там стражи точно не бывают.

Войдя в зал, я ожидала, что меня засыплют вопросами о том, где я была столько времени, и страшно ли оказаться в Комнате Раздумий. Но стоило мне перейти порог, как собравшиеся в кружок девушки, до этого что-то бурно обсуждавшие, мигом замолкли и повернулись в мою сторону. Что-то недоброе проскользнуло в их растерянных и задумчивых взглядах. А потом на ноги вскочила Кирти и, указав на меня пальцем, объявила:

– Вот! Она из нас самая видная, потому что самая большая. Её он и выберет!

– Да! – возликовали остальные. – Пусть её забирает.

– А нас не трогает.

– Нас он и не заметит, когда увидит эту каланчу.

– Только, как её голова над нашими возвышается, заметит.

– Сразу заметит.

– И выберет её.

– А нас не тронет.

И так по кругу как заведённые они всё продолжали и продолжали обсуждать мой рост и неизвестного мне человека, который якобы должен меня зачем-то выбрать.

Минут пять я слушала эти бесконечные шушуканья и причитания, пока мне это не надоело, и я не спросила:

– Да объясните уже, что случилось?

Девушка затихли, в нерешительности уставились на меня, и только Санайя осмелилась робко сказать:

– Жрецы Инмуланы назначили День Очищения. И он случится через девять дней.

– День Очищения? – попыталась припомнить я. – Это какой-то праздник? Или…

– Это день, – мрачно протянула Шрия, – когда сатрап Строго Сарпаля должен взойти на очистительный костёр и оставить в огне все грехи, что свершил за последние семь лет правления.

– А, поняла, – вспомнила я. – В этот день жрецы выбирают в здешней тюрьме душегуба, чтобы он заменил сатрапа и очистился на костре вместо него.

– Это очень древний обычай. И незыблемый. После каждых семи лет правления жрецы выбирают освящённый богами день, чтобы разжечь очистительный костёр. И вчера боги повелели им нести хворост на придворцовую площадь.

– Так, ясно. День Очищения назначен. Душегуба на замену господина скоро выберут. Так чего вы все так всполошились? Господин Сурадж ведь вас не покинет, его никто не сожжёт, и он будет жить с вами и дальше.

Шрия почему-то замолчала, переглянулась с полногрудой Канганой, и та изрекла:

– Она не знает. Скажи ей.

– Чего я не знаю? – уже начала раздражать меня вся эта ситуация. – Скажите уже.

– Боги ждут на очистительном костре настоящего сатрапа. Поэтому жрецы заберут у господина его нагрудную печать из золота и нефрита, наденут её на шею душегубу и возведут его на трон. И он будет властвовать над Старым Сарпалем неделю – по дню за каждый год, что господин Сурадж был нашим повелителем. И как наш новый сатрап он будет все семь дней жить во дворце, восседать на троне, есть изысканные яства с золотых блюд и запивать их вином из серебряных кубков. А по ночам он будет звать к себе в опочивальню любую девушку из гарема, какая ему приглянется. Или двух. Или трёх. Или каждый день по новой, пока всех не переберёт. Потому что пока он сатрап, ему можно всё. Что ни пожелает его чёрная душегубская душа. Дипика, расскажи Имране, как всё было в прошлый День Очищения. Расскажи про того злодея, что ради потехи вспорол брюхо евнуху и изрезал лицо самой красивой наложнице.

Так, кажется, до меня начинает доходить, что так встревожило девушек. А самая опытная наложница тем временем начала свой рассказ:

– Это было семь лет и семь лун назад. То был первый День Очищения для нашего господина. Боги указали жрецам на разбойника, что грабил караваны и убивал купцов. Он уже полгода томился в арестантской яме для самых кровожадных злодеев, а там не было ни солнца, ни доброго слова – только кнуты, чёрствый хлеб с тухлой водой и грязь. Немудрено, что в той яме он превратился в зверя, живя среди таких же одичавших голодных зверей, как и он сам. И вот когда его подняли из ямы, отмыли, накормили и сообщили, что отныне он сатрап-искупитель и жить ему осталось семь дней, разбойник решил прожить отведённую ему неделю так, как велела ему его чёрная душа. Здесь во дворе он устраивал попойки и даже повелел привести к нему его старых дружков. Здесь они кутили, метали ножи в евнухов себе на потеху, насиловали служанок всей оравой, и никто из стражей и жрецов не смел их понукать и осаживать. Потому что сатрап – единоличный правитель и волен делать всё, что захочет. А чтобы было не грустно умирать, тот разбойник придумал себе уйму кровавых развлечений. Со своей шайкой в окружении стражей он бродил по Шамфару, врывался в дома простых людей, переворачивал там всё вверх дном, забивал до крови хозяина, насиловал его жену и дочерей, а потом со смехом шёл к другому дому и повторял там всё заново. А вечерами он возвращался во дворец, и старший евнух напоминал ему, что настало время дарить своё сатрапово семя дочерям достойнейших семейств Старого Сарпаля.

– О, боги, – вырвалось у меня, и я всё окончательно поняла.

– Старший евнух был хитёр и лукав. Он понимал, что господин Сурадж не простит ему, если грязный оборванец в дни своего правления обидит Нафису или других жён. Поэтому он привёл разбойника в этот зал и сказал, что все двадцать семь девушек, что живут здесь, и есть гарем сатрапа, и теперь он может выбрать себе на ночь любую. Старший евнух не говорил ему про смену лунных дней, не говорил, что есть ещё и старшие наложницы – он решил отдать на растерзание этому чудовищу нас, и никто не посмел сказать слова против. Вернее, была одна наложница. Изверг выбрал её себе в первую же ночь, а она, увидев его безобразное перекошенное от похоти лицо, испугалась, закричала и стала отбиваться. И тогда разбойник в назидание всем полоснул её ножом по лицу и сказал, что любая, кто будет кричать и сопротивляться, останется без губ и носа. Ту израненную девушку он взял силой в первую ночь, и каждый день выбирал себе новых наложниц. А потом настал восьмой день, и стражи вывели злодея на придворцовую площадь и кинули в костёр. День Очищения закончился, и господин Сурадж вернулся во дворец, а вместе с ним и прежняя жизнь. Но не для всех она настала. Те семь наложниц и десятки служанок, что были обесчещены разбойником и его дружками, навсегда отправились в Дом Тишины, потому что стали нечистыми и испорченными. Говорят, кто-то из них сошёл там с ума, кто-то наложил на себя руки от отчаяния. А кто-то понёс и родил детей от извергов, а потом этих детей у них отняли евнухи и размозжили им головки булыжниками, чтобы отродья извергов не жили на свете и не ели сатрапов хлеб, живя в его дворце.

– Это… – не могла я подобрать слов – Это просто бесчеловечно. Это…

– Это был прошлый День Очищения. Каким будет этот, не знает никто. А я так надеялась, что успею зачать и вместе с Зинат и Каджал уеду из дворца, когда господин заберёт с собой своих жён и старших наложниц с детьми…

На этом Дипика замолчала, а я невольно вспомнила нашу потасовку из-за случайно выпитого мною зачаточного зелья. Теперь понятно, почему Дипика возлагала на него столько надежд. Беременность – это ведь пропуск в высший эшелон гаремной иерархии. Если носишь под сердцем отпрыска сатрапа, а на пальце золотое кольцо – ты уже на особом счету. А младшие наложницы с серебряными кольцами, а то и вовсе без них – они, как и рядовые горожане, в чьи дома врывался распоясавшийся душегуб – лишь расходный материал. И я теперь в их числе.

– Дипика, – спросила я. – А твоё зачаточное зелье долго действует или…

– Ты зачнёшь, – уверенно заявила она, – От первого же соития. Такова великая сила зелья из боровинки. Поэтому когда сатрап-искупитель явится сюда и выберет тебя, а он непременно тебя заметит и выберет, ты зачнёшь от него нечистое дитя, потом тебя изгонят в Дом Тишины, и там ты сойдёшь с ума, когда твоего ребёнка убьют на твоих глазах. Вот что с тобой будет.

В её словах не было яда и торжества. Зато в глазах других девушек читалось облегчение. Их будто утешало, что все напасти свалятся на мою голову, а, значит, их самих они непременно обойдут. Вот только Дипика думала иначе:

– А вы что вздыхаете и улыбаетесь? С любой из вас может случиться то же самое. Никто не знает, скольких наложниц захочет познать новый разбойник. Может, по одной за ночь, а может и по три. Тогда лишь четыре из нас останутся чистыми. И Сеюм снова начнёт искать новых девушек для гарема. Ваши сестры и племянницы попадут сюда вместо вас. А через семь лет и их будет брать силой очередной разбойник.

– А ну прекратить эти разговоры! – громыхнул окрик Сеюма, что неожиданно появился в зале. – Сейчас же разойдитесь! И чтобы я больше не слышал этих сплетен и причитаний. Вон отсюда! Ты – в купальню, ты – в сад, ты – иди с Эбо в трапезную, а ты…

Так он рассеял всех младших наложниц по дворцу, и до самого вечера ни одна из нас так и не встретила другую. Зато у каждой из нас было время много о чём подумать.

Из-за чего так разозлился Сеюм? Почему считает наши разговоры о Дне Очищения опасными? Не хочет, чтобы среди девушек раньше времени началась паника и кто-то из них не совершил какую-нибудь глупость? Какую, например? Лично мне на ум приходит только одна мысль, когда я представляю, как какой-то скот в человечьем обличии хватает меня своими кривыми ручищами и тащит в койку.

– Дипика, – шепнула я ей вечером в бассейне, когда настало время ополоснуться перед сном. – А что будет, если ночью в опочивальне выбранная разбойником наложница убьёт его?

Она посмотрела на меня с таким непередаваемым изумлением, что мне пришлось пояснить:

– Его ведь всё равно сожгут на площади через семь дней. Так почему наложницы должны терпеть издевательства над собой? Убьём его и будем свободны от насилия и участи переселиться в Дом Тишины.

– Ты не понимаешь. Завтра этого душегуба вытащат из арестантской ямы, а послезавтра господин Сурадж передаст ему всю свою власть вместе с нагрудной печатью Сарпов. Убьёшь душегуба – значит, убьёшь самого сатрапа. А за убийства сатрапа одно наказание – казнь.

– И что с того? Зачем так жить, если сначала он надругается над тобой, а потом тебя сошлют в Дом Тишины? Что-то я не вижу желающих там жить до конца своих дней.

– Ты говоришь страшные вещи, – протараторила она и попыталась от меня уплыть, но я настигла Дипику, чтобы сказать:

– Если он выберет меня, моя рука не дрогнет. Мне терять нечего. Вряд ли из арестантской ямы вынут сильного и пышущего здоровьем мужчину. Наверняка я окажусь выше его ростом. И я точно буду сильнее. И моя рука не дрогнет.

Дипика задумалась. Кажется, мои слова пробудили в её душе надежду. И всё же она сказала:

– Но сатрап-искупитель должен быть сожжён на площади, а не заколот в постели. Ты нарушишь предписанный ход вещей.

– Зато я спасу других девушек от поругания. Я тебя спасу, понимаешь? Ты ещё успеешь купить себе боровинку и зачать для господина Сураджа сына. Ты навсегда покинешь зал младших наложниц и больше не будешь с ужасом ждать нового Дня Очищения. Разве не этого ты хочешь?

– Хочу, – робко сказала она.

– Тогда помоги мне и всем нам. Ты ведь дольше всех наложниц пребываешь в этом дворце, наверняка, знаешь всех евнухов и можешь найти к ним подход. Уговори их помочь нам. Когда настанет вечер, и разбойник призовёт меня в покои, пусть евнухи закроют глаза на привычный ритуал с раздеванием, осмотром и укутыванием в плед. Я должна быть в одежде, чтобы спрятать нож. А ещё мне нужен этот самый нож. Попроси евнухов дать мне его. Пусть принесут его мне завёрнутым в плед. И тогда я буду готова к встрече с новым сатрапом.

Дипика долго на меня смотрела и изучала взглядом, прежде чем спросить:

– И ты не боишься? Ты готова на то, что только что мне сказала?

– Конечно.

– Но ведь тебя казнят. Отрубят голову за убийство сатрапа.

– Казнь для меня – единственный способ вырваться отсюда и обрести истинную свободу. Так почему я должна бояться смерти?

– Какие же вы, северяне, странные. Не могу вас понять.

На этом наш разговор завершился, и мы покинули бассейн, чтобы отправиться спать. Вот только уснуть у меня так и не вышло. Я всё думала и думала: поможет ли мне Дипика, есть ли у неё преданный евнух, который выполнит моё поручение? А сама я смогу ли выполнить своё обещание и избавить девушек от страха и поругания? Так ли моя рука крепка, чтобы убить хоть и дурного, но человека? Сказать, всегда проще, чем сделать…

Все эти мысли не давали мне покоя и всё крутились и крутились в моей голове. А я так хотела заснуть, чтобы увидеть во сне Стиана и поговорить с ним. На прощание. Как же много мне хотелось ему сказать. Но он не явился ко мне. Неужели потому, что с ним самим что-то случилось? Надеюсь, что это не так. Надеюсь, что он жив, здоров. А если нет… а если нет, то, стало быть, нам суждено очень скоро встретиться и провести целую вечность в Пустоши Безмолвия или в каком другом из миров. Надеюсь, хоть там боги будут к нам благосклонны и сведут нас вместе. И больше не разлучат. Никогда. Надеюсь, хотя бы своей смертью мы выкупим у них наше право на счастье. Жестокие боги, как же вы злопамятны и бессердечны…