Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 76 (всего у книги 109 страниц)
– И голову тоже не получила.
– Не думаю, что она от этого сильно страдает. Говорят, у правительницы Румелата есть целая коллекция из говорящих черепов-предсказателей.
– Небось, каждый из них при жизни был её врагом.
– Или врагом культа Камали. Или неверным мужем её подруги, которого она наказала в отместку за её слёзы. Или жадным родственником какой-нибудь подданной, которая пришла во дворец просить справедливости для себя и свои детей, когда муж её умер, а его родственники гонят её из дома и хотят оставить без законно причитающегося наследства. Румелатки в последние годы получили невиданную поддержку со стороны закона и своей правительницы, которую искренне называют своей царицей. А вот их мужья несколько приуныли.
– Может, этим мужьям просто не надо притеснять своих жён? Не бить, например, не попрекать куском хлеба, не заставлять рожать по ребёнку каждый год? В Сарпале далеко не галантные джентльмены живут, кто-то должен был найти на них управу.
– Нет, ты не понимаешь. Одно дело издать законы, по которым сестра наследует равную долю с братьями, самостоятельно распоряжается семейной казной, является истинной госпожой в своём доме, где муж, лишь любимый гость, а если она захочет от него развод, то получит половину имущества, а если муж захочет от неё уйти, то он оставит всё имущество жене. А другое дело – когда за преступление против имущества женщины мужчина приговаривается не к штрафу и конфискации в пользу обиженной, а к усекновению головы. Или усекновению гениталий, если царица Алилата будет в хорошем настроении и даст ему шанс ещё немного пожить, а заодно замолить свои грехи в храме Камали, если выживет после изуверской операции.
– Да, ты прав, – устыдилась я своему энтузиазму, стоило мне услышать о румелатках, получивших шанс на достойную жизнь. – Алилата поступает бесчеловечно. Видимо, слишком много обид и унижений она перенесла от мужчин, раз стала такой кровожадной. Что-то мне уже не хочется вторгаться в её мрачное царство.
– Боишься?
– За тебя – ещё бы. Может, ну его, этот Румелат? Где там ещё остались не посещённые храмы Азмигиль? В Джандере? Может, лучше начнём с него?
– Даже и не думай, – отрезал Стиан. – В этот край разбойников ты со мной не поедешь. Там уже я не буду находить себе места и переживать за твою безопасность. Нет, туда я отправлюсь один. Когда-нибудь. После того, как ты поможешь мне пробраться в сердце Румелата.
– То есть, вся надежда только на меня?
– Да, любовь моя. Без тебя мне там не выжить. Без тебя я словно муравей под пятой великана.
Какое воодушевляющее признание. И всё же…
– Все эти истории о жестокости Алилаты ты слышал в Старом Сарпале?
– Да. Но кое-что и в соседнем Ормиле и Сахирдине о ней знают.
– А ты уверен, что в закостенелых патриархальных сатрапиях просто не могут смириться с существованием женщины-царицы, вот и выдумывают всякие небылицы об её кровавом нраве?
Стиан задумался:
– Может, ты и права. Наверняка кое-что они и приукрашивают. Но в последние годы в Старом Сарпале то и дело появляются румелатские беженцы. Они-то и рассказывают обо всех увиденных ими ужасах. Да, и они могут преувеличивать степень своих мучений, чтобы получить от старосарпальцев сострадание и поддержку, но всё же сотни и даже тысячи людей не могут ошибаться в одном – Румелат окутала красная пелена магии Камали. Её безжалостный культ многим стоил жизни и здоровья, а суровый нрав Алилаты и вовсе ставит под сомнение будущее целой сатрапии. Всё же это ненормально, когда мужчин и женщин ссорят, стравливают и противопоставляют друг другу. У общества, которое допускает такое, нет будущего. Однажды в нём просто не останется семей, дети перестанут рождаться, и на месте Румелата останется безлюдная земля. Это неправильно, румелатцы, да и не только они, достойны лучшего будущего. Намного лучшего, чем есть у них сейчас.
Да, он всецело прав. Глупо устраивать войну полов, если можно просто воспитать в людях уважение друг к другу и способность понимать ближнего. Мы вот со Стианом друг друга понимаем. И ценим. И очень любим. Значит, и другие могут понимать ценить и любить. Только кто бы в патриархально-матриархальном Сарпале научил этому людей?
Глава 3
Не прошло и месяца, как мы снова оказались на борту корабля, что нёс нас по волнам в сторону восточного побережья Сарпаля.
Стиан, как и обещал, отрастил густую бороду, из-за которой его лицо теперь стало слишком суровым и даже чуточку злым. Вернее, таким оно казалось, пока я в очередной раз не просила Стиана улыбнуться – всё-таки доброту и нежность в его глазах никакая растительность на лице не оттенит.
Пока мы плыли на юг, Рагнар не раз поддевал Стиана на тему его бандитской наружности и планов побывать в мужененавистническом Румелате. А меня он то и дело пугал разоблачением и продажей на ближайшем невольничьем рынке.
– Не слушай его, – говорил мне Стиан. – Никто тебя не разоблачит и никто не продаст. Я всегда буду рядом с тобой, всегда на страже твоего покоя.
Как я могла усомниться в его словах? Я ведь знаю, Стиан скорее пожертвует собой, чем подставит меня под удар. Как, и я пожертвую всем для него. Вместе нам нечего опасаться. Тем более мы предусмотрели всё, чтобы беспрепятственно добраться до границы с Румелатом и живыми вернуться обратно к побережью.
Была глубокая ночь, когда Стиан, наконец, сказал мне, что мы прибыли на место, и мне пора надевать мой жёлтый защитный мешок и отправляться в шлюпку, ведь скоро мы ступим на землю Старого Сарпаля.
Поднявшись наверх, я увидела, что корабль стоит на рейде так далеко от берега, на горизонте не видно ни одного огонька – вокруг только кромешная тьма, колышущаяся чернота за бортом и сумеречная палуба, почти не освещённая электричеством.
Дабы с берега нас не обнаружили раньше времени, экипаж корабля погасил наружные огни. И даже матрос взял с собой в шлюпку только небольшой фонарик, чтобы положить его на дно шлюпки и подсвечивать указывающий направление компас.
Сидя в шлюпке, я так боялась, что мы затеряемся в тёмном море и не найдём берега, но вскоре впереди забрезжили отблески голубых всполохов и тусклые жёлтые огни над ними. Кажется, это планктон вместе с волнами ударяется о берег возле ночного города.
Мы причалили в стороне от жёлтых огней, лишь бы оказаться на пустынном пляже подальше от людей. Пока Стиан выманивал из шлюпки Гро, а потом выгружал сшитые на сарпальский манер дорожные сумки, торбы и ружьё, я стояла на мокром песке, поправляла моё защитное жёлтое одеяние и натягивала на голову удлинённый капюшон-забрало.
– Я ничего не вижу, – пожаловалась я Стиану, когда газовая ткань застлала мне глаза. – Как я буду идти?
– Гро поможет, – сказал он и сунул мне в руку поводок.
Обвешанные поклажей, мы двинулись вперёд, кажется, вглубь леса. Стиан шёл позади меня, Гро всё время стремился рвануть вперёд и разведать для нас путь, я же словно телёнок на привязи еле поспевала за ним. В плотном одеянии мне сразу стало душно, а тут ещё полная неизвестность впереди, и сучки с корнями под ногами, о которые то и дело можно споткнуться и расшибить лоб.
– Стиан, – взмолилась я, – можно я сниму этот мешок? Никого ведь в этом лесу кроме нас нет, никто не увидит…
– Нет, нельзя, – непривычно сурово отрезал он, – и называй меня Шанти.
– Ладно, – немного оторопела я от столь жёсткой реакции. – Я думала, здесь безопасно.
– Мы ступили на землю Старого Сарпаля, здесь для тебя нет безопасных мест, Имрана.
– Прости?...
– Теперь тебя будут звать Имрана, – объяснил он, – ты ведь моя сводная сестра из проклятой деревни, ты полукровка, страдающая лучистым лишаем, вынужденная скрывать своё обезображенное лицо даже ночью, и зовут тебя Имрана. Обычное сарпальское имя, привычное сарпальскому уху.
– Ясно. Я поняла. А, может, всё-таки я хоть капюшон подниму и…
– Нет, Имрана, ни за что. Не вздумай делать этого. Ты должна следовать моим указаниям, понимаешь? Я очень сильно рискую, привезя тебя сюда. Если что-то с тобой здесь произойдёт, я этого никогда себе не прощу.
Да?.. с одной стороны приятно слышать, как сильно я дорога Стиану, а с другой – нежданная диктатура с его стороны душит меня не хуже жёлтого мешка на голове.
– В лесу даже ночью можно столкнуться с бродягой или припозднившимся путником, – продолжал он. – Ты не должна открывать лицо, пока мы не обойдём Фарияз и доберёмся до деревни, где живёт моя тётя Джия.
– Так мы видели с моря огни того самого города, где ты провёл детство?
– Да, это он. Но мы не станем туда заходить. Ты не станешь. Утром я пойду туда один, чтобы купить нам лошадей и провизию, а ты останешься в доме тёти Джии и не выйдешь оттуда до наступления глубокой ночи.
– Но я могла бы пойти на рынок с тобой… – хотела было возразить я.
– Нет, – был непреклонен Стиан. – В городе меня многие знают. Знают, что я племянник Биджу и Аджая, поставщиков персиков и абрикосов, и ещё знают, что никакой сводной сестры из проклятой деревни у меня нет. Так что в Фариязе тебе появляться нельзя. Когда будем проезжать через Манзо и Шамфар, попробуем зайти на рынок. Но, чувствую, там все от нас при виде твоего одеяния разбегутся. Но так даже лучше, толчеи у прилавков не будет.
Мы продолжали красться по узкой тропинке сквозь бьющие в лицо ветки и мрак. Мне казалось, что этот поход продлится до самого утра, но мы внезапно остановились, и Стиан спросил:
– Где твой нож?
– В сумке. А что?
– Достань и держи в руках. И Гро держи, а я пойду к дому тёти Джии, предупрежу её.
– Что, мы уже добрались до деревни?
– Да. Наконец-то.
Я долго рылась в сумке, пытаясь нащупать ножны, и вздрогнула, когда рука коснулась свёртка, в котором покоилась шкатулка с запертым на ключ кинжалом Камали. Нет, этот колюще-режущий предмет, что ещё недавно лежал в музее под защитным стеклом, я брать в руки пока не буду. Не время мне так рисковать. Моё сердце пока не свободно от злобы к мужчинам. Особенно, если один из них носит имя Адемар. И если занимает должность его советника, королевского министра, пресс-издателя, владельца алкогольного склада и директора винного магазина. В общем, моё сердце пылает ненавистью ко всем тем людям, кто разрушил до основания моё доброе имя и карьеру в королевстве. Ну ничего, придёт час, и я всем им отомщу, всем… Так, что-то я отвлеклась и не о том думаю. Наверное, близость кинжала Камали на меня так влияет.
Найдя обычный разделочный нож, я вынула его из сумки и получила одобрительное:
– Молодец. Ждите меня здесь, я сейчас.
А потом я услышала лишь хруст веток и ощутила, как поводок натягивается до упора. Гро хотел было рвануть за хозяином, но я не дала. Эх, если бы я хоть что-то видела…Этот мешок на голове лишил меня возможности заметить противника ещё на подступах к моему убежищу в зарослях. А что я буду делать, когда кто-то из селян случайно наткнётся на меня здесь? Махать ножом? Нет уж, лучше я приподниму капюшон и присмотрюсь к обстановке.
Стоило мне об этом подумать, как заросли зашуршали, и я услышала тихое:
– Имрана, это я, не бойся.
Проклятье, мог бы заранее подать знак, а то я чуть было не выронила нож от неожиданности.
– Я всё проверил, – коснувшись моей руки, предупредил Стиан. – На улице никого нет, свет в окнах у соседей не горит. Все спят, никто нашего появления не заметит. А тётя Джия дома одна, её муж уехал в Сахирдин вместе с дядей Биджу и дядей Аджаем продавать курагу. Идём к ней, она уже ждёт нас.
Мы подхватили сумки с торбами и пошли. Стиан всю дорогу придерживал меня за локоть, ибо ночная деревня оказалась не намного светлее ночного леса. То, что заветный дом уже рядом, я поняла по скрипнувшим петлям и стуку дверной ручки о стену.
– Тётушка, – прошептал Стиан, – мы пришли.
Он завёл меня внутрь глинобитного домика и поспешил запереть дверь, а я, наконец смогла разглядеть через защитную ткань тусклый свет масляной лампы и силуэт хрупкой седовласой женщины, что закуталась в длинный палантин.
– Сынок, – поражённо выдохнула она и попятилась прочь от меня. – Что же ты?.. За что так?... Зачем же ты проклятую в мой дом привёл? Мне же теперь до конца дней…
Она не на шутку испугалась моего жёлтого одеяния. Кажется, Стиан не успел ей сказать, с кем пожаловал в гости.
– Не бойся, госпожа, – поспешила я откинуть капюшон, – я не принесу в твой дом беду.
Теперь без ненавистной ткани перед глазами я смогла разглядеть тётушку Стиана. А она была настоящей копией Шелы. Только постаревшей копией, будто лет на пятнадцать. Всё-таки тяжёлая крестьянская работа и палящее солнце Сарпаля совсем не щадят здешних женщин…
– Сынок… – теперь уже просияла она, стоило ей увидеть моё лицо, вовсе не обезображенное пигментными пятнами, – так ты женился? И привёз жену познакомиться со мной? Наконец-то. Дочка…
Тут она подошла к нам со Стианом, сгребла в охапку своими щуплыми ручками и обняла:
– Видно боги услышали мои молитвы, и нашли для моего мальчика потерянную половинку ребра.
– Что ещё за половинка? – не поняла я.
– Так это ты, – возрадовалась тётя Джия, – ты, доченька.
– Местная легенда, – шепнул мне Стиан, – говорят, Мерханум создал женщину из глины и ребра мужчины.
Ах вот оно что. Теперь понятно, откуда в Сарпале эта тяга мужей повелевать жёнами – женщины для них даже не люди, а облепленные глиной рёбра, которые когда-то были частью мужского организма. Раз печёнка не бунтует против своего хозяина, то и женщина не должна… Хотя, что-то я не о том сейчас думаю. Тётя Стиана уверена, что мы с ним уже женаты, хоть это и не совсем так. Но я точно не буду разубеждать её и расстраивать – она ведь так рада, что её любимый племянник стал настоящим мужчиной по здешним меркам.
Несмотря на поздний час, тётя Джия завела нас в тесную комнатку с низким потолком из переплетённой травы, усадила на застеленную ковром циновку перед приземистым резным столиком с ножками в форме кошачьих лапок и принялась искать в уставленной глиняными сосудами кухоньке остатки вчерашнего ужина, попутно стряпая что-то новое.
– Тётушка, не надо, – хотел остановить её Стиан. – Мне так неудобно, что мы разбудили тебя. Отложи все дела до рассвета.
– Что ты, как же я дорогих гостей оставлю без угощения. Небось, всю ночь до меня шли, проголодались. Но ничего, сейчас я всё для вас сделаю.
И она сделала. И часа не прошло, как на столе появился шафрановый рис с сырными шариками, нутовый хлеб, жареные помидоры с лапшой, картофельные рулеты и пиалы с имбирным чаем и горячим молоком.
Мою голову быстро затуманил аромат пряных трав с медовым оттенком. Все блюда были такими сытными, а подушки на ковре такими мягкими, что меня быстро потянуло в сон. Всё-таки тяжело не спать всю ночь и бродить по лесу в поисках заветной деревни. Вон, уже и рассветные лучи пробиваются через дверную щель и дыры в стенах. Утро настало, а мне бы хоть на часок вздремнуть…
– Тётушка, – сказал Джии Стиан, – я пойду в город на рынок, а ты присмотри за Имраной. Никто не должен знать, что она здесь. Не впускай в дом соседей, не дай мальчишкам заглянуть в окно. Как только настанет ночь, мы уйдём, а пока…
Дальше я уже не слышала, о чём они говорят, и провалилась в сон. А когда проснулась, поняла, что Стиана рядом нет, зато тётушка Джия суетится на кухне, что-то напевая себе под нос.
Я смотрела на её длинную оранжевую юбку с красным орнаментом, на спадающий до пола платок, что покрывал волосы, и уже представляла, как сделаю портрет сидящей на земляном полу крестьянки, с упоением занятой стряпнёй.
– Доброе утро, госпожа, – потягиваясь, направилась я к ней, но тётушка тут же изменилась в лице и поспешила вытолкать меня обратно в комнату.
– Тише ты, – прошептала она, – не ходи к окну, а то соседки увидят.
Что-то я и вправду потеряла всякую бдительность. Окно в этом домике было только одно – на той самой кухоньке перед открытой печкой – и в нём не было ни намёка на стёкла – только решётки ограждали помещение от улицы, откуда доносился галдёж ребятни.
– Ладно, – шепнула я в ответ, – сейчас надену жёлтую накидку и осторожно выйду из дома в лес.
– Что? Куда ты собралась? Тебе нельзя выходить! Тем более в жёлтом. Тогда все соседи будут думать, что я приютила проклятую. Ещё мужу моему нажалуются, когда он с братьями моими вернётся из Сахирдина, а он меня точно за это поколотит.
– Но как же… – растерялась я. – Мне ведь надо выйти.
Тётушка задумалась, потом согласно кивнула, убежала в соседнюю комнатку и вернулась оттуда с эмалированной ночной вазой явно тромского происхождения.
– Вот, – сунула она её мне в руки и добавила, – ничего не стесняйся и не бойся. Я незаметно всё унесу, и никто не узнает, что в доме кроме меня кто-то есть.
Да уж, не думала я, что гостить в доме, из которого нельзя выйти, будет так тяжко. А ведь я должна была предвидеть это заранее и озаботиться вопросами гигиены. Но теперь уже поздно рассуждать…
Покончив с неприглядной процедурой, я дождалась, когда Джия вернётся в дом. По очереди мы брали в руки кувшин и лили струйку воды над плошкой, чтобы вымыть руки. А после была трапеза и разговоры.
Джия тихим шёпотом спрашивала, из какой я семьи, давно ли Стиан посватался ко мне, не жду ли я ребёночка. Получив на последний вопрос отрицательный ответ, она засуетилась и начала искать среди развешанных под потолком связок сухих трав ту самую, что обязательно поможет мне зачать и родить для Стиана здорового наследника. Объяснять, что именно сейчас зачатие мне противопоказано, ибо я приехала сюда работать и не знаю, как скоро вернусь домой, было бесполезно. Тётушка Джия была твёрдо уверена, что ребёночек нам со Стианом нужен как можно скорее, и потому всучила мне горсть сморщенных после сушки ягод. Я пообещала, что обязательно съем их, но позже – даже достала из торбы свою рабочую сумку и нашла в ней пустой футляр для кассеты, куда и пересыпала ягоды.
Увидев мои объективы, Джия заинтересовалась необычными предметами, а когда я показала ей камеру и объяснила, чем приехала сюда заниматься, она выбежала в другую комнату и вернулась оттуда со шкатулкой, в которой лежала толстая стопка фотографий:
– Вот, – начала она показывать мне снимки, – это Маджула, сестра моя младшая, совсем юная, а это муж её тромский. А это Шанти, мальчишечка ещё, а это Мияна, крошечка совсем. И собака их волосатая, белая. Страшилище зубастое, прыгучее…
Она показала мне черно-белый, уже пожелтевший снимок семьи Шелы, где она совсем молодая, где Стиану лет восемь, Мия ещё грудной младенец, и где ещё жив тот самый белый пёс, что сопровождал Шелу и Мортена в походе к оси мира, а потом нянчил Мию, а до неё, наверняка, и Стиана.
Джия тут же рассказала мне о том знаменательном дне, когда спустя десятилетия наконец встретилась с родной сестрой. Мортен привёз её вместе с Мией, Стианом и Зорким в Фарияз незадолго до падения тромской колонии. Эту историю я уже частично знала от дядюшки Биджу. Теперь же Джия поведала, что Шела была очень рада встрече с ней, но вид деревни взбудоражил в её памяти неприятные детские воспоминания, потому она поспешила отсюда уехать вместе с детьми и собакой и больше не возвращалась.
– Теперь вот только фотокарточки мне передаёт с Шанти.
– Госпожа, а фотографии ты кому-нибудь показываешь?
– Что ты, нет. Нельзя. Шанти запретил. Так и сказал, буду их тебе привозить, но только если никто не узнает. Даже дочерям и внукам не могу показать, когда они ко мне в гости приходят. И от мужа прячу. Только когда он по делам уезжает, тогда и достаю, чтобы посмотреть на сестрицу мою и деток её.
Всё-таки жизнь в Старом Сарпале после ухода тромцев стала очень напряжённой. Видимо, за тромские фотографии тут можно схлопотать обвинение в измене и шпионаже. Удивительно, и как только Стиан умудряется не привлекать к себе внимание властей, когда появляется в этой деревне и даже в Фариязе.
Джия продолжила показывать мне фотографии Шелиной семьи, и я отметила для себя в этой подборке две особенности. Первая – это временной разрыв. Вот чёрно-белые снимки, где Стиан ещё школьник, а Мия – младше, чем Жанна сейчас, и вот уже идут цветные фотографии возмужавшего Стиана и повзрослевшей Мии. Видимо, после изгнания тромцев из Старого Сарпаля прошло лет десять, прежде чем Стиан осмелился пробраться на свою историческую родину, чтобы начать научные исследования.
Вторая же особенность – это отсутствие на семейных портретах Жанны. Я внимательно смотрела на относительно свежие снимки со свадьбы Мии и Альвиса, даже снимки четвёртой свадьбы Шелы и Мортена. И негде не было Жанны. Даже на свежайших, переданных Джие лишь вчера фотографиях с нашей со Стианом помолвки и презентации – Жанны нет нигде. Кажется, Стиан скрывает её реальное местонахождение не только от настоящих родителей и кровожадных жрецов, но и от всей сарпальской родни. Но почему? Боится, что через Джию весть о том, что девочка так и не стала богиней, дойдёт до Ормиля? Или напротив, весть о бесследном исчезновении девочки уже дошла из Ормиля до Джии, а значит, она может сопоставить факты по фотографиям и поймать любимого племянника на лжи? Как бы то ни было, а я точно не обмолвлюсь при Джии о Жанне. Это не моя тайна, не мне её и открывать.
Мы ещё полдня проболтали с тётушкой о семье Шелы, о жизни в деревне, о былых годах, когда в Сарпале строилась железная дорога и ребятня, вместо того, чтобы помогать родителям в саду, просиживала штаны в школе. Поговорили и о сегодняшнем дне:
– А что нынешний сатрап, – спросила я, – не буйствует, не обижает простых людей?
– Что ты, как же мудрый Сурадж может людей обижать? Он наш заботливый отец. Пока он сидит на троне в Шамфаре, мы горя не знаем. Он как солнце для нас, а его первая жена всё равно, что луна. Пусть подольше они освещают небосклон и нашу землю своей благодатью. Да хранят их боги и небеса.
Да уж… Ну, а что бы мне ещё сказала простая сарпальская крестьянка, верящая в божественную суть здешней власти?
– Так чем же так хорош сатрап Сурадж? – всё же хотелось понять мне. – Может, он налоги снизил или пожаловал людям какие-то свободы?
Джия помедлила с ответом. Видимо, мой вопрос привёл её в замешательство и заставил задуматься, а что такого сделал здешний правитель, чтобы заслужить её дифирамбы.
– Может, – продолжила я, – он человеколюбив и не велит казнить людей за мелкие преступления? Может, строго наказывает мздоимцев и не даёт им обижать простой люд?
Джия молчала. И тогда я сказала:
– Ну, хоть что-то хорошее он делает?
– Так, сидит он в своём дворце в Шамфаре и в гарем к своим жёнам и наложницам исправно захаживает. А простые люди его не видят.
– И это хорошо? – с сомнением спросила я.
– Хорошо, очень хорошо, – неожиданно закивала Джия и тише обычного прошептала, – а вот если бы он из дворца да со всеми своими жёнами, наложницами, евнухами и слугами решил куда поехать, ой, не завидую я той деревне, возле которой они свои шатры поставили бы.
– Почему?
– Так кто такую ораву будет кормить, если не вся деревня? Помнится, дядя повелителя Сураджа Рахул в былые годы решил поехать к морю со своим двором. Так пять деревень их едой и скотом снабжали целый месяц. А потом люди по миру пошли. Разорились совсем. Пришлось им деревни свои покидать и идти новое пристанище себе искать, пока сборщики налогов на их след не напали.
– Так Рахул что, за снабжение людям совсем не платил? Требовал кормить его задаром?
– Так ведь как откажешь повелителю-то? Он же всё равно, что солнце на небе, а жена его первая – луна…
– Ладно, я поняла.
Да уж, о такой цене народной любви я только в учебниках истории читала. Про времена феодализма в Аконийском королевстве шестивековой давности. Правда там речь была не о поездках придворных к морю, а о королевской охоте, которая неслась по крестьянским полям и деревням не хуже тромской конницы, призванной истреблять всё живое вокруг. Вот только с обычаем дикой охоты было покончено после парочки крестьянских восстаний. С тех пор короли охотились исключительно в огороженных от внешнего мира угодьях и к простым людям с вымогательствами еды и скота больше не приставали. А здесь всё как в старину… Неудивительно, что для старосарпальца сатрап-затворник – самый лучший сатрап.
Неожиданно с улицы донёсся детский гвалт, что заглушал знакомый мне голос.
– Шанти, а где ты был так долго? Почему в деревню не возвращался?
– А куда ты ездил?
– А зачем ты бороду такую отрастил? Ты с ней теперь как разбойник с большой дороги.
– А может ты видел кумкальских великанов?
– А гулей встречал?
Вопросов было столько, что Стиан еле успевал от них отбиваться. Кажется, детвора не отпустит его, пока не услышит очередную сказку о странствиях паломника Шанти по самым удивительным уголкам Сарпаля. И Стиан не стал обманывать их ожидания.
– Великанов я не видел, а вот птиц ростом с пальму и цветов-людоедов навидался сполна…
А дальше он в красках поведал им о растительном и животном мире Гамбора, пока мы с Джией сидели внутри дома и ждали, когда же юная публика наслушается новых историй о диковинах и отпустит Стиана.
– Так всегда, – вздохнула Джия, – стоит только Шанти приехать в деревню, как все тут же начинают спрашивать его, где он бывал, что интересного видел. И стар и млад его истории любят послушать.
– А про Тромделагскую империю и жизнь там не спрашивают? Или их это интересует меньше, чем кумкальские великаны?
– Так дети же не знают, что Шанти за морем живёт. Они думают, он всё время странствует, из города в город переезжает, нигде не задерживается, а сюда только чтобы с роднёй повидаться приезжает.
– Как странно. А взрослые разве не говорят им, что он сын тромца да и сам по сути тромец и есть? Ладно, дети не застали те времена, когда тромцев изгнали из старого Сарпаля, и Шанти тогда лет на десять покинул вашу деревню. Но взрослые-то должны помнить, кто его родители и где он живёт на самом деле.
Мне и вправду было интересно, почему после всеобщей антитромской истерии, прокатившейся пятнадцать лет назад по всему Сарпалю, в этой деревне ещё остались люди, которые считают Стиана своим странствующим земляком и даже не помышляют о том, чтобы выдать его властям как тромского шпиона, кем он в сути и является.
– Так ведь, – ответила после некоторой паузы Джия, – зачем же детям об этом говорить? Ещё разболтают чего в городе. А нашей деревне потом как жить? Шанти к нам ведь на большом корабле приплывает, а мужчины наши на тот корабль всегда много персиков относят и с дорогими подарками возвращаются. Подарки они эти потом в Фариязе лавочникам продают, и хорошие деньги за них выручают. На них вся деревня и живёт. Так что никто не станет про Шанти лишнего болтать. Люди знают, если с ним случится что, никакой корабль с дарами к нам больше не приплывёт, и будем все мы голодать на персиках-то одних. А ещё они знают, если случится что с Шанти, прокляну я всех повинных в этом, и житья им с таким позором до конца дней не будет.
– А ты можешь проклинать, госпожа? – удивилась я. – Ты, наверное, и колдовать умеешь.
– Что ты, ничего я кроме как в саду и по дому работать не умею. Просто Шанти мне как сын, а материнское проклятие – оно самое сильное.
Ах вот оно в чём дело... Ну, теперь я могу быть спокойна за Стиана. Пока он является посредником между жителями деревни и Раграном, которому они сбывают выращенные фрукты, его позиции в деревне невероятно прочны. Конечно же, здешние крестьяне дорожат знакомством с ним. Небось, по той самой тропе, что привела нас в деревню, они ночами и носят ящики с персиками к морю, а в уплату получают вещи тромского производства, которые потом и сбывают на чёрном рынке.
Стало быть, контрабанда тромских товаров и фруктов между Флесмером и Фариязом прочно налажена. Силами Стиана в том числе. Помнится, когда мы только собирались в дорогу, он накупил в ближайшей аптеке пачки самых разных лекарств и сказал, что за них он выручит в Фариязе у знакомого аптекаря приличную сумму в местной валюте, которой нам хватит, чтобы купить одну вьючную и двух верховых лошадей, а оставшиеся деньги можно будет тратить на провизию по мере продвижения вглубь континента.
Пока за стенами жилища история о хищных кувшинчиках только набирала обороты, я, умирая о скуки и ожидания, решила немного занять себя делом. Аккуратно достав из сумки камеру, я направила её в сторону кухни, где в лучах заходящего солнца Джия уже месила тесто для лапши. Сделав пару снимков, я решила запечатлеть связки трав под потолком, потом детали резьбы на обеденном столике, низкую кровать в соседней комнате, застеленную тонким покрывалом, парочку сундуков с ковкой. А больше снимать было-то и нечего. Слишком аскетичная обстановка в этом доме. И явно не из-за нужды, судя по обильному столу и заверениям, что эта деревня явно не бедствует из-за безразличия к ней сатрапа и активного интереса Рагнара. Значит, дело в образе жизни, который не требует заполнять пустоту в душе красивыми безделушками.
Наконец, голос Стиана затих, но публика не желала его отпускать и требовала продолжение истории о гигантских птицах. И тут вмешалась Джия:
– А ну, расходитесь все, – через оконную решётку кухни прокричала она, – хватит уже выспрашивать про невидаль всякую. У меня тут ужин стынет. Шанти, иди уже в дом, завтра дорасскажешь про этих халапати.
Только грозная тётушка сумела разогнать детей и взрослых, и те со вздохами разочарования начали расходиться по своим домам. И сам Стиан, наконец смог зайти в дом, чтобы спешно поужинать и сказать:
– Мне нужно хоть немного поспать. Всё что надо, я купил, так что после полуночи можно ехать.
– Так скоро? – всплеснула руками Джия. – А может, ещё денёк погостите, а? Ну хоть пол денька?
– Не могу, тётушка, – с неподдельным сожалением сказал он и накрыл её маленькую ладонь своею. – Хочу, но не могу. Был бы я здесь один, но вот Имрана… Я должен как можно скорее увезти её подальше от людей. Никто не должен напасть на её след и что-то заподозрить, понимаешь?
– Да, сынок, – немного подумав, закивала она, – нельзя никому Имрану видеть. Лучше б ты жену свою вообще сюда не привозил, страшно ведь за неё. Сколько всяких подлых людей в городах живёт, стыда они из-за золота, обманом скопленного, совсем не знают. Одни жён своих прямо на рынках за долги продают, а другие женщин тех несчастных в свой дом рабынями покупают. А ещё, говорят, есть такие подлецы, кто чужих дочерей-красавиц ворует и вельможам сатрапа в их гаремы продаёт. И чем краше девица, тем больше за неё евнухи для господина своего заплатят.
Тут она так красноречиво посмотрела на меня, что мне пришлось сказать:
– Я уже не девица и по здешним меркам точно не красавица, а так, великанша с кошачьими глазами. В гарем меня точно никто не купит. Лишь бы за шпионку не приняли.
