Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 58 (всего у книги 109 страниц)

Глава 5

Когда мы покинули гостеприимный дом и сели в машину, по дороге к Флесмеру я не удержалась и сказала Стиану:

– Кажется, мы так и не доиграли с тобой в викторину.

– Да? Ну тогда давай доиграем. Дорога длинная. Спрашивай.

Вот так просто? Ну ладно.

– Кем была мать Жанны?

Повисло тягостное молчание. Наверное, я задела очень личную и болезненную для Стиана историю. Вот только через пару мгновений он всё же сказал:

– Её мать – Шела Вистинг.

– Да брось, я же не слепая и не глухая. Ты сам сказал, что в вашей семье незазорно иметь внебрачных детей. В жизни не поверю, что Жанна полутромка. Она сарпалька, родившаяся в Сарпале. И выросшая в Сарпале. Не знаю, как давно ты привёз к своим её родителям, но тромской речью она в полной мере ещё не овладела. Она ведь здесь год, так? Твои родители ради неё снова поженились? У девочки ведь должна быть полноценная семья, вот они её и стараются воссоздать. А ты всё время в командировках и разъездах, родительство тебе пока не по силам.

– Ты права, – в напряжении отозвался он, – из-за работы я не могу достаточно времени уделять Жанне. Поэтому официально по бумагам её мать и отец Шела и Мортен Вистинг.

Ах вот оно что. Значит, Шела всё-таки мать. Официально.

– А что случилось с настоящей матерью девочки? – осторожно спросила я. – Если это неприятная для тебя тема, просто не отвечай. Я пойму.

– Нет, ничего неприятного и болезненного в твоём вопросе нет. С матерью Жанны всё хорошо. Она живёт в ормильской деревеньке, занимается старшими детьми и домашним хозяйством. Отец Жанны живёт там же и зарабатывает на жизнь всей семье тем, что выращивает ячмень на арендованном поле.

– Что? – мне показалось, будто я ослышалась. – Отец? А ты?..

– Забавно, что ты первым делом подумала на меня. Хотя, все так думают. Но я их не разубеждаю. Ради самой Жанны, раз уж я принял на себя ответственность стать для неё новой семьёй.

– Постой, ты хочешь сказать, что у Жанны другие родители? И они живы?

– Да.

– Тогда почему она здесь?

– Потому что она больше не часть их семьи.

– И что это значит? Как вообще родители могут отдать своего ребёнка чужому человеку?

– Ты задаёшь не те вопросы, Эмеран. Все они вторичны.

– Да? И что же я должна спросит в первую очередь?

– Какое сарпальское имя созвучно имени Жанна.

– Точно, я уже об этом задумывалась. Так как её зовут на самом деле?

– Санджана. И я уже немного рассказывал тебе о ней.

Меня словно молнией ударило. Как тогда, у огненных врат, через которые мы прошли, чтобы просить чудодеев об исцелении для маленькой девочки.

– Так Жанна твоя троюродная сестра? – вспомнила я. – Та самая? Та, ради кого ты хотел уйти в мрачный мир безмолвия и отдать свои годы, лишь бы боги ниспослали ей исцеление?

– А ты ради неё отдала чудодеям свой амулет. И в это же время на другом конце обитаемого мира Жанна нашла в минеральном источнике красный янтарь с муравьём внутри. И с тех пор как нашла, больше не болеет постоянными ангинами и воспалениями лёгких. Даже не простужается. Выходит, она заполучила самый сильный амулет, который бережно хранит её от всех напастей. Ну, а я получил доказательство, что пустыня Мола-Мати соединяется с Полуночными островами незримыми проходами, через которые можно даже переправлять предметы. Пусть амулет после такой транспортировки и поменял свои параметры, но суть его осталась прежней.

У меня голова пошла кругом от признания Стиана. Мне даже в голову не могло прийти, что спасённая им больная девочка, которую хотят забрать себе сарпальские боги, живёт вовсе не в старосарпальской деревне, а в Тромделагской империи. И я даже представить не могла, что она не просто одна из череды многочисленных родственников Стиана, а почти что его приёмная дочь.

– Почему ты увёз её от родителей? Они так просто отдали Санджану тебе, потому что бедны? Они не могут прокормить старших детей и потому пристроили младшую в добрые руки? Я не понимаю, что ими двигало, как они вообще могли отказаться от ребёнка.

– В Сарпале это не такая уж сложная дилемма – кормить ли девочку, чтобы однажды она ушла в чужую семью к мужу, да ещё и приданое из дома с собой унесла, или отдать её поскорее куда-нибудь, лишь бы остальным детям на обед досталось побольше кукурузной похлёбки. Знаешь, как моя мама, когда она ещё была Маджулой, попала в Тромделагскую империю? Когда умерли её родители, её с сестрой и двумя братьями забрали к себе родственники. А потом эти же родственники подумали и решили, что старший мальчик уже годится для работы в их саду, старшая девочка может нянчить младшего брата, пока он не подрастёт и тоже не начнёт работать в саду, а младшей девочке ещё долго придётся взрослеть, чтобы и от неё была хоть какая-то польза. Вот так мамина участь и была решена. Её родная бабушка подговорила свою невестку, и та опоила маму слабым наркотиком, чтобы она долго спала и не просыпалась. А родной дядя положил маму в коробку с фруктами, прикрыл листьями и отнёс с другими коробками в трюм торгового тромского судна, которое принадлежало Рудольфу Крогу. Маму обнаружили только, когда судно зашло в порт Флесмера. Хорошо, что всё обошлось – наркотик был слабым и в трюме было много фруктов, чтобы не умереть с голоду. Мама выжила, обрела новую семью и никогда не знала нужды и голода. Ей очень повезло. А вот Санджану ждала совсем другая участь.

Мороз пробежал по коже. Я боялась услышать, что же родители Санджаны уготовили родному дитя, но Стиан решил начать издалека:

– В прошлом году я гостил у родни в Фариязе и собирался ехать оттуда в Ормиль. Профессор Гринхайм дал мне задание посетить ормильский храм Мерханума и привезти оттуда дары для паломников. Как только тётя Джия узнала, куда я держу путь, то попросила меня заехать к её двоюродной сестре Тамани в ормильскую деревню, где она поселилась после замужества, и передать ей гостинцы. С тётушкой Тамани я знаком ещё с тех пор, как впервые посетил Ормиль, так что она хорошо меня знала и с радостью приняла в доме своего мужа. И вот как-то вечером сидим мы вокруг стола, я, тётушка с своим мужем Амришем и семеро их детей, ужинаем. И тут Амриш спрашивает меня, куда я еду дальше. Я отвечаю, что в храм Мерханума, что в пяти днях пути от этой деревни. И тогда он говорит, возьми с собой нашу Санджану и отвези её в храм Талеманти, это как раз тебе по пути. Я спросил, кто тут Санджана, и он показал мне на самую младшую из дочерей. А потом сказал, что четыре года назад в их деревню приезжали жрецы Талеманти, искали девочку которая родилась полгода назад в двенадцатый день месяца роз. Оказывается, Санджана как раз в этот день и появилась на свет. Как только жрецы об этом узнали, то сказали, что именно в двенадцатый день месяца роз по подсчётам астрологов их пресветлая богиня Талеманти должна была покинуть Небесный Дворец и воплотиться в новорождённой девочке, которая станет седьмым ребёнком в своей семье. Жрецы полгода ездили по всему Ормилю и выискивали подходящую девочку и вот наконец нашли. В тот день они дали семье Санджаны часть денег на её содержание и наказали через четыре года, когда девочка подрастёт, окрепнет и немного научится самостоятельности, отдать её в храм, где она как воплощение Талеманти будет жить до конца своих дней. И вот прошло четыре года, но из-за посевной ни моя двоюродная тётя, ни её муж не могли на целую неделю отлучиться из дома, чтобы поехать в храм вместе с Санджанной. Им нужен был кто-то очень надёжный, кто отвезёт девочку жрецам, получит в обмен за неё вторую часть выкупа и привезёт эти деньги Амришу и Тамани. Амриш оказал мне доверие и попросил, раз уж мне по пути, отвезти Санджану в храм. И я не посмел ему отказать.

– Ясно. Значит, Санджану ждало великое будущее при храме. Наверное, её бы там как перевоплотившуюся богиню кормили досыта, она никогда бы не знала нужды, а это для седьмого ребёнка в семье невероятная удача.

– Её родители так и рассуждали. Они радовались, что Санджану отметили боги. Это огромная честь для их религиозной и богобоязненной семьи. И ещё – немалый денежный доход, на который простой крестьянской семье можно будет сыто жить несколько лет.

– Но ты Санджану до храма не довёз. Потому что на самом деле не веришь, что боги могут перевоплощаться в маленьких девочек?

– Разумеется, нет. Боги – это боги, а люди – это люди. Боги, как и демоны с чудодеями, могут принимать человеческий облик, но лишь на время. Злые духи могут вселяться в тело человека и мучить его корчами или дурными мыслями. Но чтобы богиня вселилась в тело маленькой девочки – нет, такого на самом деле не бывает. Это просто суеверие, ритуальный аспект культа Талиманти в Ормиле, чтобы в храм стекалось больше паломников, которые принесут жрецам золотые горы из пожертвований. Не каждый культ предлагает простым людям увидеть живую богиню, прикоснуться к её стопам и попросить благословения. Поэтому храм Талиманти очень популярен в Ормиле.

– Ясно. Значит, ты пожалел Санджану. У неё, наверное, не было бы детства, если бы целыми днями она сидела у алтаря, принимала от паломников подношения и благословляла их. Это же нудная работа для четырёхлетнего ребёнка. Особенно когда хочется побегать и поиграть со сверстниками. И верблюдов в альбоме порисовать. Скучная жизнь. А ты можешь дать девочке и кров, и хлеб. И ещё много чего, что нужно ребёнку. Ты ведь так рассуждал, когда, по сути, похитил её?

– Нет, об этом я думал в последнюю очередь.

– Да? – удивилась я. – А о чём же тогда ты думал?

– О культе Талиманти. Просто ты никогда о нём не слышала, а я к тому времени знал достаточно, чтобы прийти в ужас от поручения, которое дал мне Амриш. Дело в том, что Талиманти почитается ормильцами как пресветлая богиня истины и чистоты. Только в невинном ребёнке она и может найти своё воплощение. Но любой ребёнок растёт и однажды становится взрослым человеком. И поэтому жрецы не могут допустить, чтобы их пресветлая Талиманти продолжала жить в осквернённом половозрелостью теле.

– Сколько? – холодея от ужаса, спросила я. – Сколько лет избранная жрецами девочка может оставаться ребёнком?

– Ответ на твой вопрос очевиден – до первой менструальной крови. А это примерно лет одиннадцать-тринадцать. Обычно во столько бедные ормильские семьи выдают своих дочерей замуж.

Я начала лихорадочно считать. Если в прошлом году Санджане было четыре с половиной года, то жить ей в лучшем случае осталось бы лет девять. А потом…

– Что жрецы делают с девочкой, когда она становится женщиной?

– Не знаю точно. Они говорят, что необходимо выпустить богиню Талиманти из осквернённого первой кровью тела. Или они дают девочке выпить отравленный напиток, или душат платком. Никто кроме жрецов не знает точно. Они просто объявляют толпе, что богиня Талиманти покинула этот мир, и теперь астрологи будут вычислять день и час, когда она снова воплотится в новом детском тельце, чтобы жрецы нашли новую живую богиню и привели её в храм. Сотни лет существует эта традиция, сотни лет жрецы устраивают пышные празднества по случаю обретения и освобождения богини. Десятки девочек прошли через храм Талиманти и принесли жрецам горы золота, чтобы в итоге найти свою смерть среди лампад и шелков. И Санджану ждала та же участь. Но я не отвёз её в храм. Я просто не смог этого сделать.

Я не отрываясь смотрела на Стиана, и мне становилось больно от созерцания стальной маски на его лице. Он будто запретил себе показывать клокочущие внутри эмоции. А в его душе точно бушует ураган, как в тот день, когда он узнал об уготованной Санджане судьбе – сжатый в руках руль и побелевшие костяшки выдают его тихий гнев.

– Три дня мы ехали к храму Талиманти, – продолжал рассказывать он. В первый день я был в прострации и не мог ни о чём думать кроме Санджаны, а она всю дорогу сидела в седле передо мной и напевала песенки. На второй день я начал продумывать план, как незаметно увезти Санджану из Ормиля, чтобы ни жрецы, ни её родители ничего не заподозрили. А на третий день мы заехали в небольшой городок, и там я продал на рынке козу, куриц и вторую лошадь, которых брал с собой в дорогу. Выручил я за них меньше, чем рассчитывал, и потому мне пришлось пойти на крайние меры. Я предложил одному мяснику купить у меня ружьё. В Ормиле это редкий товар и невероятно престижный. Это в Старом Сарпале старое тромское ружьё говорит только о том, что владелец успел приобрести его у тромцев ещё во времена строительства железной дороги. В Ормиле же тромцы ружьями не торговали, поэтому там они ценятся как показатель достатка и даже власти. Вот за своё ружьё я действительно выручил хорошие деньги. С ними я и поехал к храму Талиманти, но прежде чем наведаться туда поутру, оставил спящую Санджану в пещере, где мы заночевали по пути к городу. А ещё я оставил с ней Гро и наказал ему не выпускать её из укрытия и отгонять всех посторонних. Потом я взял с собой единственную лошадь и поехал к храму. Там мне пришлось ждать целый час, пока жрецы покончат с утренними церемониями в честь Талиманти и соизволят принять меня. Пока я ждал у меня всё внутри переворачивалось. Я думал о Санджане, представлял, как она проснулась в пещере, совершенно одна, и зовёт меня, зовёт маму, заливается плачем, а никого кроме собаки рядом нет. Наконец верховный жрец вышел ко мне, и я сказал ему, что приехал по поручению Амриша передать печальную весть – его дочка неделю назад поперхнулась кукурузной лепёшкой, задохнулась и умерла. Я отдал жрецу деньги и соврал, что это Амриш возвращает храму уплаченный за содержание воплотившейся богини выкуп и просит простить его за то, что не уберёг маленькую Талеманти, ведь теперь жрецам придётся снова искать её очередное воплощение.

– И жрец тебе поверил? Он ни в чём не усомнился?

– Усомнился или нет – не важно. Для него главное – получить ребёнка, а если ребёнка нет, то вернуть потраченные на него деньги. Формально договор бы соблюдён – Санджану я не привёз, но вернул выкуп. А жрецы, видимо, незамедлительно отправились на поиски новой девочки четырёх лет, которую можно привести в храм и устроить в честь неё церемонию возвращения Талиманти. Я уверен, сами они не верят ни в какие воплощения, они просто зарабатывают деньги на паломниках. Кстати, полгода назад я слышал, что в храме Талиманти после почти пятилетнего перерыва снова появилась воплощённая богиня Талиманти. Видимо, жрецы быстро нашли Санджане замену, и теперь другому дитя придётся принять на себя её участь. Потому что я изменил устоявшийся порядок вещей.

Стиан замолчал, а я не удержалась и осторожно коснулась его плеча, желая поддержать и успокоить.

– Если бы можно было спасти всех детей, кому грозит опасность, ты бы спас. Но обстоятельства сильнее нас. Мы ничего не можем с этим поделать.

– И это говорит мне девушка, – будто с ехидцей заметил он, – которая хотела вырвать из рук стражей правосудия младенца и забрать его с собой в Фонтелис, лишь бы его не кинули в Пасть Гатума.

Пасть Гатума... я почти забыла о той страшной ночи. Потому что всеми силами хотела вытеснить из памяти пережитый ужас. А ведь Стиан прав – я и сама такая же, как и он –не могу спокойно смотреть на то, как страдает невинное дитя. Так вот почему он тогда сказал мне, что понимает мою боль. Он ведь и сам пытался обвести вокруг пальца религиозных фанатиков, лишь бы спасти юную жизнь. Вот только в отличие от меня он всё же смог это сделать. Но отчего-то не слишком этому рад.

– Как только я покинул храм, то вскочил на лошадь и чуть не загнал её, пока скакал обратно к пещере. Когда приехал, думал, что услышу сорванный от крика голосок и увижу зарёванную Санджану. Но нет, Гро лежал перед входом в пещеру, а Санджана сидела с ним рядом и сосредоточенно выколупывала зёрнышки из половинки граната, что я оставил ей с вечера. Не ожидал, что гранат с множеством мелких зёрнышек может так надолго увлечь ребёнка, но оказывается, это действенный метод, если нужно оставить Санджану надолго одну. Правда, после этого я опробовал его только раз, когда настало время возвращаться к тётушке Тамани, чтобы отдать ей деньги, якобы уплаченные жрецами за Санджану.

– Даже интересно, что же она сказала, когда получила выкуп за дочь?

– Что боги благословили её семью и теперь они заживут лучше прежнего. А что она ещё могла сказать? После Санджаны она родила восьмого ребёнка. У них с Амришем очень бедная семья, а у тётушки слишком много забот, чтобы проникаться нуждами и чаяниями всех своих детей. Они с Амришем были рады, что хотя бы одну дочь смогли пристроить в хорошие по их мнению руки. То, что будет с ней лет через семь, их не особо волновало, ведь на всё есть воля богов, а людям оспаривать эту волю непозволительно. В общем, я расстался с тётушкой и её мужем, а сам вернулся к оврагу, где оставил Санджану и Гро. Гранатовые зёрнышки её снова надолго отвлекли, но как только я появился, она первым делом спросила, где мама. А я и не знал, что ей ответить. Что мама продала её жрецам и очень рада, что больше никогда её не увидит? Что мамы в жизни Санджаны больше нет? Единственное, что я мог, так это напомнить ей слова её отца. Перед тем как отправить нас в храм, он сказал Санджане, чтобы она слушалась меня, ведь я отвезу её в светлое и благостное место, где ей всегда будет хорошо и весело. Поэтому, как только Санджана заговаривала о маме и братьях с сёстрами, я напоминал ей, что мы едем в большой светлый город, где ей будет хорошо, намного лучше, чем дома. С каждым днём она всё реже спрашивала о родных. И с каждым днём мы всё больше отдалялись от её родного дома и продвигались на восток к морю. О поездке к храму Мерханума уже не было речи. Для выполнения поручения профессора я сильно поистратился, да и нельзя было появляться с Санджаной в городах и деревнях, чтобы не пошли ненужные мне слухи. В общем, я решил завершить поход и ехать к побережью, к местечку между двух городов, где меня должен был забрать Рагнар. Только до дня нашей оговорённой встречи оставалось полторы недели, так что пришлось нам с Санджаной пожить на берегу моря, прикончить остатки съестных припасов и добавить в рацион лесные фрукты.

– Не представляю, как ты столько времени справлялся с четырёхлетним ребёнком.

– Очень просто. Пришлось вспомнить времена, когда мне было одиннадцать, и я вернулся из Старого Сарпаля во Флесмер к маме и Мие. Ей тогда как раз исполнилось четыре. Так что я осведомлён о всех девчоночьих проблемах и детских трудностях. Я просто ухаживал за Санджаной как когда-то за своей сестрёнкой. Собственно, Санджана и есть моя троюродная сестра. Но когда на рейде встал корабль Альвиса, и Рагнар прислал за мной шлюпку, всё очень сильно изменилось. Как только Рагнар увидел, что я поднялся на борт с девочкой на руках, его пробило на смех, и он долго не мог успокоиться. Он тут же припомнил мне моего отца, моего единокровного брата Юнитынто и сказал, что Вистинги неисправимы. Он как и ты решил, что Санджана – моя дочь, а её мать, моя давняя любовница, померла или вышла замуж за другого. У меня в тот день не было настроения оправдываться и разубеждать его. Я был занят Санджаной, учил её принимать ванну и не бояться воды, стирал ей одёжку, объяснял, что теперь надо есть ложкой, а не руками, и сидеть на полу больше не стоит, для этого есть стулья. Много забот навалилось разом. Перед сном я всё думал о том, что будет, когда мы доберёмся до Флесмера. Решил, что с карьерой исследователя придётся завязать и ограничиться кабинетной работой – у меня ведь теперь ребёнок на воспитании и длительные командировки я себе позволить больше не могу. Я даже начал подумывать, где найти подработку, чтобы дать Санджане всё, что есть у любого тромского ребёнка и через несколько лет не угодить в финансовую пропасть. Но как только мы сошли на берег в порту и добрались до дома, меня там неожиданно встретила мама. Оказывается, они с отцом снова вдрызг разругались, и она переехала в свой дом. А ещё выяснилось, пока я ехал, Рагнар успел обзвонить всех наших родственников и разболтать, что в семье Вистингов пополнение. Так что мама с порога взяла у меня сонную Санджану, а та прижалась к её груди и так тихо протянула: "Мама". Наверное, она бы любую сарпальскую женщину в тот момент так назвала, потому что… потому что любому маленькому ребёнку в первую очередь нужна мать. Не отец, не опекун – мать. А я её у Санджаны отнял. И тут у меня всё внутри перевернулось от осознания, что же я натворил.

– А что ты натворил? Ты спас ребёнка от верной смерти. Как ты можешь винить себя за это?

– Я бы мог отдать тётушке Тамани деньги вместе с Санджаной. И сказать, что жрецы благодарят её за хлопоты, но они ошиблись в своих астрологических расчётах, и уже нашли правильную богиню.

– Брось, обман бы рано или поздно вскрылся, и Санджане от этого стало бы только хуже. Ты и так пошатнул ормильские устои своим подлогом. Кто знает, вдруг ради равновесия сил её бы принесли в жертву какому-нибудь другому божеству. Да и что хорошего её ждало в её родной семье?

– Мама. У неё была бы родная мама.

– Холодная и безучастная. Поверь, Шела с ролью матери справляется намного лучше.

– Да, она очень любит Санджану. Но в глубине души она всё равно знает, что та ей не дочь. Она думает, что отец Санджаны я, а я знаю, что я ей всего лишь троюродный брат. А ещё я знаю, что я самым беспардонным образом обманываю всю свою семью и эксплуатирую их светлые чувства к Санджане. Да, мама с отцом первыми предложили взять Санджану на воспитание к себе, чтобы я успел закончить свои исследования и не отказывался от карьеры. Но они сделали это, думая, что берут в свой дом внучку. А это не так. Думаю, мама не стала бы любить Санджану меньше, узнай она, что та приходится ей двоюродной племянницей. А вот отец… Даже не знаю, как бы он отреагировал, узнав, что по сути Санджана ему никто. Только поэтому я и продолжаю ему врать. И всем вокруг. Уже половина Флесмера в курсе, что младший Вистинг привёз из Сарпаля прижитую от туземки дочь. И все в курсе, что Шела и Мортен Вистинг официально удочерили Санджану, лишь бы прикрыть мои грешки. А я молчу. Плевать на репутацию и то, что будут говорить обо мне дальше. Я просто жду, когда через два года Санджана пойдёт в школу и там кто-нибудь обязательно ей скажет, что мамы у неё давно нет, а старший брат на самом деле и есть её отец. Я с ужасом жду этого момента, потому что мне придётся что-то говорить семилетнему ребёнку и врать ей в глаза, что все слухи верны, и она моя дочь. Мне придётся выдумать историю о том, как я познакомился с её матерью, как мы любили друг друга, но внезапная болезнь забрала её, и теперь у Санджаны остался только я. Мне придётся ей врать, врать всю оставшуюся жизнь, потому что я никогда не посмею сказать ей правду. Правду о том, что её настоящие родители, которых она забыла, на самом деле живы, что они продали её алчным жрецам, которые убивают маленьких девочек. Санджана никогда этого не узнает. Я унесу эту тайну в могилу, лишь бы она никогда не познала боль предательства. Лучше я навсегда останусь лжецом, чем отниму у Санджаны её новый мир, где все её любят, и никто никогда не желал ей смерти.

Стиан замолчал, а я ещё долго пыталась переварить его горькие откровения. Как же много он на себя взвалил… Сколько мрачных мыслей роится у него в голове. Каждый день, каждый час. И он не может от них избавиться. Они будут с ним всю его жизнь, до самой смерти… Но это же невыносимо! Как можно жить, считая себя лжецом и не имея возможности от этой лжи избавиться?

А ведь он и не хотел так жить… Тогда на перекрёстке миров он запросто согласился уйти в Пустошь Безмолвия, чтобы отдать Санджане свои годы и излечить её от болезни. Но он не только искал исцеления для своей воспитанницы – он бежал от правды, что давит на него нестерпимым грузом, стоит ему только посмотреть Санджане в глаза.

– Стиан, – тихо произнесла я, – а что случилось с Санджаной, когда она переехала к твоим родителям? Ты просил для неё исцеления и долгих лет жизни. Она сильно болела? Или это была не просто болезнь?

– Даже и не знаю, как и сказать. Сарпальская часть моего естества говорит, что богов обманывать бессмысленно, и они обязательно заберут своё. Жрецы Талиманти могут как угодно называть обряд освобождения богини из осквернённого нечистотой тела, но, по сути они приносят девочек в жертву. А раз я украл у богов предназначенную им девочку, они рано или поздно всё равно заберут её себе. Но так говорит только сарпальская часть меня. Тромская же думает, что перемена климата не пошла Санджане на пользу. Ей здесь холодно, особенно зимой. Из-за этого она много простужалась, пока дело не дошло до воспаления лёгких. Его три месяца не могли до конца долечить, и весной оно возобновлялось с новой силой. Мама считает, что только поездка к минеральным источникам на острове Вечной Весны помогла побороть остатки болезни. Моё сарпальское естество говорит, что это твой преобразившийся амулет нашёл Санджану и теперь охраняет её от всех напастей.

А чтобы охранял и дальше, я не должна ни разу пожалеть о том, что лишилась его защиты, иначе девочка снова будет болеть – я помню наказ чудодеев. И я точно никогда не пожалею о том, что прелестное маленькое создание, чудом обретшее право на жизнь, проживёт её без хворей и смертельных опасностей.

Незаметно для меня мы подъехали к отелю. Автомобиль остановился, а я всё не решилась попрощаться со Стианом и уйти. Внезапно он сказал мне:

– Знаешь, Эмеран, а ведь ты единственный человек, кому я смог открыть свою тайну и рассказать всё, как есть.

– Надеюсь, тебе стало легче от того, что смог выговориться.

– Ты даже не представляешь, насколько. Будто камень упал с души. Я ведь теперь не один, кто знает всю правду о Санджане. Теперь и ты разделила этот секрет со мной.

Он так выразительно на меня посмотрел, что я решила заверить его:

– Будь спокоен, я никому не расскажу о том, что услышала в этой машине.

– Я знаю, – мягко улыбнулся Стиан. – Ты бы никогда не сделала Санджане больно, я в этом абсолютно уверен.

Он с такой нежностью посмотрел мне в глаза, что остатки былых подозрений и недоверия вмиг вылетели у меня из головы. Нет, Стиан не может быть коварным убийцей и интриганом. Человек, который был готов отказаться от научной карьеры и даже шпионажа ради воспитания маленькой девочки, человек, который постоянно рефлексирует и сомневается в очевидной вещи – что он герой и спаситель – не способен причинять боль и зло другим. Даже царям. Даже, если они того заслуживают. Не знаю, с чего вдруг Юрсен и Эртель считают иначе, но они крупно ошибаются.

– Кажется, пора прощаться, – немного смутившись, сказал Стиан, когда портье подошёл к машине и открыл дверь с моей стороны.

– Пора, – с неохотой признала я. – Но мы ведь ещё увидимся?

– Конечно. Ты же хотела отведать блюда тромской кухни в каком-нибудь уютном ресторане.

– Ещё бы.

– Как на счёт завтрашнего вечера?

– С удовольствием.

– Тогда ближе к полудню я позвоню тебе и обо всём договоримся. В каком номере ты остановилась?

– В пятьсот тринадцатом.

– Значит, завтра я тебе позвоню. Надеюсь, у творческой богемы не принято спать до обеда. А то не хотелось бы тебя будить раньше времени.

– Ну, хватит, – рассмеялась я. – Не такая уж я и соня. А звонка буду ждать с нетерпением.

– Тогда до завтра.

– До завтра.

На этом мы расстались, и я нехотя вышла из машины, чтобы отправиться в свой номер.

Кажется, этот безумный день, наконец, подходит к концу. Как много всего произошло, как много всего я узнала. Неплохо было бы не спеша всё осмыслить и проанализировать, чтобы сделать однозначные выводы о семье Стиана и характере его работы. Но что бы я ни надумала, одно я знаю точно уже сейчас – Стиан замечательный, Шела великолепна, Санджана очаровательна. Может это просто эмоции, но зато они самые правдивые и честные. И ради этих эмоций я готова остаться во Флесмере до конца выходных. А может и ещё на недельку, как знать…