Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 49 (всего у книги 109 страниц)
– И ты отдала им золотой столп Нейлы?
– Да, но…
– Госпожа, – подошла она ещё ближе и даже приподнялась на цыпочки, чтобы протянуть руки к моим плечам, – позволь проверить.
– Проверить что?
– Метку Нейлы, что она оставила на твоей шее.
Точно. И как я могла забыть об этой царапине, что постоянно зудит, а в последние дни и вовсе кровоточит. Так, надо снять колье, что плотно облегает шею, отлепить пластырь и…
Маленькие пальчики Иризи быстро справились с этой задачей. Теперь она держала моё колье в руках и завороженно взирала на мою шею, а я провела по ней рукой и… и ничего. Только гладкая кожа и пара липких пятен от пластыря.
– Её нет? Метки больше нет? – не могла поверить я.
Иризи молча покачала головой из стороны в сторону, будто и сама боялась поверить, что это правда.
Царапина затянулась, а это значит… Я свободна. Я снова принадлежу себе. Я могу вернуться домой. Мы все можем!
Горизонт начал сереть, предвещая начало нового дня. Чтобы развеять все сомнения, я рванула прочь от города в сторону северных барханов. Лео что-то кричал мне вслед, даже пытался преследовать, а я добежала до первого песчаного холма, взобралась на него и оглянулась. Стервятники все как один сидели на своих колоннах и даже не думали преследовать меня. И змеи не вынырнули из песка, чтобы плеваться на меня ядом. И тарантулы не пытаются атаковать. Всем гадам пустыни плевать на меня. Как же я счастлива!
Не в силах сдержать эмоции, я подняла лицо к хмурому небу и закричала. Это был возглас победы, торжество силы духа над чёрным колдовством.
– Эми, что с тобой? – увидела я перепуганное лицо Леона, когда он нагнал меня. – Ты чего?
– Свобода! – прокричала я. – Мы все свободны!
Кажется, теперь и он начал понимать. На востоке показались первые лучи восходящего солнца, а облака над нашими головами перестали источать зелёные вспышки и начали стремительно расплываться в стороны.
Я взяла в руки камеру и принялась снимать без удержу, как меняется пустыня. Вот яркие лучи упали на город в песках, вот его золотые колонны заиграли красками и блеском. А вот стая стервятников взмыла в небо и одной огромной тучей устремилась ввысь. Куда они летят? Что за странное облако их манит к себе? Оно так стремительно меняет очертания, из расплывшейся розовой пелены превращается в вытянутый белый прямоугольник с вертикальными полосами и прорехами… Да это же не облако! Это замок с сотнями окон и сторожевыми башнями. Так вот он какой, Небесный Дворец. Пусть через него просвечивает небо, и он парит над землёй, но ведь птицы летят прямиком к нему не просто так.
Десятки мелких вспышек по контуру призрачного видения заставили Небесный Дворец побледнеть. Он меркнул на наших глазах вместе с чёрной тучей птиц, пока не исчез вместе со стервятниками, будто растворил в свете дня без остатка.
– Вот если бы привязать тот цилиндр к одной их тех птичек, – начал понимать Леон, завороженно глядя туда, где только что закрылось окно между мирами.
– Не волнуйся, – сказала я, – Мне удалось найти другой путь в запредельный мир.
– Правда?
– Я же говорила. Молнии здесь совсем не то, чем кажутся.
– Так значит, – появилась на его устах довольная улыбка, – можно поворачивать назад? Три недели, и мы дома?
– Да, три недели, и ты будешь дома. А там тебя ждёт слава, деньги, небо и девушки.
– А ты? – немного померкла радость в его глазах. – Только не говори, что собралась остаться здесь.
– Здесь – точно нет. Но… Я вот подумала, что никогда не видела Старый Сарпаль. И персиковые сады.
Леон в напряжении покачал головой.
– Ты совсем отчаянная, Эми.
– Пусть так, но я не могу поступить иначе. Не могу себя заставить свернуть с пути, который хочу пройти до конца.
Он с минуту смотрел мне в глаза, будто хотел отыскать в них ответы на свои вопросы, а потом выдохнул и просто спросил.
– Любишь его?
Я невольно посмотрела ему за спину, туда, где Шанти с Чензиром и Иризи заканчивают вьючить верблюдов, и сказала:
– Да. И, кажется, уже очень давно.
– Ну да, я заметил, – с грустью улыбнулся Леон и отвёл глаза. – Что собираешься делать в Старом Сарпале? Растить сады? Или винодельню там устроить?
– Для начала, я хочу отдать тебе свои плёнки.
– Зачем? – насторожился Леон.
– Ты увезёшь их в Фонтелис. И отдашь издателю для проявки. А ещё ты напишешь заметки о нашем путешествии. А лучше – целую книгу. И её издадут с твоим именем на обложке и моими фотографиями в качестве иллюстраций.
– Эми, но как же твоя…
– Слава, Лео. – напомнила я ему. – Тебя ждёт слава храброго путешественника. Так что не противься своей судьбе. Дай миру шанс узнать о нашем странствии, полном опасностей и приключений. Ради всего светлого и искреннего, что когда-то было между нами.
Мне и вправду не хотелось расставаться с ним врагами. Да, я не смогла сохранить в сердце то чувство, что давно угасло. Да, его место заняла новая привязанность. Я бы никогда не пожелала Леону страданий и боли, но… Сердцу ведь не прикажешь.
Внезапно Леон протянул мне раскрытую ладонь:
– В знак нашей искренней дружбы – всё, что хочешь, Эми. Только обещай мне одно.
– Что именно?
– Если хочешь быть счастлива – обязательно будь. В конце концов, все мы ради этого и живём.
Я ответила на его рукопожатие, но не сдержалась и обняла Леона. А он обнял в ответ. Как же хорошо, что у меня теперь есть такой друг. Как тепло на душе, зная, что он просто есть.
Невольно мой взгляд упал на наш караван, а верблюды уже поднялись на ноги и двинулись в наш строну вместе с людьми и собакой. Я смотрела на Шанти, а он смотрел на меня и спину Леона. Без раздражения, без грусти, будто понимает, что здесь и сейчас заканчивается одна история, чтобы после неё началась другая. Наша с Шанти.
Внезапно Леон развернул меня вместе с собой вполоборота и тоже посмотрел в сторону Шанти, после чего сказал:
– Он, конечно, толковый малый, с ним не пропадёшь. Но если что-то пойдёт не так, садись на первое же контрабандистское судно и плыви к тромцам. Потом звони мне, и я заберу тебя хоть из Флесмера, хоть из какого другого порта. Поняла?
– Поняла, – невольно улыбнулась я и отстранилась.
– А что мне твоим родителям сказать? И издателю? И тому типу, что чуть не кинулся мне под шасси вместе со своим автомобилем?
– Тому типу ничего не говори, а остальным… – тут я задумалась и сказала, – скажи, что маркиза Мартельская готовит материалы для нового альбома. О жизни Старого Сарпаля после тромской колонизации.
Леон с пониманием кивнул.
– И как долго будешь готовить?
– Кто знает? – пожала я плечами и посмотрела на Шанти, что вплотную приблизился к нам, – может, всю оставшуюся жизнь.
Глава 25
Обратный путь оказался на удивление легче, чем тот, что завёл нас в сердце Мола-Мати.
Для начала мы добрались до Оазиса Слёз, где снова встретились с камалистками. Голову ненасытного сатрапа они нам больше не показывали, зато согласились обменять мой комок из спаянного золота на россыпь разменных монет. Свой улов сектантки и так собирались продать на переплавку, мне же нужны были деньги, пусть и вышедшие из оборота, зато золотые, чтобы разделить их на пятерых.
С полным бурдюком и двумя каменными вазами, в которых вода даже в дневную жару чудесным образом оставалась прохладной, мы смогли добраться до соляного города Хардамара, где нас уже и не ждали.
– Только голубые глаза вашего попутчика отвели от вас беду и демоническое наваждение, – говорили нам на рынке хардамарцы и снова выстраивались в очередь, чтобы Шанти посмотрел на них и отвёл сглаз.
В Хардамаре золото нам даже не пригодилось. Шанти заработал несколько связок сарпальских монет глядением на суеверных людей, а Иризи – гаданием по клочкам верблюжьей шерсти.
После Хардамара настало время нашей компании расходиться. Мне, Шанти и Леону – ехать к бильбарданскому порту Бехис, а Иризи и Чензиру – обратно во дворец визиря. Вот тут-то и вышла заминка.
– Чензир, – пыталась я усовестить его, – трое твоих стражей сбежали, прихватив с собой визиревы деньги и наши припасы, а ещё двое угодили в лапы демонов. Ну что тебе стоит вернуться во дворец одному и сказать, что Иризи не пережила тяжёлого похода в пустыню? Ну, или скажи, что её украл беглый страж, и теперь ты не знаешь, где она. Только не забирай её обратно. Дай ей шанс начать новую жизнь.
Чензир только покачал головой и категорично заявил:
– Женщина визиря должна вернуться к визирю. Таков закон.
– Закон? А по какому закону визирь обесчестил жрицу Лахатми и пленил её в своём дворце? По какому закону он отнял у неё право служить богине вод? Почему лишил возможности через тринадцать лет покинуть храм невинной и с богатым приданным? Почему отобрал право на мужа и детей? Этому богиня Лахатми учит своих последователей?
Чензир насупившись молчал, думая, что мне ответить, а я решила додавить его до конца:
– Видишь эту пустыню? – обвела я рукой каменистые просторы с проплешинами соли. – Когда-то здесь были пальмы, деревья, травы, цветы, реки и озёра. Когда-то в этих краях процветала Ненасытная сатрапия. Но потом её жадные правители начали брать от земли и подданных больше, чем они могли дать. За это боги и наслали тысячи кар на эти плодородные земли и обратили их в пески. Так что смотри на эту пустыню и запоминай каждый её клочок. А когда вернёшься в Альмакир, посмотри на его редкие сады и увядающие травы. Скоро их не станет, боги заберут у вас остатки плодородных земель, как ваши правители забирают у подданных их право на жизнь и продолжения рода. Боги всё видят, милость Лахатми не будет для Сахирдина вечной. Однажды она отомстит за свою поруганную служительницу, и больше ни одна дождинка не упадёт на Альмакир. Ни одна, если Иризи останется доживать свои дни во дворце и будет каждую ночь молить Лахатми об отмщении. А всё потому, что один страж однажды заупрямился и не захотел помочь Иризи бежать.
В глазах Чензира вспыхнул огонёк недовольства, и он сказал:
– Теперь я понимаю, почему отрубательницы голов и их приспешники постоянно льнут к тебе. Ты такая же, как они. Обещаешь кары честным мужчинам и защищаешь женщин ценой лжи.
Да неужели? Если камалистки в этих краях начали бороться за права и свободы женщин, это ещё не значит, что я одобряю их методы.
– Зато я не делаю говорящие черепа из тех, кто мне перечит, – сказала я и многозначительно посмотрела на Чензира.
Эта игра в гляделки могла бы продолжаться долго, если бы не Шанти.
– Вот, – протянул он ему увесистый мешочек, явно с золотыми монетами. – возьми мою долю и не гневи богов. Иризи будет помнить твою доброту и не забудет молить Лахатми о ниспослании дождей на Сахирдин.
– Хитрый полукровка, скрытный оборотень, – с презрением сощурился страж. – Думаешь, если сможешь попасть к госпоже в её мужской гарем, то она и тебе разрешит наложницу завести? Ха, да она скорее отсечёт твой срамной уд, чтоб он другим женщинам не достался. Её сестрицы-пожирательницы так с мужчинами и поступают.
Ну всё, мне надоело слушать эти бредни. Сейчас пойду к нашим сваленным тюкам, достану из вещей Шанти ружьё и начну угрожать этому бесстыднику с непомерно длинным языком. Ничего своей сабелькой он мне не сделает, уверенна. Зато я отведу душу и припугну этого нахала. В конце концов, кто если не свободная женщина поможет другой женщине обрести свободу? Камалистки о чём-то таком и говорили, когда утаскивали из подземелье щит с золотыми монетами для своих сестриц…
Не успела я осуществить задуманное, как Шанти обратился к Леону, о чём-то обстоятельно с ним переговорил, после чего Леон многозначительно кивнул, глядя на Чензира, а Шанти сказал стражу:
– Ты ведь прослужил визирю много лет верой и правдой. Когда-то был юным стражем, но за долгие годы смог стать главой отряда. Вот только теперь никакого отряда у тебя нет, ты растерял его. Как думаешь, что скажет визирь, когда ты вернёшься во дворец без своих стражей, но с Иризи? Похвалит, что вернул бывшую наложницу, или посмеётся и скажет, что кроме как женщиной, никем ты больше командовать не можешь, раз твои стражи бросили тебя.
Чензир напрягся от его речей, видимо, стал понимать, что возвращение в Альмакир для него точно не будет триумфальным. А Шанти продолжил:
– Но ты можешь вернуться в столицу один и сказать, что из всего отряда выжил ты один, а кухарка и вовсе пала от походных тягот одной из первых. Если отпустишь Иризи, господин Леон обещает написать в своём трактате о твоей доблести и стойкости, о твоих подвигах, что не дали всем нам погибнуть в пустыне. Господин Леон прославит твоё имя в своём родном королевстве, о твоих подвигах узнает и визирь, когда ему прочтут трактат. А после он назначит тебя своим личным стражем в благодарность за верную службу господину Леону. Вот и подумай теперь, кем ты вернёшься в Альмакир – осмеянным бродягой, что смог вернуть домой только слабую девушку, или героем-одиночкой, который выжил в пустыне и скоро станет приближённым самого визиря.
Я слушала Шанти и не переставала удивляться – как мне самой не пришло в голову такой дипломатический ход? Чуть за ружье не схватилась, а тут невинное обещание смогло смягчить нрав стража.
Чензир немного подумал и кивнул, добавив:
– Лучше слава, чем бесчестие. Ладно, забирай жрицу, только увези её подальше от Сахирдина. Нечего ей здесь делать ни живой, ни мёртвой. И пусть помалкивает о своей жизни во дворце, чужакам знать об этом не положено. Ну а если кто-то что-то прознает про наложницу визиря, что всё ещё жива, обещаю, я найду и её, и тебя. Где ты там живёшь? В Фариязе? Будь уверен, я отправлю туда людей, и они вырвут ваши сердца, если до Альмакира дойдёт весть о том, что жрица жива.
– Да будет так, страж, – не дрогнул Шанти.
На этом наши с Чензиром дороги разошлись. Он с двумя верблюдами поехал на север в сторону Тарагирима, где в Пасти Гатума "добрые" горожане сжигают родных детей. Нам же настало врем взять курс на восток – к плодоносным землям приморского Бильбардана.
Всю дорогу я только и думала о том, как теперь будет жить Иризи. Шанти правда заберёт её с собой в Фарияз? А как же я? А кто же будет оберегать меня от всех невзгод до конца дней? Кто будет привносить в мою жизнь радость и отводить грусть? Знаю, у сарпальских мужчин двоежёнство не считается зазорным, но меня-то оно счастливой не сделает.
Спросить обо всём этом напрямую отчего-то было страшно, даже когда вечерами украдкой Шанти брал меня за руку, прикладывая свой потемневший как синяк отпечаток на руке к моему.
Нерушимые узы богов – так называла наши знаки Иризи. Отчего-то она в этом не сомневалась. И даже не сожалела. Пожалуй, потому что никогда и не влюблялась в Шанти. Это он хотел видеть в ней наречённую из своего предсказания, но вдруг понял, что не об Иризи речь…
– Эмеран, – как-то спросил он меня на закате, – если бы ты узнала обо мне страшную тайну, ты бы прогнала меня прочь от себя?
О боги, что за странные вопросы, да ещё с такой обречённостью в голосе?
– Тоже мне, нашёл страшную тайну, – попыталась я взбодрить Шанти. – Я не слепая, давно заметила и одинаковые родинки у вас с Гро, и то, как ты вселяешься в его тело, когда беспомощен. Не все оборотни злые, как жена визиря, я это давно поняла.
– Поняла? И даже ни разу не спросила меня об этом? Почему?
Потому что если любишь человека, то принимаешь его таким, какой он есть, со всеми странностями и недостатками. Для меня это уже давно стало очевидной истиной. Но вслух я сказала:
– В Жатжае ты сам просил меня не расспрашивать тебя о том, что я не в силах понять. Вот я и не спрашивала. Зато Иризи помогла отличить злого оборотня от доброго.
– Правда? – улыбнулся он. – И в чём разница?
– Злой вселяется в дикого зверя и напитывает свою душу дикостью и злобой. А добрый вселяется в зверя, что по своей природе призван любить людей, и его душа ещё больше наполняется любовью к людям. Я всё верно поняла?
Ответом мне был тёплый взгляд и улыбка, которая так много обещала… Если бы мы были наедине, Шанти бы точно меня поцеловал, это отчётливо читалось в его глазах. Да я бы сама впилась в него губами, но приличия не позволяют. Пока Леон рядом, я не посмею на его глазах упиваться страстью к другому мужчине. Это неправильно и оскорбительно. Нужно просто немного потерпеть, пока мы не прибудем в Бехис и не найдём контрабандистское судно, чтобы плыть на север.
Я уже всё продумала. Когда корабль будет проплывать мимо Фарияза, мы с Шанти и Иризи высадимся на берег, а Леон поплывёт домой. Для Иризи в Старом Сарпале мы с Шанти найдём дом в ткацком квартале, поможем прикупить станок и шерсть, а дальше она сможет начать жизнь, о которой мечтала – зарабатывать собственным трудом и ни от кого не зависеть.
Ну а потом я снова встречусь с дядюшкой Биджу, Шанти познакомит меня с другими своими родственниками. Я увижу малышку Санджану, наверняка выздоровевшую и весёлую. Наверняка Шанти представит меня своей матери. Может, мы даже поселимся в городе неподалёку от неё, или на окраине деревни, подальше от любопытных глаз. Не знаю, сколько я продержусь пусть и в объятиях любимого, но в дали от цивилизации. В любом случае я попытаюсь уговорить Шанти перебраться в Тромделагскую империю. А что, его сестра уже живёт там, чем он хуже? Империя принимает мигрантов, сам Шанти прекрасно знает язык, не боится любой работы – он освоится на исторической родине. Может, даже сумеет встретиться с отцом… Ну а я тоже попытаюсь прижиться у восточных соседей. Думаю, отрыть фотоателье во Флесмере не составит труда. Сложнее будет помочь Шанти адаптироваться к северному образу жизни. Да, кое-что он усвоил в детстве, но вот взрослому человеку будет трудно побороть свои привычки и изменить взгляды на жизнь. Но я буду всеми силами стараться помочь ему в этом. Ах да, ещё ведь остались храмы Азмигиль, которые Шанти так и не посетил… Но ведь и из тромских портов можно добраться до любой точки на побережье Сарпаля, а оттуда начать путешествие к очередному храму. Я бы, и сама была не прочь составить Шанти компанию и снять материал для следующего альбома...
Кажется, я уже всё распланировала на годы вперёд, но жизнь очень быстро внесла свои коррективы. Как только мы выбрались из пустыни и попали в утопающий зеленью Бильбардан, первым делом мы оказались в странной деревне, где не встретили на улицах ни одного мужчину. Кругом сновали женщины, дети, старухи. А вот мужчин не было.
– Так все в Бехисе на заработках, – сказала мне на рынке торговка фруктами. – Приезжают, конечно, иногда с семьями повидаться, но нечасто. Да мы и сами тут со всем научились управляться. Зато на один рот меньше кормить каждый день, – хохотнула она, подытожив.
– Никаких мужчин? – словно не веря, переспросила Иризи.
– Ну есть тут два древних деда. Уже еле ходят, костьми скрипят. Какие из них работники? Вот и сидят по домам. А тебе что?
– А дом? Есть тут какой-нибудь пустой дом?
– Ну есть. Померла в том году ткачиха. Так она вдовой была бездетной, дом тот теперь ничейный. А тебе зачем?
И тут Иризи с навернувшимися слезами счастья пролепетала:
– Хочу стать у вас новой ткачихой.
Да, кажется, она нашла то, что искала. Тот заколоченный дом стоял на окраине, а рядом росло одинокое персиковое дерево. Всё, как и нагадала себе Иризи когда-то.
Бойкая староста оказалась не против, чтобы сахирдинская ковроплётчица осела в их деревне. Она разрешила Шанти и Леону снять все запоры с дома, а когда Иризи вошла внутрь и увидела ткацкий станок, то со слезами кинулась к нему и обняла.
– Не уйду. Больше никуда отсюда не уйду.
Я и сама чуть не расплакалась – так я была рада за Иризи. Своя жизнь, свой дом, свой станок, и никаких докучающих мужчин поблизости – всё, как она и мечтала.
На прощание я отдала ей из своей доли десяток монет, чтобы ей было на что жить первое время. Шанти уговорил нас с Леоном оставить Иризи вместе с верховым верблюдом ещё и одного грузового, чтобы было с кого вычёсывать шерсть и плести нитку, или на худой конец забить их на мясо и продать. И правда, пусть забирает. Наш сундук с вещами до порта довезёт и один вьючный верблюд, а там уж мы его и трёх верховых сами продадим.
Прощаясь навсегда, Иризи долго гладила разомлевшего от её нежностей Гро, а потом сказала нам с Шанти:
– Во всем мире нет столько золота, чтобы я могла отплатить вам за вашу доброту. Пусть лучше боги оберегают вас. Они уже связали ваши руки и судьбы, а вы не рушьте эту связь. Она дана не просто так, богам лучше знать, для чего они свели вас вместе.
– Знаю, Иризи, – кивнула я, – не волнуйся, я точно знаю, что хотели сказать нам боги.
Покинув деревню, за пару дней мы добрались до заветного порта, а там далеко на рейде позади деревянных лодчонок стоял металлический гигант.
– "Северная Илария", – глядя в бинокль, прочитал Леон, – кажется, это наше судно. Аконийское. И что оно там делает?
Задаваться вопросами было некогда. Мы тут же кинулись искать лодку. Продав одному рыбаку наших верблюдов, мы погрузили на два судёнышка только самые необходимые вещи. Шанти снова решил забрать с собой мешок риса, тот самый, что провёз через весь Сахирдин и Мола-Мати, и который мы так и не успели опустошить. Кажется, он никогда с ним не расстаётся. Надо будет потом спросить, почему. Наверняка, с этим связана какая-то история, полная приключений и опасностей.
Лодка, в которой сидели мы с Леоном подплыла к борту судна первой, вслед за нами подтянулся и Шанти с Гро. На палубе нас давно приметили, и тут же крикнули:
– Эй, вы кто такие? Тромцы? Аконийцы?
И Леон торжественно прокричал:
– Маркиза Мартельская прибыла! Встречайте!
О, что тут началось… Нам тут же спустили шлюпку. По суете наверху я сразу поняла, что про наше с Леоном исчезновение в королевстве слышал каждый. Кажется, будет много расспросов. Но что мне сказать экипажу, когда мы будем проплывать мимо Фарияза, и я попрошу высадить там нас с Шанти? В глаза, наверное, мне ничего не скажут, а вот по королевству поползут всякие слухи, сплетни и неприличные истории. Ну и плевать. Маркиза Мартельская сама в праве решать, где, как и с кем ей жить. И пусть жёлтая пресса захлебнётся желчью – я не стану оглядываться на приличия и мнимые условности.
Как только мы выбрались на палубу, в меня впились десятки удивлённых взглядов. Ах да, мой сахирдинский костюм – наверное, он очень экзотично смотрится, что в нём меня и не признать, а ещё этот загар и пожелтевшие полосы синяков на руках после удара псевдомолнии. Да, я сегодня та ещё красотка. Зато Леон хорош собой – всё такой же могучий и важный в одеянии сахирдинского вельможи.
Но вот стоило Гро спрыгнуть на борт, а вслед за ним вылезти и Шанти, как один из встречающих будто отмер и твёрдо заявил:
– Нет-нет, туземцев на борт не берём. Нам проблемы не нужны.
Ох, да что же это такое? Почему опять какие-то сложности?
– Нет, прошу, – вступилась я за Шанти, – не прогоняйте его.
– Маркиза… э… – замялся бородатый шатен, – миледи, мы рыболовецкое судно, мы беженцев в королевство не возим.
– Не надо в королевство. Только доставьте нас до Фарияза, и он сойдёт.
– Пусть сам плывёт в свой Фарияз. У туземцев есть свои лодки, они прекрасно вдоль берега на сотни километром перемещаются. А нам проблемы не нужны.
– Не будет никаких проблем, я ручаюсь за него.
– Миледи, – словно маленькой девочке, стал объяснять мне бородач. – Эти сарпальцы хуже рыб-прилипал. Примешь одного такого на борт, он где-нибудь спрячется, потом дождётся, когда судно зайдёт в порт, и сбежит на волю. Ладно, когда мы зайдём во Флесмер, пусть бежит куда хочет, это уже будут тромские проблемы. Но если он объявится в аконийском порту, у нас у всех будут разбирательства с пограничной службой. Королевству мигранты не нужны, да ещё такие. Так что… – тут он заглянул мне за спину и начал махать руками, прогоняя Шанти и приговаривая, – Всё, парень, иди отсюда и псину свою забирай. Побыл слугой миледи, а теперь возвращайся домой.
О, как же меня начинает злить это пренебрежение к человеку с другим цветом кожи…
Я уже была готова к новому раунду переговоров, но тут Шанти неожиданно сказал:
– Нет проблем. Я не делать проблем. Минутка. Одна минутка.
Что? Я не ослышалась? Он только что сказал это всё по-аконийски? Не совсем грамотно, с сильным акцентом, но по-акконийски?! О боги, чего я ещё не знаю о Шанти?
Все притихли, а я развернулась в его сторону и увидела, как Шанти роется в перекинутой через плечо сумке, достаёт оттуда какие-то бумаги и передаёт их бородатому матросу. Это что ещё за книжечка в синей обложке? Это паспорт? Тромский паспорт?!
Мужчина, не скрывая удивления, взял его в руки, полистал, повертел, долго присматривался то к Шанти, то к страницам паспорта, а потом сказал:
– А, ну так сразу бы и сказал… сказали. Вижу, жизнь в Сарпале вас совсем потрепала, очень вы на туземца со своим загаром стали похожи. А собака… – тут он закрыл паспорт и начал листать другую книжицу, читая, – метис собольей и тюленьей лайки? Двенадцать лет? С ума сойти, у тромских собак, оказывается, свои паспорта имеются. Ну да ладно. В общем, – вернув Шанти документы, сказал он, – мы с уловом держим курс на Флесмер, а потом в родную гавань. Вы где с лайкой сходить собираетесь?
– Флесмер годится.
– Вот и славно. Ну а теперь всем добро пожаловать на борт "Северной Иларии", самый передовой сейнер королевства для вылова анчоуса.
Матросы окружили нас троих плотным кольцом, готовясь рассказать и услышать много всего интересного, но я предупредительно подняла руку и попросила:
– Пожалуйста, всего пятнадцать минут. Оставьте нас всего на пятнадцать минут, а потом мы будем готовы вас выслушать и всё рассказать.
Да, невежливо указывать рыбакам, что им делать на собственном судне, но слово маркизы, как оказалось, имеет вес, и мужчины тут же разбрелись по палубе, занявшись неводами, грузовым оборудованием, подъёмными стрелами и прочей техникой.
Мы остались вчетвером на корме. Гро послушно сидел у ног хозяина, а я всё смотрела на Шанти и не могла понять – что тут происходит.
– А ну-ка, признавайся, – взял инициативу в свои руки Леон, – и давно ты знаешь аконийский?
Шанти тоже не сводил в меня глаз, но чётко ответил Леону:
– Давно. Когда учиться в школе. Я плохо его помнить. Отец говорил, мне этот язык не надо.
– Ага, – кивнул Леон, приняв его ответ. – Ну, а паспорт у тебя откуда? Да ещё тромский. Тоже отец постарался выправить, пока не сбежал?
– Паспорт есть всегда.
– Может, и нам позволишь взглянуть?
И Леон вытянул руку. А Шанти, немного подумав, вручил ему паспорт. Я затаила дыхание и ждала. Сама не знаю, чего именно. Но никак не того, что произошло в следующий миг. Леон рассмеялся. Глядя на раскрытый паспорт, он смеялся задорно и от души.
– А я ведь так и знал, – утерев выступившую слезу, сказал он Шанти, – я тебя сразу раскусил, а Эми не верила. Говорил же ей, собака точно живёт с тромцами. А она ни в какую. Нет, говорит, не верю, Гро и Шанти точно коренные старосарпальцы. Ага, с тромскими паспортами и именами. Ну ты, приятель даёшь, – тут он добродушно похлопал Шанти по плечу. – Такой конспирации любой шпион позавидует. Вот эта вся крестьянская одежда, вот эта твоя простодушная манера общения. Ты где всему этому научился? В каких институтах и академиях? Ну, теперь я понял, как ты своё звание получил. Или степень, так это у вас называется? А ведь Эми мне про тебя все уши прожужжала. Книги твои читала, представляешь? Правда, говорила мне, что ты, наверное, старый тромец, который ездил по Сарпалю ещё во времена тромской колонии. Ну да, портрета твоего на книгах ведь не печатают, откуда ей знать, как ты выглядишь на самом деле. Ну вот, хоть теперь узнает. Здорово ведь. Заодно и заново познакомитесь.
Так и продолжая посмеиваться, Леон направился в сторону рубки, а мы с Шанти всё стояли друг напротив друга, и не сводили глаз. Не знаю, что он видел в моём взгляде, а в его читалась тревога и какая-то невыносимая тоска.
– Кто ты? – только и смогла я выдавить из себя.
Шанти не ответил. Он просто протянул мне свой паспорт, а я... Я взяла его и с минуту собиралась с мыслями, чтобы открыть. А когда открыла, то свет начал меркнуть перед глазами.
Стиан Вистинг. Фотография постриженного и приглаженного Шанти в рубашке и костюме, а с боку имя – Стиан Вистинг.
Так вот ты какой, доктор философии и автор "Духовной жизни Восточного Сарпаля". Так-то ты добываешь материалы для своих книг – прикидываешься старосарпальским крестьянином, дуришь головы наивным фотографам и под видом паломника странствуешь по всему южному континенту, собирая материала для своих книг и научных работ. А ещё обманываешь, всегда и во всём обманываешь.
– Эмеран, пожалуйста, не молчи, – снова услышала я сарпальскую речь. – Скажи мне хоть что-нибудь. Что угодно.
Что угодно? Ну пожалуйста:
– Вы пишите очень познавательные книги, доктор Вистинг. Интересно, в них столько же правды, как и в ваших речах, что я слышу весь последний месяц?
– Эмеран, прости, – примирительно начал он и даже сделал шаг навстречу мне, но я отступила и предупреждающе выставила руку вперёд.
– Что простить? Что утаил маленький, прямо-таки незначительный факт в своей биографии, или что вся твоя биография оказалась ложью?
– Эмеран, но ведь я не лгал тебе. Просто не всё говорил. Но ты и не спрашивала.
– О, так это я сама, оказывается, виновата? – поразилась я такой наглости. – Наверное, надо было прямо спросить – а не ученый ли ты случайно.
– Эмеран, я понимаю, как все это выглядит со стороны. Но, прошу, пойми и ты меня. Здесь, в Сарпале к чужакам относятся с подозрением, а и иногда и с враждебностью. Ты и сама должна была это ощутить на себе. Поэтому я просто вынужден изображать обыкновенного паломника, старосарпальского крестьянина, чтобы просто вернуться домой живым. Это к тебе сам визирь может приставить стражу, чтобы никто и пальцем тебя не тронул, а я здесь путешествую всегда один. Только Гро – моя компания.
– В Жатжае твоей компанией была и я, – пришлось напомнить мне, – или что, я тебе тоже показалась опасной, раз ты решил не раскрывать своё настоящее имя?
Шанти... Ах нет, доктор Вистинг смущенно улыбнулся и сказал:
– Ты права, я виноват. Шутка слишком затянулась.
– О, так это у тебя шутки такие? Обводить вокруг пальца доверчивых дур – такие у тебя развлечения?
– Нет, Эмеран, всё не так. Всё совсем не так.
– А как? Ну же, давай, расскажи мне. Интересно послушать.
– В Жатжае я не собирался обводить тебя вокруг пальца. Когда я заметил, что ты преследуешь меня в горах, я подумал о джандерских разбойниках, поэтому был настороже. А когда утром я пришёл познакомиться с тобой, ты спала. Я первым делом осмотрел твои вещи и увидел камеру. Она тромской марки, вот я и подумал, вдруг ты моя землячка. Поэтому я сначала заговорил с тобой по-тромски. Я, конечно, знаю, что в соседнем Чахучане есть хаконайские концессии, поэтому думал обратиться к тебе и на твоём языке, но ты первой заговорила по-сарпальски. Лучше, чем я по-хаконайски. И я решил оставить всё как есть, чтобы нам было удобно общаться.
