Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 45 (всего у книги 109 страниц)
– Даже добрые оборотни не в силах разорвать колдовские оковы. Однажды связав себя со зверем, он останется рядом с ним до конца. Один день в теле пса будет бодрствовать родная душа, а на другой – человечья. Так две души и будут властвовать над одним телом попеременно, пока собачье тело не околеет и не освободит обе души от земных оков.
Нет, не хочу, чтобы всё так и вышло, не хочу! Шанти, какой же ты подлец, почему не сказал, что можешь не пережить очередной выход из тела? Решил пожертвовать собой ради всех нас? Зря. Твоя ненаглядная возлюбленная сейчас спряталась под навес и пытается заснуть, твоя судьба не волнует её вовсе. Конечно, она ведь думает, что ты скоро умрёшь и не увезёшь её в Старый Сарпаль, не подаришь ей новую вольную жизнь. А что будет с твоей жизнью? Если хочешь, чтобы я забрала Гро и тебя в его теле и увезла в Аконийское королевство, так я и сделаю, будь уверен – я тебя не предам. Я даже обязуюсь свозить вас двоих в Тромделагскую империю. Пусть хоть в теле собаки, пусть хоть так поздно, но ты увидишь родину своего отца. Может, даже встретишь там глубокую собачью старость и упокоишься вдали от Сарпаля. Как и нагадали тебе в Кумкале…
Не мучайся я от нестерпимой жажды, что иссушила всё тело, я бы сейчас рыдала горькими слезами. Но их у меня не осталось. Осталась только надежда на чудо. Ладонь моя скользила от щеки Шанти к его шее, а там всё ещё изредка пульсировала заветная жилка.
– Только держись, – шептала я, – не вздумай сдаваться. Я же не сдаюсь.
Я уложила его безвольную голову себе на плечо и продолжала отсчитывать удары сердца. Одним глазом я поглядывала на Леона. Грудь его редко, но вздымалась. Хоть бы дождался, когда Шанти принесёт воды, хоть бы дождался…
Время шло. Казалось, пролетели часы и даже дни, но солнце на небосклоне ясно говорило, что еще даже не наступил полдень.
Внезапно по пустыне разнесся призрачный звон колокольчиков. Верблюды! Только у караванных верблюдов есть бубенцы, что всегда извещают, где бродит животное, особенно если оно сбежало от погонщика. А в этой пустыне караваны точно не бродят. Значит, беглец. Или одиночка-кочевник. А может, это сам подлец-Тунур проезжает где-то рядом? Вор и мерзавец, он ведь стащил один из наших бурдюков, из-за него сейчас мы все на грани жизни и смерти.
Я всецело погрузилась в думы о карах, какие устроила бы этому проходимцу, приди он сюда, но вдруг к звону колокольчиков присоединился и заливистый женский смех. И он с каждой минутой становился все громче и ближе. Кто это идет к нам? Кто там за барханом?
Иризи тоже услышала смех и встрепенулась. А Чензир и вовсе в ужасе прошептал:
– Демоницы-икусительницы, снова они!
Вскоре из-за песчаной горы выехали два верблюда со всадниками меж мясистых горбов. Вернее, это были всадницы – две девушки в серых одеяниях. На вид одна была чуть старше другой, но мне было сложно различить черты их лиц с большого расстояния.
Завидев наших верблюдов, а потом и нас самих, девушки перестали смеяться.
– Пошли прочь, бестии, – злобно прошипел в их сторону Чензир.
– Замолчи, – поспешила одернуть я его. – Демоны при свете дня людьми не оборачиваются.
Я так боялась, что незнакомки испугаются недружелюбного приема и уедут, а они многозначительно переглянулись, слезли со своих верблюдов и поспешили приблизиться к нам.
Теперь я смогла разглядеть их лица, и мне было от чего ужаснуться. У одной девушки белело бельмо на левом глазу, у другой – на правом. Но не болезненные увечья потрясли меня. Я увидела, как за поясом у одной торчит флейта, вырезанная из бедренной кости, а у другой на поясе висят ножны, из которых выглядывает рукоять в виде трехгрудой богини.
– Кто это тут лежит? – хриплым голосом вопросила младшая камалистка, проходя мимо оторопевшей Иризи, лишь бы скорее приблизиться к Чензиру. – Кто здесь такой слабый, такой немощный и едва живой? – Тут она резко опустилась перед Чензиром на колени и с нехорошим блеском в глазах спросила. – Хочешь стать моим братом, странник?
– Нет! – из последних сил завопила я.
Я ведь прекрасно знаю, что поклонницы Камали делают с родными братьями, да и любыми другими мужчинами, если задумали стать пожирательницами дыхания. Вот и знакомый кинжал для отсечения головы у одной из них имеется.
Старшая камалистка остановилась рядом с Леоном и долго на него смотрела, потом опустилась на землю, и даже провела ребром ладони по его шее, сказав:
– Какой бы славный вышел вещун из такой большой головы. Ох не зря мы решили пуститься в путешествие к Городу Ста Колонн. Сколько всего интересного можно встретить по пути.
– А ну, отойди от него, ведьма, – со всей суровостью выплюнула я и поднялась на ноги.
Сил хватило только на пару шагов, и я повалилась на песок, так и не сумев подобраться к Леону, чтобы защитить его от безумных сектанток. А младшая из них уже приставляла к губам завороженного Чензира фляжку и приговаривала:
– Стань моим братом, странник. А за это я дам тебе испить воды.
– Не пей, не пей! – разволновалась Иризи и с досады метнула в спину камалистки горсть песка.
Но та даже не обернулась и продолжила искушать:
– Пей, братец, пей. Твоя голова мне очень пригодится.
Тут уже сам Чензир отшатнулся от девицы, чем вызвал у той заливистый и безумный смех.
– А ты, сестрица, чем недовольна? – приметила меня старшая камалистка и начала неспешно приближаться то ли ко мне, то ли к оставшемуся позади меня Шанти. – Посмотри, какой красавец есть у тебя. Да еще и едва живой. Скоро он испустит дух, и мы призовем в его тело самого сведущего демона пустыни, потом отрубим ему голову, и ты получишь верного вещуна, что день и ночь будет открывать тебе тайны мироздания. А потом все вместе мы и этих двух доходяг обезглавим, чтобы и у нас с сестрицей было по вещуну. Что скажешь, иноземка? Мужчин здесь трое, хватит на всех. Кроме той грубиянки, – тут она глянула на Иризи и добавила, – но ей вещун и не нужен, она и без него умеет видеть будущее по перелетным птицам и костям.
Ко мне приблизилась и вторая сектантка, чтобы сеть рядом со своей товаркой и прижаться виском к её виску. Теперь на меня смотрело два белых глаза, что двигались на удивление синхронно, словно передо мной не две увечных девушки, а одно белоглазое существо с носами и карими глазами по бокам. И это существо за мной внимательно наблюдает, даже пронизывает своим нехорошим взглядом и залезает в душу. До чего же мерзкое и отталкивающее зрелище.
– Мне не нужны ничьи головы, – только и ответила я. – Я не признаю ваше темное колдовство.
– Обманщица. Лгунья. – наперебой начали смеяться надо мной девицы. – мы видим по твоим змеиным глазам, что ты сестрица нам. Вон, тёмная точка на твоей радужке ясно говорит – Камали оставила царапину в твоей душе. Где же твой кинжал и флейта? Почему не спешишь сыграть песнь Камали и пленить песчаного демона? Зачем жалеешь доходягу? Не лги, в твоих глазах отпечатана истина. Нас не проведёшь.
Истина в глазах? Так то тёмно-коричневое пятно не из-за подорванного лихорадкой здоровья у меня на левом глазу появилось? Это отличительный знак? Проклятье, а я-то думала… Теперь понятно, почему ко мне всё время цепляются поклонники Камали и спешат назвать своей сестрицей. А у этих двоих глаза, что, не просто так побелели? Это тоже метка Камали? А может, своими бельмами они умеют видеть людей насквозь?
– Я не ваша сестрица, – оставалось сказать мне. – Тот кинжал попал ко мне в руки по воле случая. И в дом пожирательниц дыхания я попала по ошибке. Я не одна из вас, мне не нужны чужие головы. Мне нужна только вода. Моим спутникам нужна. Мы не видели её уже несколько дней. Леон умирает. И Шанти… Прошу вас, дайте мне вашу фляжку, я напою их и…
Камалистки отпрянули друг от друга, и магия белого взгляда пала. Теперь старшая из девушек строго сказала:
– Справедливая богиня не велела нам протягивать руку помощи мужчинам. Хочешь, – тут она выставила вперёд фляжку, – пей. И рабыня водной богини пусть пьёт. Но поить мужчин не смейте. У нас и самих запасы на исходе. Нечего тратить их на тех, от кого исходит всё зло этого мира.
Всё зло мира? А камалистки, оказывается, ещё хлеще радикально настроенных эмансипе.
– Тогда проваливайте отсюда, – не сдержав злости, сказала я. – Если от кого в этом мире и исходит зло, так это от вас и вашей кровавой богини.
Ответом мне был новый приступ противного лающего смеха. Как у гиен. Чензир тоже это заметил.
– Колдуньи-оборотни, – в ужасе протянул он и попятился к навесу, – обитательницы кладбищ, искусительницы мужчин.
– Кладбище? – с задором вопросила одна из них. – Ты прав, презренный воин, убийца невинных, угнетатель слабых, мы любим кладбища, мы ищем кладбища, мы жаждем увидеть самое величественное из них, чтобы обрести заветное сокровище. Ради него одного и покинули мы Румелат, и без него домой не вернёмся.
– Что ещё за сокровище? – искренне не поняла я. – Что может лежать драгоценного в этих песках?
– Головы ненасытных сатрапов, – вперёд меня догадалась Иризи. – Древние головы, что хранят в себе древние знания.
– Умная рабыня вод, – оскалилась в улыбке камалистка и махнула рукой в сторону Чензира и Леона. – Головы этих доходяг нам не нужны, я лишь пошутила. Головы ненасытных сатрапов таят в себе куда больше силы.
Точно, я и сама должна была понять, что этим полоумным понадобилось в песках Мола-Мати. Шанти же рассказывал мне, что ненасытных сатрапов было принято хоронить врозь – отдельно тело, отдельно голова, чтобы мертвец не мог восстать и отомстить своим обидчикам. Одно из тел мы уже видели в глубокой могиле на кладбище, обнесённом железными колоннами. В той могиле затаилась даже душе сатрапа, а вот голова… Выходит, она покоится в городе с сотней позолоченных колонн. Даже неудивительно, что камалистки нацелились на столь уникальную добычу. Древняя голова – хранительница древних знаний, да ещё и песчаный демон внутри – гремучая смесь.
– Вы славно всё продумали, – оставалось сказать мне. – Вы намного мудрее и находчивее нас. Так откройте секрет, откуда вода в вашей фляге?
– Из колодца в двух днях пути отсюда.
– Колодец чистой воды? Как же вам повезло. К нам боги не были так благосклонны.
– Все боги жестоки. А вот наша красная богиня всегда помнит о своих дочерях. Думаешь, зря она свела наши с тобой пути? Зря привела нас к тебе, пока ты умираешь от жажды? – Искусительница снова открыла фляжку и поднесла её мне, приговаривая, – Камали учит помогать своим сёстрам в трудную минуту, ничего не прося взамен. Но за это сестре не велено жалеть мужчину, иначе богиня прогневается.
Намёк был понят. Я и не собиралась выхватывать у камалистки сосуд, чтобы бежать с ним к Леону, но она всё равно не дала его мне в руки. Она лишь поднесла его к моим губам и приподняла. И живительный нектар коснулся моего языка, потёк по гортани внутрь. Я чувствовала, как нутро напитывается влагой, вбирает её как губка, разбухая и делая меня снова живой. О боги, ничего вкуснее я в жизни не пила! Вода, чистейшая вода…
Внезапно камалистка отняла флягу.
– Много пить сразу вредно. Потерпи.
И она пошагала в сторону Иризи, чтобы напоить и её, глядя на оторопевшего Чензира:
– Смотри, сестрица, как он сейчас завидует тебе. Будь эта фляга не у меня в руках, а у него, он бы капли тебе не дал. Выпил бы всё сам без остатка. А если бы и оставил что, отдал бы сначала другим мужчинам, а тебе и иноземке со змеиными глазами ничего бы не досталось. Такова сущность всего мужского племени. Унизить, ограбить, убить слабого. Это у них в крови. Отнять кусок хлеба у собственного ребёнка, поколотить и надругаться над женой, продать малолетнюю дочь старому развратнику, а надоевшую жену – в долговую яму. Вот вся их суть. Любого и каждого. – Тут она обратила свой взор на Чензира и дерзко вопросила, – Ну, что скажешь, угнетатель? Каково тебе сейчас, слабому и немощному? Хочется отнять у меня флягу, но сил нет? Что, не можешь без единственного своего превосходства победить женщину? Не можешь заставить меня поделиться с тобой? Не умеешь просить словами? Стыдно умолять какую-то бродяжку? Только вот у бродяжки в руках твоя жизнь.
– Лучше смерть, чем дар из рук такой пиявки как ты, – злобно выплюнул он.
А камалистка только рассмеялась своим гиеновым смехом, а товарка подхватила её веселье. Как же тошно их слушать, просто невыносимо наблюдать над этим глумлением.
– Сестрица, – позвала я девушку с фляжкой, – дай мне ещё немного воды, прошу.
Камалистки перестали смеяться и одна из них с охотой выполнила мою просьбу. Она снова подошла ко мне и, не давая флягу в руки, начала поить. Вода снова обволокла рот, даря мне силы и эйфорию. Но надо успокоиться и взять волю в кулак. Мне сейчас надо думать не о собственной жажде.
Камалистка забрала флягу и снова пошла к Иризи. А я нашла в себе силы подняться на ноги. Всё-таки вода способна придать массу сил, и теперь их хватит, чтобы выполнить задуманное.
Пошатываясь, но всё же держа равновесие, я подошла к Леону и опустилась перед ним на колени. Бедный мой Лео, едва дышит. Ничего, скоро всем мучениям придёт конец.
Я ущипнула его за шею, и он тихо застонал, но так и не открыл глаза. Лишь прошептал слабым голосом:
– Эми… это ты?..
Я, мой милый, кто же ещё?
Мне так хотелось сказать ему что-то, приободрить, но я не могла. Вместо пустых слов я засунула ладонь ему под голову и попыталась её приподнять. А потом я приникла губами к его губам, и плевать, что на нас смотрят.
Наш поцелуй длился долго. Не знаю, как Леон, а я буду помнить его до конца своих дней. Сначала я едва разжала губы, чтобы слабая струйка воды попала на губы Леона, а дальше всё случилось само собой. Инстинкт или тяга ослабленного организма к жизни, но Леон впился в мой рот, а я вливала в его уста воду, что нашла в себе силы не проглотить. Я поила его, как мать-птица кормит своего птенца. И обе камалистки это быстро поняли.
– Ах ты, подлая обманщица! – взревела одна из них. – Ты нам больше не сестрица. Ты бесхребетная клуша, раз решила спасти мужчину. Что, боишься, что без него некому будет тебя кормить и угнетать? Не умеешь следовать заветам нашей богини и жить в ладу с собой? Хочешь и дальше быть обслугой своему мужчине? Учти, он бы с тобой последним глотком воды никогда не поделился.
– Ты права, – вынуждена была сказать я этой ведьме, разорвав наш с Леоном живительный поцелуй. – Последним глотком он бы не делился. Он бы отдал мне всю свою воду без остатка.
Тут снизу послышалось жалобное:
– Эми… ещё воды.
– Лео, – провела я ладонью по его щеке, – прости, больше ничего нет.
Знаю, один глоток – это не то, что спасёт каждого из нас. А вот на боку у верблюда, что привели с собой сектантки, висит сдувшийся бурдюк. Но его дно по-прежнему раздуто, так что…
Я снова поднялась на ноги и решительно двинулась в сторону животного. Камалистки прекрасно поняли мои намерения и преградили мне дорогу.
– Ты что удумала? Своих сестёр ограбить решила?
– Так ведь не сестра я вам больше.
И я потеснила миниатюрных девушек, чтобы идти дальше к заветной цели. И тут в спину прилетел болезненный тычок. Я без сил рухнула на песок и едва не взвыла от боли, что пронзила поясницу.
– Будешь знать, как покушаться на добро своих сестёр, дылда, – послышалось позади. – А ведь мы хотели забрать тебя с собой, чтобы вместе служить красной богине. Тогда бы ты узнала и уяснила главное её откровение. Сила тела ничто в сравнении с силой духа.
Удар локтём в спину – это называется силой духа? Однако…
– Госпожа, – подползла ко мне Иризи и помогла подняться. – Не слушай их. Они безумные служительницы безумной богини. Все знают, что приспешницы Камали вместе с душой лишаются и совести. Ты, верно, запуталась, не поняла, с кем связалась, раз однажды попыталась служить их кровавой богине.
– Ты права, Иризи. Я ничего не знала и непростительно ошиблась.
Но на это одна из бельмоглазых девиц сказала:
– Камали никогда не ошибается. Она выбрала тебя не случайно.
Выбрала? С помощью того самого кинжала, что летал по чахучанским лугам и резал скот и мужчин? Выбрал потому, что почувствовал в моём сердце жгучую обиду? Пожалуй, Шанти был прав, мои чёрные мысли и притянули ко мне кинжал Камали. Вот только я смогла от него избавиться, когда попросту потеряла его, а он меня не нашёл. Значит, не так уж моё сердце и черно. В отличие от этих ведьм, я точно знаю, что не всякому мужчине по силам меня угнетать.
– Госпожа, – раздался возле уха сдавленный голос Иризи, – он вернулся.
Я не сразу поняла, о ком она говорит, но стоило мне проследить за её взглядом, как я увидела меж барханов собачий силуэт. Шанти! С кувшином, что едва болтается под пёсьей мордой. Значит, он полон. Он нашёл воду! Мы спасены, все спасены! Но сам Шанти…
Страшная догадка пронзила меня в самое сердце, и я поползла к бездыханному телу, что всё это время ждало возвращение собственной души. Жилка на шее почти не билась. Всё плохо, всё очень плохо.
Иризи встретила пса и поспешила помочь ему избавиться от ноши. Кувшин и вправду был полон, и потому Иризи побрела к сундуку, чтобы достать кубки и напоить наших мужчин. Камалисток от этого зрелища аж перекосило.
А пёс подошёл ко мне, чтобы заглянуть в глаза. А я как завороженная смотрела на его перепачканную от налипшего песка шерсть. Значит, он нашёл глубокий водоём и забрался в него полностью, чтобы зачерпнуть воду в кувшин. Где-то на востоке плещется целое озеро. Нам всем срочно нужно идти к нему.
– Шанти, пожалуйста, возвращайся, – сказала я псу.
А он недоверчиво подошёл к собственному телу и ткнулся носом ему в плечо. И… ничего не произошло.
Что случилось? Ведь всегда после касания душа переходила из одного тела в другое, я уже не раз это видела. Что же пошло не так?
Пёс снова ткнулся носом в плечо, потом поставил лапы на человеческие колени и потянулся к подбородку. И снова чуда не случилось.
– Иризи, сейчас же неси сюда кувшин! – крикнула я, а Иризи подливала в кубок Чензира новую порцию воды и готовилась подать второй кубок Леону.
Да что это с ней? Она о Шанти должна думать в первую очередь, а не о посторонних мужчинах.
Наконец кувшин и кубок были в моих руках, но что делать с ними, я не могла понять. Надо напоить ослабленное тело, но как? Начну вливать воду в рот, и она пойдёт не в горло, а в лёгкие. О боги, как же тяжело оживлять бездыханное тело.
Пришлось мне смочить край своего платка и приложить его к губам Шанти. Вдруг подействует, вдруг случится чудо…
– Оборотень, – слышался за спиной завороженный хриплый шёпот. – Не мертвец, а просто оборотень без души.
– Какая славная голова из него бы вышло. А уж из большого серого шакала и подавно. Две души в шакальем теле. Вот удача…
Не успела я сообразить, что эти ведьмы имеют в виду, как пёс метнулся к камалисткам и пару раз басисто гавкнул. Те оторопели и сжались в страхе. Мне и самой стало не по себе. Никогда не видела Шанти злым, а самого Гро агрессивным к людям. Но теперь у него был веский повод для недовольства. Подумать только, эти полоумные всерьез рассуждают, как заполучить в своё распоряжение колдовскую собачью голову? Хотя нет, больше не рассуждают. Обе злодейки уже пятятся к своим верблюдам и собираются уезжать прочь. Вот только пёс нагнал одну из них и вцепился зубами в подол платья, чтобы потянуть вслед за собой.
– А, сестрица, помоги! – кричала она своей товарке, а та оторопела, не решаясь сдвинуться с места.
Что происходит, зачем Шанти хочет отвести камалистку к своему телу? Эта белоглазая ведьма может ему помочь?
– Замолчи и иди сюда, – приказным тоном сказала я ей. – Сестрица.
Она всё пыталась вырвать подол из собачьих зубов, но после моих слов будто опомнилась и взяла себя в руки.
– Кто ты такая, чтобы мне приказывать? – вопросила она.
– Я, может, и никто. А вот этот оборотень знает, где вы обе можете наполнить свой опустевший бурдюк. Но пока он остаётся в собачьем теле, он вам ничего не скажет. Так что, если вы такие просвещённые служительницы красной богини, придумайте, как вернуть его в родное человеческое тело.
Думаю, Шанти именно этого и ждёт от девушек. Не знаю, что он в них увидел или почувствовал, но он уверен, что эти ведьмы каким-то образом умеют возвращать людей к жизни. Точно, они же знают, как призвать демона в мёртвое тело без души. Стало быть, и родную душу человека смогут туда вернуть.
– Ха, с чего бы мне помогать мужчине? Лучше мы с сестрицей пойдём по шакальим следам и найдём то место, где он зачерпнул воду.
Проклятье, они и вправду могут это сделать. Шанти тоже это понял и ухватил острыми зубами ладонь камалистки.
– А, сестрица, он мне руку сейчас отгрызёт! – завопила она.
Не думаю, что Шанти на такое способен, но пусть она думает именно так.
– Ничего вы не найдёте, – неожиданно сказала Иризи, держа кубок у губ Леона, что жадно пил свою порцию воды. – Ветер заметает следы.
И вправду, по барханам потянулся песчаный позёмок. Скоро от отпечатков собачьих лап ничего не останется. И камалистки это поняли.
– Сестрица, – сказала нашей пленнице та, что так и не решилась бежать, – сыграй для этого презренного пленителя шакалов песнь возрождения. Оборотень и вправду сгодится нам, если скажет, где вода. Без неё нам до Города Ста Колонн в срок не добраться, а время на исходе.
Пёс отпустил девичью руку, а на коже остались только вдавленные отпечатки собачьих зубов. И никакой крови. Потому что некоторые оборотни добрее пожирательниц дыхания.
Девушка осмотрела свою руку, размяла её и потянулась к флейте, что торчала из-за пояса. Точно, чтобы вселить в человеческое тело демона, камалистки играют песнь Камали – это часть ритуала. Вот почему Шанти обратил внимание на девицу – он увидел у неё ту самую ритуальную флейту из берцовой кости.
Вторая камалистка приблизилась к нам, держа знакомый мне барабан из двух черепных коробок. Она принялась отстукивать им гипнотический ритм, я же почувствовала, как в голове всё начинает мутиться. И тут заиграла флейта. О нет, снова я впадаю в прострацию из-за этой заунывной музыки.
– О Кама-Ли, Кама-Ли хэ… О Кама-Ли, Кама-Ли хэ… – слушала я знакомую мелодию, не в силах пошевелиться.
А вот пёс не стал стоять на месте. Он отбежал от собственного тела, метнулся к лежащему верблюду и ткнулся носом в пристёгнутую на его боку дорожную сумку. Там что-то лежит? Очень важное? Нужное? Прямо сейчас?
– Иризи, – собрала я волю в кулак и выдавила из себя. – помоги.
Она подошла ко мне, но я мотнула головой:
– Ему помоги.
Пёс неистово скрёб по сумке, пытаясь её открыть. Не успела Иризи подойти к нему, как верблюд взбрыкнул, ремень лопнул, и сумка повалилась на песок. Пёс залез в неё мордой и начал раскидывать вещи, пытаясь что-то отыскать. Я увидела, как на песок упал компас, карандаш и толстый блокнот в кожаном переплёте. Что это, Шанти ведёт дневник? Никогда не видела, чтобы он что-то писал.
Внезапно сорвался ветер, и нас обдало жарким дыханием пустыни. Снова буря? Да нет же, вихрь – вот он показался за барханом! Да это же песчаный демон! И он летит сюда. Зачем? Вот я дура, да ведь это камалистки играют призывную песнь. Только не душа Шанти на неё откликается, а демон пустыни. Он ищет свободное тело, чтобы в него войти. Нет, только не это…
Я перевела взгляд на пса, а он держал в зубах красную флейту и тыкал носом в руку Иризи. Точно, мелодия священного дерева однажды отпугнула злые силы. Значит, нужно снова её исполнить.
– Иризи… – из последних сил сказала я, – играй… не останавливайся.
И она меня услышала. Теперь две флейты, заглушая друг друга, играли тревожную и величественную песнь – песнь жизни.
Вихрь растаял над барханами, так и не добравшись до нас, а пёс покорно подошёл к телу Шанти, улёгся ему на ноги и закрыл глаза.
Одна камалистка всё била в барабан, вторая выдувала заунывные звуки, а Иризи продолжала отпугивать демонов. Как долго это должно продолжаться? Когда же Шанти снова станет собой?
– Эми, куколка, тебе плохо?
Внезапно ко мне подобрался Леон и обнял за плечи. Вижу, ему лучше. Это хорошо. Но когда же лучше станет Шанти?
– Что тут вообще происходит? – продолжал недоумевать Леон. – Что за девицы? Что это с твоим проводником?
Я не могла ответить, да и не знала, что сказать.
И вдруг пёс открыл глаза. Он поднялся на лапы, озадаченно покрутил головой, и начал отряхиваться. Налипший на шерсть песок полетел во все стороны, а он всё продолжал отряхивать шкурку. Это типичное собачье поведение. Значит, Гро вернулся, это он. А Шанти? Почему он не открывает свои глаза?
Камалистки закончили играть и с брезгливостью посмотрели на Шанти:
– Слабый оборотень. Не приживается его душа в родном теле. Помрёт. Зато голова будет славная…
Услышав это, Иризи отложила флейту и взяла в руки кувшин. Она подошла к Шанти без лишних церемоний поднесла носик ко рту и протиснула его между губ. О боги, нельзя так сильно лить, он же захлебнётся!
Я пыталась скинуть остатки наваждения со своего разума, пыталась промычать, чтобы прекратила, но не успела ничего сделать. Внезапно Шанти закашлялся, и брызги воды полетели в стороны. Ожил! Пришёл в себя! Хвала рефлексам, Иризи всё же заставила его окончательно вернуться к жизни!
Теперь, когда он унял дыхание, она снова попыталась его напоить, но Шанти слабеющим голосом произнёс:
– Сбереги для верблюдов. Их надо поднять и отвести к озеру.
– Но у нас осталась только половина кувшина, – не скрывая отчаяния, сказала Ириза, – этого не хватит и одному верблюду.
– Ха, поднять строптивых скотин и отвести их к озеру? – внезапно встряла одна из камалисток. – Нет ничего проще. Мы их поднимем, а ты, оборотень, веди нас к воде.
А дальше я стала свидетелем ещё одного колдовства, когда две сестрицы достали из своих вещей мешочек с чёрным порошком, зачерпнули его горстями и попеременно стали подходить к животным, сдувая им в морды этот странный пепел. Верблюды чихали, мотали головами, но как только камалистки закончили с порошком и скомандовали верблюдам встать, те послушно поднялись на ноги.
– А теперь в путь, – сказали девицы. – Собирайте уже свои вещи и садитесь на верблюжьи спины. Едем к озеру.
И мы последовали их совету.
Шанти вёл наш караван на восток, а я удивлялась, как он смог так хорошо запомнить дорогу, если жаворонок-помощник больше не парит над нашими головами.
Но ещё больше меня удивляли камалистки. Пасами рук они заставили пару облаков, что реяли над горизонтом, оторваться от общей массы и прилететь в нашу сторону, чтобы заслонить собой солнце и подарить нам спасительную тень.
Не успело стемнеть, как мы набрели на сказочный оазис. И не глубокие воды с высокими пальмами и зеленью вдоль берега поразили меня. Меня обескуражил дождь – мелкий и затяжной, он шёл точно над озером из похожего на перину облака и прекратился лишь ближе к вечеру, чтобы утром начаться вновь. В этом удивительном оазисе, скрытом от солнечных лучей я вновь вспомнила, что такое прохлада и даже озноб.
– Оазис Слёз, – многозначительно сказала младшая камалистка, оглядывая окрестности. – Говорят, он стоит здесь со времён Ненасытной сатрапии. Его не смогло иссушить солнце, не смогли замести пески. А всё потому, что в давние времена на этом самом месте голодная толпа убила дочь ненасытного сатрапа. Она вышла к людям, чтобы раздать им хлеб, а они оказались больше свирепыми зверьми, чем благодарными людьми. В память о сострадательной дочери сатрапа богиня небес уже много веков проливает слёзы над её могилой. Если испить эти слёзы, можно познать всю боль и мудрость небесной повелительницы.
Не знаю на счёт боли и мудрости, а наши обессиленные, но ведомые заклинанием верблюды упали прямо на поросший травой берег озера и, вытянув свои длинные шеи, всё пили, и пили, и пили…
Мы и сами, наконец, смогли утолить многодневную жажду. Но, стоило ей уйти, как всех нас посетил голод – уже несколько дней у всех нас не было ни сил, ни желания сжевать галету или солёный огурец из жестяной банки. Теперь же мы накинулись на наши скудные запасы, даже развели костёр над лужицей нефти, чтобы сварить рис.
Мы набирались сил в мрачном оазисе два дня. Всё это время камалистки не отходили от своего лагеря, что разбили на противоположном берегу озера. Нас это почтительное расстояние более чем устраивало, но стоило нам собраться в путь и направиться на юг, как позади тут же послышались шаги мозолистых верблюжьих ног. Камалистки ехали позади нас, выдерживая дистанцию. И это походило на преследование, пока Шанти не сказал:
– Они же держат путь к кладбищу голов. А кладбище лежит где-то около Города Ста Колонн. Нам просто по пути. Нутро служительниц Камали, конечно, отвратительно, как и суть их кровавой богини. Но даже они порой готовы протянуть руку помощи. Стало быть, не всё человеческое внутри них отмерло. Пусть едут следом. Нам они больше не опасны.
