Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 54 (всего у книги 109 страниц)
Глава 3
О чем я думала, когда спешно уехала со свадьбы домой, впопыхах упаковала чемодан, заказала такси до вокзала и купила билет до Флесмера, чтобы четыре дня провести в поезде? Уж точно не об Адемаре, что все выходные будет ждать меня в своей резиденции, раскинувшись на огромной кровати. И не о выговоре мамы, который она мне точно сделает, когда я вернусь домой. Хватит с меня груза старых проблем, я смертельно устала от них. Разберусь со всем этим, когда вернусь домой, а сейчас я хочу только одного: принять душ, когда эта утомительная поездка в трясущемся поезде закончится.
Когда я, наконец покинула вагон и оказалась на перроне флесмерского вокзала, я осознала крайне неприятную для себя вещь: я попала в чужой город и даже не владею здешним языком, чтобы заговорить с прохожими и попросить помощи. Конечно, всё это я знала и до того, как села в поезд, но отчего-то осмыслить и продумать очевидные для себя вещи я не успела – все мои мысли были заняты совершенно другим. Благо, здешние таксисты говорят по-аконийски и знают адреса приличных отелей. Одна только проблема – у меня нет тромской валюты, чтобы расплатиться.
Я сгорала от стыда, когда пришлось оставить в машине чемодан как залог моего возвращения и идти в банк, к которому меня любезно подвёз таксист, чтобы обменять наличные деньги. Всё-таки к поездке в Ормиль я готовилась куда тщательнее. А всё потому, что я не теряла голову от спешки. Сейчас же я сама себя не узнаю и уже с ужасом думаю, в какие ещё неприятности сегодня влипну.
Удивительно, но таксист меня дождался, и мой чемодан никуда не пропал. И даже отель, куда меня привезли, оказался пятизвездочным, хоть и без изысков. Вот только администратор, когда я написала в гостевой книге, что меня зовут Эмеран Блант, улыбнулся любезнее прежнего, а после мне в номер доставили огромную корзину фруктов и бутылку очень даже недешёвого вина – подарок от отеля. Кажется, моё инкогнито раскрыто. Ну, и ладно. Главное, чтобы тромская разведка раньше времени не узнала, что я во Флесмере – очень уж хочется устроить сюрприз для их глубоко законспирированного агента.
Несколько часов у меня ушло на то, чтобы принять душ, сделать прическу и макияж, а потом отыскать в чемодане самое сногсшибательное платье. Всё самое лучшее для доктора Вистинга – пусть смотрит на меня и жалеет том, как бездарно меня упустил... В смысле, пусть смотрит и думает о чём угодно, только не о своих шпионских делах. Должна же я как-то усыпить его бдительность и втереться в доверие, когда мы встретимся.
Будучи во всеоружии, я спустилась в фойе и попросила администратора заказать мне такси.
– Куда желаете поехать, госпожа Блант? – последовал любезный вопрос.
– Институт изучения Сарпаля.
На слове "Сарпаль" улыбка администратора стала ещё любезнее. Ну конечно, что может интересовать маркизу Мартельскую помимо южного континента? Только институт по его изучению, разумеется. Надеюсь, и доктор Вистинг заглотит эту же наживку и ни о чём не догадается.
Водитель вызванного такси привёз меня в настоящий университетский городок. Автомобиль долго петлял по закоулкам меж высоких зданий, прежде чем остановился возле невзрачного строения с вывеской заветного института.
Спросив на проходной, где мне найти доктора Вистинга, я поднялась на третий этаж и очень долго шла по плохо освещённому мрачному коридору, вздрагивая от каждого скрипа половицы.
До чего же неуютно тут внутри. Такое ощущения, что ремонта в здании не было лет двадцать, если не тридцать. Наверное, и мебель в кабинетах стоит обшарпанная и разваливающаяся. Так, а в каком же кабинете затаился коварный шпион? Наверное, за той, что распахнута, а на вывеске значится загадочное "г. н. с. д-р. ф. фолк. С. Вистинг".
Я затаила дыхание и осторожно заглянула внутрь, а там... возле книжного шкафа на последней ступеньке высокой стремянки стоит он, такой высокий и статный, в строгом костюме, с зачёсанными назад волосами, что наполовину закрывают шею. В руках его книга, на кончике носа очки с узкими линзами, а в глазах столько сосредоточенности и внимания…
Я смотрела на него и не могла оторвать взгляд. Таким Стиана Вистинга я ещё никогда не видела. Я даже не подозревала, насколько мужественным и неотразимым он может быть. Возьми я с собой камеру, вышел бы замечательный портрет...
Так, Эмеран, соберись, приди в себя и вспомни, зачем ты сюда пришла. Хватит уже таращиться на оболочку, тебе нужно внимательно рассмотреть то, что спрятано глубоко под ней.
Я осторожно вошла в кабинет. Половица под каблуком снова скрипнула, и тут в колено уткнулось что-то влажное. Я опустила голову и увидела заспанные голубые глаза на серой морде.
– Гро...
Пёс так приветливо вертел хвостом, что сомнений не осталось: он меня узнал и очень рад видеть.
Я не удержалась и наклонилась, чтобы погладить этого здоровяка. Каким бы умелым притворщиком ни был его хозяин, а его пёс всегда будет искренним со мной.
– Эмеран? – раздался рядом со мной растерянный голос, и я подняла голову.
Доктор Вистинг успел спуститься со стремянки и уже стоял рядом со мной. На носу больше никаких очков, зато есть искорки радости в глазах, смущённая улыбка, и немой вопрос на устах – как я здесь очутилась.
– Здравствуй, – приветливо улыбнулась я.
– Ты здесь... Даже не верится.
Ещё неделю назад я бы и сама не поверила, что снова увижу его, и вот как всё обернулось.
– Да вот, – попыталась я подобрать нужные слова, но вышло как-то наивно и неловко, – пересматривала сарпальские фотографии на досуге, и воспоминания нахлынули.
– Я тоже часто вспоминаю о нашем путешествии, – одарил он меня той самой мягкой улыбкой, от которой хочется растаять. – И тоже пересматриваю твои фотографии.
– Правда? – пришла я в замешательство. – А откуда они у тебя?
Я уже подумала, что другие тромские шпионы украли их с моей выставки или даже лаборатории, но доктор Вистинг удивился моему вопросу и ответил:
– Из твоего первого альбома и вашей с Леоном книги.
Словно в доказательство он подошёл к заваленному бумагами столу и вытащил из-под груды папок оба издания. Судя по надписям на обложках, в тромском переводе.
– Ты очень талантливый фотограф, Эмеран, – неожиданно услышала я полные теплоты слова, – Увы, я не мог сказать тебе этого раньше, и очень рад, что могу сказать теперь. Признаться честно, я уже и не надеялся вновь увидеть тебя, – тут с его губ пропала улыбка, и я услышала, – Знаю, я незаслуженно обидел тебя. Прости меня, Эмеран. Надо было раньше обо всём тебе рассказать, не тянуть до последнего. Моя вина, что тебе пришлось злиться и негодовать. Но поверь, я бы ни за что не причинил тебе вреда и не стал бы рисковать твоей жизнью. И у меня даже в мыслях не было использовать твой труд для своих научных работ. И…
– Не надо оправданий, – прервала я его и выдавила из себя улыбку, чтобы как можно убедительнее сказать, – я на тебя не сержусь. Просто тогда на корабле что-то усталость накатила, и я вспылила. Не обращай внимания, со мной так иногда бывает.
– Правда? – с облегчением спросил он, – так ты больше на меня не сердишься?
– Нет, доктор Вистинг. Сердиться на вас очень сложно.
– Стиан. Зови меня просто Стиан.
– А куда же подевался Шанти?
– Остался в Сарпале. Он всегда остаётся там.
Ну, ясно. Роль сыграна, грим смыт, а реквизит пылится в чулане. Вот только открытая улыбка и теплота во взгляде никуда не подевались. Я вижу их сейчас, и что-то глубоко внутри меня кричит и ноет, что такие вещи сыграть невозможно.
– Пожалуйста, присаживайся, – предложил Стиан и освободил стул перед письменным столом от лежащих на нём коробок с чем-то увесистым.
Я села и тут мой взгляд упал на карандашницу в углу стола. Обычный пластиковый стакан, в нём с полдюжины ручек, а вот вокруг стакана сомкнулся ремешок наручных часов. Да и сами часы мне до боли знакомы.
– Это… – пришла я в изумление.
Стиан заметил, куда я смотрю и охотно придвинул карандашницу ближе.
– Да, это те часы, что ты подарила мне тогда, на палубе в наше первое путешествие. Когда я работаю здесь, всегда завожу их. Смотрю по ним время и вспоминаю о тех днях в горах и лесу.
Просто поразительно… он держит на рабочем столе вещицу, которая напоминает обо мне? А ещё на этом же столе лежат мои книги…
Ну, всё, я до глубины души поражена, даже не знаю, что и думать. Разве такое можно подстроить, чтобы разыграть для меня маленький сентиментальный спектакль? Может и можно, если бы Стиан знал заранее, что сегодня я окажусь в этом кабинете. Но он не знал. И всё равно каждый день заводит мои часы и вспоминает о наших странствиях в Жатжайских горах…
– Ты хочешь забрать их? – вырвал меня из размышлений осторожный вопрос.
Я поняла, что слишком долго не свожу глаз с часов на карандашнице, потому поспешила заверить Стиана:
– Нет, что ты. Это же подарок. Вернее, сувенир. Хотя, когда я их снимала с руки, хотела отблагодарить тебя за твоё терпение. А теперь выходит, я задолжала тебе уже за две поездки. Так что… – Я открыла сумку и вынула из неё пухлый конверт, чтобы протянуть Стиану, – Вот, держи. Это моя запоздалая плата за твои услуги проводника.
– Что это? – насторожился он. – Эмеран, мне ничего не нужно, я не возьму с тебя денег.
– А я и х тебе и не предлагаю. У меня есть кое-что поинтереснее. Открой конверт.
Стиан взял его в руки с плохо скрываемым подозрением, а когда вскрыл и вытащил толстую пачку фотографий и конверты с негативами, то на его лице я увидела изумление, радость и пришедший им на смену азарт.
– Поверить не могу. Эмеран, это…
– Подарок тебе от меня. Мой редактор сказал, что крупные планы настенных рисунков и обрушившихся стен для печати не подойдут, а галерист взял на выставку только общие планы руин и фресок. Полсотни снимков оказались никому не нужны, так что я подумала, а почему они должны лежать без дела, если я знаю, кому они могут пригодиться.
На самом деле вначале я надеялась, что кого-то из наших учёных заинтересуют сарпальские древности, и хоть кто-нибудь попросит у меня их подробные снимки. Но кроме одного серпентолога никто так и не откликнулся. Мне даже стало обидно за аконийских историков. А потом я подумала, что должна отдать эти материалы тому, кто точно понимает их подлинную ценность для науки. Вот только решиться на жест доброй воли было очень сложно. До недавнего времени.
– Эмеран, – Стиан водрузил на нос очки и принялся перебирать снимки, с жадностью в них вглядываясь. – это... это потрясающе. У меня просто слов нет. Твой дар, он... он бесценен. Когда Бергет увидит эти фрески, он точно допишет свою диссертацию об изобразительном искусстве Ликурского периода. И профессор Гринхайм сможет развить свою теорию о гибели Палайской династии. А Эдераг наконец дополнит экспозицию недостающим изображением храма Нереха. И Ярстен теперь всерьёз возьмётся за составление перечня разрушенных в ходе Канханской войны городов.
– Так ты раздашь эти снимки коллегам? – поразилась я. – А какие из них пригодятся для твоей научной работы?
– Ну... – замялся он, – я всего лишь собираю сарпальский фольклор. Моя стезя – это устные предания, легенды, истории, рассказанные людьми. Для них фотографии не нужны, только моя память и записи в блокноте.
Вот это да... То есть, он показывал мне все те руины, возил по древним кладбищам и помогал забираться в погребальные камеры вовсе не ради собственной научной карьеры, а просто из любви к сарпальской истории? А зачем просил снимать камни и фрески, если эти снимки ему в работе не пригодятся? Для коллег, для их научных трудов? А я-то думала в среде учёных всегда царит конкуренция, и в ней нет места взаимовыручке. Выходит, доктор Вистинг такой же альтруист, как и Шанти. Неожиданное для меня открытие.
– Значит, собираешь устные предания, – сказала я и начала вспоминать, – и та сороколетняя старушка из каравана, жена гончара, которой ты помогал таскать мешки...
– Да, рассказывала между делом сказки и истории, как её односельчане встречались с нечистью, и ещё много всяких интересных мелочей. Так уж повелось, что сарпальские женщины больше мужчин знают обо всех необычных явлениях и лучше помнят мельчайшие детали своих историй. Но так просто подойти и поговорить я могу только к пожилым женщинам. К молодым меня не подпустят их мужья, отцы или братья. А если и подпустят, по после беседы заставят жениться. А я на такие жертвы ради науки пока не готов.
Тут он смущённо улыбнулся, а меня пронзила догадка:
– Так ты обхаживал Иризи ради её рассказов о жизни в храме Лахатми?
– Обхаживал? – с удивлением переспросил он. – Я просто пытался найти к ней подход. Не каждый же день встречаешь настоящую жрицу Лахатми, да ещё за пределами храма и свободную от печати молчания. Это было просто сказочным везением, что её отпустили из храма по воле визиря, а потом отпустили из дворца твоими стараниями. Если бы не Иризи, я бы так и не узнал, какие гимны во славу неувядающей природы возносят в Сахирдине небесам в дни солнцестояния и равноденствия. Вот только тексты молитв для призыва дождя она мне так и не открыла. Видимо, это самая большая тайна служительниц Лахатми, и случайным знакомым они её не рассказывают.
– Ясно. Значит, в командировке ты думаешь только о работе и ещё раз о работе, – подытожила я. – Почему фольклор? Ты бы мог заниматься изучением чего-то более солидного. Сарпальского искусства, например. Или памятников истории. Но ты просто собираешь бабушкины сказки и старинные легенды.
– Что поделать, – пожал он плечам, – Фольклор – это единственный легальный способ изучать демонов, богов и прочих сокрытых от людских глаз сущностей без страха быть осмеянным. Те, кто никогда не бывал в Сарпале и не видел бродячих мертвецов с демонами, не поймут, что они не плод воображения суеверных сарпальцев.
В груди что-то кольнуло. И вправду, здесь, в эпицентре технической цивилизации нет места чертовщине и божественным чудесам. Порой я с содроганием вспоминаю, как в Сарпале неведомые силы пытались меня погубить, и благодарю судьбу, что ничего подобного в королевстве со мной случиться не может. Потому что на северном континенте нет богов и демонов. Правда есть один оборотень…
Я невольно начала искать взглядом Гро, и заметила его спящим в углу на большой уютной лежанке. Не на старом, сложенном вдвое одеяле, нет, а на мягкой лежанке из зоомагазина, специально сшитой для крупных пород собак.
– А он тут неплохо устроился, – не удержалась я от замечания. – С комфортом.
– Он заслужил, – с теплотой в голосе поддержал меня Стиан. – Мне и так совестно, что заставляю его бродить по горам и пустыням в его-то преклонные годы. Зато дома его всегда ждёт полноценный отдых.
– Деликатесы и мягкая перинка?
– Побольше рыбы, побольше мяса – это самое милое его сердцу лакомство. Ну, и домашний диван. Делаю вид, будто не знаю, что он спит на нём ночью, пока я не вижу.
Да уж, Гро ещё тот хитрец. Прямо, как и его хозяин.
Я почти набралась смелости спросить, как так случилось, что души пса и хозяина оказались связаны между собой тугим узлом, но тут совсем некстати в кабинет влетел взъерошенный тип средних лет и с ходу стал что-то громко вопрошать у Стиана. Правда, заметив меня, он осёкся, поздоровался, и принялся снова что-то втолковывать доктору Вистингу по-тромски.
Пара минут таких переговоров, и я почувствовала себя третьей лишней. Я ведь явилась к Стиану на работу в будний день. Я, наверное, его отвлекаю. Вон, даже его коллега как-то странно на меня поглядывает, переминается с ноги на ногу, нервно теребит что-то в кармане.
– Эмеран Бланмартель? – внезапно услышала я его полный удивления вопрос.
– Да, это я. А вы?..
– Йорн Бергет, кафедра южного искусствоведения, – представился он и зачем-то попятился к окну, с опаской выглянул наружу и почти разочарованно вопросил, – А где же королевский кортеж? Где ваша охрана и лимузин?
– Что, простите? – немного опешила я, а взволнованный искусствовед приблизился к столу, даже уселся на гору отодвинутых коробок рядом со мной и на полном серьёзе спросил:
– Вы ведь та самая Эмеран Бланмартель, маркиза и путешественница?
– В первую очередь фотограф, но если вам так угодно…
– А ещё в газетах писали, что вы невеста хаконайского принца, – беспардонно заявил он, а я невольно глянула на Стиана и заметила, как по его лицу проскользнула тень. – Просто удивительно, наш институт и вдруг такая высокая гостья. Кому сказать – не поверят. У меня же есть обе ваши книги. С боем их доставал в книжных лавках, в очередях стоял, чуть в драку не ввязался за последний непроданный экземпляр. В империи, после того как вы возвращались домой из Сахирдина через Флесмер, ваши книги стали настоящими бестселлерами. Я со времён своего детства не помню такого интереса к Сарпалю, какой проснулся в наших людях после издания ваших альбомов. Вы здесь настоящая знаменитость. Даже представить не могу, что же вас привело к нам в институт.
Он с таким неприкрытым интересом взирал на меня, будто перед ним заморская диковинка или чучело редкого животного. Мне даже стало как-то некомфортно от столь навязчивого внимания, но я всё же ответила:
– Меня привёл сюда Сарпаль, разумеется. В Аконийском королевстве заведений подобных вашему пока нет, и я решила найти сведущих учёных здесь, во Флесмере.
– О, как здорово. Вы прибыли точно по адресу. Только вам не Вистинг нужен, а я.
– Да? – растерялась я от такого самоуверенного заявления и даже посмотрела в сторону Стиана, а он лишь загадочно улыбнулся, прикрыл глаза и незаметно от коллеги помотал головой, будто говоря, чтобы я не воспринимала его болтовню всерьёз.
– Он же фольклорист, а вот я занимаюсь материальной культурой. Между прочим, ваши снимки из монастыря Камали заставили меня написать статью на тему ритуальной атрибутики в магических культах. А в вашей последней книге я видел фотографию фрески из погребальной камеры, и меня теперь мучает один вопрос – а нет ли у вас подробных снимков той настенной росписи с пирами и казнями?
Снимки росписи с кладбища тел? Вообще-то есть, но…
– Я кое-что привезла доктору Вистингу в залог нашего сотрудничества и…
Не успела я договорить, как искусствовед метнул взгляд на рабочий стол Стиана и тут же приметил мой конверт. А дальше чуть не случилась потасовка: Бергет вскочил с места и метнулся к конверту словно тигр к антилопе, но Стиан успел ухватить мой подарок и спрятать его в выдвижной ящик стола. А дальше был долгий разговор на повышенных тонах, вернее, восклицал и разорялся Бергет, в то время как Стиан внимательно его слушал, кивал, но конверт не отдавал. О чём они говорили, я так не и не поняла, но в итоге Бергет вынул из кармана брюк ключ и протянул его доктору Вистингу, а доктор осторожно достал из ящика конверт, вытащил из него те самые фотографии фресок и отдал их коллеге. Тот вмиг просиял, вырвал из рук Стиана добычу и умчался прочь из кабинета, даже не попрощавшись.
– Вот видишь, какой ажиотаж вызывают твои фотоработы, – полушутя заметил он, вертя полученный ключ в руке. – Страшно представить, что будет с остальными, когда я покажу им твои снимки.
– Вижу, у вас здесь работают очень увлечённые люди.
– Не то слово.
– И они не в курсе, что ты напрямую причастен к появлению моего альбома и нашей с Леоном книги?
В моём голосе предательски проскользнули нотки претензии, а Стиан опустил глаза и произнёс:
– Я просил тебя не снимать меня в Жатжае, и ты сдержала обещание, поэтому моих фотографий нет в твоём альбоме. Леона я просил не упоминать меня в книге, и он тоже не нарушил данное мне слово. Меня в институте, конечно, спрашивали, не пересекался ли я с вами, когда сам ездил в командировку в Жатжай и Сахирдин, но я им ничего не сказал.
– Не ищешь славы, значит.
– Именно.
А ещё не хочешь нарушать конспирацию, как я теперь знаю.
– Вообще-то, – решила я пойти на провокацию, – то, что твоих фотографий нет в альбоме и книге, не значит, что я их не делала.
Да, мне очень хотелось посмотреть на реакцию прожжённого шпиона, когда он поймёт, что конспирация порушена и его фотографии могут попасть в руки аконийской разведки благодаря мне. Конечно, я сильно рискую, говоря ему это в лицо, но мы же в общественном месте, и он точно ничего со мной не сделает. Да и искусствовед Бергет где-то рядом…
– Так всё-таки сфотографировала меня? – словно не веря в случившееся, спросил Стиан.
– С длиннофокусным объективом да ещё и исподтишка это не сложно сделать.
Я ожидала увидеть на его лицу досаду или даже злость, но Стиан смущённо улыбнулся и заключил:
– Но ты их не опубликовала. Так зачем же они тебе?
– Для своей собственной коллекции.
– Да? И по какому критерию мои снимки туда попали?
Я невольно вспомнила те самые припрятанные фотографии, где он без рубашки, с обнажённым торсом, мышцами и прессом, и меня кинуло в жар.
– Ты очень фотогеничен, а я не могу пройти мимо человека, который отлично смотрится в кадре. Такова уж моя профессиональная деформация.
– И у тебя есть специальный альбом с фотогеничными людьми? – с едва скрываемой ироний спросил он, и я поняла, что сейчас поплыву и наговорю глупостей, если не возьму себя в руки.
– Вообще-то, я коммерческий фотограф, снимаю моделей для журналов и рекламы. У меня намётан глаз на лица с правильными чертами, на фигуры с идеальными пропорциями. Ты бы, между прочим, мог рекламировать мужскую одежду, любое модельное агентство тебя бы с руками оторвало. Что смеёшься? Знаешь, сколько в этом бизнесе платят за фотосессию? Это хороший приработок. Кого только агенты не приводят ко мне на съёмку. И студентов, и пожарных, и клерков, и даже фермеров из провинции. А уж для доктора философии по фольклору в студии бы точно место нашлось.
– Это вряд ли. В журналах и рекламе печатают только тех, кого хочет видеть публика. А северяне хотят видеть привычных их глазу северян, а не полукровок, так что…
Кажется, он прав. Редакторы и рекламщики снимки полусарпальца публиковать и вправду не стали бы, и всё из-за коммерческих уловок. Терпеть не могу эту их самоцензуру ради прибыли, она всегда мешала мне отдаваться творчеству на сто процентов.
Я глянула на Стиана, а он с задумчивым видом всё крутил ключ между пальцев и отрешённо смотрел куда-то вниз. Кажется, я невольно задела его больную мозоль. Он ведь не только в Сарпале для всех гонимый полукровка, но и здесь, в империи. Может, тут к нему относятся чуть лучше благодаря его научной степени, но на уровне инстинктов в нём всё равно видят чужака. И он это знает. И каждый день чувствует. И нигде ему не суждено стать полностью своим – ни в Сарпале, ни дома.
– Да плевать на чужие комплексы, – решила я немного подбодрить его. – А я всё равно считаю, что продавцы мужской одежды без тебя многое потеряют. Кстати, а что за ключ ты выменял на фотографии?
– От нашего музея, – наконец посмотрел он на меня и даже заговорщически улыбнулся. – Хочешь взглянуть на самую засекреченную коллекцию сарпальских артефактов?
Засекреченную? Ну, конечно же…
– Хочу! – выпалила я.
– Тогда идём.
Когда мы покидали рабочий кабинет Стиана, Гро так и не проснулся. Видимо, пёс понимает, что в родном институте хозяину никакие опасности не грозят, и приглядывать за ним не нужно, вот и отдыхает в своё удовольствие.
– Почему ваш музей засекречен? – полюбопытствовала я, пока мы шли по коридору. – Что вы там такое храните?
– Всё то, что оказалось не нужным Флесмерскому императорскому музею. Предметы современного сарпальского искусства, одежда, культурное наследие прошлых веков. У императорского музея, конечно, есть парочка сарпальских залов, но там выставляют только броские экспонаты вроде золотых украшений и чёрных диоритовых скульптур. А наш музей тщательно хранит всё то, что императорский музей решил скрыть от глаз тромской публики. Потому мы в шутку и называем его засекреченным. Только наши научные сотрудники и студенты с кафедры сарпалогии и искусствоведения здесь и бывают. Ты первая иностранка, кто войдёт в нашу святая святых.
– О, я польщена.
Дойдя до лестницы, мы спустились на первый этаж, а дальше нас ждала неказистая запертая дверь, ведущая в подвал. Плохо освещённый узкий коридор уже вызывал тревогу, а когда мы вошли в тёмное помещение и Стиан дотронулся до выключателя, я чуть не завизжала от нахлынувшего ужаса. Впереди возвышалась огромная, облитая кровью статуя оскалившейся Камали, а её поднятые руки упирались в потолок, угрожающе нависнув над остеклённым стендом, что стоял перед ней.
Немного придя в себя, я заметила, что одна из четырёх рук у страшилища отломана, а сама статуя высечена из весьма интересного материала.
– Красный мрамор, – подойдя ближе, поняла я. – С ума сойти, это просто невероятно. Такое ощущение, что это разводы крови от многочисленных жертвоприношений, а не окрас камня.
– Интересный эффект, правда? – поддержал меня Стиан. – Эту статую сорок лет назад привезли из Бильбардана. В то время бильбарданский сатрап объявил поклонников Камали вне закона, поэтому всё закончилось разрушениями храмов и бегством камалистов в Румелат Зато обломки храмовых статуй остались. Эту нашли близ побережья тромские рыбаки. Сохранность потрясающая, отбита только рука, где Камали держит отсечённую голову своего брата Гештита. В нашем музее она уже много лет стоит на этом самом месте, чтобы студенты, заходя сюда, с порога расставались с иллюзиями на счёт Сарпаля. На южном континенте за флёром загадочности и экзотики зачастую скрываются чьи-то страдания и чья-то жестокость. Статуя Камали – самое красноречивое тому свидетельство. Не мне тебе рассказывать, почему.
Действительно, мне ничего объяснять не нужно. Я и так знаю больше, чем хотела бы об этой кровавой богине и её последователях. Так, а это что такое спрятано под стеклом стенда? Я не сплю, зрение меня не подводит? Это тот самый кинжал с костяной ручкой в виде трёхгрудой богини, что летал за мной по Жатжайским горам?
– Так это ты забрал его с собой, – поняла я, – и ничего я не теряла.
– Прости, – с неподдельной искренностью в голосе сказал Стиан. – Я не был уверен, что ритуальный кинжал не причинит тебе вреда, когда ты ступишь на земли королевства, поэтому решил оградить тебя от ненужной опасности.
– Как ты его вообще сюда привёз? Ты брал его в руки? А как же правило, что кинжал приносит в жертву Камали притронувшихся к нему мужчин? Или на тебя эти чары не действуют?
– Не знаю, я не проверял и не собираюсь. Тогда я просто аккуратно завернул его в материю, положил в свободный футляр, перевязал его платком, чтобы кинжал из него не выпал. Так и привёз его сюда. А когда настало время приобщить кинжал к экспозиции, я на всякий случай попросил секретаря декана положить его под стекло.
– Секретаря?
– Фриту. Через неделю она должна была выходить замуж, поэтому выглядела очень счастливой и жизнерадостной. Я подумал, что в её сердце в данный момент уж точно нет затаённых обид на мужчин, так что кинжал вряд ли будет её преследовать. Так и вышло. С тех пор он лежит тут и даже не шевелится.
– Может, успокоился и больше не хочет крови?
– По моим наблюдениям сарпальское колдовство заметно угасает вдали от родной земли. И это хорошо. Хоть где-то можно спокойно изучать ритуальную атрибутику, не опасаясь быть зарезанным.
Действительно, хорошо. Но мне всё равно тревожно находиться рядом с клинком и грозным изваянием красной богини. Мало ли что.
Я поспешила отойти подальше от статуи со стендом и принялась осматривать другие экспонаты. Их здесь было превеликое множество, даже слишком для не самого просторного помещения. Ковры на стене, одеяния на манекенах, маленькие статуэтки людей и животных, сабли и луки со стрелами, доспехи, маски, расписные черепки, обрывки свитков, коллекция монет. И среди них лежит та самая, из Города Ста Колонн… Ясно, кое-что из своей добычи доктор Вистинг всё же передаёт музею. А остальное, как мне говорили, он продаёт коллекционерам. Сколько там я отдала ему золотых монет, когда мы покинули Мола-Мати? Штук двадцать, не меньше. Наверное, тромские нумизматы были счастливы приобрести столь древние артефакты.
Я всё шла вдоль стенда с графикой, разглядывая многочисленные обрывки свитков и выцветшие рисунки на обрывках шёлка, как вдруг увидела раскрытую книгу с древними письменами на розоватых страницах. Да это же та самая книга, что пролежала в подземельях Города Ста Колонн тысячу лет и не рассыпалась в прах только благодаря особо прочному футляру. Странно, что такую редкость доктор Вистинг не продал коллекционерам, а передал в музей… Как и кинжал Камали.
После череды гобоев настала очередь сарпальской посуды и предметов интерьера. Приметную вазу с пузатыми боками и тонким горлышком я узнала сразу – вторая такая же теперь стоит в моём деревенском доме в гостиной. А вот этот золотой сервиз с блюдом, мисками, кувшином и стаканами так похож на тот, из которого мы принимали пищу в Мола-Мати, когда Тунур украл нашу посуду. Надо же, просто один в один. И когда в Сарпале наладили производство серийных наборов да ещё и из золота?
Я наклонилась, чтобы прочитать на табличке из какой сатрапии родом этот сервиз, но среди тромских слов опознала лишь два: Леон Алар.
– Что это значит? – выпалила я, выпрямившись. – При чем тут Леон? Или... Так это тот самый набор?
– Не очень приятные воспоминания навевает, правда?
Не то слово. Я смотрела на стаканы с ветвистым орнаментом, а в горле начало пересыхать. Того и гляди, блюдо снова наполнится верблюжьей кровью и из коридора дунет обжигающий южный ветер.
– Мне казалось, этот сервиз остался у Леона. Мы же с ним поделили подарки визиря. Я взяла украшения, он забрал всё остальное. Как тогда сервиз оказался здесь?
– Леон подарил музею, когда приезжал во Флесмер покупать новый самолёт. Сказал, что сил нет смотреть на эти стаканы. Ещё рассказал, что когда друзья в шутку предложили распить из них коньяк, он им поперхнулся и чуть не задохнулся. После этого он решил упаковать сервиз и привезти мне. В благодарность за то, что я консультировал его, пока он писал книгу.
– Да? – немало удивилась я. – Так вы поддерживаете связь?
– Приятельствуем, – неопределённо пожал он плечами. – Пока плыли из Сарпаля на сейнере, у нас было много времени, чтобы пообщаться на равных. Оказывается, пока вокруг нет опасностей, и нервы не натянуты струной, он очень душевный человек и приятный собеседник. А ещё он интересный рассказчик. Мне понравилась его книга, очень легко и увлекательно написана.
– И в ней ни слова о тебе, – лишний раз решила я поддеть Стиана.
– Я же говорил, у нас с Леоном был уговор. Мне известность ни к чему. В Сарпале тоже умеют читать тромские переводы аконийских книг, и, как правило, это очень влиятельные люди. Если в следующую мою командировку кто-то узнает меня и поймёт, что никакой я не старосарпалец, а тромец из Тромделагской империи, я рискую попасть в неприятности.
