Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 109 страниц)

Теперь я увидела проштрафившегося должника. Он как заведённый не переставал бубнить себе под нос:

– О, Гатум, даруй мне прощение. Не иссуши Тарагирим, не оставь нас всех без воды и хлеба. О, Гатум…

Я метнулась к нему и попыталась вразумить:

– Опомнись, как ты может отдавать единственного сына огненному богу? Это же твоя плоть и кровь! Сколько ты должен ростовщику? Может, этого хватит?

Я стянула с руки кольцо и парочку визиревых браслетов, чтобы сунуть незадачливому папаше, а он даже не шелохнулся и всё продолжал напевать:

– О, Гатум, прости. О, Гатум, не погуби…

Внезапно моего плеча коснулась рука – это Леон подбежал ко мне, чтобы с тревогой сказать:

– Эми, идём отсюда. Ты не с теми людьми затеваешь ссору. Шанти сказал, что они всё равно исполнят ритуал, так у них принято. А если будешь мешать, они и тебя кинут в яму.

– Лео, они же хотят заживо сжечь ребёнка! Они его на самом деле убьют, как ты не понимаешь!

Слёзы сами собой хлынули из глаз. Как же так? Почему это происходит? Почему кто-то решил откупиться за свои грешки жизнью невинного дитя? Почему остальные готовы кормить детской плотью своего кровавого бога? На какие дары от него они рассчитывают?

– Мерзавец ты, мерзавец, – выплюнула я и вцепилась в папашу, чтобы хорошенько его тряхнуть, – лучше бы ты сам прыгнул в Пасть Гатума! Что ты скажешь своей жене, когда вернёшься домой? Как будешь смотреть в глаза матери, чьё дитя ты погубил?

За моей спиной снова послышались шаги. Теперь Шанти принялся уговаривать меня не мешать церемонии жертвоприношения.

– Эмеран, не надо взывать к чувствам этих людей. Нет у них чувств, они давно сгорели в этой пасти вместе с тысячами детей.

– Что?! – пришла я в ужас. – Тысячи детей?

– Они кормят ими Гатума каждый месяц, думают, что за это он подарит им маленький дождик, что не затушит его пасть.

– Нет, так же нельзя…

– Я знаю, Эмеран, знаю. Когда-то я сполна прочувствовал всё, что чувствуешь ты сейчас. Но мы ничего не сможем поделать. Закон этого города нерушим – всякий ослушник должен искупить свою вину кровью. И не важно, чьей. Уверен, это не родной ребёнок клятвопреступника.

– Как не его? А чей?

– Какой-нибудь нищенки, что не может прокормить всех своих детей. Одного она и продала должнику, чтобы он заменил младенцем своего настоящего сына и отдал его Гатуму. Древние верования Ненасытной сатрапии до сих пор живы в некоторых городах Сахирдина. Отчего-то люди думают, что только боль и смерть могут накормить ненасытную Пасть.

Накормить Пасть? Любыми детьми, у кого нет защиты? Кого отвергли матери? Кого купили жадные, бессовестные мерзавцы?

Я смотрела на кольца с браслетами в моих руках и вспомнила, что у меня есть ещё и колье. Спешно стянув его, я направилась к жрице, что держала младенца, и потребовала:

– Отдай мне ребёнка и забирай золото. Город у вас небольшой, продадите драгоценности и купите достаточно хлеба в соседней деревне. Бери же, Гатум не даст тебе за человеческую жизнь столько, сколько даю я.

– Зачем тебе ребёнок? – посуровела жрица. – Что ты собралась с ним делать, чужачка?

– Я заберу его с собой. Я увезу его далеко на север и буду воспитывать как родного сына. Он ни в чём не будет нуждаться. Просто возьми украшения и купи на весь город хлеб, а малыша отдай мне. Прошу тебя. Ты ведь тоже женщина. Ты чувствуешь то же, что и я, просто не хочешь показывать это.

По лицу жрицы пробежала тень. Это сомнение? Раскаяние? Жалость?

Я всё тянула зажатые в ладонях украшения сквозь стену обступивших жрицу мужчин, а она только усмехнулась и повернулась лицом к пропасти, чтобы снова поднять над головой обессилившего от плача мальчика, и громко объявить:

– Гатум, господин наш, повелитель! Да не иссушит твоё жаркое дыхание городские колодцы, да не сожжёт оно посевы и скот. Мы, стражи правосудия, вверяем тебе сына клятвопреступника. Прими его и проведи через огненные врата к Полям Блаженства. А нам ниспошли влагу и прохладу.

Что? Я не ослышалась? Эти люди называют себя стражами? Стражами правосудия, что следят за исполнением клятв и договоров? И они кидают младенцев в эти огненные врата? Стражи огненных врат – это же они!

– Подождите, стойте!

Я кинула украшения на землю и полезла в свою сумку за цилиндром, что вверила мне Нейла.

– Вот, – протянула я его молчаливым жрецам. – Забирайте. Раз вы стражи огненных врат, забирайте. Это штука ведь нужна вам. Берите. Только отдайте малыша. Отдайте мне ребёнка!

Я ждала. Я надеялась и продолжала тянуть руки. Я почти поверила, что сейчас жрец вытащит из моей ладони цилиндр и прикажет жрице отдать малыша мне. Уж я его успокою, я его укачаю, прижму к груди. Обязательно найду в городе кормилицу. И увезу его в Фонтелис. Подальше от этих нелюдей, бездушных злодеев, служителей кровавого Гатума. Никто больше не покусится на жизнь мальчика. Он будет в безопасности, будет рядом со мной. Никому не дам его обидеть. Никому.

Но жрец не принял цилиндр. Он отвернулся, как и все остальные. Последнее, что я слышала, была песнь для кровавого бога. Крик младенца, что по воле жрицы упал в огненную пропасть, я уже не слышала. Кажется, я потеряла сознание.

Глава 16

– Бедная госпожа, – хлопотала надо мной Иризи, прикладывая ко лбу смоченную тряпицу, что дарила ускользающую прохладу в краткие минуты, когда я приходила в себя. – Нельзя тебе было на это смотреть. Никому нельзя. Тарагиримцы закрывают в такие дни своих женщин в домах, чтобы они не бежали к пасти Гатума вырывать своих детей из рук жрецов. Ту долину вокруг Пасти так и называют – Долина плача. Там матери орошают землю слезами, как и ты, этой ночью. Жрецы верят, что чужие слёзы и принесут в Тарагирим дожди. Потому и отдают на прокорм Гатуму самых слабых, по ком будет стоять оглушающий плач.

– Мужчины… будь они прокляты… – хриплым голосом отозвалась я, не в силах подняться с лежанки. – Из-за них, их долгов и вранья должны гибнуть дети. Всё из-за мужчин, все мучения женщин и детей – только из-за них одних.

– Не говори так, госпожа, не надо, – попыталась она мягко успокоить меня. – Я видела, как оборотень украдкой за шатром утирает слезу. Всё-таки есть у него ещё что-то человеческое, не совсем он слился душой со свирепым зверем.

Уже который день я валялась пластом, не в силах подняться с лежанки и сесть на верблюда, чтобы продолжить путь на юг. Караван мы так и не нагнали, зато двое стражей, что ушли с ним, вернулись с нашими вещами и разыскали нас.

Чензир неистовствовал из-за вынужденной остановки, Леон через Шанти грубо одёргивал его и говорил, что пока я болею, никто никуда не поедет.

Я и вправду чувствовала себя крайне паршиво. Кроме нервного потрясения, что не случалось со мной после смерти брата, меня настиг ещё и привет из Альмакира. В ночь, когда я потеряла сознание, мне приснилась Нейла. Старая ведьма явилась мне в теле своей дикой кошки, уселась на грудь и начала распекать:

– Как ты посмела совать мой дар богам в руки служителей Гатума? Предательница! Если бы они забрали столп и украли мой дар, я бы тебя покарала. Я бы отправила тебя в Долину Безмолвия. Предательница! Но ты уже на полпути к огненным вратам. Только поэтому я оставлю тебе твою жалкую жизнь. Но не смей больше предлагать мой столп жрецам чужих огненных богов. Лучше покажи его моему брату с холодными глазами. Он всё поймёт и проводит тебя к стражам огненных врат, а они передадут мой дар богам. А ты – не вздумай ослушаться меня, иначе…

В воздухе метнулась когтистая лапа, а мою шею пронзила острая боль. Я проснулась, невольно схватилась за горло, а на ладони остались бордовые разводы. Былая рана снова закровоточила. Кажется, теперь я прочно связана с ведьмой-оборотнем её меткой. И Нейла точно не отстанет от меня, пока я не исполню её наказ.

Она являлась мне и на следующую ночь, отнимая остатки сил, распекала за нерасторопность, даже насмехалась над пережитым горем:

– На что тебе тот мальчишка? Голодный оборванец, сын оборванцев. Его судьба – стать искупительной жертвой для богов Сахирдина. Его жизнь ничего не стоит, зато люди получат за неё долгожданную воду. Их колодцы не высохнут, поля не пожухнут, а в трущобах станет меньше сброда. Всем будет хорошо. И даже тем сожженным детям, что больше не познают страданий этого мира

– Как и всем девушкам, которых ты замучила во дворце и убила, ведьма…

Невероятным усилием я смогла побороть колдовское наваждение и вырваться из навязчивого сна. Стоило мне открыть глаза, я тут же увидела Леона.

– Куколка моя, тебе уже лучше?

Он мягко улыбнулся и склонился надо мной, чтобы поцеловать. Теперь я ощутила, что Леон держит в ладонях мою руку. Видимо, уже очень давно держит.

– Нет. Лео, мне не лучше. Хочу помереть прямо здесь. У меня уже нет сил работать. Даже домой ехать не хочу. Я так устала.

– Ну, хватит, куколка, – принялся он успокаивать меня. – Я с тобой, я рядом. Всё позади. Только не думай о плохом.

– Я не могу. Я до конца своих дней не забуду то, что творят таргиримцы возле Пасти Гатума. И эта ведьма… она не оставит меня.

– Какая ещё ведьма?

– Жена визиря. Такая же злодейка, как и те стражи правосудия… а мне нужны другие стражи, иначе мне точно конец… – рука сама потянулась к царапине на шее, и я снова нащупала сукровицу. – Леон, где Шанти? Мне нужно кое-что его спросить у него.

– Потом спросишь. Ты лежи, отдыхай.

– Нет, Лео, это очень важно. Может быть, от Шанти зависит моя жизнь. И даже наше возвращение домой.

Я попыталась подняться с лежанки и встать на ноги, но Леон меня остановил.

– Нет, Эми, не надо тебе лишний раз напрягать организм. И Шанти беспокоить не надо. Он сейчас и сам не в лучшей форме. Так что лежи и тоже поправляйся.

– Что значит, Шанти не в форме? Что с ним?

– Да не знаю я, – как-то неопределённо мотнул он головой. – Озноб у него, какая-то зараза на глазу и шее выскочила. Только бы не сыпной тиф. Тогда нам тут всем конец, домой уже точно никто не вернётся.

Что? Шанти болен?!

Не помня себя, я вскочила с лежанки и метнулась к занавеси, чтобы ворваться на мужскую половину. А там никого не было.

– Где Шанти? – обескураженно спросила я.

– Там, снаружи, под навесом. Что-то я боюсь, что он разнесёт здесь заразу… Эй, Эми, ты куда?

Куда? Он ещё спрашивает…

Ноги заплетались, но я рванула наружу. Завидев меня, стражи шарахнулись в стороны, наверное, так хорошо я выгляжу после нескольких дней апатии и постельного режима.

Шанти я и вправду отыскала под навесом, что стоял поодаль не то что от шатра, но и от верблюдов. Он сидел, опёршись спиной о мешок из своей поклажи, а Гро лежал у его ног. Лицо поросло тёмной щетиной, кожа стала бледнее, чем раньше. Кажется, Шанти спал, но стоило мне подойти к нему, как он тут же открыл глаза.

– А, Эмеран. Ты уже здорова?

Я-то здорова, а вот что с ним? Левый глаз покраснел, на шее сбоку надулась огромная шишка.

Я протянула руку, хотела пощупать его лоб, но он тут же воспротивился.

– Нет, не трогай меня.

– Почему?

– Ты можешь заразиться.

– Глупости. Дай я на тебя посмотрю. У тебя жар? Что с твоим глазом? Ты им видишь?

– Не волнуйся обо мне.

Не волноваться? Что-то речь у него вялая, заторможенная, самого Шанти заметно потряхивает. У него точно лихорадка.

– Ты глотал какие-нибудь порошки или таблетки?

Шанти смотрел на меня пустым взглядом и молчал.

– Только не увиливай, – предупредила я. – Не поверю, что ты отправился в Сахирдин и не взял с собой контрабандные лекарства. Ты же запасливый и всегда все просчитываешь. Где твои таблетки?

– Кончились, – нехотя признал он. – После того, как храмовые коты потрепали на нас с Гро, я начал подмешивать ему в еду порошки, раны посыпал, чтобы он не заболел. Не думал я, что и сам болен, а яд котов столько дней будет блуждать в моих жилах, пока не пробьётся наружу. Когда Гро выздоровел, я принялся пить те порошки, что остались. Сначала мне стало лучше, а потом порошки закончились и болезнь вернулась.

– Постой, что? Яд котов? – изумилась я и невольно потянулась рукой к оцарапанной шее. – В Сахирдине кошки и вправду ядовитые? У них что, зубы как у змеи?

Я не на шутку разволновалась. А что, если и в моём теле тоже блуждает яд? Дикая сахирдинская кошка-оборотень точно не может быть безопасной. Правда, она не кусала меня, только царапала, но кто же её, дикую тварь, разберёт?

– Нет, кошки – не змеи. Не в зубах яд, а на когтях. Кошка моется, вылизывает лапку, а ядовитая слюна на когти капает. В когтях их яд. Особенно если они по улице бегают, в грязь наступают.

А, в этом смысле. А я-то успела подумать, что в Сахирдине живёт особый подвид кошачьих.

– Послушай, у меня есть лекарства. Я ведь теперь тоже запасливая, ты меня этому научил. Идём в шатёр, попробуем тебя вылечить.

– Нет, только не в шатёр. Ты заразишься, господин Леон заразится.

– Так это он тебя сюда выгнал? – догадалась я и начала внутренне закипать.

– Нет, я сам ушёл. Я знаю, что нельзя мне быть рядом с людьми.

Тут он потянулся рукой к глазу, а я заметила жёлтые капельки гноя на его ресницах

– А ну, не чеши, – перехватила я его руку и потянула Шанти за собой, заставив вылезти из-под навеса. – Сейчас будем тебя лечить.

Затащив Шанти в шатёр, первым делом я увидела Леона.

– Как ты мог? – стараясь выдерживать нейтральную интонацию, по-аконийски спросила я. – У человека глаз гноится, на шее какое-то воспаление, а ты ему даже помощь не предложил.

– Да он сам сказал, что самостоятельно со всем справится и ушёл. Ещё приплёл кару богов. Фаталист какой-то. И что я должен был делать?

– Достать нашу аптечку и посмотреть, есть ли там антибиотики.

– Эми, да я ничего не понимаю в этих лекарствах. Одни названия как абракадабра.

– Значит, надо было разбудить меня и спросить.

– Но ты же так плохо себя чувствовала, я не хотел тебя лишний раз волновать.

Разговаривать дальше было бесполезно. Я просто позвала Иризи и попросила её накипятить воду, а сама полезла в сундук с нашими вещами, что чудом не утонули.

Ампулы с антибиотиком я нашли быстро, как и шприцы. А вот что делать дальше…

– Лео, ты умеешь делать инъекции?

– Нет, конечно. Я думал, ты умеешь, раз прихватила всё это с собой.

Умею, да только в теории.

– Шанти, я точно знаю, что ты умеешь орудовать шприцом. Ты сможешь сам себе сделать укол в вену на руке?

Он лишь отрицательно мотнул головой.

– Ты же колол мне сыворотку или что-то вместо неё, когда меня укусила змея. Не вздумай снова отпираться. Я это точно знаю, я видела.

– Ты не могла видеть.

– Могла. Порой, когда душа отделяется от тела, можно многое увидеть. Тебе ли не знать?

Шанти испытующе на меня смотрел, а я не отводила взгляд. Ну, что скажешь теперь, добрый оборотень?

– Ладно, ты права, был шприц и раствор от боли. Я знаю, как бывает больно, если укусит змея, потому выпросил у доктора с корабля тот раствор. Но его надо колоть под кожу. Я и колол. А в вену не умею.

– Хорошо, значит, придётся тебе стать моим подопытным. Вытяни левую руку.

С полчаса я возилась сначала с ампулой и шприцом, потом с поиском жгута, пузырька со спиртом, куска ваты. А потом началось страшное. В первый раз я промахнулась и попала шприцом мимо вены, во второй вена сама вильнула от иглы. И только с третьей попытки, перевязав заново жгут, у меня всё получилось. Бедный Шанти уже был рад избавиться от меня и моего лечения, но я настояла на том, что надо промыть глаз кипячённой водой и приложить тампон из стерильной марли.

– Вечером сделаем то же самое, – предупредила я его. – Укол, примочки. А теперь ложись спать.

– Здесь? – начал увиливать он. – Но ведь зараза…

– Все будут мыть руки, и никто не заразится. Всё, вопрос закрыт. Остаёшься здесь и лечишься. Без тебя здорового и полного сил мы никуда не поедем. Даже с места не сдвинемся. Так что только попробуй не выздороветь.

Так и начались мои будни медсестры. Мужскую половину пришлось разгородить на две части. Леон жил на одной, в другой спал Шанти. Чензир снова начал что-то бухтеть про мужской гарем, но у меня не было времени его слушать. Я ухаживала за Шанти. Уколы, примочки, компрессы на лоб, чтобы сбить жар. Глядя на мои старания, разжалобилась даже Иризи и сделала отвар против глазных болезней из припасённой травы.

– Госпожа, – всё же спросила она, – ты ведь столько времени возишься с оборотнем, за руку его трогаешь, глаз промываешь. Ты волосы ему сдвинь и глянь на ухо, есть ли там знак, как у собаки? Подкова маленькая, как родинка.

– Нет там ничего, я уже смотрела.

– Точно ничего? А на другом ухе? А если отогнуть?

– Никаких подков и родинок, Иризи, – строго сказала я ей. – Лучше отнеси шприц, положи в котелок с водой и хорошенько прокипяти.

– Слушаюсь, госпожа, – понуро отозвалась она и удалилась.

Иризи ушла, а я с облегчением перевела дыхание. Знаю, врать нехорошо, но ведь я была почти с ней честна. Нет у Шанти на ухе никакой родинки. А вот на шее позади вздувшейся шишки и вправду чернела маленькая подкова. Выходит, не врут предания на счёт отличительных знаков оборотней. Но я уверую в них окончательно, когда увижу, как Гро отбрасывает в лунном свете тень своего хозяина.

Оборотни оборотнями, но пока я целыми днями занималась лечением Шанти, наши с Леоном отношения стремительно разладились. Я всё ещё была сердита на него за то, что он первым не пришёл на выручку Шанти, сделав вид, что ничего не понимает в лекарствах… Хотя он и правда ничего в них не понимает, он даже себя от простуды вылечить не может. Раньше покупкой лекарств и вызовом врача на дом занималась я. Ну, а теперь я занимаюсь примерно тем же, но с Шанти. А Леону обидно, что я так много внимания уделяю другому мужчине, хоть сам он ничего мне об этом и не говорит. Но я-то вижу, что он ревнует.

Пока стражи наведывались в Тарагирим за водой и припасами, я наведывалась на мужскую половину, вернее, на четверть, отведённую Шанти, чтобы поухаживать за ним.

– Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше, честно.

Лоб и вправду больше не пылал жаром, глаз снова побелел, шишка на шее заметно сдулась. Но что-то подсказывает мне, что лечение прерывать нельзя, благо у нас ещё много ампул антибиотика, да и Иризи не в тягость прокипятить очередной шприц. Опыт говорит мне, что внутреннюю инфекцию надо лечить недели три. Три года назад моё воспаление лёгких столько времени и лечили.

– Спасибо тебе, Эмеран, – неожиданно услышала я.

– За что?

– За то, что так долго печёшься обо мне. Хоть всем вокруг это и не нравится.

– Плевать мне, что кому нравится. Ты и сам обо мне заботился, и немало, помнишь? Считай, сейчас я возвращаю тебе долг.

– Нет никакого долга, Эмеран. Лучше береги себя и не озлобляй против себя других.

– Кого именно? Чензира? Он меня и так ненавидит. Но мне нет дела до его чувств.

– Я не о нём

– А о ком? – не поняла я, но ту же поймала изумлённый взгляд Шанти. – А, ты про Лео… мужа моего, да?

Шанти лишь усмехнулся и сказал:

– Я и так знаю, что никакой он тебе не муж.

Теперь настала моя очередь удивляться.

– Откуда? Лео тебе сказал?

– Нет, что ты, он тебя оберегает, потому и обманывает всех вокруг. Особенно Чензира. Узнай, он, что не жена ты господину Леону, Чензир бы тебя здесь терпеть не стал.

– Ну да, – пришлось признать мне. – Леон, он просто пилот самолёта, на котором я летела. Друг моего погибшего брата. Но как ты догадался? Скажи, мне очень интересно. Может, мы с Леоном как-то не так себя ведём, и Чензир теперь тоже что-то подозревает.

– Уж не знаю, что там может подозревать Чензир, а я-то помню, что пока мы с тобой бродили по Жатжайским горам, про мужа своего ты ничего не говорила. Не было его у тебя тогда.

– А вдруг он появился после? – решила поюлить я. – Пять месяцев ведь прошло. За это время можно три раза пожениться и развестись.

– Я в былые годы видел немало тромцев. Те, у кого была семья, обязательно носили гладкие золотые кольца на безымянном пальце правой руки.

Точно! Этого-то мы с Леоном не учли. Нет у нас никаких колец. Хорошо, что вокруг знатоков аконийских традиций тоже нет.

– В нашем королевстве супруги носят обручальные кольца на левой руке.

– Так и на левой нет у господина Леона кольца. А твой сахирдинский перстень с топазом не считается.

Ну да, я к ювелирным украшениям в повседневной жизни равнодушна, потому нет у меня никаких золотых колец, кроме тех, что подарил визирь.

– Значит, вот так просто ты всё понял? Просто кольца? А вдруг мы с Леоном жених и невеста? У тромцев тоже есть традиция, когда молодые люди до брака могут видеться и путешествовать вместе.

Шанти пожал плечами и отвёл глаза:

– Знаю. Просто мне подумалось, что не быть вам парой.

– Почему? – несказанно удивилась я.

– Просто… – замялся Шанти, – в ту ночь, когда ты лишилась чувств возле Пасти Гатума, и мы с господином Леоном принесли тебя к этому лагерю, я спросил его, неужели ты и вправду взяла бы себе на воспитание сарпальского ребёнка.

– И что же он ответил? – спросила я, а внутри всё замерло от напряжения.

– Он сказал, что ты всегда была почитательницей Шелы Крог, так что смогла бы не только взять на воспитание сарпальского мальчика, но вырастила бы из него ещё одного великого путешественника и покорителя столпа мира. Так он сказал.

– Вот как? Ну… кое в чём Леон прав. А что он ещё сказал?

– Больше ничего.

– Совсем?

– Совсем. Вот потому я всё и понял. Может вы хорошие друзья, но уж точно не пара и не семья. В семье муж сам решит, будет ли в его доме жить приёмный ребёнок или нет. На Шелу Крог он ответственность перекладывать не станет.

Ясно. Леону просто всё равно, забрала бы я с собой того малыша или нет. А всё равно может быть лишь в одном случае – когда мужчина живёт своей жизнью и время от времени приводит женщину в свой дом, чтобы потом она уехала к себе и жила там свой жизнью – хоть с ребёнком, хоть без.

Ну, а чего я ждала – именно такие отношения у нас с Леоном и были до певички. Правда, мы всё-таки решили пожениться. Он сделал мне предложение, я была в эйфории. Почему-то тогда мне даже в голову не пришло спросить его, а как мы будем жить дальше, что будет нас объединять кроме постели? Какие у нас планы на будущее? Да, пока был жив Лориан, вопрос детей для меня остро не стоял, да и Леон прекрасно знал, что не готова я к материнству, пока у меня есть интересная работа.

Может, именно это больше всего устраивало его в наших отношениях? У него ведь тоже работа, любимая и отнимающая очень много времени. Какие дети, когда отец застрял из-за нелётной погоды на неделю в чужом городе, а мать по двенадцать часов проводит на съемках, а к утру должна напечатать кучу макетов?

Ох, что-то я совсем расстроилась, хотя ничего нового о себе и Леоне не узнала. Видно, права была Нейла, не быть нам с Леоном вместе, не созданы мы друг для друга.

– Кстати, о Шеле Крог, – решила я сменить тему. – Ты знал, что здесь её считают богиней-охранительницей горы Фум?

Шанти задорно улыбнулся и ответил:

– Я даже статую и храм в её честь видел. Но не здесь, в Ормиле. Люди там верят, что если возносить богине Шеле молитвы, то к ним вернутся потерянные вещи и пропавшие люди. Шела ведь ищет вокруг горы своего опекуна, значит, и другие пропажи найдёт.

– Вокруг горы Фум?

– Там ведь пересекаются все миры и все дороги. Если что пропало, кто знает, может оно укатилось через семь миров к горе Фум.

Занимательные поверья.

– А ты сам-то веришь, что Шела стала богиней? – испытующе спросила я.

Шанти рассмеялся.

– Что ты, я прекрасно знаю, что это живой человек. Все в Старом Сарпале знают. Только ормильцы придумывают всякие небылицы и верят в них.

– А про стражей огненных врат тебе что-нибудь известно?

Тут улыбка быстро спала с его лица и Шанти сказал:

– Почему ты спрашиваешь? Где ты о них слышала?

– Помнишь, я рассказывала тебе о жене визиря, что колдовством выудила из моей памяти записку?

– Помню.

– Так вот…

А дальше я поведала Шанти историю о том, как Нейла вручила мне странный цилиндр и наказала передать его непонятно кому. А ещё я рассказала про то, как я пыталась вручить его факирам в Таргириме и даже тем душегубам, что сожгли заживо невинное дитя.

– … и ведь я до сих пор не знаю, что с ним делать, куда нести и кому отдать. От старика-сказителя я слышала, что стражи огненных врат обитают возле горы Фум. Но ведь гора Фум это миф, она не может одновременно быть в нескольких местах. А Нейла от меня не отстаёт. Она даже явилась ко мне во сне, чтобы напомнить о своём наказе. Сказала, живой я домой не вернусь, если не отдам цилиндр стражам огненных врат. А про то, как мне их найти – ни слова. Только ведьма может себя так вести и ставить невыполнимые задачи. Она моей смерти хочет, вот и выдумывает всякую околесицу.

– Эмеран, – прервал поток моих жалоб Шанти, – ты позволишь мне посмотреть на этот цилиндр?

– Да, конечно. Я сейчас принесу его тебе.

Я вышла через занавесь на женскую половину, отыскала среди беспорядочно сваленных в ларец драгоценностей цилиндр, от которого вечно веет холодом, и принесла его Шанти. Он долго его вертел в руках, крутил, ощупывал каждую выпуклость в виде хаотичных полосочек и значков и в итоге сказал:

– Эмеран, Эмеран, неужели странствия по Чахучану и Жатжаю тебя не научили тому, что не надо брать странные предметы, тем более из рук ведьмы?

– Разумеется, научили. Но разве у меня был выбор?

Шанти ещё немного покрутил его в руках, посмотрел на его бугорки со всех сторон, постучал пальцам по круглым основаниям, а потом в задумчивости вышел из шатра. Вместе с цилиндром.

Я кинулись следом за ним, а Шанти уже подошёл к обескураженной его появлением Иризи и сказал:

– Сестрица, а не найдётся ли у тебя куска серой ткани и паприки? А ещё широкое блюдо, а лучше два.

Иризи будто онемела от наглости оборотня, потому пришлось мне привести её в чувство.

– Неси всё, что он просит. Это важно.

Через пять минут я, Иризи, вышедший на шум Леон и двое оставшихся с нами стражей с любопытством наблюдали, как Шанти сначала растянул на плоском дне одного блюда однотонную тряпицу, потом насыпал во второе блюдо ярко-красный бугорок порошка и влил в него струйку воды из бурдюка. Потом руками он вымесил красную пасту, примял её и положил в блюдо цилиндр, пару раз прокрутил его, пока металл полностью не покрылся кашицей. А потом Шанти положил перемазанный цилиндр на тряпицу и принялся крутить его из сторону в сторону. И тут на ткани начал появляться контурный рисунок…

– Эми, да это же оттиск, – озвучил мою мысль Леон. – А я то думал, когда подобрал эту штуку возле Пасти, что за ерунда, зачем на неё надо было тратить золото. А тут среди нас оказался головастый парень. Догадался ведь.

Я глазам своим поверить не могла. И вправду, всё это время я носила с собой цилиндрический оттиск, с помощью которого на ткани или бумаге можно отпечатать циклически повторяющееся изображение. Я и сама должна была догадаться. Да вот не смогла.

На серой ткани красными линиями вырисовалась настоящая карта. Вот гора в левом нижнем углу, рядом с ней какие-то постройки в виде башен или колонн, вон с боку озеро, даже два, чуть выше – скалистые пики, справа – города и деревни, слева – море с "льдинами" и высовывающаяся между ними голова какого-то чудища. Точно, это карта Сахирдина, вернее, его части. Скорее всего, южной. Оказывается, ответ на вопрос, куда нести цилиндр, всё это время был у меня под рукой.

– Вот гора Фум, – указал Шанти на возвышенность в углу, – пуп мира, столп, на который нанизаны все обитаемые миры и куда ведут все дороги. Она есть везде, и её нет нигде. Сказания твердят, что к её подножию можно попасть только, если найдёшь врата между мирами. Стылые врата стоят за пятью морями на далёком стылом севере, а огненные, – тут он снова ткнул пальцем в карту, – они затерялись в самом сердце жаркой, испепеляющей всё живое пустыни.

Так, кажется, я начинаю что-то понимать. Это какая-то теория параллельных миров. Ещё старик на рынке говорил, что гора Фум похожа на Осевой вулкан, но стоит она на далёком юге. Выходит, если найти в пустыне огненные врата и войти в них, то попадёшь прямиком на Осевой остров, к тому самому вулкану, где побывала Шела Крог, после чего, по мнению некоторых, стала богиней и до сих пор там ходит кругами. А если возле Осевого вулкана найти студёные врата, то через них можно вернуться обратно в пустыню. В этом межпространственном путешествии можно наткнуться на множество нечеловеческих миров и их обитателей. Боги с их Небесным Дворцом, демоны, нелюди, малые чудодеи – кто угодно из них может встать на пути к осевой "горе Фум" и даже пролезть через огненные врата в наш мир.

– Шанти, так кто такие стражи огненных врат? Демоны? Это они не дают странникам пройти через врата к горе Фум и Небесному Дворцу?

– Нет, врата стерегут малые чудодеи. Они не люди, Эмеран, совсем не люди. Мало кому доводилось видеть их во плоти, ведь они мастаки наводить морок и скрывать свой истинный облик. Говорят, они могут исполнить любое желание, если попросить. Моя мама в юности ослепла, но чудодеи сами пришли к ней и вернули ей зрение. Я точно знаю, что они способны творить добро. Но порой их помощь может обернуться во зло. Просящий чуда у чудодеев должен понимать, к чему приведут его желания.

– Так, понятно. Значит, чудодеи охраняют огненные врата в пустыне, а гора Фум прячется за вратами и в самой пустыне её не увидеть. Так как же её найти?

– Город Ста Колонн, – указал мне Шанти на возвышенности вокруг нарисованной горы. – Это осколок Ненасытной сатрапии, его столица, что не потонула и осталась стоять на земной тверди. Говорят, когда боги решили спуститься на землю и извести утопающих в золоте и роскоши ненасытных вельмож, они открыли между мирами огненные врата прямо посреди Города Ста Колонн. Стало быть, врата надо искать не возле незримой горы, а среди руин города. Я слышал множество легенд о том, что в пустыне до сих пор видят верхушки золотых колонн ненасытной столицы. Если идти по карте на юг, эти руины трудно будет не заметить.

– И мы сможем доехать туда на верблюдах?

– Если хорошенько запасёмся провизией и водой.

Так, прекрасно. Кажется, теперь я знаю, что мы будем делать, когда Чензир вернётся с провизией из Тарагирима. Но тут в наш разговор встрял один из стражей:

– Нельзя так. Киниф-адж наказал нам всем ехать вместе с караваном к Бильбардану. Господин Чензир тоже не разрешит ехать к Городу Ста Колонн в пропащей пустыне Мола-Мати.

– Мола-Мати? Это соседняя сатрапия? – спросила я.

– Это выжженная земля, осколок Ненасытной сатрапии. Там уже давно никто не живёт кроме колдунов, заблудших безумцев и демонов. Говорят, в Городе Ста Колонн обитают лишь неприкаянные души ненасытных горожан, и все они норовят вселиться в проходящего мимо путника, чтобы обрести в его теле новую жизнь. Так в пустыне Мола-Мати и появляются безумцы с двумя душами в одном теле. А ещё там бродят колдуны и сектанты, что ищут под песками древние амулеты и книги с тайными знаниями ненасытных жрецов. Мола-Мати – опасное место. Мало кто возвращался оттуда живым.