Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 50 (всего у книги 109 страниц)
– Удобно, значит? А выдумывать своё сиротское детство в Фариязе тоже было удобно? Чтобы разжалобить меня и усыпить бдительность? Придумал, будто отец тебя бросил, будто ты потомственный садовод. Даже торговца курагой подговорил назваться твоим дядей.
– Но дядя Биджу и вправду мой дядя. И я никогда не говорил, что отец бросал меня.
– Бросил тебя, твою мать, – пришлось мне напомнить ему его же ложь, – сбежал из Старого Сарпаля, как только там начались волнения, а ты остался в Фариязе с матерью и деревенской родней.
– Нет, Эмеран, всё не так. Ты неправильно меня поняла. Позволь я объясню.
– Уж будь добр. И желательно, с самого начала. Кто твои родители?
– Мама – беженка, но с малых лет росла в приёмной тромской семье. Отец – отставной военный. Лет двадцать назад он подписал контракт с железной дорогой и получил в Фариязе должность полицмейстера. В то время родители уже были в разводе. Мне было лет семь. Отец решил, что мне необходимо мужское воспитание, поэтому забрал меня с собой в Сарпаль, а сестрёнка осталась с мамой. В Фариязе я учился в школе для детей служащих, что тромских, что сарпальских. Отец на новом месте был очень сильно загружен делами, я его видел только по вечерам. Он и сам понимал, что не очень-то справляется с долгом родителя, поэтому решил найти для меня моих сарпальских родственников. Он написал кучу писем во Флесмер, разузнал, когда, на каком судне и откуда много лет назад моя мама прибыла в империю. Оказалось, что это место не так далеко от Фарияза. Тогда отец решил наведаться в несколько соседних деревень и наобум поискать мамину семью. Он просто ходил по улицам и рассматривал деревенских женщин, пока не увидел ту, что внешне очень похожа на маму, разве что выглядит старше. Это была тётя Джия. Отец долго расспрашивал её о семье, и тётя вспомнила, что в детстве у неё действительно была младшая сестра, но с ней что-то случилось, старшие родственники толком не говорили ей, что именно. Тётя Джия считала, что маму разорвали в лесу дикие звери, но отец показал ей фотоснимок мамы, сказал, что она жива, счастливо живёт за морем и у неё есть сын. А потом он привёл в деревню меня. Тётя Джия очень привязалась ко мне. Дело в том, что у неё всегда рождались только девочки. Она от этого много страдала, но когда увидела меня, то приняла как родного сына, о котором всегда мечтала. А ещё придумала это имя – Шанти. Стиан – это слишком сложное имя для сарпальского уха, поэтому тётя переиначила его на свой лад, попереставляла слоги, поменяла звуки и стала называть меня Шанти. И другие мои родственники тоже. Так и вышло, что я обрёл вторую семью. С тех пор половину дня я проводил в школе с сыновьями инженеров и разнорабочих, а другую половину – в деревне в сельской ребятнёй. Это в выходные отец брал меня на охоту, в походы, на объезд железной дороги, а в остальное время я жил почти вольной, беззаботной жизнью сарпальского мальчишки. Все те истории про линзу проектора из кинотеатра, про упавший биплан я не придумывал – всё это на самом деле было в моём сарпальском детстве. Но прошло четыре года, я закончил начальную школу, и родители решили, что дальше полноценное образование в Фариязе не получить, поэтому мне нужно возвращаться во Флесмер. И я покинул Фарияз и моих дядей, тётю и двоюродных братьев с сёстрами. А отец остался в Старом Сарпале дорабатывать контракт. На каникулах я просил маму, чтобы она разрешала мне съездить вместе с сопровождающим в Сарпаль к отцу и родственникам. И она разрешала. Как-то раз даже сама решилась вернуться на родину и познакомиться с родными. А через несколько лет в Старом Сарпале случилось восстание. Отец одним из последних успел сесть на пароход. Он действительно бежал из Фарияза в империю. Но не оставлял меня. В это время я учился во Флесмере, а он просто вернулся домой к семье.
Вот и вся история, которую я должна была знать. Ещё в прошлом году, а не сейчас. О боги, сколько же всего я напридумывала в своей голове, только потому, что понадеялась на свою логику и не догадалась расспросить Шанти поподробнее о его детстве… Ах да, ведь нет никакого Шанти, я и забыла…
– К какой семье вернулся твой отец, если твои родители в разводе? – не удержалась я от желания поймать его на новой лжи.
А он лишь пожал плечами и ответил:
– На моей памяти мама с отцом разводились три раза. У них очень странные отношения. У мамы слишком взрывной южный темперамент, а отец не приучен к суровости, какая есть у сарпальских мужчин по отношению к жёнам. В общем, им тяжело быть вместе и ещё тяжелее быть врозь. Девять месяцев назад они сыграли очередную свадьбу.
Ладно, сделаю вид, что поверила. Хотя, как теперь можно верить человеку, который столько времени морочил мне голову?
– А теперь расскажи, что ты делаешь в Сарпале сейчас? И в прошлом году? Все эти истории про путь пробуждения и храмы Азмигиль – это только выдумка? На самом деле ты не веришь во все эти добрые дела и ступени, что ведут к Небесному Дворцу. Ты просто собираешь печати, чтобы однажды проникнуть на Запретный остров и написать о нём очередную книгу, так?
– Паломничество – это самый безопасный предлог для странствия по всему Сарпалю, – не стал отрицать он. – А Азмигиль – не самая жестокая богиня из всего сарпальского пантеона. Когда я закончил обучение в университете, эта легенда оказалась самой удобной, чтобы вернуться в Фарияз и приступить к научным исследованиям.
О нет… Здесь и сейчас я воочию наблюдаю, как с человека, которого я полюбила, осыпается маска простоватого, но такого добросердечного крестьянина, а под ней проступает личина ушлого карьериста. Как же страшно и больно всё это видеть…
– Почему не рассказал мне всё это на том контрабандистском судне, что доставило меня в Синтан? Почему не сказал, когда мы снова встретились близ Альмакира? Зачем тебе понадобилось скрывать это и дальше?
– Как же я мог сказать, когда вокруг тебя столько стражей? Эмеран, пойми, то чем я занимаюсь, далеко не безопасно. Я знал простых путешественников, которых изловили и казнили только за то, что заподозрили в них шпионов. И это были простые сарпальцы, просто родом из других сатрапий. Я же здесь и вовсе чужак, хоть и научился это скрывать. Если бы меня разоблачили, поверь, в лучшем случае я бы попал в темницу. А я уже однажды бывал там и больше возвращаться туда не хочу.
Что, его уже однажды разоблачили? И он был на волосок от гибели? Или это очередная сказка для наивной дурочки? Отчего-то мне кажется, что последнее.
– На корабле контрабандистов тебе точно никто не угрожал и не мешал открыться мне, – пришлось напомнить мне. – Но ты промолчал. Когда я стояла на палубе и прощалась с тобой, ты просто молчал…
… а у меня в тот день сердце в клочья разрывалось. Я верила, что больше никогда его не увижу. Да признайся он мне тогда, кто такой на самом деле, я бы не убивалась так, я бы не страдала полгода по утраченной надежде на большую и чистую любовь. Я бы знала, что могу в любой момент сесть в поезд до Флемера и через несколько дней увидеть того, кого считала самым искренним и добрым человеком на земле. Ещё полгода назад я бы смогла поверить в его искренность. А теперь… теперь всё рухнуло. В один миг. Мои надежды, мои планы. Мои чувства. Моя вера в человека, который её вовсе не заслуживает.
– Эмеран, позволь мне хотя бы теперь всё исправить, – неожиданно услышала я. – Знаю, я упустил слишком много времени, но не по своей вине. Так сложились обстоятельства.
– Отговорки, – покачала я головой. – Это всё отговорки. Тебе просто было удобно делать из меня дуру. А ещё тебе было удобно таскать меня за собой по всем тем развалинам, руинам и старым кладбищам. А ещё подводить к каждой фреске и прозрачно намекать, что неплохо бы её сфотографировать. Что, правила конспирации не позволяют тебе провести с собой в Сарпаль фотоаппаратуру? Боишься, что однажды её обнаружат бдительные сарпальцы и выдадут тебя властям как шпиона?
– Ты абсолютно права, Эмеран, – неожиданно признался он, – риск велик. Поэтому я не беру с собой ничего, что может выдать во мне тромца. Никакой техники. И лекарства только в потайном кармане. А ты – совсем другое дело. Сам визирь дал тебе разрешение на съёмку. После поездки по Жатжаю я ведь уже знал, чем ты занимаешься, видел твой альбом. Ты прекрасный фотограф, Эмеран. Наверное, один из лучших. И если самый лучший фотограф аконийского королевства сделает снимки необычных мест Сахирдина, это не только развлечёт публику, но и обогатит науку, и ещё…
– И ещё позволит тебе получить материалы для новой книги, – подытожила я за него. – Браво, доктор Вистинг. Находчивости и коварства вам не занимать. Умеете вы тянуть каштаны из огня чужими руками. Все эти уговоры, залезть в чужую могилу, спуститься в подземный город, который вот-вот засыплет песком – это всё так увлекательно, а главное, выгодно для вашей научной деятельности. Наверное, не будь у вас на примете знакомой простушки с шестью стражами и кучей грузовых верблюдов, вы бы в жизни не добрались ни до кладбища тел, ни до Города Ста Колонн. Без серьёзного снаряжения в одиночку туда ведь не попасть, да?
– Эмеран, не думай так обо мне, прошу. Я не мошенник на доверии и не искатель выгоды за твой счёт. Напротив, я переживал за тебя, когда узнал, что ты оказалась в сахирдинской пустыне. Да, я хотел поехать с тобой на юг, но не из-за снимков древних руин, а потому что чувствовал, что должен защитить тебя. Леон, он хороший человек, но он мало знает сахирдинцев и их порядки. Случись что, вы бы оба попали в беду. Я лишь хотел…
– Всё, хватит, – не выдержала я. – Не верю ни единому твоему слову. Всё ложь. И немного правды, сдобренной враньём. Ты абсолютно не тот, за кого себя выдавал. Шанти мне искренне нравился. Я даже была готова его полюбить. А вас, доктор Вистинг, я не знаю. И, пожалуй, не хочу знать.
Сказав это, я развернулась и поспешила уйти прочь. На палубе поблёскивали лужи и чешуя мелких рыбёшек, а я всё шла и шла, не зная, где найти успокоение. Внутри всё клокотало от гнева, обиды и жалости к себе. Дура, какая же я дура! Поверила в искренние чувства человека, которому не знакома ни совесть, ни порядочность. Всё это время он просто пользовался мной. Да даже не мной – камерой в моих руках. Мягко и ненавязчиво обращал внимание на всевозможные достопримечательности и диковинки, а я послушно их снимала ему на радость. Поговори я сейчас с ним ещё пять минут, и он бы убедил меня отдать ему негативы для иллюстрации собственной книги о древней истории Сахирдина. В этом же была его конечная цель, для этого же он увязался за мной на это судно. Для этого так нежно смотрел в глаза и поглаживал руку. Ненавижу лжеца! Ненавижу! Ненавижу!
Самый чёрный день моей жизни начался с надежды на новую романтическую историю у берега моря, а закончился в одиночной каюте рыболовецкого сейнера на промокшей от слёз подушке. Из-за навалившейся апатии я не пошла в кают-компанию на ужин, не пришла туда на следующий день к завтраку. Еду мне приносили прямо в каюту. Команда явно начала перешёптываться о том, что маркиза Мартельская слишком заносчивая, чтобы делить трапезу с простыми рыбаками, но мне было плевать, что они обо мне думают. А ещё я который день старалась убедить себя, что мне плевать на того, с кем я собиралась убежать от цивилизации на окраину сарпальской деревни и предаваться любовным утехам от заката до зари.
На следующий день в неурочный час в мою каюту учтиво постучали, а после под дверью зашуршал лист бумаги. Мне подсунули записку. Я даже поднялась с койки, чтобы вытащить её, взять в руки и развернуть.
"Дорогая Эмеран, весь эти дни я думать…"
Дальше я читать не стала, а просто сложила лист бумаги и просунула его обратно под дверь, да с такой силой, что он вылетел в коридор. Не собираюсь читать новую порцию лживых оправданий. С меня хватит. Я должна оставаться верна себе – если отсекать не оправдавшие себя привязанности, то одним махом, с корнем, навсегда. Не вспоминать и не жалеть. И начинать жизнь сначала.
Вот только почему в груди так и не проходит давящая боль, будто всё светлое и доброе выскребли изнутри и оставили лишь пустоту. Таких мучений я не испытывала со дня, когда мой первый мужчина назвал меня закомплексованной неумехой и прогнал с порога, чтобы вдоволь покувыркаться в койке со своей новой пассией. Даже лицезреть Леона в одной постели с певичкой не было так больно и обидно. Но почему? Сама не могу себя понять.
Стоило мне подумать о Леоне, и к вечеру он объявился в моей каюте, с порога протянув:
– Эми, ну бросай уже хандрить. Ты столько всего пропустила.
– Что я пропустила? – снова плюхнувшись в кровать, спросила я.
– Интересные рыбацкие истории о морских гадах. Отчёт о работе тромделагского института по изучению Сарпаля. А ещё выставку сахирдинских диковин. Представляешь, наш доктор Вистинг не просто так везде с собой таскал мешок с рисом. У него там, оказывается, припрятаны всякие статуэтки, монетки, ритуальные чаши, книги. Прямо в рисе. Говорит, он спасает будущие музейные экспонаты от сырости. Ну и скрывает научный улов от посторонних глаз. Слушай, наш доктор тут такое понарассказывал про работу своего института. Какая-то гиблая у них конторка. Финансирования мало, новых сотрудников набрать не получается. Работают там только старые профессора, что в последний раз бывали в Сарпале ещё во времена колонии, и он с парочкой сорокалетних энтузиастов, которые когда-то мечтали побывать в Сарпале, но тут колония как назло прикрылась, и их мечтам пришёл конец. Короче, из все этой братии он один в экспедиции по Сарпалю и ездит. Остальные боятся туда соваться. Ну, я их даже понимаю. Вот только эти кабинетные прохиндеи, перед тем как наш доктор уедет, составляют ему километровые списки дел, которые он должен для них сделать. Куда заехать, что посмотреть, что привезти. А потом они новые научные работы по его наработкам пишут. Короче, сели ему на шею и погоняют. А у него, видите ли, тоска по второй родине, он без поездок в Сарпаль не может. Чудной парень. Но исполнительный.
– Лео, зачем ты мне всё это рассказываешь? – не скрывая апатии в голосе, спросила я.
– Ну, так ты вроде хотела рвануть с доктором на край света, и даже домой возвращаться не собиралась. Кстати, ты серьёзно мне это всё тогда говорила? Эми, ты, конечно, та ещё авантюристка, но даже для тебя это слишком. Что, так сильно влюбилась? А чего тогда тут грустишь? И доктора зачем обидела? Он тоже в последние дни сам на себя не похож. Небось, сказала ему холодным тоном, как ты умеешь, чтобы страдал и не смел подходить к тебе, ибо ты никогда его не простишь. Ну как, угадал?
Ну вот, припомнил старые обиды. И так вовремя…
– Да, Лео, давай, ещё скажи, что я как самка богомола. Всех своих бывших возлюбленных перемалываю без жалости и сострадания.
– Нет, ну немного жалости в тебе всё же есть.
– Ну, спасибо и на этом.
С минуту мы молчали, каждый думал о своём, а потом Леон не удержался и сказал:
– Знаешь, а я рад, что побывал с тобой в Сарпале. Это было очень полезное путешествие. Правда. Я понял, что окончательно переболел тобой. Как будто нарыв лопнул и организм отчистился. Тяжело жить с постоянным чувством вины, думать о том, что не хотел изменять, а тут так вот вышло… А когда смотришь, как оскорблённая сторона сама не сводит глаз с другого мужчины, да ещё постоянно воркует о чём-то с ним, за руку держится, уже как-то и перестаёшь чувствовать себя последней мразью. Уже начинаешь понимать, что мы, наверное, уже квиты.
– Да, Лео, ты прав. Мы квиты. Пора простить друг другу все обиды.
– Да я уже и не в обиде. Я просто всё понять не мог, ну как ты могла обратить внимание на какого-то садовода, как? Представляешь, каково мне было осознать, что я не выдерживаю конкуренции с торговцем курагой? Ужасное чувство. Зато теперь всё встало на свои места. Глубоко законспирированному доктору философии проигрывать уже не очень-то и обидно. Ну, а ты чего не рада, а? Лучше к нему во Флесмер наведываться, чем прозябать в сарпальской деревне. Или ты что, хотела хлебнуть экзотики? А, всё с тобой понятно. Воспитанный и культурный сарпальский садовод – вот это редкость. А всяких докторов философии и в Фонтелисе как собак нерезаных. Хотелось новизны, а её и нету.
– Лео, ты ещё долго будешь меня добивать? – прямо спросила я.
– Нет, Эми. Я просто хотел тебя взбодрить, пробудить злость. Чтобы ты хоть на меня накричала и выпустила пар. Хватит уже хандрить. Ничего страшного ведь не случилось. Просто крестьянин оказался учёным.
– И лжецом. А ложь я никогда не прощаю.
На этом и закончился наш разговор. Больше Леон не донимал меня задушевными беседами. А через несколько дней наш сейнер зашёл на трёхдневную стоянку в порт Флесмера – столицы Тромделагской империи.
В порту нас ждал небывалый ажиотаж: репортёры, зеваки, полицейские. Оказывается, нашего с Леоном прибытия ждали с тех самых пор, как экипаж сейнера передал радиосообщение о том, что долгие поиски пропавшей маркизы Мартельской и пилота Леона Алара увенчались успехом.
Только в порту я узнала, что нас искали с того самого дня, как моноплан Леона не вышел на связь. За нами высылали самолёты, геликоптеры, океан прочёсывали все проходящие мимо суда и даже яхты добровольцев-энтузиастов. Аконийское королевство и Тромделагская империя схлестнулись в соревновании, кто первым найдёт пропавшую маркизу. За прошедший месяц ни одна газета не выходила без заметки о ходе поисков и теорий, куда же мы могли деться. И вот теперь знаменательный день настал. Флесмерцы, что неделями следили за ходом поисков и переживали за нашу с Леоном судьбу, пришли в порт, чтобы посмотреть на нас.
– Эмеран! Леон! Эмеран! Леон! – скандировали они.
Кажется, так бурно даже кинозвёзд не встречают возле кинотеатра в день премьеры, а тут…
– С возвращением!
– Добро пожаловать во Флесмер!
Как же много людей. Как много шума. Это просто сводит с ума.
– Эмеран! – внезапно услышала я сквозь гомон толпы тонкий девичий голос. – Миледи!
И тут я увидела за спинами полицейских ту самую непоседливую девушку, что когда-то просила у меня автограф на острове посреди океана, и рассказывала, как она сбежала вместе с молодым мужем из-под контроля отца и отправилась отдыхать на Макенбаи.
– Мия, – вспомнила я её имя, подходя к оцеплению. – И вы здесь?
– Да, Эмеран, – начала горячо объяснять она. – Я всё бросила и приехала сюда, как только узнала, что вы прибываете во Флесмер. Мы так за вас переживали, так переживали, когда на Макенбаи сообщили, что ваш самолёт пропал. Я сразу сказала Альвису, что надо что-то делать. Мы даже отпуск прервали и вернулись домой, чтобы вам помочь.
– Помочь мне? – удивилась я. – Но как?
– Мы с мамой уговорили Альвиса отменить грузовые рейсы на север, а освободившиеся самолёты послать на ваши поиски.
– Точно-точно, – выкрикнул кто-то из толпы, – Молодой Крог не пожалел керосина и отправил свои транспортники барражировать небо над океаном. Столько денег потерять не побоялся, хоть и коммерсант.
Точно, Мия ведь замужем за Альвисом Крогом – наследником торговой династии, той самой, что когда-то воспитала первого покорителя северной оси мира и отважную Шелу Крог. Как же символично, что именно Кроги поучаствовали и в моей судьбе – это великая честь для меня.
– Мия, – постаралась я перекричать шум толпы, – передайте супругу мою искреннюю благодарность. Пусть его жертвы были напрасны, но я горда, что Кроги знают и помнят обо мне.
Девушка признательно улыбнулась и с грустью добавила:
– Мама тоже хотела приехать сюда, увидеть вас, но… младшая сестрёнка приболела. Они сейчас вместе отдыхают в санатории рядом с минеральными источниками. Если бы не расстояние, она бы точно приехала, чтобы познакомиться с вами.
Тут между ног полицейских вынырнула рыжая морда с голубыми глазами и с любопытством уставилась на меня. Лайка, северная лайка Мии. Видать, она с ней никогда не расстаётся. Прямо как один мой знакомый со своим серым псом…
– Что ж, пусть ваша сестрёнка поправляется, – сказала я на прощание, когда полиция начала теснить толпу, чтобы дать нам с Леоном пройти вперёд. – А маме обязательно передавайте привет.
– Непременно…
Камеры понабежавших репортёров вмиг ослепили меня, и я не заметила, как мы покинули порт и вскоре очутились в фойе гостиницы, где ушлые журналисты организовали для нас пресс-конференцию.
Нам с Леоном пришлось бегло поведать о своих злоключениях на южном континенте. Вопросов было множество, на них по большей части отвечал Леон, тем более, что всех в первую очередь интересовало, как он умудрился посадить самолёт в пустыне. Я же всё время мыслями возвращалась в порт.
Пока я была там, то долго оглядывалась по сторонам и искала в толпе знакомый силуэт, знакомые до боли глаза и улыбку. Но их нигде не было. Шанти исчез, растворился, даже не пожелав напоследок взглянуть на меня. Что ж, я сама дала ему ясно понять, что не желаю иметь с ним ничего общего. Но, если бы он не слушал меня и хоть раз проявил настойчивость… Хотя, о чём это я? Ведь Шанти больше нет. Он растаял словно мираж на другом континенте, и здесь ему никогда не бывать. Надо бы мне уже смириться с этой мыслью...
После нескольких дней пребывания в столице Тромделагской империи мы с Леоном сели на поезд до Фонтелиса и отправились домой. Если честно, я ожидала, что на вокзале помимо репортёров нас встретит мой издатель. Так и оказалось. Вот только не он был гвоздём программы для десятков пресс-камер. Широкие плечи, голубые глаза, слегка вьющиеся чёрные волосы – навстречу мне с корзиной цветов ринулся тот, кого я совсем не ожидала здесь увидеть. Принц Адемар. Собственной персоной.
– Миледи, мы не представлены друг другу, но позвольте преподнести вам небольшой презент.
– Что вы, ваше высочество, – смущённо улыбнулась я, принимая цветы, – вы не нуждаетесь в представлении.
– Как и вы, – приветливо улыбнулся он в ответ. – Самая обаятельная и смелая маркиза королевства.
Вспышки камер ослепляли и заставляли голову кружиться. Я смотрела на эти тёмные волосы и голубые глаза и хотела видеть за ними вовсе не принца, а совсем другого человека. Человека, которого не существует на самом деле.
Торжественная церемония встречи продолжалась. Настала очередь Леона получить свою порцию внимания от монаршей особы:
– За проявленное мужество в спасении жизни особы аристократических кровей, орденом Верности награждается командир Леон Алар.
Вот она, та самая слава, о которой предупреждала говорящая голова. Леон отныне кавалер ордена Верности – высшей награды за заслуги перед королевским двором. Выходит, принц считает моё спасение важной услугой для своей семьи и для себя лично? Ох, меня сейчас бросит в жар от таких известий.
Принц успел водрузить орден с золотым медальоном на грудь растерянного Леона, а репортёры всё щёлкали и щёлкали затворами камер.
Всё, одно пророчество сбылось – сарпальское колдовство доказало свою точность. А моё пророчество про стылого мужа и четырёх детей, кажется, тоже рискует претвориться в жизнь. Принц Адемар не сводил с меня своих ледяных глаз, а я всё пыталась найти в них хоть капельку тепла и нежности. Что, если эти глаза смогут заменить мне те, что навсегда исчезли из моей жизни, оставив после себя лишь горечь воспоминаний и несбывшихся надежд? Никто не осудит меня за попытку залечить сердечные раны новой привязанностью. А вдруг из этого что-то выйдет, и я больше не познаю разочарований в этой жизни?
– Если бы вы знали, миледи, – украдкой сказал принц, пока оркестр играл марш в честь Леона, – как давно я искал встречи с вами.
– Знаю. Кажется, мы с вами должны будем посетить королевскую оперу через пару месяцев.
– Если только пожелаете, мы отправимся туда хоть завтра.
– Завтра? А почему бы и нет?
Не знаю как, но похоже, наш разговор не ускользнул от острого слуха репортёров, ведь на следующий день все газеты вышли с заголовками в духе: "Любовь с первого взгляда", "Наследник престола готов остепениться", "Скорая помолвка принца Адемара с маркизой Мартельской". А под заголовками были наши фотографии, где мы многозначительно смотрим друг на друга.
Что ж, кажется, обратного пути больше нет. Отступать поздно. Значит, испытаю судьбу и попытаюсь её перехитрить. Кто знает, может именно принц привнесёт в мою жизнь определённость и постоянство. И толику любви. Мне её сейчас очень не хватает.
