Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"

Автор книги: Антонина Ванина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 40 (всего у книги 109 страниц)

– Что ты, – тут же улыбнулся Шанти. – Когда ещё мне выпадет шанс увидеть столицу Ненасытной сатрапии? Столько легенд я о ней слышал, столько преданий… Это большая удача хоть одним глазком взглянуть на её колонны и порушенные башни.

– А как же демоны? Кинжала Камали при мне больше нет. Мне нечем рубить им головы.

– Зато у меня есть кое-что, – и он показал мне ту самую дудочку из древнего дерева, что получил от Леона в уплату за свои услуги переводчика. – Звук зурны из муравьиного дерева должен отпугивать злые силы.

– А если не отпугнёт? – не скрывая скепсиса, спросила я.

– Тогда нас оградит от зла защитный квадрат и магические знаки на земле. Ты же видела, демоны пройти через них и навредить не могут.

Ну, хоть кто-то не боится песчаных демонов Мола-Мати и происков Нейлы. Стражи теперь тоже присмирели, видимо, поняли, что Нейла так просто их из пустыни не отпустит. Даже Леон начал что-то осмысливать и больше не заикался про фантазии и суеверия. Иризи и вовсе ничему не удивлялась и предстоящему походу на юг не печалилась, будто знала, что судьбу не обманешь. Только я стояла в растерянности, думая, где достать денег для пополнения запасов и покупки нового верблюда вместо съеденного колдовскими пауками.

Я вытянула руку, думала выбрать кольцо, которое не жалко продать, но в глаза бросился серебряный браслет с десятком мелких желтоватых камней, похожих на опалы.

– Кто-нибудь, дайте нож, – потребовала я.

Шанти с опаской протянул мне свой, а я сняла браслет и принялась ковырять острием по мягкому металлу, в надежде отогнуть его и вытащить камень из оправы.

– Эй, куколка, ты что делаешь? – забеспокоился Леон, – Зачем портишь вещь?

– Это всего лишь побрякушка, – ответила я. – Безделушка, зато дорогая. За один камень мы накупим провизии до Города Ста Колонн, за другой – до Бильбардана, когда будем возвращаться назад.

– Эмеран, – неожиданно обратился ко мне Шанти, глядя, как я измываюсь над браслетом. – Если ты хочешь продать камень, то зря. Во всей деревне у людей нет таких денег.

– Значит, придётся мне продешевить.

Наконец я вынула из оправы три камня. Один погонщику за верблюда, второй – лавочнику за мешок риса, нута и муки, третий – пастуху за кусок вяленого мяса. Прекрасно. В следующей деревне за парочку камней купим ещё что-нибудь. А когда они кончатся, возьмусь за инкрустированный кинжал в сундуке Леона. Так нам камней ещё и на обратную дорогу хватит.

Подумав об этом, я обернулась, чтобы идти обратно в деревню, искать рынок, но тут же увидела перед собой целую делегацию из селян, что, видимо, уже давно наблюдали за нами и перешёптывались:

– Розовые колдуны из края дождей и болот пришли.

– Вон как тарантулов заворожили и приманили.

– Точно владеют они невиданной мудростью, раз умеют букашками повелевать.

Так, кажется, это нас с Леоном назвали розовыми колдунами из края болот. Странные эпитеты. Видимо, из-за того, что наша кожа под палящим солнцем покраснела. Но почему край болот? Эти жители пустыни думают, что в Аконийском королевстве выпадает слишком много дождей, отсюда и фантазии о болотах?

Внезапно из толпы вышел самый смелый юноша и обратился к Леону:

– Господин, поделись мудростью своей далёкой северной страны. Говорят, в твоём краю дождей и болот все люди умеют подчинять себе силой мысли не только тарантулов, но и самоходные телеги и железных змей, на которых путешествуют по всему свету. Напиши нам северные заклинания. Мы тоже хотим впитать в себя чужеземную мудрость и силу.

Тут он протянул удивлённому и ничего не понимающему Леону доску и кусочек мела, но мне пришлось сказать:

– Прости, младший брат, но господин не знает сарпальского языка, чтобы написать для тебя заклинания.

– Пусть напишет на северном языке. Язык ваш ведь полон сокрытых знаний. Пусть даст нам на них посмотреть и вобрать в себя.

Вобрать в себя? Что за странная аллегория? Хотя, ладно..

– Лео, – предложила я, – возьми доску и напиши на ней что-нибудь, а то от тебя не отстанут.

– Что написать? – удивился он.

– Да что угодно. Стих или песню. Да хоть инструкцию по экстренной посадке. Лишь бы аконийскими буквами.

Леон немного подумал, посмотрел по сторонам и приступил к делу. Как только на доске появился список легкомоторных летательных аппаратов, он отдал доску пареньку, а тот радостно сунул ему в руку монетку и побежал к колодцу.

А дальше мы с изумлением смотрели, как паренёк выпрашивает у проходящей мимо женщины лохань, кладёт в неё исписанную доску, а потом зачерпывает из колодца воду и льёт её на доску, смывая свежие надписи.

– И зачем ему всё это надо было? – недоумевал Леон.

– Не знаю, – ответила я, – может, это какой-то ритуал?

А паренёк уже отложил доску и принялся пить из лохани мутную мелованную жижу. А потом он с довольным видом выпрямился и объявил всем:

– Теперь премудрость северных людей внутри меня! Я тоже стану всемогущим повелителем тарантулов!

А дальше начался такой ажиотаж, что мы чуть не оглохли от гвалта: мужчин двадцать, что успели разыскать для себя куски дерева, теперь совали их Леону, прося поделиться мудростью и с ними. Стражи теснили их, но те всё равно тянули Леону доски и, что самое главное, монеты.

– Дурдом какой-то, – пробурчал Леон, когда я объяснила ему ситуацию. – Но раз за это ещё и деньги предлагают, ладно уж, намалюю им что-нибудь.

Он безропотно расписал десять деревяшек, а потом у него иссякла фантазия, да ещё рука устала.

– Лео, ну пожалуйста, потерпи, – попросила я его, пересчитывая вырученные таким лёгким способом монеты.

– Эми, ты в курсе, что это мошенничество на доверии? Мудрость они впитают через смытые буквы. Ну, смех же.

– Да ладно тебе. Людям просто хочется верить в чудо.

– Может, тогда и ты распишешь пару досок, а то что-то я притомился.

– Не могу, – пожала я плечами. – Сам видишь, мужчины мне свои доски не доверяют. Какая от женщины может быть мудрость?

Леон только тяжко вздохнул и взялся за одиннадцатую деревяшку.

Оказалось, рано я радовалась. Вскоре ко мне подошла молодая девушка с доской и мелом. О, женская солидарность. Ну, хоть кто-то в этой деревне верит, что и я могу обладать хоть капелькой северной мудрости.

Я припомнила все уроки чистописания, чтобы старательно разрисовать доску для девушки. Как оказалось, зря. По деревне тут же прошёл слух, что мои каллиграфические завитки даруют не только женскую мудрость, но и красоту. Ко мне тут же выстроилась отдельная очередь из молодых девушек и даже девочек.

Только после полудня, когда тарантулы давно попрятались от жары в свои норы, а последний деревенский мальчишка с довольным видом унёс разрисованную доску, мы с Леоном, не чувствуя рук, поняли, что наконец свободны.

Иризи старательно продела монетки на шнурки, разделив наш гонорар на пять увесистых частей. Шанти, что всё это время украдкой посмеивался то ли надо мной и Леоном, то ли над легковерными сахирдинцами, предложил нам всем пойти на рынок за провизией.

– Как хорошо, что здесь не слышали о волшебной силе северных волос, – между делом заметил он.

– Что ещё за сила? – удивилась я.

– Помню, когда-то давно в Старом Сарпале знахарки просили у тромок с длинными светлыми волосами как у тебя продать им пряди, чтобы плести из них шнурки для амулетов вечной молодости.

– Что? – невольно рассмеялась я, – северные волосы даруют вечную молодость? Как жаль, что это неправда.

– Знахарки бы с тобой не согласились, – с полуулыбкой добавил он, ясно давая понять, что сам эти суеверия всерьёз не воспринимает.

– Откуда такое странное поверье? Почему именно северные волосы должны омолаживать?

– Ну… Ты помнишь, в караване, с которым мы ехали, я водил знакомство с женой гончара.

– Да, помню эту старушку с мешком кизяка.

– Старушку? И как ты думаешь, сколько ей лет?

– Семьдесят, наверное. Вряд ли меньше.

– Не угадала. Она ровесница своего мужа, а тому всего сорок лет от роду.

О боги! К сорока годам женщина здесь превращается в сгорбившуюся, еле переставляющую ноги морщинистую старуху? А, собственно, что в этом удивительного? Вот, сейчас мы идём по окраине деревни, а по дороге нам то и дело встречаются миниатюрные женщины, что тащат невероятных размеров вязанки хвороста на плечах и большие медные кувшины с водой.

А вот и здешние мужчины – как один сидят в ряд у стены амбара и о чём-то с умным видом беседуют, пока их жёны трудятся в поте лица. Ах да, вдруг сейчас война начнётся, а они будут тяжести таскать, устанут, сабли в руках держать не смогут. Лентяи. И приспособленцы.

Наверняка, они и женятся только для того, чтобы на законных основаниях иметь рабыню в доме, которую можно эксплуатировать до полного износа. Тут, наверное, и вдовцов в разы больше чем вдов. Хотя, с сахирдинской традицией многожёнства мужчина всегда может заменить одну почившую доходягу на двух новых и пока ещё полных сил девушек, что через десяток лет тоже станут глубокими старухами. Изуверы.

– Я поняла. Старосарпальки смотрели на ухоженных сорокалетних тромок, в чьих домах всю работу за них делала прислуга, и думали, что у северянок есть свой тайный секрет молодости.

– Сколько тебе лет?

Ух ты, какой нескромный, даже грубый вопрос. Хотя, сарпалец вряд ли вкладывает в него тот же смысл, что и северянин.

– Через месяц должно исполниться двадцать пять. А может, уже исполнилось? Я потеряла счёт времени с тех пор, как оказалась в Сахирдине.

– Любой, старосарпалец, посмотрев на тебя, решил бы, что тебе лет девятнадцать, не больше. А ещё бы он решил, что твои срезанные для амулета волосы могут омолодить любую женщину на шесть лет.

– Как думаешь, он бы заплатил мне за прядь больше, чем за расписанную доску?

Шанти немного удивился и спросил:

– А ты бы смогла расстаться со своими светлыми длинными волосами?

– Легко, если на вырученные деньги можно купить провизию для всех нас.

– А если бы все здешние селяне пришли к тебе, как сегодня, и попросили бы продать им волосы, что бы ты сделала?

– Что-что? Срезала бы их все ножом и распродала по пряди.

– И ты бы не жалела, что потеряла такую красоту?

– Нет, конечно. Это же просто волосы, они снова отрастут. А в сахирдине точно нет таких же поверий как в Старом Сарпале? Вдруг кому-то пригодятся омолаживающие северные волосы?

– Дойдём до Хардамара и узнаем.

– Что ещё за Хардамар?

– Самый южный город сатрапии. И последний на нашем пути. Дальше – только шатры кочевников и пески.

– Что ж, будем надеяться, что там тоже есть желающие впитать в себя северную мудрость.

– А я надеюсь, что на их рынках есть провизия. Иначе деньги нам просто не пригодятся.

Тревожное замечание. И очень информативное.

В этот день на все вырученные деньги мы купили на деревенском рынке трёх верблюдов, мешки круп, орехов и фиников, а ещё бурдюки для воды, которые наполнили под завязку, чтобы на закате пуститься в путь туда, где нас точно не будут преследовать мохнатые тарантулы и когтистые лапы Нейлы. Разве что, демоны встретятся. Но это уже частности. Главное – с каждым часом мы всё ближе к огненным вратам, а значит, ближе к завершению нашей нелёгкой миссии. Только это и обнадёживает.

Глава 20

Этим же вечером мы выдвинулись в путь. В лучах заходящего солнца Иризи долго рассматривала линии трещин на глинистой мозаике из кусков земли и, вспомнив о своих давних талантах, решила погадать:

– Вижу дом, – прищурившись, вещала она, – верблюда вижу, вижу ковёр. И ещё дерево с круглыми плодами. Персиками.

– И что это может значить? – поинтересовалась я. – Мы встретим по дороге к Хардамару дом, где есть ковёр, а во дворе стоит верблюд под персиковым деревом?

– Нет, – озадаченно произнесла она. – Я гадала на своё будущее. И у меня будет дом близ персикового сада. И привезёт меня к нему верблюд, чтобы в этом доме я снова начала ткать ковры.

Тут она украдкой глянула на Чензира, а тот даже не обратил внимание, о чём мы говорим. И это хорошо. Я ведь дала себе слово сделать всё, чтобы Иризи больше никогда не возвращалась под коршуново крыло Нейлы и снова стала свободной. Вот только я пока не знаю, как провернуть операцию по освобождению бедной девушки за спиной Чензира. Он ведь обязан вернуть её обратно во дворец.

– Разве персиковые сады растут в Сахирдине? – неожиданно раздался за нашими спинами голос Шанти.

– Только вокруг дворца визиря Абакара-джах Нигоша, – понуро сказала Иризи. – Вот только во дворце никто не разрешит мне ткать ковры. Там я должна буду снова ухаживать за госпожами.

– Значит, твой новый дом будет не в Сахирдине, – уверенно заявил Шанти. – Знаешь, в Старом Сарпале есть много персиковых рощ. А про сахирдинские ковры и искусство ваших мастериц у нас ходят легенды. Как знать, может быть, Энтаур уже проложил для тебя путь прямиком к восточному морю…

А дальше я словно третий лишний слушала умильное воркование Шанти и Иризи о фруктовых садах и коврах. Кажется, она уже грезила поселиться в его родной деревне, где воду поднимают не из затхлых колодцев, а набирают в полноводных ручьях, а он мечтал привести в родную деревню новую ткачиху, которая умеет плести замысловатые сахирдинские узоры-обереги.

Ну как же так? Почему же я раньше не поняла, что Шанти не из простой лишь вежливости пытался предложить помощь Иризи с первого же дня их знакомства? Пусть она опасалась его и гнала от себя, но ведь Шанти всё равно не отчаивался, и продолжал угождать ей в надежде, что холодное сердце жрицы оттает. Оно и оттаяло, как только она поняла, что злой оборотень оказался добрым… А ещё у него рядом с домом цветёт персиковый сад…

Ох, ну как же больно! И ведь знаю, что между мной и Шанти ничего не может быть, а всё равно ужасно обидно! В душе разверзается чёрная пустота, та самая, что затаилась глубоко внутри после разрыва с Леоном. Тогда в ней жила смертельная обида. Теперь же в этой пустоте поселилась зависть. Да, я начинаю завидовать Иризи за то, что ей сейчас достаются улыбки Шанти и его ласковые слова. А там скоро и до обещаний взять её в жены и забрать с собой в Фарияз недалеко…

Не в силах смотреть на их идиллию, я постаралась направить верблюда вперёд, и вскоре поравнялась с Леоном. И он решил окончательно меня добить:

– Какая красивая пара, – с полуулыбкой на устах и издёвкой в голосе начал он, обернувшись – а главное, гармоничная. Толмач-садовод и кухарка-наперсница. Сарпалец с тромскими корнями и сарпалька. Ровня тянется к ровне.

Вот именно. Иризи – сарпалька, и этим всё сказано. У неё нет кошачьих глаз, белёсых волос и несуразного роста. Она такая же, как и все женщины на этом континенте. Её внешность привычна глазу Шанти. По его меркам она красавица в отличие от меня, и этого не изменить. Как не изменить и того, что я бы никогда не соблазнилась жизнью в деревне близ персикового сада. Всё-таки, у нас с Шанти нет ничего общего, и никогда не было. И потому с каждой минутой на душе становится всё больнее и больнее…

Пока я терзалась от мук неразделённых чувств, наступило утро. Солнце поднялось и осветило увядающую землю, а вместе с ней и загадочное белое пятно вдали.

Что это? Вода? Озеро поблёскивает? Как здорово! Отдохнуть рядом с водоёмом было бы очень кстати. К тому же, верблюды могли бы вдоволь напиться и пожевать травы, что непременно должна расти на берегу.

Мы ринулись к месту нашего скорого привала и каково же было моё удивление, когда мы подъехали вовсе не к озеру, а к проплешине побелевшей земли.

– Это ещё что такое?

Я и вправду не понимала. Что за белый налёт осел на земле, да ещё в таких огромных количествах? Всё вокруг будто усыпано мелкими белыми кристаллами, что то и дело отражают свет своими гранями и слепят глаза. А ещё этот запах, что пронзает собой воздух. Кажется, так пахнет море. Вот только никакой воды я поблизости не вижу.

Пока я задавалась вопросами, Леон попросту слез с верблюда, присел, коснулся пальцами белого налёта, перетёр между подушечек сыпучие крупинка, а потом взял и лизнул их.

– Соль, – веско заключил он. – Точно, тут кругом самая настоящая соль.

Это открытие удивило только меня одну. Кажется, все кроме нас с Леоном знали, что на подступах к Хардамару раскинулась настоящая соляная пустыня.

Мы уже который час ехали по белому песку, а зной от восходящего солнца поднимал в воздух терпкий запах моря и ила. Невероятное сочетание для пустыни.

Внезапно под ногой верблюда что-то хрустнуло, и он покачнулся вместе со мной. Пришлось приглядеться. В слепящей белизне соляного покрова серели матовые осколки, очень похожие на остатки раковин.

– Откуда здесь взялось это странное место? – решила спросить я у Шанти. – Соль, да ещё в таких огромных количествах.

– Говорят, во времена Ненасытной сатрапии в этом месте плескалось бескрайнее море. А потом боги прогневались на людей, забрали в свой Небесный дворец всю воду и оставили на дне морском лишь соль. Много соли. Она здесь повсюду. Ничего, кроме неё нет.

– А как же город, куда мы едем?

– Хардамар? Так ведь мы уже подъезжаем к его стенам.

Да? Что-то я не вижу впереди крепостных стен, башен и куполов храмов. Кругом только ослепительная белизна и никаких признаков каменного города. Хотя, Шанти ведь видит на десятки километров вперёд, наверное, где-то вдали и заметил стены домов песчаного цвета.

Вот только время шло, и сколько я ни всматривалась в горизонт, но никаких признаков людских жилищ так и не заметила. Каково же было моё удивление, когда в полукилометре перед нами возникла протяжённая белая стена. И как только я её не увидела раньше?..

Мы подъехали ближе, а я с каждой минутой всё больше теряла связь с реальностью – настолько не укладывалось в голове то, что видят мои глаза. Соль, целая стена из кирпичей соли – она тянулась на десятки метров в обе стороны, окружая собой затаившийся город.

Я не вытерпела и спешилась, чтобы достать камеру и начать съёмку. Вот самая необычная стена на свете, которая может растаять от первого дождя, которого в этих краях явно не бывает. А вот горизонт, что отделяет по прямой голубое небо от белой земли.

Пока верблюды вышагивали вдоль стены, я на ходу меняла объективы, чтобы нацелить камеру на белёсые окрестности Хардамара. Внезапно белизна сменилась пестротой, а в видоискателе появилось бескрайнее поле, сплошь усеянное глубокими ямами. Поверить не могу, да это же прииски, копи, где добывают соль!

В одной яме полуголые мужчины с повязками на лицах машут кирками и откалывают от её стенок увесистые куски соли, другие спускают в яму кожаные ремни, ждут, когда в них положат поблёскивающие глыбы, чтобы вытянуть их наверх. А третьи и вовсе сидят в сторонке и обтёсывают куски соли, пока из них не получатся кирпичи. Ну вот, теперь я знаю, как в Хардамаре строят городские стены.

Пока в одних ямах кипела работа, другие отчего-то простаивали. Стоило мне подойти ближе к приискам и всё стало понятно. Здесь были ямы, на дне которых скопилась грязная вода, что стекла туда из пробитого грунта. Эту воду вычерпывали большими кожаными ведрами миниатюрные женщины. Эти труженицы раз за разом спускались по скользким ступеням на дно ямы, наполняли свои вёдра гнилой жижей и, покачиваясь из стороны в сторону, тащили вёдра наверх, чтобы вылить их содержимое поодаль и снова спуститься в яму, чтобы черпать и черпать…

Соляных ям близ Хардамара я насчитала около сотни. И в каждой копошились измождённые люди. Их болезненная худоба и язвы на теле говорили только об одном – соляные прииски медленно высасывают из них жизнь и отбирают последние силы. Удушливый запах гнили и моря, сырость и палящее солнце – вот их медленные убийцы.

Я принялась снимать копи, трудяг, даже залезла на верблюда, чтобы с высоты его спины запечатлеть череду ям, где мужчины машут кирками, а женщины вылезают из пропасти с переполненными вёдрами.

Стоило мне на миг опустить камеру, как одна из женщин с ведром посмотрела на нашу компанию и дерзко спросила:

– Купцы вы, что ли? Чего привезли? Фиников? Пшена с фасолью? А может, вина и мёда?

– Глупая женщина, – прикрикнул на неё Чензир. – Разве не видишь, мы не торговцы, а стражи визиря дел, сопровождаем важных гостей Абакара-джаш Нигоша. Где тут ворота города? Уже устали их искать.

Присмиревшая женщина только махнула рукой в сторону и нам оставалось только идти дальше, благо за следующим поворотом в стене показался высокий проём под аркой, и мы, наконец вошли в город.

Хардамар поражал своей белизной. Кругом стояли одноэтажные хижины из кирпичей соли, а крыши их были покрыты выбеленными шкурами. Даже люди здесь ходили в белых одеждах, разве что смуглые лица прохожих и нитки голубых бус на шеях женщин выделяли их фигуры из всеохватывающей белизны.

Вскоре мы забрели на рынок, вернее, на его странный аналог, где торговцы в белых одеждах выменивали у караванщиков в тёмных накидках мешки круп, муки, орехов и сухофруктов за аккуратно обтёсанные куски соли.

– Меновая торговля, – прокомментировал Леон, глядя на то, как за мешок фиников старик в белом халате даёт молодому мужчине в коричневой накидке пять слитков соли.

Наши слишком пёстрые для этого города одежды вмиг привлекли внимание торговцев соли. К нам ринулись юноши в белых рубахах, наперебой спрашивая, что же мы им привезли. Но был среди них и бородатый хмурый тип в тёмно-синем халате, что протянул Шанти крупную монету и сказал:

– Продай мне своего верблюда, чужестранец.

Кажется, монета была золотой, но на вид странной – грубая чеканка с рваными краями, расплывчатый рельеф человека на одной стороне, а главное, нет обязательной дырочки по центру, чтобы монету можно было повесить на шнурок. Наверное, чтобы увеличить содержание золота

Я с интересом разглядывала необычную монету, которую ни разу на сахирдинских базарах не видела. Шанти тоже застыл, вертя её в руке. Понимаю, для него это огромные деньги, но он всё же сказал бородачу:

– Извини, верблюд мне нужен самому. А хочешь, я продам тебе компас? С его помощью можно…

Договорить Шанти не дали. Его начала вплотную обступать толпа из женщин с бирюзовыми бусами, а бородатый тип с золотой монетой тут же отправился гулять по рынку дальше. Кажется, его интересовали лишь верблюды, а не компасы.

– Взгляни на меня, голубоглазый господин, – молила одна женщина.

– И на меня посмотри, – вторила ей другая.

– И на меня…

– Отведи от меня сглаз.

– Прогони порчу.

– Избавь от демонического наваждения.

– Разорви своим голубым взором незримые нити колдовства.

Оказалось, в Хардамаре верят, что взгляд голубоглазого человека снимает сглаз. Любопытное суеверие, учитывая, что голубоглазых людей во всём Сарпале единицы.

Волосы и мудрые буквы северных людей здесь никого не интересовали, поэтому мы с Леоном спокойно стояли в сторонке, пока мимо оторопевшего Шанти шествовали женщины, девушки и старухи, с надеждой заглядывая ему в лицо.

– Ну же, посмотри на меня…

– И меня…

И Шанти смиренно смотрел. А у его ног благодарные хардамарки оставляли блестящие слитки соли. Из этих слитков образовалась небольшая горка, а люди горожане всё шли и шли. Самые нетерпеливые осмелились даже привлечь внимание голубоглазого Гро. Пёс такого ажиотажа не ожидал и на всякий случай сторонился взрослых хардамарцев. Но вот с детьми всё было иначе – их он совсем не опасался, а обнюхивал и тут же облизывал, особенно пахнущим молоком грудных младенцев на материнских руках.

Гора соли возле Шанти всё росла, и пришлось Чензиру вмешаться:

– Мы вам не торговцы, а посланники визиря дел Абакара-джах Нигоша. Соль вашу оставьте себе. Если ходите отблагодарить полукровку, несите крупы и муку. Снедь несите, которую за соль вымениваете. Другого нам не надо.

И люди действительно начали нести кулёчки орехов, сухофрукты, лапшу, приправы и много чего ещё. Теперь нам точно хватит провианта до Города Ста Колонн и обратно. Увести бы только всё это изобилие с собой.

– О, – задорно протянул Черзир, – оказывается, и от твоих блеклых глаз может быть польза, полукровка.

– Радуйся, что хоть так я могу добыть для всех нас еду. Боюсь, с охотой на юге ничего не выйдет. Не бегают по пескам Мола-Мати антилопы.

А люди продолжали стекаться на рынок. Казалось, слух о голубоглазом человеке разнёсся по всему городу, и хардамарцы целыми потоками стекались сюда, чтобы получить свою частичку чуда.

– Откуда же у вас столько испорченных сглазом людей? – не выдержала и поинтересовалась Иризи у кумушек, что уже получили свою порцию чуда и теперь шли прочь с рынка. – В городе ведьма поселилась?

– Нет, что ты, – отвечали ей женщины, пропуская между пальцев нитки голубых бус. – Это всё покойнички наши шалят. Как стемнеет, приходят они к стенам города и начинают шептать, мол, откройте ворота, выйдете к нам. Вон, косая Хиона намедни не выдержала подошла к воротам, думала, мать свою, покойницу, там увидеть. А за воротами беловолосый мертвец как глянул на неё своими белыми глазами, так она от страха ещё больше окосела, охромела даже и с криками побежала соседей будить. Всех нас переглядела, всех нас сглазила, даже бусы из бирюзы не помогли. И с той поры каждую ночь слышим мы покойников за стеной. Сил уж нет терпеть их жестокие речи. Хорошо, что голубоглазый господин пожаловал в Хардамар. Он-то с нас сглаз снимет.

– Откуда здесь взялись бродячие покойники? – насторожилась я, припомнив "весёлые" деньки в Жатжайских горах.

– Так со старых копий пришли, – как само собой разумеющееся ответили мне. – У нас в Хардамаре деревьев нет, чтобы умерших сжигать. Стервятники здесь тоже не летают. Не для кого нам соляную Башню Покоя строить. Могилы в земле тут ни одной киркой не прорыть, зато старые копи, откуда ещё наши деды соль добывали, имеются. Вот туда-то мы своих покойников и складываем и солью раскрошенной посыпаем. Так и лежат они там под солью. Тление не касается их своим перстом.

Ещё бы, соль ведь отличный консервант.

– Отчего же покойники ваши встают из могил, – заинтересовалась Иризи. – Прогневали вы их чем? Не чтили, не поминали в День Предков?

– Что ты, всё мы делали. Это всё песчаный колдун виноват. Пришёл к нам пару недель назад, хотел на рынке живую курицу купить, золотую монету предлагал. А ту единственную курицу, что из Тарагирима караван привёз, в тот день в супе сварили и на блюде старейшине города подали. Колдун не поверил, что нет во всём Хардамаре больше куриц, прогневался и решил отомстить всем хардамарцам. Проклятие страшное изрёк, сказал, как меня вы отпотчевали, так вам до скончания века и предков своих кормить. И в ту же ночь повставали из соляных могил покойнички. Одна стена нас и спасает. Соль, она ведь верный помощник против злых сил. Брось её в духа – он и растает в воздухе. Горсть на землю насыпь – дух её не переступит. А уж стену и подавно не преодолеет. Город наш – надёжный оплот против сил зла. Одно только плохо – всё никак курицы из Тарагирима не можем дождаться, чтоб суп из неё сварить, окропить бульоном землю вокруг города, а мясо снаружи на ночь оставить. Может прав колдун, отпотчуем предков курицей, они и успокоятся.

– И кого вы слушаете, колдуна, что зло вам причинил? – возмутилась Иризи. – Лучше молитесь милостивой Лахатми и она смоет с этого города все проклятия?

– Лахатми? Богиня бурных вод? Ну, уж нет, если она свои бурные воды на нас с неба прольёт, растают наши хижины и городская стена вслед за ними. Нет уж, не нужна нам такая милость…

Женщины ушли, а мы с Иризи ещё долго молчали, не решаясь поделиться нашими мыслями. А тем временем шествие возле Шанти закончилось, и стражи поспешили собрать и погрузить на верблюдов корзины и кульки со всевозможной снедью. Иризи же подбежала к Шанти, встала на цыпочки и потянулась к нему, чтобы что-то шепнуть. А Шанти осторожно склонился и принялся внимательно выслушивать девушку. Как мило, эти двое уже секретничают. Скоро и до неприкрытых улыбок и шуточек дойдёт, а потом… Ох, не надо мне на них смотреть, просто не надо.

Я отвернулась и увидела того самого бородача, что хотел купить верблюда. Странно, я думала, он отправился в другой конец рынка, где стоят караванщики, чтобы попросить их продать ему животное.

– Иноземная госпожа, – внезапно заговорил он, уставившись на меня тяжёлым взглядом. – Слышал, ты собираешься ехать в пустыню вместе со своим мужем и стражами. Не откажи в удовольствии проводить тебя к Городу Ста Колонн. Я хорошо знаю пустыню, знаю все колодцы, все зыбучие пески. Я не дам тебе и твоим спутникам попасть в беду на пути к заветной цели. Со мной вы точно доберётесь до Города Ста Колонн и увидите её золотые пики.

– С чего ты решил, что мы туда поедем?

– Так слышал я, как один из стражей просил городских старейшин выслать через пять дней людей с водой, чтобы они встретили вас на обратном пути в паре дней хода от Хардамара. Стало быть, едете вы в самое сердце Мола-Мати, навстречу пескам и палящему солнцу. А что есть интересного в песках кроме золотого Города Ста Колонн?

Огненные врата, например. Но, похоже, мой нежданный собеседник их в пустыне не видел.

Внезапно к нам подошёл Леон и спросил:

– Эми, всё нормально? Этот тип к тебе не пристаёт?

– Он хочет предложить нам услуги проводника по Мола-Мати.

– Прекрасно, – обрадовался он. – Пусть ведёт нас к тому древнему городу. А то я так понял, даже с картой твой бывший проводник не уверен, куда точно надо идти.

Вот как? А Шанти и не говорил мне о своих сомнениях. Ну да, он ведь всегда с Леоном маршрут нашей поездки обсуждает. А раз Шанти сомневается, попробую нанять для него помощника. Но для начала узнаю у бородача:

– Кто ты такой? Как тебя зовут, и почему ты бродишь по пескам Мола-Мати?

– О, госпожа, зови меня Песчаным Тунуром. Раньше я был просто Тунур-сапожник, но как только сбежал я от жестокого градоправителя Тарагирима, когда он пообещал выпороть меня на площади за то, что сандалии мои натёрли ему мозоль, перестал я быть сапожником. Теперь скиталец я, жизнь свою от гнева самодура спасаю, в пустынные жители подался. В Хардамар изредка за снедью прихожу, да вот платить уж скоро будет нечем, кончаются мои сбережения. Мне бы наняться к кому в услужение, на кусок пресной лепёшки заработать.

Вот как… В Тарагириме, где принято сжигать заживо младенцев, градоправитель ещё и сапожникам жить спокойно не даёт? Я даже не удивлена. Жестокий город, жестокие люди.

– Ладно, покажешь нам путь к Городу Ста Колонн. Но для начала переговори с главой стражей, что нас сопровождает.

– Как скажешь, госпожа, – с довольным видом улыбнулся он, – как скажешь…

И он побежал искать Чензира. А через полчаса наш караван уже был готов ехать дальше на юг.

– А как же дневной отдых? – спросила я Чензира. – С чего вдруг такая спешка?

Вместо него мне ответил простой страж по имени Гахи:

– Тарантулы не дремлют. Ещё подумают, что мы мешкаем, и набегут на Хардамар.