Текст книги "Миледи и притворщик (СИ)"
Автор книги: Антонина Ванина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 79 (всего у книги 109 страниц)
Мы всё ждали, когда же кто-нибудь из слуг откроет нам ворота, но внезапно во дворе показался сам хозяин. Суетливо оглядываясь, он подбежал к ограде и впустил нас внутрь.
– Теперь всё в порядке, – сказал он Стиану. – Слуг я отослал кого в кладовую, кого в конюшню, кого в баню. Их в доме нет, никто не увидит, как вы пришли ко мне.
– А твои домочадцы, господин, будут ли они нам рады? Может, нам не стоит стеснять их?
– Сын моего друг Мортена не может никого стеснить в моём же доме. Мои сыновья держали язык за зубами и никому не сказали, что однажды в наше доме прятался выкупленный арестант с севера, не скажут ничего и сейчас. Правда, уже неделю в моём доме гостит мой зять с семейством. Но он тоже никому ничего не скажет, если дорожит родством со мной.
– А твоя жена и дочери?
– А им никакого дела до того, кто на мужской половине гостит, быть не должно.
– Боюсь, на сей раз так не получится.
Тут мы, оставив Гро во дворе, зашли в дом. Двери закрылись, и Шиам повернулся к нам, вернее, ко мне:
– Кто там у тебя под покрывалом? – с подозрением спросил он Стиана. – Кто с тобой приехал?
– Имрана.
Тут он коснулся моей руки, и я поняла, что настала пора открыть лицо. Я откинула капюшон, ожидая от Шиама какой угодно реакции, но только не:
– Журналистка, – со знанием дела заключил он.
– Что? Нет, я не…
– Не обманывай, я тебя знаю. Никакая ты не Имрана. Ты даже не тромка. Я видел твою книгу о горной сатрапии.
– Да? – окончательно пришла я в смятение.
Желая доказать свою правоту, Шиам повёл нас со Стианом в тёмную комнату, где я вначале увидела превеликое множество рулонов самых разных тканей, а потом и высокий шкаф с запертыми на ключ дверцами.
Пока хозяин отцеплял от пояса связку и искал подходящий ключ, я принялась разглядывать текстильное богатство, украдкой щупая его для верности. Так, похоже, тут шёлк и сатин тесно соседствует с вискозой. Натуральные ткани и искусственные. Так, а это очень похоже на нейлон. На сарпальском ткацком станке такое точно не делают. А искусственную кожу тем более. Теперь я понимаю природу крепкой дружбы Мортена и торговца тканями. По его поручению Рагнар привозит в Старый Сарпаль уникальные материи, Шиам их сбывает щедрым покупателям и зарабатывает неплохие деньги на эксклюзивном товаре. Вот только…
– Разве всё тромское здесь не запрещено? – шепнула я Стиану.
– Не для состоятельных людей, любящих комфорт. Своим поставщикам они советуют говорить, что тромские товары они нашли на старых заброшенных складах времён строительства железной дороги, и вообще это трофеи.
– И власти готовы закрыть глаза на такие выдумки?
– Власти и сами не прочь одевать своих жён и наложниц в красивые наряды.
За нашими спинами скрипнули петли. Мы обернулись, и перед нашими взорами предстал распахнутый шкаф Шиама. Я глазам не поверила, когда увидела полки, плотно уставленные книгами. Нет, даже не книгами – альбомами. По корешкам я поняла, что там стоят журналы мод, сборники репродукций известных тромских и даже аконийских художников прошлых веков, каталоги музейных экспонатов. А ещё там были иллюстрированные путеводители и фотоальбомы.
Проведя пальцем по полке, Шиам нашёл мой чахучанский альбом и тут же вытащил его, чтобы раскрыть на форзаце и продемонстрировать мне мой же фотопортрет.
– Это ты, госпожа. А это, – тут он пролистнул несколько страниц и остановился на вступительной статье с благодарностями, – а это имя Шанти. Стало быть, ты, госпожа, журналистка, а он, как и говорил мне его отец, книгочей и собиратель историй. Ты – фотографируешь, он – пишет.
– Да, господин Шиам, – не стал возражать ему Стиан, – ты прав, Имрана сделал фотографии для этого альбома.
– Не Имрана, – покачал тот головой, а потом закрыл альбом и, водя пальцем, принялся читать моё имя на обложке, – а… Эми-ран Блан-мор-тиль.
Кажется, Шиам не из тех, кто обучен тромской грамоте. Имена и названия худо-бедно он может прочесть, но вот вряд ли обладает большим словарным запасом, чтобы понимать тромский текст. Поэтому он и коллекционирует все эти альбомы, каталоги и иллюстрированные журналы – их язык визуальных образов интернационален.
– Где твоя камера, госпожа Эмиран? – спросил Шиам.
Мне пришлось стянуть с себя жёлтый балахон и продемонстрировать, что та висит у меня на шее.
– Правила этого дома говорят, что, – начал было он, но я всё прекрасно поняла без слов и поспешила стянуть камеру вместе с сумкой для объективов и протянуть их ему.
– Я уважаю правила этого дома, господин Шиам. Я буду признательна, если ты закроешь эти вещи в своём шкафу, и их никто не увидит, как и твои замечательные книги.
Шиам оттаял и благодарно улыбнулся, а потом исполнил мою просьбу и запер шкаф.
– Скажи мне, Шанти, – спросил он его, – неужели ты привёз сюда журналистку, чтобы напечатать книгу о Старом Сарпале?
– Не совсем так, господин Шиам. Здесь мы только проездом. На самом деле наш путь лежит в Румелат.
– Это скопище бешеных ведьм? – ужаснулся он. – В край, где кровавые жрицы делают из мужчин евнухов, а жёны выгоняют мужей из домов? В сатрапию, где вместо сатрапа всем заправляет самозваная царица, а в её дворце льётся кровь замученных пленников? Да проще из арестантской ямы вернуться, чем из Румелата.
– Не переживай, господин Шиам, мы с Эмеран знаем, как не стать добычей камалисток. Мы обязательно вернёмся из поездки домой.
– Ты, небось, и отцу так говорил, когда пять лет назад поехал в Бунгур и на рынке угодил в лапы стражей с печатной картой в сумке.
– То было давно, с тех пор я успел поумнеть и многому научиться.
– Ты-то научился, а что твоя журналистка? Если её кто на улице увидит без этого покрывала, считай, нет у тебя больше фотографа. Украдут, продадут на невольничьем рынке, и будет она до конца дней… а, не важно. Важно, что вы оба вовремя мне на глаза попались. В этом доме вам бояться нечего. Здесь вас никто не обидит. И никто не скажет, что видел вас здесь. А теперь идём, Эмиран, к моей жене. Она покажет тебе женскую половину, где ты будешь жить.
А дальше я ощутила, как время поворачивается вспять, и я снова возвращаюсь во дворец сахирдинского визиря, где женщинам и мужчинам приписано жить раздельно и не видеть друг друга до особого случая.
В отличие от дворца сахирдинского вельможи вилла старосарпальского купца оказалась не такой помпезной и просторной. Здесь не было бассейна в купальне, но здесь и не жило столько женщин, как у визиря. Кроме жены Шиама на женской половине обитали две их юные дочери, почти девочки. Сама мать семейства к моему облегчению оказалась премилой приветливой женщиной и совершенно не походила на Нейлу. Хотя… с недавних пор я ловила себя на мысли, что была бы не против встретиться с ведьмой вновь и задать ей так тревожащие меня вопросы об оборотнях.
Но ведьм и колдуний в доме Шиана не оказалось. Зато здесь гостили две угрюмые и явно чем-то обеспокоенные женщины – сестра Шиама и её молодая прехорошенькая дочь.
– Что с ними такое? – спросила я у жены Шиана. – Как будто у них случилось горе. Неужели кто-то умер? Их муж и отец? Поэтому они перебрались в дом своего родственника?
– Нет, что ты. Ранвир жив-здоров, он на мужской половине живёт. Он ведь Арчану и Ниту сюда в столицу и привёз. Они далеко на севере живут, а в Шамфар их гонцы сатрапа вызвали.
– Гонцы сатрапа? И что же ему от них нужно?
– Так ведь мор был в сатраповом гареме. Говорят, болезнь какая-то неведомая многих наложниц скосила. Опустел гарем, и теперь евнухи его заново собирают.
– Как это, собирают? Они разве не покупают для этого девушек на невольничьем рынке? Тех самых девушек, что сидят под солнцем, а на груди у них таблички, что за две тысячи дирхамов они согреют постель своего нового господина.
– И таких девушек покупают, – помрачнела хозяйка женской половины, – если они очень уж хороши собой или чем ещё примечательны. Но есть давний порядок – самые знатные семьи Старого Сарпаля должны отправлять своих дочерей во дворец сатрапа в знак признательности и покорности. От одной семьи по одной дочери. А как она умрёт, на её место другую девушку из того же рода везут. Наш вот род купеческий ничем для сатрапа не примечательный. А сестру Шиама, Арчану, их отец выдал за знатного человека. Ранвир ведь потомок славных воинов. Его предок был военачальником самого Великого Сарпа. Раньше во дворце сатрапа жила племянница Ранвира, но и она от той странной болезни вместе со многими померла. Теперь совет рода решил, что Нита должна занять её место. Вот Ранвир и привёз её в Шамфар. А сейчас они по праву родства гостят у нас и ждут, когда евнухи из дворца призовут Ниту в гарем.
– Бедная девочка, – украдкой глянула я в её сторону и в который раз увидела маску обречённости на хорошеньком личике. – Неужели нельзя избежать этой участи? Неужели обязательно ей ехать в этот дворец?
– Говорят, порой богатые семьи откупаются от гаремной повинности и посылают вместо своих дочерей купленных на невольничьем рынке рабынь, но только если те очень уж хороши и будут радовать сатрапа больше, чем простые девушки. Но Ранвир такую невольницу не сыскал. А ведь как ему жалко свою дочь во дворец посылать. Она сговорена была за другого. Богатый тот человек, знатный. А от евнухов дворцовых большой платы не получить. Да и не увидать потом девушку, если она во дворец переселилась – не выпускают оттуда наложниц даже с матерями родными повидаться. Если попали девушки во дворец, то для своих семей они всё равно, что мертвы. А ещё эта болезнь в гареме ходит. Ох, как бы не вспыхнул там мор с новой силой, когда Ниту евнухи заберут…
Теперь понимаю, откуда эта печаль на лицах матери и дочери. Скоро их разлучат, разлучат навсегда, и что ждёт юную Ниту в блистательном, но чужом и холодном дворце, можно только гадать.
– Знаешь, – перед сном решилась я подойти к девушке, чтобы поддержать её, – в моей стране нет гаремов и наложниц. Но когда сыну правителя наступает пора жениться на одной-единственной девушке, дочери знатных семейств устраивают настоящее сражение за право стать его женой. И их родители им в этом помогают. В былые века бывало, что соперницы строили друг другу козни, подкидывали порочащие письма, пускали дурные слухи, а то и вовсе подсыпали яд в еду. А всё из-за одного единственного мужчины, которого они не знают, не любят, но очень хотят сделать его своим. Обычаи Старого Сарпаля как я вижу совсем другие. Здесь девушкам не надо унижаться, не надо становиться хищницами и терять человеческое достоинство, чтобы завоевать внимание мужчины. Да его и завоёвывать не нужно – он готов облагодетельствовать своим вниманием всех и каждую. Рядом с ним не нужно становиться злодейкой-отравительницей или интриганкой. Рядом с таким мужчиной можно оставаться женщиной.
Да, знаю, корявая речь получилась и совершенно неискренняя, но я не знала, как ещё отвлечь девушку от дурных мыслей и вселить уверенность, что её участь ещё не самая худшая.
– А ты бы хотела жить во дворце сатрапа? – огорошила она меня столь прямолинейным вопросом, что мне пришлось устыдиться и смиренно сказать:
– Когда-то я была невестой сына правителя, но не стала сражаться за него со своей соперницей. Я уступила его ей, потому что… Много было причин. Но я рада, что мне не пришлось опускаться до мелких склок и мышиной возни. И пусть меня теперь за это порицают и ненавидят, но я рада, что не изменила себе и не стала беспринципной охотницей за богатством и комфортом.
Нита выслушала меня, немного помолчала и с той же тоской во взгляде сказала:
– И всё равно ты несчастна.
– Почему? – удивилась я.
– Ты не стала единственной женой своего правителя.
– Поверь, не велика потеря.
– А если бы сам сатрап Сурадж пригласил тебя в свой дворец, ты бы согласилась стать его возлюбленной без боя с другими женщинами?
– Нет, – усмехнулась я, – ваш сатрап мне не нужен.
– Так зачем ты тогда убеждала меня, что он лучше твоего правителя! – внезапно выкрикнула она, а потом рухнула на тахту и разразилась горьким плачем.
Взволнованная мать подбежала к дочери, чтобы пожалеть её и успокоить, а мне пришлось тихонечко отойти прочь, чтобы больше не мозолить измученной девушке глаза. Да, плохая из меня утешительница. Пожалуй, надо быть старосарпалькой, чтобы знать, какими словами найти подход к юной душе и принести ей успокоение.
Поутру я проснулась в женской спальне и увидела лежащую Ниту, что смотрит в потолок и даже не шевелится. Её матери нигде не было, и я попросила дочерей Шиама на всякий случай присмотреть за девушкой, чтобы она ничего с собой не сотворила.
После завтрака, мы со Стианом поблагодарили хозяина дома за приют, а после того, как Шиам вернул мне камеру, мы распрощались и незаметно покинули гостеприимный дом, пока слуги по приказу хозяина ютились на конюшне и в подполе.
В Шамфаре у нас оставалось одно единственное дело – побывать в центре города и сделать несколько снимков скрытой камерой – а после можно смело покидать город и держать путь прямиком в Румелат.
Храм Инмуланы с золочёной крышей-конусом я запечатлела сразу же, как мы оказались на просторной площади, где толпились прихожане и паломники с дарами. Статуи исполинских кошек я тоже не обошла вниманием. А потом настала пора попытать счастье и приблизиться к дворцу сатрапа.
Придворцовая площадь была огорожена от проложенной вдоль неё широкой многолюдной улицы и тщательно охранялась стражами в бордовых одеяниях. Мы со Стианом угодили в настоящий людской поток, что неумолимо теснил нас прочь от площади. Люди так спешили по своим делам, что даже не обращали внимания на моё лишайное одеяние. А я из-за их голов видела лишь колоннаду перед входом во дворец, просторный балкон на втором этаже и лепнину на крыше. Сам дворец больше походил на комплекс из нескольких пристроенных друг к другу зданий и был таким протяжённым и необъятным, что аконийскому королю при виде такого роскошества пришлось бы позеленеть от зависти – его дворец в Фонтелисе выглядит куда скромнее. Жаль, что из-за нахлынувшей толпы мне не сделать ни одного снимка скрытой камерой. Хотя, если подойти ближе к оцеплению охраны и нажать на застёжку с пружиной, может, что-то и выйдет…
Я повела лошадь под уздцы ближе к площади и увидела красные ступени, ведущих к парадному входу во дворец. Пара нажатий, и снимки готовы.
– Ну что, теперь всё? Можем уезжать из города? – спросил Стиан.
Я лишь кивнула, и, держа лошадь под уздцы, направилась вслед за ним к перекрёстной улочке, что должна была увести нас к городским воротам. И мы почти успели отдалиться от придворцовой площади, как вдруг позади нас в толпе забурлило движение, и послышался шум.
Люди разбегались в стороны и в неразберихе толкали меня локтями. Сильный тычок в плечо заставил меня развернуться, и я увидела мчащихся на нас стражей в багровых одеяниях.
– Хватайте! Хватайте лишайную!
В спину снова прилетел толчок – это прохожие начали теснить меня навстречу стражам.
– Имрана! – услышала я позади возглас Стиана.
Не в силах унять страх, я обернулась в надежде отыскать его глазами, но увидела, как толпа теснит его вместе с лошадьми в сторону улочки, с каждым мигом всё больше отдаляя его от меня.
– Имрана! – слышала я сквозь гомон отчаянный крик Стиана, а перед глазами были только злобные лица прохожих, что пихали меня в спину, заставляя семенить навстречу своей погибели.
Человек в бордовом схватил меня за руки и приставил к шее огромный кинжал. Десятки стражей окружили меня плотным кольцом, оградив от взбудораженной толпы, но вскоре пропустили внутрь безбородого мужчину в зелёном кафтане, а вслед за ним и женщину в пёстрых шелках. И это была Арчана.
– Она? – спросил её человек в зелёном.
– Она, – не скрывая самодовольной улыбки, ответила та. – Жемчужина среди камней, алмаз в куче угля. Моей Ните с ней и не сравниться.
– Посмотрим, – кинул безбородый и скомандовал стражам, – во дворец её!
От шеи отпрянуло лезвие, и меня потащили в сторону резиденции сатрапа. И вот тут-то я поняла – зря я утешала накануне несчастную девушку Ниту. Что ей мои слова, когда у неё есть очень предприимчивая мать.
Глава 6
Я лежала на мокром полу в тесной и душной каморке со стянутыми верёвкой за спиной руками и ногами. Всё тело затекло, изнывало от нестерпимой боли, что хотелось выть. А ещё кричать, звать на помощь и угрожать всеми карами моим пленителям. Вот только для них мои угрозы – пустой звук. А тот, кто бы желал меня спасти, слишком далёк и слишком беспомощен перед гвардией самого сатрапа Сураджа…
Когда меня волокли через площадь, я ещё пыталась сопротивляться, но благоразумно перестала вырываться из мёртвой хватки стражей, что снова приставили к моему горлу кинжал. Когда меня завели во дворец и сорвали с головы защитный капюшон, я онемела от страха, видя вытянувшиеся лица людей, что пленили меня. Я ждала, что сейчас один из них скажет: "Хватайте тромку, нужно срочно забить её камнями", но услышала от безбородого мужчины, на вид лет сорока, нечто иное:
– Белокожая северная женщина без капли загара и с золотыми волосами. Хм… – задумался он, и подошёл ближе, чтобы заглянуть мне в глаза и долго не отводить пристального взгляда, от которого у меня по спине побежали мурашки. – Золотых волос всё ещё нет в сокровищнице повелителя. Думаю, он будет рад новой жемчужине в своём гареме.
При слове "гарем" меня обуяла дикая паника и я выпалила:
– Если хотите мои светлые волосы, отрезайте их и оставьте себе. Только отпустите меня.
Мужчина в зелёном рассмеялся и сказал:
– Нет, твои волосы усладят взор повелителя только если останутся на твоей голове. А твой стан…
Тут он взмахнул рукой, и человек с кинжалом тут же ухватился за моё мешковатое одеяние и рассёк его одним резким движением от подола до ворота. Я успела только поражённо вскрикнуть, а стражи удивлённо вздохнули, когда увидели камеру на моей груди.
– Коробка с демонами, – шепнули те, что помоложе.
– Камера для шпионажа, – с большим пониманием отреагировали мужчины постарше.
– Я – журналистка, а не шпионка, – вспомнила я выдумку Стиана, которую он скормил Шиаму, когда мы попали к нему в дом. В дом, где я должна была быть в безопасности и где меня подстерегла моя погибель…
Камеру с моей шеи быстро стянул человек в зелёном. Он с интересом покрутил её в руках, а после обратился к притихшей Арчане:
– Откуда ты прознала, что тромская женщина пробралась в Шамфар?
Глаза Арчаны предательски забегали, она опустила голову и произнесла:
– Я увидела её у городских ворот. Подол у неё задрался, когда она лезла на лошадь, а под подолом нога белая-белая.
Наглая лгунья! Мы со Стианом моё одеяние продумали до мелочей. Под жёлтым мешком у меня брюки, а под штаниной длинные гольфы, которые закрывают кожу по икры. Мою светлую кожу разглядеть в городе было невозможно – только в доме Шиана, где я по наивности осмелилась снять накидку.
Так вот в чём дело – Арчана врёт о том, где меня впервые увидела, чтобы не впутывать в эту историю своего брата Шиама. Конечно, она не скажет, что это он укрывал меня в своём доме, иначе она подставит брата под удар. И Стиана тоже…
– Отведите её в купальни и позовите повитуху, – внезапно приказал человек в зелёном прибежавшим в зал слугам, и меня тут же поволокли вглубь дворца.
Всё, чего мне хотелось в тот миг, так это осыпать голову Арчаны проклятиями. И, чтобы они возымели реальную силу, и она навсегда потеряла покой. Но я смолчала. Потому что хотела, чтобы молчала и она – нельзя чтобы женщина рассказала стражам, что в Шамфаре кроме меня есть ещё один северянин. Нельзя, чтобы и Стиана схватили. Может, я и выживу в этом дворце, а вот его при поимке точно обезглавят.
В купальнях служанки под предводительством мерзкой старухи сорвали с меня блузку и брюки с бельём, а после навалились на руки, которыми я пыталась отбиваться, силой развели ноги и устроили позорную процедуру, после которой карга надменно изрекла:
– Ты не девица.
– Конечно, нет, – огрызнулась я. – У меня есть муж.
– Да? И где же он?
– Дома. Ждёт, когда я вернусь из поездки.
– И где же кольцо на безымянном пальце? Я помню, все замужние тромки носили кольца, которые им надевали мужья в день свадьбы.
Проклятье… помолвочное кольцо я для удобства сняла и положила в дорожную сумку, чтобы металл не натирал палец в душном костюме, где руки вмиг покрываются испариной. А сумка осталась у Стиана…
– Да ты просто блудница, – заключила повитуха.
– Да, я блудница, – горячо поддержала я её – Я беспутная женщина и поэтому не подойду вашему правителю.
– Зато на кухню сгодишься полы намывать. Хотя… пусть Сеюм решает, что с тобой делать.
– Кто такой Сеюм? – только и спросила я.
– Старший евнух. Подчиняйся ему, если хочешь выжить во дворце. Тебе здесь придётся несладко, уж поверь мне.
По команде повитухи прислужницы притащили для меня какое-то бесстыдное полупрозрачное тряпьё, которое здесь называлось "изысканным одеянием для услады взора повелителя". Я категорически отказалась надевать это непотребство, но повитуха сказала, что тогда я могу идти к старшему евнуху голой.
Пришлось мне стиснуть зубы и облачиться в вульгарный костюм. Представать перед распорядителем гарема нагишом мне точно не хотелось, но когда прислужницы вывели меня из купален и в соседнем зале меня снова встретил безбородый человек в зелёном одеянии, я ощутила себя абсолютно голой, когда он окинул мой стан долгим изучающим взглядом и глубокомысленно изрёк стоящей рядом Арчане:
– Да, повелитель будет доволен. Твоя находка хорошо сложена. В покоях господина она займёт достойное место на его ложе. А её широкие бёдра позволят родить ей крепких детей.
– Но, господин Сеюм, она не девица, – тут же вставила повитуха.
– Красноголовая Кирти тоже попала во дворец не девицей, хоть и была совсем юна. Эта же золотоволосая женщина уже давно не молода, хоть и свежа, и прелестна. Глупо ожидать от женщины с распутного севера целомудрия. Повелитель и не ждёт, ему нужна её светлая кожа и золотые волосы как у тех заносчивых тромок, что когда-то вместе со своими мужьями смотрели на него свысока, пока он но… – Тут евнух о чём-то задумался и спросил, – Она хоть не носит под сердцем ребёнка?
– Нет, господин Сеюм.
– И то хорошо.
Они обсуждали меня как какую-то породистую кобылицу. И от этого становилось так горько… А ещё меня душил гнев, но я не решалась дать ему волю, пока рядом со старшим евнухом в зелёном одеянии стояла Арчана.
– Господин Сеюм, – обратилась она к нему, – так что же, ты примешь в дар от рода Гулзор эту лазутчицу вместо моей Ниты?
Она с такой надеждой смотрела на него, что даже мне на миг стало жаль безутешную мать. Но евнуху её скорбь явно была непонятна, и потому он сказал:
– Те же видишь, немолода твоя замена, да и не так уж она и чиста. Всем она хуже твоей юной дочери, кроме редкой внешности. Ладно, так и быть, сегодня я пойду тебе навстречу и вместо дочери из рода Гулзор поселю во дворце безродную северянку. Но смотри, если она окажется ни на что негодной и придётся её отправить на кухню, я пошлю гонца с приглашением во дворец для твой дочери.
Тут Арчана глянула на меня с такой злобой, что я вмиг поняла – если скажу хоть слово поперёк и угожу на кухню, она не станет молчать и выдаст властям местонахождение Стиана. Проклятье, и ведь я действительно даже пикнуть теперь не посмею.
– Ну, а когда золотоволосая северянка помрёт, – продолжал старший евнух, – так тем более род Гулзор должен будет прислать ей замену.
– И пускай, – тут же смягчился взор Арчаны. – К тому времени моя Нита станет женой Ашмита из рода Манчу, как и было сговорено. Пусть другие Гулзоры своих дочерей во дворец посылают.
– Тогда молись всем богам, чтобы северянка дожила до дня свадьбы твоей Ниты и Ашмита. А пока можешь идти.
Арчана тут же ему поклонилась, сделала шаг назад, но остановилась и сказала:
– Господин Сеюм, так может, запишешь ты в свою книгу имя новой наложницы и отметишь, что род Гулзор её сюда прислал.
– Отмечу-отмечу, – словно отмахиваясь, сказал он.
– Так чего ж ждать? Отметь сейчас, дел ведь у тебя много, вдруг запамятуешь, и будет у тебя неучтённая наложница во дворце. Начнёшь вызнавать кто она и откуда, а никто и не подскажет. Запиши сразу, что род Гулзор её прислал.
Евнух без всякого удовольствия сдался и послал одного из молодых евнухов в зелёном кафтане за амбарной книгой. Арчана с нескрываемым восторгом взирала, как старший евнух выводит в ней гусиным пером заветные надписи.
– Как тебя зовут, северянка? – внезапно обратился он ко мне.
– Эмеран, – не стала я ничего скрывать.
– Значит, запишем, золотоволосая северянка Имрана… – продолжил он выводить сарпальские закорючки в столбцах длинной таблицы и попутно дал распоряжение молодому евнуху, – Юба, заплати Арчане из рода Гулзор за её старания две тысячи дирхамов и проводи её.
Две тысячи дирхамов… прямо как за невольницу на грязном рынке. Вот и вся моя цена…
– Благодарю, господин Сеюм, – тут же с новой силой раскланялась она перед евнухом, – пусть боги пошлют тебе долгих лет жизни и здравия.
На этом она покинула зал в сопровождении молодого евнуха, и как только двери закрылись, я поняла, что теперь-то можно дать волю чувствам и заявить старшему евнуху Сеюму:
– Не закрывай книгу, господин, ты ещё не дописал моё имя.
Евнух удивлённо поднял глаза и посмотрел на меня, а я не упустила шанса в полный голос заявить о себе.
– Запиши, что стражи сатрапа Сураджа похитили и силой удерживают во дворце Эмеран Бланмартель, маркизу Мартельскую, невесту аконийскго принца Адемара из династии Марильон. А на словах можешь передать своему повелителю, что если сегодня же меня не выпустят из этого дворца, через неделю весь флот Аконийского королевства будет стоять в портах Старого Сарпаля и поливать огнём города. И ещё ракетами. Хотя, ты ведь даже не знаешь, что это такое. Но скоро узнаешь, если сейчас же не дашь распоряжение стражам вернуть мне мою одежду и выпустить из дворца.
Да, я непростительно дерзко блефовала и откровенно врала, но лишь с одним расчётом – Стиан как-то говорил мне, что новости с северного континента после разрыва официальных контактов между странами долго доходят до Старого Сарпаля. Раз уж у Шиама в доме есть мой чахучанский альбом, то и во дворце сатрапа он может быть. А может, ещё и наша с Леоном книга о Сахирдине. А может, ещё и тромские газеты полугодовой давности, где писали о моём якобы романе с Адемаром. Лучше бы эти газеты и вправду тут были, иначе мне нечем отвоевать свою свободу.
– Знаешь что, Имрана из Блантеля, – отложив книгу, сказал старший евнух, – ты говоришь такие странные вещи, произносишь такие странные слова. Может, ты больна? Наверное, тебе надо немного полечиться. И подумать о своём будущем. И о дерзком поведении. И слишком остром языке. Махар, Эбо, уведите её в Комнату Раздумий. И заприте хорошенько. И не выпускайте, пока её разум не исцелится от наглости и надменности.
И меня снова схватили, чтобы поволочь из одного зала в другой. А мне оставалось только извиваться и кричать во весь голос:
– Я известный фотограф! Я снимала Чахучан, снимала Сахирдин! Все знают Эмеран Бланмартель, маркизу Мартельскую! Принц Адемар будет меня искать! Он не простит вам этого! Он вас всех накажет! Всех!
После столь искромётных речей я и оказалась в тесной коморке с мокрым полом и затхлым воздухом. За попытки сопротивляться, меня и связали, а сама я лежала с заведёнными за спину руками и ногами и поскуливала от невыносимой боли. Даже не знаю, что болело больше – душа или тело.
Мне стало до слёз обидно: лежу как скотина в хлеву, жду, когда меня поведут на убой, а сама даже сделать ничего не могу. Не о таком путешествии по Восточному Сарпалю я мечтала… Лучше умереть, чем жить вот так – рабыней для плотских утех, куклой для отработки юношеских комплексов, живым инкубатором, красивой вещью, которую можно выбросить, когда она испортится.
Иризи, бедная Иризи, как же она страдала во дворце сахирдинского визиря. Теперь и меня постигла её участь. Вот только никто меня своей служанкой не сделает и из дворца не увезёт. Мне теперь ни за что отсюда не выбраться. Как и говорила жена Шиама: всякая девушка, что попадёт в гарем сатрапа, на деле умирает для своей семьи, ведь больше они никогда её не увидят. А я не увижу Стиана…
Наверное, ему сейчас ещё хуже, чем мне. Он мечется, думает, как меня спасти, корит себя, что не уберёг меня, что зря привёл в дом Шиама. Даже не представляю, что у него сейчас творится на душе. Знаю только, что он точно не опустит руки. Наверное, сейчас он благоразумно покинул город и уже на пути к побережью. Если он как можно скорее доберётся до Флесмера и сообщит властям о моём похищении, я ещё могу надеться на то, что участь сатраповой наложницы обойдёт меня стороной. А если не успеет…
Да что я вообще тешу себя пустыми надеждами? Никто меня не спасёт. Старосарпальцы давно оборвали все дипломатические связи с тромцами, так что ни послы, ни сам император не выторгуют у него мою свободу. А аконийские власти и вовсе не станут за меня вступаться. Адемар только посмеётся, когда узнает, что я угодила в лапы южного князька и стала обыкновенной рабыней для постельных утех. Ох, он будет очень рад этой новости, наверняка, будет руки потирать и приговаривать: а могла бы быть королевой, если бы вела себя хорошо и не бросила меня.
От воспоминаний об Адемаре и его гнусной, самодовольной улыбочки внутри меня закипела тихая ярость. Нет, я не дам ему повода даже в мыслях насмехаться надо мной. Я отсюда выберусь – из этой коморки, из этого дворца, из этой сатрапии – живой или мёртвой. Но я точно не стану чужой рабыней. Я – живой человек, а не вещь без души, которой можно пользоваться, как заблагорассудится. Но если я стану вещью по воле сатрапа, то лучше смерть и освобождение души, чем унизительное существование плоти.
Только бы Стиан смог смириться, что навсегда потерял меня. Нельзя, чтобы до конца своих дней он винил себя в моём похищении. Нельзя, чтобы вся его жизнь стала нескончаемым страданием, приправленным чувством вины. Он ведь фольклорист, он же знает, что там, за чертой жизни и смерти, души не умирают, а продолжают существовать. В Пустоши Безмолвия или ещё где, но мы с ним обязательно встретимся. И будем вместе. Навсегда. Потому что только в запредельном мире никто уже не сможет нас разлучить.
– Эй, Имрана из Блантеля? – вдруг раздался голос за дверью. – Тебе уже лучше? Чувствуешь, что болезнь высокомерия тебя покинула? Готова освободиться от пут, позволить служанке тебя отмыть и причесать, а потом заночевать на мягкой тахте в прохладной комнате?
Я услышала, как засовы на двери открываются и поспешила перевернуться на бок, чтобы увидеть своего визитёра. Им оказался старший евнух Сеюм. Он смотрел на меня сверху вниз, а в его глазах играли смешинки, и губы растянулись в самодовольной усмешке.
